Текст книги "Битва за Свет"

– Давай дождёмся Карамзина, как он распорядится, так и сделаем. – Наконец-то, спустя десять секунд, прервал тяжёлую тишину Шталенков и тут же, обращаясь уже не к Андрею, а глядя тому за спину, добавил: – Легки на помине! – Андрей обернулся и увидел входящего в кабинет Карамзина. В тот день Шталенков уже встречался с Карамзиным, да и не было времени на всяческие реверансы, поэтому дядя Дима не то, что не отдал тому честь, но даже и не встал со стула. – Только что, вот прямо десять секунд тому назад, про Вас разговаривали! – доложил Шталенков самому главному человеку на Лубянке.

Андрей же было подскочил со стула, чтобы сделать шаг навстречу вызывающему как трепет, так и глубокое уважение престарелому Ильдару Игнатьевичу, но тот жестом велел Андрею не тревожить лишний раз больную ногу и оставаться на месте, и, сам подойдя к Андрею, пожал ему руку.

– В каком же контексте вы тут меня вспоминали? – Карамзин посмотрел на Шталенкова, опершись кулаками о стол. – Кости мне перемывали? – шутливо спросил он и подмигнул. Шталенков улыбнулся в ответ, но весьма натянуто. Через какие-то несколько минут человек, вошедший в комнату, волевым решением может коренным образом изменить судьбу своего подчинённого, так привыкшего к своей пусть и нелёгкой, но любимой работе на Лубянке, к своему заваленному бумагами и папками со всякого рода служебными материалами кабинету. Да, Дмитрий Юрьевич изрядно нервничал, что было трудно не заметить по тому, как он теребит пальцы рук, которые он вытянул перед собой на столе.

– Теперь у нас контекст только один, у всего управления, – не стал отшучиваться в ответ Шталенков, не имея на то никакого желания, а поспешил перейти сразу к делу, – и Вы, безусловно, понимаете, о чём я.

– Понимаю… – задумчиво протянул Карамзин. – И, как вы, естественно знаете, я только что с экстренного совещания по вашей этой ситуации. И решение есть, мы его единогласно поддержали. Поскольку ресурса у нас просто нет, ну нет его физически, чтобы снарядить ещё хотя бы два экипажа на Питер, поедете туда Вы, Дмитрий Юрьевич. Поедет также и Андрей, ибо здесь ему делать совершенно нечего, ну а повезёт вас Валера. Выезд завтра утром, не критично… Хватит нам ночных приключений. Выгадать хотели несколько часов, а под угрозой… Тьфу, мать! – выругался Ильдар Игнатьевич. – Поедете засветло. Вопросы? – Шталенков упёрся взглядом в стол и даже не поднял глаза, когда Ильдар Игнатьевич, объяснив некоторые нюансы про грядущий вояж, попрощался и покинул комнату. Андрей же, напротив, радостно улыбался и видно было, как ему не терпелось уже поскорее завершить начатое, снова взять курс на Питер и во что бы то ни стало принять участие в продолжающейся операции, важнее которой человечество ещё не видывало.

Ночевали Андрей и Дмитрий Юрьевич прямо в кабинете у последнего, благо там стоял диван и была раскладушка. Семь тридцать утра. Подъём. У главной проходной уже стоял подготовленный к дальней дороге личный автомобиль самого Карамзина, самый свежий, резвый и технически подготовленный из всего нынешнего автомобильного парка ФСБ. Это бронированный Мерседес «Гелендваген» чёрного цвета со спецсигналами, укреплённым на крыше мощнейшим ультрафиолетовым прожектором, низкопрофильными покрышками, не чувствительными к проколам, собственной радиостанцией и многими-многими другими техническими наворотами, способными свести к минимуму риск невыполнения запланированного марш-броска.

На южном и юго-восточном МКАДовских фронтах уже вторые сутки шли ожесточённые ночные бои. Пока они по большей части заключались лишь в удержании афганцев за МКАДом за счёт исправно работающего ультрафиолетового оружия, но были и зоны, куда афганцам, всё же удавалось проскочить – где лампа выгорела, где халатность или дезертирство со страха… Вот там то и начиналась настоящая бойня. Благо пока в Москве на складах было более чем достаточное количество как крупнокалиберного оружия и боеприпасов к нему, так и всякого рода взрывчатых веществ, и уж тем более различных мелкокалиберных боевых единиц. Безусловно, были и погибшие со стороны военных, ведь оружие имеет свойство давать осечки, молодые бойцы зачастую с испуга не в состоянии вести прицельный огонь. В таких вот ситуациях, по сообщениям с фронтов, за прошедшие двое суток и были зверски растерзаны семнадцать солдат, все новобранцы, потому и не повезло бедолагам.

