Текст книги "Гендер и язык"

Изучение Рональдом Макаулэем [1978, 1979] английского языка г. Глазго показало аналогичный результат (хотя выводы Макаулэя основывались только на одном стиле – официальном интервью). Диаграмма переменной [i], например в словах kill, hit, risk, представлена ниже в графической форме. Число 100 означает устойчивое произношение [i] как престижного варианта [i]; 0 представляет устойчивое произношение [i] как разговорной формы [∧^∧] г. Глазго.

Диаграмма 4.7. Социальная стратификация [i] в Глазго [Macaulay 1978, 135].

Диаграмма, раскрывающая стратификацию социальных групп, показывает обычную и понятную картину: каждая социальная группа использует пропорционально больше престижных форм, чем группа, стоящая на ступеньку ниже в социальной иерархии. Но когда во внимание принимается половая принадлежность (классификация по показателям мужского и женского пола), как в диаграмме 4.8, то внешняя четкость исчезает. Женщины в каждом социальном классе показывают большее употребление престижной формы [i] в отличие от мужчин этой же социальной группы. Отметим, что женщины в каждой социальной группе берут за образец речь мужчин группой выше. И наоборот, мужчины в каждой социальной группе копируют женщин группой ниже (см. таблицу 4.2.).

Таблица 4.2

Употребление [i] мужчинами и женщинами г. Глазго [Макаулэй, 1978 135]

Диаграмма 4.8. Стратификация [i] по социальному классу и полу [Макаулэй 1978, 135].

Макаулэй указал, что основной разрыв в показателях отмечается у женщин между группами «нижний слой среднего класса» и «верхний слой рабочего класса», а у мужчин между группами «нижний слой среднего класса» и «верхний слой рабочего класса». Так, женщины группы «нижний слой среднего класса» говорят подобно женщинам группы «верхний слой среднего класса», а мужчины группы «нижний слой среднего класса» – как мужчины группы «верхний слой рабочего класса». Это еще раз доказывает, что нижний слой среднего класса является базовой категорией.

Данные Макаулэя, как и данные Траджилла, наводят на мысль, что полученные показатели больше скрывают, чем раскрывают особенность социальной группы. В случае с переменной [i] в английском языке г. Глазго количественные показатели социального класса предоставляют нам только среднее число мужчин и женщин и не проводят различий между мужчинами и женщинами в использовании [i].

Марк Ньюбрук (1982) в исследовании г. Вест-Виррал ставит цель выяснить, насколько глубоко городской разговорный язык

Ливерпуля «Scouse» проникает в окружающие территории и, в частности, насколько характерные черты «Scouse» вытесняют местные чеширские языковые формы в качестве обычных нелитературных форм, встречающихся в этой местности. Он изучил несколько фонологических переменных и обнаружил для большинства из них существование значимых различий по полу. В диаграмме 4.9. представлены показатели женских и мужских групп трех переменных (ing) в jumping, [h] в house, [к] в kick. Для (ing) возможны два варианта [ıŋ] и [in]; для (h) – [h] и ∅; для (к) – стандартный вариант [к] и нестандартная аффриката [к^х] (или иногда [х]). Цифра 100 указывает на устойчивое употребление престижного варианта. Во всех трех переменных мы обнаружили ожидаемую модель: женское произношение более приближено к престижному стандарту, нежели мужское. К тому же групповые данные диаграммы не раскрывают тот факт, что варьирование индивидуальных показателей между мужчинами и женщинами значительно отличается. Типичный показатель для мужчины рабочего класса гораздо ниже, чем для мужчины среднего класса, тогда как показатели у женщин охватили значительно более узкую область. Это позволяет предположить, что социальный класс является более важным фактором в определении речи мужчин, чем женщин, по крайней мере в Вест-Виррале.

Диаграмма 4.9. Половые различия в Вест-Виррале для трех фонологических переменных: (ing), (k), (h).

Диаграмма 4.10. Стратификация по полу и возрасту на примере переменной [а] в Вест-Виралле.

На диаграмме 4.10 представлена переменная (а) – bath, grass. В этом эксперименте информанты анализировались по возрасту и полу.

