Текст книги "Рекламный трюк"

55

Наверное, всем людям на свете доводилось слышать и произносить одни и те же слова, знаменующие собою внезапное узнавание:

– Так ведь это же… – и далее имя человека или название предмета, который узнан.

Именно эти слова произнесла Марина Волколакова, когда в гостях у знакомого продавца видеокассет увидела предпоследнее послание похитителей Яны Ружевич – то, где главарь в ярости избивает пленницу бичом.

Последнее послание – где девушку клеймят раскаленным железом – начальник криминальной милиции Короленко упрятал в свой сейф, запретив делать копии, и поэтому оно не попало на видеорынок. Но и предыдущей видеозаписи оказалось достаточно, чтобы Марина Волколакова вскочила с места и вскричала:

– Так ведь это же…

Она испугалась своей догадки и не закончила фразы. Продавец видеокассет – кстати, тот же самый, чей разговор про Толика Гусева подслушал Олег Коваль – ничего не смог от нее добиться, как ни старался. Но Марина была его давней подругой – не пытать же ее в конце концов.

Ничего особенного Марина не открыла – то, что она обнаружила в этой видеозаписи, давно было известно, например, Толику Гусеву. Причем Толику догадаться было куда сложнее – он ведь в студии Марика Калганова никогда не бывал и знал ее только по фильмам и рассказам очевидцев. Все коммерческие дела Толик вел с Калгановым на городской квартире Марика.

А Марина Волколакова на этой студии бывала неоднократно – ведь Марик регулярно снимал ее в своих фильмах. Марина считалась местной порнозвездой.

Правда, Марик всегда был исключительно осторожен. Очень немногие знали его фамилию и настоящее имя – Максим. Представляясь новым знакомым, Калганов всегда говорил, что его зовут Марк. Марк Киплинг – так он именовал себя в титрах своих фильмов.

Актеров он возил к себе на студию с завязанными глазами, порой подряжая для этого друга своего Эдика Костальского с его такси.

Конечно, если бы милиция всерьез взялась за порнобизнес, то все Мариковы комбинации раскрутили бы в два счета, и никакие предосторожности бы не помогли. Но суть была в том, что милиция этими делами вообще не занималась – не до того, да и смысла нет: борьба с порнографией на руку только мафии и больше никому. А студию свою Марик берег от всякого рода любопытных и недоброжелателей. Не от рэкета – рэкету он платил, как все нормальные мелкие бизнесмены, и еще приплачивал, чтобы мафия не слишком интересовалась его тайнами и берегла их от других. Вот этих самых «других» – неизвестных, непредсказуемых и потому опасных – Марик опасался больше всего.

В результате многие люди, связанные с видео – и эротическим бизнесом в пределах города и даже за его пределами, знали, что у Марика есть студия, но очень немногие имели представление о том, где она находится.

Марина Волколакова узнала студию Марика по тем незначительным деталям, которые попали в видеозапись послания похитителей. Она узнала веревку, свисающую сверху, узнала бич, которым избивали Яну Ружевич – просто потому, что Марик снимал садомазохистские сцены с участием Марины, и ее привязывали к той же самой веревке и били тем же самым бичом.

Марина узнала студию и чуть не сказала об этом вслух, но вовремя сдержалась. Ей надо было обдумать самой – что делать с полученной информацией.

Марина отбилась от расспросов своего друга-коммерсанта, отказалась остаться с ним на ночь и ушла к себе домой, напряженно размышляя по пути.

Продать свое открытие? Но кому?! Горенский пропал, «Львиное сердце» свернуло расследование, милиция не заплатит, у средств массовой информации местного масштаба лишних денег нет. Кто остается? Остается Седов с его фондом. Только согласится ли он платить? Ведь Седов против расследования И против спасения певицы силовыми методами. Он хочет собрать деньги и заплатить выкуп. Станет ли он платить за информацию?

Может, лучше промолчать?

Но Марина совсем не умела хранить тайны. И к тому же часто и много пила. А что у трезвого на уме – то у пьяного известно где.

Однако сейчас Марина была трезва и алкоголичкой пока не стала. То есть могла потерпеть до тех пор, пока не реализует информацию с выгодой для себя.

А шанс есть. Артем Седов и его деньги. На выкуп денег мало и столько, сколько просят похитители, ему никогда не собрать. А заплатить за информацию он может вполне.