Когда в восемь часов шестнадцать минут утра девятого ноября 2016 «Гелендваген» Карамзина пересекал линию Северного МКАДовского фронта, Андрей не заметил какой-либо суеты сверх нормы или каких-нибудь жутких картин – последствий ночных боёв, присущих теперь южному и юго-восточному фронтам. Вытянувшись по струнке и отдав честь сидящим внутри, двое молодых солдат без каких-либо лишних вопросов подняли увесистый шлагбаум и выпустили одним своим видом вызывавший трепет автомобиль за пределы Московской кольцевой автодороги.

* * *

…Я приоткрыл глаза и увидел интересную картинку; наверное, да, скорее всего, это был сон: передо мной вдруг проплыла огромная секция разводного моста. Я видел этакие чудеса инженерного творчества в Питере, когда много лет назад ездил туда с экскурсией от университета. Где-то вдалеке блеснул в лучах солнца и тотчас скрылся за зданием шпиль Адмиралтейства. Я не понимал, где я и что вообще происходит. Липкий словно патока разум неохотно начал включаться.

«Питер!» – подумал я. Вдруг, поверх увиденной, радужной картинки, чётко ассоциировавшейся у меня с той университетской туристической поездкой, чёрной кляксой всплыло воспоминание о десятках тлеющих под солнцем трупов афганцев, о маленькой, сплошь забрызганной, похожей на кровь, субстанцией, комнате того злополучного особняка, где недавно мы провели самую страшную в моей жизни ночь. Мысли закрутились ещё быстрее, я начал складывать в единую цепочку те обрывки воспоминаний, что вихрем завертелись в моей голове. Но тело было будто аморфным, ватным, обмякшим. Я широко раскрыл глаза. Да, мы ехали по Санкт-Петербургу, сомнений не осталось – это не сон! Я с трудом повернул голову немножко левее и тут же встретился взглядом с Гошей, управляющим моей Хондой. «Конечно же, нельзя было ему доверять, этому предателю! Я же знал, знал, что неспроста он согласился помогать мне, сукин сын! – рассуждал я в полубреду. – Но чего ему нужно, чего он хочет? Спастись в Питере? Но он же просто мог послать меня куда подальше ещё позавчера и спокойно увозить свою задницу на север вместе с Клопом?!» – терялся я в многочисленных догадках, которые ну никак не хотели увязываться со всеми теми обстоятельствами, которые произошли за предыдущие двое суток…

– С добрым утром! – бодро произнёс Гоша. – А мы как раз приехали наконец-то… – как мне показалось, радостно заключил он.

– Куда приехали? – еле-еле сумел произнести я едва слушающимися губами, так окончательно и не осознав, что же всё-таки происходит.

– Как куда? – Гоша искренне удивился. – В Северную столицу, город Санкт-Петербург, а ты думал? На Багамы? – с лёгким сарказмом хмыкнул он.

Вдруг сердце моё заколотилось в бешеном темпе, мысли враз стали чёткими и ясными! Я вспомнил, как в процессе установки запаски на Хонду, чья-то рука, – не иначе как Гошина, – приложила к моему лицу влажноватую тряпку, пропитанную какой-то дрянью, которая на какое-то, очевидно не малое, время погрузило меня в глубочайший сон. «Даша! Мы в Питере, где Даша?» – я оторопел от чувства паники, беспомощности и безысходности. Затем я сделал жалкую попытку поднять руки, но не тут-то было: я с ужасом обнаружил, что руки мои были чем-то связаны за сиденьем в запястьях. Ну конечно, я сразу же заметил, что из моих джинсов вытащен ремень…

– Сука… – прошипел я сквозь зубы, глядя на Гошу, а на глаза непроизвольно навернулись слёзы. – Тварь! – шипел я на ветерана, беспомощно ёрзая на сиденье и тщетно пытаясь вызволить заломленные за спину руки.

– Но-но, полегче ты, – брякнул Гоша в ответ. – Для твоего же, дурак, блага…

– Что это было? Что за тряпка? – процедил я сквозь зубы.

– Морфий! – улыбнулся Гоша. – В аптечке «Транспортёра» был. Неотъемлемый элемент боевого медкомплекта… – Деловито закончил Гоша. По моим щекам уже вовсю катили слёзы.

– Там же Даша, тварь! – в голос рыдал я, уже оставив бесполезные попытки освободиться от ремня. – Оставил бы меня лучше там, поехал бы один! – орал я на Гошу, который тем временем уже припарковался у какого-то серого, неприметного здания и заглушил мотор.

