Текст книги "Вечные знаки"

Змея как символ в мифологиях и религиях мира[57]57
  «Россия и гнозис» / Сб. материалов VII науч. конф., М., 2001. М.: Рудомино, 2002. С.28. – Прим. сост.


[Закрыть]

Прежде всего, нужно отметить, что символическое значение змеи столь велико, что автору поначалу было трудно выделить тот стержневой поток информации, который мог бы объяснить невероятный по распространению и древности змеиный образ. Если свести воедино разные семантические аспекты, то можно получить перечень практически универсальных ассоциаций, связываемых со змеями у разных народов и культур.

Представителем так называемых «Мировых змей» («творцов мира») является гностический Уроборос, изображаемый кусающим свой хвост и разделённым на две части – чёрную и белую. Мировые змеи включают в себя оба аспекта творения, созидание и разрушение, символизируют единство и борьбу противоположностей (идею, возникшую задолго до материалистической диалектики), а также их взаимный переход, лежащий в основании бытия. Они включают в себя как мужское (активное), так и женское (пассивное) начало, что служит причиной тому, что змеи нередко ассоциируются с божествами-гермафродитами (кадуцей Меркурия украшен как раз змеями, символизирующими противоположные стихии или энергии) и с мужской и женской половой энергией, с репродуктивными органами соответствующего типа. При этом змеи являются воплощениями или культовыми представителями мужских и женских богов. Эта двойственность (бинарность) архетипа привела к связи змеиных божеств с близнецами вообще и с близнецовыми культами. Например, Кецалькоатль, типичный змеиный образ, называется у индейцев «божественным близнецом».

Наиболее универсальным символом, обозначающим воду (или реку), является зигзаг (или двойной зигзаг). Эта графема, известная по меньшей мере уже 40–50 тысяч лет, практически везде обозначает как воду, так и змею. Она связана с одним из древнейших архетипических представлений, отождествляющих текущую реку с её извивами, с плывущей, ползущей или извивающейся змеёй и Мировым океаном (само слово «океан» у древних греков обозначало мировую реку, где обитал Мировой змей или даже сам он отождествлялся с живым существом). Этот же архетип объединял змею – реку – океан с Мировым древом и Древом вообще (при этом речные истоки могли «приписываться» к корням, откуда берут начало многочисленные священные источники, где обитает страж-змей, а крона связывалась с устьем). Змеи могли фигурировать на любом уровне Мирового древа, а также ассоциироваться с другими мифическими существами – его обитателями. Подобно другим персонажам, связанным с Мировым древом и, соответственно, источником жизни и бессмертия, змеи считаются обладающими свойством бессмертия и целительской силы[58]58
  Например, во Вьетнаме до сих пор свежая кровь кобры и её сердце, принимаемые внутрь, считаются исключительно целебными для человека. – Прим. сост.


[Закрыть], а также пророческим даром.

Абсолютно повсеместно существует связь между образом змеи и потусторонним миром, «царством мёртвых». Змея представляет собой классический пример существ-посредников, принадлежащих как материальному, так и нематериальному миру, и поэтому нередко «стоит на пороге» или является стражем в «мире мёртвых» («Книга мёртвых» у египтян пестрит описаниями змей-стражей). Нередко обителью мёртвых служила пещера, нора – традиционное обиталище мифических змей; даже само царство, ими населённое, помещается, как считается в Индии, в подземную область. Ассоциирование змей с горами породило и мифологический образ огнедышащего змея или дракона, персонифицирующего вулканы. Таков, например, змееногий и драконоголовый Тифон, обитающий под Этной, извержения которой связывали с изрыганием им пламени.

В тех же местах, где существует осмысление царства мёртвых как расположенного на дне океана или в западной части морского горизонта, то есть там, куда садится Солнце (Полинезия, Индонезия, вообще многие народы Океании), появляется смыкающийся с этим представлением миф о «корабле мёртвых», гигантской лодке, перевозящей покойных в потусторонний мир; а змея может отождествляться также с кораблём (лодкой). Отголоском этих представлений в некоторых морских традициях существует предрассудок испытывать страх перед именами кораблей, связанных с рептилиями, особенно со змеями: такое название («Удав», «Кобра» и т. п.) семантически превращает обычное транспортное средство в мифологический «корабль мёртвых» с односторонней доставкой на тот свет.