Если захочет.

56

На полпути из Глебовки Коваль передумал ехать в город, потому что на все вопросы Толик Гусев орал в ответ одно и то же:

– Я не понимаю, о чем вы говорите!!

– Останови, – попросил Коваль водителя. Тот послушно исполнил просьбу, и сыщик произвел с ним окончательный расчет, объявив: – Дальше мы пойдем пешком.

Шофер, пребывающий в перманентном восторге по поводу заработанной суммы, дал Ковалю свой телефон, помахал ему рукой и умчался.

Олег и Толик остались одни, в том месте, где шоссе пересекалось с лесной дорогой.

– А сейчас мы спокойно пойдем по этой дороге, – сказал Олег. – Бежать не советую – я хорошо стреляю. Целиться буду в коленную чашечку. Это, во-первых, очень больно, а во-вторых, неизлечимо.

– Да что я вам сделал?!!

– Ты до сих пор не сказал мне, что ты знаешь про Яну Ружевич.

– Я ничего не знаю про Яну Ружевич и ни про кого!

– Есть один маленький нюанс. Ее похитители тоже охотятся за тобой, и они вопросов задавать не будут. Они уже убили человек двадцать, так что лишний труп для них ничего не значит.

На самом деле похитители Яны Ружевич убили меньше десяти человек, но Олег для солидности присовокупил к ним еще и других жертв из мира шоу-бизнеса, число которых за последние дни умножилось необычайно.

Продолжая светскую беседу. Коваль и Толик отошли от шоссе, и Олег заставил неудачливого шантажиста войти в лес. Для этого ему пришлось показать пистолет и даже образцово-показательно передернуть затвор. Зато после этого Толик стал послушен, как овечка – только на вопросы перестал отвечать вовсе.

Проблема была еще и в том, что Коваль нарвался на Толика случайно. Он знал только то, что Толик был назван «свидетелем по делу о похищении Яны Ружевич» в объявлении, вывешенном чуть ли не на всех городских столбах. При каких обстоятельствах видеопират оказался свидетелем и о чем именно он мог бы свидетельствовать, Олег понятия не имел. А потому не мог задавать наводящие вопросы.

А Толика то ли заклинило от ужаса, то ли он решил быть хитрым до конца и, угадав, что его визави ничего конкретного не знает, углубился в раздумья по поводу того, как лучше выкрутиться.

С одной стороны после того, как Гусева выставили перед всем городом в качестве свидетеля по делу о похищении певицы, предположение Коваля о том, что на него охотятся похитители, представлялось вполне резонным. Но это, по мнению Толика, говорило отнюдь не в пользу того, чтобы расточать свои свидетельства направо и налево. Напротив, неудачная попытка шантажа только подтвердила древнее правило, гласящее: «Короче язык – длиннее жизнь».

И Толик, когда оправился от шока, вызванного видом пистолета, вдруг понял, что стрелять в него Коваль не станет. Ведь ему нужна информация – а с мертвого что за спрос?

Сделав такой вывод, Толик решил тянуть волынку, пока возможно. Конечно, Марик ему не брат, не сват и даже не друг, а просто деловой партнер – но подводить его без крайней нужды себе дороже. Ладно бы за деньги – это всегда пожалуйста, а так просто подставляться под чью-то месть Толик не собирался. Он еще не осознал, что если бы похитители надумали ему мстить, то никакое молчание его бы теперь не спасло. Он уже сделал достаточно, чтобы преступники – будь они настоящими профессионалами – убили его, не задумываясь и без сожаления.

Но похитители Яны Ружевич профессионалами не были и на самом деле даже не пытались охотиться за Толиком. Они его не знали и даже представить не могли, о чем тот собирается свидетельствовать. И вывод в конце концов сделали элементарный: исчерпав все средства, неугомонные сыщики пытаются заманить их в ловушку. А таинственный свидетель – это просто блесна, на которую должны клюнуть похитители. Но Крокодил – не какая-нибудь глупая щука, и на блесну не клюет.

Поэтому Крокодил и Казанова вели себя тише воды, ниже травы и безвылазно сидели в коттедже Марика Калганова, ожидая, что ответит встревоженная общественность на их последнее требование о выкупе.

