Текст книги "Невидимое озеро"

Глава 4
Замечательная экскурсия

– Пока, мама! Пока, папа! Увидимся вечером!

На следующее утро Эмиль схватил в охапку пакет с брецелями, надел рюкзак и вышел за дверь «Хлеболюба». Его мама в торговом зале булочной как раз собирала заказ для Вильгельмины Ратундтат, жены главы города Флузенбека и своей лучшей подруги.

– Кора мне рассказала, что он качался… Да-да, серьёзно качался! Здорово, правда? – прошептала Вильгельмина и хихикнула.

Мама Эмиля кивнула, наполняя пакет выпечкой.

– Фантастика! Вот твой хлеб с овсяными хлопьями, Вильгельмина… Пока, Эмиль! До скорого, моё сокровище!

Эмиль застыл, так и держась за позолоченную ручку, похожую на брецель.

– До скорого? Наверное, ты хотела сказать «возвращайся скорее»? – удивлённо спросил он.

Лицо его мамы замерло, будто она попыталась сдержать улыбку.

– Конечно, дорогой. Возвращайся скорее. И удачи в школе! – Она помахала сыну и снова обернулась к подруге. – Ты придёшь на йогу сегодня вечером?

Первым уроком у 4-го «А» было природоведение. Вслед за госпожой Зенгер в класс вошёл господин Унтерберг.

– Вы знаете тему урока: «От зерна до хлеба», – начала учительница. – И сегодня мы займёмся кое-чем очень полезным: отправимся на экскурсию!

Кто-то из детей радостно взвизгнул, но большинство хотело узнать, куда именно они пойдут. И госпожа Зенгер продолжила:

– Сегодня мы вживую увидим, как зерно превращается в хлеб. Поэтому мы отправимся в булочную к родителям Эмиля и посмотрим, что происходит в пекарне. Господин Унтерберг пойдёт с нами и поможет за вами присмотреть.

Эмиль хлопнул себя ладонью по лбу.

– Вот почему мама сказала «до скорого»! Конечно, она знала, что я вернусь совсем скоро, – объяснил он Фьелле, но слова мальчика потерялись в гуле восторженных голосов. Дети мигом построились у дверей, готовые выходить.

В булочной папа Эмиля проводил учеников в зал, где делали выпечку. Мама обслуживала покупателей в магазине. У господина Хансена было прекрасное настроение: он обожал рассказывать о своей страсти – выпечке!

Увы, Эмиль всё это уже не раз видел. Он отлично помнил небольшую мельницу прабабушки Оттилии, которую папа доставал только по особым случаям. Он также знал, из каких ингредиентов делают тесто для хлеба и как работает тестомес, поэтому предпочёл вместе с Йошей, Гарри и ещё парой ребят поиграть в прятки между шкафов, доверху заставленных противнями с хлебом. Когда ребята играли в третий раз, Эмиль увидел господина Унтерберга: он стоял за бочкой с мукой.

– Я тоже играю, – прошептал директор О-О-ОЧЕНЬ взволнованно. – Можно мне? Можно?

Тогда в игру включился и Фьелле. Дети и оба монстра старались двигаться по пекарне максимально незаметно.

– Я хочу есть, – внезапно сказал Гарри, оказавшись возле подноса ароматных свежевыпеченных булочек с корицей. – Можно я попробую одну?

Эмиль бросил взгляд в сторону папы.

– Давайте лучше сначала спросим, – сказал он, но Гарри уже схватил булочку. А господин Унтерберг – целых две!

– Играть в прятки очень весело, – сказал он, откусил булочку и О-О-ОЧЕНЬ громко рассмеялся. – Спрячу её в желудке, и никто ничего не найдёт!

Разумеется, папа Эмиля, Кай-Уве, и госпожа Зенгер тут же заметили, что произошло.

– Чем это вы тут занимаетесь? Ведите себя, пожалуйста, тише! – отругала их учительница. Но господина Унтерберга и учеников было уже не остановить. И их совсем не волновало, что, пока они носятся по пекарне, вокруг рассыпаются пакеты изюма и рушатся стопки форм для выпечки.