Змея также охраняет и сокровища – материальные (золото, драгоценности, клады вообще) и метафизические, связанные с сокровенными тайнами Вселенной. Отсюда её способность «превращать» одно в другое или превращаться самой, быть оборотнем. Египетская богиня Меритсегер («любящая тишину») олицетворяла Фиванский некрополь и изображалась в виде кобры.

Практически везде в Африке змеи считаются перевоплощением родовых предков, и эта идея встречается от Китая (где змеи представляют первопредков) до Америки. Огромный мифологический комплекс ассоциирует змей с домом, с домашним очагом, отчего, по народным поверьям, убийство змеи может привести к разрушению дома и гибели рода или семьи. Очень много «змеевидных» божеств покровительствует урожаю и плодородию. В том же Египте богиня урожая Рененутет представлялась в облике кобры или женщины со змеиной головой и именовалась «владычицей плодородия». Эта функция тесно связана со змеями – подателями небесных вод, божествами дождя и грома. В этом случае змеи могут мифологически отождествляться с облаками, молнией и радугой. Так как вторым источником влаги в засушливых местах были колодцы, заполняемые во время сезона дождей, то змеиные божества дождя нередко обитают на дне священных колодцев. Заметим, что среди всех «метеорологических» ассоциаций образ змеи-радуги является одним из самых распространённых.

Необходимо упомянуть невероятное количество мифологических химер, образованных змеями с представителями других видов живых существ, включая и человека. Мифология насыщена образами змееногих, змееруких, змееволосых существ, отчасти напоминающих людей или даже родственных им по крови. Собственно, сама греческая Химера имела хвост в виде змеи (или дракона – развитой версии змеи) с открытой пастью. Кстати, она охраняла вход в царство мёртвых. Совершенно неслучайно греческая Ехидна родила одного из самых известных древних чудовищ – девятиглавую змею Гидру возле источника Лерн, куда приходили за очищением убийцы. Одноимённая змея из средневековых бестиариев жила в водах Нила в вечной вражде с крокодилом; он олицетворял смерть и ад, а гидра – Христа, сходящего в ад, чтобы вывести оттуда грешников!

Как же могли возникнуть и развиться, получив столь широкое распространение, такие разнородные ассоциации, и что могло придать змеям, не самым выдающимся представителям фауны, столь глобальное значение?

При любых попытках найти решение в области биологических свойств змей и их хозяйственного значения, исследователи либо попадали в тупик, либо прибегали к значительным натяжкам, которые всё равно не могли разрешить весь комплекс вопросов. Такого рода подходы, несомненно, имеют большое вспомогательное значение, но главный источник семантики змеи, скорее всего, лежит в иной области.

Автор попытался пойти в другом направлении, представив себе, как бы смоделировав, социокультурный архаический тип сознания, который мог быть в значительной степени универсальным и развиваться одновременно у многих народов. В этом случае может быть получен подход, объясняющий как значительное распространение символа змеи, так и его мифологические и семантические особенности.

Если сравнивать змеиный архетип в различных мифологемах, то в наиболее архаичном и, видимо, более близком к первоначальному, виде он сохранился у ряда народов австронезийского региона и Океании. Конечно, невозможно считать религию и мифологию современных австронезийцев прямой предковой формой для всех других мифологий мира, как это полагали некоторые исследователи в XX веке. (По некоторой зоологической аналогии, точно так же невозможно считать современных кистепёрых рыб прямыми предками нынешних же наземных животных, но в своём строении они сохранили неизменными те особенности, которые были присущи общим предкам в доисторическую эпоху.) Культура ряда племён этого региона имеет особенности, которые, по-видимому, были характерны для других областей в очень далёкие времена. Так, если строительство мегалитов везде, где они ныне известны (Европа, Америка, Индия и т. д.), было прекращено, по крайней мере, уже несколько тысяч лет назад, то на островах Океании оно продолжалось вплоть до XX века. Если весь комплекс верований, связанных с мегалитами, как одной из древнейших форм культовых построек, был в Европе либо утерян, либо изменён и перешёл в более развитые мировоззренческие системы, то, например, на острове Ява народность бадуй поклоняется огромному террасированному мегалитическому памятнику Арча Домас, состоявшему из 800 менгироподобных изваяний. Если бумеранг как актуальное охотничье оружие европейцы использовали около 25 тысяч лет назад, то австралийцы успешно метают его по сию пору. Верования народов этого региона дают очень детальные представления о том, как могли появиться у змей их фантастические мифологические свойства.