– Ты пойми же, – голос Гоши сменился на сочувствующий и понимающий, в нём вдруг не осталось и отголоска какого-то сарказма или хладнокровия, – пойми, Антоха… Ты своими глазами видел ад, видел, что творится. Даши уже нет в живых – это горькая правда. Мне приходилось терять многих друзей и родных, я столько пережил… Это нужно пережить, переплакать и идти дальше. Я тебя понимаю более, чем прекрасно, но ты бы погубил и себя, и меня, если бы мы остались в тех краях и продолжили бы бесполезные поиски. Но, увы, это была бы наша погибель без малейших шансов как найти твою Дашеньку, так и нам пережить вторую такую ночь…

– Она жива, жива, понял ты, урод! – у меня началась настоящая истерика, я крыл бойца благим матом, вновь принявшись дёргаться и вертеться, как уж на сковороде в надежде вырвать руки из железных оков умело завязанного ремня и как следует врезать бойцу по морде.

– Нет, друг, – спокойно отвечал тот, – чудес, увы, не бывает, поверь мне. Просто будь сильным, ты не один, ты нужен человечеству, поэтому единственное, что я могу тебе посоветовать – взглянуть правде в глаза, принять правду, какой бы горькой она ни была, и смириться, найти в себе силы пережить, перебороть ситуацию. Главное, не замкнуться и не сгинуть, Антоха! – Гоша положил руку мне на плечо, его голос сделался совсем мягким и был полон сочувствия. – Правда, друг, я хотел, как лучше… Дашу уже не вернуть, нет чудес на свете, нет. Есть афганцы, есть американцы, которым, единственное, что ты можешь сделать в светлую память о Даше – это отомстить, не дать им реализовать свой зверский план, вернуть жизнь целому континенту. Иначе, если сгинешь, Даша погибла зря, ты понимаешь?..

Я сидел совершенно опустошённый изнутри, будто бы душу мою уже вырвали с корнем из бренного тела, и осталось лишь оно одно, дряблое и безвольное, обмякшее словно слизень в кресле, в котором на протяжении многих лет неизменным штурманом во всех наших путешествиях сидела Даша, и улыбка её в лучах солнца напоминала улыбку невинного дитяти, а впереди, казалось, у нас была долгая и счастливая жизнь с детьми и внуками, радостями новых открытий и упоения каждым прожитым днём… Где-то, в самой глубине своего сознания, ещё вчера, во время удержания обороны от страшных чудовищ в том особняке, видя, что творится вокруг, как эти монстры лихо истребляют всё живое вокруг, я понимал, что Даши уже, скорее всего, нет в живых, но принять эту мысль, продиктованную рассудком, а не сердцем, я никак не мог и никогда бы не принял. Теперь же мне хотелось выть и кричать, понимая, что Гоша-то прав, что нет и не было бы никаких шансов найти Дашу живой, что попытка её найти, которую я мог предпринять, если бы не было Гоши, усыпившего меня, привела бы меня к верной гибели, но Дашу бы я не нашёл. «Это невозможно, она умерла, её больше нет…» – эта жуткая, но трезвая мысль, выворачивала меня наизнанку, гасила последние лучики надежды и какое-либо видение дальнейшей жизни.

Не помню уже, сколько мы просидели молча, может, пять, может, пятнадцать минут, но в том состоянии полной потерянности я уже не считал время, не думал о том, что ждёт нас впереди, а просто тупо сидел, уставившись в одну точку и молчал, ведь сказать мне было совершенно нечего. Спустя некоторое время, Гоша спросил меня, может ли он развязать мне руки. Я кивнул. Я уже не испытывал никакой агрессии, а всё, что я теперь хотел, это выпить как можно больше водки, чтобы оторваться от ненавистной реальности и забыться, пускай хотя бы и на несколько часов. Мы вышли из машины. Меня шатало из стороны в сторону, и один раз я чуть было не упал плашмя назад; морфий и полное моральное опустошение не позволяли мне сколь-нибудь контролировать своё тело. Гоша обнял меня за талию, чтобы поддержать. Таким вот образом мы миновали контрольно-пропускной пункт территории дома экстренного правительства Российской Федерации в Питере. Длинный, пустой и серый коридор мы прошли также молча, и лишь глухие наши шаги эхом отдавали аж в самом его конце.

– Вам сюда! – вежливо сказал сопровождающий нас военный охранник и указал на большую деревянную дверь почти в самом конце нескончаемого коридора. – Ваши вчера из Москвы приехали, они здесь.

