Текст книги "Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля"

Надо сказать, что летом 1951 года этот выбор еще не был сделан (хотя, конечно, некоторые биографы уверяют, что даже в Люберецком ремесленном училище Гагарин мечтал о карьере летчика). В действительности под влиянием преподавателя физкультуры Ивана Николаевича Ровнова будущий космонавт решил стать тренером.

Тут биографы космонавта снова расходятся. Некоторые из них (например, Лидия Обухова) утверждали, что Гагарин собирался поступать в Латвийский государственный институт физической культуры в Риге; другие настаивали, что его целью был Ленинградский техникум физкультуры и спорта ДСО «Трудовые резервы». Скорее всего, ближе к реальности вторая версия: для института у Юрия не хватало образования, да и он сам в книге «Дорога в космос» утверждал, что ориентировался на Ленинград, – это выглядит логичным с учетом того, что Ровнов и сам был выпускником упомянутого техникума.

Для того чтобы получить соответствующее направление, Гагарин поехал в Мытищи Московской области, на спортивную базу при стадионе «Торпедо», где прошел предварительные испытания. В течение двух дней он продемонстрировал экзаменаторам довольно высокие результаты: пробежал стометровку за 12,6 с, километровую дистанцию преодолел за 2 мин 46 с, прыгнул в длину на 5 м 11 см, 26 раз отжался от земли и получил высшую оценку при выполнении специального гимнастического комплекса.

Казалось, решение принято, и Юрия ждала карьера преподавателя физкультуры, однако судьба распорядилась иначе. Александр Петушков вспоминал:

«Я и Чугунов получили направление в Саратовский индустриальный техникум, а Юрию было предложено поступить в [Ленинградский] физкультурный техникум, поскольку он зарекомендовал себя неплохим спортсменом. Не один раз занимая призовые места в соревнованиях, Юрий прошел отборочные испытания в Мытищах, а когда он вернулся в Люберцы, ему сказали: „Если хочешь, можешь поступить в Саратовский техникум по своей литейной специальности. Но надо только поехать и сдавать экзамены немедленно, а в физкультурный техникум надо еще месяц ждать экзаменов“. „Но где ты будешь месяц болтаться?“ – спросил у него один из наставников, не желавший, чтобы пропадали у Юрия два года обучения литейному делу. Чугунов, а за ним и я, стали говорить о том, как же он там без нас. Юра немного помялся, а потом решительно сказал: „Поехали в Саратов“».

На этом завершился люберецкий период жизни Юрия Гагарина.

Биографы космонавта (кроме, разумеется, его близких друзей и однокурсников) не считают нужным подробно останавливаться на нем. Для советских исследователей эти два года оказались малоинтересными, вероятно, потому, что в ремесленном училище Юрий почти не проявлял свои «особые качества» – он, конечно, был отличником и превосходным спортсменом, однако рядом были такие же отличники и спортсмены. Кроме того, при всём желании из этого периода нельзя было извлечь ничего, что работало бы на «легенду» о ранних планах Гагарина по завоеванию неба. Вот, например, Лидия Обухова цитирует сказанные ей слова Тимофея Чугунова: «Хотел ли он стать летчиком? Не знаю. Когда в Люберцах над нами пролетал самолет, мы долго смотрели ему вслед, и, конечно, всем нам очень хотелось бы очутиться в кабине… И всё-таки Юру больше тогда увлекала физкультура. Нет, он в своих мечтах никогда не зарывался, трезво выбирал возможное». Ту же мысль доносит Виктор Степанов: «Юрий не думал и не мечтал учиться на летчика. Просто мальчишка нашел в себе мужество оставить родительский кров и отправиться в дальний жизненный путь. Он хотел стать рабочим – и всё». Никакой романтики – сплошной взрослый расчет! И где здесь найдется место красивой сказке о маленьком деревенском мечтателе, которому партия расчистила и проложила дорогу к звездам?

Если вспомнить современных биографов, то им люберецкие годы кажутся скучными по другим причинам. Например, Лев Данилкин прямо пишет: «Свидетельства о двух люберецких годах в жизни Гагарина скудны и неразнообразны. Нам не известен ни один мемуарист, который сообщил бы об этом периоде что-нибудь не то что пикантное, а хотя бы не слишком пресное».

