Текст книги "Тайна красного чемодана"

Глава IX. Два выстрела

Утолив голод, мы выехали из Ниццы около часа дня. К моему большому удивлению, Дольчепиано пустил свою машину самым умеренным ходом. Можно было подумать, что мы просто-напросто совершаем прогулку.

– Вы не торопитесь приехать? – спросил я наконец.

– Наоборот, – ответил итальянец, – я не хочу быть в Сен-Пьере до наступления темноты.

– Почему?

– Потому что мой план требует темноты… Не забудьте, мистер Вельгон, что вы должны следовать за мной беспрекословно.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся я. – Но мне, надеюсь, не запрещается высказывать вслух свои предположения?

– Это сколько угодно! – улыбнулся Дольчепиано.

На самом деле у меня никаких предположений не было, и я сказал это только из желания придать себе некоторый вес. Тем не менее я задумался и должен сознаться, главным предметом моих размышлений была все-таки история с марками. Как я ни старался забыть о ней, я чувствовал, что она интересует меня гораздо больше Саргасса и содержимого красного чемодана. Суеверные люди называют этот род беспокойства предчувствием.

В течение всей дороги я имел достаточно времени проштудировать все свои мысли, так как Дольчепиано, как нарочно, все уменьшал и уменьшал ход автомобиля. Наконец, когда стало уже почти совсем темно, мы увидели вдали мерцающие огоньки Сен-Пьера.

Не изменяя хода автомобиля, итальянец, едва успев въехать в Сен-Пьер, начал усиленно давать гудки и, точно находя в этом особенное удовольствие, ежеминутно останавливался, вызывая шипение мотора и шум, неизбежно связанные с новым движением вперед.

Я не мог удержаться, чтобы не заметить ему, что у него странная манера стараться проскользнуть незамеченным.

– Я думал, что вы не хотите, чтобы вас кто-нибудь видел? – добавил я.

– Настолько не хочу, что прячусь, насколько это возможно, – ответил он.

Действительно, я тут только заметил, что он соскользнул со своего места и управлял автомобилем, стоя на коленях, почти сливаясь с корпусом машины, благодаря чему издали, с дороги, был виден только один мой силуэт.

Несмотря на то что я находил этот способ защиты несколько смешным, я попробовал, ввиду внимания, которое обращал на себя автомобиль, последовать примеру моего спутника. Но он поспешно остановил меня:

– Нет, нет! Сидите на месте. Необходимо, чтобы вас видели.

Почему меня, а не его? Но я дал слово беспрекословно повиноваться.

Проезжая мимо дома Саргасса, я не удержался, чтобы не бросить на него взгляд. Двери и ставни были заперты, едва пропуская маленькие полоски света. Но, когда мы уже отъехали и я снова обернулся, чтобы еще раз посмотреть в том же направлении, я увидел в дверях дома громадный силуэт смотревшего нам вслед Саргасса. Было еще не совсем темно, и он должен был узнать меня. Я заметил, как он потряс в воздухе кулаком, и скорее угадал, чем услышал посланную нам вдогонку угрозу.

– Что я вам говорил! – с неудовольствием воскликнул я. – Саргасс меня увидел.

– И отлично! – ответил Дольчепиано.

– Значит, вы не хотите застать его врасплох? Зачем же мы тогда теряли столько времени?

– Мы его наверстаем! Не беспокойтесь! – спокойно ответил он.

И автомобиль, повернув назад, помчался по направлению Ла-Рошетт, не теряя из виду дома Саргасса.

За первым же поворотом Дольчепиано остановил около одного из утесов автомобиль, выключил мотор.

Затем он обернулся ко мне.

– Avanti, signor! – весело произнес он, хлопая меня по плечу.

– К вашим услугам, – ответил я.

Итальянец сбросил с себя длинное автомобильное пальто, вынул из заднего ящика автомобиля мешок, в котором, как мне показалось, были разные инструменты, веревку, лопату и кирку и взвалил все это себе на плечи.

«Все необходимое для рудокопа, – подумал я. – Ага, молодчику приглянулась моя идея поискать местонахождение товара. Но для чего веревка? Или для кого?»