Цифра 100 указывает на постоянное, устойчивое произношение (RP – received pronunciation) – [а: ]; 0 – на нелитературное произношение [æ]. Обратим внимание, что показатель женщин в каждой возрастной группе выше, чем показатель мужчин. Также отметим градацию по возрасту, которую отражает эта переменная: показатели для пожилых людей выше, чем для молодых. Пожилые женщины гораздо ближе к литературным нормам, чем другие говорящие, а молодые мужчины действительно устойчиво употребляют [æ]. Представляется, что молодые женщины участвуют в процессе возрастающего преобладания [æ]. По-видимому, нелитературный вариант является маркером не только речи мужчин, но также и речи молодых.

Наш четвертый пример мы взяли из исследования Сьюзан Ромэйн в Эдинбурге [Romaine 1978]. В ее исследовании изучается речь учащихся начальной школы из рабочих семей. С каждым ребенком опрос проводился индивидуально. Дети 10 лет также читали отрывок. Отметим, что по сравнению с другими рассмотренными нами исследованиями, это было наиболее избирательным: информанты принадлежали к узкой возрастной категории (6—10 лет), к рабочему классу (насколько позволяла судить об этом профессия отца), и данные эксперимента были получены только в одном контексте (за исключением десятилетних детей).

Одной из переменных, вошедших в исследование С. Ромэйн, был вокализованный согласный [г] – car, door и т. д. Переменная обнаруживается на юге Шотландских приграничных районов, в сельской местности севера Ланкашира и в Уэльских приграничных районах, а также в графствах, расположенных к юго-западу от Лондона: однако шотландцы в основном уверены в произношении своего варианта [г]. Ромэйн попыталась проверить, насколько это соответствует действительности. Она выделила три варианта [г]: альвеолярный [г], щелевой фрикативный согласный звук [.ı] и ∅. За каждый вариант информантам присваивался отдельный балл с учетом употребления каждого варианта, выражаемого в процентном отношении ко всем случаям использования [г].

Анализ результатов Сьюзан Ромэйн позволил сделать вывод, что пол говорящего является единственным и самым важным фактором, связанным с [г]. В диаграмме 4.11 представлены результаты употребления каждой переменной для информантов, объединенных в группы по половой принадлежности.

Диаграмма 4.11. Различия в употреблении [г] между группами мужского и женского пола в Эдинбурге (на основе эксперимента Сьюзан Ромэйн) [Romain 1978, 50].

Этот график объединяет показатели детей в трех изученных возрастных группах, так как явные отличия в использовании [г] проявились между мальчиками и девочками в каждой возрастной группе. Обратим внимание, что мальчики чаще используют в речи альвеолярный звук [г], чем девочки, и также более склонны опускать его. Девочки же, наоборот, предпочитают щелевой фрикативный согласный звук [.ı], а также избегают опускать его в словах.

Эта переменная также показывает отчетливую половую дифференциацию. В показателях частотности самой заметной особенностью является использование девочками щелевого фрикативного согласного звука [.ı]. Очевидно, щелевой фрикативный согласный звук [.ı] является маркером женской речи в Эдинбурге.

Четыре рассмотренных нами британских исследования показывают постоянство половой дифференциации в речи. Там, где существует альтернатива, часто оказывается, что мужчины и женщины предпочитают разные варианты. Далее, если возможно назвать один из вариантов престижным, то именно женщинам свойственно использование этого варианта. Это касалось переменных [ng] в Норвиче, [i] в Глазго, [ing], [h], [к] в Вест-Виррале. Иначе говоря, представляется, что употребление не соответствующих стандарту, непрестижных форм, связано не только с рабочим классом, но также и с мужчинами. Там, где мы находим вариант, постоянно используемый одной группой говорящих чаще, чем другой, мы называем его маркером (marker). Наши примеры показывают, что [n] является маркером речи мужчин Норвича, [æ] – маркером речи мужчин (и молодежи) в Вест-Виррале и щелевой фрикативный согласный звук [.ı] – маркером речи женщин Эдинбурга.

Описанные выше примеры, взятые из социолингвистических работ Британии, показывают какие формы принимает языковая вариативность между полами. Это приводит к вопросу «Почему?». Основной целью количественных исследований, – таких как использованные в качестве примеров в этой главе, – является сбор и анализ данных о языковой вариативности. Многие социолингвисты первоначально не задавались вопросом, почему такие изменения существуют, и их методология не была разработана для исследования подобных вопросов.

