Текст книги "Низвергающий в бездну"

ГЛАВА 15
О том, что красота – страшная сила

Стикур волоком дотащил Дира до одного из темных залов, расположенных глубоко в подземелье, и уселся рядом, переводя дыхание. Маг за это время так и не пришел в себя, только периодически стонал. Стик догадывался, что не обошлось без сильного магического вмешательства. Так же примерно маг себя чувствовал, когда переоценивал свои магические силы и творил слишком мощное заклинание. Подобные обмороки случались с ним и раньше, но никогда не длились так долго. Стик не мог сказать, что является причиной подобного состояния мага: его собственное переутомление или чье-то стороннее вмешательство. Что делать дальше, он тоже не знал. Герцог понимал, что до Темного леса мага ему не дотащить, а в катакомбах оставаться было опасно. «Хотя, – подумал Эскорит, – вряд ли Сарт с Хакисой станут за нами гоняться. Они, скорее всего, кинут все силы на поимку Дерри и Анет. Надо быстрее приводить Дира в себя и догонять их. Им наверняка потребуется помощь».

Стик устало вздохнул и уложил тело Дирона поудобнее. Он никак не мог решить, что предпринять. То ли оставить мага одного и наведаться в Темный лес и постараться добыть немного еды и воды, то ли сидеть с Диром до тех пор, пока он не придет в себя. Стикур осторожно похлопал друга по щекам, но тот остался лежать неподвижно. Дир не раз говорил ему, как выводить магов из подобного состояния. У него в сумке всегда лежала склянка с необходимым снадобьем, но и сумка мага, и само снадобье остались в замке леди Эльвиры. После того как Дик и Анет уничтожили в подземелье темных гномов, маг достаточно быстро пришел в себя. Сам Стикур не разбирался ни в магии, ни в ее последствиях и помочь другу не мог. Оставалась надежда на то, что, может быть, удастся найти кого-нибудь из магов. Рядом попискивал Зюзюка, прыгая около неподвижного тела. С тех пор как Анет приказала гхырху сопровождать Стикура, зверек не отходил от него ни на шаг. То тут, то там мелькала его грустная и обиженная мордочка. Он явно тосковал по своей хозяйке, но тем не менее даже не пытался нарушить приказ девушки, прекрасно понимая, что Стику он нужнее. А с тех пор как они нашли мага, Зюзюка погрустнел окончательно, даже перестал выпрашивать еду.

– Вот что, зверь, – сказал Стик, наконец принявший решение. – Я сейчас отправлюсь в Темный лес и постараюсь найти какую-нибудь еду, а если повезет, то и помощь, а ты останешься здесь и будешь сторожить Дира.

Зюзюка обиженно завопил, но герцог был непреклонен. Гхырх шипел и смешно подпрыгивал на толстых кенгурячьих лапках, выражая свое неудовольствие. Но тут Дирон тихо застонал, и зверек, как заботливая нянька, подскочил к нему, тихонечко попискивая и помахивая своими Перепончатыми крылышками. Стикур облегченно вздохнул. Одна проблема отпала. Дира можно было оставлять без опаски. Лучшей охраны, чем взволнованный гхырх, не найти. Эскорит не завидовал тем, кому придет мысль сунуться в эту пещеру. Зюзюка, пожалуй, даже лучше, чем он сам, справится с обязанностями охранника.

