Текст книги "Целитель"

8

Такси Хамида с включенным двигателем стояло за углом, всего в ста метрах. Я попытался ускорить шаг, чтобы не промокнуть, но все равно промок. Дождь падал с неба плотными потоками, которые ветер бросал куда ему вздумается. Крупные капли дождя хлестали меня по лицу, волосы быстро намокли. Я подбежал к такси, открыл дверцу и забрался в салон. Хамид развернулся почти на сто восемьдесят градусов на своем водительском сиденье и громко рассмеялся, увидев, как я вымок.

– Как льет! – весело прокричал он.

– Льет, – согласился я и попросил отвезти меня домой.

По дороге я объяснил, что на какое-то время мне понадобятся его услуги, которые, разумеется, будут оплачены. Это вполне устроило Хамида; немного поторговавшись, мы согласовали цену. Я откинулся на сиденье, пригладил пальцами мокрые волосы и, немного поколебавшись, попробовал набрать номер Йоханны. Абонент был недоступен.

Потом я позвонил Яатинену. Он не ответил, поэтому я оставил сообщение, в котором просил связаться со мной, как только он сможет. Потом я набрал номер Эллины и попросил передать Ахти, чтобы он, как только будет в состоянии, перезвонил мне.

Хамид пытался пробиться сквозь транспортный поток на прибрежном шоссе на Сёрняйнен, искал более скоростную полосу, но безуспешно. Едва ему удавалось найти многообещающую брешь среди машин и, ускорившись, нырнуть туда, как скорость движения снова падала почти до пешеходной. Хамид был молодым и водил так, как это свойственно молодежи, не думая об экономии бензина и о собственной безопасности. Впрочем, теперь и то и другое стоило недорого.

Запасы нефти еще не исчерпались, хотя некоторые и предсказывали, что их осталось всего на несколько десятков лет. На самом деле проблема была в прямо противоположном. Нефти хватило на то, чтобы поднялся уровень моря, чтобы уничтожить атмосферу, изрядно отравить сушу и воду, загрязнить все моря, реки и озера, чтобы продолжить производство все того же никому особо не нужного хлама. Те, кто опасались, что нам не хватит нефти, могли быть спокойны: ее поставки не сокращались. Они не прекратятся никогда. Однажды нашему миру придет конец, но и тогда у нас все еще останутся танкеры полные нефти. Останутся в целости и сохранности и порты, заполненные миллиардами баррелей черного золота, которого нам хватит для путешествия в вечность.

Хамид нашел подходящую полосу движения. Мы въехали на мост Кулосаари, миновав который обнаружили, что движение снова почти остановилось. Правая полоса, ближайшая к морю, была закрыта, и мы двигались по сантиметру, со скоростью улитки. Проблесковые огни пожарной машины окрашивали дождь в синий цвет. Это было похоже на кадры из фильма ужасов. Вдалеке мы увидели грузовик, кабина которого все еще находилась на мосту, а прицеп торчал откуда-то сбоку офисного здания. Издалека на первый взгляд казалось, что ничего страшного не случилось, будто кто-то просто умудрился вырулить на мост прямо из здания.

Вблизи все, конечно, было по-другому. Машины скорой помощи, которые издалека были скрыты пожарными машинами, теперь были видны. Дверцы были открыты, чтобы можно было положить на носилки и оказать помощь хотя бы некоторым прохожим и работникам офиса. Молча мы проехали место происшествия. Потом Хамиду удалось снова увеличить скорость, и, миновав Кулосаари, мы въехали в Херттониеми.

У своего дома я вынул из кармана оговоренную плату. Хамид, повернувшись назад с водительского места, взял ее у меня. Он обещал приехать в течение пятнадцати минут после моего звонка.

Тихая опустевшая квартира теперь выглядела еще более грустно, будто даже она теперь волновалась и искала, но не могла найти ответ на вопрос, как вернуть себе прошлый уют, тепло и безопасность. Я разулся и снял мокрую куртку, повесил ее на крючок и собирался присесть на складную табуретку у двери. Едва я успел взяться за сиденье, как заплакал. Впервые за многие годы в моих глазах появились слезы, горячие и тяжелые капли покатились по щекам.

