Текст книги "Изгои"

Шмель

Синицын заговорил. Он рассказывал о каких – то финансовых схемах, а Коля внимательно слушал. Саша тоже пытался напрячь извилины и понять, о чём речь. Но ещё интереснее была перемена настроения банкира. Шмель увидел, как человек перед ним почувствовал на своей шкуре – он не неприкасаемый.

Умом мы понимаем это довольно рано, но полностью осознаём, лишь почувствовав на себе. И жизнь делится на до и после.

Шмель думал о том, можно ли этот короткий, но жесточайший час пыток поставить на одну чашу весов с тем, что пришлось испытать им в своё время. И не находил ответа. Одно он знал точно – контраст между до и после всегда оглушителен. Он мог только догадываться, насколько дико себя чувствует их пленник. Синицын принимал решения на самом верху, а сейчас сидит, привязанный к стулу.

2007 год

Сегодня Жевенков решил посмотреть, кто чего стоит, поэтому тренировка началась со спаррингов по кикбоксингу, продолжилась борьбой и закончилась свободными спаррингами, где можно было применять всё. Борьбу Саша проиграл всем, кроме одного каратиста. Впрочем, ожидаемо. А сейчас он стоял в ринге против борца, который пёр на него, как танк, стараясь схватить за куртку – самбовку. Прошло примерно пол раунда. Вот соперник пошёл навстречу, Саша сделал финт левой рукой. Тот поднял руки повыше и чуть замедлил движение. Саша быстро пробил три удара. Один из них прошёл – таки через руки соперника и угодил ему в лоб. В следующий момент его противник резко бросился в ноги, чтобы перевести схватку в партер. Саше удалось среагировать в последний миг, убрав обе ноги в сторону. Чуть не попался. Так схватка продолжалась почти до конца, но в последние секунды его соперник удачно поднырнул под левый прямой, схватил Сашу за ноги, поднял и опрокинул на пол. Тут же взял захват за руку и вышел на болевой рычаг. Саша не умел уходить от этого приёма – он предпринял попытку освободить руку, но соперник держал грамотно, постепенно выгибая руку в локте. Стало совсем больно. Саша постучал ладонью по полу. Бой остановили.

– Хоть боксёр, хоть каратист, для борца ты лишь артист! – с усмешкой сказал его соперник.

Вовчик, который внимательно следил за боем, недобро посмотрел на него исподлобья. Но промолчал. Как всегда.

– Геранин, не спи! Если бы не пропустил этот проход в ноги – выиграл бы бой! – Жевенков, с укором. – Следующие двое – Веснин и Сулейманов!

Они начали надевать защиту – рукопашные шлемы и перчатки. Саша стоял около ринга и смотрел на них. Молчун был выше сантиметров на пять, а его соперник – коренастее, с треугольным торсом и руками, висящими по обе стороны, как медвежьи лапы. Явно борец.

– Смотри, Сулейманов – самый лучший борец в части! Без шансов! – это соперник Саши встал рядом и протянул ему руку. – Кстати, ты хорошо бился! Остальных ударников я за минуту ломаю обычно! Я Иван, из второго батальона. Младший сержант Иванов, если что.