Утверждение о восприимчивости женщин к языковой норме встречается часто и это приписывается их непрочной социальной позиции. Эта непрочность положения обнаруживает явную параллель с нижним слоем среднего класса, который, как мы видели в разделе 4.2.2, дает классический пример гиперкорректного языкового поведения. Действительно ли социолингвисты говорят, что языковое поведение женщин гиперкорректно?³ Приведем несколько примеров.

1. (ng) в Норвиче

Кроме представления постоянной модели половой дифференциации, в таблице 4.1 (показатели для [ng] в Норвиче) также приведен пример резкой смены стиля женщинами группы «нижний слой среднего класса». В формальных стилях женщины группы «нижний слой среднего класса» в целом уподобляются группе «верхний слой среднего класса», но при менее формальном общении они употребляют большую долю непрестижных вариантов.

2. Взрывной согласный звук в Глазго

Взрывной согласный звук в Глазго является наиболее отчетливо стигматизированной особенностью речи. Макаулэй обнаружил широкое употребление этого звука, но с четко определенной социальной стратификацией (рабочий класс использует его значительно чаще, чем средний класс). Наибольший контраст отмечался между мужчинами и женщинами группы «нижний слой среднего класса»: женщины этой группы использовали на 40 % меньше взрывных согласных звуков, чем мужчины этой группы. Одна женщина группы «нижний слой среднего класса» употребляла меньшее число взрывных согласных звуков, чем любой информант группы «верхний средний класс», – очевидное гиперкорректное употребление.

3. Звук (о) в Мерсисайде

Лингвистическая переменная, возникающая в таких словах, как coat, go, имеет много вариантов. Считается, что один из них, [ад], является гиперкорректным⁴. В своей работе в Вест-Виррале Ньюбрук установил, что при использовании вариантов разговорного языка Ливерпуля меньшее число информантов-мужчин, но все женщины предпочитали именно этот вариант.

Первые два примера показывают, что модель гиперкоррекции второй по социальной иерархии группе «нижний слой среднего класса» напрямую связана с женщинами. Третий пример представляет более обобщенную модель. Так как Ньюбрук не классифицировал информантов по социальной принадлежности, мы не можем быть уверены, на самом ли деле женщины группы «нижний слой среднего класса» чутки, в частности, к употреблению [ей]. Но эти примеры, а также материал, изученный в предыдущей главе, не дают оснований считать в целом речь женщин гиперкорректной. Как показано в разделе 4.5, различия между полами ведут к регулярной стратификации: женщины используют меньше стигматизированных вариантов и больше престижных форм, чем мужчины, в каждой социальной группе. Называть эту модель женского употребления гиперкорректной не более оправданно, чем утверждать, что использование языка средним классом гиперкорректно по сравнению с рабочим классом.

Чтобы проверить чувствительность информантов к языковым нормам, Траджилл провел с ними тесты на самооценку [1972; 1974а]. Он представил информантам записи определенных слов с двумя или более вариантами произнесения, варьирующими от престижного до непрестижного норвичского варианта. Информантам предлагалось отметить наиболее близкую и привычную им форму употребления. В тест были включены варианты [ег] в словах ear, hear, idea и [а] в словах gate, face, пате. В примере с [ег] только 28 % мужчин-информантов и 18 % женщин – информантов реагировали точно (то есть утверждали, что используют форму, соответствующую актуальному употреблению в неподготовленной речи, как в записи интервью). Неустойчивые 68 % женщин (и 22 % мужчин) переоценивали себя (over-reported), то есть отмечали использование престижной формы, когда на самом деле их показатель говорил об обратном. С другой стороны, половина мужчин (50 %) и 14 % женщин недооценивали себя (under-reported), то есть утверждали, что применяют нестандартный вариант, в то время как, согласно тесту, они привычно употребляли формы, близкие к литературному произношению.

Результаты с переменной [а] повторяют туже модель. 50 % мужчин и 57 % женщин оценивают свое произношение адекватно, 43 % женщин и 22 % мужчин переоценивают себя и 28 % мужчин и 0 женщин недооценивают. Таблица 4.3 обобщает эти цифры.

Таблица 4.3

Процентные показатели самооценки для [ег] и [а] в Норвиче [Trudgill 1972]

В первую очередь, необходимо отметить, что тест Траджилла выявляет значительное число переоценок среди женщин. Это позволяет предположить, что женщины действительно восприимчивы к престижной норме. Многие женщины Норвича уверены в том, что употребляют формы, близкие к литературному произношению, тогда когда в действительности этого не происходит. Можно предположить, что они стремятся к литературному произношению и пытаются избежать стигматизированных вариантов.