Мы пошли вперед, стараясь держаться ближе к утесам. Вокруг нас царила тьма, как вдруг, вырвавшись из-за туч, выплыла яркая полная луна, озарившая всю долину, деревья, дома, каждый камень сверкающим фосфорическим светом.

К счастью, около утесов лежали темные тени деревьев, что дало нам возможность продолжать наш путь незамеченными. Но это было недолго. Нам пришлось остановиться. Мы приближались к дому Саргасса, и нам приходилось вступать в самую яркую полосу света.

– Что за проклятая луна! – проворчал итальянец, злобно глядя на небо.

Но он сейчас же успокоился. Одновременно с появлением луны поднялся ветер и на небе тесной громадой двигались тучи, то и дело закрывая луну и погружая во мрак всю долину.

Надо было воспользоваться этими минутами и успеть пройти опасные места, прежде чем луна опять осветит все пространство. Мы так и поступили и после нескольких подобных переходов очутились в тени группы деревьев, расположенных в нескольких шагах от дома Саргасса.

Тут мы были в безопасности и, кроме того, могли наблюдать за всем, что происходило в доме Саргасса, выходившего к нам передним фасадом.

– Теперь отдохнем! – сказал Дольчепиано, опуская на землю мешок с инструментами и ложась около него сам.

Я последовал его примеру.

Выплывшая луна осветила весь фасад дома.

– Не двигайтесь, – прошептал итальянец. – Если вас клонит ко сну, воспользуйтесь этим, так как теперь самая подходящая минута. Нам предстоит бессонная ночь. Когда понадобится, я вас разбужу.

– Благодарю вас! – также тихо ответил я. – Я не имею никакого желания упустить из виду что бы то ни было из этой картины. Судя по мелодраматическому началу, вы должны были придумать что-нибудь чрезвычайно любопытное. – Я нарочно говорил с иронией, стараясь заглушить ею недовольство, то и дело вырывавшееся у меня наружу при виде самонадеянных манер Дольчепиано. Чего он ждал? Что мы сторожили? Если действительно наша цель состояла в том, чтобы захватить одного из соучастников убийства господина Монпарно, я играл довольно жалкую роль, подчиняясь какому-то незнакомцу, третирующему меня самым бесцеремонным образом. В его глазах я был Падди Вельгон, и настоящий владелец этого имени едва ли остался бы доволен, узнав, как я роняю его престиж. Поэтому я от всей души желал, чтобы подозрения мои оправдались и вся эта история оказалась одной комедией. Будучи предубежденным, я не дам себя провести, и какую блестящую победу одержу я тогда над посрамленным соперником.

Но мое радужное настроение продолжалось недолго. Предсказания Дольчепиано начинали сбываться. Дверь дома осторожно отворилась, и Саргасс, предусмотрительно оглядевшись вокруг, вышел из дома. Он тоже, видимо, старался держаться в тени деревьев, но мы все-таки, благодаря удачно занятому месту, могли следить за каждым его движением. Я заметил, что он держал под блузой какой-то предмет, но что именно, различить было невозможно.

Он стал пробираться вдоль стены дома, исчез в тени сарая, снова появился, лежа на животе, на насыпи около сарая и стал спускать вниз за ограду какой-то длинный предмет, завернутый в его блузу. Сделав это, он, в свою очередь, спустился на дорогу, повернул за угол сарая и исчез из наших глаз. Напрасно мы напрягали зрение, тучи закрыли луну, и вокруг нас царила непроницаемая тьма.

– Теперь в дом! – прошептал мне на ухо Дольчепиано.

Он взял в руки мешок и, пригнувшись к земле, направился к дому. Я последовал за ним. Подойдя к обеим постройкам, мы осторожно обошли их вокруг, чтобы удостовериться, что Саргасс нигде не спрятался. Спокойствие, с каким мой спутник производил этот осмотр, указывало на то, что он знал, где находился в данный момент бывший извозчик, и был уверен в его отсутствии, но желал только проверить правильность своих сведений.

Закончив нашу рекогносцировку, мы остановились около одной из стен дома. Дольчепиано усадил меня рядом с собой на большой камень.