Сулейманов подходил, грамотно закрываясь руками – было видно, что он уже адаптировал свой борцовский стиль под смешанные бои. Его постоянные нырки головой из стороны в сторону должны были помочь при сближении и провалить бьющего соперника – дать возможность перейти в борьбу. Но Володя пока был слишком быстрым. Сулейманов не успевал уходить от его ударов, в основном принимая их на защиту. Но некоторые удары всё же проходили сквозь неё. По сухому, отрывистому стуку, было понятно, что Володя в отличной форме и настроен очень серьёзно. Сулейманов продолжал наступать, заставляя Володю постоянно быть в деле – встречать многоударными комбинациями, или уходить, тратя много энергии. К середине раунда стало понятно, что Сулейманов хочет измотать соперника постоянным давлением и покончить с ним одним мощным броском в подходящий момент. Володя чуть замешкался, и борец тут же кинулся в ноги, пытаясь схватить его под коленными сгибами. Однако Молчун навалился сверху, убирая ноги назад. Борца пригнуло ближе к полу и захват за ноги не получился. «Где Вовчик этому научился?» Выпрямляясь, он предпринял попытку схватить Молчуна за куртку, но тот оттолкнул его обеими руками, разрывая дистанцию. И тут же, неожиданно, пробил с подшагом сильный правый прямой и левый сбоку. Сулейманов покачнулся и стал падать назад, однако канаты ринга не дали ему упасть. Володя не добивал, ожидая команды тренера. Но тренер молчал, а Сулейманов, пробормотав что – то ругательное, кинулся в бой, явно разозлившись. Чувствуя скорый конец схватки, он предпринял попытку ударить в ответ. Размашистый правый боковой со страшной силой угодил Вовчику в плечо – тот успел закрыться им в последний момент. По залу пронёсся приглушённый возглас всех, кто наблюдал за боем. Однако борец тут же кинулся в ноги и на этот раз – удачно. Он схватил Володю чуть ниже колен, и тот стал падать на спину, но, падая, каким – то чудом высвободил правую ногу, лягнул ей соперника и освободил вторую, сразу отползая подальше спиной вперёд. Володя уже почти встал, когда Сулейманов отчаянно бросился через пол ринга, схватил того в области пояса, оторвал от земли и прижал к себе, пытаясь перевернуть, чтобы завершить бросок. Но Володя сопротивлялся, растопырив ноги и руки так, чтобы помешать Сулейманову. Какое – то время тот просто стоял, держа Володю и делая глубокие вдохи – было видно, что он сильно устал. Потом сделал ещё пару рывков, пытаясь бросить соперника на спину, но сил явно не хватало. Тяжело дыша, он так и стоял с Володей на руках посреди ринга.

– Время! – скомандовал Жевенков.

В зале стояла тишина. Соперники поблагодарили друг друга и начали медленно вылезать из ринга. Так закончилась их первая тренировка в армии. Позже, в раздевалке, Сулейманов перекинулся парой слов с Молчуном:

– Ты хорошо дрался. Боксёр, да? Мастер спорта?

– Угу.

– Я тоже мастер. Только вольник. Батальон и рота у вас какие?

– Третий бат, седьмая рота…

– Кто там из сержантов? Костюченко и компания?

– Да.

– Знаю его. Гоняет небось вас ночами?

– Бывает.

– Ничего. Не долго вам осталось – вы же оба с высшим? До лета потерпите, а там в деды отобьют и всё. И, если совсем хреново будет – обращайтесь. Замолвлю словечко.

Измотанные, но довольные, они пришли в казарму. Было свободное время, и рота занималась подготовкой к завтрашнему дню – подшивались, учили конспект, приводили в порядок форму.

– О, спортсмены пришли! Рота, упор лёжа принять! – скомандовал младший сержант Костюченко, и, пока ребята снимали бушлаты, вся рота стояла в упоре.

– Присоединяйтесь, бойцы! Покажите обычным солдатам, как спортсмены умеют тренироваться!

Вся рота отжималась под счёт, а Костюченко ходил вокруг двух друзей и периодически спрашивал:

– Ну как, хорошая тренировка?

Через какое – то время Саша не выдержал и сказал:

– Рома, мы не ерундой занимались там. Реально устали. Зачем всё это?

– Как зачем? Вы будете спать, а мышцы ваши будут расти… – посмеялся над собственной шуткой Костюченко.

Но мышцы не росли. Шмель чувствовал, что от такого режима его физическая форма начала деградировать. В результате лишних нагрузок организм не успевал восстанавливаться – скорость, сила, выносливость – всё медленно и неуклонно снижалось. Если так дальше пойдёт, через три месяца он не сможет полотенце поднять… Но ещё хуже было постоянное моральное давление. Он никак не мог понять, зачем деды всё это устраивают. Это была разведчасть ВДВ, куда людей набирали только добровольно, и никто из призывников служить не отказывался. Зачем здесь обращались с ними, как с заключёнными, которых нужно заставлять делать всё силой?

* * *

Так прошёл ещё месяц. Оба они сильно похудели. Организм был привычен к физическим нагрузкам, и они держались за счёт этого. Некоторых солдат, кто был хуже подготовлен, положили в госпиталь из – за слишком быстрой потери веса, или других проблем. Сейчас было воскресенье – день отдыха. Как ни странно, в данный момент их никто не качал. Наоборот – объявили отбой на час после обеда. Но сон не шёл, и Саша вспоминал всё то, что ему пришлось вытерпеть за последний месяц.

В нарядах ему не давали продохнуть – всё быстрее, бегом, как на пожаре. Пинки, тычки в строю по поводу и без повода. А сержантов бить нельзя…

После каждой тренировки – кач, ночью – кач, после утренней зарядки и уборки – кач. Организм отказывался столько пахать. Падает, не может отжиматься больше – сразу возглас: «А ещё спортсмен! Геранин, опять косяк! Завтра рота ещё качаться будет. Нужно за косяки платить!». А сержантов бить нельзя…

Любое обращение, любая оценка его действий и поступков – всегда максимально унизительно. Как будто Геранин – плохой солдат… Он отлично бегал, хорошо стрелял, знал всё то, что положено знать солдату на его сроке службы. Делал максимально, чтобы не подставлять роту плохими результатами. Всё – равно они находили кучу поводов докопаться до него. Как и до всех остальных духов. Володя с виду переносил всё это легче. Неделю назад им удалось перекинуться парой слов наедине:

– Молчун, я что – то задолбался терпеть. Боюсь натворить что-нибудь не то… Зачем они всё это делают? Ты можешь понять?

– Много причин. Их так научили. Ещё они хотят отомстить за то, что делали с ними. И им наплевать, кому. Да и бунта боятся, наверное. Поэтому предпочитают пережать, чем недожать. Ты пойми – не все призывники такие идейные, как ты. Кто – то не готов работать как следует просто потому, что ему приказали. Они это понимают. И не забывай – половина из них просто скоты.

– Хорошо, я согласен, что некоторых уродов нужно заставлять работать – над остальными зачем издеваться?

– А что ты хотел? Индивидуального подхода здесь не будет. Понимаешь, почти все воспринимают вот это вот всё, как норму. Да, им тоже тяжело, но только физически. А тебя изнутри разрывает. В этом твоя проблема. Тут день прожил – и хорошо. Не срывайся – только себе жизнь испортишь!

– Тебе самому не надоело всё это? Насколько слабее ты уже стал? А что дальше? Физически мы уже сдулись, дальше начнём мозгами до их уровня опускаться… Думал об этом?

– Думал. Меня тоже это не очень устраивает. Сулейманов кое – чего объяснял на этот счёт. Потерпи ещё немного.

Шмель был на грани. Даже стучать было некому. В голову сами собой начали лезть мысли, как было бы здорово, например, тихонечко вытащить нож у одного из сержантов и прирезать самых ярых дебилов, пока все спят. Двоих он точно успеет. Сядет, конечно. Наплевать. Лишь бы не терпеть это больше. Самое страшное, что мысли эти постепенно начали оформляться в конкретный план. И, продумывая этот план, ему становилось прямо физически легче. Он чувствовал – ещё пара недель на проработку деталей, и он это сделает.

* * *

Снег. Тонны снега. Он толстенным слоем покрывал землю, висел и кружился в воздухе, забивался под одежду. Саше казалось, что снег душил его. Ещё пару часов, и снег ухватится поудобнее за горло, поднажмёт, подержит, и Саша перестанет дышать.

Уже вторые сутки сильный снегопад не прекращался ни на секунду. Половина части была на полигоне, и за их батальоном закрепили две территории для уборки. Поэтому духов выгнали работать сразу, как только снег начал идти. Снегоуборочную технику в часть не пускали. В принципе, это было логично – солдаты справлялись сами. Но в этот раз снега было слишком много. Они кидали его с дорог на газоны, пока по обе стороны дорог не образовались стены из снега высотой в три метра. Тогда им выделили грузовик, в который они закидывали эти стены. Они прерывались только на сон и приёмы пищи. Всё остальное время убирали. Первые пять часов непрерывной работы Саша выдержал нормально, но потом начались сбои. Сердечная мышца перекачала слишком много крови и очень быстро уставала. Ритм биений подскакивал, а толку – ноль. Он всё – равно задыхался. Буквально каждую минуту ему приходилось брать паузы. На него орали, чтобы он работал быстрее, он начинал и опять останавливался. А на него опять орали. Сколько ещё это продлится, никто понятия не имел. Естественно, сержанты только следили за тем, как другие работают, а остальные деды не особенно упирались, периодически отдыхая, сколько вздумается. В беседке для курения он видел сержанта Сулейманова и сержанта Ковалёва. Они о чём – то разговаривали. Сулейманов показывал ему на Володю и Сашку, объясняя что – то. Ковалёв кивал головой, периодически затягиваясь сигаретой. Это был самый главный сержант в их батальоне. В отсутствие офицеров командовал он. Ко всякого рода издевательствам он не проявлял интереса, однако и не останавливал их. С чем это связано, Саша не знал. А сейчас этот двухметровый здоровяк смотрел на него и молча слушал Сулейманова. Но угрозы Саша почему – то не чувствовал. Не так он смотрел, как остальные сержанты. Нормально, без злобы. Как на человека смотрел.

Ковалёв крикнул:

– Веснин, Геранин, ко мне!

– Рядовой Веснин по вашему приказанию прибыл!

– Рядовой Геранин по вашему приказанию прибыл!

– Поставьте лопаты и садитесь.

Все четверо уселись за деревянный стол, и Ковалёв начал разговор:

– Ваха говорит, вы стали хуже драться на тренировках. Медленнее, слабее, быстро устаёте. Что, подъёмы и кач не идут на пользу? Не в коня корм?

Оба знали, что жаловаться, выказывать недовольство, или несогласие было опасно – это повод докопаться до тебя лишний раз, поэтому ответили в один голос:

– Никак нет!

– Да хватит уже. Нормально разговаривайте. Чё, думаете, я не вижу, что ты, Геранин, стал в два раза меньше подтягиваться, а ты, Веснин, скоро на зарядку выползать будешь, а не выбегать? Ночные подъёмы мне самому не нравятся. Весь этот кач – ущербное занятие в основном. Только поди объясни это остальным дедам… Традиции части такие. Я ничего с этим сделать не могу. Но вам двоим помочь есть вариант. Вы оба пришли на год, поэтому, по сроку службы, уже можно отбить вас в «слоны». В курсе уже, кто это? Геранин, знаешь?

– «Слонов» не качают, они не делают чужую работу, их не ставят в тяжёлые наряды.

– Да, всё так. Это плюсы. Но есть и минусы. За серьёзные косяки «слоны» платят рублём. Как правило, тому деду, кто их отбивал. И ещё «слоны» помогают качать духов. Не думаю, что это понравится вашему призыву. Мы с Вахой готовы вас отбить, но придётся раскошелиться. Деду всегда дают деньги за отбив. Если ничего не дадите – остальные вас не признают.

– Сколько? – без предисловий спросил Молчун.

– По три тысячи с каждого. Меньше палевно. Что у вас с деньгами на гражданке?

Появились новые возможности. Впервые за последнее время Саша спокойно, без эмоций, обдумывал альтернативные варианты действий. То, что предлагал Ковалёв, при всех недостатках, нравилось ему гораздо больше, чем его собственные ночные планы. Он переглянулся с Володей, и они кивнули друг другу.

– Мы согласны. Но мне нужно позвонить другу в Москву.

– Пойдём, в сушилке с моего позвонишь.

Саша наизусть набрал телефон Коли. Долго слушал гудки. Уже подумал нажать отбой, но в последний момент раздался женский голос:

– Алло!

– Здравствуйте, а Николая можно?

– Николай сейчас не в России. А кто его спрашивает? – немного раздражённо, как будто ей уже надоело отвечать на подобные звонки.

– Скажите, что это Саша Геранин. Он знает.

Похоже было, что она прикрыла трубку рукой, но всё – равно было слышно, как она недовольным тоном разговаривает с его другом:

– Тебе уже третий раз за сегодня названивают! Что они, не знают, что ты уехал? Мы же договаривались, что проведём эту поездку только вдвоём. Мне надоели твои постоянные разговоры.

– Мы вроде и так вдвоём. А кто звонит?

– Да какой – то Еранин… Кто это? Почему я ничего о нём не знаю?

– Это мой друг, дай телефон…

– Вот так всегда…

– Он по ерунде звонить не будет. Это важное что – то.

– Ага…

Послышалось резкое удаляющееся шлёпанье тапок по полу, а потом голос Коли раздался в трубке:

– Шмель, это реально ты? Как у вас дела?

– Нормально. Нам твоя помощь нужна. Денег сможешь нам одолжить?