«Встревоженная общественность» тем временем гонялась за Толиком Гусевым, а Олег Коваль его уже догнал, и теперь не знал, что ж с этим чудом в перьях делать.

Но Олег недаром работал когда-то в КГБ, пусть даже и в отделе охраны. Дураков туда не брали, а интуицию ценили не меньше, чем ум, да еще и тренировали дополнительно. Олег легко выстроил в уме цепочку: «видеопират Гусев – полупрофессиональная съемка в посланиях похитителей – студия, где производилась эта съемка – место содержания Яны Ружевич». К этому примешалась услышанная все в том же разговоре на рынке фраза о студии Марика, который в Штатах. Раз он в Штатах – значит, студия пуста. Уж не там ли держат похищенную певицу?

Теперь Ковалю не требовался даже пространный ответ на его вопросы. Достаточно простого подтверждения или отрицания.

– Ты ведь знаешь, где держат Яну, – сказал он без тени вопроса. – Говори, где?!

Толик ничего не ответил, только нервно вздрогнул, и тогда Олег выбросил козырного туза:

– Уж не у Марика ли на студии?

– Знаете – так зачем спрашивать?! – не выдержал Толик.

– Фамилия Марика? Быстро!

– Калганов. Какого черта?!

– Где студия?!!

Олег орал Толику прямо в ухо, не давая ему опомниться:

– Где студия? Говори!

– Не знаю я!

– Врешь! Опять врешь!

– Нет! Честно – не знаю. Я там не был никогда.

– Где живет Марик?

Толик заколебался, но Олег сделал ему страшные глаза и проорал:

– Ну?!!

– Циолковского, 72-16. Только его нет. Он в Штатах.

– Откуда знаешь, что Ружевич на студии?

– Я не знаю. Я догадался. По фильмам.

– По каким фильмам?

– Ну, Марик – он в этой студии порнуху снимает. Ну, и когда эти, в намордниках, с Ружевич развлекаются – очень похоже.

– Так. Хоть примерно – где может быть студия? 190

– Я сказал – не знаю. За городом где-то. Дом у него там.

– Кто мог занять этот дом в его отсутствие?

– Слушай, ты издеваешься? Я ему не брат и не родственник.

– Друзей его знаешь?

– Не знаю я никого.

– Слушай, Гусь. Ты все равно его уже сдал с потрохами. Так что договаривай.

– Никого я не сдавал! Ты все сам знал, а теперь на меня стрелки перевести хочешь. Ничего не буду говорить.

– Ну, и черт с тобой. Ты мне больше не нужен. Можешь идти.

– Куда?

– Куда хочешь.

– За мной, правда, охотятся?

– Этого я не знаю. Но если охотятся – ты это быстро заметишь.

– И что же мне делать?

– Я тебе тут не помощник. Ты кашу заварил – ты и расхлебывай.

– Но я же тебе помог, – Толик как-то незаметно перешел на «ты».

– Нет, ты мне не помог. Главного ты не сказал.

– Чего? Кто у Марика друзья? Так я, правда, не знаю. Знакомых всяких много – что мне, всех перечислять?

– Таксисты среди знакомых есть?

– А почему таксисты?

– Есть или нет?

– Ну, есть. Эдька Костальский. Он иногда баб к Марику возил. На съемки, и трахаться.

– Что одно и то же, как я понимаю. Ты с ним хорошо знаком?

– Нет.

– Но Костальский знает, где находится студия?

– Конечно. Он же людей туда возил.

– Хорошо. Уже теплее. Кто еще знает, где студия?

.

– А я откуда знаю? Мишка Трубин должен. Оператор ихний. Еще Генка-сексонарколог. Борька Стрепет.

– Фамилия или прозвище?

– А я у него паспорт не спрашивал.

– Подробнее о них.

– Да что ты пристал? Не знаю я ничего подробно! Генка, вроде, в медицинском учится.

– Адреса, телефоны.

Толик вынул из кармана маленькую записную книжку и принялся листать. Коваль отобрал ее и просмотрел сам.

– Обломись, – сказал Толик. – Ничего не поймешь.

– Объясняй, – потребовал Коваль.

Сексонарколог обнаружился на букву «К» и был обозначен как «Крокодил Гена». Олег отметил его галочкой. Точно так же совместными усилиями нашли и пометили других, после чего Коваль все-таки забрал книжку, сказав:

– Потом верну.