Во-вторых, тест Траджилла выявляет значительное число недооценок среди мужчин. Они считают, что используют нелитературные формы, хотя на самом деле не употребляют их. Такое поведение может быть объяснено гипотезой о существовании скрытого престижа (covert prestige) нелитературной речи.

Понятие скрытого престижа возникло, когда лингвисты пытались объяснить постоянство разговорных (нелитературных) форм в речи рабочего класса. Ввиду противодействия рабочего класса литературному английскому языку (представители этой социальной группы желали говорить так, как они говорят) мы вынуждены допустить существование еще одной разновидности языковой нормы – разговорной, просторечной, обладающей скрытым престижем и оказывающей сильное влияние на языковое поведение. В свете тестов на самооценку Траджилла и примеров различий между мужчинами и женщинами, представленных в предыдущей главе, резонно предположить, что разговорные формы обладают скрытым престижем не только среди рабочего класса, но также и среди мужчин. Недооценка характерна в равной степени, как для мужчин среднего класса, так и для рабочего класса Норвича. Напрашивается вывод, что мужчины Норвича действительно стремятся к употреблению не соответствующей установленным нормам речи рабочего класса.

Мы видим здесь развитие более прочной объяснительной модели. Ранние работы по языковым различиям полов придавали особое значение очевидной восприимчивости женщин к престижным формам языка. Понятие престижа как силы, притягивающей различных людей по-разному в зависимости от их пола, подтверждается социолингвистическими исследованиями: мужчины действительно употребляют меньше престижных форм, чем женщины. Но введение понятия «скрытого престижа» усиливает эту модель, настаивая на существовании двух противоположных норм, соперничающих за признание говорящего. Это – литературный английский язык с очевидным престижем и разговорные нормы со скрытым престижем. Утверждается, что женщин привлекают нормы литературного английского языка, а мужчин – скрытый престиж разговорной речи. Эта модель также призвана объяснить различия социальных групп. Другими словами, считается, что различия в языке между социальными классам говорящих существуют ввиду того, что средний класс лояльно относится к институализированным нормам литературного английского языка, а рабочий класс отрицает эти нормы и предпочитает разговорный язык. Это обнаруживает интересный параллелизм между женщинами и средним классом, с одной стороны, и мужчинами и рабочим классом, с другой стороны.

Интересы женщин среднего класса и мужчин рабочего класса не вступают в противоречие. Как пол, так и их социальное положение указывают на одну и ту же принадлежность. Однако у мужчин среднего класса и женщин рабочего класса интересы сталкиваются: речевое поведение, прогнозируемое на основе их социальной принадлежности, несовместимо с речевым поведением, прогнозируемым на основе признака. Двойственность положения мужчин среднего класса и женщин рабочего класса убедительно доказывается результатами следующего эксперимента [Edwards 1979а]. Взрослым экспертам были представлены магнитофонные записи 20 детей из рабочего класса и 20 – из среднего класса, и далее им предложили определить пол ребенка по речи. В меньшинстве случаев экспертам не удалось точно идентифицировать пол. Как показано на диаграмме 4.13, ошибки экспертов не были случайными; они ошибались только относительно двух групп детей – мальчиков из среднего класса и девочек из рабочего класса. Речь мальчиков из среднего класса для специалистов звучала, как девочки, а речь девочек из рабочего класса – как речь мальчиков.

Диаграмма 4.12. Пересечение социального класса, пола и языка.

Диаграмма 4.13. Взаимовлияние пола и социальной группы детей на основе ошибок в идентификации пола [Edwards 1979, 93].

Эти объяснения сами по себе нуждаются в объяснении. Если мы признаем, что в языковых общностях, описанных в этой главе, говорящие выбирают противоположные языковые нормы, нам все еще придется объяснять, почему получается так, что женщины в большей мере находятся под влиянием общественно узаконенных стандартных норм, а мужчины – под влиянием просторечных норм, не признанных обществом.