Что же представляет интерес для самого Данилкина? Вот, скажем, он изучает парту Гагарина, которая выставлена в Люберецком музее, и сообщает читателю: «Деревянная конструкция выглядит убедительно; было бы здорово, если бы на ней оказалось еще вырезано что-нибудь, что позволило бы получить ответы на вопросы, которые роятся в голове у любого биографа: секс, конфликты, происхождение капитала – что там происходило в голове пятнадцатилетнего Гагарина, угодившего в чужую, наверняка враждебную, небезопасную среду? Но нет, приходится зачехлить лупу не солоно хлебавши».

Или вот пассаж о Чугунове: «Склонен педалировать „воспитательный момент“ – и не акцентировать какие-либо „темные стороны“ гагаринской личности – ну или, по крайней мере, какие-то любопытные эпизоды, которые, несомненно, должны были случаться, учитывая тогдашний возраст героя этой книги и его склонность к авантюрным поступкам. Нет: „мы чувствовали ответственность, стремление учиться, получить специальность и побыстрее начать работать“. Ясно. А было ли что-то „такое“? (Автор вопроса при помощи интонации дает понять, что в идеале ему бы хотелось услышать о причастности юного Гагарина к серии ритуальных убийств.) „Наша лично группа – таких никаких нарушений не было. Приключений особых не было“».

Получается, что главной своей задачей Данилкин считал выискивание «темных сторон» личности первого космонавта, причем с уклоном в откровенный криминал, или, как минимум, «пикантных» подробностей типа сексуальных и экстремальных приключений (что такое «происхождение капитала», понять решительно невозможно).

Подобная позиция выглядит более чем удивительной на фоне того, что мы теперь знаем о люберецком периоде жизни Гагарина. Не нужно забывать, что он и его друзья всё же оставались несовершеннолетними подростками, перегруженными работой, учебой, решением повседневных проблем. Им нужно было выбирать: либо приключения с неизбежными негативными последствиями, либо жизнь в рамках строгих правил, устроенных практически по армейскому образцу. По итогам обучения в училище мы видим, что они выбрали. Какие уж тут «ритуальные убийства»?…

Биографам, советским и современным, стоило бы обратить внимание на то, чем занимался Юрий Гагарин, – например, поинтересоваться искусством литейной формовки. Оно вам кажется скучным? Тогда не стоит, наверное, браться за биографию такого человека, как первый космонавт. Потому что его история – это не набор баек с идеологическим, в ту или иную сторону, уклоном, а история специалиста. Повторю: прежде всего – история специалиста.

Если же не учитывать качества Юрия Гагарина как профессионального технаря, получившего образование непосредственно на производстве, то и впрямь становится трудновато объяснить, что же в нем было такого, отличающего его от других кандидатов на первый космический полет.

Глава седьмая
Энтузиаст космонавтики

О саратовском периоде жизни Юрия Гагарина написано куда больше, чем о люберецком. Оно и понятно: наконец-то детали биографии будущего космонавта начали вписываться в «легенду», сочиненную постфактум. Поскольку выбор источников большой, то мы, как и прежде, в первую очередь будем ориентироваться на воспоминания друзей, сокурсников и преподавателей Гагарина, отбирая их по соответствию историческому контексту и пересечению с другими источниками, прежде всего с сохранившимися документами.

Троицу отличников ремесленного училища (то есть Юрия Гагарина, Александра Петушкова и Тимофея Чугунова) в Саратов сопровождал воспитатель Владимир Александрович Никифоров – наставник, занимавшийся общежитием учащихся и, соответственно, их благоустройством. Прибыли 13 августа 1951 года, с вокзала сразу отправились в техникум, где оформили необходимые документы. Сохранилось заявление Гагарина:

«Директору Саратовского индустриального техникума министерства трудовых резервов от ученика ремесленного училища № 10 группы № 21 Гагарина Юрия Алексеевича, родившегося в 1934 году в Смоленской области Гжатского района, Клушинском с/с, деревня Клушино. Член ВЛКСМ с 1949 года.

Заявление

Прошу Вас зачислить меня учеником вверенного Вам техникума, так как я желаю повышать свои знания в области литейного производства и принести как можно больше пользы своей Родине. Все требования, предъявляемые ко мне, обязуюсь выполнять честно и беспрекословно.

6. 7.1951

Ученик РУ-10 Гагарин».