– Э, мы так не договаривались! – отреагировал на это Толик.

– Мы никак не договаривались. Однако ты меня убедил в своей искренности. Поэтому вот тебе сто «тонн», железная дорога в той стороне. На электричке до Белогорска, оттуда поездом, куда угодно. И не возвращайся, пока все не уляжется. Когда уляжется – узнаешь из «Новостей».

– Интересно, далеко ли я уеду на сто «тонн»?

– Больше ничем помочь не могу. Мне некогда, у меня дела. Когда все кончится, обязательно скажу Яне, что ты помог ее спасению. Может, она наградит тебя щедрее.

57

Марина Волколакова – порноактриса и эротическая фотомодель – оказалась умнее видеопирата Толика Гусева. Она не стала назначать встречу на темном страшном пустыре, да и шантажировать, в сущности, никого не собиралась. Толик просто допустил роковую ошибку, когда убедил себя в том, что версия, будто похищение Яны Ружевич – это всего лишь хитрый рекламный трюк, правдоподобнее, чем все остальные. А когда люди из «Львиного сердца», которым он позвонил, очень легко приняли его условия, Толик еще больше утвердился в этой мысли. Еще бы – в тот момент он был недостаточно трезв для трезвых рассуждений. Ночная беготня по нефтебазе и ее окрестностям избавила Толика от иллюзий, но было уже поздно.

Толик сам не понимал, как ему повезло, что первым достал его Коваль. Потому что фаны, введенные в заблуждение туманным объявлением с гусевским портретом, вообразили, будто он – один из похитителей. Так что попадись он в руки фанам, ему бы так просто не вырваться.

Ребята из «Львиного сердца» – особенно те двое, которые упустили Толика в ночь «русаковской битвы» – тоже охотно применили бы к нему допрос третьей степени с особым пристрастием. Так что неудачливый шантажист должен был благодарить судьбу за то, что попался в руки доброго парня Олега Коваля, который даже пистолет с предохранителя не снял, ни разу не сделал Толику больно, а после допроса даже дал денег на дорогу.

Впрочем, последнее Коваль сделал исключительно из своекорыстных побуждений – ему не хотелось утрачивать приоритет. В потере Яны Ружевич он винил прежде всего себя и хотел исправить свою ошибку самолично.

Но речь-то сейчас не о нем, а о порнозвезде местного масштаба Марине Волколаковой. Она, в отличие от Толика, насчет истинного положения дел нисколько не заблуждалась – впрочем, после «русаковской битвы» на этот счет в городе не заблуждался уже никто. Это только в Москве некоторые еще цеплялись за версию о рекламном трюке, наложившемся на шоу-бизнесменские разборки – но и то лишь потому, что не хотели признавать очевидной истины: шоу-мир оставил своего человека в беде и все это время валял дурака, ссылаясь на шутки хитрого Горыныча. А на самом деле похищение было настоящим, и смерти вокруг этого дела – тоже настоящие, и их с каждым днем становится все больше.

Но московский шоу-бизнес далеко, а городская порнозвезда – прямо в гуще событий. У нее появилась ценная информация, и она решила ее продать – просто и без всяких выкрутасов, как и положено в царстве рыночной экономики.

Марина Волколакова выяснила адрес Артема Седова, пришла к нему домой и сказала без обиняков:

– Я знаю, где прячут Яну Ружевич.

– Где? – задал совершенно естественный вопрос Артем.

– Тысяча долларов, – сказала порнозвезда, изобразив голливудскую улыбку.

– Что – тысяча долларов? – не понял (или сделал вид, что не понял) журналист.

– Цена моего ответа, – пояснила Марина.

– Даже не смешно, – сообщил Седов.

– Ни капельки не смешно, – согласилась Марина, – Но вы ведь уже поняли, что денег на выкуп вам не собрать. А у меня есть точная информация. Тысяча баксов против трех миллионов.

– Тысяча баксов за красивую сказку? Не первую, между прочим.

Марина выудила из своего ридикюля красную книжицу и через стол эффектным щелчком послала ее журналисту.

– Мой паспорт, – пояснила она. – Если Яна там вы мне его возвращаете. Если нет – я возвращаю деньги.

– А вы не боитесь мести бандитов? – спросил Артем, листая паспорт.