Я не придал этой его фразе никакого значения. Какие наши? Из какой Москвы? Гоша открыл дверь, и мы вошли в кабинет. У меня даже не было сил оторвать потухший, бессмысленный взгляд от пола. Но когда я поднял глаза…

…Я перестал верить в чудеса ещё в раннем детстве, когда такой желанный Дедушка Мороз, пришедший поздравить семилетнего меня с новым, 1991 годом (который ознаменовал образование в мире новой страны, Российской Федерации, после давно уже забытого путча, произошедшего у московского дома правительства, Белого дома, в августе того года), оказался не сказочным волшебником, а переодетым соседом, когда волшебная палочка, подаренная мне родителями, почему-то так ни разу и не сработала, и по многим другим причинам, которые рано или поздно приводят к такому же выводу почти всех детей. Но то, что я увидел, подняв глаза теперь – это было чудо, не идущее ни в какое сравнение с тем, если бы даже Дед Мороз был настоящим, а волшебная палочка могла бы в любой момент материализовывать пломбир в руке. На диване, стоявшем возле стены чуть справа и спереди от входа, накрытая пледом, спала Даша. Да, моя Дашенька крепко спала на диване, подложив ладони под щёку. Я стоял, не решаясь сделать ни шага вперёд, ни закрыть глаза, боясь, что это какая-то галлюцинация, вызванная, быть может, ещё до конца не выветрившимся из моей крови морфием. Потом последовало ощущение оцепенения, нереальности всего происходящего. А слева на диване, стоявшем у противоположной стены, сидел Андрей с вытянутой перед собой перебинтованной ногой. Он смотрел на меня и улыбался так тепло, как и прежде, что я с ещё большей уверенностью поймал себя на мысли о том, что всё происходящее – ничто иное, как мираж.

– Ты чего? – всё также улыбаясь, мягко обратился ко мне мой друг. Я молчал. – Ау, Антох, ты чё? – повторил он.

– Ааа… – было открыл я рот, как Даша, разбуженная словами Андрея, вдруг заворочалась и открыла глаза. Пару секунд она, спросонья не поняв, что к чему, приподнявшись немного с дивана и облокотившись локтем о подушку, в упор смотрела на меня, не проявляя никаких эмоций. Тут уже я решился сделать шаг, да не только шаг, а я буквально рванул с места и двумя прыжками уже оказался у дивана, вцепился в свою любимую девочку, а она в меня, да с такой силой, что у обоих нас затрещали кости. «Она, да, она, чудо, Боже!» – крутилось у меня в голове. Я почувствовал, как по её мягкой, тёплой щеке потекли слёзы, хотя и у меня слёзы катили просто градом. Я не заметил, как в кабинет вошёл Шталенков и присел на диван рядом с Андреем. Лишь через пять минут мы смогли немного ослабить свои объятья и посмотреть друг на друга вблизи.

Андрей рассказывал за чаем: «Ну, мы, значит, на «Гелике» едем, часа три уже, как за МКАД выехали. Людей в округе – ну просто никого. За все три часа от силы двух-трёх встретили, бредущих вдоль обочины. Дело понятное, подобрать мы никого не могли, хоть и хотелось очень хоть кого-то спасти. И тут гляжу, девушка… Те-то все мужики были до этого. Я Валерке говорю, притормози чуть-чуть, явно уж не бандитка; идёт и даже не обернулась на звук приближающегося автомобиля. Вся такая в запачканной одежде, волосы растрёпаны. Поравнялись с ней, и тут уже я сам в такой осадок выпал – Дашка, ёперный театр!» Дашка: «Меня Петруччо тот, гадина, километра через четыре высадил, «Иди!» говорит. Я в слезах, соплях, сначала вдоль трассы плелась, но страшно очень стало. Увидела где-то совсем вдалеке свет в домиках. Было похоже на то, что там какая-то деревня. Я несколько километров дотуда шла, постучалась в дом, там милые дедуля с бабулей жили. Меня впустили. Следующей ночью был ад. Всю деревню растерзали несколько чудовищ, а я же залезла в последний момент на водонапорную башню, где наверху резервуар для воды. Воды там никакой, конечно же, не было, а огромная пустая металлическая ёмкость. Там и укрылась, и всю ночь на морозе пролежала в ней, думала, что если афганцы не достанут, то от холода умру. Но, то ли адреналин и безумный страх, – ведь я слышала все вопли, крики и стоны внизу, в деревне, – то ли просто все силы организма мобилизовались в такой чрезвычайной ситуации, я продержалась там ночь, вся в поту и отупении. Тряслась и дрожала там так, что думала, твари эти услышат, как зубы друг о друга клацают, но нет, не услышали. Утром, когда солнце уже взошло, кое-как выбралась оттуда; руки, ноги, да, в общем, всё тело окоченело так, что чуть было не сорвалась с лестницы и не разбилась! Но пронесло… Затем, конечно же, сразу к дороге направилась, в надежде, что добрые люди подберут. Вот меня добрые люди, – Даша подняла взгляд на Андрея и Шталенкова, – и подобрали…»