Обратите внимание на дату – начало июля. В то время Юрий еще не был уверен, поедет ли в другой город расширять свое образование литейщика. Следовательно, документ оформлен задним числом, что было и, кстати, остается довольно распространенной практикой в учебных вопросах. Видимо, воспитатель Никифоров отправился в Саратов именно для того, чтобы урегулировать любые проблемы, связанные с поступлением в техникум.

Есть и автобиография, написанная Гагариным тогда же. Ее тоже стоит прокомментировать отдельно.

«Автобиография

Я, Гагарин Юрий Алексеевич, родился 9 марта 1934 года в семье крестьянина-бедняка. Отец – Гагарин Алексей Иванович – родился в 1902 году, инвалид Отечественной войны. Мать – Гагарина Анна Тимофеевна – родилась в 1903 году. Брат – Гагарин Борис Алексеевич – родился в 1936 году, в настоящее время учится в Гжатской НСШ.

В 1943 году пошел в Клушинскую начальную школу. В 1945 году с семьей переехал в город Гжатск. Поступил учиться в Гжатскую среднюю школу, окончил там шесть классов и поступил учиться в РУ№ 10 г. Люберцы. В 1950 году пошел учиться в седьмой класс Люберецкой школы рабочей молодежи № 1. В 1951 году окончил седьмой класс данной школы на „отлично“.

16 декабря 1949 года вступил в комсомол. Как со стороны комсомольской организации, так и со стороны администрации училища взысканий не имею.

Ю. Гагарин».

Юрий упрощает и слегка облагораживает свою биографию, что тоже было обычным делом (хочется написать «по тем временам обычным», но подобное сплошь и рядом происходит сегодня). Упрощение состоит в том, что Гагарин не упомянул базовую школу Гжатска, в которой отсидел третий и четвертый классы, а облагораживание в том, что назвал отца «инвалидом Отечественной войны», хотя формально инвалидность Алексея Ивановича к войне не имела никакого отношения. Обращает на себя внимание и то, что Гагарин не упомянул в автобиографии старшего брата Валентина и старшую сестру Зою. Исследователь Владислав Иосифович Кац в статье «То брат, то не брат» (2010) высказал очередную гипотезу, согласно которой Юрий не указал Валентина и Зою, потому что их насильно угоняли на работы в Польшу и это могло бросить на него тень. Мне кажется, что есть более простое объяснение: молодой человек не считал их частью своей семьи, ведь они обзавелись собственными семьями и жили отдельно, посему и не стал перечислять в краткой биографии, предоставление которой было лишь очередной бюрократической формальностью.

Оформив все документы, троица поселилась в общежитии, расположенном по адресу: улица Мичуринская, 21, комната 9. Снова обратимся к воспоминаниям Тимофея Чугунова:

«После Москвы город Саратов показался нам не таким уж и большим. Но он нам сразу понравился красотой своих улиц и площадей, а главное – людьми. Шли они с хорошим настроением, о чем-то разговаривали и часто улыбались. Наш воспитатель сразу подметил: „Вот видите, каким людям я вас передаю“. ‹…›

Приближался вечер. Нас один из дежурных студентов проводил в общежитие по улице Мичурина, 21.

Уставшие с дороги, мы быстро уснули. Чуть свет, когда еще не все проснулись, в комнату вошел мужчина высокого роста и громко сказал: „Где тут молодые москвичи, которые приехали к нам учиться?“ Тут и представился: „Я директор техникума, Александр Максимович Коваль“, спросил о нашем самочувствии на земле Саратовской и пригласил в техникумовскую столовую покушать.

Завтрак нам понравился. Работникам кухни сказали большое спасибо. А Юра Гагарин, улыбаясь, добавил: „Это наш первый прекрасный завтрак у вас, но не последний! Приехали мы в Саратов надолго“.

Приемная комиссия начинала работать с 9 часов. После завтрака успели походить по территории техникума. На крыше одного из зданий увидели искрогаситель на трубе диаметром не более 800 миллиметров. Стало понятно, что техникум имеет литейную мастерскую. „Вот здорово! – сказал Петушков, – ездить по заводам не придется“.

В 9 часов мы подошли к двери кабинета приемной комиссии. Вскоре нас пригласили зайти. Получая наши личные дела из рук воспитателя, директор внимательно их рассматривал, а потом сказал: „Наш техникум пополняется отличниками. Это очень хорошо! Экзамены по теории сдавать не будете. А вот умение работать по литейной специальности мы у вас проверим. Считайте, что все трое уже приняты в наш техникум“.