Анет проснулась рано. Огромный солнечный диск только показался над горизонтом, а ночная прохлада еще не уступила место полуденной жаре. Лес потихоньку пробуждался ото сна. Начинали лениво чирикать птички, мимо пролетела, задорно жужжа, огромная полосатая пчела. «Наверное, спешит собирать мед», – лениво подумала девушка и потянулась всем телом. Дерри все еще спал, и Анет не стала его будить. Она бесшумно подошла к потухшему за ночь костру, накидала в него собранных здесь же рядом веток и разожгла огонь. Со вчерашнего вечера еще остались кусочки недоеденной зайчатины, насаженные на тонкие прутики. Поджидая, пока будут готовы угли для мяса, Анет села на траву и задумалась. Ее беспокоило, как они проникнут в город. Если перед воротами выставлена охрана, то шансы равны нулю. Уж больно они с Дерри приметная пара: он ксари, а, судя по реакции Каллариона, их единицы, а она ярко выраженная блондинка, да еще и с браслетом, который служит очень уж заметной приметой. Тем более ни снять, ни спрятать его она не может. Анет вздохнула и уставилась на свое украшение, которое за последние недели успела возненавидеть. Раньше, на Земле, Анет постоянно любовалась этим массивным древним браслетом, а на Арм-Дамаше как-то сразу охладела к нему и перестала замечать. За последние дни она даже забыла про привычную тяжесть в руке. Сейчас, глядя на него, девушка не сразу поняла, что в нем изменилось, и вдруг чуть не заорала от ужаса. Но, вспомнив, что Лайтнинг еще спит, решила воздержаться от такого бурного проявления чувств. Браслет стал меньше размером. Теперь он очень плотно сдавливал руку, уходя под кожу. Серебряные листочки уже почти скрылись, а мерцающие кругленькие аметисты торчали небольшими бугорочками и казались вживленными в руку. Странно, что девушка не заметила этого раньше. Самое главное, никаких болевых ощущений она не испытывала. Нет, несколько дней назад ей на какое-то время показалось, что браслет стал маловат, но потом это ощущение прошло.

Анет испуганно смотрела на свою руку и не решалась даже позвать Дерри. «Наплевать, – подумала она, – может быть, само рассосется». По непонятной причине ей не хотелось делиться своим открытием ни с кем, даже с Лайтнингом. Девушка пониже опустила полупрозрачный рукав, стараясь прикрыть браслет, и вернулась к прежним мыслям: «Ну не через забор же в город лезть? Если идти через ворота, то Дерри схватят сразу же, не думаю, что у них через пост проходит по десятку ксари в день. А меня тормознут за компанию. Мои светлые волосы в данной ситуации чуть менее заметны, чем глаза Дерри, а если к волосам еще добавить неснимающийся браслет, то тут даже самым тупым охранникам станет все ясно».

– Должен же быть какой-то разумный выход? – пробормотала девушка и уставилась на пламя костра.

Мысли крутились в голове веселым разноцветным калейдоскопом. Мозг услужливо давал всевозможные подсказки, но Анет не могла ухватить ни одну из них. Она чувствовала, что выход из создавшейся ситуации где-то совсем рядом, но вот где? Когда голова у Анет разболелась и она была готова бросить бесполезные размышления, свалив решение проблемы на Дерри, неожиданно ей в голову пришла одна весьма неплохая идея. Девушка даже подпрыгнула от переполнявших ее эмоций.

– Дерри! – закричала она. – Просыпайся скорее, я придумала, как нам попасть в город.

Лайтнинг подскочил и уставился сонными глазами на девушку. Несмотря на то что он уже сидел, было видно, проснется он не скоро. В его фиолетовых глазах стоял непонятный туман. Выражение лица было на удивление глупым. Дерри попытался сфокусировать взгляд на Анет, потряс головой и хриплым спросонья голосом спросил:

– Что ты сказала? Что-то я ничего не понял. Сейчас я приду в себя, и ты повторишь свои слова снова.

– Я придумала, как нам попасть в город, – еще раз послушно повторила Анет и посмотрела на Дерри. Его лицо приобрело вполне осмысленное выражение, и девушка продолжила: – Понимаешь, они ищут блондинку с браслетом и тремя мужчинами, а мы с тобой вдвоем – это уже некомплект. Еще представь, что в город войдет, например, темноволосая девушка в сопровождении снежного барса. Это у вас как? За норму сойдет? Или девушки здесь в одиночку с дикими зверями не разгуливают.

– Во Влекрианте возможно все, – задумчиво ответил Дерри, – в твоей идее, безусловно, что-то есть. Вряд ли девушка с диким зверем вызовет в городе большой ажиотаж. Многие охотники находят в лесу детенышей диких животных и воспитывают их. Почему бы и нет. Твой отец вполне может быть либо охотником, либо торговцем, который подарил своей любимой дочурке красивую игрушку. Я думаю, мы что-нибудь придумаем. Здесь недалеко есть деревня, в которой я могу найти для тебя подходящую одежду, а насчет волос… жаль, что тебе придется сменить их цвет, но это на самом деле наилучшее решение. Пока я хожу за одеждой, ты поброди здесь в округе и поищи такие маленькие красненькие цветочки, да вон они растут. – Дерри показал рукой на небольшую полянку. – Это дьявольские слезы. Сок этих цветочков – лучший природный краситель. Недели на три устойчивый черный цвет волос обеспечен.

Анет грустно кивнула. До нее с опозданием дошло, на какой шаг она решилась. «Черные волосы! – с ужасом подумала она и тихо застонала. – Все. Это конец. Дерри мне точно никогда не светит!». Как только девушка представила себя в образе «цыганки Розы», ей захотелось плакать. Конечно, Дерри-то что? Да он, перекрасься она хоть в зеленый цвет, все равно ничего не заметит. Ему-то что, он ничего не теряет. Его бы покрасить в черный. Интересно, как бы он запел?

– Давай уж иди в деревню, – раздраженно буркнула Анет Лайтнингу, – и не забудь какую-нибудь мисочку, в которой краску можно будет размешать. И возвращайся скорее, пока я не передумала. Кстати, денег у нас нет, – грустно добавила она и тут же уточнила: – Денег нет, но я вся обвешана золотом. Один пояс чего стоит. Хочешь, я отломаю от него застежечку?

– Насчет пояса ты правильно подметила. Нам его хватит и на еду, и на проживание в хорошей гостинице, и чтобы добыть необходимые сведения. Сейчас мне ничего не надо. Я думаю, что в деревне лучше не светиться и взять все вещи втайне. Не исключено, что за деревней тоже ведется наблюдение. Самым лучшим вариантом будет, если меня там вообще не заметят.

– Как не заметят? – удивилась девушка. – Ты что, одежду не будешь покупать?

Дерри закатил глаза, удивляясь наивности своей спутницы, и попытался разъяснить ситуацию популярным языком:

– Нет, Анет, я ничего покупать не буду. Я осторожненько проберусь в деревню, не привлекая к себе внимания. Где-нибудь с веревок утащу подходящую для тебя одежду, найду пару мисок, немного еды и незаметно вернусь обратно. Если повезет, то вообще ни единая душа меня не заметит.

– Как? – еще больше удивилась Анет. – Ты будешь воровать? Но это же отвратительно! Как ты можешь? Там же живут наверняка бедные люди, а ты заберешь у них самое необходимое.

– Не драматизируй, – резко одернул Дерри. – Ты прекрасно знаешь, кто я и чем занимался раньше.

– Да, но ты же не брал ничего у бедных, – уперлась девушка. – А богатых грабить – это иногда только на пользу обществу.

– Знаешь, на пользу обществу я никогда и никого не грабил. Пусть твое любимое общество само о себе заботится. Я пополнял только свой карман. И бедных я не грабил, руководствуясь не морально-этическими нормами, а прозой жизни. Гораздо выгоднее обчистить какого-нибудь магната, чем деревенского жителя, – завелся Дерри. – А сейчас так получилось, что мне понадобилось кое-что именно в этой деревне, и я возьму все, что сочту нужным. С твоим мнением в данном вопросе я считаться не намерен, потому что ты сама не понимаешь, чего от меня требуешь. Я не вправе ставить под угрозу наши жизни и успех всей операции в целом только потому, что ты считаешь, что я поступаю нечестно. Все ясно?

Из глаз Анет от обиды брызнули слезы, и она отвернулась, бросив вслед уходящему Дерри слова:

– Ты подлец, сволочь и негодяй!

Девушка уселась к костру и разревелась, с грустью отмечая про себя, что слезы входят у нее в привычку. А что делать, если это единственный доступный способ снять напряжение. «Напиться бы! – с тоской подумала она, вообще-то равнодушная к спиртному. – Это все Дерри, сволочь. Довел меня до состояния мандража своими привычками. Ну не выходит из него принц на белом коне. И коня потеряли, и принц фальшивый оказался. Да что я к нему привязалась? Что, мужиков, можно подумать, вокруг мало? Бери любого, – отругала себя Анет и, отправляясь собирать цветочки, мрачным голосом добавила: – Вот в черный цвет покрашусь, так вообще отбоя от кавалеров не будет».