Немножко привыкнув к мысли, что всё самое страшное, чего я так опасался, позади, я приступил к распитию предложенного нам местными товарищами чая с сухарями. Господи, как же всё это было вкусно! Но не прошло и пяти минут, как в комнату вошёл и встал позади нас с Гошей (мы сидели с ним за одним столом, бок о бок, ведь я не держал на него более никакого зла) здоровенный мужик, чего я, жадно поглощая предложенные вкусности, даже и не заметил. Зажмуривший от удовольствия и невероятного для последних нескольких дней душевного спокойствия глаза, я лишь спустя некоторое время почувствовал чьё-то присутствие за своей спиной и обернулся. За моей спиной стоял Клоп Сергей Валерьевич, сложив свои богатырские руки на груди. Может, в иной ситуации я бы и удивился, но по сравнению с тем, что Даша сидела живая и здоровая в метре от меня, факт появления Клопа меня не удивил вовсе.

– Да, парни, – забасил тот, пододвигая к столу стоявший в сторонке металлический стул и усаживаясь во главе стола, – промазали мы с вами, однако?

– Рад Вас видеть, Сергей Валерьич! – искренне поделился своими мыслями я. – А в смысле «промазали»? – сказал я и уставился на Клопа. Я совершенно не понял его такой аллегории.

– А вон, – Клоп ткнул пальцем в дальний угол комнаты, где стоял небольшой деревянный столик, а на нём красовался тот самый ноутбук, который мы везли из Москвы, с Лубянки, а потом, расставаясь с Клопом после ночёвки у бабы Зои, передали ему, – железо стоит, так?

– Та-ак! – кивнул я.

– Ну, так здешние умельцы, – Клоп отхлебнул горячего чая, – уже вторые сутки кукуют, код подбирают. Не промазали? – взорвался хриплым хохотом Сергей Валерьич.

– Етить-переетить! – сквозь зубы процедил я. – Ну конечно, код-то мы Вам не отдали!

Действительно, в целях обеспечения безопасности перевозимых материалов, мы же ещё в Москве надёжно упрятали бумажку с записанным кодом в короб воздушного фильтра моей машины. А в свете последних событий Сергей Валерьевич, конечно же, забыл тот, хоть и не сложный, но всё же семисимвольный код, который мы, вроде как, запомнили перед выездом с Лубянки. Признаться, теперь я тоже не вспомнил бы его даже под дулом пистолета. Но факт оставался фактом: Клоп последние сутки провёл тут, в этом мрачном административном здании временного правительства России в Питере. Как он и сказал, попытки восстановить доступ к информации, предпринимаемые местными «умельцами», ни к чему не привели. После недолгого чаепития мы спустились к Хонде и извлекли из короба воздушного фильтра ту самую бумажечку, которая ещё на сутки отсрочила выполнение этой архиважной, беспрецедентной операции по ликвидации угрозы вымирания нации. Времени было уже около семи вечера. Пара часов приготовлений. Дальше, в сторону Финляндии, нас должно было ехать два экипажа: моя Хонда и «Гелендваген» Карамзина. Из людей: Клоп, Гоша, Шталенков, Андрей, Даша и я. Учитывая то, что афганцы ещё не достигли широт Северной столицы и не достигнут ещё несколько дней, может, даже недель, выезжать решено было в ночь, дабы не терять драгоценное время. Да и опасений, связанных с возможностью возникновения подобной ситуации с бандитской засадой, что произошла с нами, особо не было, ведь севернее Петербурга плотность населения была теперь существенно выше, чем южнее. То есть и порядка, и контроля со стороны местных военных было там куда больше, да к тому же большинство ленинградских чиновников беспрерывно пользовались трассой М10 «Скандинавия» для вывоза в благополучную пока ещё Финляндию своих семей и близких. Понаслышке я знал, что люди высокого ранга как легально, так и в виде взяток отдавали финнам буквально всё своё имущество: автомобили, золото, дорогую бытовую технику и всякие разные предметы роскоши, лишь бы те дали им зелёный свет и приютили в Стране тысячи озёр, с лихвой обеспеченной продовольствием, электроэнергией, медикаментами и другими жизненно важными благами, практически полностью отсутствующими теперь даже в Центральном регионе России.