Я был измотан. Казалось, все было бессмысленно, а любая попытка что-то узнать оказывалась напрасным блужданием вслепую. Я разочаровался в самом себе: ведь я не смог оправдать доверия Йоханны. Ведь я же обещал ей: я всегда буду помогать тебе, я всегда буду любить тебя, я сделаю все, чтобы тебе было легче.

«Успокойся, Тапани, – приказал я себе. – Ты сможешь сдержать свои обещания, даже если сделаешь это не сразу».

Я позволил себе выплакаться, дал печали и беспокойству выйти наружу, чтобы потом снова загнать их внутрь. Не знаю, сколько времени я просидел так. Наверное, довольно долго.

Наконец я снова смог шевелиться и попытался осмотреться. Все в нашей квартире напоминало о Йоханне и заставляло задуматься, почему же мне не удается вычислить, где она может быть.

Я снял одежду и принял душ. Бреясь, я попробовал сосчитать до десяти, но остановился на трех.

Я совсем не был готов к той находке, что обнаружилась в шкафу для одежды. Когда я вынимал из гардероба пару чистых носков, мой взгляд упал на пакет в красно-золотой оберточной бумаге. Мой рождественский подарок Йоханне. Я достал сверток из шкафа, положил его на кровать и снова посмотрел на него. Я так и стоял с носком на одной ноге и не мог решить, что делать дальше. Странно, как может измениться значение вещей. На кровати лежали не просто вручную собранная книга стихов и довольно скромная сумма денег. Это была вся наша жизнь. Все то, что составляло каждый ее день. Я почувствовал, как из глаз снова закапали слезы, тяжелые горячие капли катились по лицу к губам и подбородку.

Я повернулся, надел носок и на другую ногу и вышел из спальни, оставив подарок там, где он лежал.

Приготовив кофе, я взял с полки чашку Йоханны и убрал ее в шкаф. Потом взял свою чашку и сел с ней за компьютер. Я снова вдоль и поперек просмотрел всю информацию, но не нашел там ничего нового и полезного. Просмотрев кадры, отснятые на углу Фредрикинкату и Урхо Кеккосена, я снова не увидел там ничего достойного внимания.

Я налил себе еще кофе, и тут у меня появилась идея. Воспользовавшись паролем Йоханны, я приступил к поиску ее прошлых статей, написанных для разных газет и журналов. Я просмотрел все это так же тщательно, как прежде изучил все материалы по Целителю. У меня кончился кофе, после чего мне пришлось встать и идти за новой порцией. Ребра уже не болели той мучительной постоянной болью от ударов дубинкой; теперь она давала о себе знать, если только я принимал определенное положение.

Снова попытался позвонить старшему инспектору Яатинену, но он так же не отвечал. Я вернулся к компьютеру, чтобы прочитать другие статьи Йоханны.

Йоханна всегда была старательным писателем, особенно в молодости, когда была свободным репортером. Она писала для многих изданий, писала быстро и понятно, и сумела завоевать доверие людей, в том числе тех, у кого брала интервью. У нее было все, что нужно хорошему журналисту. Но настоящий ее талант состоял в удивительной способности находить даже совсем не заметные с первого взгляда связи, фиксировать все детали и умении все это увязать. Хотел бы я, чтобы и у меня были эти качества.

Несмотря на всю неопределенность, я сумел немного продвинуться в расследовании. Например, то, что рассказала мне Лаура, подтверждало мои мысли об отношениях Йоханны и Паси Таркиайнена в юности. А из пояснений Эллины следовало, что Йоханна хранила полное молчание об этом и ничего не говорила мне, потому что боялась. И, судя по всему, у нее были для этого все основания.

Тогда почему меня так мучила ревность?

И почему мне было так плохо?