– Смогу, когда вернусь. Я в Швейцарии, буду через две недели. Дождётесь?

– Конечно дождёмся. Ты приезжай только.

– Кстати, сколько вам нужно?

– Десять тысяч примерно…

– Хорошо, не проблема! Это твой номер?

– Нет, это сержанта моего. Запиши его. Третий бат, седьмая рота! Не забудь!

– Не забуду! Чего у вас там интересного?

– Снег…

– И всё? У меня тоже этого добра навалом!

– Остальное я тебе при встрече расскажу…бежать надо! Пока! Хорошо тебе отдохнуть!

– Пока! Молчуну привет передавай!

Саша нажал отбой и передал телефон Ковалёву.

Тот недоумевающе посмотрел на экран:

– Минус двести рублей на балансе! Вы что, оборзели?

– Это из – за роуминга. Я не знал, что он за границей…

– Клятые москали! Всё, арбайтен!!!

Молчун

Веснин устал пытать людей. За день ему довелось потратить на это три часа. Трясло от одной мысли, что придётся делать это снова. Он надеялся, что банкир уже сломлен, и сейчас соберёт мысли и всё расскажет. Нужно только подождать. И ещё Володя постоянно спрашивал себя – как тот водитель, которого он подстрелил в живот? Было чувство, что лучше не знать. Он зашёл в комнату со связанными людьми, и стал поить их по– очереди из пластиковой бутылки. Присел на корточки около раненого.

– Потерпи. Вечером мы всех отпустим.

Боец устало посмотрел на него. Белое лицо с каплями пота на лбу. Вялый. Дотянет ли?

– Что, не смог выстрелить в друга? – Меркулов смотрел на него, сидя на полу со связанными руками и ногами. – Мы уже сами догадались, можешь не отвечать. Пару человек даже на твоей стороне.

Некоторые молча закивали, а Меркулов продолжил:

– Ты же боролся с такими. Убивал их. Ненавидишь всю эту шушеру, как и я. Чем этот отличается?

– У всего есть исключения.

– Скажи, а я? Если бы тебе пришлось выбирать, кого пристрелить? Он или я?

Веснин отвёл взгляд. Он не знал, что ответить. Два варианта, после которых непонятно, зачем вообще жить дальше. Меркулов прошёл с ним всё самое страшное дерьмо, которое выпадало на их долю. С самого начала в одной роте.

– Я сделаю так, что выбирать не придётся.

– Дай то бог, сержант.

2008 год

На следующий день после того, как снег перестал валить с неба, они пошли на стрельбище. Двадцать три километра пешком в полной выкладке. Периодически их заставляли бежать. И они бежали до тех пор, пока большая часть роты не отстанет. Потом – останавливались и ждали отставших. Некоторое время шли пешком, снова бежали. Молчун был рад, что отстаёт не он.

Стрельбы прошли удачно, по мнению командиров. А Молчун запомнил холод. Холод вообще был их постоянным спутником – утром на построении, на воздушно – десантной подготовке с макетами парашютов, на стрельбах, когда нужно долго заряжать холодные патроны в ленту пулемёта, а потом – ждать своей очереди и мёрзнуть. И вроде понятно, что служба не должна быть курортом, только почему выдают одежду, которая не греет? Из своего ПКМ он три раза повалил все мишени, включая бегунки. Самый лучший результат. Видно, у него талант…

От стрельбища до полигона рукой подать, и, едва они закончили чистку оружия, их распределили в наряд. Ему выпала мойка посуды… и это было гораздо хуже, чем стрельбы. Два мойщика на весь полигон. Куча грязной посуды, которую нужно отмыть к определённому времени. Их, как и всегда, постоянно подгоняли. Веснин понимал, что им просто не повезло заступить в наряд, когда больше половины личного состава части находится именно на полигоне. Здешняя столовая не была предназначена для такого количества народа. Наряд длится сутки с небольшим перерывом на сон. Когда эти сутки были на исходе, его руки и ноги окончательно сопрели от сырости… Оставалось примерно два часа до конца их смены, когда пришёл приказ срочно бросать всё и готовиться к переходу в часть. Сняв сапоги, он на скорую руку перемотал портянки и надел берцы. Получали оружие бегом, как по тревоге. В суматохе его противогаз куда – то делся. Нашёл его один из дедов, за что Володе потом прилетело. Он этого деда мог пополам переломить, но понимал – выйдет себе дороже.

И опять двадцать километров пешком, часто – в снегу по – колено. Толком не выспавшись, отпахав в наряде после стрельб и предыдущего перехода, люди валились с ног от усталости. Но командиры требовали высокого темпа. Некоторые солдаты отказывались вставать и идти дальше, пока их не начинали бить. Веснин прошёл эту дистанцию – перетерпел боль в ногах и заставил себя не замечать усталость. С удовлетворением отметил, что некоторые деды справляются гораздо хуже, чем он, и сами уже на грани. Впрочем, от этого они становились ещё злее. Зачем задавать такой темп? Стало понятно, когда они дошли до части.

Всю роту ждал новый наряд. И его опять определили в столовую. В части столовая была больше – ему досталась работа в зале. Быстро расставить всю посуду к приёму пищи, быстро убрать после, быстро отмыть весь зал. И так три раза. Сплошная беготня, тычки и пинки для скорости от старшины и сержантов. Ещё сутки в наряде, за которые он поспал три часа. Оказалось, им устроили такой марафон потому, что почти весь личный состав должен был вернуться с полигона, а заступать в наряд было некому. Веснин не заметил, что на обратном пути сильно растёр ногу. Наряд закончился, но было уже поздно – двое суток он практически не снимал обувь и волдырь сильно воспалился. Было очевидно, что своими силами с таким не справиться, и на следующем телесном осмотре его отправили в санчасть. Два человека из роты слегли туда до стрельб. Ещё трое – после. Он был шестым, кого должны были положить, но места не хватило. Разрезали, выдавили всё лишнее, промыли, полили перекисью, замотали и отправили в роту, освободив от физических нагрузок и сказав, что нужно ходить на перевязки ещё две недели.

И теперь Молчун сидел на табуретке, пока остальную роту качали. Он не знал, за что. Да и какая разница? Эти – то найдут повод. Его не трогали из соображений безопасности – в санчасти при осмотрах могли понять, если солдата не освободили от нагрузок. А это было чревато поиском виноватых среди офицеров и сержантов. Были случаи, за такое люди уезжали на дисбат. Саня, его друг, отжимался с каким – то злобным выражением лица, взгляд был направлен вперёд, на деда, который следил за ним, но Саня смотрел как будто сквозь него… Володя ещё никогда не видел своего друга таким.

– Э, Геранин, бобошка! У тя рожа, как будто ты убить меня собрался! – дед смотрел на него с каким – то сомнением, но и в то же время со злобой, говоря это – Отвечай, чё так зыриш, тварь? Уууу, тварь! Отжимайся быстрее!

И он ударил Саню два раза ботинком в живот. Тот медленно отжимался и не падал.

«Ой, встретит он тебя на гражданке…»

– Чё спортсмен, удар держишь? На ещё!

– Карп, прекращай! Ща ещё одного в санчасть отправишь – кто шуршать будет? Или мне тебя вместо него заставить полы мыть? – это Ковалёв пришёл на помощь – И вообще, отставить упор лёжа. Я два дня нормально не спал. Всем готовиться к отбою! – С этими словами он вырубил музыку, которую им разрешали слушать в свободное время. Иногда там играло что-то военное, но чаще – откровенный блатняк, как будто они в тюрьме.

Веснин сидел на табуретке и думал, как армия перекраивает людей. Эти искалеченные морально вчерашние школьники, которые думают – которым вдолбили, что вот это всё – норма. Что так и должны друг к другу относиться боевые товарищи. Товарищи… Боевые враги – вот что приходило ему на ум. Он задумался, а как в других батальонах – всё то же самое? Судя по рассказам и слухам, да и настроению людей оттуда – немного по – другому. Дедовщина была везде, но то, какой она была, зависело от местных дедов. Видно, у всех она своя. Разная. Неповторимая. Какими они все вернутся на гражданку после этого? Он чувствовал, что и Саша, и сам он – меняются, но сохраняют внутри себя какую – то основу. Те же, кто был моложе – менялись полностью. Как будто рождались заново. Пройдёт срок, и все эти школьники превратятся в таких же отбитых идиотов, которые не думают, а просто делают то же самое, что делали с ними.