Ученикам и господину Унтербергу очень понравилась экскурсия. Им разрешили набить животы свежайшей выпечкой, а затем два часа играть в прятки на Рыночной площади Флузенбека. Именно столько времени понадобилось госпоже Зенгер, чтобы помочь Кай-Уве убраться в пекарне, а потом оплатить всё, что съели дети. Эмиль и Фьелле в конце концов присоединились к ним и помогли с уборкой.

– Мне очень жаль, что так вышло, папа, – сокрушённо сказал Эмиль. – Просто нам было так… весело.

– Да, да, – только и проворчал его отец.

– Ты на меня сердишься? – тихо спросил мальчик.

Кай-Уве сморщил лицо и вскинул покрытые мукой руки.

– Ещё чего! – ответил он, улыбаясь. – Обычные выходки мальчишек. Ну и что, что с вами была пара монстров и куча девчонок? В общем, глупые выходки детей и монстров, поэтому всё в порядке. Но больше так не делайте, ладно?

– Конечно, не будем! – облегчённо выпалил Фьелле, схватил отца Эмиля и сжал его в объятиях так сильно, что тот громко застонал.

По дороге обратно в школу госпожа Зенгер долго молчала. Но перед входом в здание она остановила класс.

– Господин Хансен так старался, – проговорила она. – И чем вы его отблагодарили? Навели беспорядок и съели всё, до чего смогли дотянуться? И ничему не научились. Боюсь, я не смогу оставить в тайне случившееся. Господин Унтерберг, вы меня слышите? Хотя бы вылезьте из бассейна, когда я с вами разговариваю!

Пряча глаза, насквозь мокрый директор вернулся к классу.

– Но, госпожа учитель… – пробормотал он. – Рассказать о случившемся? Это и правда необходимо? Совет школы… хм… я уже давно понял. Такого больше не повторится, обещаю.

Госпожа Зенгер задумчиво помолчала, оглядывая школьный двор. А затем вздохнула.

– Я бы очень хотела забыть об этом, – сказала она. – Но, боюсь, уже слишком поздно.

Эмиль с любопытством огляделся вокруг. К классу с серьёзными лицами подошли мама Гарри и другие родители.

– Госпожа Зенгер! – крикнула сотрудница полиции. – Это же неправда? Всё то, что мы услышали об экскурсии в булочную?

В этот момент из школы выбежал секретарь, господин Ланге-Винд, с телефоном в руке:

– Господин Унтерберг, это вас! Звонят из школьного совета! Говорят, это срочно!

Господин Унтерберг поправил галстук, взял телефон и, понизив голос, удалился в школу.

Эмиль, Фьелле и остальные ученики 4-го «А» вернулись в класс. Большинство из них молчали. Они почёсывали набитые животы и кусали ногти.

– Господин Унтерберг получит выговор? – грустно спросил Фьелле.

Но прежде, чем Эмиль успел ответить, дверь класса распахнулась, и вошла госпожа Зенгер. Она села за учительский стол и окинула взглядом детей. Все тут же замолчали. Когда их учительница смотрела вот так, было ясно: дело плохо.

– Мои дорогие, – начала она, – сегодня утром вы вдоволь порезвились! Я знаю: вам просто хотелось поиграть. И наверняка вы уже достаточно наказаны больными животами! История могла бы показаться смешной, если бы положение не было таким серьёзным.

Ученики слушали затаив дыхание.

– Какое положение? Почему оно серьёзное? – спросил Теодор.

Лицо госпожи Зенгер вытянулось.

– Господин Унтерберг в очень серьёзном положении, – объяснила она. – Телефоны секретаря разрываются! Звонили не только из совета школы, но и многие родители. Дети должны учиться, а не играть! Вот что говорят люди. И уж точно недопустимо, чтобы во время уроков играли учителя, ведь на кону честь школы! Бассейн, игры вместо уроков и отсутствие классных работ давно не нравились некоторым из родителей. Но сегодняшнее утро стало последней каплей. Родители обратились к совету школы и попросили повнимательнее рассмотреть принципы и работу господина Унтерберга.

– Вот это да! – Эмиль почувствовал потягивание в животе, определённо вызванное не съеденной с утра выпечкой. Неужели господина Унтерберга и правда ждёт наказание? Тогда это и их вина тоже?

Эмиль расстроенно взглянул на Фьелле. Его друг выглядел очень озабоченным.

Глава 5
Клубничный пудинг и важный разговор

Когда уроки закончились, коридоры наполнились шумом. Всюду сновали родители. Большая их часть скопилась перед кабинетом директора. Они кричали что-то о неудавшейся экскурсии и о том, что на уроках господина Унтерберга дети слишком много играют и лентяйничают.

– Неслыханно! – возмущалась чья-то мама.

А один папа вторил:

– Раньше такого никогда не случалось. И в кресле директора никогда бы не сидел какой-то розовый ковёр!

Господин Унтерберг стоял среди родителей с напряжённым лицом. Постепенно он всё больше выходил из себя. И становился О-О-ОЧЕНЬ раздражённым.

– И почему вы все злитесь? – внезапно вырвалось у него. – Между прочим, было не так уж плохо!

– Как-как? Неплохо? – застонала мама Гарри. – Я считаю, что кража выпечки – это плохо! И то, что наши дети бездельничают в школе, тоже.

– Но они фсё-таки учатся! – воскликнул господин Унтерберг. – Учатся фажным фещам!

Эмиль растерянно взглянул на Фьелле. Почему господин Унтерберг вдруг начал так странно разговаривать? Родители продолжали ругаться, а Эмиль не хотел дальше это слушать. Мальчик подтолкнул Фьелле к двери на улицу и тихо сказал:

– Давай пойдём домой. А взрослые пусть продолжают ссориться без нас.

Но и за обедом утреннее происшествие стало основной темой для разговоров.

– Слухи о вашей выходке разнеслись по Флузенбеку быстрее, чем о той вылазке Фьелле на крышу школы, – сообщил Кай-Уве. – И большинству жителей города они пришлись не очень-то по душе. Фьелле, хочешь блинчик?

Он положил на тарелку монстра четыре блинчика, а тот высыпал сверху салат из миски. Затем достал из рюкзака пучок петрушки и воткнул его сверху образовавшейся горки еды. Эмиль тоже взял себе блинчик и немного яблочного варенья.

– И что говорят люди? – спросил он.

– Что, скорее всего, монстр не может быть учителем и директором школы, – ответила Антье. – И уж точно если он ведёт себя так, как господин Унтерберг в последние недели. Что думаешь, Фьелле? Что случилось с господином Унтербергом?

Фьелле поспешно проглотил блинчик и уставился на Эмиля и его родителей широко распахнутыми глазами.

– Вы что, не понимаете господина Унтерберга?

– Вообще-то не очень, – призналась мама Эмиля.

– Это эмоции, – объяснил монстр. – Господин Унтерберг впитывает чувства окружающих людей, так же, как и я. И если дети довольны и хотят играть, он становится о-о-очень счастлив и тоже хочет играть. И тогда он уже не может остановиться.

– Но почему ты весь день не играешь и не веселишься в школе, Фьелле? – спросил Эмиль. – У тебя же получается сосредоточиться на учёбе!

Монстр глубоко вдохнул, а затем выдохнул.

– Вдох, выдох… Гаичка… Лазоревка… – ответил он и подмигнул другу. – Мне пришлось долго тренироваться. Мне нравятся люди, и я люблю испытывать их эмоции, как… как и есть петрушку.

Фьелле взял ещё веточку травы и сунул в рот.

– Но господин Унтерберг долгие годы притворялся человеком и подавлял свои чувства монстра. Теперь эмоции вырываются наружу: он О-О-ОЧЕНЬ рад, когда дети играют на перемене, О-О-ОЧЕНЬ расстраивается, если ребёнок разбил колено, о-о-очень сердится, если родители возмущаются, ему становится О-О-ОЧЕНЬ противно при виде заплесневевшего бутерброда. – Фьелле вздрогнул. – Не хотел бы я оказаться на месте господина Унтерберга. Это должно быть хуже, чем три контрольные работы подряд!

– Бедный господин Унтерберг! – сказала Антье. – Может быть, нам с Вильгельминой стоит взять его как-нибудь с собой на йогу. Занятия расслабляют.

– Не уверен, что ему понравится, – буркнул Фьелле.

– Но, я думаю, ты сможешь помочь господину Унтербергу, Фьелле! – сказал вдруг Эмиль. – Как монстр монстру. Согласен?

Эмилю и Фьелле на следующий день не задали домашнее задание, поэтому они играли в саду, пока мальчику не пришло время отправляться на занятия по скрипке.

Тогда монстр вытащил из сарая Хансенов тачку, погрузил в неё лопату, грабли, Эмиля и его скрипку и покатил её к домику госпожи Штрайх. Пока Эмиль занимался музыкой, Фьелле ухаживал за грядками пожилой учительницы.

После урока госпожа Штрайх и Эмиль вышли в сад, где работал Фьелле. Пожилая дама радостно взглянула на клумбу с розами, перед которыми на коленях стоял монстр.

– Розы выглядят великолепно! Спасибо тебе, Фьелле! – воскликнула она и от восторга захлопала в ладоши.

Фьелле О-О-ОЧЕНЬ радостно улыбнулся и вытянул лапы, будто собирался подбросить учительницу музыки в воздух. Но Эмиль поспешно преградил ему дорогу: госпожа Штрайх слишком хрупкая для таких нежностей! И Фьелле подбросил в воздух Эмиля.

– Пожалуйста, госпожа Штрайх, – сказал он, поставив друга обратно на землю. – Я убрал все сорняки и оставил между розами только календулу, яснотку и одуванчики. Так к цветам прилетит больше пчёл.

– И так мои клумбы выглядят ещё красивее, – удовлетворённо добавила госпожа Штрайх. – О, добрый день, Рудольфус!

И учительница помахала своей тростью над головами Эмиля и Фьелле.

Друзья обернулись. Мимо забора шёл господин Унтерберг, и выглядел он не очень счастливым.

– Общешкольное собрание, – пробормотал он. – Уже зафтра. Будут предстафители школьного софета. И зачем фсё это?

Эмиль навострил уши. Что намечается в школе? И почему господин Унтерберг снова странно говорит? Кажется, он неправильно говорит некоторые звуки.

Эмиль заметил, что и Фьелле озабочен. Монстр подошёл к забору и спросил:

– Господин Унтерберг? У вас неприятности в школе? Мне очень жаль… Мы все в этом виноваты.

Лицо директора внезапно посерьёзнело. Он сжал губы и прищурил глаза, по его мохнатой щеке скатилась слеза.

– Неприятности? – простонал он. – Неприятности – это схабо сказано… Никто меня не хюбит… Они думают, монстры опасные и зхые. Они меня ненафидят!

Опираясь на трость, госпожа Штрайх тоже подошла к забору, открыла калитку и подвела плачущего монстра к скамейке.

– Ну-ну, успокойся, Рудольфус, – сказала она твёрдо. – Никто тебя не ненавидит. Мы же твои друзья! – И ласково погладила его по спине.

Эмиль обернулся к Фьелле.

– Ты тоже заметил, что господин Унтерберг неправильно говорит некоторые звуки? – тихо спросил он. – Или у меня просто грязные уши?

Фьелле внимательно осмотрел уши друга.

– Ушной серы нет, – констатировал он и вздохнул. – Боюсь, ты прав. С господином Унтербергом что-то не так.

Эмиль, как раз услышавший, что директор школы обратился к госпоже Штрайх и назвал её «уфажаемой Адехаидой», улыбнулся.

– Звучит, конечно, смешно, – сказал он. – Но это же странно, правда?

Фьелле покачал головой.

– Мне это совсем не нравится, Эмиль, – сказал он и нервно провёл когтями по садовой дорожке, оставив на ней глубокие борозды.

– Эмиль? – позвала госпожа Штрайх. – Эмиль, дорогой мой, ты не мог бы заглянуть в холодильник и проверить, не осталось ли там ещё моего самодельного клубничного пудинга? Он отлично помогает поднять настроение, Рудольфус.

Эмиль бросился в дом и вскоре вернулся с большой миской и четырьмя ложками.

Сначала немного пудинга зачерпнула госпожа Штрайх, а потом все четверо стали есть прямо из миски.

Господин Унтерберг проглатывал огромные порции пудинга и постепенно становился всё веселее.

– Думаю, мне уже хучше, друзья мои, – сказал он. – Этот кхубничный пудинг просто феликолепен!

И директор просиял. Эмиль же задумчиво прикусил губу. Да, после клубничного пудинга настроение господина Унтерберга заметно улучшилось, но от мальчика не ускользнуло, что проблемы с произношением у розового монстра не исчезли.

Глава 6
Нашествие

На следующий день Эмиль и Фьелле узнали, что означало странное бормотание господина Унтерберга. После первой большой перемены госпожа Зенгер отвела учеников 4-го «А» класса в актовый зал, где уже собралась почти вся школа. Лабораторные столы, арены для роботов и столы для игры в настольный футбол, которые здесь недавно установил директор при помощи учеников, исчезли. Вместо них перед сценой выстроились длинные прямые ряды стульев.

По сцене взволнованно прохаживался господин Унтерберг. На стульях возле трибуны сидели господин Ланге-Винд и ещё двое незнакомых Эмилю людей: мужчина в чёрном костюме и худая женщина в очках, напоминавших Эмилю крылья бабочки.

Учеников из 4-го «А» усадили в самом конце зала, так, что Эмиль не видел сцену. Перед ним сидели несколько взрослых, среди которых Эмиль узнал маму Гарри, родителей Селины и ещё несколько мам и пап детей из его класса. Даже глава города господин Ратундтат был здесь!

– Я ничего не вижу, – шепнул Эмиль Фьелле.

И в следующее же мгновение две большие зелёные лапы схватили его, подняли в воздух и усадили на колени.

– Так лучше? – спросил его друг.

– Намного! – улыбнулся Эмиль. Теперь голова мальчика возвышалась над остальными, и сцена лежала перед ним как на ладони. Господин Унтерберг как раз подходил к трибуне. Он, беспокойно осматривая толпу, задержал взгляд на взрослых, которые сидели перед Эмилем и Фьелле.

– Доброе утро! – сказал директор. – Прифетствую фас на сегодняшнем собрании начальной шкохы Фхузенбека, уфажаемые ученики и ученицы, учителя и родитехи.

В зале раздались смешки, и только Эмиль и Фьелле оставались серьёзными. Они не хотели смутить господина Унтерберга ещё сильнее!

Директор откашлялся.

– С особенной радостью мы прифетствуем господина Темпеста и госпожу Финтер из школьного софета. Дафайте для начаха споём гимн нашей шкохы.

Некоторые дети опять рассмеялись, на этот раз громче. Господин Унтерберг взглянул на них, и смешок сорвался и с его губ. Он тут же прикрыл рот лапой, но вокруг глаз директора появились смеющиеся морщинки.

Громкий кашель заставил его вздрогнуть. Это был незнакомый мужчина, который строго смотрел на господина Унтерберга. Директор тут же стал О-О-ОЧЕНЬ серьёзным и скомандовал:

– Фнимание, ученики и ученицы, дафайте споём!

Эмиль обернулся к Фьелле.

– Мне совсем не нравится то, что происходит с господином Унтербергом. Он всё ещё неправильно говорит слова, и, кажется, становится всё хуже и хуже.

– Ты прав, – прошептал его друг. – Боюсь, это как-то связано с его чувствами.

Эмиль собирался что-то спросить, но не успел, потому что все запели гимн школы.

Сначала всё шло хорошо. Господин Унтерберг выглядел довольным и пел вместе со всеми:

– Математика, немецкий… Чтение, музыка и рисование… Пишем и считаем…

Но тут дело дошло до строчки «всё про всё узнаем», и опять вылезла его проблема со звуками:

– Фсё про фсё узнаем.

Многие ученики перестали петь: то ли они так внимательно прислушивались к тому, как пел господин Унтерберг, то ли у них просто перехватило дыхание от смеха. Это усложнило дело, потому что пение учителя теперь стало слышно гораздо отчётливее. Пока оставшиеся певцы выводили «Ла-ла-ла, ла-ла-а», он вторил им своим «А-а-а, а-а-а».

Эмиль прыснул со смеха, но тут же зажал себе рот рукой. Остальные оказались не так сдержанны, по всему залу раздались смешки и хихиканье, некоторые дети попадали со стульев. Фьелле изо всех сил пытался сдержаться, но не сумел. Заразительный смех одноклассников заставил его так громко всхлипывать, что Эмиля подкидывало на коленях монстра.

Наконец воцарившееся в зале веселье настигло и господина Унтерберга, и он начал икать. Директор из последних сил старался оставаться серьёзным, но постепенно чувства учеников захлестнули его. Сначала он боролся с собой, но затем разразился громким раскатистым смехом. Микрофон на трибуне ответил высоким резким писком, так что присутствующим пришлось зажать руками уши.

Тем временем господин Унтерберг от смеха упал на колени. Он схватился за живот и принялся кататься по сцене… и прикатился как раз к ногам господина Темпеста и госпожи Винтер.

Первый то открывал, то закрывал рот, видимо, не в силах подобрать слова, а вторая скрестила руки на груди. Она смотрела на господина Унтерберга так, будто он мерзкое насекомое, которое лучше всего раздавить. Директор вскочил на ноги, потом пару раз всхлипнул и замолчал. Уголки его рта медленно поползли вниз, и он издал странные булькающие звуки. Господин Унтерберг, как и госпожа Винтер, испытывал О-О-ОЧЕНЬ СИЛЬНОЕ омерзение.

– Э… я… – промямлил он. – Тишина! Дети, это недопустимо! Нам сегодня нужно решить серьёзные организационные вопросы. Давайте сосредоточимся!

Ученики моментально замолчали, а родители закивали. Эмиль почувствовал облегчение оттого, что директор, судя по всему, сумел успокоить свои чувства. В конце концов, господин Унтерберг – такой же монстр, как и его лучший друг, и одного этого было достаточно, чтобы Эмиль не желал ему неприятностей ни от школьного совета, ни от родителей. И то, что его высмеивали другие дети, Эмилю тоже совсем не нравилось.

– Бедный господин Унтерберг, – прошептал Фьелле на ухо мальчику.

– Но теперь же всё в порядке, разве нет? – также шёпотом ответил Эмиль. – Он снова нормально разговаривает. Просто нужно, чтобы все хорошо себя вели до конца собрания.

Казалось, господину Унтербергу и правда удалось взять себя в руки. Он снова встал за трибуну, разгладил мех и поднял голову.

– Я передаю схово нашему дорогому гостю, господину Темпесту из школьного софета… со… со… софета.

По залу снова пронёсся гул. Дети посмеивались, перешёптывались, многие опять засмеялись.

– Успокойтесь! – вскричал господин Унтерберг. – Немедхенно успокойтесь! Фозьмите себя в руки!

Но лучше не стало. Теперь и госпожа Зенгер, и учитель физкультуры господин Херцшпрунг, казалось, готовы были прыснуть со смеха. И господин Унтерберг не сдержался: он то становился О-О-ОЧЕНЬ весёлым, то О-О-ОЧЕНЬ сердитым, то испытывал к окружающим О-О-ОЧЕНЬ сильное отвращение. Наконец директор начал всхлипывать.

Эмиль услышал позади тяжёлый вздох и почувствовал, как Фьелле задрожал. Грусть другого монстра передалась его другу!

Мальчик тут же прижался к Фьелле и прошептал:

– У тебя всё хорошо, думай об этом. Вдох, выдох…

Лия обняла зелёную пушистую лапу слева, Теодор – справа. И монстру понадобилось всего пару раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы полностью успокоиться.

А вот господину Унтербергу лучше не стало. Он выл, как брошенный пёс, слёзы стекали по его розовому меху, а из носа капало. Господин Темпест из школьного совета встал и, заикаясь, выдавил:

– Ну что вы, коллега! Что же нам теперь со всем этим делать?

Родители, сидевшие перед Эмилем и Фьелле, зашушукались. Мальчик чётко расслышал слова «некомпетентность» и «скандал».

– Достаточно! – сказала госпожа Винтер и подошла к трибуне, цокая каблуками. – Директор школы, этот монстр, совсем себя не контролирует! – Её глаза сверкали. – Сегодня представители школьного совета собрались, чтобы просто поговорить о том, что происходит в школе. Но мы видим, что нужно действовать как можно скорее. Уважаемый коллега? – обратилась она к господину Темпесту.

Тот откашлялся и поправил галстук.

– Совершенно верно, уважаемая коллега, – согласился он. – Мы смещаем господина Унтерберга с должности директора начальной школы Флузенбека. По крайней мере, до тех пор, пока он не сумеет совладать со своими излишне интенсивными эмоциями. Как мы полагаем, сейчас он не способен ни руководить школой, ни вести уроки. Директором школы станет моя уважаемая коллега – госпожа Присца Винтер.