Я ревновал, потому что чувствовал, что от меня что-то скрывали. Но чувство ревности, пусть и неприятное само по себе, было все же сущей ерундой. Погибли целые семьи, а меня волновало то, что были задеты мои чувства. Было унизительно сознавать, что я оказался более инфантильным и эгоистичным, чем мог себе представить.

И все же эти душевные переживания не помогли мне и теперь, когда, изнывающий от ревности и разбушевавшейся во мне паранойи, я уставился на ставший еще более притягательным значок электронной почты на экране компьютера Йоханны.

9

Лицо Яатинена было мокрым от дождя, красным от морского ветра и, как мне показалось, намеренно непроницаемым. Мы стояли на морском берегу в Яткясаари, в паре сотен метров от того места, где мои ребра и спина познакомились с дубинками и обувью сотрудников охраны. Ветер запускал свои ледяные щупальца мне под куртку, проникал через ткань штанов, потом мчался дальше. И если бы я уже не оцепенел от шока, то, наверное, давно начал бы дрожать от холода.

Несколько минут назад Яатинен привел меня сюда, к шестиэтажному зданию, за которым мы теперь стояли, где в чистой, просторной, со вкусом обставленной квартире в пентхаусе был убит банкир со своей семьей.

Яатинен смотрел в сторону моря, будто искал что-то на его серо-зеленой поверхности, и было похоже, что он больше старается оттянуть момент, когда ему придется говорить, чем подбирает нужные слова.

Что можно было сказать в подобной ситуации? Разумеется, многое, но слова не шли на ум. Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного.

К этому невозможно подготовиться заранее. Невозможно, повторил я про себя.

– Причиной, по которой я попросил вас приехать сюда, разумеется, являются возникшие у нас подозрения в отношении Таркиайнена. И то, что я хотел бы получить от вас новую информацию об этом человеке.

Мне пришлось рассказать ему о посещении места прежнего жительства Таркиайнена, о моей теории, связанной с ним, о разговорах с людьми, которые его знали.

– И, конечно, все это неофициально, – прокомментировал Яатинен.

– Конечно, – подтвердил я и сглотнул.

Независимо от того, как сильно я хотел выбросить все это из головы, у меня не получалось. Окровавленные волосы, постель, темные кровоподтеки на стене, маленькие тела, накрытые одеялами. О чем они думали, когда отправлялись спать? Об играх, в которые играли в тот день? О кануне Рождества? О том, как будут открывать подарки?

– Как они… – начал я говорить и не знал, как изложить свою мысль. – Почему они продолжали спать, когда кто-то ходил вокруг и стрелял в них?

– Именно по этой причине нас больше всего сейчас интересует личность Таркиайнена. Он знаком с медициной. Возможно, он знает, что нужно сделать, чтобы усыпить человека, какие нужны для этого дозы. Но мы не будем знать этого точно до тех пор, пока не будут проведены лабораторные тесты и техническое исследование. И как я уже говорил, нам очень мешает неукомплектованность сотрудниками. Если все пойдет, как идет, мы получим ответы не раньше чем через несколько дней, а может быть, и недель.

Его голос увял. Я не знал, что сказать в ответ, поэтому просто ждал, пока инспектор вновь продолжит разговор. Впереди и чуть правее за высоким забором с колючей проволокой наверху находился ангар для катера. Длинное узкое помещение теперь было пусто. Оно протягивало свою светло-коричневую руку в сторону моря, будто подавало кому-то сигналы. По другую сторону колючей проволоки располагалась будка охраны размером с кабинку раздевалки. Вполне может быть, что весной в ней снова появятся люди, тем более что в этом районе проживало достаточно людей, имевших средства для того, чтобы держать катер.

– Конечно, все это чистая теория, – продолжил Яатинен, когда наше молчание слишком затянулось.

У меня к горлу подступил комок желчи, пронизывающий ветер немилосердно терзал нас в своих объятиях, а сам я пребывал в состоянии общей паники.

– И все абсолютно неофициально, – наконец-то сумел я выдавить из себя.

– Об этом не стоит и говорить, – подтвердил Яатинен. – Теоретически порядок событий мог быть таким: предположим, кому-то из членов семьи понадобился врач. Они тут же в онлайн-режиме заказывают его визит. Кто-то, имеющий возможность за этим наблюдать, перехватывает или прячет нужное сообщение. На сцене появляется Паси Таркиайнен, который выдает себя за доктора. Он использует фальшивое имя, так как каждый может, воспользовавшись базой данных, убедиться в том, что врача под таким именем не существует. Более того, может узнать, что фактически Паси Таркиайнен умер несколько лет назад. Но следует учитывать, что как раз этого люди обычно и не делают – они не привыкли проверять информацию, даже если на кону стоит безопасность их жизни. Здесь ничего не изменилось.

Полицейский вздохнул и собрался с мыслями. По крайней мере, так это выглядело, когда он стал тереть мочку уха большим и указательным пальцами. У меня перед глазами снова возникли окровавленные простыни, лужи свернувшейся крови под детской кроваткой, окровавленный клочок волос на белой поверхности ночного столика.

– Таркиайнен выдает себя за доктора, осматривает пациента, что он и должен делать, назначает лечение, а потом сообщает всем, что сейчас самое подходящее время, чтобы сделать всем прививки от малярии или чего-нибудь еще. Кто же скажет «нет», если так советует доктор? Он делает всем уколы, но совсем не с тем лекарством, о котором говорил. Всем вводится что-то вроде успокаивающего, которое действует не сразу. Через несколько часов у того, кто проделал эту грязную работу, развязаны руки. Он получает от Таркиайнена код дверного замка, а может быть, и карточку-ключ, проникает в квартиру, где все спят, а там уже…

– Убивает всех одного за другим, – заканчиваю я его мысль.

– Именно.

Мы постояли еще немного под пронизывающим ветром. Свинцово-серое небо прямо нависало над нашей головой и терялось где-то в бесконечности. Черно-коричневая собака-дворняга в одиночестве трусила вдоль берега, будто вышла на пробежку. Несколько серо-белых чаек лениво, с чувством собственного достоинства уступили ей дорогу.

– Это все лишь теория, – констатировал я.

– Всего лишь теория, – согласился со мной Яатинен.

– Но с учетом того, что мы теперь знаем…

– Именно так. Теперь это, наверное, уже не просто теория, – согласно кивнул он. – Выписан ордер на арест Таркиайнена. Это ничего не значит с практической точки зрения, но он об этом не знает. Может быть, где-то каким-то образом это вызовет звон тревожных колоколов. Мне ужасно этого не хотелось бы, но сейчас все выглядит так, будто Таркиайнен совсем не настолько мертв, как это было несколько лет назад.

Яатинен достал бумажную салфетку и протер глаза. Мы снова замолчали. Мы уже начали к этому привыкать. Он сунул салфетку обратно в карман своего бежевого плаща и выпрямился во весь рост.

– Я должен спросить… – начал я. – Почему вы показали мне это? Почему я должен был увидеть разнесенные на куски головы и лужи крови под кроватью?

Инспектор посмотрел на меня.

– Вы хотели заняться этим, – ответил он и отвернулся к морю.

Глядя на него, я сначала решил, что он ищет там какую-то конкретную точку, пытается что-то рассмотреть. Но оказалось, что его взгляд направлен к горизонту.

– Вы идете по следу Таркиайнена. И вам лучше знать, о чем конкретно идет речь. Вы довольно близко к нему подошли.

И он снова устремил взгляд куда-то далеко, к кромке воды.

– Подумайте над этим. Какому-то сумасшедшему пришла в голову мысль, что несколько человек несут ответственность за то, что весь мир падает в бездну, и мы идем за ним. А что будет, когда мы поймаем этого человека? Придут еще несколько сумасшедших, а мир так и будет продолжать идти к гибели. Конечно, в этом нет ничего нового. История учит нас, что такое прежде уже случалось много раз. Цивилизация рождается, расцветает, потом приходит в упадок. Но вы воспринимаете это гораздо более болезненно, если суждено погибнуть именно вашему мирку. Не правда ли, Тапани?

– Думаю, да.

Черный корпус большого катера, несущегося куда-то вдаль, вдруг появился в открытом море. Минуту я наблюдал за ним, потом перед глазами снова возникли кровь, одеяла, маленькая головка с темными волосами, расколотая надвое. Зло и бессмыслица. Больше я ничего не мог в этом увидеть. Мне нужно было уходить.

10

Несмотря на перенесенный шок, на то, что чувствовал себя больным, я заснул, едва очутившись на заднем сиденье такси. Быстрыми волнами на меня накатывали сны. Я ясно запомнил, как в одном из снов Йоханна что-то шепчет на ухо Лауре Вуоле, и обе они смотрят на меня испуганно и сердито. Йоханна заслонилась рукой так, чтобы я не мог по губам определить, о чем она говорит, но по выражению ее лица и взгляду Лауры я понял, что речь идет обо мне. Я почувствовал острый укол ничем не обоснованной ревности и проснулся. Я никак не мог отогнать от себя тот сон, поэтому, даже проснувшись, сидел и думал, о чем же они шептались.

Я полностью проснулся оттого, что Хамид резко нажал на тормоз, и меня бросило вперед на ремне безопасности. Ремень врезался в тело, отчего мне стало больно в боку. Когда машина полностью остановилась, мне удалось восстановить дыхание и ослабить ремень своего сиденья. Мы находились за автобусом, буквально в нескольких миллиметрах от его бампера.

– Простите, – проговорил Хамид, – пришлось резко останавливаться.

– Все нормально, – успокоил его я и стал осматриваться.

Мы ехали в сторону Мунккиниеми, остановились у забитого машинами перекрестка и ожидали своей очереди проехать по узкой полосе.

Дождь прекратился и сменился туманом, заполнившим пространство между небом и землей. Местами он был настолько плотным, что в нем практически исчезали соседние машины. Их присутствие выдавали лишь белые лучи передних фар и красные и желтые отблески габаритных огней. Когда мы снова начали движение, весь мир вокруг тоже стал двигаться беспорядочными рывками, как в плохом видеоролике: машина, которая только что была здесь, вдруг оказалась там; здесь был дом, но теперь он вдруг исчез; этот фонарь только что горел рядом, а теперь он почему-то переместился и оказался впереди.

Я достал свой телефон и стал быстро просматривать сохраненные там файлы, посвященные Таркиайнену. Прежде мне удалось лишь пробежаться по этим данным. Я вдруг обнаружил, что адресов, где прежде проживал Таркиайнен, оказалось не четыре, а пять. Я не сразу обратил на это внимание, потому что два этих бывших адреса совпадали: он жил в одной и той же квартире в Мунккиниеми дважды в разное время. Сначала это было примерно двадцать лет назад, тогда он провел там два года, потом снова провел там год и жил до самой смерти.

Хамид быстро отыскал дом, припарковал машину на улице и с дружеской спокойной улыбкой выслушал мои указания о том, что он должен дожидаться меня здесь, а не брать других пассажиров.

– Я понимаю, понимаю, – заверил он меня, и я прекратил разъяснения.

Я оставил его улыбающееся отражение в зеркале заднего вида, а сам вышел из машины и пошел по асфальтовой дорожке к входу в здание. Мягкий, почти неощутимый ветерок шевелил сгустившийся туман, как комок плотной ваты. Я шел и чувствовал, как туман расступается передо мной, чтобы снова сомкнуться позади.

Здание представляло собой типичный образец строительства тридцатых годов и, судя по внешнему виду, хорошо сохранилось. Изящная резьба по дереву над дверью совсем недавно была заново покрыта лаком. Слева от двери висел поименный список жильцов, рядом с каждым именем располагалась кнопка звонка. Я нажал одну за другой несколько кнопок: Сааринен, Бонсдорф, Ниемеля, Катая.

Откликнулся Бонсдорф.

Я потянул ручку двери и оглянулся. Туман был настолько плотным, что, если бы я не знал, где на улице припарковано такси Хамида, мне пришлось бы искать его. Как было указано в списке, Бонсдорф проживал на четвертом этаже. Я нажал кнопку вызова лифта и, воспользовавшись его кабиной, очутился перед старомодным металлическим колокольчиком на двери с отверстием для почты, которая предназначалась Бонсдорфу.

Светлая точка за глазком двери моментально стала темной, потом дверь распахнулась. Бонсдорф, как оказалось, была женщиной примерно восьмидесяти лет.

– Я ждала вас, – заявила она.

Не зная, что на это ответить, я только пробормотал:

– Извините, что заставил вас ждать.

– Целый день? – проворчала женщина. – Давайте приступим.

Она развернулась и пошла в комнату. Я понятия не имел, кого именно она ждала, но когда открыла дверь и пригласила меня внутрь, я подчинился.

Как я успел оценить, квартира была большой: пять комнат и кухня. Судя по всему, госпожа Бонс дорф жила здесь одна. Беглый взгляд в сторону двух помещений подтвердил это предположение: они казались покинутыми, красивый лоскутный половик около кровати и декоративные подушки явно лежали здесь нетронутыми очень давно. Я прошел за женщиной в гостиную и подождал, по ка она не остановится и не объяснит мне, кого же именно она ожидала, и, может быть, позволит мне рассказать, зачем я здесь.

Женщина прошла по черному с узорами восточному ковру размером с поле для игры в сквош. Ковер был настолько огромным, что я был уверен: не один человек успел заблудиться на нем. Старушка подошла к телевизору и пару раз ударила по нему маленьким кулачком.

– Вот он, – сказала она, – не показывает.

Я посмотрел сначала на телевизор, потом на госпожу Бонсдорф. Это была маленькая старушка с вьющимися волосами, даже дома одетая в элегантный серый блейзер, излучающая решимость и энергию, несмотря на свой возраст и сгорбленную осанку.

Я задумался.

Что могло с ним случиться?

Я прошел к телевизору, проверил все провода, чтобы убедиться, что они подсоединены, потом попробовал его включить.

– Он не работает, – проинформировала меня хозяйка.

Я снова посмотрел на провода и обнаружил, что один из них безвольно повис. Я проследил за ним до старинного бюро из темного дерева, посмотрел за софу в стиле рококо и обнаружил, что он не подключен к розетке. Воткнув вилку в розетку, я вернулся к телевизору, на котором немедленно возникла картинка.

– Я могла бы сделать это сама, – прокомментировала хозяйка.

Я снова выключил аппарат и повернулся к ней:

– Давайте договоримся: я не возьму с вас плату, если вы согласитесь ответить на пару вопросов.

В ее глазах что-то промелькнуло.

– Мне следовало догадаться, – сказала женщина. – Какой же мастер в наше время приходит в тот же день, когда его вызвали? Хотите кофе?

Мы сидели за столиком в столовой и пили кофе из фарфоровых чашек. Госпожа Бонсдорф носила на левой руке золотое кольцо с бриллиантом. Машинально она время от времени теребила кольцо, сдвигая бриллиант к мизинцу, затем, не переставая разговаривать, возвращала камень в прежнее положение. Это заставило меня ощутить на пальце собственное обручальное кольцо – массивный обруч из белого золота с ровными краями. Десять лет назад я надел его на палец, связав себя с женщиной, которую долго искал. А вот теперь ее поиски привели меня сюда.

Кофе был темным, очень крепким. Я понял, что очень хочу сейчас выпить чашку кофе. Так же четко я понимал, что еще секунду назад я не смог бы ничего проглотить. Собравшись с силами, я заставил мой мозг изгнать из себя картинки из квартиры в Яткясаари.

Я сказал женщине, что ищу человека, который прежде жил в этом доме, описал ей Таркиайнена, назвал его имя и профессию и добавил, что, может быть, я ошибся и пришел не в то здание. Потом я показал ей фото, которое сохранил в памяти телефона. Женщина напряженным голосом сказала мне, что я попал именно в тот дом, который мне нужен.

– Я его очень хорошо помню, – заявила она.

– Он умер пять лет назад, – продолжал я.

Старушка выглядела сконфуженной.

– Пять лет назад?

Я кивнул.

Она вцепилась в изящную ручку фарфоровой чашки так, будто собиралась оторвать ее.

– Конечно, в мои годы время течет намного быстрее, но это не могло быть пять лет назад.

– Почему?

– Потому что это случилось как раз перед смертью Эрика, – сказала женщина, – моего мужа. Он умер от рака печени. Болезнь начинается так же, как и рак горла или желудка. Он испытывал невероятные, не поддающиеся описанию боли.

Она рассеянно посмотрела в окно, туда, где был туман.

– Я любила Эрика. У нас с ним не осталось ничего, кроме друг друга, – спокойно продолжала она, сделав глоток кофе.

Я взял из блюда на столе печенье, откусил маленький кусочек и с удовольствием почувствовал, как вкус ирисок наполняет мой желудок. Женщина со звоном поставила чашку на блюдце.

– Эрик был спортсменом. Он был хорошим и сильным человеком. По крайней мере, пока не болел. Но никто не может оставаться сильным, когда приходит старость и болезни, когда у тебя остается совсем немного времени. Все наши дети и внуки живут в Америке. Наше общение ограничивается видеозвонками. От этого я только еще больше скучаю по ним. Я уже стара и понимаю, что должна иметь возможность дотронуться до них, быть с ними рядом, баловать и обнимать их, никуда не отпускать и не позволять им отпускать себя. Эрик был таким же. Мы поддерживали и заботились друг о друге.

Женщина замолчала ненадолго, снова глядя ничего не выражающим взглядом в туман, потом что-то для себя решила и снова повернулась ко мне.

– Вы женаты? – спросила она.

– Да, – ответил я и быстро добавил: – Вообще-то именно поэтому я зашел сегодня к вам.

На ее лице появилось любопытство.

– Моя жена пропала, – пояснил я. – А тот человек, о котором я вас спрашивал, может что-то об этом знать. На самом деле я разыскиваю не его, а свою жену.

– У вас есть дети?

– Нет.

– А позволите спросить: почему?

– Да. Мы не можем иметь детей.

Казалось, старушка взвешивает мой ответ.

– Значит, вас только двое.

– Да.

– Это тоже хорошо.

Я почувствовал комок в горле и как бы случайно потер глаза.

– Да, вы правы.

Мы сидели за столиком друг напротив друга, два человека, которых судьба случайно свела вместе, и я почти отчетливо ощущал, как много в нас общего. Мне не хотелось прерывать молчание, которое тоже объединяло нас. Я чувствовал какой-то странный покой и умиротворение. Мне не хотелось проявлять слишком много любопытства, выспрашивать у нее подробности. Может быть, она сама вернется к тому, о чем я хотел спросить ее.

Я попробовал крепчайший кофе, подержал его немного на языке, прежде чем проглотить.

Я уже успел разглядеть картины на стене – морские виды под яркими лучами солнца, деревенские домики в красных и желтых тонах, озаренные солнечным светом золотые поля и темно-зеленые леса. Фантастические места.

– Боли Эрика были все сильнее и сильнее, лекарства переставали помогать, – снова заговорила женщина.

Я все еще мысленно бродил по чуть колыхаемому ветром пшеничному полю, с которого был еле виден домик под серой крышей.

– Рак прогрессировал. И тогда молодой человек предложил помочь нам.

– Как он предложил свою помощь?

Хозяйка задумалась на секунду.

– Теперь, когда вы об этом спросили, я понимаю, что все это действительно было странно. Как он догадался прийти именно тогда, когда положение было хуже всего? Просто однажды он появился у нас в дверях.

– Когда это случилось? – спросил я, поставив пустую чашку на блюдце.

– Эрик умер год назад, – ответила она. – А он приходил примерно за полгода до этого. Именно поэтому я не понимаю: вы сказали, что тот молодой человек умер пять лет назад. Но мужчина, который выглядел так же, носил то же имя и был доктором по профессии, приходил к нам полтора года назад с предложением помощи.