– Теперь побеседуем, мой милый Падди, – прошептал он мне на ухо. – Я хочу дать вам одно поручение, как человеку, которому я вполне доверяю.

– Я буду очень польщен, – ответил я с едкой иронией, – в особенности если вы соблаговолите объяснить мне, в чем именно заключается дело и к какой цели приведет нас исполнение этого поручения.

– Вы забыли наши условия, – возразил Дольчепиано.

– Сегодня – ни слова. Завтра – все, что вам угодно.

– Завтра! Что такое завтра? – взволновался я. – Может быть, это завтра никогда не придет.

– Терпение – первая добродетель сыщика, – ответил итальянец.

– А прозорливость – вторая! – отпарировал я.

– За чем же дело стало? – спокойно произнес он. – Догадывайтесь, если можете. Но только, ради всего святого, не заставляйте меня терять времени даром. Хотите вы мне помочь: да или нет?

– Я, кажется, обещал и сдержу слово! – с достоинством произнес я.

– Отлично. В таком случае снимите с себя прежде всего эту накидку, она слишком бросается в глаза. Так… Теперь снимайте куртку и жилет. Какая у вас рубашка? Серая фланелевая и довольно темная? Ничего, сойдет!.. Посмотрим дальше! Это уже хуже! Зеленый цвет слишком заметен. Надо что-нибудь темно-серое, это самое удобное… Подтяжки тоже никуда не годятся. По одним этим черным полосам нас заметят за сто шагов.

По мере того как он говорил, я снимал одну вещь за другой и оказался наконец в указанном выше костюме.

– Благодарю вас за драгоценные указания, – недовольно ответил я. – Если бы вы заранее предупредили меня, какую роль вы мне отводите, я постарался бы одеться так, чтобы избежать вашей критики.

– Надо всегда принимать во внимание местность, на которой приходится действовать, – произнес он нравоучительным тоном. – Выбор костюма одна из главных забот сыщика. Однако довольно болтать. Будьте добры, возьмите эту палку. – Он протянул мне большую жердь, поднятую им около сарая, и, когда я взял ее в руки, привязал к ней поперек, наподобие креста, более короткую палку. Затем, порывшись в мешке, вынул кусок темной материи, задрапировал ею обе палки и на конец одной из них надел старую фетровую шляпу.

– Отлично! – сказал он, отходя на несколько шагов и издали смотря на сооруженное им чучело. – Теперь идите сюда.

Он привел меня к углу дома, откуда было видно все пространство, начиная от владений Саргасса вплоть до первых деревенских построек.

– Видите эту небольшую ограду, идущую вдоль кладбища? – спросил он.

– Конечно, – ответил я.

– Вы пойдете вдоль нее… Слушайте хорошенько, что я вам скажу, это очень важно… Вы пойдете вдоль ограды, согнувшись таким образом, чтобы вас с той стороны не было видно, понимаете? Совсем не было видно.

– Понимаю.

– Важно, чтобы вы исполнили мои слова точка в точку. Не доходя шагов десяти до поворота на кладбище, вы остановитесь и осторожно, не подымая головы, посмотрите за ограду, она разваливается, и вы легко найдете щель, в которую и заглянете.

– И что я там увижу? – спросил я.

– Не знаю. Вернее всего, ничего. В таком случае вы поднимите это чучело над оградой и держите его в таком положении до тех пор, пока все будет благополучно. Это будет для меня знак, что никто не приближается.

– Хорошо! – согласился я. – Я, кажется, начинаю понимать. А вы где будете в это время?

– Я? – улыбнулся Дольчепиано. – Я останусь здесь. У меня тут есть небольшое дело.

– Я догадываюсь какое, – сказал я. – Одним словом, я должен служить вам сигнальщиком и вся моя миссия сводится к тому, чтобы предупредить вас о возвращении Саргасса.

– Допустим, что так, – согласился итальянец.

– Желаю успеха! – насмешливо произнес я. – Если вы найдете то, что ищете, я буду готов изобразить из себя вьючное животное, чтобы доставить его в Пюже.