– Ужасно боюсь. Это меня страшно возбуждает. Наверное, я мазохистка.

– Наверное, – не стал спорить Артем. Он поднял трубку телефона и набрал номер. Безбородов оказался дома.

– Седов говорит, – сказал Артем. – Тут ко мне пришел человек, который утверждает, что у него есть информация о месте, где держат Яну. Просит тысячу долларов. Я могу расплатиться вашими деньгами.

– Правдоподобно?

– Пока не знаю. Информатор предлагает в залог паспорт. А в нем – адрес. В случае чего мы сможем вернуть деньги.

– Хорошо. Плати.

– Будет просьба. Пришли своего человека к моему дому. Мне придется оставить тут даму, и я нe хочу осложнений.

– Дама и есть информатор?

– Разумеется.

Артем повесил трубку и сказал Марине:

– Плачу рублями па сегодняшнему курсу. Устраивает?

– Кому звонил?

– Деловому партнеру. Мне нужно отлучиться за деньгами. Будешь ждать меня здесь.

– Надеюсь, ты не пойдешь сдавать меня бандитам? Я пошутила насчет мазохизма.

– Я мог бы сдать тебя в милицию, но не уверен что это хорошая идея.

– Совершенно правильно. Я бы рассказала им, что видела вещий сон про то, как Яна Ружевич испытывает нестерпимые муки в черном замке Люцифера и жалобно стонет под тяжестью оков.

– Только не рассказывай этого мне, когда я вернусь с деньгами…

Когда Артем вернулся с деньгами (наличными скидывались в основном фанаты, и они же были хранителями этих денег – именно поэтому Седов спрашивал разрешение на их использование у Безбородова), Марина вышла ему навстречу из душа. Одеться она не потрудилась.

– Я вижу, ты чувствуешь себя, как дома, – заметил Артем.

– Ты мне понравился, – сказала она, целуя его в губы. – Но это не освобождает тебя от платы за информацию.

Журналист выложил на стол пачки денег и потребовал:

– Говори.

Марина покрутила деньги в руках, попыталась пересчитать, но быстро бросила это занятие, сказав:

– Ладно, поверю. Ее держат на порностудии Марка Киллинга. Это здесь, в городе, или за городом недалеко. Точнее не знаю. Нас возили туда с завязанными глазами.

– Это не стоит таких денег.

– Знаю. Есть люди, которые знают адрес. Двое как минимум. Один – таксист, зовут Эдик. Фамилию не знаю, но знаю номер машины, – она покопалась в сумке и протянула Артему листочек.

– Ты всегда записываешь номера машин? – поинтересовался журналист.

– Бывает полезно, – ответила Марина.

– А почему два номера?

– Две разные машины. У них там какая-то хитрая система, подробностей не знаю.

– Так, а второй?

– Второго зовут Михаил. Он у Марика оператор и правая рука. Сейчас в городе, я видела его три дня назад. Вот телефон.

Она протянула Седову еще один заранее заготовленный листок и спросила:

– Ты удовлетворен?

– Частично.

– Тогда давай трахаться. Будешь удовлетворен полностью.

– Не выйдет, – ответил Артем, берясь за телефон, – Я трахаюсь только с девственницами и женщинами безупречного поведения.

– Я оскорблена, – заявила Марина. – Мне одеться?

– На твое усмотрение. Мне нравятся обнаженные женщины.

Сказав это, Артем стал звонить по телефону. Безбородов ответил сразу же – очевидно, он ждал у аппарата.

– Принимай информацию, – сказал Седов. – Порностудия некоего Марка Киллинга. Очевидно, псевдоним. Адрес можно выяснить у некоего Михаила по телефону 36-31-12 или у таксиста Эдика, который ездит на машине с номером «а 531 ОС» или «а 547 ОС». До твоего подтверждения информатор побудет у меня.

– Ты так уверен? – спросила Марина.

– Совершенно уверен, – сказал Артем, вешая трубку. – Мой человек на улице предупрежден. И от него тебе никуда не деться.

– А если я сейчас закричу: «Насилуют!»?

– Тогда он будет свидетелем и подтвердит, что это ты пыталась меня соблазнить и вообще вела себя аморально.

– А ты всегда ведешь себя морально, да?

– Я всегда веду себя осторожно.

– Ну, и продолжай в том же духе, – сказала Марина и вышла в голом виде на балкон.