Старушка казалась очень взволнованной.

– С вашей памятью все в порядке, – сказал я. – Это я ошибся. Наверное, моя информация просто оказалась ошибочной, вот и все.

– Наверное, так и есть, – задумчиво проговорила госпожа Бонсдорф, которая сейчас выглядела даже старше, чем мне показалось. – Просто это пугает меня. Если я потеряю и память и разум, то что вообще у меня останется?

– Вам не о чем беспокоиться, – поспешил я ее успокоить. – У вас отличная память. Расскажите мне еще о том человеке, что приходил к вам полтора года назад. Он упоминал о цели своего визита?

– Это совсем другое дело, – успокоилась она. – Это было не ради денег. Он никогда не брал денег за свои визиты и не хотел даже брать с нас много за свои лекарства. Эрик был так болен, что нам было нужно с каждым днем как можно больше лекарств для него. А мы не могли себе этого позволить.

– И тот человек вам помог?

– Да. И я благодарна ему за это. Кроме того, он помог Эрику отправиться в его последний путь.

– Прямо здесь, дома?

– А где лучше, чем дома, умирать?

Перед глазами у меня снова встала картина из Яткясаари. Контуры человеческих тел под одеялом. Подтеки крови на стене над кроватью.

– Думаю, нигде, – согласился я. – А что было потом?

Она посмотрела мне в глаза.

– Потом Эрика кремировали, и я осталась одна после сорока шести лет совместной жизни.

– Простите. Ну а дальше?

Теперь она выглядела обеспокоенной.

– Наверное, мне лучше было бы умереть, – призналась женщина, – но я не умерла. А ведь порой это так просто.

– Простите меня, госпожа Бонсдорф, – тихо проговорил я. – Я не это имел в виду. Наверное, я непонятно выразил свою мысль. Я хотел спросить о том докторе, Таркиайнене. Вы что-нибудь слышали о нем после этого?

– Этот человек исчез так же, как и появился. Он приходил без приглашения и ушел не попрощавшись. Никогда больше не слышала о нем.

– Вы не знаете, когда лечил Эрика, он жил в этом доме?

Она задумалась над вопросом.

– Я не думала об этом. Полагаю, это возможно. По крайней мере, не исключено.

– Вы когда-нибудь сталкивались с ним на лестнице или во дворе?

Женщина уверенно покачала головой:

– Вряд ли. Конечно…

– Что?

– Сейчас, когда я об этом думаю, мне самой интересно, как ему удавалось так быстро добираться до нас после того, как мы звонили ему. Он приходил в одной рубашке и только с сумкой в руке. Но больше я ничего не могу об этом сказать.

Я не представлял, о чем теперь ее спрашивать. Небольшой салфеткой, которую она мне дала, я вытер глаза, хотя они уже успели высохнуть.

– А вы счастливы со своей женой? – вдруг спросила она.

Я заглянул так глубоко в ее сине-зеленые глаза, которые напоминали мне глаза Йоханны, что на доли секунды утонул в них.

– Я никого и никогда не любил так, как люблю свою жену, – услышал я собственный ответ.

Госпожа Бонсдорф смотрела на меня, не отрывая взгляда. На ее щеках и по краям глаз прорезались глубокие морщины. Лицо озарилось теплой улыбкой, и только тогда я понял, что это были ее глаза, а не глаза Йоханны.

Я уже надевал в прихожей куртку, глядя на свое отражение в огромном зеркале с позолоченной рамой, когда старушка сказала:

– Когда найдете жену…

Я повернулся и посмотрел на нее. Она почти терялась в проеме огромной двери в гостиную. А может быть, все дело было в тумане за окном.

– …больше не теряйте ее.

Я обмотал шарф вокруг шеи.

– Я сделаю все, что в моих силах, госпожа Бонсдорф.

Я уже выходил из ее квартиры, положив правую руку на ручку двери, а левую – на замок, когда расслышал ее прощальные слова: