Текст книги "Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов"

Милая Анечка, о покое не может быть и речи – его нет внутри, это основное, а кроме того, «снаружи» – гостит некая Мария Ивановна[221]221
  Мария Ивановна Романченко. Сведений о ней найти не удалось.


[Закрыть], милейшая и тишайшая женщина, у которой около 40 лет назад (!) мы все, т. е. мы с мамой, – останавливались, приехав в Чехию из СССР. «Долг платежом красен» – тем более столько лет спустя.

Ваши мысли насчет Иры и Ольги Всеволодовны[222]222
  И. И. Емельянова и О. В. Ивинская.


[Закрыть] – железобетонный стандарт «прогрессивного общественного мнения» – мне даже приятно, что хоть в чем-то Вы не оригинальны. Все дело в том, что подходить с позиции здравого смысла к этому семейству – бесполезно, так как там всё и вся – наоборот; как есть материя и антиматерия (и Дюринг и антиДюринг)[223]223
  Карл Евгений Дюринг (1833–1921) – немецкий философ, профессор механики, занимался вопросами политэкономии и права. Фридрих Энгельс посвятил учению Дюринга книгу «Анти-Дюринг», в которой назвал его эклектиком и резко выступил против его мелкобуржуазной теории.


[Закрыть] – так там всё – антиздравый антисмысл. То, что делается для них, делается, как Вы справедливо заметили, тоже «рассудку вопреки»[224]224
  «Рассудку вопреки, наперекор стихиям…» – слова Чацкого, который говорит о «чужевластье мод», из комедии «Горе от ума» (1824) А. С. Грибоедова (действ. 3, явл. 22).


[Закрыть] – ну и пусть делается; кому это мешает? В конце концов, «забота о человеке» украшает жизнь – как дающего, так и получающего. А забота в память Бориса Леонидовича тем более. Он очень страдал бы от пренебрежения здравого смысла к своим двум безрассудочным членам семьи «с левой руки». Так пусть не страдает.

Инна и Нанка все милеют с каждым днем – внешне и вообще – поправились, загорели, повеселели, смешливые девчонки, злые на язык и всему знающие цену. Последнее в Инне не удивительно – ей 32 года, Нанке нет 20, а она разбирается в подлинном и наносном куда лучше, чем я в те же годы, а может быть, и в теперешние свои. – Вообще – хорошие дети, и нечего Вам на них шипеть. Ибо есть объекты куда более достойные шипа.

Орел написал «отвальное» письмецо – надеется прижать меня к своему сердцу в сентябре и в Тарусе, боясь, что ничего не получится, т. к. в сентябре уже холодно и девать его будет некуда, на верхатурке температура неподходящая, внизу – тесно, неудобно. В общем, там видно будет.

О Есенине и каше просто «упустила» написать, верно, не только об этом. Крупу мы ту еще не съели, так что она есть, Есенина подарите, пожалуйста, если не жаль, и т. д. У меня нет его, как нет ничьих почти и никаких стихов.

Итак, покоя нет: однажды в Адино отсутствие приехало пятеро незнакомцев обоего пола (3 ж и 2 м) на «Победе», сказали, что они с Адой играли в теннис 25 лет тому назад и вот решили навестить; из жратвы привезли термос с чаем, а дома не было ни крошки хлеба (наша рабыня отказалась служить нам – сенокос) и вообще ничего съедобного. Оказала им посильное гостеприимство в поте лица своего. Недавно навалилась экскурсия каких-то (Адиных же) нетрезвых дипломатов с женами – посмотреть «дом Цветаевой». Один их них все твердил: «Неужели здесь жила гениальная женщина, написавшая “Бабушку”?», и спотыкался; второй, начавший дипкарьеру еще при Николае II, целовал мне ручки, заявлял, что хочет остаться здесь навсегда, ибо жена у него – пантера. Пантера смотрела недобрым глазом… По-прежнему заходят на огонек ближние соседи – Оттены что-то отстали, так как заполнены всяческой «знатью», отставной и начинающейся. Развелась уйма подающих надежды художников, и была даже выставка в тарусском доме культуры всякой мазни. Бомонд присутствовал в полном составе и раздавал оценки.

Взошел было на Тарусском горизонте Лео Гинзбург, но засадил машину (новенькую, горячолюбимую) в каком-то болоте, разочаровался и скрылся. Прошел слух, что он, Лев, вдовец, и мы с Иннессой было засуетились, но узнали, что есть жена и бульдог, охладели. (Впрочем, порядочной жены из меня теперь не получится, вот разве что бульдог…). Читаю сейчас «Боги, гробницы, ученые» Керама[225]225
  Курт Вильгельм Марек (Курт Вальтер Керам – псевдоним; 1915–1972) – немецкий журналист, популяризатор археологических открытий. Книга «Боги. Гробницы. Ученые» (1949) стала мировым бестселлером. На ее основе снят фильм «Долина фараонов» (1954, США).


[Закрыть]. Нет в мире ничего интереснее археологии. Да, Титов[226]226
  Герман Степанович Титов (1935–2000) – космонавт, первым совершил длительный космический полет (более суток). Дублер Юрия Гагарина; доктор военных наук, доцент.


[Закрыть], по-моему, интеллигентнее (судя по пресс-корр?) – своего предшественника, и внешность менее открыточная, но не в этом, конечно, суть. Что до Тарусы, то тут особого космического ажиотажа не наблюдалось. Слишком земное население. Шушка же принесла мне пятерых космонавтов недели за две до «Востока 2», перевыполнив все на свете. Не осталось ни одного, были все черные, а таких никто не берет. Засим целую. А.А. написала Вам.

Ваша А.Э.

Погода испортилась, судя по прогнозам, надолго. Верно грибы начнутся. Ваш Бёлль[227]227
  Генрих Теодор Бёлль (1917–1985) – немецкий писатель, переводчик, сценарист. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1972). Автор известных романов «Бильярд в половине десятого» (1959), «Глазами клоуна» (1963), «Групповой портрет с дамой» (1971) и др.


[Закрыть] у меня.

Милая Анечка, спасибо за письмо, за Лоповскую «расшифровку», а главное, за обещание прилагать к каждому письму вопросники. Это действительно очень облегчит Вам жизнь, уж коли я так или иначе влезла!

Насчет Чулпан[228]228
  Чулпан. – Установить личность не удалость.


[Закрыть] Вашей я что-то перепутала, мне казалось, что она сюда должна была приехать? Так или иначе, у просьб у меня к ней нет, слава Богу – кроме того, чтобы она пошире раскрывала глаза, глаза, глядя на Францию. С Казакевичем я тоже должна буду как-то сама склеивать расклеившиеся по моей вине милые отношения. Относительно же билетов на выставку[229]229
  Возможно, речь идет о Французской национальной выставке, открывшейся в Москве.


[Закрыть] – живой ответ – сама А.А., которая едет сегодня немедленно – чтобы там побывать. Я сижу по уши в Лопе и Скарроне[230]230
  А. С. Эфрон переводила комедии в стихах французского драматурга Поля Скаррона (1610–1660): «Жодле-дуэлянт» (1654), «Нелепый наследник, или Корыстолюбивая девица» (1649) и «Саломандский школяр, или Великодушные враги» (1654). Вышло в издательстве «Искусство» (Скаррон П. Комедии / Пер. А. С. Эфрон и М. А. Донского; статья и примеч. М. Лозовецкого. – М., 1964. Б-ка драматурга).


[Закрыть], а с выставкой просто «расстраиваться» не хочу – вспоминать и сравнивать. Моя прекрасная «belle Frans»[231]231
  «Прекрасная Франция» (фр.).


[Закрыть] при мне. А вот если Вы туда когда-нибудь поедете… Как бы я этого хотела! – Как Ваша Польша[232]232
  Речь идет о поездке А. А. Саакянц в Польшу.


[Закрыть], движется что-нибудь? Пожалуйста, напишите про это. Просто чудесно будет, если Вам удастся там побывать хоть ненадолго, откинув всякие побочные соображения. Надеюсь, что и «власти» тоже обойдутся без побочностей и выдадут Вам визу.

Лопе у меня очень плох, а вот Скаррон сразу, тьфу-тьфу, пошел хорошо и весело, и работаю с удовольствием, чего со мной давненько не случалось.

Лето явно прошло, увезенное Инной, Наной и «чешской» знакомой[233]233
  Чешская знакомая – см. письмо 35 от 11 августа 1961 г.


[Закрыть]. Похолодало, окончилось купанье и прочее, ему сопутствующее. Ветер все же гонит и гонит истинные и фигуральные тучи с запада. Поспевает кукуруза на том берегу, а на скошенных лугах кое-где вторично зацветают ромашки. На базаре – яблоки и сливы в неограниченном количестве, и с исходом дачников дешевеет мясо. Вчера – чуть ли не впервые после того нашего совместного с вами визита побывала у Голышевых. «Сам» в Москве, а «сама» в печальном настроении, т. к. работы на 1962 не предвидится ни в Гослите, ни в «Иностранной литературе», ни в Детгизе. Потом пришла обратно грустная Мандельштамиха[234]234
  Надежда Яковлевна Мандельштам (урожд. Хазина; 1899–1980) – писательница, мемуаристка, жена Осипа (Иосифа) Эмильевича Мандельштама (1891–1938). После гибели мужа посвятила свою жизнь сохранению его поэтического наследия. Опасаясь обысков и ареста, она заучивала стихи и прозу мужа наизусть. С 1958–1959 г. жила у Н. Д. Оттена и Е. М. Голышевой (1-я Садовая ул., 2), она была у них прописана как домработница. Здесь начала писать свои «Воспоминания» (1999), «Вторая книга» (1999), «Третья книга» (2006). Через год переехала к Пелагее Федоровне Степиной на улицу Карла Либкнехта, 29. В ее распоряжении (как жильца) были три комнаты, где она и устраивала свои «салоны». В 1961 г. купила кооперативную квартиру, ей посодействовал Н. Д. Оттен. Нерлер П. Надежда Яковлевна и «Н. Яковлева» в Тарусе. Вокруг «Тарусских страниц».


[Закрыть] – та в грустях, т. к. ее с квартиры попросили – хозяйке не понравился ейный литературный салон, ночные бдения на высокие темы и прочий бардак.

А теперь приходится закругляться, т. к. проснулась А.А. и уже ругает наш местный транспорт – высказывая при том ряд оригинальных соображений – почему это тарусские автобусы приходят в Серпухов через 5 минут после отхода поезда и за 2 часа до следующего? Почему это московские поезда отходят за 5 минут до приезда тарусского автобуса или через 2 часа после него? Действительно, почему?

Ася, сиречь Анастасия Ивановна Цветаева, еще не приехала, жду ее с секунды на секунду; не приехать она не может, не такой человек.

На днях попрошу Вас еще об одной услуге: заглянуть в большой Ларусс[235]235
  Словарь, созданный в 1856 г. французским филологом, лексикографом и издателем Пьером Ларуссом (1817–1875).


[Закрыть] и посмотреть кое-какие загадочные выражения, относящиеся, по-видимому, к карточной игре и выписать мне значения, хорошо? Если не трудно.

Обнимаю Вас, желая усидчивости не только в культурных развлечениях. А о книге не тревожьтесь: она должна выйти на этот раз[236]236
  Книга М. Цветаевой «Избранное» была подписана в печать 5 сентября 1961 г.


[Закрыть]. Несмотря на конкурирующие «Тарусские страницы»[237]237
  Об альманахе «Тарусские страницы» см. вступ. статью.


[Закрыть] (в состоянии верстки).

Ваша А.Э.

Милая Анечка, во первых строках моего письма звучит глубокая и взволнованная благодарность от третьего еврея за двух присланных Вами. Причем Сельвинский[238]238
  Илья Львович Сельвинский (1899–1968) – поэт, прозаик, драматург. Его произведения неоднократно подвергались партийной критике (1937, 1939), стихи назывались «антихудожественными и вредными». О каком произведении идет речь в письме, установить не удалось. Его автобиографический роман «О, юность моя!» опубликован лишь в 1966 г.


[Закрыть] слабее своих и читательских возможностей, но кусочек того времени, записанный хотя бы с точки зрения самолюбования, всегда интересен. А потом – кто же полюбуется стариком, как не он сам? Гофштейна не читала еще, только посмотрела в оглавлении и убедилась, что меня в микроскоп не разглядишь в данном томе. В общем, конечно, «так мне и надо, стерве», но для Союза все мои творения должны звучать весьма убедительно. Мало, жидко, слабо – только Арагон да Варналис хороши; боюсь, что на этих луковицах в рай не въедешь.

О союзных «делах»[239]239
  О союзных «делах» – А. С. Эфрон хлопотала о вступлении в Союз писателей, в секцию переводчиков.


[Закрыть] Вы меня спрашиваете не в третий раз, а во второй, причем и в первый не спрашивали, а лишь говорили мечтательно о том, как я, озаренная лучами немеркнущей славы, буду ходить в писательский клуб на всякие там заграничные кины. Ох, чует мое сердце – не буду! Где мои документы? Анкета где-то, автобиография лежит вот тут на столе перед носом – кто-то (?) посоветовал указать политическую принадлежность изданий, в которых я сотрудничала заграницей, а также разукрасить последнюю часть оной биографии, т. е. именно данный период – фактическим материалом: чего делала, где и зачем. А я уже опять все забыла, помимо Арагона и Варналиса.

Мариво[240]240
  Пьер Карле де Шамблен де Мариво (1688–1763) – французский драматург и прозаик. А. С. Эфрон переводила его комедии (Мариво П.К. Комедии. М., 1961).


[Закрыть] должен был выйти в «Искусстве» – когда бог весть, Оттен клянется, что вышел давным-давно, но может быть, имеет в виду что-нибудь дореволюционное? Теперь теряюсь в догадках, что именно считать третьим вопросом Вашего письма: дадут ли Оттены мне машину, чтобы везти в Москву Гофштейна? Не знаю! Обеднели ли они настолько, что жрать нечего? Еще нет и не скоро будет. Помню ли я Вашего коллегу по абстрактной живописи? Помню. Видела ли во Франции мимов? Не видела. Четвертый вопрос – А. И. Цветаева была недолго, всё обошлось чрезвычайно благополучно – по-моему, почти три месяца в Прибалтике с ежедневными прехолодными морскими купаньями просто-напросто укрепили ее нервную систему, и она (Ася) вела себя как самый нормальный из ненормальных. Девочка[241]241
  М. А. Мещерская-Трухачева.


[Закрыть] тоже была мила.

Поскольку Вас интересуют мои взаимоотношения с Ленинградом, скажу, что на днях получила одно-единственное письмецо, которое Вам и пересылаю для ознакомления. Верните мне его, иначе я забуду, на что отвечать.

<…>[242]242
  В оригинале здесь приведены карточные термины на французском языке, которые Ариадна Сергеевна просила перевести.


[Закрыть]

Кстати о потопе – вчера неожиданно приехала Юля Живова[243]243
  Юлия Марковна Живова (1925–2010) – редактор издательства Гослитиздат, переводчик, специалист по польской литературе.


[Закрыть] и явилась к нам в такой ливень, что мы глазам не поверили. Пробудет в Тарусе дней десять – дай Бог, чтобы погода хоть к ней смилостивилась – нас балует только дождичком да холодком.

Последняя новость – Елена Михайловна Голышева обварила себе лицо паром, взорвалась кастрюля, как в «Белеет парус»[244]244
  «Белеет парус одинокий» (1936) – повесть В. П. Катаева. В 1937 г. режиссер Владимир Легошин снял по этому произведению одноименный художественный кинофильм. Ариадна Сергеевна имеет в виду эпизод, о котором вспоминает один из героев повести Петя Бачей: «Отец… шумно сдвинул кастрюлю и, яростно пачкая сажей манжеты, сунул мешочки в пылающую плиту. <…> Но в этот миг в плите застреляло. Раздался небольшой взрыв. Из конфорки рванулось разноцветное пламя. Лапша вылетела из кастрюльки и прилипла к потолку. Плита треснула. Из трещин повалил едкий дым, в одну минуту наполнивший кухню. Когда плиту залили водой и выгребли золу, в ней нашли кучу обгоревших гильз от револьверных патронов».


[Закрыть]. Слава богу, глаза целы. Целую Вас, пишите!

Ваша А.Э.

Анечка милая, спасибо, все получила в мамин день[245]245
  Дочь, возможно, имела в виду день подписания верстки книги М. Цветаевой «Избранное» в печать. Об этом А. С. Эфрон телеграфировал В. Н. Орлов. Она отвечала ему 9 сентября 1961 г.: «Спасибо Вам за всё – этим пусть еще раз будет сказано то неска́занное, чем для меня является эта первая – посмертная, но несмотря на все тормоза, ограничения и прочие окололичности – такая живая книжечка» (В2. С. 119).


[Закрыть]. Пишу два слова, т. к. прихворнула – а вообще обо всем письмом на днях.

Рада Орловским предложениям – предположениям, – но пока еще не очень – от сглазу.

Обнимаю Вас, до скорого письма. Здесь Юля приехала в ужасный ливень, но привезла кусочек и хорошей погоды. И верстку Бориса Леонидовича[246]246
  Речь идет о верстке книги: Пастернак Б. Стихотворения и поэмы (М., 1961), готовящейся к изданию в Гослитиздате.


[Закрыть].

Еще раз спасибо от сердца.

А.А. целует.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, пользуюсь случаем сэкономить 4 копейки деньгами и двое суток времени – пошлю эту записочку с Юлей, которая уже уезжает, по-моему, и не отоспавшись, и не нагулявшись, и не отдохнув. Сижу на крылечке, ловлю солнечные просветы между облаками. На меня глядят во все лепестки последние цветы – огромные, до предела распустившиеся розы, дымчато-красные гладиолусы, лохматые георгины. Сегодня ночью должны быть заморозки, и завтра утром все это великолепие превратится в обвисшие бесцветные лоскутки. Жаль, и не верится. А Шушка сидит у моих ног и приводит в порядок шубейку. Шкурка такая чистенькая, что на солнце отливает радугой.

