Текст книги "Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов"

Милая Анечка, Вы спрашиваете, поправилась ли я? По-моему, заболела психицки, со всей этой пушкинианой. Воистину, «рыжий-красный человек опасный», да к тому же весьма многогранный – взялся, видите ли, самому владыке устраивать поездки по Дунаю. Когда его, в лучшем случае, надо в самый Дунай! Эх! К тому же этот флирт с Гариком, этот грубый материализм… Хватило меня на 4 действия, а пятое – никак. 3-й день не съеду с первых строк. Катастрофично. Устала, одурела неимоверно. Зато сегодня получила письмецо от Кати Еленевой с перечнем прозы, по-моему, кое-чего у нас нет. Слониму надо будет писать сейчас же после комиссии, т. к. в мае он уходит в отставку (хотела бы знать откуда!!...)[451]451
  О работе М. Л. Слонима см. коммент. 5 к письму 7 от 29 января 1962 г.


[Закрыть] и перебирается в андреевские края[452]452
  Андреевы жили во Франции.


[Закрыть]. На месте остается одна Катя – пишу ей в надежде узнать, сохранился ли архив Николая Павловича Гронского[453]453
  Николай Павлович Гронский (1909–1934) – поэт. С 1920 г. в эмиграции. Студент факультета философии и литературы Брюссельского университета. Погиб на станции парижского метро «Pasteur» в результате несчастного случая. Цветаева и Гронский подружились в 1928 г. Сохранилась их обширная переписка (см. Цветаева М., Гронский Н. Несколько ударов сердца: письма 1928–1933 годов. М.: Вагриус, 2003). После смерти сына его родители вернули Цветаевой ее письма. Три недели спустя после смерти Гронского была опубликована его поэма «Белладонна» (при жизни он своих стихов не печатал), о которой Цветаева написала в декабре 1934 г. статью «Посмертный подарок» (вошла полностью в эссе «Поэт-альпинист»). К Гронскому обращены стихотворения Цветаевой «Юноше в уста» (1928), «Лес: сплошная маслобойня…» (1928), цикл «Надгробие» (1928, 1935), а также эссе «Поэт-альпинист» (1934). Она написала рецензию на его посмертный сборник «Стихи и поэмы» (1936). Гронский посвятил Цветаевой два стихотворения: «Отпер двери я – Два синих крыла…» и «Из глубины морей поднявшееся имя…», вошедшие в этот сборник.
  Ариадна Сергеевна тоже хорошо знала Гронского. «…Мы с Николаем Павловичем никогда не дружили, очень любили друг друга поддразнивать – но и только. Ни приязни, ни неприязни особой у нас не было», – вспоминала она в письме к Анастасии Цветаевой 12 сентября 1945 г. (Вальбе Р.Б. Марина Цветаева в письмах сестры и дочери. II. Письма Ариадны Сергеевны Эфрон Анастасии Ивановне Цветаевой (1943–1946). – Нева. № 4. 2003. С. 188–189). В этом же письме Ариадна дает портрет Гронского: «Он был очень молод и очень хорош собою. <…> Высокий, с профилем юного генерала 12-го года, с романтической прядью над высоким лбом, он, конечно, писал стихи, не совсем бездарные, но и не совсем талантливые, короче говоря – плохие. Присылал их маме на суд, она, найдя в них проблески, увлеклась, перечеркнула, переделала, сократила, словом, превратила все в глину и слепила заново. А юноша поверил, что сам – написал. Он стал бывать у нас и сразу же, с первого же взгляда, с первых же слов влюбился отчаянно».


[Закрыть] и, если да, то где. Отдыхайте хорошо, Александр Сергеевич не сердится на Вас (имею в виду Пушкина, а не еврея Ефрона!)

Ваша А.Э.

Дорогая Аля! Неудивительно, что про “Крысолова” я ничего не написал. Недавно (в ресторане) познакомился с милейшим Н. Оттеном, и мы разговорились о различных методах переписки. Я похвалил тебя и твои открытки – иных писем тяжеле. В твоей открытке о рю Руве было так много втиснуто тем и воспоминаний, что сразу, конечно, я на всё не смог ответить. (Я спросила – на каком этаже рю Руве они жили – получила фото этого дома, где мама жила.) “Крысолов” у меня переписан на машинке и сверен с печатным оригиналом очень хорошей переписчицей. Кроме этого, экземпляр в Фундаментальной библиотеке на улице Фрунзе (в спецфонде) имеется мой печатный из “Воли России” экземпляр, с которым, пожалуй, было бы лучше сверить твой экземпляр.

Экземпляр “Поэмы Горы” с посвящением Константину Болеславовичу передам Тебе при встрече, или, если ты хочешь, пошлю заказным. У меня есть рукопись в 27 стр. “Твоя смерть”[454]454
  Очерк «Твоя смерть» (1927) впервые напечатан в журнале «Воля России» (Прага. 1927. № 5–6). Посвящен памяти Р. М. Рильке.


[Закрыть] и 16 писем ко мне. У Ады – 7 писем и 22 (!!!) от Тебя. Два письма, самых больших и интересных, находятся в том альбоме (“МЦ и Борис Пастернак”, над которыми я много работал и который сейчас тоже там. Там же переписанное “одним махом” для меня “С моря”[455]455
  «С моря» (1926) – поэма написана как поэтическое письмо к Б. Л. Пастернаку (первоначальное название «Вместо письма»), опубликована впервые в журнале «Версты» (Париж. 1928. № 3).


[Закрыть] – “попытка благодарности за действенность и неутомимость в дружбе”[456]456
  История этой надписи такова. В 1926 г. в парижском журнале «Новый дом» В. А. Злобин опубликовал рецензию на первый номер журнала «Версты», где в непозволительном тоне отозвался о «Поэме Горы». В ответ Владимир Сосинский на вечере Общества молодых писателей и поэтов выступил в защиту Цветаевой, дав «общественную пощечину» журналу. Уязвленный этим выступлением, представитель редакции Юрий Терапиано принародно ударил Сосинского, после чего завязалась драка. В результате Терапиано был вызван Сосинским на дуэль. Но дело удалось замять и дуэль (во Франции они были запрещены) отменить. Этот благородный поступок Сосинского Цветаева высоко оценила и свою признательность выразила тем, что переписала ему поэму «С моря», к которой приложила записку: «Дорогому Володе Сосинскому – попытка благодарности за действенность и неутомимость в дружбе. Переписано одним махом». Кроме того, она подарила Сосинскому серебряный перстень с изображением герба Вандеи и королевских лилий, как рыцарю, защитившему ее честь. Перстень передан Сосинским в частную коллекцию в 1978 г. (БВ. С. 188: см. также Сосинский В. История одного кольца, или Несостоявшаяся дуэль / Публ. Л. Мнухина // Русская мысль. 1990. 23 нояб. № 3855. С. 12).


[Закрыть], там же самые интересные письма Аде и забавные Твои мне и Аде (и Вадиму Андрееву).

Вместе с “Поэмой Горы” я обнаружил фотографию Тебя с Муром, на открытке которой рукою Марины Ивановны: “Моему страшному фотографу – Мур, Понтайак 20 сентября 1928 г. 3 года, 20 дней”. (И имеется еще дарственные надписи на “Ремесле”, “Мо́лодце” (дома) и “Психее”, “После России” и др. на улице Фрунзе).

Знаешь ли Ты Аля, что в ЦГАЛИ создан архив Марины Ивановны, и как Ты к этому относишься? У меня в Отдыхе дважды побывали Роза Федулова и Юрий Красовский[457]457
  Юрий Красовский – установить личность не удалось.


[Закрыть] (?) – я не мог им отказать и передал на хранение рукописи “Попытка комнаты”[458]458
  Поэма «Попытка комнаты» (1926) впервые увидела свет в журнале «Воля России» (Прага. 1928. № 3). Обращена к Р. М. Рильке и Б. Пастернаку.


[Закрыть] и “Октябрь в вагоне”[459]459
  «Октябрь в вагоне» (1917) – дневниковые записи о возвращении Цветаевой из Феодосии от сестры Анастасии, у которой умерли муж и сын.


[Закрыть]. Друзья ругали меня, что я сделал это без всякого вознаграждения, но я отношусь ревниво к памяти Марины Ивановны и Ремизова[460]460
  Алексей Михайлович Ремизов (1877–1957) – писатель, художник, каллиграф. В эмиграции с 1921 г. Отвечая на вопрос анкеты газеты «Возрождение», какие произведения русских писателей в 1925 г. являются наиболее ценными, Цветаева ответила: «Вся творческая работа Ремизова» (Возрождение. 1926. 4 марта). Однако на статью Ремизова «“Воистину” (Памяти Розанова)», напечатанную в первом номере журнала «Версты», она отозвалась скептически: «Ремизовым не восхищена – не люблю единоличного Ремизова…» (письмо П. П. Сувчинскому от 15 марта 1926 г. С. 319). Цветаева была в добрых отношениях с семьей писателя: «Дружу только с Ремизовым и Шестовым», – сообщала она Б. Пастернаку (Души начинают видеть. С. 602–603). Тем не менее шуток в свой адрес она Ремизову не прощала. Так было с помещением им в газету «Последние новости» сообщения о том, что «переехавшая на постоянное жительство в Париж поэтесса Марина Цветаева становится во главе ежемесячного журнала “Щипцы”». Этот пассаж вызвал гнев Цветаевой. Она назвала отношение Ремизова к ней «двусмысленной дружественностью», когда он ей послал язвительный фельетон А. Яблоновского «В халате». Однако это не испортило дальнейших отношений с Ремизовым.


[Закрыть] (передал им же ряд его рукописей и Шумовский альбом[461]461
  В фотоателье Петра Ивановича Шумова (1872–1936), фотохудожника (личного фотографа Огюста Родена), Цветаева сразу по приезде в Париж сделал несколько фотопортретов, одиночных и вместе с Алей (см.: Фотолетопись. С. 184–186). Сохранилось два письма Цветаевой к Шумову 1926 г. (Письма 1924–1927. С. 295, 317). В. Сосинский одно время работал у Шумова, он и привел Цветаеву к нему в фотоателье.


[Закрыть]) и не могу этим торговать. Надо было, конечно, посоветоваться с Тобою, но то, что эти люди пришли от Анны Александровны, а значит, немного и от Тебя, сделало меня добрым. Может быть, не надо было давать “Октябрь”, но, в конце концов, надо сохранить все слова Марины Ивановны, как бы теперь они политически не звучали. Я считаю ближайшей Твоей (как и всей нашей) задачей – это издать “Крысолова”! Так же надо подумать об издании прозы. Я, кажется, слишком размечтался! Но верю время придет! Обнимаю Володя[462]462
  А. С. Эфрон переписала для А. А. Саакянц письмо В. Б. Сосинского.


[Закрыть]».

—

Оторвала от Скаррона кусочек бесценного времени, чтобы переписать Вам это белыми нитками шитые неуловимости. Как Вам нравится? Особенно «сохранить все слова». Меня умилило. При помощи, скажем, Гарика… Кстати, тот же «милейший» Оттен сказал, что некий перекупщик предлагал ему за 100 новых[463]463
  В январе 1961 г. в СССР произошла денежная реформа. Денежные знаки, введенные в ходе денежной реформы 1947 г., обменивались на новые денежные знаки (меньшего размера) в соотношении 10:1.


[Закрыть] рублей «После России» с маминой надписью Ремизову. К сожалению, этих денег у меня нет, а книга – не без Володи: либо подарил кому-нибудь, а тот продает, либо сам Володя, но последнее вряд ли. Хотя кто знает? Упоминание о безвозмездности красиво звучит! Получила Ваше письмецо от 17-го, очень рада, что Вам хорошо отдыхается, и перед носом назидательный пример – во что можно превратиться, будучи Анной Александровной! Я заморена до крайности, под самый конец выдохлась, и Скаррон отгоняет меня со свистом, а не я его. Недостает мне 3-х дней этого куцего месяца! Обнимаю Вас, отдыхайте во все лопатки, набирайтесь духу на следующее пушкинское издание.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, столько надо написать Вам, а времени нет как нет. Получила юлящее, лебезящее, насквозь фальшивое и полное нежных чувств письмецо от В. Б. Сосинского. «Поэму Горы» можно получить в любой момент… Уезжают они только 19.3 утром, так что еще успею (если хотите, то вместе успеем) повидаться с ними. На днях получила ленинградский договор – Вы, очевидно, тоже. Работа агромадная; о вознаграждении не будем говорить, оно целиком и полностью «моральное». Еще новость – забрезжили какие-то планы квартирные[464]464
  А. С. Эфрон получила однокомнатную квартиру в писательском кооперативе (2-я Аэропортовская ул., корп. 3, д. 16, кв. 268; позже улица была переименована в Красноармейскую, изменился и номер дома – № 23). Помог ей с жильем Э. Г. Казакевич, который организовал письмо от СП СССР к председателю Моссовета.


[Закрыть]; но обо всем подробно – при встрече. Я надеюсь быть в Москве 4–5-го (самое позднее). Буду звонить Вам; совместно будем ловить Орла и заниматься кучей всяких дел; а мне бы хотелось – и очень нужно! – только отдохнуть – от них, во имя их же! Тут погода чудесная – надеюсь, у Вас тоже, дай Бог, чтоб хорошо отдыхалось. Целую.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, может быть, эта открытка не застанет Вас в Комарове. В таком случае примите наш с Шушкой «отвальный» привет. Мы-то с ней никогда на финских саночках не катались. Мы из тех, кто «умеем их возить», хотя нам и не нравится… Впрочем, мадам это, конечно, не касается. Она лежит на печке, свесив хвост и вытаращив лимонные глаза. Очень красиво у нее это получается. Тронута, что Вы интересуетесь котятками; их еще нет, но: сколько прикажете? завернуть? Скаррон, собака, к концу что-то стал неостроумен донельзя и спотыкается на грамматике. Целую.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, итак, пытаюсь приветствовать Вас в Ленинграде. Пытаюсь, потому что сил нет даже на приветствия. Замоталась окончательно и страшно огорчена ухудшением Иркиных дел, что идет несколько вразрез со Скарроновским стилем. Остались мне считаные страницы – но их куда больше считанных дней. Я ужасно устала. А тут еще Оттен затевает возню с прозой, зная, что лирика уплыла из рук. Он познакомился с Сосинским[465]465
  См. письмо 13 от 16 февраля 1962 г.


[Закрыть] и сейчас истерически пополняет свои «запасы» – неспроста. Уж когда такой Черт с таким младенцем… В общем, развил бешеную энергию. Он так просто не смирится с «комиссионным» делом[466]466
  См. письмо 2 от 3 января 1962 г. и коммент. 7 к нему.


[Закрыть], ему надо взять реванш. Целую Вас, не заматывайтесь последние дни. А Ваша тезка не только поэт, что Вы отрицаете, но и эпоха.

Ваша А.Э.

Бедная Юля![467]467
  Ю. М. Живова.


[Закрыть]

Милая toute à roi Annette[468]468
  Милая Аннетта (фр.; пер. Т. Л. Гладковой).


[Закрыть], Ваше письмо долго шло, увы, почта работает отвратительно. Начальник заболел, ну и почтовое отделение лихорадит. Поэтому не получив от Вас вовремя Ваших внезапных откровений насчет Орла, я как раз написала ему всё наоборот – мол, начала делать выписки для комментариев – а может быть, Вас что-нибудь интересует? и т. д. Надо нам держать единую линию по отношению к Орлу, а то он примет нас за пару кретинических младенцев. Вас-то во всяком случае за младенца, а уж кретинов буду играть я. Думается мне, что не стоит нам играть на том, что он-де мало знает; даже и мало зная, он написал достаточно ловкое предисловие, а зная больше, может написать лучше. Анечка, никто нам с Вами не отдаст на откуп весь том с головы до ног – «не та эпоха», как говорил один сосед на собственной серебряной свадьбе, и был прав. Не забывайте, что успех – успехом, но Цветаева всё еще величина сомнительная для очень многих сильных мира всего. А посему предисловие должно быть не столько шедевром искренности и эрудиции, сколько чудом эквилибристики. Пусть же этим и занимаются эквилибристы. Конечно же, Орел и делец, и деляга, и все такое прочее. Но мы-то с Вам и тем более с Цветаевой – нет, поэтому нам и важно иметь своего дельца; но лучше из этой породы, каковым Орла и считаю. Ведь не Н. Д. Оттена! А имя им – Оттенам – легион, в той или иной ипостаси. Так что мне кажется, что Орла надо убедить писать предисловие и облегчить ему в разумных рамках, т. е. в рамках и объеме данной книги – овладение, так сказать, материалом. Ваше же от Вас, Анечка, не уйдет. У Вас перед Орлами и прочими пресмыкающимися, помимо прочих преимуществ, есть и преимущество молодости. Поэтому прежде времени не лезьте под удары. Какое бы предисловие Вы не написали, а будете биты всеми теми, кто на Орла не отважится (серафимами), а значит – и книжка будет бита. Подумайте хорошенько.

Что сейчас важно, пока мы с Вами работаем врозь: набросайте примерный план книги, готовьте по возможности (соответственно этому черновому плану), так сказать, техническую часть примечаний (когда было опубликовано, где и т. д.), чтобы к этому нам уже присоединить архивное, когда поработаем вместе в апреле. Рассказать сейчас про причины моих перемещений некогда, в другой раз. Кстати, заходил сегодня «Ваш» Ю. Казаков, лысый, заикается и ничем, никакой злостью не напоминает мне Бунина. Тронул тем, что всё про свою маму говорил – этакий дылда, прелесть. Купил байдарочку, летом поедет по рекам… а маму оставит на берегу. Пишите! Целую.

Ваша А.Э.

Мандельштамша поедет в Ленинград, а оттуда на операцию к Минцу – абсцесс груди на почве старческого tbc[469]469
  Туберкулез.


[Закрыть]. Хорошо не рак! Ромео мне, действительно, обещал «Прозу», которая (обманула татарва!) продается в книжных магазинах наравне с «Избранным»… но причем тут Юлия?!

Анечка! Включите в свой перечень стихов «Стихи к сыну», пропущенные нами. Между «Бузиной» и «О неподатливый…»[470]470
  Цикл «Стихи к сыну» (1932) и стихотворение «Родина» («О неподатливый язык!..», 1932) впервые опубликованы в кн.: И61.


[Закрыть] – 88 строк. Кроме того, не помню, вписали ли мы, обалделые и сонные, в черновике протокола, что частную переписку по архиву веду я, а поступления должны идти в адрес комиссии по литературному наследию, т. е. в адрес СП. Важно, чтобы это, по сути дела мелочь, была зафиксирована в постановлении комиссии. Кажись, всё – «на сегодняшний день». Целую Вас, будьте здоровы. Спасибо за все.

Ваша…

О лимонах поговорили, а медики так и остались при мне!!!

Скажите Инке, чтоб ехала с Курского, там больше ранних поездов и рано посадка не слишком трудная.

Милая Анечка (на окне цветут у меня анютины глазки, так потому). А что, если бы Вы (в качестве ученого секретаря) написали Паустовскому в ялтинский Дом творчества и спросили бы, когда он будет в Москве? Комиссию надо ведь будет в основном подгонять под Константина Георгиевича, а тут Казаков сказал, что, по его сведениям, Константин Георгиевич в апреле, приблизительно в середине, будет в Москве несколько дней, а потом (после юбилея? до? вместо?) отбудет в Тарусу. Поскольку есть шансы, что на юбилее[471]471
  К. Г. Паустовский свой 70-летний юбилей отмечал в Доме творчества в Ялте.


[Закрыть] будут и Эренбург, и Орел, то есть обратно же шансы сколотить комиссию в предъюбилейные дни – как Вы думаете? Остаюсь я со своей Окой, но тут уж придется вплавь или по льдинам, как в «Хижине дяди Тома»[472]472
  «Хижина дядя Тома» (1852) – роман американской писательницы Гарриет Элизабет Бичер-Стоу (1811–1896). Ариадна Сергеевна вспоминает эпизод побега мальчика Гарри, которого хотят продать работорговцу, с матерью по льдинам через реку Огайо.


[Закрыть]. Погода, как назло, зимняя, обычно в это время уже лед идет, высвобождая алчущим передвиженья почти весь апрель, а тут что-то не получается. По прогнозам, это должно состояться где-то в седьмых числах. В общем, может быть, мы с Адой Александровной еще успеем обменяться местами посуху, а нет – так тем же хуже для нас.