Существует несколько архаичных базовых комплексов представлений, один из которых – культ первопредка.

Прежде всего, надо вспомнить, как понимается «творение» в ранних формах культуры. Это не создание мира и человека «из ничего», а переделка изначального природного «хаоса» под прагматические и семантические нужды человеческого социума. То есть пред существующая природа считается «несуществующей», пока её объекты не названы человеческими словами или не вошли как элемент в предметную деятельность людей (отсюда же представления, сохранившиеся по сей день, о том, что неназываемое не существует). Другой аспект подобного понимания творения – социогенетический. В эпоху, когда индивидуальное сознание не отделялось, как правило, от сознания общества, каждый индивид считался связанным не только биологически, но и духовно с единым существом, представлявшим его группу как единое целое. Это существо могло иметь зооморфный, териоморфный, человеческий облик, но в любом случае оно представляло прародителя племени, его патрона и главного персону в потустороннем мире. Именно от него зависело процветание, включая размножение людей, животных, растений; ему посвящались все ритуалы, связанные с социализацией и половой зрелостью; именно к нему удалялись после смерти все члены племени в том случае, если в течение жизни они соблюдали предписанные этим сверхъестественным существом правила и обряды.

На территории современной Австралии и Океании в качестве такого существа-первопредка фигурирует образ Радужного змея, причём следы этого культа прослеживаются буквально на всех других континентах и во всех мировых религиях, правда, в уже сильно видоизменённом состоянии. В своём труде «Религии Австралии» Мирча Элиаде заключает: «Творение, дождь, плодородие и сверхъестественные силы шаманов восходят к одному и тому же источнику – первобытному сверхъестественному существу космической структуры, ведь Унгунд принадлежит одновременно подземным водам, земле и небу. Змея-Радуга появляется ab initio (в самом начале мира). Вондьина завершили созидание, но их силы исходят от Змеи-Радуги точно так же, как силы знахарей».

Заметим, кстати, что связь лекаря-знахаря с Унгундом представляется столь тесной, что его называют не иначе, как Доктор Унгунд. Практически во всех шаманских инициациях Австралии Радужный змей сначала символически «убивает» неофита (вариант – топит в священном водоёме, где он обитает), а затем «воскрешает», наполнив волшебной силой и «магическим виденьем».

Змея-Радуга представлялась как в мужском, так и в женском обличье, причём соответствующие ритуальные предметы культа могли имитировать и мужские, и женские детородные органы. Например, у племени маунг на острове Гоулберн убар (ритуальное полое бревно в церемониях, связанных с Радужным змеем, место, куда он «спрятался») представляет утробу Матери, но, одновременно, половой орган Радужного змея. Идея бисексуальности змеиного прародителя, видимо, присутствует в самом начале (до сих пор в Южной Индии есть поверье, что тот, кто увидит «свадьбу» змей, станет гомосексуалом). Но в племенном сознании «взрослая» жизнь индивида начинается с социального признания его биологического пола и ритуалов, фиксирующих его половой статус.

Пубертатные инициации Австралии и Океании включают в себя обрезание и подрезание (продольный разрез) соответствующей части тела, посвящённые мужскому и женскому аспектам Радужного змея. Полученная таким образом кровь используется при инициации, к ней же добавляется и кровь уже посвящённых, взрослых мужчин-охотников, которые для этой цели надрезают вены и дают пить подросткам, что символически делает их родственниками.

Кстати, именно к этим изначальным племенным инициациям восходит представление о том, что змеи пьют кровь (вопреки всякой биологической очевидности: весь ротовой аппарат змеи устроен для заглатывания, а не сосания крови). В частности, старшая дочь Асклепия, греческого бога-врачевателя, представлявшегося в виде змеи или, позже, имевшего жезл, увитый змеем (архаичный символ посвящения в тайны Мирового древа, или Древа жизни), носила на руке отцовскую змею и кормила её своей кровью. Вспомним, что основателями Афин и первыми царями были люди-змеи Кекропс и Эрихтоний. Даже Дионис имел ипостась в виде рогатого змея. (Вообще, привычка отождествлять вино и кровь пошла, в частности, от использования вина и других галлюциногенных и возбуждающих напитков в змеиных ритуалах.)

При дальнейшем развитии образа змея-первопредка произошло несколько важных событий. Выделились в самостоятельные фигуры его функциональные проявления, значимые для племенной мифологии. В частности, появился мужской образ «отца всех» и патрон инициации; такой персонаж есть у племени унгариньин, где он именуется Валангала. Он – основатель всех социальных и культурных институтов и, главное, ритуалов инициации. Пребывая на небесах, он посылает духов-детей и следит за исполнением правил. Если нет – Валангала нашлёт потоп. Причём, когда по окончании творения он поднялся на небо (где и пребывает ныне), то изменил облик с человеческого на вид Радужного змея. Вондьина, духи-первопредки, живущие нередко в водоёмах, также воспринимались одновременно как в антропоморфном, так и в змеином обличье, что даже не считается противоречием. Эти водоёмы (вместилища священной дождевой влаги) – несомненный прообраз всех священных змеиных колодцев, где обитают змеи – божества грома, молнии и дождя. Унгунд также воспринимается одновременно в единственном и во множественном числе: в виде неопределённого числа духов – Вондьина. Что тоже не считается противоречием, ибо он символизирует племя в виде и единого целого, и каждого члена племени по отдельности.

Есть также несомненные свидетельства того, что культ пещер и мегалитическая традиция связаны именно с указанными змеиными предками, Вондьина, которые «легли» в незапамятные времена на скалы, сделавшись изображениями. Именно они построили себе огромные «каменные дома» и способны «жить в пещерах» так же, как в водоёмах. Именно в этих мифологемах кроется источник представлений о том, что священные змеи могут обитать в пещерах, замках или храмах и любых специальных водоёмах (в том числе, и при храмах).

Связь бога-творца и покровителя племени со змеем столь устойчива, что даже в поздних монотеистических религиях, где отношение к змею сильно изменилось, можно встретить много рудиментов ранних племенных культов. Например, Яхве – явно поздний вариант этого персонажа, хотя он и патрон возрастных инициаций (обрезания). Но его посланцы, наделённые магической силой (Моисей, например), не только имеют посох, увитый змеёй, но даже велят сделать медный идол в виде змеи «для исцеления людей».

Вместе с тем, в развитых мифологиях наблюдается развитый мотив «змееборчества» и победы небесного божества над его земноводной ипостасью (кстати, в Австралии и Океании он почти отсутствует). Радужного змея не побеждают, он сам удаляется на небо или под землю. Но есть интересный миф у фиджийцев, согласно которому Нденгеи (местный змей-творец-первопроедок) обиделся на своих внуков-близнецов за убийство своей священной птицы, чёрного голубя Турукава, который каждое утро будил его, когда дух-змей спал в пещере на священной горе. Стремясь покарать нашкодивших родственников, Нденгеи учинил потоп, который, однако, сами преступники пережили (в отличие от остальных людей). Здесь важны два момента – связь змеиного культа с солнечной птицей (даже Асклепию приносился за лечение в жертву петух) и мотив «вражды поколений», спровоцированной нарушением табу (в данном случае убийством культового персонажа).

Обычно при генезисе змееборческих мотивов исследователи обращают большее внимание на «женский» аспект этой темы[59]59
  Обращаем внимание на оригинальное исследование физика Л.М.Алексеевой «Полярные сияния в мифологии славян. Тема змея и змееборца» (М.: Радуга, 2001). – Прим. сост.


[Закрыть]. В самом деле, можно проследить, как социомифологическое змееборчество идёт параллельно с социальным подавлением женщины в патриархальных сообществах и закрепляется «идеологически» как победа новых мужских богов над женскими, более архаичными (Мардука над Тиа-мат, например). В таком случае женщина лишается прямого доступа к племенному богу, и ей запрещено не только отправление культовых обрядов, но и доступ к храмам, посвящённым божеству. Ислам демонстрирует нам такого рода запреты, а змееборческие мотивы там присутствуют вполне выраженно.

Хочется обратить внимание и на другой источник змееборческих идей – на первоначальную опору змеиных культов на календарные представления и связанные с ними мифологические комплексы у разных народов.

Для социокультурного сознания характерно выделение двух основных природных циклов: суточного и годового. Оба они отражают появление и исчезновение небесных светил, Солнца и Луны, и практически у всех народов Земли существуют мифологические конструкции, объясняющие визуальную динамику этих небесных тел. Уже у австралийских аборигенов появление Солнца и Луны связывают с Радужным змеем. Эта связь двойственна и содержит идею социального космоса, где светила являются антропоморфными или зооморфными персонажами, способными существовать по законам, аналогичным законам жизни человеческого сообщества.

Согласно представлениям аборигенов Австралии, Солнце и Луна жили ещё до Первого Времени под землёй и были извлечены оттуда творческим актом Радужного змея (или его человекоподобной формы). По всему австронезийскому региону существует идея, что Солнце ежедневно появляется из вод Мирового океана, а на ночь поглощается им (и попадает в царство мёртвых, расположенное, по полинезийским мифам, на дне океана). Эта мифологема впоследствии привела к образу Солнца, поглощаемого хозяином нижнего, водного мира и спасающегося утром не без драматического поединка. Как раз такую картину мы наблюдаем у египтян, где бог Солнца Ра каждый день попадает в царство мёртвых и должен выдержать целую битву с демонами, многие из которых представляются в виде змей, и пройти через гигантскую змею, чтобы снова утром оказаться на небе. Причём здесь же мы имеем рудименты представлений о том, что Солнце также связано со змеем и может иметь его облик: сам Ра иногда выглядит огнедышащей змеёй, а бог вечернего Солнца Атум (он же творец мира, по одной из древнеегипетских версий, и хозяин Мировых вод) представляется гигантским змеем.

В этих же мифах очень отчётливо прослеживается и связь Мирового змея-творца с солнечной птицей. Так, сокологоловый Гор (утреннее или восходящее Солнце, наряду с Хепри) иконографически изображается с солнечным диском на голове, на котором возлежит змея. Сама картина суточного ритма изображается змеёй, кусающей свой хвост (постоянное утреннее возрождение мира) и разделённой на тёмную (ночную, со звёздами, лунную) и светлую (дневную, солнечную) половины.

Совершенно аналогичную картину можно наблюдать и в описании календарных годовых небесных событий. Здесь змееборческая тематика во множестве причудливо переплетается с змеепоклонством.

У современных потомков майя – хорти, самой главной церемонией года считается праздник змеи, отмечаемый перед началом сезона дождей. Он проводится у священного родника, отождествляемого с центром Вселенной и опускающегося до подземного царства. Возле него возводят ритуальный крест (архаический символ четырёх сторон света) и привязывают нескольких птиц, в том числе петуха и курицу, которых затем принесут в жертву «великой змее» Но Чи Хан. Ритуал призван обеспечить «новое питьё, новую пищу и здоровье всему племени» на текущий годовой цикл. Связь Мирового древа (символизируемого крестом или другими мандальными фигурами и отображающего стороны света) с годовым циклом – календарным змеем – является одной из самых распространённых мифологических идей. У тех же майя в древности смена сезона представлялась небесным поединком двух богов, результат которого определял урожайность года и обилие или недостаток дождя. Совершенно аналогичная символика (единоборство двух богов, один из которых представляет собой змею, реку и дождь) встречается у истоков практически всех календарных культов. Именно необходимость заставить повелителя вод «отпустить» или, напротив, остановить небесную реку, дождь и является мотивацией космогонических поединков божеств у индоевропейцев, палеоазиатов и палеоамериканцев.

Совершенно аналогичную тему включают и представления праславян и других российских народов. Так, Б.А.Рыбаков отмечает, что у праславян существовало поклонение хозяину подземно-подводного мира в виде ящера, которому приносили в жертву петуха и курицу, в том числе, «потоплением в воде». Эти ритуалы носили ярко выраженный календарный характер и призваны были обеспечить плодородие и своевременный дождь. В космологических композициях угорских или самодийских шаманских бляшек нижний мир в виде ящера с волчьим ухом глотает вечернее заходящее Солнце.

С точки зрения социопсихологической, змееборчество (и драконоборчество) имеет ещё один важный аспект. Для иллюстрации приведём легенду народов африканского материка о гибели империи Ганы. Согласно преданию, империя была обязана своим процветанием семиголовому змею, обитающему в колодце. Каждый год все семейные кланы государства по очереди приносили змею в жертву девушку. Когда дело дошло до некоей Сиа, её жених Амаду Сефедокоте спрятался возле колодца и последовательно отрубил змею семь его голов. Умирая, чудовище прокляло его страну, после чего «семь лет, семь месяцев и семь дней на Гану не упало ни капли дождя, ни крупицы золота». Так пришёл конец одной из самых великих африканских империй. Приводя этот эпизод мифа, В.Б.Иорданский совершенно справедливо отмечает, что он свидетельствует о смене ценностей, о крушении архаичного стереотипа, ведь герой пошёл на уничтожение государства предков ради спасения своей возлюбленной.

В символическом смысле это предание отражает противоборство и антагонизм между личным «эго» и коллективным «суперэго». Если в архаике индивид без остатка, включая его собственную жизнь, принадлежал племенному сообществу и поэтому все жертвоприношения, включая человеческие, казались совершенно законными и оправданными, то впоследствии индивидуальные ценности, включая и человеческую жизнь, и человеческую личность, стали обретать самостоятельный смысл. В этом случае змей или дракон представляет собой архаичное коллективное подсознание, которое должна преодолеть человеческая личность, чтобы осознать свою неповторимую индивидуальность (выд. – Сост.).

Итак, суммируя сказанное, можно сделать вывод, что вся сложность и неоднозначность, а также универсальность символа змеи происходит, в основном, не от биологических или хозяйственных характеристик этого вида живых существ, а от мифологического отождествления змеи с культом божеств-первопредков и творцов племенного социума, а также воды как первоначальной стихии. В таком случае свойства, приписываемые первопредку или воде как таковой, автоматически переносятся на змей и становятся их собственными мифологическими особенностями.

Литература

1. Бауэр В. и др. Энциклопедия символов. М.: КРОН-ПРЕСС, 1995.

2. Беляев Ю.Л. 100 чудовищ древнего мира. М.: Раритет. Центркнига, 1997.

3. Голан А. Миф и символ. М.: Руссолит, 1993.

4. Иорданский В.Б. Звери, люди, боги. М.: Наука, 1991.

5. КерлортХ.Э. Словарь символов. М.: REFL-book, 1994.

6. Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 1, 2 / Под ред. С.А.Токарева. М.: Сов. энцикл., 1991.

7. Полинская М.С. Мифы, предания и сказки фиджийцев. М.: Наука, 1989.

8. Похлёбкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. М.: Междунар. отношения, 1994.

9. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М.: Наука, 1988.

10. Элиаде М. Религии Австралии. СПб.: Университетская книга, 1998.

Дракон и Геспериды.

Фрагмент росписи на вазе работы Астеаса (Пестум).

Третья четверть IV века до н. э.

Национальный музей (Неаполь)

ЗевсиТифон. Фрагментхалкидской вазы. Греция и Рим. Вторая половина VI века до н. э.

Глиптотека и Музей античного искусства малых форм (Мюнхен)

Два его лика в мистериях. Фрагмент росписи из гробница Рамзеса VI. Фивы. Египет, XX династия, 1200–1085 гг. до н. э.

Появление египетского бога рождения Сокариса в его «яйце».

Фрагмент диаграммы, основанной на версии «Книги о том, что находится в подземном царстве» Тутмоса III.

Египет. XVIII династия, 1567–1320 гг. до н. э.

Крылатый солнечный диск с двумя уреями

Изображение змеи. Эпоха бронзы (Швеция)