Текст книги "Рекламный трюк"

59

– Значит так, друг Миша. Или ты через десять секунд говоришь мне, где студия, или через минуту я сдаю тебя ментам. Вообще-то они сейчас порнографию не шьют, но для тебя сделают исключение. Статья в кодексе есть, вещественные доказательства налицо – прелестный повод тебя засадить. Они ведь тоже эту студию ищут.

– С каких это пор? Что такого сделал Марик ужасного? Тем более, он за бугром. Он что, продал ЦРУ секрет привлекательности российских женщин?

– Про ЦРУ я не знаю, а вот со студией он прокололся. То ли ключи неправильно хранил, то ли плохих сторожей нанял… Короче, говори адрес. Я ведь совершенно не шучу.

– Странно. Я всегда думал, что Генка Крокодилин – хороший сторож. Почище ротвейлера. Если вцепится – ногу запросто отхватит.

– Вот именно. Я все еще жду ответа на прямо поставленный вопрос.

– Да, пожалуйста! Разве мне жалко? Марик мне де брат и даже не муж сестры. Крокодил тем более. Поселок Капитоновка, дом 13. Телефончик дать?

– Буду очень благодарен.

Миша Трубин написал телефон на спичечном коробке и протянул Ковалю с вопросом:

– Может, скажешь, в чем дело?

– Смотри сегодня вечером телевизор, – ответил Олег, пряча коробок в карман.

Он уже собрался уходить, но в прихожей задержался и спросил:

– А почему Марик Генку взял дом сторожить? Мне говорили – ты его адъютант.

– Вранье и инсинуации. И смею добавить, я не сторож, а вольный художник.

– А! Ну-ну.

После ухода гостя Миша подумал, не позвонить ли на всякий случай Крокодилу? Мало ли что – взорвут студию, а Мише потом с Мариком объясняться. Но тут же решил, что объясняться не придется – какое, в сущности, Мише дело до Мариковой студии, для которой хозяин сам нанял сторожей.

Перед отъездом порнорежиссера в Америку отношения с ним у Миши были прохладные, а с Крокодилом они такие были всегда. И на личной судьбе Михаила Трубина наезд на студию Марка Киллинга никак не скажется. Все равно он уже другой работой занят. Так что лучше посмотреть сегодня вечером телевизор – интереснее будет.

Вечер, между тем, приближался. И Мише Трубину не дали провести этот вечер спокойно. Ему снова позвонили, прервав на самом интересном месте созерцание полной версии «Истории О». Позвонили, правда, не в дверь, а по телефону, и говоривший изо всех сил старался казаться грозным и страшным, но у Него не очень получалось.

– Нам надо знать, где находится студия Марка Киллинга, и мы это узнаем, – сказал голос в трубке без предисловий.

– Счастлив за вас, – ответил Миша. Ситуация начинала его забавлять.

– Мы узнаем это от тебя, – сообщил голос.

– А чем вы будете меня пугать? – тоном капризного ребенка спросил Миша.

– Сейчас придем, и узнаешь.

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь, – сказал Миша и жалобно запричитал в трубку. – Ну, не надо приходить, ну, пожалуйста! Не мучайте бедного мальчика. Я сам все расскажу. Только умоляю, не дайте умереть в неведении – что там такое происходит на этой студии? Слет нечистой силы?

– Не твое дело. Говори и не вздумай врать.

– Ну, я так не играю, – заявил Миша тоном Карлсона, которому не дали варенья. – Тогда можете приходить. Я как раз звоню друзьям, зову их в гости. Мы будем ждать.

– Ладно, уговорил. Там держат Яну Ружевич. Говори – где студия?

– Ого! Это начинает мне нравиться. Как я сразу не догадался? Марикова ощущалка, ну, конечно! Лучше места не найти. Ну, слушай: поселок Капитоновка, дом 13, через гараж вниз и прямо. Только имей в виду – конкуренты уже там.

– Какие конкуренты?

– Тебе лучше знать. Пришел некто, грубым шантажом вырвал у меня адрес и ушел. Так что торопись.

Миша повесил трубку и заторопился сам. То есть буквально в один миг принял решение и приступил к его выполнению. Ноги в руки, ляжки в джинсы, стопы в кеды, камеру в руки, фотоаппарат на шею и бегом марш.

Какой уж тут телевизор!

60

А милиция все еще отрабатывала связи Костальского. Правда, теперь уже Короленко не сомневался в целесообразности снятия людей с других дел ради этого, но все равно на раскрутку связей требовалось время.

Имя лучшего друга Эдика вычислить было нетрудно. Гену Кружилина знали и в таксопарке, и в студенческом кругу. Не знали только, где он сейчас – лето, каникулы, и не работает этот Гена нигде.

Сам Костальский другое дело – его работа ждет в любое время дня и ночи. Но график свободный, и понятие «прогул» Эдика не касается.

Его ждали в таксопарке и на квартире, но Эдик не появился ни там, ни там. К Кружилину тоже вломились, перепугав его родителей, но выяснили только, что дома он не живет уже давно, и где теперь – неизвестно.

Зато обнаружилась дача. И тут уже Короленко ругался непередаваемым боцманским матом (в молодости он плавал на каботажных судах по Северному Ледовитому океану), поскольку дача эта находилась в Русакове.

То есть имена преступников были, наконец, налицо.

Вопрос только, где они сами, эти чертовы преступники?

Короленко и его подчиненным очень не хотелось, чтобы имена похитителей Яны Ружевич попали в прессу раньше времени. Ведь узнав, что они практически раскрыты, преступники могут натворить массу глупостей, среди которых убийство заложницы – это цветочки, а ягодки могут быть куда похлеще.

Но у прессы оказались свои информаторы. Во всяком случае, местное телевидение передало в шестичасовых новостях, что по обвинению в похищении Яны Ружевич разыскиваются некие Эдуард Костальский и Геннадий Кружилин. И что якобы «Львиное сердце» уже вышло на след и вот-вот их возьмет, обставив милицию.

Услышав это сообщение, больше всех удивился Серебров, который только накануне вышел из изолятора временного содержания и думал теперь только о том, как бы побыстрее вернуться в Москву, где его агентство из последних сил пыталось бороться с обстоятельствами, неуклонно ведущими «Львиное сердце» к краху.

Но раз уж кто-то раздобыл и подарил прессе имена похитителей Яны Ружевич, остатки команды «Львиного сердца», работавшей по этому делу, не могли остаться в стороне. Серебров решил наличными силами организовать проверку по своим каналам, здраво рассудив, что милиция, занятая охотой, трогать частных сыщиков теперь не станет – стражам порядка просто будет не до того.

Им, и вправду, было не до того. Похоже, ближе к ночи в городе прекратилось расследование всех прежних преступлений и предотвращение новых, а вся милиция работала исключительно по делу Ружевич. Но результата никакого не было до тех пор, пока какие-то бдительные гаишники не сообщили вышестоящему начальству о том, что подростки на мотоциклах в большом количестве выезжают из города в направлении Капитоновки.

Как раз в это время розыскники докопались до связи Кружилина с Мариком Калгановым – широко известным в узких кругах порнорежиссером. Достаточно было прогнать через компьютерную систему поиска городской реестр недвижимости, чтобы обнаружить дом, принадлежащий Максиму Калганову на правах личной собственности и стоящий в поселке Капитоновка, подчиненном городской мэрии.

Но это уже была лишняя трата сил. Туда уже и так направлялся и ОМОН, и отряд быстрого реагирования, и группы захвата РУОП, и розыскники во главе с Ростовцевым, а за ними в хвосте – все милицейское начальство. Они неслись в Капитоновку короткой дорогой, под сиренами и мигалками – теперь уже не было смысла таиться. Все равно рокеры и фаны проскочили туда раньше, а за ними погналась машина ГАИ. И догнать их не было никакой возможности.

61

А Уклюжий, он же Шурик Твердохлебов, актер городского драмтеатра, находящийся в очередном отпуске – в связи с чем его внезапное исчезновение ни у кого не вызвало подозрений и вообще никем не было замечено, – тем временем совершенно вылечился от своей наркомании. То есть у него кончилась ломка, и он, наконец, смог наслаждаться любовью в полную силу. А любовь – она вообще-то прекрасно помогает от всех болезней, кроме венерических. Каковыми Уклюжий не страдал по причине девственного образа жизни и привычке использовать для инъекций личный шприц.

Наверху назревала очередная заваруха, а в «темнице» было по-прежнему тихо. Звуконепроницаемые стены хранили покой пленников, коротавших время за сексом и светскими беседами.

– Странно. Я всегда ужасно боялась смерти, – сказала Яна на этот раз. – А теперь не боюсь. Мне даже интересно, как это будет. Как ты думаешь, это больнее, чем раскаленным железом по «кошачьему месту»?

– Слушай, не надо об этом, – попросил Уклюжий. – И так тошно, а тут еще ты со своими темами.

– Говорят, если сразу убьют, так и почувствовать ничего не успеешь. Раз – и на небесах. Интересно, там что-нибудь есть?

– Где?

– Ну, на небесах. Или наоборот. В то, что попы впаривают, я не верю. Это сказки для маленьких. Но что-то, наверное, есть. Как ты думаешь?

– Никак я не думаю. Кончай!

– Я тут круглые сутки только и делаю, что кончаю. Пора и о душе подумать. Меня саму, того и гляди, кончат, а ты говоришь «кончай»! Слушай, ты с ними с самого начала был. Скажи, они что со мной собирались сделать – застрелить, зарезать, живой в землю закопать?

– Да ничего подобного. Отпустить тебя собирались. Они же думали, что ты про них ничего не узнаешь. А тогда зачем тебя убивать?

– Так я и сейчас ничего про них не знаю. Ты же не говоришь ничего.

– И не скажу. А то они и меня, и тебя убьют. А так, может, выживешь еще.

– Спасибо на добром слове… А еще говорят, когда человек умирает, душа его выводится в астрал. И нет никакого рая, и ада тоже, а они так и шатаются по свету. Только у них тела нет, поэтому их не видно и они делать ничего не могут. Слушай, какой ужас – жить без тела!

– Если ты не перестанешь, я стану орать и кусаться, – заявил Уклюжий.

– Ори, – разрешила Яна. – А переселения душ я вообще не понимаю. Какой смысл в том, что в прошлой жизни я была кошкой, если сейчас я этого совсем не помню? Это все равно, что совсем умереть – без разницы.

– Ну, я серьезно – давай о чем-нибудь другом. О любви, например.

– А чего о ней говорить? Ею заниматься надо. А ты не можешь. И в этом главное несчастье всех мужчин.

– Ничего подобного. Есть верный способ, и ты его знаешь.

– Французы едят лягушачьи лапки и подвергают друг друга французской любви. То и другое – извращение.

– Не ври. Тебе нравится. Я видел.

– Значит, я извращенка.

И Яна стала подвергать Шурика французской любви. Но закончить ей не дали.

В «темницу» ворвался Крокодил с автоматом на груди. Он был без маски, и Яна в первый момент не узнала его, а потом ее охватил ужас. Что бы она там ни говорила об исчезновении страха смерти, а на самом деле она ощутила это страх в полной мере, когда увидела своего мучителя при оружии и с открытым лицом.

А он быстро отсоединил ее цепь от стены и сказал:

– Пошли.

Яна покорно пошла за ним, хотя ноги ее подгибались и все тело пронизывал безотчетный страх.

И только одного Яна не могла понять – зачем Крокодил ведет ее наверх, в большие светлые комнаты, где стены и стекла неспособны удержать звук. Ведь она же может закричать, и крик обязательно услышат.

Солнечный свет на мгновение ослепил ее, хотя день уже подошел к концу и на город спускались сумерки. Просто окно выходило на западную сторону, и заходящее солнце на фоне идеально чистого неба било своими лучами прямо в это окно.

Крокодил сковал пленнице руки за спиной и отпустил ее. Яна упала на колени и замерла в этой позе, сжавшись и зажмурившись. Она ждала выстрела и даже не пыталась сопротивляться или кричать.

62

«За каждую вину воздается стократно. Те люди, которых мы покарали, повинны в смерти одного человека, – но если бы мы не лишили их возможности творить зло, то пострадали бы многие. Их жертвы рассеяны по миру и они еще живы. Но гибель их недалека, ибо души их уже мертвы.

Те, кого мы покарали, творили и умножали зло. Они ввергали невинных в пучину разврата и убивали их дух – день за днем, час за часом. А за смертью духа неизбежно следует смерть тела. И когда случилась такая смерть, мы решили прервать этот круговорот зла.

Вот имена тех, кого мы покарали:

Лев Горенский,

Сергей Денисов,

Борис Бояров,

Ростислав Темный.

Все они мертвы и никому больше не причинят зла.

Но еще так много недоброго вокруг, и совершив первое жертвоприношение добру, мы поклялись не останавливаться на этом и бороться со злом дальше – покуда хватит сил, и оружие не затупится.

Мы победим – и мир тогда преобразится, и в живые души прольется истинный свет».

Такой вот текст обнаружили на своих факсах или в электронной почте редакции многих столичных газет, телеканалов и радиостудий. «Желтое радио» – то есть студии второго эшелона, не обремененные чрезмерной популярностью и не склонные к аккуратному обращению с непроверенной информацией – поспешили выдать в эфир сообщение о смерти Горенского и Темного. Бульварные газеты тоже срочно пустили аналогичное сообщение в набор, но они по техническим причинам не могли быть столь оперативны, как радио.

Более солидные издания и каналы действовали осторожнее. Многие из них тоже сообщили о поступившем к ним меморандуме, но присовокупили к этому известию информацию о том, что Ростислав Темный жив и здоров и никто решительно его не убивал, хотя его клуб «Мария Целеста» действительно разгромили, и там были человеческие жертвы.

Однако журналисты тотчас же кинулись проверять информацию относительно смерти Горенского. Ибо вот уже много дней о нем не было ни слуху, ни духу, а сплетни по Москве ходили самые разные. Вплоть до того, что во взорванной «Волге», принадлежавшей агентству «Львиное сердце», находился именно Горенский – несмотря на то, что официальная версия гласила иное.

В первую голову сунулись, конечно, к Роману Каменеву, но тот без запинки оттарабанил официальную версию. Не мог же он, в самом деле, подставлять под удар Пашу Шибаева, да и Коваля тоже, если тот жив.

Однако журналисты не успокоились и обратились в милицию по месту событий – а уверены ли доблестные стражи порядка в том, что среди погибших в той ночной катастрофе нет Горенского?

Обратились они, прямо скажем, не вовремя. Вся милиция города как раз стояла на ушах, вступив в завершающую фазу расследования дела о похищении Яны Ружевич. Вплоть до того, что по делу о теракте двухнедельной давности оставили работать только пару зеленых сыскарей, которым было приказано лишь регистрировать новую информацию, если таковая вдруг нарисуется, а более ничего не предпринимать. Предполагалось, что такая ситуация будет сохраняться всего несколько часов, а потом все войдет в обычный ритм – но как раз в эти несколько часов на бедных лейтенантов обрушилась лавина звонков с вопросами, на которые они не могли ответить.

Конечно, подозрения насчет того, что в «Волге» был Горенский, имели место. Тем более, что два трупа из нее так и остались неопознанными. Шибаев утверждал, что это – люди из личной охраны продюсера, но ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение до сих пор не удалось. Однако версию насчет смерти Горенского просто не стали раскручивать. Ведь расследовать убийство пятерых охранников – это одно, а признать, что убит известный на всю Россию и полмира продюсер – совсем другое. Кому нужна лишняя головная боль?

Специалисты по особо важным делам, приехавшие из Москвы расследовать похищение Яны Ружевич, переключились на этот теракт как раз потому, что полагали, будто именно в нем кроется разгадка этого самого похищения.

Правда, и они считали, что Горенский жив, а похищение и покушение – это его проделки, цель которых окончательно неясна, но непременно должна проясниться, когда Горыныч будет пойман.

Но все эти рассуждения имели место на уровне генералов и полковников. Юных лейтенантов в столь тонкие материи не посвящали. Вот один из них, не будь дурак, и звякнул судмедэкспертам – точно ли подтверждена личность троих погибших и нельзя ли это дело перепроверить?

– А чего там перепроверять? – раздраженно ответили ему, – Там одни уголья. Тела визуальному опознанию не подлежат.

Лейтенант порылся в деле и выяснил, что имена погибших определялись по показаниям свидетелей о том, как охранники и охраняемые рассаживались по машинам перед отъездом. А который из трупов кому принадлежит, неясно до сих пор. Тела, как гласят протоколы и акты экспертиз, «фрагментированы». Их даже подсчитать было трудно, но с этим кое-как справились. А что касается установления личностей, то тут мрак полный. Даже зубы не помогли.

Дотошный лейтенант так ничего конкретного и не выяснил, но имел неосторожность ляпнуть одному из корреспондентов, что версия о гибели Горенского может иметь под собой реальные основания – хотя бы из-за этих двух неопознанных трупов. Если предположить, что эти тела принадлежат телохранителям Горенского, тогда один из трех оставшихся трудов может оказаться телом самого Горенского. Но тогда возникает вопрос – где же охранник, которого считают погибшим, и кто он? Хотя кто он, можно догадаться. Личности двух погибших определены с большой степенью вероятности – это агенты «Львиного сердца» Березин и Шаров. Их челюсти сохранились в более-менее первозданном виде, а зубы имели характерные особенности. Двум другим черепа разнесло вдребезги вместе с челюстями, а для последнего не нашлось материалов для сравнения. Но если первые два – Шаров и Березин, другие два – телохранители Горенского, а между ними – сам Горенский, то значит, Коваль жив и где-то прячется.

Лейтенант только намекнул об этом журналистам, да и то случайно – по молодости лет у него еще не выработалась привычка как можно крепче держать язык за зубами, но журналисты легко домыслили остальное, и к выходу вечерних теле – и радионовостей уже вполне могли выдать сенсацию в эфир:

– По признанию источника в городском управлении внутренних дел, не исключена вероятность того, что Лев Горенский погиб двенадцать дней назад, когда автомобиль его охраны был взорван из гранатомета. Некоторые новые данные свидетельствуют, что Горенский мог находиться именно в этом автомобиле, и именно ему принадлежит одно из обугленных фрагментированных тел, которые до сих пор не удалось достоверно опознать.

63

– Успокойся. Я все еще не хочу тебя убивать.

Звук бесстрастного голоса Крокодила вывел Яну из оцепенения. Она открыла глаза и уставилась на главаря похитителей непонимающим взглядом. Пленница уже готовилась услышать ангельское пение или, как минимум, ощутить себя бестелесным духом, переселяющимся в какую-нибудь каракатицу – а оказывается, ее еще не собираются убивать. Чего же тогда от нее хотят?

Крокодил, однако, ничего по этому поводу не сказал, а только отстегнул от ошейника длинную тяжелую цепь и заменил ее на другую – легкую и короткую, как собачий поводок.

Тогда Яна решилась спросить его сама:

– Что ты собираешься делать?

В эту секунду ее обожгла надежда, связанная с возможностью, о которой Яна почему-то не подумала раньше. Что, если Крокодил повезет обменивать ее на деньги, и через пару часов она окажется на свободе – живой и даже не искалеченной?

– Молись, куколка, – сказал в ответ на ее вопрос Крокодил. – Хорошенько молись, убедительно. Потому что вариантов у нас осталось два. Или я получу деньги, а ты долгую жизнь на радость фанам – или мы оба трупы.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Просто сейчас наш славный замок будут брать штурмом. И есть только один способ уберечь наши шкуры от града пуль – показать им твое белое тело. Если я что-нибудь понимаю в благородных героях, то они не будут стрелять, пока есть риск попасть в тебя.

Гена снял с шеи автомат и передал его Казанове, продолжая говорить:

– У Эдика руки будут свободны, и он сможет стрелять. Так что диктовать условия будем мы… Но если у кого-то из наших недоброжелателей не выдержат нервы, тебя продырявят первой. Но могу тебя обрадовать – нас пошлют за тобой следом без промедления.

– Разве мне от этого легче?

– Как знать. Это я к тому, что мне хотелось бы, чтобы ты жила как можно дольше и умерла естественной смертью от старости. Но это возможно только в том случае, если мой план выгорит. Так что молись.

И Яна действительно стала молиться – неведомо какому богу, а может быть, всем богам сразу. Услышал ли кто-нибудь эти молитвы, ведомо лишь высшим силам, однако на саму Яну они подействовали благотворно. В ее сознание проникла и постепенно наполнила его уверенность, что все закончится хорошо.

Пленница впала в какое-то блаженное оцепенение, и все мысли покинули ее. Осталась только надежда на лучшее и вера в хеппи-энд.

Из этого состояния Яну вывел лязг автоматного затвора, сразу после которого впечатления навалились на нее со всех сторон – но тревожные мысли так и не вернулись, а вера и надежда так и не оставили ее.