Почему бы мне самой не написать Константину Георгиевичу? А потому, что мы знакомы, а знакомым он часто себе позволяет не отвечать вовсе. А Вам обязательно (?) ответит; а во-вторых, планируя свое московское время, будет знать заранее, что еще и комиссия предстоит. (Причем тут, кстати, во-вторых (?!).

По-моему, Вы неправы, считая, что в тот мой приезд мы уже должны были начать комментарии. Мне кажется, что сперва надо собрать материал; а даже по «Тезею» он не весь, поскольку у нас еще нет общего плана трилогии, который обязательно надо дать в мамином изложении (он где-то в тетрадях попадался мне) или же в собственно сокращенном. По «Крысолову» пока что нашла общий план – краткое изложение легенды, несколько слов о Крысолове, Дочке бургомистра. Но крысоловья, по-моему, одна только черновая тетрадь сохранилась, так что тут, верно, комментарии будут без вариантов и разночтений? Разве что-нибудь сохранилось в черновиках писем к Борису Леонидовичу – и то вряд ли, т. к. черновики писем находятся в черновых же тетрадях. Вообще расширенные комментарии предвидятся для: «Тезея», «Стихов к Чехии», пушкинским, к «Сироте» (разночтения и 1 неопубликованный стих), «Пешему ходу»; может быть, к «Челюскинцам» несколько слов из черновиков письма к Эйснеру, к «Бузине» (варианты, немыслимая концовка) и т. д., т. е. относительно позднее. С ранним дело обстоит (по материалам) куда хуже и в ряде стихов придется указывать лишь публикации, да разъяснять библейские имена… Есть записи, мысли о Блоке[473]473
  ² Цветаева была на вечере Александра Александровича Блока (1880–1921) дважды: 26 апреля (9 мая) в Политехническом музее и на его выступлении во Дворце искусств (вместе с Алей) 1(14 мая) 1920 г. В «Воспоминаниях» А. С. Эфрон описывает, как она передавала синий конверт со стихами А. Блоку во Дворце искусств (В3. Т. 3. С. 50–51). Об этом же и Цветаева сделала запись в своей тетради (ЗК-2. С. 121–122). Она передала Блоку стихотворение «Как слабый луч сквозь черный морок адов —…», написанное 9 мая 1920 г., в день, когда Блок выступал в Политехническом музее и когда в Москве на Ходынке взорвался артиллерийский склад: «…падают стекла из окон Политехнического». Вторая строка стихотворения отразила это событие: «Так голос твой под рокот рвущихся снарядов». Позднее стихотворение входило в сборник «Психея» (без цикла), «Стихи к Блоку» (№ 9 в цикле) и «Лебединый стан» (под названием «Стихи к Блоку», без цикла). Видимо, Цветаева передавала письма Блоку уже во второй раз. Впервые это случилось на его выступлении в Музее. См. ее запись в тетради (ЗК2. С. 114). Это письмо Цветаевой к Блоку не сохранилось. В тетради № 1 Цветаева записала, что «Блока видела три раза – издали» (НСТ. С. 54). Но о третьей «встрече» с ним ничего не известно.


[Закрыть], может быть, что-то можно будет использовать. В общем, прежде всего, большая работа над и с архивом.

Надо будет обязательно повидаться с Розой в следующий мой приезд. Всё «руки» до нее не доходят, а пора бы. Сил никаких нет. И тут уж шестой день дурака валяю, ни к чему не прикасаюсь, а стирка накопилась, а хата закоптилась, и на письма отвечаю, и т. д. и т. п. С большим трудом целый день! соображала и сообразила письмо Слониму – чтоб ни одного лишнего слова, а все́ – нужные (делу), и чтоб обратный адрес ССП был оправдан, и чтоб адресат не счел меня кретинкой…

Целую Вас. Как Ваши дела?

Как Пушкин? (Очень испугали!)

Ваша А.Э.

Милая Анетка, о приезде Константина Георгиевича в Москву в апреле сказал мне Казаков – но, судя по творчеству его, ему ничего не стоит перепутать не только месяцы, но и, так сказать, эры. Тем более надо было бы узнать у Константина Георгиевича, когда он собирается быть в Москве. Тот раз Орел отложил комиссию из-за того, что Паустовского нет, на этот раз хочет создать оную без него. Логика?

Розу я как раз хотела видеть не официально, поблагодарить за ее «энтуазизм» (как говорит знакомая латышка) и вообще доставить ей великое счастье познакомиться со мной. А официально войти в контакт с ЦГАЛИ нужно будет после комиссии, на которой выяснятся дальнейшие пути собирания наследия. Мне так кажется. Мира – это та самая задница, которая хотела ехать в Тарусу за листьями, или одна из них (задниц; их было – еще Миральда[474]474
  Мира и Миральда – «архивны девушки».


[Закрыть]). А Красовский, верно, не к ЦГАЛИ имеет близкое отношение, а к Розе – тогда на кой он нам шут?

О книге не волнуйтесь, справимся. Надо сперва план, а уж оттуда и остальное прояснится. Но перечитывать Плутарха[475]475
  Плутарх (Местрий Плутарх; ок. 46 – ок. 127) – древнегреческий писатель и философ, общественный деятель римской эпохи. Наиболее известен как автор труда «Сравнительные жизнеописания», в котором воссоздавал образы выдающихся политических деятелей Греции и Рима.


[Закрыть] я Вам не дам – лягу поперек. Максимум первоисточников (за исключением маминых) это Брокгауз и Ефрон[476]476
  «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» – энциклопедия на русском языке, изданная в Петербурге в 1890–1907 гг. акционерным издательским обществом Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Издание выходило в двух вариантах – 41 том и 2 дополнительных (меньшая часть тиража) и в полутомах – 82 и 4 дополнительных.


[Закрыть], а то я вижу Вы устремляетесь в дебри, из которых не вылезти и к концу семилетки. На черта нам эмигрантские газеты в год чешских событий?[477]477
  «Стихи к Чехии» написаны в дни Мюнхенского сговора 1938 г., расчленившего Чехословакию, и последующего захвата страны фашистами.


[Закрыть] Пушкин еще туда-сюда (учитывая Вашу и общегослитовскую травму, нанесенную данным автором), но уж стихи к Чехии ни в чем с эмиграцией не полемизируют, так и оставим эмиграцию в покое! Мама пользовалась материалами из французских газет, радиопередачами; даже вырезки французских газет сохранились – и несколько писем Тесковой к маме о чешских делах; в частности, мама спрашивала у нее материалы по «Родине радия»[478]478
  «Родина радия» – стихотворение из цикла «Стихи к Чехии» (1938–1939). Впервые опубликован в И61.


[Закрыть]. Вот это – нужные, интересные данные; а Вы – в «Последние новости»[479]479
  «Последние новости» – ежедневная русскоязычная газета, издаваемая в Париже с 1920 по 1940 г. Многие произведения Цветаевой впервые увидели свет именно в этой газете (см.: Библиография. С. 509–511).


[Закрыть] хотите нырять – зачем?

Откуда у Цветаевой изменения мифа? Да от нее же самой! По-моему (насколько помню), – сюжетная линия очень близка к мифу, а трактовка характеров и событий – собственная.

Обо всем этом и прочем поговорим и договоримся подробно лично. Буду в Москве в 15-х числах – до 27-го; потом в мае приеду на несколько дней. Хорошо бы Вам взять кусочек отпуска – дней 10–15 – на июнь, приехать в Тарусу, тут мы бы всерьез поработали над комментариями, за это время подготовив исподволь что сможем, каждая по своей линии, да и отдохнули бы Вы неплохо. В июле хочу съездить с Адой Александровной в Прибалтику к знакомым – немного набраться силенок, и отвлечься от быта тарусского, и башку проветрить. Дальше: если смогли бы в августе приехать сюда, обратно же совместив работу над книгой с отдыхом, то мы еще многое продвинули бы. Какие у Вас возможности (в связи с основной работой?) – в смысле времени – в июне – августе? – О квартирных (Московских) делах не писала, т. к. там еще ничего достоверного, кроме приема в кооператив. Уже какой-то «ускоренный» вариант лопнул. Доживем – увидим. Целую Вас Ваша киска (так подписываюсь в письмах к Орлову!)

Разве 4 печатных листа дано на комментарии? Мне помнится, что два (по договору!) Договор что-то не шлют.

Анечка, выберите из прилагаемого переписанного то, что может пригодиться для комментариев. Есть и неопубликованные (насколько мне известно) – стихи. Жаль, что не были осуществлены «Радий»[480]480
  «Родина радия» – главка из цикла «Стихи к Чехии» – в состав ИП65 не вошла. Соавторы работали над книгой весной 1962 г. В соответствии с этим письмо условно датируется апрелем 1962 г.


[Закрыть] (у меня еще есть письма Тесковой к маме по этому поводу)[481]481
  Цветаева послала Тесковой в письме от 24 ноября 1938 г. три первых стихотворения цикла «Стихи к Чехии» (1. «Полон и просторен…», 2. «Горы – турам поприще!..», «Есть на карте – место…»). А. А. Тескова на это письмо отозвалась 15 декабря: «…не произношу благодарений, ибо всякое слово прозвучит банально перед лицом того, что есть. Особенно 2 и 3 удачны – на диво!» (Письма 1937–1941. С. 184–185).


[Закрыть] и «Последний гимн» («Германец входит в Градчаны» – стоит дать отрывки в комментариях)[482]482
  «Последний гимн» – «Германец входит в Градчаны» – вторая строка из предпоследнего стихотворения цикла «Молчи, богемец! Всему конец!..» (СС2. С. 362). В ИП65. С. 336 напечатано стихотворение «О слезы на глазах!..», в комментариях (С. 765) указано, что в черновике оно озаглавлено «Немцы входят в Прагу».


[Закрыть].

—

Если будет время, перепечатайте в 3-х экземплярах черновики письма к Меркуровой[483]483
  Прав.: Вера Александровна Меркурьева (1876–1943) – поэтесса и переводчица. Входила в круг символистов, была близка с Вяч. Ивановым и др. Публиковала стихи в символистских альманахах и журналах. Единственная прижизненная ее книга – сборник переводов из П. Б. Шелли (1937).
  Меркурьева и Цветаева были знакомы еще с молодых лет. Они встретились (по инициативе Меркурьевой) в Москве после возвращения Цветаевой на родину, между ними сложились добрые отношения. Цветаева неоднократно встречалась с ней в 1940 и 1941 гг. (см. Летопись, 3. С. 30, 35, 36, 38, 44, 47, 104, 112), дала ей прочитать свою книгу – вероятно, «После России», на которую получила вежливый отзыв. Тем не менее Цветаева поняла, что Меркурьева тот человек, который сочувствует ей, и что с ней можно поделиться своими горестями. «Моя жизнь очень плохая. Моя нежизнь. <…> – жаловалась она 31 августа 1940 г. – Словом, Москва меня не вмещает». Она писала о своем праве на Москву, о том, что ее отец основал Музей изящных искусств, о том, что в бывшем Румянцевском музее три библиотеки из ее семьи: деда, матери и отца. «Мы Москву – задарили. А она меня вышвыривает: извергает…» (Письма 1937–1941. С. 316, 317). По всей вероятности, Меркурьева ответила на эти слова Цветаевой в письме (не его ли имеет в виду А. С. Эфрон?), ненароком задев «болевые точки» Цветаевой, касающиеся ее отношений к предкам и ее права на чувство справедливости. После этого Цветаева написала 14 сентября 1940 г. гневное письмо-отповедь, в котором дала свое понимание родословной и истоков собственной личности (см.: Письма 1937–1941. С. 329–333). Дошло ли оно до адресата, неизвестно. Можно лишь предположить, что Меркурьева все-таки получила это послание Цветаевой, извинилась, так что стороны пришли к согласию. Но о том, что конфликт был, свидетельствует большой перерыв в их встречах: после августа 1940 г. они увиделись лишь спустя девять месяцев – 7 июня 1941 г. «Очень растерянная и несчастная», Цветаева 10 июня 1941 г. обратилась к поэту Александру Сергеевичу Кочеткову (1900–1953), другу и ученику Меркурьевой (автору стихотворения «Баллада о прокуренном вагоне», больше известного по строке «С любимыми не расставайтесь…», 1932), с запиской, в которой содержался призыв о помощи (см.: Письма 1937–1941. C. 387). Меркурьева и Кочетков пригласили Цветаеву с сыном погостить на даче (Старки, около станции Пески, близ Коломны). Они приехали в Старки 12 июля, а 24 июля им пришлось вернуться в Москву: надо было решать вопрос об эвакуации.


[Закрыть], 1 Вам, 1 мне, 1 передайте Розе, вместе с меркуровским письмом к маме, пусть присоединит к тем, «к» меркуровским письмам, что у нее есть (она фотокопии прислала, помните?). А то об этой даме можно чересчур хорошо подумать по тем письмам к ней, что она сохранила.

Если сможете, сделайте также выписки рукописного из сосинской «Фортуны»; может быть, сличим с Вами «мой» рукописный экземпляр с напечатанным, когда приеду.

—

Веприцкие[484]484
  Известны три письма к Л. В. Веприцкой. Она очень бережно относилась к ним, не позволяла снимать с них копии. Однако для дочери Цветаевой сделала исключение.


[Закрыть] письма перепечатайте обязательно и «секретно», т. к. она разрешение на это не давала, а я не спрашивала, чтоб не получить отказа. Письма эти пусть будут в архиве пока хоть в виде копий. Очень хорошие письма. Ну вот и все «на сегодня». Устала, как водовозная собака. Подробности – письмом из Тарусы. Целую милого верного Рыжего.

А.Э.

Кстати Ваша тезка выписывает в Болшево Мандельштамшу! (чтоб не скучать с Вашей Неточкой, Ниточкой, как ее там, мироносицу?)

—

Как Вам письмо самой Меркуровой к маме? Почерк? А главное – стиль и содержание?

Милая Анюта, письмо Ваше с приложениями получила. Вы – гений (в отношении раскопок) – чудесная и совершено забытая проза. Стихи и четверостишия у меня есть. В стихах к Гончаровой[485]485
  Имеется в виду стихотворение «Счастие или грусть – …» (1916), в котором речь идет о Н. Н. Гончаровой, жене А. С. Пушкина. Впервые – Дни. Берлин. 1924. 8 июня, имело заголовок «Наташа». Слова «шаль» и «губы» найти не удалось».


[Закрыть] во втором варианте (том, что M-me Сосинская как раз и повторяла) вместо «как шаль» – «как губы». А стихи к Пушкину, начиная «Пунш и полночь…» (Пушкин и Гончарова)[486]486
  Cтихотворение «Психея» («Пунш и полночь. Пунш – и Пушкин…»), написанное в 1920 г., впервые опубликовано в газете «Дни» (Берлин. 1924. 8 июня).


[Закрыть] у Вас есть? Они были опубликованы и давно. Но вот где?! Боюсь, что действительно невозможно будет обнаружить кое-какие первые публикации ранней лирики… Хорошо бы пушкинскую тему объединить (с ранних стихов начиная). Жаль, что стих из «Юношеских стихов», где есть чудесные строфы – так растянут[487]487
  Видимо, стихотворение «Встреча с Пушкиным» (1913). Вервые – Дни. Берлин. 1924. 8 июня.