– Не говорите зря! – в том же тоне ответил Дольчепиано. – Желаю и вам успеха. И помните, если что случится, спасайтесь сами, не беспокойтесь обо мне.

– Хорошо. Там будет видно!

И я пошел по тропинке, смеясь про себя над наивностью итальянца.

Так вот каков был его план. И для такого ничтожного дела понадобилось столько предосторожности и таинственности?

Пусть себе копает землю хоть до утра, все равно ничего не найдет. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы сразу понять, что никакого товара спрятано тут быть не может. Напрасно я считал Дольчепиано сильнее меня, просто-напросто он очень самонадеян и во что бы то ни стало хочет посадить меня в лужу.

– Или он думает, что ночью видно лучше, чем днем? – усмехнулся я.

Между тем я добрался до указанного им места и из желания поднять его потом на смех еще больше в точности исполнил его забавные наставления. Заглянув в одну из щелей ограды, я убедился, что на кладбище никого не было, и, следуя данным мне автомобилистом предписаниям, поднял кверху задрапированную материей и украшенную шляпой жердь.

В ту же минуту яркий свет прорезал окружавшую меня тьму, раздался звук выстрела, и чучело, точно срезанное ножом, упало прямо на меня.

Едва придя в себя от изумления, я заглянул в щель. Какая-то высокая фигура, с ружьем в руках, двигалась как раз на меня.

Не теряя присутствия духа, я опустил руку в карман, ища револьвер.

Он остался в куртке!

Делать было нечего. Оставалось одно: бежать. Неминуемая опасность придала мне крылья, и я бросился бежать со всех ног, защищенный оградой от взоров своего преследователя. Тот между тем перелез через ограду и нашел сраженное его пулей чучело. Ему все стало ясно. Он выпрямился, заметил меня и пустился вслед за мной, угрожающе размахивая ружьем.

Я добежал до того места, где оставил итальянца и свою одежду. И Дольчепиано, и мое платье исчезли.

Из груди моей вырвался крик отчаяния и ярости. Человек с ружьем должен был догнать меня с минуты на минуту, а я был безоружен.

– Дольчепиано! – закричал я не своим голосом. – Дольчепиано! Помогите!

Мне показалось, что я услышал чей-то смех, но откуда он донесся, я не мог разобрать. Меня вдруг охватила ужасная мысль. Я понял все. Дольчепиано заманил меня в ловушку и, слишком осторожный для того, чтобы выполнить эту задачу лично, предоставил разделаться со мной Саргассу. К сожалению, я понял это слишком поздно. Тем не менее я решил защищаться. В двух шагах от меня была гора, и если мне удастся взбежать наверх, я спасен – любой из утесов послужит мне убежищем.

Собравшись с силами, я бросился бежать по тропинке, причудливо извивавшейся между камнями. Но не успел я пробежать и двадцати метров, как до меня снова донесся топот ног и шум скатывавшихся камней. Саргасс гнался за мной, задыхаясь, осыпая меня проклятиями, и его голос, как раскаты грома, нарушал мирную тишину ночи.

Я не чувствовал под собой ног, дыхание мое становилось порывистым, сердце готово было разорваться; я с минуты на минуту ждал, что меня уложит на месте пуля. Но Саргасс, видимо, боялся промахнуться и ждал более удобного случая.

Он продолжал гнаться за мной, и я с ужасом задавал себе вопрос: кто из нас первый выбьется из сил: я или он? Силы мои начали ослабевать, я уже два раза чуть не упал. К счастью, расстояние между нами не уменьшалось и впереди себя я уже видел темные силуэты утесов, где я мог спрятаться. К ним вела небольшая тропинка. Я напряг последние силы и взбежал наверх.

Я был спасен!

Вдруг крик ужаса вырвался у меня из груди. Я стоял на верхушке горы, налево и направо зияли пропасти, прямо передо мной, покрытая зеленью и ползучими растениями, возвышалась отвесная скала. Вернуться назад? Спуститься вниз? Но Саргасс был уже в нескольких метрах от меня и навел на меня ружье.

Не соображая, что я делаю, я судорожно ухватился руками за выступ скалы и, прилагая неимоверные усилия, умудрился подняться почти вертикально на несколько футов. Над моей головой свешивалось несколько ползучих растений, я ухватился за них и так и остался висеть в воздухе. С трудом обернувшись назад, я увидел Саргасса, остановившегося на середине тропинки, спокойно наводящего на меня ружье. Меня охватила лихорадочная дрожь; я инстинктивно закрыл глаза и открыл их только после того, как услышал звук выстрела.

На меня посыпался целый дождь камней, и я почувствовал, как поддерживавшие меня растения начали сдавать. Я в последний раз бросил взгляд вниз, мысленно измеряя высоту моего падения, и увидел, как какая-то темная тень, внезапно отделившись от скалы, бросилась на Саргасса и вместе с ним рухнула на землю.

В ту же минуту растения, за которые я держался, с корнем оторвались от скалы, и я упал на землю в нескольких шагах от боровшихся противников.

В глазах у меня потемнело, и я лишился сознания.

Глава X. Изумительное происшествие

Когда я снова открыл глаза, я не мог сразу сообразить, где я нахожусь и что со мной произошло. Тело мое ныло, и я ощущал довольно сильную боль в голове и в кисти левой руки, как только попробовал сделать ею движение.

Я изумленно окинул взглядом вокруг. Было совсем светло, яркие солнечные лучи освещали нависшие надо мной скалы; я лежал в ущелье, голова моя покоилась на мягкой, как подушка, охапке травы, и, дотронувшись до лба, я с удивлением почувствовал, что он перевязан. Это сразу напомнило мне мое падение и всю предшествующую ему сцену. Я быстро вскочил на ноги и сейчас же снова опустился на колени. Оба эти движения убедили меня в том, что, несмотря на испытываемую мною боль, я остался цел и невредим.

Ни от Саргасса, ни от нападавшего на него неизвестного не осталось никакого следа. Впрочем, высоко стоявшее на небе солнце указывало на то, что между моментом моего падения и моим пробуждением протекло довольно много времени. Вероятно, мой обморок мало-помалу перешел в сон, что было вполне естественным после перенесенных мной волнений и утомления. Но кто же меня, однако, поднял и перенес сюда? Что произошло после того, как я лишился чувств? У меня запечатлелась в памяти фигура Саргасса, отбивавшегося от нападавшего на него незнакомца. Очевидно, он был побежден, так как иначе он не оставил бы меня в живых. Но что с ним сталось? И почему победивший его незнакомец, кто бы он ни был, оставил меня здесь совершенно одного. Тем не менее он все-таки позаботился обо мне. Повязка на голове, подложенная трава, выбор места, где я лежал, защищенный от ветра, – все это указывало на то, что он не оставил меня без внимания, и в то же время не давало ни малейшей возможности предполагать, кто был этот таинственный спаситель и куда он скрылся.

Может быть, впрочем, он был где-нибудь здесь, в нескольких шагах отсюда и еще вернется ко мне.

Я выкарабкался из своего убежища и очутился, к своему большому удивлению, на проезжей дороге. На некотором расстоянии от меня живописно раскинулись небольшие пестрые домики, вдали сверкала на солнце река, с перекинутым через нее мостом, тут же, около, чернели рельсы железной дороги. Я невольно протер себе глаза. Что это, сон? Обман зрения? Нет, я не ошибся! Это было действительно Пюже-Тенье. Я, точно в сказке, каким-то невероятным чудом, перенесся из Сен-Пьера сюда, перелетев, неизвестно каким образом, расстояние в несколько километров.

Между тем я отлично помнил, что, спасаясь от преследования Саргасса, я бежал совсем в другую сторону и успел сделать не более двухсот метров от дома бывшего извозчика.

Оставалось одно предположение: Дольчепиано! Только он и мог совершить подобное чудо. Неужели же это он спас меня из когтей Саргасса? Но если он разыграл роль спасителя, зачем же было оставлять меня здесь, а не довезти на том же автомобиле до гостиницы?

Кроме того, зачем же он тогда сам толкнул меня в западню? Наконец, что означало это исчезновение с моими вещами и револьвером? Я терялся в догадках. Ни одно из моих предположений не выдерживало критики.

Тем не менее я все-таки пришел к убеждению, что Дольчепиано был тут ни при чем. Но тогда как же объяснить поведение неизвестного? Оно было еще более непонятно и полно противоречий. Новое открытие заставило меня еще больше призадуматься. Я был прикрыт во время сна старым дорожным плащом, происхождение которого было мне совершенно неизвестно. Вероятно, опасаясь, чтобы я не простудился, находясь, благодаря Дольчепиано, в более чем легком костюме, мой спаситель взял этот плащ у того же Саргасса и прикрыл меня им. Сбросив его с себя, я сразу почувствовал холод в ногах и увидел, что на мне не было гетр. Шляпа также исчезла. Как объяснить этот грабеж?

Очевидно, я имел дело одновременно и с врагом и с доброжелателем. Но как отличить, где начинался один и кончался другой. Доброжелатель должен был завершить свою задачу и открыто назвать свое имя, в то же время враг едва ли устоял бы перед искушением отделаться от меня окончательно или, по крайней мере, предоставить меня собственной участи на месте падения.

Окончательно сбитый с толку, я сел на откосе дороги, недоумевая, что мне теперь следует предпринять.

Все более и более овладевавший мною голод вывел меня из раздумья. Я бросил взгляд на свой кожаный браслет. Вделанные в него часы показывали полдень.

Неужели я спал столько времени? Я вдруг почувствовал какую-то странную тяжесть в голове. Не усыпили ли меня? – мелькнула во мне мысль. Очень возможно, что, пользуясь моим бесчувственным состоянием, мой неизвестный спаситель угостил меня каким-нибудь наркотическим средством.

Я поднялся с откоса и попробовал сделать несколько шагов. Сначала меня слегка шатало из стороны в сторону, но мало-помалу ноги мои, по мере того как я шел, перестали дрожать и, пройдя некоторое расстояние, я снова почувствовал себя бодрым и способным разобраться в окружавших меня таинственных явлениях.

Прежде всего я осмотрел карманы брюк и, к великому своему удовольствию, нашел в них несколько монет, с помощью которых можно было утолить голод и добраться до Ниццы. Остальные двести франков исчезли вместе с курткой, и на возвращение их не было никакой надежды. Не пойду же я рассказывать кому бы то ни было о случившемся со мной происшествии. Меня подымут на смех. Да и, наконец, если даже я действительно попал в западню и был ограблен, кого я могу в этом обвинять? Саргасса? Дольчепиано? Но у меня не было доказательств; я мог только подозревать. Наконец, нельзя забывать, что в Пюже-Тенье я был известен под именем Падди Вельгона.

Следовательно, при первой же попытке прибегнуть к содействию властей мое самозванство станет известным и я только навлеку на себя лишнюю беду.

Если бы эта особенность моего положения сделалась известна Саргассу или Дольчепиано, они бы, наверно, не нашли нужным прибегать к усыпляющему средству и перевозить меня так далеко.

Тщетно ломая голову над всеми этими вопросами, я поспешно направился в Тьен, чтобы прежде всего удовлетворить свой голод. Но не успел я сделать нескольких шагов, как мое внимание привлек лежавший около самой дороги небольшой серый узелок. Я подошел ближе и вскрикнул от удивления.

Передо мной находились, завернутые в накидку, мой жилет, гетры, шляпа и куртка, в карманах которой преспокойно лежал револьвер и двести франков, полученных мною от Кристини. Мало того, к последним были приложены еще восемь сотенных бумажек. К первой из них была приколота записка. На ней было написано: «Прошу уважаемого Падди Вельгона принять эту сумму в вознаграждение за оказанную им помощь и поддержку».

Вся кровь бросилась мне в голову.

– Дольчепиано! – невольно вырвалось у меня.

Все мои сомнения исчезли. Только он один мог быть автором этой возмутительной шутки.

Итак, значит, наша борьба кончилась моим поражением. Я попался в ловушку, как ребенок, и чувствовал себя оскорбленным, униженным и бессильным отомстить за свое унижение. И что было ужаснее всего, я даже не понимал, чем я мог быть полезен итальянцу. Я только сознавал, что являюсь в его руках слепым орудием, и чувствовал, что раскрытие этой тайны повлечет за собой для меня новое унижение. Пока же я терялся в догадках.

Зачем он меня повез с собой? Что означало преследование Саргасса? Какая цель была у него, когда он спасал меня от смерти? Как объяснить похищение и затем возврат моего платья? Чего ради он возвращал мне эти восемьсот франков? Наконец, каким образом, получив мое письмо, а он сам сказал мне, что получил его, Кристини не упомянул ни слова об отсутствии денег? Все эти вопросы не находили себе ответа.

– Не стоит напрасно ломать голову, – грустно пробормотал я. – Все равно, рано или поздно, все станет ясно, даже слишком ясно.

Я надел на себя найденные вещи и медленным шагом, нехотя, направился к мосту по дороге в Пюже.

Мое появление на площади вызвало сенсацию. Меня уже многие знали в лицо как сыщика, разыскивающего убийц господина Монпарно, и потому я нисколько не удивился оказанному мне приему. К тому же повязка на лбу могла служить достаточным поводом для любопытства.

Не успел я войти в ресторан, как ко мне подбежал хозяин:

– Очень рад видеть вас опять здесь. Что нового?

– Нового? – повторил я, не имея никакого желания посвящать его в злоключения минувшей ночи. – Разве только то, что я голоден.

Он услужливо поспешил удовлетворить мой аппетит и, пока я жадно поглощал одно кушанье за другим, стал забрасывать меня вопросами.

– Знаете, его увезли в Ниццу, – таинственно произнес он наконец, видимо, недовольный моими односложными ответами. – Часа через два после вашего отъезда была получена телеграмма.

– Кого увезли в Ниццу? – небрежно спросил я, обращая гораздо больше внимания на содержимое своей тарелки, чем на слова своего собеседника.

– Ну, конечно, Саргасса! Будто бы вы не знаете, – подмигнул он мне, плутовато улыбаясь.

Я подскочил на своем месте.

– Саргасса? Кто его увез? Зачем? Хозяина, видимо, поразили мои вопросы.

– Жандармы, кому же больше. Вероятно, по вашему делу.

– По моему делу? – растерянно пробормотал я. – Но каким образом узнали?..

– Такие вещи всегда быстро узнаются. Весь Пюже уже говорит об этом. Ведь вы были на волосок от смерти.

Значит, все было известно? Но кто мог рассказать? И почему никто не пришел мне на помощь, зная, что я подвергся нападению?

– Итак, значит, Саргасс арестован, – снова пробормотал я. – Как же это произошло?

Хозяин громко расхохотался и хлопнул меня по плечу.

– Шутник! Вам это лучше знать. Это уж вы постарались.

– Я! – изумленно воскликнул я.

– Не притворяйтесь, не притворяйтесь! Все видели, как вы его привезли.

– Видели? Когда?

Мне показалось, что я схожу с ума.

– Сегодня утром.

Я посмотрел на своего собеседника таким изумленным взглядом, что тем, видимо, овладело беспокойство.

– Что с вами? Вы, кажется, нехорошо себя чувствуете?

– Нет, ничего, – ответил я. – Но вы рассказываете такие невероятные вещи. Итак, вы говорите, что меня видели?..

– Сегодня в четыре часа утра, – произнес он, глядя на меня с состраданием. – Вы этого не помните?

– Но все это время, со вчерашнего вечера, вернее, с момента моего падения до пробуждения на дороге к Пюже, я был без сознания. Был я в обмороке или просто спал, не знаю, но я не двигался с места. Следовательно, я не имел никакой возможности проезжать здесь в четыре часа утра.

– Может ли быть? – сочувственно покачал головой хозяин. – Какое несчастье! Это, вероятно, последствия полученного вами удара.

– Вы думаете, что я сошел с ума? – возмутился я.

– Боже избави… Но тем не менее это странно. У вас утрачена память… Вас отлично видели. Наконец, ваша подпись.

– Моя подпись! – воскликнул я вне себя. – Что я мог подписывать?

– Свою жалобу. Вы пробыли в жандармском отделении очень долго. Говорят, в протоколе больше шести страниц и внизу ваша подпись. Саргассу не поздоровится. Неужели не помните? Так-таки ничего не помните?

– Ничего! – прошептал я, удрученный его словами.

– Хотите знать мое мнение? – глубокомысленно произнес хозяин. – По-моему, вы проделали все это, находясь во сне. Или на вас напал столбняк. Это тоже иногда бывает. Я советовал бы вам обратиться к доктору.

– Да, да, может быть, потом, – пробормотал я. – А пока расскажите мне, что я… делал.

– Чудеса! – рассмеялся хозяин. – Да вы не шутите? Неужели правда, вы ничего не помните?

– Посмотрите на меня, – ответил я. – Похож я на человека, желающего пошутить?

– Положим, что нет… Ну, да все равно, если хотите, я расскажу вам все по порядку. Итак, в четыре часа утра вы въехали в Пюже на автомобиле вашего друга…

– Дольчепиано? – не удержался я.

– Да, итальянца… Его вы, вероятно, оставили где-нибудь на дороге, так как он проехал потом. Одним словом, сегодня утром его с вами не было. Все сразу узнали, что это вы, так как смешать вас с итальянцем нет никакой возможности. Он гораздо выше вас и худощавее. Словом, это были вы. Рядом с вами сидел Саргасс, связанный, как сосиска. Говорить он не мог, так как вы ему заткнули рот платком, но зато какие он бросал вокруг себя взгляды!

Связанный Саргасс! Так вот каков был результат начавшейся на моих глазах борьбы.

– Вероятно, он перед вами в чем-нибудь провинился, – продолжал хозяин. – Это вы, конечно, помните?

– Помню. Он хотел убить меня.

– Да, вы так и заявили. Но, по-видимому, вы оказались сильнее его, хотя он здорово крепок, старый черт. Помучил он вас, я думаю? Здесь у нас никто не хочет верить, чтобы вы могли справиться с ним без чьей-либо помощи. Конечно, вы тоже не из малосильных. Но если бы пришлось биться об заклад, кто победит, я бы скорее поручился за Саргасса.

– Ну, еще бы! – пробормотал я. – Я бы сам не понадеялся на свою силу. Так вы говорите, что я отвез его в жандармское отделение?

– Прямехонько! Жандармы еще спали, но вы их разбудили и довольно энергичным способом. Мне рассказывал один из железнодорожных служащих. Когда они пришли в себя, вы заставили их составить протокол о привлечении к ответственности вашего спутника, который будто бы произвел в вас два выстрела.

– Совершенно верно, – согласился я.

– Для подтверждения последнего вы представили ружье и два использованных патрона. Но это еще не все. Говорят, что вы отвели в сторону бригадира и объявили ему, что вы сыщик, командированный арестовать убийцу господина Монпарно. Бригадир почтительно приложил руку к козырьку, и вы отдали ему приказание взять под стражу вашего молодца, как обвиняемого в покушении на вашу жизнь и подозреваемого в убийстве господина Монпарно.

– Не может быть! – воскликнул я.

– Как же! Вам удалось найти у Саргасса украденный им товар…

– Находившийся в красном чемодане?

Изумление мое росло с каждой минутой.

– Он самый! Уж одного этого было достаточно для того, чтобы забрать эту хитрую бестию, но вы приказали его обыскать. И вот что значит опытность! Кто бы мог подумать! При нем нашли десять тысяч франков, принадлежащих господину Монпарно. Только вам и могло это прийти в голову, – с искренним восхищением добавил хозяин.

Я был ошеломлен. Вся эта история меня не только не радовала, но, наоборот, внушала самое сильное беспокойство.

Само собой разумеется, я ни на одну минуту не допустил возможности совершения мною всех этих поступков в состоянии сна. Это было не что иное, как новая выходка Дольчепиано, воспользовавшегося моим костюмом и выдавшего себя при помощи грима за Падди Вельгона, как меня величал весь Пюже-Тенье.