Скаррона перевела 1-е действие той пьесы, что вы переписывали; два дня как взялась за редактирование Лопы, и у меня сейчас ум за разум зашел. Как бы жаль ни было, а торопиться надо куда активнее, а главное – продуктивнее, чем это у меня получается. Беру, в основном, усидчивостью, но «оно» не берется. Поэтому сегодня на рассвете тайком на цыпочках удрала в лес, якобы по грибы, а на самом деле, по солнечное утро, по природу, по одиночество, по разговоры с самой собой, которые только и получаются вне четырех стен, как бы милы эти стены ни были. Разговоры, собственно, не с самим собой, а с другими – с мамой, и с Вами, и с Борисом Леонидовичем, и с еще немногими, независимо от того, можно ли с ними говорить в живой жизни, или уже, или еще нельзя. Когда говорю с живыми – мне это до такой степени заменяет все реальные виды общения, что, выговорившись лесу, месяцами могу помалкивать, и писем не писать, и слыть хамкой – мне всё равно. Вот и сегодня уже рассказала Вам всё на свете в шестом часу утра, когда Вы спали, впрочем, это не помешало Вам отвечать мне, самой того не зная; ибо мои разговоры никогда не моно, всегда диалоги.

Посмотрела верстку книги Бориса Леонидовича[248]248
  См. предыдущее письмо и коммент. 2 к нему.


[Закрыть] – столько пейзажа, что почти Левитан[249]249
  Исаак Ильич Левитан (1860–1900) – художник-пейзажист, мастер «пейзажа настроения».


[Закрыть]. Как ни хорошо, а сильно не достает других стихов. Тем не менее и на том спасибо. Сегодня во сне видела брата[250]250
  Георгий Сергеевич Эфрон (домашнее прозвище Мур; 1925–1944) – сын С. Я. Эфрона и М. И. Цветаевой. Вместе с матерью вернулся в СССР. После ее смерти и многочисленных жизненных перипетий был призван в армию. Воевал на 1-м Белорусском и 1-м Прибалтийском фронтах. 7 июля 1944 г. был тяжело ранен в бою под Друйкой и отправлен в полевой медсанбат. Умер ли он в тот же день или позже, в самом медсанбате или на пути к нему, неизвестно. Похоронен на кладбище села Струневщино (между селами Струневщино и Друйка). Впоследствии его останки были перезахоронены в братскую могилу города Браслава (Витебская область, Белоруссия). Аля видела Мура в последний раз во Франции.


[Закрыть], мальчиком лет девяти, шли с ним за руку, говорили глупости, проснулась с ощущением его горячей лапки в своей ладони и полоснуло по сердцу. Это ведь забывается. Зрительная память – и память сердца – сопутствуют тебе всю жизнь, а память ладони проходит. И только сон – морока из морок – иногда вдруг воскрешает осязание. Странно ведь… Тут же ночью стала думать про Ольгу Всеволодовну[251]251
  О. В. Ивинская.


[Закрыть] – что надо бы ей написать, нехорошо ведь, и т. д. и внезапно ясно почувствовала, что она, индусская вдова[252]252
  В древние времена, согласно обычаям индуизма, вдову сжигали вместе с покойным мужем на погребальном костре. Сегодня этот обычай запрещен.


[Закрыть], умерла вместе с Борисом Леонидовичем, он ту ее увел с собой, и, собственно, писать некому.

Переписала свою автобиографию[253]253
  Документ, необходимый для вступления в Союз писателей.


[Закрыть] еще более бездарно, чем в первый раз написала. Если бы в Союзе принимали кретинов, то меня приняли бы зажмурясь, и я давно была бы членом правления. Но поскольку эти люди мыслящие и даже в большинстве своем грамотные…

Еще раз спасибо за присланное, дружочек, и за Вас саму спасибо; а что до «Благодарности», то мама была наиблагодарнейшим из людей – только чаще всего ей некого и не за что было благодарить. О чем она и написала.

Целую Вас – пишите о своих делах и делишках; что Польша?[254]254
  См. коммент. 4 к письму 36 от 22 августа 1961 г.


[Закрыть] Не приостановит ли Вам посадку берлинская рапсодия?[255]255
  Берлинский кризис 1961 г. – один из наиболее напряженных моментов холодной войны, начавшийся в ноябре 1958 г. и связанный с разграничением сфер влияния стран-победительниц в разгромленной Германии. После переговоров кризис удалось ликвидировать, контроль за границей между Восточным и Западным Берлином был усилен и возведена Берлинская стена, которая была разобрана в январе 1990 г.