Контрольной производственной работы мы не боялись.

Радостные от решения приемной комиссии, мы отправились пешком на Волгу. Шли медленно, внимательно рассматривая всё, что встречалось на пути. Вот и Волга! Остановились на крутом берегу и долго любовались ее красотой. Мимо нас по реке двигались пассажирские пароходы, быстрые катера и совсем медленно плыли баржи, груженные лесом. У самого берега с лодок рыбачили сотни человек.

Юра Гагарин, обращаясь к воспитателю, сказал: „Давайте, Владимир Александрович, вместе покатаемся на лодке“. Охотно согласились все. Моторная лодка быстро мчала нас к одному из островов. Весь день мы отдыхали там. Саша Петушков, Владимир Александрович и я далеко от острова не отплывали. Для нас Волга оказалась непреодолимой. Мы по-хорошему завидовали Юре. Он уплывал так далеко, что его продолжительное время не было видно с острова. Да, постоянные занятия спортом, в том числе плаванием, давали о себе знать. Юрий чувствовал себя в большой реке, как на баскетбольной и волейбольной площадках. Полюбилась нам Волга».

Кстати, остров называется Зелёным и по сей день остается излюбленным местом отдыха саратовцев. На следующий день, 15 августа, Никифоров уехал восвояси, а «смоленская» троица, которую здесь сразу прозвали москвичами, отправилась демонстрировать свои навыки формовщиков. Задание оказалось знакомым: им, вместе с другими претендентами, поручили под руководством мастера производственного обучения Анатолия Ивановича Рикнева выполнить заказ «коммунальщиков» по изготовлению ажурной чугунной ограды для сквера при Саратовском театре драмы имени К. Маркса (ныне – имени И. А. Слонова). Новички сами изготовили формовочную смесь, наполнили ею опоки, сформировали отпечаток с помощью модели, затем «варили» в вагранке чугун, заливали его в опоки, выбивали и вчерне обрабатывали готовые решетки. Мастер высоко оценил сделанную работу, и 18 августа «москвичи» были зачислены в техникум.

До начала занятий оставалось еще две недели, поэтому учащихся на несколько дней отправили в колхоз села Бакуры, в 200 км к северо-западу от Саратова, – помогать крестьянам с уборкой урожая пшеницы. Тимофей Чугунов вспоминал:

«На уборку отправились на грузовой машине во главе с шофером техникума Л. С. Месропьяном. В колхозе работали на току. В то время не было электрических установок для сортировки и очистки зерна. Все работы выполнялись вручную. Готовую продукцию возили на элеватор в Екатериновку. Работа нам нравилась. Правда, от нее мы сильно уставали. Юра нас подбадривал шутками и песнями, призывая на ратный труд. Сам с еще большим азартом брался за работу. Честно отработали почти две недели. Жили мы в доме одной семьи. Кормили нас хорошо. Часто ели прямо из кастрюли. Молоко пили из больших алюминиевых кружек военного времени.

Председатель колхоза объявил нам благодарность и пожелал отличных успехов в учебе. ‹…› Возвращались в Саратов на той же машине и с тем же шофером Л. С. Месропьяном. Обращались к нему со словами „Дядя Лева“».

До войны Саратов, раскинувшийся на правом берегу Волги, считался культурным и промышленным центром АССРНП – Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья; при этом административный центр находился на другом берегу, в Энгельсе (до 1931 года – Покровск). Поволжские немцы составляли 60 % населения республики, делопроизводство и обучение здесь велись на двух языках, в Саратове выходили газеты на немецком языке, национальные театры принимали зрителей.

К сожалению, история республики завершилась 28 августа 1941 года, когда был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР, предписывающий выселить всех немцев в Казахстан, в Сибирь и на Алтай. В короткие сроки из региона было депортировано свыше 438 тысяч человек. Территория республики была разделена между Саратовской и Сталинградской областями. В то же время началась эвакуация учреждений и предприятий из западной части СССР на восток, и многие из них были размещены в Саратове и области: в течение 1942 года там была запущена сотня заводов, вывезенных с потерянных территорий; монтаж на новом месте занимал от полутора до двух месяцев, после чего они начинали выпускать продукцию военного назначения. Через Саратов в течение войны прошло около миллиона беженцев, в город также был временно перемещен аппарат Президиума Верховного Совета и Совнаркома РСФСР. Понятно, что беженцами заселялись в первую очередь поселки депортированных поволжских немцев.

В результате эвакуации и начатого еще до войны промышленного строительства число заводов союзного значения в области выросло в полтора раза. Наиболее важными саратовскими предприятиями были авиационный завод, выпускавший истребители «Як-1» и «Як-3», нефтеперерабатывающий, подшипниковый и аккумуляторные заводы. Однако к концу войны потенциал Саратова был исчерпан: промышленное оборудование изношено и требовало полной замены; до критического минимума снизилось производство товаров народного потребления; пришло в упадок сельское хозяйство; нависла угроза голода. Особенно тяжелым положение было на территориях ликвидированной АССРНП, где из-за нехватки трудоспособного населения не обрабатывалось 40 % посевных площадей. Поэтому сразу после устранения последствий бомбежек началось интенсивное восстановление хозяйства региона. Значительный вклад в это внесли десять тысяч немцев из специальных лагерей ГУПВИ (Главное управление по делам военнопленных и интернированных) НКВД/МВД СССР, расположенных в Саратовской области, – небольшая трудовая армия. К 1950 году в мобилизационном режиме удалось не только полностью восстановить разрушенное, но и вдвое перекрыть показатели довоенного уровня производства. На саратовские заводы, фабрики, электростанции, газовые месторождения пришло тридцать тысяч молодых специалистов. В этот поток предстояло влиться и трем друзьям из Люберец.

Саратовский индустриальный техникум имел славную историю. Отмена крепостного права в 1861 году стимулировала развитие российской экономики. Появилась острая потребность в квалифицированных рабочих, однако освобожденные крестьяне почти сплошь были неграмотны и не соответствовали запросам нового рынка труда. Саратовский купец Тимофей Ефимович Жёгин обратился к городскому обществу с предложением о пожертвовании денег на создание в городе ремесленного училища, которое готовило бы специалистов для промышленных предприятий, но собрать необходимые средства не сумел. Помог драматический случай: 4 (17 по новому стилю) апреля 1866 года революционер-террорист Дмитрий Владимирович Каракозов совершил неудачное покушение на императора Александра II, что, конечно же, вызвало в стране огромный резонанс. Общественность Саратова «в благодарность Всевышнему за спасение жизни Государя» решила открыть в городе ремесленное училище и назвать его в честь царствующей особы – Александровским. Через четыре года «высочайшее соизволение» было получено, и деятельность по созданию училища сразу оживилась. Городская управа выделила средства на покупку места и здания для училища. Жёгин сумел сравнительно дешево купить большой трехэтажный дом в центре города на углу улиц Никольской (ныне – улица Радищева) и Большой Кострижной (ныне – улица Сакко и Ванцетти, 15). Участок ранее принадлежал помещику Григорию Васильевичу Гладкову, устроившему там театр, в котором выступали крепостные артисты. Помещик разбил вокруг театра большой сад с аллеями и беседками, некоторые участки которого сохранились до середины 1950-х годов: есть фотографии, запечатлевшие учащихся, в том числе и Юрия Гагарина, у клумбы с фонтаном во дворе техникума. Театр дважды горел, и Гладков продал землю, сад и здание помощнику губернатора Унковскому, который сломал здание, сложенное из саманного кирпича, и начал строить большой трехэтажный дом, идеально подходящий для учебного заведения.

30 августа (11 сентября про новому стилю) 1871 года в присутствии высокопоставленных чиновников во главе с губернатором состоялось официальное открытие Александровского ремесленного училища. На следующий день училище посетил сам император: его проводили к ученикам, которые в то время набирались в основном из детей-сирот, и он благосклонно побеседовал с ними. Поначалу здесь учили портняжному и переплетному делу, а также готовили певцов для церковных хоров. Позднее список специальностей расширился, а преподавание было подчинено так называемой «русской системе» производственного обучения, в рамках которой изготовление отдельных предметов заменялось освоением трудовых приемов и операций, которые можно было применить к целым классам изделий. Вырос и срок обучения: с двух до четырех лет.

При советской власти учебное заведение в центре Саратова пережило несколько реорганизаций. 5 января 1945 года приказом Главного управления трудовых резервов на базе ремесленного училища № 2 был создан Саратовский индустриальный техникум (СИТ), который начал готовить мастеров по трем специальностям: обработка металлов резанием (техник-технолог), монтаж и ремонт промышленного оборудования (техник-механик) и литейное производство черных металлов (техник-литейщик). Согласно инструкции о приеме учащихся, в техникум принимались граждане СССР в возрасте до тридцати лет, имеющие образование не ниже семи классов общеобразовательной школы, окончившие ремесленные училища, проработавшие по специальности не менее двух лет и имеющие производственную квалификацию не ниже 3-го разряда. Преимущества при поступлении получали фронтовики, демобилизованные из армии. Учащиеся обеспечивались бесплатным трехразовым питанием, форменным обмундированием, бельем, общежитием и стипендией. 1 марта 1945 года в Саратовском индустриальном техникуме прозвенел первый звонок; к занятиям приступили 240 учащихся. Официальное открытие техникума состоялось 24 марта. Учебным планом предусматривалась серьезная подготовка как по специальности, так и по общеобразовательным дисциплинам. Важно, что техникум имел педагогический уклон, то есть его выпускники получали направление на работу мастерами производственного обучения в системе трудовых резервов.

В Саратове Юрий Гагарин ожидаемо приобрел новых друзей. Один из них, Виктор Сидорович Порохня, оставил множество воспоминаний о будущем космонавте. Вот, например, как он описывал повседневность первого года обучения (цитирую по книге «Дорога на Байконур», 1977):

«Всех прибывших для поступления в техникум поселили в общежитие. Это было добротное, старинное, сложенное из красного кирпича двухэтажное здание. Правда, второй этаж возвышался лишь над третью его длины. Навес преддверного крыльца удерживали литые чугунные колонны. Вход был асимметричен по отношению к зданию и делил его на две неравные части.

На втором этаже находился спортивный зал, основные жилые помещения располагались на первом, а в цокольном этаже – подсобные службы. Вот это здание на протяжении всех четырех лет учебы служило нам родным домом.

Я несколько подробно описал наше жилище потому, что этого здания уже не существует. На его месте построены три девятиэтажных корпуса, которые с радостью заселили учащиеся техникума набора 1975 года. Да и как не радоваться: раньше в каждой комнате бывало устраивалась целая учебная группа, а сейчас живут по два-три человека.

Фасадом общежитие выходило на улицу Мичурина, а правым торцом – на Провиантскую. Эти улицы являлись началом ежедневного примерно километрового, но со многими поворотами пути на занятия. Конечным его пунктом была улица Сакко и Ванцетти. На ней в доме № 15 и размещался главный и единственный трехэтажный учебный корпус техникума. ‹…›

Нам в корпусе было тесновато. Столовая – в полуподвале, на первом этаже – дирекция и библиотека, на оставшихся двух – учебные аудитории, лаборатории, актовый зал и т. д. Просто диву даешься, как бюро расписаний умудрялось поставить дело так, что все группы выполняли учебную нагрузку.

Во дворе находились литейная, механическая и другие мастерские, в которых мы проходили текущую производственную практику. Между прочим, если мысленно продлить Провиантскую улицу на 250–300 метров, то мы окажемся как раз во владениях техникума. Это „мысленно“ частенько обретало реальную форму. Считая, что любая прямая короче любой кривой, мы решали эту задачу верным, хотя и несколько „противозаконным“, а потому заманчивым путем: перепрыгивали через удлинявший нам дорогу деревянный забор… И это невзирая на близость областного управления трудовых резервов, некоторые сотрудники которого преподавали в техникуме по совместительству и нас хорошо знали. Естественно, среди штурмовавших забор бывал и Юра Гагарин…»

На 24 августа 1951 года в группе Л-11 (литейщики, первый курс, первая группа), согласно сохранившемуся списку, числился тридцать один человек. Вместе с Гагариным закончили техникум одиннадцать: многие из учащихся были призваны в армию. Кроме того, в разное время к группе присоединились еще четверо, поэтому полный выпуск «гагаринского» набора составил пятнадцать человек.

Разумеется, все учащиеся находились на полном государственном обеспечении. Стипендия была скромной: на первых курсах – 50 рублей, для отличников – 60 рублей, на последнем курсе – 100 рублей (в деньгах 1947 года). Поскольку учащиеся были людьми достаточно взрослыми с соответствующими потребностями, то они искали возможность подзаработать. В одном из своих интервью Порохня рассказывал (цитирую по материалу «В. С. Порохня „Характер Юры ковался в Саратове“», опубликованному на сайте Роскосмоса 21 мая 2010 года):

«В целом же, нас в техникуме одевали, неплохо кормили, и в этом плане у нас не было особых проблем. Сначала этих денег хватало, но потом запросы возросли: хотелось сходить с девушкой в театр или кино, купить часы, покататься на пароходе по Волге. Поэтому приходилось искать заработок.