[Закрыть]. «История одного посвящения»[488]488
  Ошибка Ариадны Сергеевны. Очерк «История одного посвящения» (1931) написан как полемика с воспоминаниями «Китайские тени» (напечатан в «Последних новостях» 22 февраля 1930 г.) поэта и критика Г. В. Иванова об О. Э. Мандельштаме, в которых содержались неприглядные, и к тому же вымышленные, подробности о его жизни в Коктебеле. Цветаева едко посмеялась над вымыслами автора воспоминаний. Подробнее см. коммент. 3 к письму 6 от 19 января 1963 г.


[Закрыть] – если память нам месте – это, по-моему, очередное объяснение с Г. Адамовичем[489]489
  Георгию Викторовичу Адамовичу (1892–1972) принадлежат более 40 отзывов на произведения Цветаевой, откликов самых различных – от хулы до хвалы. Его критические статьи о поэтах в периодике вместе с подобными статьями еще нескольких критиков послужили поводом для написания цветаевской статьи «Поэт о критике». Знакомство Цветаевой с Адамовичем состоялось в январе 1916 г. в доме Каннегисеров в Петербурге. В эмиграции их встречи с начала 1926 г. происходили на литературных вечерах и продолжались вплоть до 1938 г.


[Закрыть] по поводу «За игру за твою великую, за утехи твои за великие»[490]490
  Эпиграф-посвящение к поэме-сказке «Мóлодец» (1922) адресован Борису Пастернаку. Ему она рассказала 26 мая 1925 г. о литературном источнике цитаты и о своем впечатлении от фразы. «Когда я прочла, я сразу почувствовала тебя и себя, а сами строки – настолько своими, что не сомневалась в их авторстве лет триста-пятьсот назад. Только ты никому не говори – про Садко, пускай ищут, свищут, я нарочно не проставила, пусть это будет наша тайна – твоя и моя» (Души начинают видеть… С. 109).
  И критики искали… Так, неким Victoria Regia (не Адамовичем) авторство эпиграфа приписывалось самой Цветаевой. Она с сарказмом ответила на этот пассаж в статье «Цветник» (приложению к ее эссе «Поэт о критике»). «Цветник» (приложение к статье» «Поэт о критике»; впервые опубликован в журнале «Благонамеренный». Брюссель. 1926. № 2).
«За игру за твою великую,За утехи твои за нежные» —  сообщала она: «Эти строки не мои, а взяты мною из былины “Садко и Морской царь”: благодарность Морского царя – Садку. (См. любую хрестоматию.)» (СС5. С. 304).
  Адамовичу она тоже дала ответ в этой же статье по поводу его отзыва на сказку (опубликован в газете «Звено» 20 июля 1925 г.). Он утверждал, что Цветаева «… дыханием оживила стилистически-мертвые стихи. <…> Я преклоняюсь перед ее знанием русского языка, если она все эти речения взяла из обихода, а не выдумала». И закончил словами: «Не берусь судить…». Цветаева с издевкой заметила: «Судья, а не “берусь судить”. “Не берусь судить”, а судишь» (Там же. С. 300).


[Закрыть], каковые строки тот принял за грубую стилизацию a la russe, а на самом деле взяты они были из былины о Садко. Уж тут мама и поизголялась над критиком… Но, раз Адамович, то, значит, не в «Последних новостях»[491]491
  Г. В. Адамович с 1928 г. вел отдел критики в газете «Последние новости», считался одним из ведущих авторов журнала «Числа», редактировал журнал «Встречи» (1934).


[Закрыть] опубликовано? А где?

Какого х… Вы там мудрите с Орлом? Чего ради, когда надо было писать Паустовскому в Ялту Вас потянуло писать Орлу в Ленинград? Ведь картинка ясна, а не туманна: Орел хочет(?) созвать в апреле комиссию; Вам же надо было выяснить, будет ли в это время Константин Георгиевич в Москве? Только и всего. Уж если на такие «шаги» Вам надо испрашивать благословения…

Почему Вы думаете, что в Польшу Вас не пустят? Тоже мне Вашингтон или Западный Берлин! Пустят, как миленькую. Но я лично пущу лишь в том случае, если книга будет на мази. Иначе не рассчитывайте. Схожу куда следует и накапаю. Пока что постарайтесь высвободить сколько удастся июня месяца, и я Вам тут устрою Варшаву (в свободное от работы время). – Таруса становится хороша – как жаль уезжать, когда такой разлив и березы на том берегу (туда, через луга, где мы землянику собирали) – стоят в воде, а в садике уже проклевываются тюльпаны и нарциссы, и скворцы поют, а сороки верещат… Но чертова навигация никак не откроется. Жду не дождусь пароходов, потому что автобусное сообщение катастрофически прервано разлившейся Протвой[492]492
  Протва – левый приток Оки, впадает в нее в 12 км выше Серпухова.


[Закрыть], и переправляться на лодке через заливные луга не вдохновляет.

Ну, ладно, до скорой, надеюсь, встречи.

Будьте здоровы и внимательны к А.К. (Толстому)[493]493
  Алексей Константинович Толстой (1817–1875), граф – писатель, поэт, драматург, переводчик. В издательстве «Художественная литература» в 1963–1964 гг. вышло Собрание сочинений писателя в четырех томах. Редактором т. 2 и 3 была А. А. Саакянц.


[Закрыть].

Ваша А.Э.