[Закрыть]

Ваша А.Э.

А.А. целует Вас. От Шушки привет.

Только что получила Ваше письмецо с карточными терминами и с плохим настроением. За первые, обратно же, спасибо, дивное изобретение Ларусс – и Вы с ним! А второе – ну его к черту, что это еще за штучки? Не вешать длинного носа, не жмурить пестрых бровей – смотрите у меня!

«Кукументики» для Союза писателей уже(?), по теории вероятности, отбыли, конечно же, с Оттеном[256]256
  Н. Д. Оттен приложил много усилий для вступления А. С. Эфрон в Союз писателей.


[Закрыть], но сам он ажиотажа создавать не будет, ибо устал. Я против его ажиотажа настолько инертная масса, что ему неинтересно. Агитирует он меня за меня уже два года, а теперь увял, разочаровавшись, ибо я абсолютно неподвластна его шарму и категорически не украшаю собой их «салон». Теперь они делают ставку не на дочь, а на мать – и совершенно правы, давно бы так, а не с Орловым вместе.

Это что, книжка еще до сих пор не подписана к печати? Тут с неделю назад приезжал Сима Маркиш[257]257
  Шимон (Симон) Перецович Маркиш (1931–2003) – переводчик, филолог, литературовед, сын известного советского (кавалер ордена Ленина) еврейского поэта Переца Давыдовича Маркиша (1895–1952), который был расстрелян в 1952 г. Посмертно реабилитирован (1955). Симон работал переводчиком в Государственном издательстве художественной литературы (1956–1962). В 1970 г. эмигрировал.


[Закрыть] и «видел своими глазами», что подписана. Ах, «сколько их, сколько их ест из рук – белых и сизых!»[258]258
  Две первые строки стихотворения Цветаевой «Сколько их, сколько их ест из рук…» (1921, цикл «Хвала Афродите», входил в сборник «Ремесло»).


[Закрыть].

Целую Вас – улыбнитесь мне! Вот так. Теперь я Вас узнаю.

<Приписка на полях:> С Николаем Давидовычем получилось смешно – он написал несколько страничек о маме для альманаха, перестраховки ради, просил подписать Маршака, Чуковского[259]259
  Корней Иванович Чуковский (имя при рождении Николай Корнейчуков; 1882–1969) – поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист.


[Закрыть] и еще кого-то именитого (забыла!) – подписали все трое, он в ужасе! Вспомнила – В. Иванов[260]260
  Вячеслав Всеволодович Иванов (домашнее имя Кома; 1929–2017) – лингвист, переводчик, семиотик, антрополог. Доктор филологических наук (1978), академик РАН.


[Закрыть] третий!

Милая Анечка, пребольшая к Вам просьба пострадать за «мене». Оттен сказал, что книжки, нужные для вступления в Союз писателей, надо срочно передать переводчику Льву Гинзбургу[261]261
  Лев Владимирович Гинзбург (1921–1980) – переводчик и публицист, председатель секции переводчиков Московского отделения Союза писателей СССР.


[Закрыть]. Можете ли Вы это осуществить? То, что в двух экземплярах собралось, нужно в двух, а что в одном – так в одном (опять же Оттен сказал). Но все же лучше, может быть, созвониться с Гинзбургом, – адрес и телефон должны быть в Гослите, он «ваш» переводчик.

Я буду в Москве, верно, в первой половине дня 17 сентября, во второй поеду в Болшево[262]262
  В Болшеве Е. Я. Эфрон и З. М. Ширкевич снимали дачу на лето.


[Закрыть] к тетке (ее и именины + мое рождение)[263]263
  Именины Е. Я. Эфрон и А. С. Эфрон праздновали вместе 18 сентября.


[Закрыть], а 19 утром оттуда рано-рано прямо в Тарусу. Горит Лопе. Очень хотелось бы (написала об этом вчера Инне), чтобы Вы приехали с ней в субботу 30-го, остались ночевать на воскресенье 1-го, когда я именинница – это также вещь. Пироги обеспечены.

17-го буду звонить Вам, обо всем договоримся. Целую Вас – торопитесь, т. к. письмо пошлю с «москвичом», чтобы скорей дошло.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, рада была видеть Вашу милую, уже несколько отвыкшую от меня и несколько одичавшую морд(у, очку, ашку – на выбор!) – и рыжую прядку, а того более, рада буду повидать Вас в осенней Тарусе. Только вот погода капризничает; а Вы не любите «моего» климата… Ну ничего, потерпите! Когда ехала в Москву всё еще было зелено, а на обратном пути лес уже «загорелся» березы, осины; и вся земля усыпана желтым листом. Иннины астры стоят у меня на столе, доехали благополучно; лохматые, как современные модницы. В Болшеве у теток было очень славно, я в первый раз за все лето побыла у них как следует, и праздновали тихо и уютно наш общий день. Елизавета Яковлевна очень слабенькая, для нее подвиг дойти до калитки и обратно, но весела, и радостна, и любопытна ко всему по-прежнему. Мне подарили серебряную ложечку и такую деревянную штуку, чтобы письма туда совать, и еще почему-то аиста; последний подарок меня несколько смутил – ведь эта птичка во всем цивилизованном мире занимается поставкой грудных младенцев – а причем тут я?

Большую радость доставил мне «Старый Пимен»[265]265
  «Дом у Старого Пимена» (1933). Впервые эта автобиографическая проза опубликована в журнале «Современные записки» (Париж. 1934. № 54).


[Закрыть] – перечитала как бы впервые. Замечательно. И Вы у меня замечательный дружок, милый, всё понимающий и чующий, гордый, заносчивый, робкий рыжик, молча одаривающий меня самым – для меня и для нас обеих бесценным. Спасибо. Как ужасно, что ваше поколение – десятка два людей из него! разминулось с моей матерью – только из-за возраста, только возрастом разминулись. Ужасно и непоправимо, как все то, во что время вмешивается. Не то, что Вас несколько, но Вы одна сумели бы маму удержать в жизни, ибо для Вас (вас) она и писала, Вам (вам) она близка – Вы ее настоящие современники. Ее же поколение отставало от нее, говорило с ней на разных языках, на языках «отцов и детей», самых между собой не договаривающихся. Да и говорило ли, слышало ли глухонемое время – и племя?

Таруса облепила меня письмами «архивных девушек»[266]266
  «Архивных девушек» – по аналогии с пушкинским «Архивны юноши» (Пушкин А.С. Евгений Онегин. Гл. VII): «Архивны юноши толпою / На Таню чопорно глядят / И про нее между собою/ Неблагосклонно говорят».


[Закрыть]. Сепаратно и секретно расспрашивают они меня об одном и том же, а я взываю к их сознательности лозунгами «единого фронта». И вообще они мне (между нами, конечно!) уже осточертели – нездоровая спешка, ажиотаж какой-то. Нет уж, в этот ЦГАЛИ я не ринусь, очертя голову, слишком уж гостеприимны их объятия; как бы не обошли в чем-нибудь меня, сиротинушку!

Да, Анечка, еще две просьбы к Вам, одна маленькая, одна побольше – начинаю с маленькой: привезите мне, пожалуйста, баночку клея конторского, только не силикатного, а такого белого (казеинового). Второе: если не трудно – и если трудно – спросите, пожалуйста у ваших там испанцев, как по-испански звучат имена Louis (Людовик), don Pedro de Cespede Zamorin (последние две – не имена, а фамилии). Дело в том, что у Скаррона часть действующих лиц зовутся на испанский манер, часть – на французский, а их всех надо привести к одному испанскому знаменателю. Cespede, верно, будет Кеспедо, а вот таинственный Zumorin? Что у него может быть в конце – «и», «о», «а»?

И еще одна сверх-просьба – приедете – не везите никакой «жратвы», помимо той, o которой специально просит А.А., и никаких подарков. Нам нужны наши две летние девочки, а не волы, волхвы и ослы – ослы, груженные дарами, волхвы[267]267
  Волы, волхвы и ослы… – шуточная интерпретация персонажей евангельского сюжета о мудрецах, пришедших с Востока, чтобы поклониться младенцу Иисусу и принести ему дары.


[Закрыть], груженные волами (?) – а такая «тенденция» у вас есть. (Тенденцию беру в кавычки, прочтя в газете предложение одного читателя выкинуть из программы Коммунистической партии Советского Союза все слова нерусского происхождения). Что себе думает сей читатель, в частности, о словах «программа[268]268
  Программа – слово древнегреческого происхождения, означает «публикация, объявление, приказ», от глагола «писать впереди; писать раньше; объявлять, предписывать».


[Закрыть] КП»?

Обнимаю Вас

Ваша А.Э.

Милая Анечка, что у нас слышно, как добрались, как работается после поездки? Не разболелись ли обе? (Одна что-то шмыгала носом, а вторая хваталась это самое, где почки.) В понедельник я откомандировала Аду позвонить Оттену, сказать, что «Хвала Афродите»[269]269
  «Хвала Афродите» (1921) – цикл из трех стихотворений (1. «Уже богов – не те уже щедроты…», 2. «Тщетно, в ветвях заповедных кроясь…», 3. «Сколько их, сколько их ест из рук…»). Цикл вошел в книгу «Ремесло». Количество стихотворений в цикле менялось. В сборнике 1940 г. цикл состоял из четырех стихотворений.


[Закрыть] идет в книжке вся, весь цикл – что было! Он так орал на мою пенсионерку, что та чуть не оглохла и до сих пор головой крутит. – Что, мол, это преступная безответственность, что из-за меня сорок человек, копошащихся в «Тарусских страницах», остались голодными, что придется переверстывать весь альманах, и т. д. и т. п. Я ужасно пожалела, что сама не побеседовала с голубчиком. Чтобы «уязвить» меня он заместо «Хвалы» подверстает отрывок» из «Лестницы»[270]270
  «Лестница» (1926). См. коммент. 12 к письму 19 от 30 апреля 1961 г.


[Закрыть]; что меня в отчаяние не привело, ибо это весьма идеологическое произведение – но в отрывках совершенно неудобочитаемое; тем хуже для живых, ибо мертвые сраму не имут[271]271
  «Мертвые сраму не имут». – Как свидетельствует летопись («Преподобного Нестора Российский летописец», СПб. 1863), с такими словами обратился к воинам древнерусский полководец, князь Киевский (с 955 по 972) Святослав I Игоревич перед сражением с византийцами (970): «Да не посрамим земли Русския, но ляжем костьми ту: мертвый бо срама не имут». Святослав одержал победу, хотя армия Византии под командованием императора Цимисхия превосходила его войско в два с половиной раза. Выражение восходит к Книге пророка Иеремии (гл. 8).


[Закрыть]. Передайте при случае Инне, что мы (особенно А.А., т. к. я – совершенно бессовестная!) очень сконфузились, обнаружив, что при сложных и напряженных взаиморасчетах «обставили» ее на коробочке конфет, привезенных по моей просьбе. Забыли.

Как там тираж? Боюсь, что Оттен все скупит и нам ничего не останется. Если же книжечка вышла и Вы выкупили соответствующее количество экземпляров, то ко всем предыдущим нестерпимым просьбам моим и поручениям добавлю вот что: очень попрошу Вас послать из Москвы 2 экземпляра по адресу Московская область, станция Болшево Северной железной дороги, поселок Зеленовод, 12, Елизавете Яковлевне Эфрон. Это в случае, если тираж уже есть, т. к. тетя будет в Болшеве, кажется, только до 15 октября, а после 15 Ада будет в Москве и сможет это сделать сама. Это раз. Второе – дайте, пожалуйста, мне 1 экземпляр для нее, 1 для Нанки, 1 для Саши[272]272
  Саша – неизвестное лицо.


[Закрыть], 1 для Иры Емельяновой, 1 для Лиды[273]273
  Лидия Григорьевна Бать (1897–1980) – журналист, писатель, подруга А. С. Эфрон с 1939 г., когда обе работали в Журнально-газетном объединении. См. подробнее в НД.


[Закрыть] и еще один про запас, если я кого-нибудь «существенного» забыла. Все эти книжечки я им подпишу, когда приеду, а пока пусть ненадписанные читают, ибо в данном случае не в надписи сила! Итак, эти 8 экз. «за мой счет» (пока что за Ваш, до приезда Ады Александровны). Если Инна, сверх того, захочет купить, то действуйте соответственно. А на остальном, за исключением того, что потребуется Вам самой, сидите прочно, как Кощей. Как быть с Костей Богатыревым? Мне, конечно, хочется подарить ему подписанную книжечку, но ждать моего приезда ему долго будет, так что на Ваше усмотрение его, так же как Юлю. Может быть, дадите им по книжечке сейчас, а надпишу, когда в Москве буду. Ладно? Или нет? А мне сюда, Анечка, 10 «альбо» 12 пришлите на самые срочные нужды, ладно? Или нет? Простите меня, рыжий, за все эти нагрузки на Вашу тоненькую шейку, но gue faire, faire-то gue?[274]274
  Что делать, – делать-то что? (фр.)


[Закрыть]

Гоню Лопу, он не с места. Переводом все недовольнее с каждым днем.

Обнимаем Вас

Ваша А.Э.

Узнайте мне при случае адрес Генриха Густавовича Нейгауза, хочу ему книжечку послать, он маму очень любил.