У нас рядом была пристань на Волге, и по ночам мы бегали разгружать приходящие в Саратов баржи. Так мы зарабатывали деньги… Это позволило нам купить костюм – один на всех. Мы были все примерно одинакового роста, ну кто-то пониже, кто-то повыше, и когда вставал вопрос – выйти куда-то, побежать к девчонке, то мы одевали парня „будь здоров!“, с иголочки. Парень был „гол как сокол“, но в костюме выглядел вполне прилично (улыбается).

Помню, как-то раз приходит к нам вечером бригадир с пристани – и вся комната поднялась и ушла на разгрузку арбузов. Это было часов десять вечера – начало одиннадцатого… Разгружали часов до пяти утра… Пришли в общежитие, еле ноги приволокли… Наелись арбузов – то одному в туалет надо, то другому… А тут – бух и уснули: сил просто не было».

Кстати, о костюмах. Помимо комплекта гражданской одежды (ватный бушлат, свитер, брюки, две рубашки, валенки, хромовые туфли с галошами), в техникуме тоже полагалась форма – элегантная, из черной ткани, за которую местные жители называли учащихся грачами. Вновь обратимся к статье Александра Валентиновича Глушко «Форма одежды Юрия Алексеевича Гагарина. Разновидности и особенности ношения» (2014). Он сообщает, что форменная одежда для студентов индустриальных техникумов была введена приказом № 54 от 7 января 1944 года Главным управлением трудовых резервов при Совнаркоме. Она была идентична форме ремесленных училищ – с той только разницей, что на петлицах вместо молотка и разводного ключа с буквами и цифрами помещалась серебристая пуговица с тем же самым изображением, а темно-синяя суконная фуражка выходного обмундирования имела козырек, ремешок и канты одного цвета с фуражкой. На околыше размещались опять же перекрещенные молоток и разводной ключ. Именно в этой фуражке и светлом плаще мы видим Гагарина на растиражированных снимках: возле памятника в старейшем саратовском парке «Липки» и сидящим на скамейке. На левом рукаве кителя полагался нарукавный знак техникума, расцветка которого менялась в зависимости от цвета формы. Было и еще одно отличие: если на серебристой пряжке ремесленного училища располагались молоток и разводной ключ, то на пряжке индустриального техникума фигурировали две буквы: «ИТ». Друзья свидетельствуют, что на груди Гагарин носил комсомольский значок и «кругло-серебряный веночек спортсмена третьего разряда», полученный им в начале 1951 года после победы в лыжной гонке на 10 км, устроенной в Люберецком ремесленном училище.

Надо сказать, что комнаты в общежитии техникума были рассчитаны на большие группы ребят: в комнате 9, например, проживало в разное время от 13 до 15 человек. Но при этом, как утверждали однокурсники Гагарина, теснота не разделяла, а спаивала их коллектив. Сами себя они называли «индустриками» и придерживались неписаных правил студенческого братства. Виктор Порохня вспоминал:

«Всех нас поселили в одной небольшой комнате… Посередине поставили стол, на нем мы и занимались. А кому-то приходилось выполнять домашние задания прямо на коленках – места всем не хватало…

Вообще надо сказать, что эта коммуналка каждого из нас высвечивала: были ребята, которые сами по себе, так сказать, держались особнячком, а были и очень компанейские парни. Но мы жили дружно. У нас было всё общее. Не было ни воровства, ни того, чтобы кто-то кому-то был должен и т. д. Если, например, заканчивался зубной порошок, я мог спокойно взять его у товарища.

Благодаря футболу у меня появились кое-какие деньги. Они лежали в тумбочке – была у нас обычная солдатская тумбочка. И я знал: их никто никогда не возьмет! А если и возьмет, то положит на место, деньги не пропадут. Никогда не было такого, чтобы я чего-нибудь недосчитался или еще что-то…»

Кроме того, при необходимости надо было и отстаивать честь «индустриков» в кулачном бою. Юрий Гагарин был в этом не из последних, имея большой опыт по Гжатску и Люберцам. Виктор Порохня свидетельствовал: