Текст книги "Битва за Свет"

Глава 17. Suomi

«Суоми» – так финны сами называют свою страну, Страну тысячи озёр. Миновав благополучно пограничный пункт под названием «Торфяновка» границы Россия – Финляндия, в нескольких сотнях метров впереди мы и увидели большой металлический щит с надписью «Suomi». Надо заметить, что мы на привилегированных правах махом миновали многокилометровую очередь, тянущуюся к российско-финской границе. Очередь эта вызывала самые грустные эмоции. Кто на автомобиле (но таких было подавляющее меньшинство), кто конный, кто пеший стояли, сидели, лежали на морозе в надежде на спасение. Тысячи простых людей надеялись найти своё пристанище в Финляндии, но единицы находили его. Финские пограничники под угрозой трибунала чётко следовали должностным инструкциям и не пропускали на территорию своей страны ни одного лишнего человека, не имеющего на то права. А для гражданина России единственным правом на пересечение государственной границы Финляндии было наличие близкого родственника, проживающего там. Совсем другое дело было с чиновниками. Наличие корочки определённого образца уже служило поводом к тому, чтобы простой финский пограничник набирал номер телефона, и к тому самому чиновнику выходило уже более высокого звания должностное лицо. Затем финн, тщательно проверив на подлинность документы высокопоставленного российского гражданина и задав ему несколько специфических вопросов на ломаном русском языке, предлагал тому пройти в помещение за тяжёлой железной дверью и с плотно занавешенными изнутри окнами. В этом-то помещении и происходили некие как легальные (санкционированные правительством Суоми), так и коррупционного характера «действия» по урегулированию вопроса «эмиграции» представителя российской власти и его родственников в Страну тысячи озёр. Безусловно, не только представители чиновничьего сословия, но и просто очень богатые люди, называемые в своё время олигархами, претендовали на спасительный переезд. Вот тут-то и имело место самой настоящей коррупции, благодаря которой перед навороченной машиной бывшего олигарха загорался зелёный свет на пути к продолжению цивилизованной жизни, впрочем, как и продолжению жизни вообще.

Шталенков, Клоп и я зашли по приглашению финского подполковника пограничных войск в ту самую комнату за железной дверью. Объяснились, показали документы, депешу на английском, в которой объяснялось, куда и зачем мы едем. Вся процедура заняла от силы пять минут, после чего финн выдал нам какую-то проштампованную, с немногочисленными рукописными записями на финском бумажку и велел сохранять её до финско-шведской границы. Затем мы вернулись в машины, шлагбаум перед нами поднялся и вот мы уже покинули территорию Российской Федерации и въехали в Финляндию. Тут же мысли у меня в голове завертелись каруселью! Конечно, ведь я не мог не вспомнить ту самую автомобильную поездку по Скандинавии, когда в далёком 2008 году мы въезжали на территорию страны нашего северного соседа на этой же самой Хонде. Вот и теперь, как тогда справа, на пассажирском сиденье, сидела Даша. Эх, ведь та наша поездка была, пожалуй, самым ярким и запоминающимся событием в жизни нас обоих. Ни о чём больше мы не могли часами напролёт рассказывать друзьям с таким упоением. Не было на нашей памяти более авантюрных, безбашенных и в то же время ни с чем не сравнимых по насыщенности событиями и впечатлениями приключений, кроме того замечательного автопутешествия! И вот спустя шесть лет мы едем по тем же местам, которые мы на протяжении всего этого времени с восторгом упоминали в наших бесчисленных рассказах о том путешествии. Но теперь же на нас висел тяжеленный груз ответственности за всё оставшееся в живых население как нашей страны, так и, как бы пафосно это не звучало, за весь евразийский континент! Нам предстояло взять курс не на Хельсинки, как это было тогда, а севернее, для того, чтобы обогнуть Ботнический залив и пересечь сухопутную финско-шведскую границу. Далее нам предстояло с востока на запад пересечь неширокую Швецию, после чего уже пересечь и шведско-норвежскую границу. Первое, что бросилось в глаза после первых десяти минут передвижения по де-юре причисляемой к Скандинавии стране, это то, что несмотря на поздний час, на трассе нам неоднократно встречались автомобили. Было около двух часов ночи, а нам встретилось, по меньшей мере, четыре автомобиля, а днём наверняка движение будет и вовсе плотным. Да уж, что же мы увидим утром, при свете? Неужели здешние жители, оправившись от «Конца» света» 2014 года и вовсе не зная про конец «Света», практически не откатились по уровню жизни, инфраструктуры на несколько десятков, а то и сотен лет назад, как это произошло в нашей стране? Но где они, скажем, берут топливо для автотранспорта, обилие которого на дорогах непременно удивит нас завтра, точнее уже сегодня, но когда наступит световой день? Ведь Россия была, именно что была когда-то, казалось, совсем недавно главным и чуть ли ни единственным экспортёром углеводородов в ту же Финляндию. «Хотя нет, – думал я, – рядом же Норвегия, точно также неимоверно богатая на углеводороды. Другое дело, что российская нефть была дешевле норвежской, но только лишь дешевле, а не доступнее. Но на бензине ли тут ездят? Ведь сырую нефть нужно ещё и перерабатывать, а это сложный и ресурсоёмкий процесс. Хотя, в Норвегии же, говорят, и вовсе время не останавливалось и уж тем более не поворачивало вспять, так что не удивлюсь, – рассуждал про себя я, – если там и работает один или несколько нефтеперерабатывающих комплексов. Почему нет?» Ну конечно! Меня вдруг осенило. Ведь ещё в том самом далёком 2008 году, когда мы покоряли Скандинавию на машине, нам просто не могло не броситься в глаза присутствие на каждой автозаправочной станции стран Скандинавского полуострова такого диковинного вида топлива, как биоэтанол. Биоэтанол – это не углеводородное топливо, а что-то вроде спирта, субстанции, каким-то образом производимой из растений вроде рапса. Скандинавы всегда были впереди планеты всей в части охраны окружающей среды и вопросов использования альтернативных источников энергии, таких как: энергия морских приливов и отливов, солнечная энергия, ну и конечно биологическая, растительная энергия. «Вот и весь секрет! – восторженно заключил я уже вслух, чем разбудил недавно задремавшую Дашу. – Биоэтанол, ну или, если угодно, биодизель, так его раз так! Его ж из рапса делают, а селекция к двенадцатому году уже до того дошла, что он хоть в глине растёт, хоть в холоде. Это мне один хороший друг биолог как-то рассказывал. В умеренном, конечно, холоде, но, считай до середины Финляндии, если поперёк страны мысленно экватор провести, расти будет. А тут, в Скандинавии, площади огромные под летние засевы, народу относительно немного живёт, так что, – я деловито поднял указательный палец кверху, – думается мне, тут у них теперь новая эра, эра биоэнергетики». Мы ехали по идеально ровной, прямой трассе ещё около четырёх часов. К утру, действительно, поток транспорта на дорогах понемногу увеличивался, что заставляло сердце моё биться всё чаще от трепетного осознания того, что вот, вот она цивилизация. Да, не то, что приостановившаяся в развитии, а, напротив, в экстремальной ситуации шагнувшая вперёд, вышедшая на новый уровень! От одной мысли, что нам предстоит увидеть в Норвегии, у меня чуть ли не начинала кружиться голова, ведь в наших высших кругах поговаривали, да что там – Карамзин сам об этом говорил, что по сравнению с Норвегией, то, что можно увидеть в Финляндии, просто меркнет. В Норвегии, образно говоря, уже был двадцать второй век, в то время как Финляндия гордо оставалась в старом добром двадцать первом, а Россия же, как это не прискорбно было осознавать, откатилась далеко-далеко назад в эволюции своего развития. С нарастающим потоком автотранспорта на дорогах, меня всё больше и больше клонило в сон. Даша на переднем пассажирском и Андрей на заднем мирно дремали, в то время, как я управлял машиной под еле слышное звучание джаза (был и такой в моей музыкальной коллекции). Я подал знак следовавшему сзади «Гелендвагену», в котором ехали Шталенков, Клоп и Гоша (водитель Валера остался в Питере, а вести Мерседес было поручено Гоше), и мы решили остановиться у обочины и поспать несколько часов, прежде чем продолжать наш путь.

…Проспали мы до половины девятого утра. Я проснулся от холода, поскольку машина уже совсем выхолодилась, а стёкла изнутри уже раскрасились в морозные узоры. Я посмотрел на термометр приборной панели. За бортом было минус девять, в машине же от силы плюс шесть. Даша сжалась в клубок и с головой укуталась в чрезвычайно тёплую, не по размеру огромную пуховую куртку, которую для неё выпросил у кого-то из коллег по цеху в Питере Шталенков. Андрей же, вытянув прострелянную ногу, спал на боку на задних сиденьях. Он тоже был в армейском тёплом бушлате, а вытянутую ногу накрыл одеялом, которое также было выделено нам питерскими ФСБэшниками. Да и я сам, в принципе, был одет очень тепло, но по мере того, как выхолаживалась машина, спать становилось всё более дискомфортно. В итоге я и проснулся. Сразу же завёл мотор и включил печку, Даша с Андреем проснулись. Между тем полоса на дисплее приборной панели, показывающая уровень бензина, была уже в красной зоне. Мерседес с бойцами стоял с заглушенным двигателем, о чём я узнал, приоткрыв окно и прислушавшись. Сходил и разбудил мужиков, так как уже пора было ехать; поспали мы уже более чем достаточно для нынешних-то обстоятельств. Быстро позавтракали сухими пайками, попили ещё тёплый чай из трёхлитрового термоса и поехали дальше. Да, я был прав, предполагая ночью, что на утро мы будем поражены количеством автомобилей на дорогах. Мы были поражены! Не проходило и минуты, как навстречу нам проезжали машины. Чистые, сохранившиеся почти в идеальном состоянии Вольво, Фольксвагены, Шкоды, Рено, Тойоты и даже русские Лады и Жигули! Прав я был и насчёт биотоплива; встречающиеся время от времени заправки пестрили ценниками преимущественно на биоэтанол, но продавался также и дизель, и бензин. Мы заехали на одну из попавшихся на нашем пути заправок. В Финляндии в качестве средства купли-продажи товаров в обороте по-прежнему было евро. Я узнал об этом, когда Шталенков рассказал ещё в Питере, перед выездом, что руководство выделило ему тысячу евро на сопутствующие расходы по пути в Норвегию. «Больше, – сказали, нет… Последнее из резерва!» – делился потом дядя Дима. – Придётся как-то выкручиваться…». Мне сперва трудно было поверить в то, что где-то ещё можно расплачиваться настоящими деньгами! Ведь в стоящей на краю бездны России мы уже привыкли расплачиваться в лучшем случае продуктовыми картами, а в худшем – к обмену, тому, что был в незапамятные времена, и уже даже и забыли, что такое оборот настоящих денег. Тогда я поймал себя на мысли, что уже и не помню, как выглядит, например, сторублёвая банкнота, и, как я ни пытался вспомнить, что же на ней изображено, у меня так ничего и не выходило! Шталенков предложил попробовать «как-нибудь договориться» на этот раз, чтобы не тратить порядка трети (да, бензин стоил теперь заоблачных денег; стоил он и вдвое дороже дизеля, и в два с половиной раза дороже биоэтанола) нашего бюджета, а приберечь его. Естественно, на «договориться» был делегирован я как человек коммуникабельный и владеющий шведским, вторым государственным языком Финляндии. Оставалось одно: предложить что-то, что могло бы заинтересовать даму-оператора автозаправочной станции, и за что она готова была бы продать нам на две машины сто литров бензина. На удивление, проблему удалось решить довольно быстро: я предложил женщине-оператору новенькое запасное колесо Гелендвагена, цена которого явно существенно превышала стоимость требуемого нам объёма горючки. То колесо стоило действительно дорого, ведь новенькая шина девятнадцатого радиуса была надета на хромированный литой диск. Благо, что у Мерседеса помимо этой, лежавшей в двойном дне багажника запаски, была и ещё одна, находившаяся в специальном отсеке снаружи дверцы багажного отсека, и мы, «продав» одно колесо, ничем не рисковали, сохранив при том приличную сумму денег «на всякий пожарный». За это колесо, которое, по всей видимости, средних лет финка уже знала, кому и почём реализует, нам было налито не только сто тридцать литров бензина (пятьдесят восемь в Хонду и остальное в Мерседес), но и «под пробку» наполнены две двадцатипятилитровые канистры. Таким образом, чтобы доехать до самого места назначения, запас горючки был обеспечен сполна. Я очень радовался, что нам так повезло, ведь за такой объём топлива, что мы получили за запаску, мы явно отдали бы порядка половины имеющейся у нас суммы. Теперь же думать о том, что предлагать за бензин, нам было уже не нужно, а нужно было лишь без происшествий и как можно скорее добраться до Осло.

Залив баки обеих машин под завязку, мы поспешили продолжить наш путь. Дорога та была для нас сплошным удовольствием, ибо виды за окном были просто великолепны: бесчисленные кристально чистые озёра, хвойные и смешанные леса, множество диких животных, снующих то тут, то там неподалёку от трассы. Поскольку мы ехали на север, да и уже были существенно севернее Выборга, Торфяновки, то, когда было ещё немногим больше полудня, солнце уже почти сравнялось с линией горизонта, готовое ещё через пару часов совсем скрыться из виду. Я, осознав, что через пару часов землю окутает мрак, невольно занервничал, памятуя о том, что менее чем в тысяче километров южнее, на нашей родной земле, с наступлением темноты жуткие твари вновь примутся за дело, уничтожая всё живое на своём пути. Они планомерно будут продвигаться всё севернее, всё ближе к цели мирового господства треклятых американских правителей. Гоша рассказал, что пока он со мной, усыплённым морфием, вёл машину в сторону Питера, он то и дело видел в зеркало заднего вида на фоне кристально-голубого, уже почти зимнего неба, поднимающиеся вверх столбы чёрного дыма. Конечно же, уцелевшие каким-то чудом жители деревень и городов, отчаянно жгли дневные укрытия не переносящих солнечного света афганцев. Те же, в свою очередь, прятались везде: в сараях, домах, кузовах заброшенных грузовых автомобилей. Словом, везде, где можно было бы избежать попадания на их несовершенную кожу ультрафиолетовых лучей. Вполне вероятно, что в каких-то областях, подвергшихся массированным атакам нечисти, местное военное командование, честно оставшееся защищать свои родные города от невиданной напасти, проводило полномасштабные дневные операции такого рода. Скажу больше, потом я узнал от Шталенкова, что такие операции действительно проводились, и они были отнюдь небезрезультатными. И хотя живые мертвецы в общем и целом одерживали верх над оставшейся немногочисленной армией, шаг за шагом вырезая населённый пункт за населённым пунктом, войскам всё же удавалось хоть в какой-то степени сдерживать распространение ада на север, днём выжигая сотни афганцев в их укрытиях. Так вот и Гоша видел многочисленные столбы дыма, совершенно очевидно от сжигаемых домов и сараев с тварями внутри. Тот набитый бестиями дом (с припаркованным возле него Фольксвагеном «Транспортёром»), Гоша тоже сжёг сразу же после того, как погрузил меня в сон. Боже! Какой же ужас через несколько часов начнётся там, на наших землях? Что с Москвой? Обороняется ли она ещё или уже сметена с лица земли полчищами нелюдей? И ведь ответов на эти вопросы не было, а были лишь щемящие душу догадки. Ужасное чувство, чувство какого-то наступающего на пятки «конца «Света», а тут, в Финляндии, как будто бы ничего и не происходит. Жизнь в Суоми словно идёт своим чередом, за исключением лишь бурного роста экономики и приспособлением к изменившейся в худшую сторону ситуации с электроснабжением. А что же в Швеции, что в Норвегии? Неужели там и вовсе жизнь продолжается в таком ключе, в каком она была там «до», а может, ещё и с прогрессом? Норвегия! Эта маленькая по населения, но с существенной площадью страна всегда тянула меня, завлекала своей сказочной природой, величественными фьордами и горами, уровнем жизни. Я был на сто процентов уверен, что после «Конца» света нигде в Европе, даже в самых её благополучных странах, после того, как «долбануло», не было всё настолько хорошо и благополучно, как непременно должно было быть сейчас в странах Скандинавии, а особенно в Норвегии. И объяснение тому очень простое: скандинавские страны расположились особнячком на Скандинавском полуострове, с трёх сторон морем отрезанные от других «больших земель». В частности Норвегия, традиционно благополучная, богатая углеводородами и передовыми технологиями страна была населена всего-навсего девятью-десятью миллионами человек, в то время как та же Москва к 2014 году насчитывала, только по официальным данным, девятнадцать миллионов человек. Представить только: девять миллионов жителей были единственными законными обладателями неисчисляемых запасов нефти и газа из шельфов Северного моря, лучшими технологиями в сфере альтернативных видов энергии, к тому же ещё и лучшими учёными, иммигрировавшими в Норвегию в последние двадцать лет! Я с головой ушёл в размышления. Мой мозг будоражили мысли. Я думал: «Ведь, по сути, до «конца «Света» самым страшным испытанием было практически стопроцентное обесточивание всего и вся – населения, экстренных служб, промышленности… Именно из-за неготовности к таким катаклизмам, по сути, морально зачахших способов получения, преобразования и транспортировки электроэнергии и имели место столь катастрофические последствия. Невероятно высокая плотность населения, его концентрация преимущественно в больших городах, мегаполисах – эти факторы также сыграли против человечества. Голод, холод, потеря контроля над ситуацией со стороны властей и, как следствие, анархия и отбросили человечество на десятки, а то и сотни лет назад. Но Скандинавия словно чуяла неладное! В то время, как всё «прогрессивное» человечество банально жгло мазут на электростанциях и тем самым производило большую часть электричества для различных нужд, скандинавы уже вовсю пользовались для тех же целей энергией приливов и отливов морей, биоматериалами, энергией ветра и солнца и прочими диковинными для остального человечества способами генерации электроэнергии, о которых я даже могу и не подозревать. То же и с преобразованием и последующей транспортировкой выработанной энергии. Конструкции трансформаторов и их качество могли быть у норвежцев значительно более совершенными, а то и вовсе революционно новыми, а это значит, что станции по выработке электричества в Норвегии могли пусть и не совсем безболезненно, но в большинстве своём выдержать ту проклятую магнитную бурю декабря 2014 года. Пусть даже я и идеализирую скандинавов, но в любом случае, несмотря на весь ошеломляющий технический прогресс, присущий в большей степени Норвегии и в несколько меньшей остальным скандинавским государствам, те же норвежцы жили и живут в невероятной гармонии с природой. В отличие даже от России, где подавляющее большинство населения на момент катастрофы было сконцентрировано в крупных городских агломерациях, в Норвегии население в большинстве своём существенно «размазано» по территории страны, хоть и с увеличением плотности к югу и её уменьшением к северу. Ещё в наш с Дашей последний визит в эту неописуемо красивую и прогрессивную страну мы были очень удивлены, насколько же тесно и взаимовыгодно норвежцы сосуществуют с природой! Даже к частным домишкам на склонах фьордов, удалённым на солидные расстояния от крупных по тамошним меркам городских центров, непременно были подведены все необходимые коммуникации: электричество, газ, водопровод, телевидение и Интернет. Невероятно, казалось бы, но это факт – в такое вот немыслимое для нашего русского сознания развитие инфраструктуры норвежские власти инвестировали все те сверхдоходы, которые страна получала за счёт экспорта углеводородов. Сопоставимые же по колоссальности поступления в бюджет нашей страны средства от той же продажи нефти и газа либо бездарно «осваивались», либо и вовсе разворовывались. Россия даже в лучшие свои годы отставала от Норвегии по уровню развития на десятки лет. Но даже при том, что развитость инфраструктуры в Норвегии была на высочайшем уровне, её коренные жители вовсе не забывали своих исконных традиций, будь то рыбалка, охота, подсобное натуральное хозяйство, лесничество… Выходит, что у большинства норвежцев, имеющих собственные дома, отсутствовала столь остро выраженная зависимость от электричества, как, например, у жителей Центральной Европы. Норвежцы легко могли переживать лютые зимы даже без центрального отопления, как несколько веков назад отапливая свои жилища натуральным образом при помощи печей и каминов. Тысячи тысяч незамысловатых деревянных домиков, населяемых такими вот, следующими традициям, людьми, располагались по всей Норвегии в самых неожиданных и, казалось бы, непригодных для жизни местах. Так, например, я прекрасно помню многокилометровые фьорды с мрачно висящими над гладью воды отвесными стенами величественных скал, а прямо у подножья этих скал стояло два-три домишка. Сзади – скалы, спереди в двадцати метрах – широченная гладь холодных вод фьорда. Слева и справа какие-то незначительные куски земли, в трёхстах метрах заканчивающиеся отвесной стеной скалы, уходящей под воду и окончательно обрубающей ту небольшую пядь суши. Казалось бы, жалкий клочок суши у подножья скал – ни дорог, ни магазинов, ни общественного транспорта, а лишь сиротливо припаркованная лодка да крохотный огород возле домика. Помню, у меня рот открылся, когда на протяжении экскурсии на пароходе по загадочно изогнутым, лабиринтоподобным фьордам, я то слева, то справа наблюдал похожие картины. Я всё не мог понять, зачем же люди живут в такой глуши и, главное – как они там живут? Как они взаимодействуют с «большой землей», чем занимаются, часто ли плавают куда-нибудь к «цивилизации»? Признаться честно, я так и не нашёл для себя какого-то вразумительного ответа, а лишь довольствовался рассказом гида об этакой самобытности значительной части норвежского народа. Такое единение с природой, такое трепетное отношение норвежцев к своим многовековым традициям и навыкам ведения натурального хозяйства вкупе с безукоризненно налаженной инфраструктурой в стране в целом сыграло свою роль. Я уверен, что в сложившейся первоначально катастрофической ситуации с подачей электричества и тепла в большинство частных домиков Норвегии, сохранившаяся приверженность норвежцев истокам ведения натурального хозяйства просто обязана была сыграть свою решающую роль в благополучном преодолении всех нагрянувших в 2014 году трудностей. Может быть, после того посещения страны фьордов и водопадов я склонен идеализировать способность норвежца жить в большом отрыве от столь привычной нам цивилизации (магазины, машины, электроника и полное обеспечение всеми благами вроде тепла, электричества и тому подобного). Но тем не менее я уверен, что проблемы с подачей электроэнергии и вытекающие из них прочие трудности в совершенно незначительной степени повлияли на жизнь граждан Норвегии».

Перед границей со Швецией, когда солнце уже окончательно опустилось за горизонт и по-зимнему стемнело, мы решили сделать небольшую остановку, чтобы перекусить. Остановились у какой-то придорожной кафешки, из окон которой проливался на рыхлый, кипенно-белый снег электрический свет. Если честно, то я был настолько вымотан событиями прошедших дней, что совершенно не придал никакого значения тому, что на протяжении всего нашего передвижения по территории Финляндии повсеместно виднелся электрический свет! Любой, кто внезапно попал бы из России в Финляндию в тёмное время суток, открыл бы от изумления рот, но все мы, кто ехал в моей машине, даже ни разу словом не обмолвились об этаком чуде, о наличии электричества даже в деревнях. Но это и понятно: слишком уж многое нам довелось пережить за последние трое суток, чтобы теперь удивляться в принципе. Но вот почему-то именно это придорожное кафе каким-то чудесным образом сумело стряхнуть, прочно въевшийся за несколько прошедших дней в кору моего головного мозга, налёт страха, отчаяния и безысходности. При виде этого уютного двухэтажного домика белого цвета, с аккуратно убранной террасой, усаженной небольшими сосёнками, а самое главное, по-домашнему уютно разливающего вокруг себя тёплый, вселяющий надежду электрический свет, по моему телу как будто тоже разлилось какое-то тепло. Я припарковал машину возле небольшого грузовичка, стоявшего в нескольких метрах от заведения, но никак не решался открыть дверь и выйти наружу, словно боясь разрушить столь приятные ощущения, так греющие душу. Выглядело это кафе как-то сказочно, совершенно нереально для нашего в корне изменившегося за последние годы сознания. Наверное, именно это ощущение сказочности, будто бы иллюзорности увиденного, и стало причиной той приятной теплоты, разлившейся по моим венам. Это как будто бы я наяву увидел что-то нереальное, давно забытое. Так, выходит, такое ещё есть? Оно возможно! К нему можно прикоснуться, почувствовать его! Вдруг нахлынувшие чувства, воспоминания, ассоциации были сравнимы разве что с чувством какой-то дикой эйфории – так давно забытым чувством. Вот мы снова, как когда-то давно, в безоблачном «до», выйдем из машины холодным зимним вечером и поднимемся по ступенькам в уютный кафетерий, где свет, электрический свет, где наверняка играет музыка, а вокруг витает ни с чем несравнимый запах корицы! Я вдруг словно заново осознал всю важность нашей поездки в Норвегию, будто бы новая цель подхлестнула меня, вселила новые силы и осознание того, зачем нам нужно истребить нечисть – для того, чтобы хотя бы попытаться вернуть миру увиденное и вспомненное. Чтобы, как минимум, во что бы то ни стало сохранить то, что ещё не сожжено дотла. А вспомнилось мне столько тёплых, уютных, нежных моментов, когда мы с Дашей путешествовали, познавали мир, радовались каждому дню, каждому зимнему вечеру, проведённому в уютной, тёплой обстановке с неотъемлемым её атрибутом – запахом корицы, который сопровождал нас практически во всех кафе, какие мы ни посещали. Сколько же миллионов людей смогут вот так вот просто радоваться, если сегодняшний мир не канет в бездну! Воспрянув духом, я решился-таки открыть дверь и выйти из машины. Даша с Андреем дремали, но, проснувшись и увидев этот буквально сказочный домик, тоже поспешили покинуть Хонду. Шталенков же, Клоп и Гоша, выйдя из машины, уже успели даже закурить и дожидались нас. По всей видимости, они не так восторженно восприняли придорожное кафе, а вели какие-то будничные разговоры.

– Вот это да! – не удержался я. – Как же классно, нет? – повернулся я к Даше и взял её за холодную руку. Она прижалась ко мне, крепко обняла и лишь прошептала с придыханием мне на ухо: «Потрясающе!».

Вскоре все мы уже поднимались по ступенькам в кафе под незамысловатым названием «Fortuna». Столь будораживший мои воспоминания запах корицы, который я так надеялся тут учуять, я услышал уже с крыльца, и сердце моё застучало чаще. Я не ошибся! Всё как раньше! Даша крепко-крепко сжимала мою руку. Мы оба совершенно оторвались от реальности, будто бы не было никакого «Конца», будто бы мы снова, как раньше, путешествуя по чужеземным странам, идём в кафе, чтобы насладиться чашечкой кофе после долгого дня, проведённого в исследовании очередного незнакомого нам городка. Мы зашли внутрь. Навстречу нам уже шёл производивший впечатление безумно приветливого и гостеприимного человека пожилой седовласый мужчина. Он, было, начал говорить с нами по-фински, очевидно, приветствовать, но я тут же попросил его, по возможности, перейти на английский. Проблемой это не обернулось и он уже вовсю, пожимая всем нам руки, приглашал нас к двум из пяти не занятых уютных столиков. Вежливым жестом он усадил нас с Дашей и Андреем за один, а Шталенкова, Клопа и Гошу за другой. До нашего прихода занятым был лишь один стол, за которым сидели двое средних лет мужчин. Они тихо о чём-то беседовали, курили и пили что-то безалкогольное. Когда мы садились рядом, они оба приветливо кивнули нам, на что мы ответили взаимностью. Чтобы не возникло недоразумений, я сразу же поспешил объясниться с пожилым официантом на предмет оплаты. Я коротко рассказал ему, что мы едем из России в Норвегию с чрезвычайно важным для всего человечества заданием, и что у нас совсем мало евро, которые мы, по возможности, хотели бы сберечь. Я предложил ему свои наручные часы за то, что он всех накормит и напоит, рассказал, что по-человечески мы не ели уже очень-очень долгое время. Он бегло взглянул на мои блестящие, некогда стоившие огромных денег часы, подаренные мне моим дядюшкой за несколько лет до «Конца» света», и тут же заверил меня, что мы для него – почётные гости, и что можем не переживать за оплату. Мне показалось, что он по достоинству оценил мои часы, и, сев за стол, дал понять остальным, что мы можем спокойно заказывать кушанья и напитки, но в разумных пределах.

За чтением меню каждый из нас шестерых провёл не меньше минут десяти. Чего там только не было. Я готов был дать руку на отсечение, что даже высокое руководство ФСБ видело такое разнообразие яств только лишь до энергетической катастрофы, а после даже высшие чины и думать забыли о том, что можно было прочитать по-английски в меню «Фортуны». Да, это была фортуна, не иначе, и сегодня она повернулась к нам передом. Несколько видов речной и морской рыбы под всевозможными соусами и различного приготовления, мясо на любой вкус, несчётное число всевозможных гарниров, от простой пасты до изысканных закусок из креветок, крабов, мидий, большое разнообразие салатов. Вот что значит электричество! Никогда раньше, заходя в кабак или даже в магазин, никто и не задумывался, какая же длинная производственная цепочка предшествовала появлению на прилавках и на наших столах всех без исключения продуктов, в том числе и простой картошки, самом базовом и, можно сказать, некогда чуть ли ни самом дешёвом продукте. Говоря о промышленном выращивании той же картошки, не будучи матёрым аграрием, сразу можно увидеть, что оно состоит из многочисленных технологических процессов, как-то: возделывание почвы, посадка, последующий уход за корнями, в конечном счёте – уборка урожая, его хранение, транспортировка, снова хранение… И все эти процессы происходили исключительно с применением техники, которой требуется горючее. А без электричества нет производства горючего и, следовательно, нет техники, позволявшей реализовывать все технологические процессы, предшествующие доставке этой самой картошки миллионам потребителей. Не работают холодильники – негде хранить портящиеся продукты. Всё, буквально всё в обществе двадцать первого века зиждилось на электричестве. В полной мере осознать это возможно было только на контрасте, подобным тому, который на себе испытали мы в кафе «Фортуна». Взахлёб зачитываясь меню, я готов был петь оду электричеству, которое тут, казалось, не было чем-то необычным.