Цветы росли на небольшой полянке недалеко от костра, и Анет с несчастным видом поперлась их собирать. Настроение было не просто дурное, а прямо отвратительное. Даже прекрасная природа Арм-Дамаша сегодня не радовала глаз. Солнце казалось чересчур жарким, воздух сухим и пыльным, а растительность слишком уж яркой и неприятной. Анет беспокоили две вещи: предстоящая смена имиджа и ссора с Дерри. Даже, скорее всего, так: во-первых, ссора с Дерри, а во-вторых, смена имиджа. «Конечно, Дерри поступает не совсем честно, – думала она, беспощадно обдирая красные головки цветов, – но есть ли у него выбор? Он же пошел за одеждой не для себя и не для своего удовольствия собирался украсть. Так вправе ли осуждать его за подобные действия?» Полчаса рассуждений привели Анет к выводу, что она вообще-то была неправа и, скорее всего, своей критикой обидела Дерри. Собрав вполне приличную охапку цветов, девушка сложила их у костра неровной кучкой и села рядом, прикидывая, как бы попросить у Лайтнинга прощения, когда он придет.

Стик, жмурясь от яркого света, вышел на поляну и уверенным шагом направился в глубь леса. После темных и влажных подземелий он испытывал наслаждение от свежего, наполненного всевозможными запахами воздуха, от шуршащей под ногами травы и весело чирикающих птиц. Погода была просто замечательная. Солнце приятно грело кожу через толстую рубашку. Спину под плотной черной тканью начинало даже жечь, но Стик и не думал раздеваться. После сырости подземелий он получал от горячих лучей настоящее наслаждение.

Лес безмолвствовал, казалось, кроме щебечущих птиц, здесь нет ни одного живого существа. Стикур прислушался, вглядываясь в листву, он все же собирался поймать здесь хоть какую-нибудь животину им на обед, но ничего съедобного не попадалось. Молодой человек обшарил небольшой отрезок леса вдоль и поперек и все же через полчаса бесполезного мотания наткнулся на жирного тетерева, которого благополучно подстрелил, обеспечив себя и Дира едой. Недалеко от входа в пещеру протекал быстрый узкий ручей, в котором Стикур набрал во флягу холодной проточной воды и собрался возвращаться к магу, когда справа от него, в кустах, раздался шорох, и Эскорит сквозь ветки, метрах в пяти от себя, разглядел человеческую фигуру, закутанную в зеленый плащ. Несказанно обрадовавшись такой невероятной удаче, Стик крикнул человеку:

– Прошу прощения, можно вас на минуту?

Мужчина вздрогнул от неожиданности и повернулся, уставившись на него своими огромными кошачьими глазами – это был эльф. Стикур не то чтобы недолюбливал представителей этой расы (все же Дир был полукровкой), просто эльфы очень скрытные и неохотно общаются с кем-либо, кроме своих, а уж рассчитывать на их бескорыстную помощь вообще бессмысленно. Будучи самой древней расой, эльфы считали себя богоизбранными и на всех остальных смотрели с изрядной долей превосходства. Этот представитель эльфийсгого племени при виде Стика не скривил губы в безмолвном презрительном жесте, а приветливо поздоровался, что уже было хорошим знаком.

– Я слушаю тебя, путник. – Голос эльфа звучал, словно веселый горный родник.

Стик подошел к нему поближе и рискнул вкратце обрисовать ситуацию, считая, что даже если вдруг эльф ему откажет, то он от этого ничего не потеряет. Упустить шанс и не попытаться найти человека, который сумеет оказать помощь магу, было нельзя. Тем более эти шансы повышались благодаря тому, что и сам Дир был немного эльфом.

– Я Калларион, – представился эльф, – странствующий охотник, и редко бываю в обществе, а в лесу неприятности встречаются очень часто, поэтому приходится врачевать как себя, так и других, попавших в беду. Где твой друг? Пожалуй, я смогу ему помочь. Насколько я помню, у меня оставалось немного того снадобья, о котором ты говоришь.

Калларион опустил длинноволосую голову над сумкой и, сосредоточенно пыхтя, начал перебирать баночки, бутылочки и мисочки. Наконец он, по-видимому, нашел, что искал, потому что издал какой-то непонятный кряхтящий звук, обозначающий одобрение, и, посмотрев на Стика, произнес:

– Показывай, куда идти, я думаю, мы сможем привести в чувство твоего мага.

Эскорит с необъяснимым чувством тревоги повел странного эльфа к гномьим катакомбам. Стикур не мог объяснить, чем вызвано его беспокойство. То ли личной неприязнью к снобам эльфам, то ли определенной долей настороженности по отношению к этому представителю древней расы. Слишком уж Калларион отличался от своих сородичей. Да и кто это видел эльфа, добровольно покинувшего свои леса? «А если не добровольно? – мелькнула в голове Стика бешеная мысль. – А что, если Калларион – тот самый темный эльф-изгнанник, о котором сложены легенды?» – подумал Эскорит, и его пробрал холод.

Много веков назад в одном из семи эльфийских домов (Стик точно не помнил в каком) разразился страшный скандал. Молодой, подающий надежды принц был объявлен вне закона и с позором изгнан из эльфийского леса Д'Ларвина. С проклятым эльфом ушли лишь несколько его верных слуг.

Сути конфликта не знал никто, кроме эльфийского владыки и его подданных. За что был изгнан один из наиболее вероятных претендентов на эльфийский престол, так и осталось для остального мира загадкой. Было ясно только, что принц совершил что-то воистину ужасное, если его постигло подобное наказание. Эльфы слишком чтят дом, чтобы выслать сородичей из своих владений, а уж тем более принца. Изгнание даже для эльфа-простолюдина – кара, страшнее смертной казни, а для наследного принца это не только потеря связи с родными, но еще вечный позор и уязвленная гордость.

Поговаривали, что принц был изгнан за то, что чрезмерно увлекся магией и перестал видеть разницу между черным и белым колдовством. Он сумел преодолеть свою светлую по природе сущность и обратиться к черной магии, любое проявление которой обычного эльфа мучительно убивало. Эльфы, изначально светлые создания, чувствовали черную магию издалека и старались держаться от нее подальше, потому что рядом с ее носителями эльфийское племя вымирало. Было ли это правдой? Стик слышал легенду об эльфе-изгнаннике всего один раз в какой-то таверне и не придал ей ни малейшего значения. Так, одна из сказок, рассказанных после нескольких кружек хмельного эля. Но к странному эльфу герцог решил присмотреться повнимательнее.

Сам Калларион молча шел следом за Стиком, надвинув капюшон тонкого шерстяного плаща на лоб, практически скрыв свои огромные глаза. Легкая, уверенная походка эльфа, его прямая осанка и даже изящный наклон головы демонстрировали полное спокойствие. Калларион, казалось, не замечал подозрительных взглядов, которые то и дело бросал в его сторону Стик. На спине эльфа висел длинный колчан со стрелами и тонкий, изящно изогнутый резной лук. Лук знатного эльфийского воина, а не охотника-бродяги.

Когда Стикур и Калларион вошли в зал, в котором герцог оставил друга, к ним пушистой розовой молнией метнулся обрадованный Зюзюка. Зверь был доволен, что про него не забыли, но к эльфу отнесся настороженно: внимательно обнюхал его подвижным длинным носом с блестящим черным кончиком и зашипел, прикрывая красными перепончатыми крыльями неподвижного мага.

– Зюзюка, не переживай. Это друг, он поможет нам вылечить Дира.

Гхырх еще раз злобно зашипел, но послушно отодвинулся к стене, недоверчиво сверкая из темноты яркими бусинками маленьких круглых глаз.

– Ничего себе! – удивленно воскликнул Калларион. – Странная у тебя подобралась компания, воин: маг и гхырх. Где ты умудрился подобрать этого никчемного прожорливого зверя?

– Это не я, – махнул рукой Стик, слегка обижаясь в душе на то, что их Зюзюку (ничего не говоря вслух, герцог все же считал гхырха общим) обозвали никчемным существом.

– Неужели такую глупость совершил маг? – не переставал удивляться эльф, не собираясь прекращать своих расспросов.

– Это все Анет, – выдал Стик и замолчал, сообразив, что сболтнул лишнего, но настырный эльф уже ухватился за случайно вылетевшее из уст герцога слово.

– Анет… – протянул он. – Достаточно редкое для наших мест имя. Скажи мне, воин, а эта твоя Анет сейчас случайно не путешествует со светловолосым ксари?

– Откуда… – начал Стикур, и его рука машинально потянулась к висящему на поясе мечу.

– Нет, – занервничал Калларион, – ты не так меня понял! Просто прошлой ночью в лесу у костра я встретился со странной парой. Очаровательную светловолосую девушку коконом обвивала светлая магическая энергия, через которую пыталась пропустить свои тонкие черные нити тьма, но пока безуспешно. То ли девушка невероятно сильная магичка, то ли она находится под защитой какого-то древнего и очень могущественного артефакта. Я склонен считать, что второе мое предположение вернее. По поводу артефакта у меня тоже возникли кое-какие мысли. Девушку сопровождал светловолосый ксари, причем, я бы сказал, ксари не простой. Его тоже окружала аура силы, но не магической, а какой-то иной, представился он как Дерри – юноша с глазами старого циника.

– Откуда ты все знаешь? Кто ты? – Стикур был просто поражен тем, что сказал странный эльф. Более точных характеристик Дерри и Анет нельзя было дать.

– Я тот, о ком ты и подумал. Я ведь сразу насторожил тебя? Да, я эльфийский принц-изгнанник, единственный в природе темный эльф. Не спеши кидаться к оружию, – остановил Стика Калларион. – Я не враг, я просто хочу проверить свои догадки и, если они верны, может быть, предложить свою помощь. Артефакт у девушки – это «Низвергающий в бездну», да?

– Почему я тебе должен что-то говорить? – напрягся Стик. – Ты на стороне зла.

– Это не так, воин. То, что является злом для эльфов, для простых людей имеет нейтральную окраску, а иногда даже радужные оттенки добра. Для эльфов я темный маг, потому что могу делать то, что не может ни один из них, и могу выжить там, где другие погибнут. Да, мне не чужды некоторые темные заклинания, но ведь и твой друг изредка их использует, так? А ведь он тоже эльф, пусть и наполовину.

Стик неохотно кивнул, а Калларион продолжил:

– В своих исследованиях много лет назад я перешагнул границу, запретную для эльфов, превратившись, по сути, в существо другого вида, с совершенно иными возможностями, но в душе я все равно эльф и чту изгнавший меня народ. Они не поняли, что я несу не зло, а свободу выбора. Да, наверное, часть тех, кто бы последовал за мной, превратились бы в настоящих злодеев. Но эта часть была бы мизерной. Таких темных личностей много и среди людей, и гномов, и других рас. Мы же, эльфы, не можем делать свой выбор, мы с рождения – на стороне добра, даже если оно в данный момент не идет во благо, так же как вампиры – на стороне зла. Я хотел дать своему народу свободу выбора, но это не значит, что я встал на сторону зла. Четкой грани между этими понятиями не существует. Ты знаешь, что эльфы даже не могут напасть на противника первыми. Мы можем только защищать свою жизнь или жизнь очень близких людей, и то лишь когда им угрожает прямая опасность. Так что плохого в том, что я теперь могу напасть первым, не дожидаясь, пока противник нанесет удар? Разве это зло? Я хотел сделать лучше, но это дело прошлого, я и сейчас не собираюсь вставать на сторону зла. Я, несмотря ни на что, чту мой народ и понимаю, что при победе Хакисы эльфийская раса очень скоро исчезнет совсем. Мы уже были на грани вымирания в прошлое правление Повелительницы тьмы, нас спасло только наше долголетие. Ты мне веришь? Я на самом деле не враг, и мне не безразлична судьба моего народа. Когда-нибудь я все же надеюсь вернуться, и даже с триумфом. Но для возвращения надо как минимум, чтобы эльфийской расе ничего не угрожало.

Стикур нехотя опустил меч, что-то в словах Каллариона заставило поверить.

– Ладно, – вздохнул Эскорит, приводя в порядок свои мысли. – Ты видел Дерри и Анет, с ними все в порядке?

– Пока да, – сказал эльф. – Они направляются во Влекриант. Вот там у них и могут возникнуть определенные проблемы. Город заполнен вампирами и зомби, которые ищут Хранительницу «Низвергающего» и ее сопровождающих.

Стикур ничего не ответил на слова Каллариона и предпочел перевести тему разговора в другое, более безопасное русло. Он был обескуражен и еще не знал, можно ли доверять эльфу.

– Так что насчет Дира? Ты сможешь ему помочь? – спросил Эскорит.

Эльф, поняв, что разговор на данный момент продолжать бессмысленно, опустился на колени рядом с Диром и начал внимательно осматривать его. Эльф что-то бормотал себе под нос и водил над магом руками.

Эскорит позвал к себе обиженно сидящего в углу у стены гхырха, скормил ему какую-то завалявшуюся в кармане дрянь и, привалившись к стене, закрыл глаза, пытаясь вздремнуть, но сон не шел. Встреча с эльфом не казалась ему случайной. Что-то заставляло Стика думать, что Калларион знает гораздо больше, чем показывает, и его встреча с Дерри и Анет тоже настораживала. Друг он или враг? Ответа на этот вопрос Стик не знал.

Когда Анет посмотрела на свое крашеное отражение в воде, ей захотелось плакать. От ее милой внешности не осталось и следа. С блестящей глади небольшого лестного озера на нее смотрела этакая смесь начинающей женщины-вамп с восточной гаремной красавицей. Черные волосы, долгая дорога и тяжесть возложенной на нее миссии придали лицу язвительное выражение, и все черты обострились. Она тяжело вздохнула и поднялась с травы, поправляя свой мятый красный балахон, местами испачканный черной краской для волос, и отправилась на поляну, где ее ждал Дерри.

Лайтнинг с интересом уставился на появившуюся между деревьями Анет в новом образе и неохотно признался себе, что брюнеткой она стала, пожалуй, еще интереснее. В душе молодой человек тихо надеялся на то, что черный цвет волос испортит кукольную внешность девушки и всякий интерес к ней у него пропадет сам собой, но надежды Дерри не оправдались. Ксари сморщился от отвращения к себе и, кинув девушке одежду для переодевания, отвернулся к костру. Он все еще не простил Анет той ссоры перед его уходом в деревню. Слова девушки задели, так как были правдой. На правду Дерри обычно не обижался, воспринимая ее как неотъемлемую часть жизни, но почему-то его серьезно огорчило отношение к нему Анет. Неужели она и в самом деле считает его беспринципным негодяем и подлецом? Хотя а кто он есть на самом деле? Анет сказала ему только правду, вот это и бесило больше всего. Измениться он уже не мог, слишком часто ему приходилось по долгу службы делать неправильные вещи. Вряд ли когда-нибудь он сможет стать «белым и пушистым», слишком уж велик груз его тяжких грехов. Этот груз намертво приторочен к спине как раз в том месте, где у других растут крылья. И сколько бы добра он ни совершил в будущем, крылья у него не вырастут никогда, просто не пробьются сквозь плотный горб скорби на его спине. Он был и останется на всю жизнь беспринципным негодяем и сволочью. А Анет, как он понял, нужен если не сущий ангел, то, по крайней мере, герой с репутацией освободителя обиженных, обездоленных и прекрасных дам. Он под подобную характеристику не подходил, и доказывать обратное не позволяла гордость. «Не видит она во мне ничего хорошего, – подумал Лайтнинг, – так его и нет. И не будет, а значит, пытаться понравиться девушке не имеет смысла». Дерри решил вырвать с корнем из своего сердца любовь, начинающую прорастать в душе, словно дикий и еще очень слабый цветок. На Анет он старался даже не смотреть, решив поддерживать с ней исключительно деловые отношения.

Девушка чувствовала настроение Дерри и решила не привлекать внимания к своей персоне. В конце концов, обиделся он на нее за дело. Чувствуя за собой вину, Анет старалась вести себя идеально. Она быстро переоделась в длинное серое платье, натянув поверх него не очень новую, затертую жилетку, которая к тому же оказалась ей немного мала, и с сожалением рассталась со своими обалденно красивыми босоножками.

– Я готова, – сказала девушка, заплетая непривычного цвета волосы в косу. Лайтнинг нехотя повернулся и внимательно посмотрел на Анет. На крестьянку девушка явно не тянула. Это платье настолько не соответствовало ее внешности, что казалось не надетым, а приклеенным.

– Надень платок, – недовольно буркнул Дерри, – какая из тебя крестьянка? Тебе только в гареме танцевать, а не кукурузные поля обрабатывать.

– А я что, виновата? – огрызнулась теряющая терпение девушка, наматывая себе на голову непонятного цвета косынку, с тоской отмечая, что дома половая тряпка у нее была новее.

– Все равно не то, – огрызнулся недовольный Лайтнинг, – обрежь платье примерно до пояса, чтобы получилась кофта, и надень штаны. Хорошо, что я их прихватил про запас. Может быть, ты хоть в них будешь смотреться поприличнее.

Анет, едва сдерживаясь, чтобы не сказать в адрес Дерри что-нибудь неприятное, послушно оторвала подол платья (благо такую «шикарную» одежку портить было совершенно не жалко) и надела узкие потертые штаны из мягкой от времени замши, заправив неровный подол импровизированной блузки под широкий кожаный ремень, который ей одолжил Дерри. Последний вариант экипировки Анет Лайтнинга устроил больше всего, и он удовлетворенно кивнул. В штанах и потрепанной рубахе девушка походила на дочь какого-нибудь свободного охотника, которая выросла в лесу и решила пойти по стопам отца. Уверенный и независимый взгляд Анет никак не вязался с одеянием крестьянки, а вот для охотницы подходил как нельзя кстати. Дерри бросил девушке свой меч и кинжал, делая знак, чтобы она прикрепила оружие к поясу. Лайтнингу оно было совершенно не нужно.

Принимая из рук ксари меч, Анет поняла, что если привяжет эту железяку к поясу, то вряд ли сможет сдвинуться с места, но вслух решила ничего не говорить и просто послушно прицепила оружие на перевязь. Сразу же перекосило на левый бок, и Анет с трудом удержала равновесие. Дерри тем временем снял с себя всю одежду, а сам обернулся серебристым барсом. Девушка закинула себе на плечо не столько тяжелый, сколько неудобный мешок, в который Лайтнинг сложил свои вещи, и, тяжело ступая, двинулась вслед за грациозной кошачьей фигурой. Девушка надеялась только на то, что город недалеко.

Она уныло тащилась по пыльной проселочной дороге, Проклиная все на свете. Первый час пути ругалась молча, про себя, но неприлично, второй час поносила всех и вся вслух, но вполне в пристойных выражениях. На исходе же третьего часа пути ее терпение закончилось окончательно, и Анет громко и неприлично ругалась, в основном проклиная Дерри, который, вероятнее всего, специально так рано обернулся животным, чтобы помучить ее и заставить переть тяжести. Лайтнинг услышал много чего интересного про свою скромную персону, причем в ярких и красочных эпитетах. Она не стеснялась в выражениях и пользовалась тем, что в кошачьем обличье ксари ничего не сможет ей ответить. У Анет была одна не очень хорошая привычка: если уж она начинала говорить, то заткнуть ее было невозможно, тем более этого не мог сделать кот, в арсенале которого было только мяуканье и шипение. Дерри сначала тихо злился и вынашивал планы мести, но потом просто перестал обращать внимание на ворчащую Анет, которую раздражало все, начиная с него и заканчивая пыльной дорогой. Видя, что Дерри в данный момент гораздо больше интересуют крупные разноцветные бабочки, перелетающие с цветка на цветок, а не ее высказывания, девушка злилась еще больше.