Текст книги "Заветное желание"

Гостья из будущего
По мотивам реальных событий

Больничный коридор пропах лекарствами. От бесконечно снующих туда-сюда людей рябило в глазах. А может, не от этого? Может, просто становилось дурно от тысячи советов, звучащих со всех сторон, и главное, от собственной, кажется, совершенно безнадежной нерешительности. Вчера Аля заходила к матери: ждала, что мама скажет что-то особенное, как в детстве, и это разом развеет все ее сомнения, словно яркий луч, растворяющий даже самую густую темноту. Но она почему-то говорила как все, даже слова ничем не отличались от тех, которые произносили подруги:

– Алечка, да здесь же не о чем думать! Ведь у вас с Вадимом уже есть двое сыновей.

– Но ведь Славику только десять, он мечтает о братике или сестричке…

– Зато Тимур без пяти минут выпускник! Нужно подумать о дальнейшей учебе, сама знаешь, студенту без помощи родителей живется нелегко. Да и Славушке необходимо хорошее питание, лечение, ведь он у нас аллергик. Собственными руками хочешь разрушить будущее своих детей?

– Вот думаю об этом всю неделю, просто голова кругом идет.

– Потому и кружится голова, что тебе давно не восемнадцать! Разве в таком возрасте можно родить здорового ребенка? – мама ухватилась за новый аргумент.

Алевтина отлично понимала, что роды в сорок лет вряд ли будут легкими. В последнее время частенько поднималось давление, сердце давало о себе знать. Страшно оставить детей сиротами. Об обещанном повышении на работе вообще можно забыть – декрет все перечеркнет. С насмешками и непониманием знакомых она бы еще как-то смирилась, но больнее всего ударил муж:

– Ты что, с ума сошла, зачем нам третий ребенок? Я и так света белого не вижу, чтобы вас прокормить!

– Вадик, говорят, дал Бог ребенка – даст и на ребенка. Будет нам утешение в старости.

– Да какое там утешение, проблемы одни! Бабьих басен наслушалась! Значит так: если не сделаешь аборт, я от тебя уйду. Ведь я, как отец, тоже имею право решать, верно?

Аля поспешно вышла из комнаты. И не только от обиды: ей хотелось скрыть набежавшие слезы. Разве она заслужила такое обращение после стольких лет семейной жизни? Вероятно, у него кто-то есть. Мучили тягостные подозрения. Теперь она точно знала: жизни, зародившейся у нее под сердцем, суждено угаснуть, так и не начавшись. Весь мир подписал ей приговор. Да и какой она будет, эта жизнь, в нищете, без отца, с пожилой больной матерью? Муж прав. Прав, но почему душа так нестерпимо болит? Наверное, это неродившийся младенец умолял позволить ему увидеть солнышко… Нет, я не могу позволить. Ради него же самого. Надо постараться стать такой же рассудительной, как Вадим. Может быть, он и охладел ко мне потому, что его раздражает моя излишняя сентиментальность?

Врач выписывала направление на аборт, мельком взглянув на немолодую, но очень симпатичную пациентку. Густые черные волосы подстрижены под каре, пытливый взгляд темных, чуть раскосых глаз, широкие скулы – в ее лице есть что-то восточное. Одета скромно, но со вкусом: невысокий каблук, длинное темно-фиолетовое платье. Такая приличная женщина, мать двоих детей, конечно, зачем ей лишние заботы? Врач не задавала ненужных вопросов. У нее, как и у всех, не было сомнений.

И вот сейчас, стоя в коридоре, Алевтина нервно вертела в руках направление. На оборотной стороне бланка мелькнули строчки, напечатанные большим шрифтом:

 
Отпусти секиру, мама, не руби.
Мое крохотное тельце не губи.
Я – дыханье, я – пушинка, я – роса,
Я – твоя улыбка и глаза.
Дай мне жизнь, и я всегда с тобой.
Седину твою поглажу в час ночной.
На твои страданья, мама, отзовусь,
Я – Данилкой, я – Наташенькой зовусь…[1]1
  Автор стиха неизвестен.


[Закрыть]
 

К горлу подступил ком. Но она, собравшись с силами, все же сделала несколько шагов к указанному кабинету.

– Куда вы, разве не видите – здесь очередь! – остановил ее громкий, резкий голос, принадлежавший разукрашенной девчонке. Кажется, она прибавила к своему замечанию не одну нецензурную фразу, потому что женщины постарше недовольно зашикали на нее. В другое время Аля обязательно отчитала бы грубиянку, но сейчас ее сковало тупое безразличие.

Очередь действительно была немаленькая: и такие женщины, как она, пара смущенных подростков в сопровождении разгневанных матерей, и молодые, ухоженные девушки. Многие беззаботно о чем-то болтали, наверное, у них на душе было не так тяжело. Аля закрыла глаза. Ей представилось целое море колышущихся огоньков, трепетным мерцанием озаряющих таинственный небосвод. Резкий порыв ветра. Они гибнут – гаснут один за другим, и неба становится все меньше и меньше, легкая голубая дымка потихоньку рассеивается, меркнет. Тьма. Аля с детства боялась темноты.

– Вам нехорошо? – заботливо спросила молоденькая медсестричка, выглянув из кабинета.

– Нет, спасибо, все в порядке. Просто у меня нет времени. Я приду завтра.

Женщина соврала – время у нее было. Но не было терпения, чтобы провести это время в длинной очереди, – ждать и думать, думать и ждать. Лучше завтра прийти пораньше и быть первой. Прием быстро закончится, а потом главное – стараться ни о чем не вспоминать. Выпить успокоительное, немножечко поспать. А с пробуждением все покажется далеким и чужим, как будто это было не со мной.

Оставив ужин на столе, Аля не стала встречать мужа с работы. Пускай поймет, что ей тоже нелегко, нечего быть с ней таким жестоким. Авось образумится, прощения попросит. Характер у Вадика вспыльчивый, грубоватый, но при этом отходчивый, незлопамятный. Женщина боялась, что не сможет уснуть. День, проведенный в нервной обстановке, хоть чем-то оказался полезен – стоило сомкнуть веки, и она стала медленно погружаться в какую-то черную пропасть… Вдруг рядом забрезжил свет. Лучи проникали из окна спальни и, пронизывая цветную тюль, приобретали причудливые оттенки. Так быстро наступило утро? Алевтина заметила – в комнате она не одна. Маленькая кареглазая девочка лет четырех стала на цыпочки, чтобы дотянуться до стоящего в серванте витого хрустального цветка, покрытого мириадами разноцветных искорок. Але его подарил Вадим незадолго до свадьбы.

Малышка была такая красивая! Крохотные ямочки на пухленьких розовых щечках, слегка надутые губки-вишенки. А растрепанные белокурые волосики забавно завивались колечками. Кружевное бежевое платьице уже надорвалось – так упорно проказница тянулась к запретной игрушке. Надо бы остановить ее, но ошеломленная женщина замерла затаив дыхание, она боялась спугнуть прекрасное видение. Вот девчушка все-таки зацепила прозрачный лепесток, и хрусталь со звоном рассыпался по полу, словно разбитая радуга. Аля бросилась к ребенку, но… неожиданно проснулась.

Муж раздраженно выругался, задев подвернувшийся под ноги Славкин сноуборд.

– Разбрасывают вещи где попало!

Алевтина не обратила на это никакого внимания, потому что внутри звучала музыка. Она спокойно смотрела в окно и задумчиво улыбалась. На душе было тихо и радостно.

– У нас будет девочка!

Теперь она была уверена в этом. А дочке уж точно никто не помешает родиться! Ведь они с мужем давно мечтали о дочери, но тогда родился Славик.

Вадим, видимо, не расслышал слов жены: раздался сухой кашель, глухо хлопнула дверь. Да его вполне можно понять – полжизни провел в шахте, конечно, несладко ему приходится.

Аля быстро всех убедила, что ждет девочку. Пришлось приврать, что ее предположения подтвердили и в больнице. «Но какая разница, – думала окрыленная женщина, – ведь это все равно окажется правдой!» Известие о девочке действительно примирило мужа с ее решением. Иногда он все же ворчал, но это было так несерьезно, и мать тоже не стала возражать против внучки. Сыновья окружили Алю трогательной заботой, казалось, в доме наконец наступил долгожданный мир.

Несмотря на неотступную боль, сердце роженицы радостно вздрогнуло, отозвавшись на тонкий писк младенца.

– Доченька…

– Нет, – равнодушно произнесла акушерка. – У вас сын.

Из роддома Алевтину забирала мать. Она бесконечно корила глупую дочку, ребенок синел от плача – ему не хватало молока. Аля вошла в квартиру, судорожно прижимая к себе маленький кричащий сверток. Она твердо решила молча стерпеть все, что только ни выпадет на ее долю. Что ж, виновата сама.

Вадим смотрел на нее с укоризной. В старом спортивном костюме, небритый, заспанный после смены, он показался ей таким незнакомым, что она даже отступила назад в безотчетном страхе.

– Здоровый?

– Да, – отозвалась жена, не поднимая глаз.

– И на том спасибо.

Из семьи Вадим, конечно же, не ушел. А этот беспомощный, отчаянно барахтающийся малыш забавно таращился на отца его же собственными серо-зелеными глазами.

* * *

Припорошенные сединой волосы собраны в тугой узелок. В уголках век пляшут «гусиные лапки». Их форма очень напоминает кого-то. Конечно же, эта пожилая женщина в полосатом халатике – Алевтина! Сегодня у нее прекрасное настроение – приехал в гости младший сын Богдан с семьей. Тимур пятый год работает за границей, Славик живет в другом городе. Только фотографии внуков по электронной почте шлют. А ведь Аля по-прежнему любит бумажные фото. Да разве им это объяснишь? Вот Богданчик, слава Богу, рядом, в соседнем районе поселился, частенько они с женой – его рассудительной, спокойной Яной – заглядывают к родителям.

Вадик увез сына на рыбалку, Яночка энергично хлопочет на кухне над пирогом. В комнате светло и уютно, даже немного клонит ко сну. Маленькая Ангелинка, бросив на пол свою растрепанную куклу, уставилась на старый высокий сервант. Что же она там увидела? Точно, хрустальный цветок, вон так и тянется к нему своими ручонками.

– Гелька, не тронь! – окликнула ее бабушка, но было уже поздно.

Мужнин подарок превратился в тысячи разноцветных осколков.

– Ах ты, проказница моя! – Аля прижала испуганную внучку к себе.

И вдруг в памяти вспыхнуло воспоминание. Ведь это уже было! Где?! Когда?!

Двадцать пять лет назад. Во сне. Перед рождением Богдана.

Алевтина еще крепче обняла девочку, она больше не могла сдерживать слезы.

– Крошечка моя, ведь я тогда могла тебя убить… – неслышно шевелились губы.

– Бабушка, не плачь, – маленькие ладошки утирали горячие капли. – Я вырасту и куплю тебе новый цветок.

Во славу Божию

«Вам чем-то помочь?» Люди часто задают этот вопрос и не менее часто на него отвечают. Только не Кристина. Чем можно помочь ей, единственной дочери состоятельного человека? Сама она тоже никому помогать не намерена. Скучное это дело, да и неблагодарное. «Человек, помоги себе сам!» – было ее девизом. То, что ей во всем помогает отец, Тиночке даже в голову не приходило. А что же занимало ее мысли? Последнее время нечто странное. Перестали радовать путешествия, элитные клубы. Тоска. Отдых? С этим словом ассоциируется одно и то же: море, пальмы, невыносимая жара, экзотические блюда и вечно завидующие подруги, несмотря на то что сами в дорогих купальниках. От изысканных вин болит голова и только. Даже экстрим больше не щекочет нервы. Где же она, жизнь?

Тина не хотела никого видеть. Под защитой серой предутренней дымки она заводила свою сверкающую красную «тойоту» и мчалась по дороге, оставляя за собой пылевую бурю. Скорее за город. Туда, где трепещущие поля ослепительны под покровом льна, гречихи, подсолнухов. Там порой не отличить земли от неба. Из глубины колышущихся трав поднимается солнце. Лучи пронзают взволнованную рожь. Ветер пытается обнажить землю – иногда блеснет крохотная звездочка василька, мелькнет мокрый от росы стройный колокольчик. Где-то пронзительно вскрикнет птица. Прямо из-под ног взовьется перепелка. Кристине кажется, что слышен голос солнца или затаившейся травы. Человеческие голоса здесь были бы неуместны. Тишина? Да, настоящая тишина – это не пустое молчание, а мягкое, напоенное дивными звуками умиротворение. Как могут сочетаться тишина и звук? Раньше девушка назвала бы такое заявление глупостью. А оказывается, все возможно.

Не мешал новой гостье и протяжный стон колокола. Он доносился из ближайшей деревушки – до нее километров десять, не видно ни домов, ни церкви. Потому создается впечатление, что звонят где-то высоко, в небесах. Кристина читала Евангелие природы. Возвращаться не хотелось. Но что поделаешь, нужно успеть к завтраку, чтобы не вызывать лишних вопросов. Да и начинает покапывать летний дождик. Неохотно села за руль. Повернула ключ. Машина молчит. Похоже, ей надоело терпеть капризы своей хозяйки. Бесполезные попытки, крики, нервный плач. Оглушительные раскаты грома сопровождали нарастающий ливень. Колеса погружались в вязкое, мокрое месиво, капли глухо барабанили о капот. До городской трассы по зыбкой проселочной дороге около получаса езды. Отчаявшись, Тина беспомощно опустила голову, коснувшись лбом холодного стекла.

Из плотной завесы дождя, словно из ниоткуда, возник человек. Стройный, с безупречными чертами лица, странный, как будто нереальный. Промокшие волосы цвета переспелых колосьев прилипали к загорелому лицу. Взгляд доброжелательный. Одежду скрывал синий непромокаемый плащ.

– Девушка, вам помочь?

Кристина впервые услышала этот вопрос. И сейчас он был таким естественным, неотделимым от полевой свежести и шума дождя.

– Не могу выехать…

Незнакомец занял ее место. Через пять минут вывел автомобиль на другую, сухую, засыпанную щебенкой дорогу, о которой горе-водитель даже не подозревала. Притормозил.

– Ну все, дальше сама доедешь, – обратился на ты, наверное, сам того не замечая.

Тине было неинтересно, кто он. О чем можно говорить с деревенским парнем, не подозревающим, что такое дорадо, лазанья или джакузи? Достала из кошелька крупную купюру. Это лучшая благодарность. Мельком взглянула на себя в зеркальце: платье обрызгано, волосы промокли, тушь потекла, и под узковатыми глазами образовались темные пятна. Красавица, ничего не скажешь! Она бы страшно расстроилась, застань ее в таком виде кто-нибудь из ее знакомых. К счастью, здесь никого нет, лишь этот несчастный пролетарий. Рука, держащая пятьсот евро, повисла в воздухе.

– Не надо. Во славу Божию.

Какие странные слова!

– Подожди! – крикнула ему вслед. – Что значит «во славу Божию»?

– Ты должна поблагодарить Бога за то, что выбралась отсюда.

– Что ты несешь! Каким образом я могу поблагодарить Бога? А вот тебя – могу!

Обычное «спасибо» в ее планы не входило. Для Тины благодарность всегда имела форму, вес, цвет, а главное – стоимость.

– Все очень просто. Ты можешь кому-то помочь, ничего не требуя взамен, и попросить этого человека, чтобы он тоже что-нибудь сделал во славу Божию. И тогда каждый, получивший помощь, прославит Бога, – голос был приятный, бархатный.

– А-а, передать эстафету… Это что-то новое. Ну хорошо, договорились.

Чего-то нового ей как раз катастрофически не хватало.

Кристина думала об этом удивительном случае за обедом в ресторане, хотя еда казалась пресной. «Вот они какие, эти простые парни. В нем есть что-то привлекательное. Никого даже отдаленно похожего на этого чудака я никогда не встречала».

Звон разбитого стекла. Растяпа в белом фартуке застыла в испуге. Вишневое пирожное Кристины расползлось по зеркальному полу.

– Безрукая! – закричала она на официантку.

Та вздрогнула, в широко распахнутых глазах – отчаянье. И вдруг Тину осенило. Нужно сотворить добро! Именно об этом просил ее странный парень, вышедший из пелены дождя.

– Впрочем, ничего страшного, – примирительно буркнула она и протянула провинившейся девчонке те же самые пятьсот евро. – Бери, бери, чего стоишь?

Бедняжка никак не могла понять, что происходит.

– Наверное, ты чем-то расстроена, вот и разбила.

Тина сама удивилась, что так легко нашла для нее оправдание. Официантка взяла деньги дрожащими от волнения руками.

– Во славу Божию, – добавила посетительница. – И ты сделай кому-то что-нибудь хорошее.

Эта девушка не могла затеряться в толпе. По крайней мере, для внимательного взгляда: ведь она плакала. Прическа-мальвинка позволяла ветру играть легкими русыми завитками. Белый сарафанчик немного великоват для своей худенькой обладательницы. Домой торопится официантка Маша. Сквозь слезы поблескивают черные бусинки. Свершилось чудо. Именно такой суммы недоставало, чтобы купить дорогое лекарство для мамы. Вот и пришлось, жертвуя учебой, устроиться в ресторан, хотя она прекрасно знала – столько ей не заработать. Соленые капли упорно катились из глаз. От восхищения. От Божиего внимания к ее ежедневным отчаянным молитвам.

Сидевшая на скамейке соседка-старушка беззвучно шевелила губами, не ответив на ликующее приветствие Маши. На коленях у нее лежала потрепанная книга.

– Здравствуйте! – девушка повторила погромче. – Что вы читаете?

– Молюсь, деточка, молюсь. Да только вижу все хуже и хуже. Вроде и буквы не маленькие, а все никак не разберу. Вышла на солнышко, думала, виднее будет.

Вспомнилось, как богатая дама посоветовала ей помогать людям. Тогда она даже улыбнулась в душе. Чем же может помочь она? А теперь просто очевидно, что прочесть вслух молитвы для соседки будет не менее хорошим делом, чем любая материальная помощь!

– Давайте я прочту.

– Ой, спаси тебя Господь, доченька! Только я ведь встать не могу, прости меня Боженька, ноги болят.

Маша стала читать с указанного места. «Владыко, прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша, имени Твоего ради». Какие удивительные слова! Если бы Господь посетил нас и исцелил немощи моей мамы, простил нам все, в чем мы за всю жизнь провинились! Девушка даже не подозревала, что существуют такие теплые, согревающие душу молитвы.

Старушка достала из сумки маленькую шоколадку.

– Это тебе, доченька, за труды.

– Что вы, не нужно! Отдайте кому-нибудь другому! – запротестовала она. – Во славу Божию! – произнесла чудные, очень понравившиеся ей слова и через минуту уже весело поднималась по лестнице.

Мария чувствовала, что принесла пользу не только бабушке Люсе, но и себе, такое возвышенное настроение заглянуло ей в душу. Она удивлялась этому.

В воскресенье баба Люся, обычно проводившая церковную службу не вставая со скамейки, громко стучала палкой, пробираясь сквозь плотную толпу прихожан. Искала кого-то. Моргала подслеповатыми глазами, поминутно просила прощения у людей, которым наступала на ноги. «Что-то детей поблизости не видно. Кого бы угостить шоколадкой? Нужно обязательно угостить в благодарность за то, что Господь вчера послал мне такую добрую девушку Марию!»

Впереди стоял высокий молодой человек. Идти дальше не было сил.

– Возьми, милок, скушай за Мариино здоровьице, – сунула ему в карман бабушка.

Парень оглянулся. Не стал догонять старушку, которой дежурный уже помогал благополучно добраться до скамейки.

А Кристина потеряла остатки своего спокойствия. Всюду мерещился ей светловолосый красавец, выходящий из омытого свежими потоками колосящегося поля. «Сглазил, что ли? – подумала она, хотя раньше никогда не была суеверной. – Надо бы в церковь сходить». Единственный раз она была в храме в младенчестве, на собственном крещении.

Выйдя из машины, она подняла восхищенные глаза к голубым с золотыми прожилками куполам. Высокие стены собора украшали огромные витражи, пронизанные солнечным светом: возвышались величественные святые в епископских мантиях, юные великомученики, красавицы-девы в царских одеяниях. Словно далекий отблеск небесной славы тех, кто угодил Богу, их немеркнущих добродетелей тихо коснулся земли.

По ступенькам спускался молодой человек. Кристина в испуге сделала несколько шагов назад. Это он! Только на этот раз таинственный незнакомец выходил не из дождевого облака, а из океана света.

– Это тебе, – сказал с улыбкой, протягивая растерянной девушке шоколадку.

– Во славу Божию? – робко спросила Тина, взглянув на него по-детски удивленными глазами.

Если бы я была художницей, обязательно отобразила бы на холсте бескрайнее, не раз воспетое в народных песнях напоенное дождями поле. Ромашки и васильки, одуванчики и ковыль-трава, щедрая россыпь фиалок – все залито золотом. По полю, взявшись за руки, идут парень и девушка – стройные, высокие. У обоих светлые волосы. Больше ничего не разглядеть. Изящные силуэты исчезают, словно уходя прямо в ослепительный диск солнца.

Кто это? Спроси́те у жителей соседней деревушки. Который год у них не сходит с уст история, как сельский учитель Семен взял в жены девушку из богатой семьи. Ясное дело, родители сначала не соглашались, да потом все же уступили своей любимице. Приданое дали немалое. Только молодые в город переезжать не стали. Живут в Семеновом домике-срубе, труда не чураются. Добра творят много. Никакой благодарности от людей не ждут. Говорят, во славу Божию.