– А я разве разрешал тебе компрометировать меня перед соседями? – крикнул Артем ей вдогонку.

Но уездная порнозвезда уже беседовала с кем-то на улице – может быть, с безбородовским наблюдателем, а может, просто с прохожим, и не с одним.

Напевая: «Они любят стриптиз – они получат стриптиз», Артем улегся на диван так, чтобы видеть балкон (хотя вряд ли Марина рискнула бы прыгнуть с четвертого этажа), и стал ждать звонка Безбородова.

58

Казанову мучили дурные предчувствия. С каждым часом обещанные Крокодилом миллионы казались ему все более мифическими, и он опять ругал себя за то, что поддался уговорам Гены, поддался его таинственной силе, благодаря которой Крокодил умел подчинять себе людей.

Не видать им никаких миллионов, как своих ушей без зеркала! Пора смываться, и чем скорее – тем лучше.

Но чтобы смываться, тоже нужны деньги. А они на исходе. И если отсиживаться в Мариковом особняке, то не будет никаких новых поступлений.

Про выкуп лучше забыть. Пошел третий день с момента предъявления ультиматума – а о выкупе по телевизору ни слова. Седов – последний из тех, кто заявлял о своем намерении найти и заплатить эти деньги – сел со своей затеей в глубокую лужу.

Пусть Крокодил уговаривает себя, что еще не все потеряно. На самом деле потеряно все.

Хотя – пока на них не вышли, пока не знают их имен, кое-что еще можно успеть.

И Казанова отправился в город – добыть хоть немного денег. Когда настанет время смываться, можно будет грабануть какой-нибудь солидный магазин – оружие для этого есть, а терять все равно нечего. А пока надо только разведать обстановку и добыть немного денег честным трудом. Благо, ворота второго таксопарка всегда открыты для Эдика Костальского.

И он чуть было не дошел до этих ворот, где его уже ждали – но по пути от автобусной остановки наткнулся на хорошего знакомого и коллегу по таксистскому ремеслу. Тот ехал на своем таксомоторе и притормозил, завидев Казанову, чтобы сказать ему:

– Эдька, ты, похоже, круто влип. Менты второй день тебя домогаются. В парк ходить не советую.

Наши автомобилисты всегда сигнализируют друг другу фарами, если за поворотом притаился гаишник.

Казанова бегом помчался обратно на автобус, на электричку, за город, все в тот же порнорежиссерский особняк, и в мозгу его пульсировала только одна мысль: «Срочно сматываться! Куда угодно, как угодно – только подальше отсюда. И скорее, скорее, скорее!»

Но куда смываться? Без денег, без связей в криминальном мире, с засвеченными документами. Их портреты наверняка есть уже у каждого мента. И грим не поможет, потому что теперь, когда их вычислили, документы наверняка будут проверять у всех подряд.

По плану предполагалось, что некий знакомый Крокодила сделает им новые документы сразу после получения денег. Но раньше времени обращаться к нему Гена не хотел, чтобы не давать преследователям лишний след. Да и денег на это не было. А теперь вдруг Оказалось, что уже поздно и денег по-прежнему нет.

Черт, ведь они же считали, что после получения выкупа у них будет несколько месяцев, чтобы утрясти все дела и выехать за кордон. При этом они даже не собирались убивать пленницу. Просто предполагалось, что она ровным счетом ничего о похитителях не узнает. А потом, после эксцесса с Уклюжим, план изменился, и пленников решили оставить в подвале До тех пор, пока Крокодил и Казанова не покинут играну. Это тоже давало как минимум месяц.

И вдруг выясняется, что нет этого месяца, нет Даже недели и большой вопрос – есть ли хотя бы День? И что самое главное – нет никакого выкупа.

И Казанова хочет бежать – но не знает, куда. И вся его решимость, вся его воля к действию подавляются этим простым обстоятельством. Бежать некуда.

А Гена говорит:

– Безвыходных положений не бывает. Выход всегда есть! Рано начинаешь плакать – ты еще не в камере. Я знаю, что мы сделаем. Пусть они только придут сюда…

И Казанове ничего не остается, кроме как подчиниться Крокодилу в очередной раз. Хотя все прошлые попытки окончились плачевно, и шансов на успех с каждым часом все меньше.

Но бежать некуда.

Остается ждать.