Социальные психологи подробно изучили отношение к речи. Их исследования подтверждают, что общепринятое произношение гораздо более престижно, чем местные диалекты Британии. Одна из «наград» (в терминах социальной психологии) для носителя языка, использующего речь, близкую к стандарту, заключается в приобретении более высокого статуса. Еще одной «наградой» для говорящего, придерживающегося общепринятого произношения, является то, что в обществе его воспринимают как более целеустремленного, более умного и более уверенного в себе человека. Однако носители правильного произношения получают высокую оценку на основе языковой компетенции, а носители местного диалекта – на основе личной привлекательности. Они воспринимаются как серьезные, общительные, добродушные и обладающие чувством юмора. Значит, это также предполагает существование «наград» – хотя и иного вида – для тех, кто выбирает нелитературные формы.

Большинство работ по социальной психологии направлено на изучение отношения к различным вариантам английского языка без учета фактора пола как одной из переменных. Редкие исследования [Elyan 1978], ориентированные на оценку женщин, использующих литературное и нелитературное произношение (RP – общепринятая норма или местный диалект Ланкашира) выявили, что женщины, использующие общепринятую норму произношения, оцениваются экспертами как более умные, уверенные в себе, независимые, бегло говорящие на языке, предприимчивые и более женственные, чем женщины, использующие местный диалект. К тому же женщин, употребляющих общепринятые нормы языка, считают более мужественными (эксперты также должны были отметить степень маскулинности и фемининности каждого говорящего по девятичной шкале). Это может показаться нонсенсом, но если маскулинность и фемининность рассматривать как две независимые величины, то у каждого индивида есть право выбора обоих параметров. Американские исследования показывают, что 30–45 % студенток американских колледжей имеют высокие показатели как по шкале маскулинности, так и фемининности. Это явление называется психологической андрогинией (Bern, 1974; 1975). Считается, что в современном обществе андрогинное поведение дает женщинам много преимуществ, предоставляя широкий выбор поведения для овладения большим спектром исполняемых ими социальных ролей. Мы можем утверждать, что ввиду этих преимуществ в Британии RP (общепринятая норма произношения) является составляющей андрогинного поведения для женщин и среднего класса.

Однако говорящие – это не изолированные индивиды; они – члены общества, и одна из функций языка – быть символом групповой идентичности. В любом случае, рабочий класс отличается с точки зрения языка от среднего класса, и, следовательно, язык является маркером социальной дистанции этих двух групп. Вместе с тем для того чтобы показать солидарность (solidarity), рабочий класс объединяется с позиции применения языка, тем самым маркируя свою принадлежность к социальной группе. Сознательное усилие членов рабочего класса не говорить на литературном английском языке (RP) хорошо документировано, что находит подтверждение в следующих цитатах:

1…вас следовало бы как следует отдубасить… (George W., Эдинбург, ответ на предложение, что ему следует «говорить красиво»; цит. по [Reid 1978]);

2. Бабушка, говорившая на лондонском просторечии, утверждала, что ее внуку был бы присвоен ярлык «ненормальный», если бы он говорил в жеманной манере (цит. по [Bragg и Ellis 1976]);

3. «Не думаю, что я хочу изменить свою манеру говорить. Я не хотел бы говорить на литературном английском. По-моему, он очень нелепый. Слова произносятся правильно, но они не звучат красиво. В вашем собственном окружении вы будете чувствовать себя неуютно. Если ты живешь в Глазго, ты должен говорить как в Глазго» (пятнадцатилетний юноша из Глазго, цит. по [Macaulay 1977]).

Заметим, что все примеры исходят от мужчин. Очевидно, сильное давление оказывается как на говорящих из рабочего класса, так и на мужчин, уклоняющихся от употребления литературного английского языка. Используя нелитературные формы, мужчины демонстрируют сплоченность.

Социальным группам необходимо утвердить свое отличие от других, и язык в этом случае является одним из способов достижения этой цели. Культура оказывает существенное влияние на мужчин и женщин, предполагая их четкое разделение, даже если разные групповые объединения (социальные, этнические, возрастные) рассматривают их как единое целое. Установление групповой идентичности – важный фактор для социальной группы, и варьирование языка способствует этому двояким способом.

1. Языковые различия усиливают внутригрупповое единство (то есть члены группы узнают друг друга по схожему способу употребления языка и тем самым отличают от лиц, не входящих в их группу).

2. Языковые различия увеличивают дистанцию между группами (это способствует утверждению отчетливой групповой идентичности).

Итак, варьирование языка мужчинами и женщинами может рассматриваться как средство поддержания собственной идентичности.