Текст книги "Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов"

Анечка! Тем же концом по тому же месту; итак, посмотрите еще раз <далее в письме идет перечень на французском языке карточных и фехтовальных терминов. – Т.Г. >.

Ваше письмо получила только что и убедилась в том, что иногда Вам (как и мне, впрочем) бывает-таки 15 лет, не больше! Устранить на первом заседании комиссии склоку – нелепо, некрасиво, да и Оттен, при всей необдуманной, а иной раз корыстной стремительности его поступков (в данном случае разговор с Сурковым, но не больше, ибо трюк Оттена в комиссии – сурковский, а не оттеновский) – не заслуживает публичной пощечины. Что я могу ему инкриминировать публично? Не ту подборку стихов в «Страницах»? При Паустовском, который был за, так же как и вся редколлегия? То, что он с Сурковым разговаривал?? Или то, что мне его характер не нравится? Я окажусь в дураках и в склочницах и сама же скомпроментирую «комиссионное» дело. С Оттеном я поговорю только лично, и постараюсь распутать узелок, не наживая себе смертельного и болтливого врага, который везде и всюду будет поливать меня грязью. Если он не выйдет из комиссии сам, то я его выведу – но самым деликатным образом. Всяческую поддержку в Союзе[367]367
  Членом секции переводчиков Союза писателей СССР А. С. Эфрон стала в 1962 г.


[Закрыть] я себе за это время обеспечила и думаю, что мне удастся «пересоставить» состав без скандальных происшествий. Не говоря уже о том, что независимо от Николая Давидовича состав слаб и нетрудоспособен.

Второе. Я никогда не забуду того, что в течение нескольких лет помощь и участие самое деловое я видела от Оттенов, что именно он старается «втравить» меня в Союз, в то время, как «друзья» более, казалось бы, близкие, порядочные и именитые и пальцем о палец не ударили, чтобы что-то сделать для меня. Поэтому оскорблять его за то, что характер его противопоказан Цветаевскому архиву я не считаю ни возможным, ни порядочным. Конечно, не исключена возможность, что мы разлаемся, но постараюсь, чтобы этого не было. Думаю, что, «поостынув», Вы со мной согласитесь, а нет – как хотите!

Ваши рассуждения, Анечка, о моем характере и тарусском времяпрепровождении (вроде того, что «летом время было») справедливы лишь отчасти. До выхода книги, до реакции на нее хотя бы закулисной ничего не следовало предпринимать – Вы это понимаете. Никто на свете не мог предполагать, что Союз среагирует так быстро и так нелепо – обычно такие дела проходят около 3 месяцев, а тут – в 3 дня. Во всяком случае, теперь им же придется крутить обратно. А относительно «деловых контактов», то они приходят сами собой, когда у человека есть жилье в Москве и телефон; Вы об этом забываете, потому что они у Вас есть, а побыли бы в моей тарусской шкуре, и узнали бы, почем фунт «контактов». Позвонить по телефону – жди час-два, чтобы узнать, что человека дома нет. Приехать – для того, чтобы узнать, что такой-то в Доме творчества, такой-то – на собрании, такой-то в Переделкине. Не то, что секретарей Союза – и Вас с Инкой не докличешься в день-два, которыми располагаешь! Таруса – или «контакты», или работа. А т. к. жить на что-то надо, то предпочтение приходится отдавать работе. Вот кончу ее в феврале и займусь контактами, а до этого разве что разок съезжу, чтобы добить Николая Давидовича и уладить с комиссией. Больше мне не дано. Работать же, увы, могу только в спокойной обстановке, ничем не отвлекаясь. Голова уже не та, и возраст (старше, чем даже на самом деле из-за износа нервной системы, на которой держалась столько лет, не предчувствуя, что она – не железная). Совмещать того, что прежде совмещала, даже не замечая, уже не в состоянии. Это не характер, а физическое состояние, о котором Вам судить, и может быть, даже поверить – трудно, т. к. у Вас, слава Богу, всё еще молодо, гибко, а не рассредоточено, как у меня.

Ужасно боюсь, что пережмете на Орла в отношении Оттена. Орел не любит (да и кто любит?) историй, и если его слишком (двусторонне) тыкать носом, то он может просто от всего отмахнуться. Впрочем, Вы у меня умница в любом из Ваших возрастов, с большим чувством партнера, и, уверена, палки не перегнете. Ругаю себя за то, что написала и Вам, и Аде под первым впечатлением, необдуманно, и Вас растревожила. Свинья я.

Да, хорошо бы «контакт»! Позвонить бы по телефону, да об этом же поговорить с Вами, вместо того, чтобы столько времени убивать на всю эту невнятицу (не Фауста второго!)[368]368
  «Фауст» (1806) – философская драма Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832). Над второй частью Гёте работал долгие годы, она увидела свет уже после его смерти, в 1832 г. Представляет собой сложный текст, изобилующий зашифрованными символическими и мифическими ассоциациями.


[Закрыть] Обнимаю Вас.

Ваша А.Э.

Очень рада, что бумаги вам подбросили – а соредактора переживете!

Милая Анечка, нет ни мгновения, поэтому и назидательная открытка. Сын лейтенанта[369]369
  «Дети лейтенанта Шмидта» – крылатое выражение из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой телёнок». Здесь подразумевается Н. Д. Оттен.


[Закрыть] подал в отставку под напором превосходящих сил. Надолго ли? Напишу обязательно, а пока с шумом валюсь <на> стол, так хочу спать. Спасибо всем, кто помог (см. на обороте) – Вашему родичу. Только его совет об объявлении на комиссии слишком мне напомнил его прежний род занятий. По-французски это называется «confrontation»[370]370
  «Конфронтация» (фр.).


[Закрыть]. Жду новостей, обнимаю, спасибо.

Орел прилетел или, как я, отсиживается?

С новым годом, Рыжий! Пошли, Господи, счастья под масть, здоровья покрепше, работы полегше, а также исполнения желаний (если они стоящие). Областная печать (для начала) громит небезызвестные странички, начиная с интересующего нас материала и кончая им же; корректно, но крепко. А что будет дальше, увидим в 1962 г.

Целую

Ваша А.Э.

Милая Анечка, спасибо за подробное изложение событий. Еще раз (?) преклоняюсь перед моим тактом и чутьем: ведь правда же – в таких встречах третий абсолютно лишний! Ручаюсь Вам, что: а) Орлов не привезет супругу знакомиться с Вами, b) ежели она привезет его знакомиться со мной, то в следующий раз безболезненно отпустит его ко мне одного; с) если бы, плюс к армянскому папе у Вас была бы грузинская мама, Орел вернулся бы в Ленинград только после XXIII партсъезда. Что до Н. Д. Оттена, то когда-нибудь соберусь с совершенно иссякшими силами и расскажу Вам про нашу дружескую беседу, а сейчас что-то так осточертела эта тема, что не хочется и не можется к ней возвращаться. Очень многие приложили руку, а то и кулак, к его выходу из комиссии «по собственному желанию», дай им Бог здоровья. Казакевич мне смешно написал: «Не беспокойтесь, Оттена выломаем из состава…»

Вот Вам отрывок из разгромной статьи, посвященной «Страницам» в калужской газете «Знамя» 23.XII: «…наряду с талантливыми стихотворениями МЦ, редколлегия сборника сочла нужным опубликовать стихи, <в> которых явно видно влияние декадентских настроений. Таких стихов немало. Отрывок из поэмы “Лестница”, написанный в стиле футуристической зауми, полон смятенных чувств, растерянности перед жизнью… Эту поэзию мятущихся, недосказанных мыслей понять до конца трудно, а полюбить нельзя, хотя Всеволод Иванов в вводной заметке и уверяет, что, вчитавшись, мы “полюбим и поймем ее поэзию, непонятные дотоле стихи станут совершенно понятными”. Идеалистическое восприятие жизни сказывается в стихотворениях “Деревья”, “Листья”, “Душа”, “Облака”, “Заочность”, “Сад”. Названные произведения Марины Цветаевой имеют известное историко-литературное значение, и они могли бы быть опубликованы в “Литературном Архиве” или подобных ему изданиях. Но что они могут дать массовому читателю, которому адресован сборник?».

Действительно…

Там еще очень смешно написано про сельскохозяйственные очерки Мандельштамши, но я не переписала.

Спасибо за игорные сведения и гишпанские имена. И вообще за многое помимо.

Не сердитесь за краткость и невнятицу, я устала и обалдела! А.А. приехала вчера (было минус тридцать пять мороза!) в холодном поезде; час ждала автобуса на улице, т. к. никто не знал, когда откроется касса; ехала в холодном автобусе час двадцать. Я ее встречала на остановке, тоже окоченела совершенно: отвыкли мы слегка от сибирского климата. Сегодня уже – 15, можно жить…

Приехало на праздники много народа, каждый заворачивает на огонек, пока предварительно, а потом обещает «в гости». Не работаю уже два дня, а это для меня зарез… Целую рыжего, еще раз – с Новым годом!

Ваша А.Э.

А.А. целует.

1962

Милая Анечка, Шушка тронута Мишкиным[372]372
  Коты А. С. Эфрон и А. А. Саакянц.


[Закрыть] вниманием и посланием и непременно ответит, когда проснется. Она еще не то, что он думает – лень, но погода, собственно, подходящая (0°) для того, чтобы заняться деловыми собеседованиями (см. письмо Орлова, при сем прилагаемое)[373]373
  Письмо В. Н. Орлова отсутствует.


[Закрыть].

Новый год встречали под оттеновской сенью, в общем, довольно мило – была пестроватая компания, помесь французского с нижегородским[374]374
  Крылатая фраза из монолога Чацкого (Горе от ума. Дейст. 1, явл. 7). Грибоедовым это словосочетание заимствовано из быта гусаров времен войны 1812 г., которые разбавляли шампанское квасом.


[Закрыть], для шику пустили магнитофонную запись некоей кантаты Баха («которой ни у кого нет»), и все минут сорок сидели с одухотворенными лицами и не смели жевать, а кто уже разжевал, тот не смел проглотить и так и сидел с флюсом и очи горе («кроме меня – кроме меня» – я-то, дорвавшись до бесплатного, не стесняла своего здорового аппетита даже Бахом на слова Лютера[375]375
  Иоганн Себастьян Бах (1685–1750) – немецкий композитор, органист. Создал более 50 хоральных кантат на стихи христианского богослова Мартина Лютера (1483–1546).


[Закрыть]). Среди прочих была и Наташа Столярова[376]376
  Наталья Ивановна Столярова (1912/14–1984) – секретарь в 1956–1967 гг. И. Г. Эренбурга, переводчица. Дочь профессиональных революционеров-эмигрантов. Мать – Наталия Сергеевна Климова (1885–1918), член партии эсеров, участник покушения на П. А. Столыпина (приговорена к смертной казни), отец – Иван Васильевич Столяров (1885–1937), эсер. Н. И. Столярова жила в Париже, воспитывалась в семье инженера, изобретателя Константина Васильевича Шиловского (1880–1958), была невестой поэта Бориса Юлиановича Поплавского (1903–1935). В 1934 г. репатриировалась в СССР. Репрессирована (1937–1945), реабилитирована. Член Союза писателей (с 1970 г.). Знакомая А. С. Эфрон по Франции. Участник диссидентского движения.


[Закрыть], отчаянная, приехавшая в 35-ти градусный мороз в «туалете» и в последнем, битком набитом автобусе. Простудилась ужасно и встречала Новый год с температурой 38,7. Жалко ее было. Восседала за столом и Мандельштамша в неимоверной клетчатой юбке с двумя аграмадными, с патефонную пластинку, пуговицами на заду, по одной на каждое полушарие, в грязном свитере и розовых тапочках. Наташа мне рассказала (верно, от Мандельштамши узнала), что Оттен, после объяснения со мной, вернулся «черный, как земля, и три дня не мог разговаривать о поэзии. И слышать о Цветаевой»[377]377
  А. С. Эфрон добилась, чтобы Н. Д. Оттен был исключен из Комиссии по литературному наследию М. Цветаевой.


[Закрыть]. – Погода сумасшедшая, за 2 дня опустилась до сорока и поднялась до нуля. Замерзли водопроводные колонки, а потом оттаяли, и везде наводнения. Даже на нашей Первой Дачной, а про Оттенов и говорить нечего, им всегда больше других надо, то там во дворе целое море. Впрочем, им оно по колено.

Очень прошу еще узнать произношение и ударение don Gaspard de Padiffe, неожиданно возникшего в пьесе. Пожалуйста!

Обнимаем Вас обе, адресат шлет свой черно-бурый привет. Она стала очень пушистая и милая.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, получила Ваши оба письма и Розины фотокопии, за которые ей благодарна. Впрочем, дело тут не в благодарности, все слова не те по сравнению с теми, что в письмах. Надо написать Розе «поблагодарить», а рука не поднимается. К тому же еще потому, что все эти дни хвораю, видно, грипп, и всё тянется, т. к. я в Москву ездила больная, и там была, и оттуда приехала, и по сей вечер – всё еще больная, температурная, с тяжелой головой и трудным дыханием, впрочем, t° пришло в эту самую тяжелую голову смерить только сегодня. – В Москве звонила вечером Вам домой, дважды, но так никто из лентяев не подошел; выяснила, что решительно не способна ни на какие действия, и надеялась, что, может быть, вы зайдете ко мне – потрепаться. Но Вас, возможно, вечером и дома не было. В «Искусство» я просто завезла одного из двух Скарронов, который, не в пример Лопе, по-моему, неплохо получился. В богоспасаемой редакции не было никого, кроме некоей скорбной дамы в трауре, которая сидела одна и… прихлебывала из четвертинки, простудившись на… похоронах, как она сообщила мне. Все прочие готовились к редакционной елке, – жизнь соткана из противоречий. Так что Скаррона подкинула, как младенца, в редакторский стол, и ушла в полном неведении чего бы то ни было материального. Про Лопе ничего не знаю, кроме того, что в «законные» сроки никто мне не швырнул его в рожу с негодованием за непригодность; перевод очень неважный; а вот Скаррон – другой коленкор, хоть, конечно, тоже с огрехами, но есть очень удачные места, и времечка бы побольше, сделала бы с блеском. Из «второго» сделала 18 стр. из 112 возможных, и эти дни работаю из рук вон из-за нездоровья, праздников и пр. Но все же двигаюсь. Ада уедет – опять запрягусь всерьез и без отклонений. – Воронков[378]378
  Константин Васильевич Воронков (1911–1984) – прозаик, драматург, сценарист. В 1950–1970 гг. оргсекретарь СП СССР, отвечал за идеологические вопросы, а также ведал личными делами писателей. В 1970–1978 гг. – заместитель министра культуры СССР, в 1979–1984 гг. – директор Театрального музея имени А. А. Бахрушина.


[Закрыть] сказал мне по поводу Вас: «Пусть она считает себя уже членом комиссии». Так что считайте! Бог даст, будет мой Рыжий со временем настоящим специалистом по Цветаевой; а их ведь еще нет, и не скоро будут. Так или иначе, большая удача, что и на второй книге, даст Бог обратно же, будет Ваша же фамилия. Милый Рыжий, я рада, что мы встретились, и что Вы – тот самый человек, которому я могу доверить маму, и что Вы настолько моложе меня, и еще долго сможете многое делать для нее и во имя ее чистыми и любящими руками.

—

Сегодня получила письмо из Медона, от Муриной крестной[379]379
  Александра Захаровна Туржанская (урожд. Дмитриева; 1895–1974) – актриса, первая жена кинорежиссера, одного из создателей немого кино в России Вячеслава (псевдоним Виктор) Константиновича Туржанского (1891–1976). В эмиграции с 1920 г. Жила в Чехии, во Франции. Дружила с Цветаевой, помогала семье в Праге и Париже, была крестной матерью сына Георгия (Мура). В 1926 г. Туржанская с сыном и семья Цветаевой совместно снимали флигель в Бельвью под Парижем. А. С. Эфрон переписывалась с жившей во Франции Туржанской, которая собирала среди эмигрантов материалы о матери, относилась к ней с большой теплотой, называла ее Шуринька.


[Закрыть], которую просила связаться с героем обеих поэм и узнать насчет поэмы с посвящением[380]380
  «Поэма Горы» (1924, 1941) впервые опубликована в журнале «Версты» (Париж. 1926. № 1). Обращена к К. Б. Родзевичу. Поэма открывается Посвящением (две четырехстрочные строфы). В окончательный текст Посвящения не вошли строки: «Если б только не холод крайний, / Замыкающий мне уста, / Я бы людям сказала тайну: / Середина любви – пуста».


[Закрыть] (это была поэма Горы или Конца?), обнаруженной Вами у милых Сосинских. Она пишет: «Говорила по телефону с Константином Болеславовичем[381]381
  К. Б. Родзевич.


[Закрыть]. Он очень волновался, т. к. рукопись, о которой ты пишешь, была вложена в конверт со всякими другими вещами. Как это печально, что Сосинский вытянул из конверта… Константин Болеславович придет ко мне, чтобы поговорить и узнать всё о тебе…» – Как Вы думаете, Аня, как умнее теперь поступить? Ведь это фактически – кража со взломом, обыкновенная уголовная, если даже оставить в стороне моральную сторону, ибо рукопись денег стоит, так же как неизданная фотография, которую он вытащил, переснял и пустил в оборот. Пораскиньте мозгами. Надо обязательно дать ему по рукам, но прежде взять на учет и переснять его архив… так же как и те «конверты» (из того же конверта), которыми он хвастался перед Вами. Дурень думает, что и Вы, и Роза были у него без моего ведома… Пока что напишу Константину Болеславовичу (через крестную, т. к. моего письма по его адресу он, по-моему, не получил) и постараюсь выяснить точнее, что было в конверте. Он, конечно, ничего не считал (писем) – наивный человек! Так или иначе, Сосинского важно не напугать прежде времени, ему недолго и уничтожить, он ведь дурак[382]382
  Столь резкая, весьма субъективная оценка личности Сосинского могла быть вызвана, возможно, ревностью, тем, что у него находились архивные материалы матери. См. также следующее письмо. А. А. Саакянц в воспоминаниях (С88. С. 231–233) пишет, что Ариадна Сергеевна, получив сообщение от Сосинского, что он уже в Москве и привез письма, не спешила с ним встречаться, так как считала, что они в надежных руках. Однако он стал переписывать письма. А групповую фотографию с Цветаевой и Родзевичем переснял и передал ее через посредника Анне Ахматовой. Узнав об этом, Ариадна Эфрон послала Сосинскому гневное письмо (1 марта 1961 г.): «Я думаю, ты сам понял, что не следовало так обращаться с тем, личным, что доверил тебе К<онстантин> Б<олеславович> для меня – из рук в руки. После твоего боле чем уклончивого ответа по поводу неожиданного презента Ахматовой, мне пришлось обратиться к нему. По поводу содержимого пакета вообще – тоже. Что тебе сказать? Он в бешенстве (его можно понять!) и даже хотел куда-то жаловаться!


[Закрыть].

Получила из Мексики и адрес Слонима[383]383
  Слоним Марк Львович (1894–1976) – общественно-политический деятель, эсер (бывший член Учредительного собрания), публицист, литературный критик, переводчик, редактор. С 1919 г. в эмиграции. Редактор толстого ежемесячного журнала «политики и культуры» (сначала газета, потом еженедельник) «Воля России» (Прага, 1922–1932), организатор и руководитель литературного объединения «Кочевье» (Париж, 1928–1939). Встречался с Цветаевой в Праге и Париже. Истинный и верный ее друг. «…Я был Вашим верным другом – и буду им всегда, до конца Вашей и моей жизни», – написал он в прощальном письме к Цветаевой (СТ. С. 553–554). Ему же принадлежат пророческие слова об оценке Цветаевой как поэта: «Наступит день, когда ее творчество будет заново открыто и оценено и займет заслуженное место как один из самых интересных поэтических документов эпохи» (Modern Russian Literature. New York. 1953. С. 340. Цит. по: Обреченность на время. С. 84).


[Закрыть] – напишу ему. «Избранное», кстати, продается и в Париже, и в Нью-Йорке. – Слышала от тетки[384]384
  Е. Я. Эфрон.


[Закрыть], а та от Журавлева (чтеца)[385]385
  Дмитрий Николаевич Журавлев (1900–1991) – актер, мастер художественного слова (чтец), педагог. Народный артист СССР (1979). Е. Я. Эфрон готовила с ним его чтецкие программы.


[Закрыть], а тот от семейства, что якобы сыны[386]386
  Старший сын, Евгений Борисович Пастернак (1923–2012, от брака с Евгенией Владимировной Лурье, 1898–1965) – литературовед. Второй сын – Леонид Борисович Пастернак (1938–1976, от брака с Зинаидой Николаевной Пастернак; 1897–1966), физик. Собрание сочинений Бориса Пастернака в пяти томах вышло в Москве в 1989–1992 гг. в издательстве «Художественная литература» (вступ. статья Д. С. Лихачева. Сост. и коммент. Е. В. Пастернака и К. М. Поливанова).


[Закрыть] Бориса Леонидовича получили разрешение на академическое издание сочинений Бориса Леонидовича. Если так, то хорошо вообще, а в частности, может быть, облегчит участь и Ольги Всеволодовны с Иркой[387]387
  О. В. Ивинская и И. И. Емельянова.


[Закрыть], все же дело у них не столько «денежное», сколько иное.

Возвращаюсь к Сосинским: передавая мне тот конверт, Володя сказал мне прочувственно, что Константин Болеславович старый человек, стоял перед дилеммой: любыми путями передать сохраненное им дочери, или если не удастся, сжечь, чтобы не попало в чужие руки. Чтобы я непременно написала Константину Болеславовичу, что «всё получила», а то он очень волновался…

—

Чем было вызвано решение Николая Давидовича выйти из комиссии?[388]388
  Н. Д. Оттен.


[Закрыть] О первоначальном составе я узнала от Жени Ласкиной[389]389
  Ласкина Евгения Самойловна (Самуиловна; 1915–1991) – заведующая отделом поэзии журнала «Москва». Вторая жена (до 1940 г.) Константина (Кирилла) Михайловича Симонова (1915–1979). Способствовала публикации произведений В. Шаламов, М. Булгакова (роман «Мастер и Маргарита»).


[Закрыть], которой тотчас же написала о своем отношении ко всему этому. Женя посоветовалась с юристом Келлерманом (я ее, конечно, не уполномачивала!), а Келлерман, встретив в Союзе радостного Оттена, сказал ему, что всё хорошо, но «дочь против Вашего участия в комиссии». Николай Давидович тут же оценил возможные последствия моего «супротивленного» отношения и подал в отставку сам; что тут же было подкреплено Ильиным, Казакевичем, Орлом, Твардовским и еще кем-то. Во всяком случае, Воронков сказал мне очень вскользь, что «еще был ошибочно включен такой-то, но его кандидатура отпала».

Кстати, во время нашего объяснения, о котором при встрече Николай Давидович сказал мне, что уже целый год хлопотал о наследстве Цветаевой вместе с Иваковым (?)[390]390
  Ивакин – неустановленная личность.


[Закрыть] перед Ильиным (?), который им сказал, что до Цветаевой Московскому отделению СП дела нет, т. к. она не была членом С.П.

Очень прошу о Сосинском пока никому ничего не говорите, чтоб он не прослышал прежде времени. Это ведь скоро делается – прослышивается! Его надо будет взять в оборот умно, внезапно и безошибочно.

Кстати, Оттен поступил бы с содержимым конверта так же, как Володя, если не хуже…

Обнимаю Вас. Пишите! Будьте здоровы! Когда и куда и насколько собираетесь ехать?

Ваша А.Э.

Милый Рыжий, спасибо за всё, чего и не перечислить, а сверх неперечислимого сегодня прибыл и томик Рабле[391]391
  В 1961 г. в Гослитиздате вышел роман французского писателя Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1532–1546) в переводе Николая Михайловича Любимова (1912–1992). В тот же день (15 января 1962 г.) А. Эфрон делилась своей радостью по поводу выхода романа с В. Н. Орловым: «Вышел Рабле в переводе Любимова с иллюстрациями Доре – громадный томина. Очень хорошо!» (В2. С. 140).


[Закрыть] – чудо! Рада за Любимова и за читателей. «Старый» Новый год начинается хорошо… Дай Бог!

Относительно Вашего друга Сосинского: тут всё сложнее, чем Вам кажется: Константин Болеславович, конечно же, толком не помнит, ни сколько было писем, ни, возможно, всех вложений, помимо писем. Но я с ним уже связалась (именно через крестную, почему – так и быть разобъясню при встрече) и жду вестей каких бы то ни было. Действовать с Сосинским трудно вот почему: дело ведь не в одной поэме, а в целом ряде неэтичных, мягко выражаясь, поступках. В том, что он переснял всё, что находилось в конверте – что фотографию, предназначавшуюся лично мне, раздаривает по своему усмотрению, снабжая цитатами из этих же писем (помните историю со снимком, с Ахматовой и …Гариком?[392]392
  Гарик Бондаренко.


[Закрыть]). За это и за многое другое хочется серьезно дать ему по рукам – а вместо этого «помогаю ему делать карьеру» (см. Розино письмо)[393]393
  Ариадна Сергеевна «инструктировала» Розу Николаевну по поводу знакомства с Сосинскими в письме от 8 ноября 1961 г.: «Милая Роза Николаевна, Анна Александровна Саакянц связалась со старыми знакомыми нашей семьи, у которых есть неплохое собрание подлинников, печатных материалов с авторской правкой (верстки, гранки «Воли России») и личных писем (немного) – все это недавно сравнительно привезено “оттуда”. <…> Такое собрание, думается, во всяком случае надо взять на учет, снять фотокопии и попытаться внушить, чтобы не раздаривали и чтобы завещали ЦГАЛИ (боюсь, что при жизни не отдадут, хотя – кто знает?). Пожалуй, в СССР это самое полное, любовно сделанное собрание, Вам надо с ним (и с ними – людьми) познакомиться поближе.
  Анна Александровна расскажет Вам, что за люди, как с ними держаться, чтобы добиться хоть, для начала, частичного успеха, а там, Бог даст, и полного» (Архив Л. А. Мнухина).


[Закрыть], ибо для него и ЦГАЛИ – карьера, во всяком случае, шаг на пути к ней, и он, дурак, враль и невежда – жулик к тому же – заведующий машбюро при ООН к тому же – сделает себе конька из чужого Пегаса. Жаль Пегаса, честное слово. Я, к тому же, не уверена, что, поехав в «Отдых» с благими намерениями, не учиню там большой историко-революционный скандал.

Убей меня Бог – не вижу, в чем Инка[394]394
  И. З. Малинкович.


[Закрыть] виновата, ежели к Вам какие-то старики пристают. Ведь не к ней же? И вообще к деловым собеседованиям все возрасты покорны, что Вы уже успели заметить; и телефон домашний надо старику дать – не свой, конечно, а скажем, Виташевской[395]395
  Мария Николаевна Виташевская (1901–1986) – редактор Гослитиздата. Михаил Ардов (протоирей) в очерке «Возвращение на Ордынку» в главе «На пиру Мнемозины» приводит интересный факт о ней из «Записных книжек Анны Ахматовой (1958–1966)» (Москва; Torino, 1996):
  «Виташевская – Б9–20–69» (стр. 25).
  В пятидесятых годах Ахматова непрерывно занималась переводами. Это был ежедневный изнурительный труд. После завтрака она удалялась в свою маленькую комнату и не выходила оттуда до трех часов дня…
  Переводы ей давали главным образом в Гослитиздате, где дама по фамилии Виташевская заведовала одной из редакций. Я хорошо помню ее, была она довольно полная, уже седая, у нее был муж, лет на пятнадцать ее моложе.
  Иногда Анне Андреевне приходилось приглашать эту даму в гости. И я вспоминаю, как Ахматова произносит такую фразу:
  – Сегодня вечером придет Виташевская с молодым мужем и будет мне рассказывать, как она – НЕ берет взятки…» (Новый мир. 1994. № 1).


[Закрыть], или еще чей-нибудь позабористей…

Не слишком транжирьте свой отпуск зимой – оставьте хоть какой-нибудь запас и на лето, тем более, что, возможно, поедете еще к панне-тетке; так вот, еще сверх тетки надо бы оставить свободное время, на Тарусу в частности. Земляника-то не за горами.

Решили этот год жить не по чапековскому «садоводу»[396]396
  Карел Чапек (1890–1938) – чешский писатель, драматург, переводчик, классик чешской литературы XX в. В книге «Год садовода» (1929) в юмористической форме рассказывается не только о садоводстве, но и в иронической форме о жизни человеческого общества.


[Закрыть] – что-то будет?

Чудные переводы прислали Вы. Часть у меня есть в черновиках. И есть гослитовская книжечка «Английские баллады», изданная во время войны (с мамиными балладами о Робин Гуде[397]397
  Цветаева перевела две английские народные баллады о Робин Гуде: «Робин Гуд спасает трех стрелков» и «Робин Гуд и Маленький Джон». Опубликованы в сборнике «Баллады и песни английского народа» литературоведа и переводчика Михаила Михайловича Морозова (1898–1952) в 1942 г. издательством «Детская литература» (М.; Л., 1942).


[Закрыть]), и большой том Важа Пшавела[398]398
  Важа Пшавела (наст. имя Лука Павлович Разикашвили; 1861–1915) – грузинский писатель и поэт, классик грузинской литературы. Цветаева перевела старинную быль «Гоготур и Апшина» (1886), поэмы «Этери» и «Раненый барс» (1890). При ее жизни не были опубликованы. Перевод увидел свет в 1947 г. в книге Важи Пшавелы «Поэмы» (М.: Гослитиздат).


[Закрыть] с ее переводами. Не просмотрены, значит, еще «30 дней» и журналы после 1941 г. – по-моему, переводы печатались и после смерти. Что-то есть, говорили мне, у Вильмонта[399]399
  Николай Вильмонт (наст. имя Николай Николаевич Вильям-Вильмонт; 1901–1986) – переводчик-германист, литературовед, друг Б. Л. Пастернака. Работал в журнале «Интернациональная литература». Познакомился с Цветаевой в 1940 г., давал ей переводы. Сохранились четыре письма Цветаевой к Вильмонту 1940 г. (Письма 1937–1941).


[Закрыть].

Асины воспоминания о Горьком[400]400
  В 1926 г. А. И. Цветаева написала письмо М. Горькому, который в мае 1927 г. пригласил ее погостить к себе в Сорренто, помог ей получить паспорт и деньги на поездку. Музей изящных искусств, где она работала, предоставил ей двухмесячный отпуск и поручил привезти проспекты и каталоги музеев Италии. Фрагменты воспоминаний «Из книги о Горьком» впервые были опубликованы в журнале «Новый мир» (1930. № 8/9. С. 94–115) под фамилией А. Мейн. Впоследствии дополненные и переработанные мемуары опубликованы в кн.: Цветаева А. Собр. соч. Т. 1. М.: Изограф, 1996.


[Закрыть], по-моему, не только забавны и занятны, но и талантливы, однако во многом почему-то ужасно устарели, язык ли, манера ли, черт знает. Главное, что всё горьковское там абсолютно достоверно, т. к. она ходила за ним и стенографировала. Если бы сейчас это подредактировать, да добавить кое-что из памяти, да из писем (увы, только ее к нему сохранились, а его были забраны в 1937 и сгинули – то можно бы напечатать, и читались бы с большим интересом).

Читали ли Вы в Новом Мире (12–61) письмо Фадеева[401]401
  Александр Александрович Фадеев (1901–1956) – писатель, общественный деятель, журналист, генеральный секретарь Союза писателей СССР. 17 января 1940 г. он отвечал на просьбу Цветаевой о предоставлении ей жилья: «…достать Вам в Москве комнату абсолютно невозможно. У нас большая группа очень хороших писателей и поэтов, нуждающихся в жилплощади. И мы годами не можем достать им ни одного метра». Фадеев советует ей снять комнату в Голицыне, обещая помочь с получением работы (СС7. С. 701). В 1956 г. он направил в Главную военную прокуратуру СССР письмо А. Ахматовой о пересмотре дела ее сына Л. Н. Гумилева.


[Закрыть] к прокурору по поводу Ахматовой и Гумилева? Все бы ничего, – дата всё портит.

Дай Бог к марту одолеть Скаррона (сейчас 30-я страница!) и заняться мамиными делами, которых очень много. Да и отдохнуть – хотя бы над другой работой. Устала и еще не прочухалась от гриппа или, если Вам угодно, «катара» – очень шумит в ушах и в сердце, и… на ножках не тверда.

Не надо котеночка? К марту (8) можете получить. Целую Вас, пишите!

Ваш Вл. Орлов

Орел упорствует «Не помню, писал ли Вам, что в Москве имел деловое собеседование с А. А. Саакянц». Старый фат, да? И старый факт.

Как там Рыжий? Живой? Не хворает? Почему не пишет? Задается? (см. на обороте!)[402]402
  На обороте запись отсутствует.


[Закрыть] Не будьте хамом и не сплетничайте, Анна Александровна, но я все еще не расквиталась с гриппом (он вроде Скаррона – переходит в хроническое состояние. То он «вступает» в руку, то в шею, то в глотку, то въедается в печенки, а сейчас сидит в левом ухе. Все это переносится довольно легко, но надоело. Не выхожу, чтоб «не добавить»… Работается неплохо, настроение слава Богу. Получила весточку от Андреевых[403]403
  Вадим Леонидович Андреев (1903–1976) – поэт, прозаик. Сын Леонида Николаевича Андреева и Александры Михайловны Андреевой (урожд. Велигорской, 1881–1906), брат Даниила Леонидовича Андреева. В 1921 г. в эмиграции. В 1924 г. ходатайствовал о возвращении на родину, но, не дождавшись ответа, переехал в Париж. Во Франции женился на Ольге Черновой-, приемной дочери В. Н. Чернова (у них родились двое детей – сын Александр и дочь Ольга, в замужестве Андреева-Карлайл). Во время Второй мировой войны – участник Сопротивления. В 1948 г. принял советское гражданство, но в СССР не переехал, хотя неоднократно бывал там начиная с 1957 г. В 1949 г. жил в США (Нью-Йорке), работал в ООН, в ЮНЕСКО как советский представитель в издательском отделе, в 1959–1961 гг. – в издательском отделе Европейского отделения ООН (Женева). Последние годы жил в США, где работал в ООН.
  С Цветаевой Андреев впервые встретился в 1925 г. в Париже. Вскоре их знакомство переросло в дружбу. В 1930 г. на «Вечере романтики» Андреев вместе с Цветаевой читал свои стихи, в 1932 г. на докладе Цветаевой «Искусство при свете совести» был одним из ее оппонентов. Особо тесно их общение приходится на вторую половину 1930-х гг., когда Цветаева готовилась к отъезду на родину и часто обращалась к Андрееву за советами и помощью. Сохранились ее письма к Андрееву 1937–1938 гг. (СС7. С 648–649. Письма 1937–1941, С. 87, 108–109, 118–119). Оставил воспоминания о Цветаевой (Годы эмиграции. С. 171–177).


[Закрыть], они в этом году приедут, так что всё точно узнаем о Базельском архиве[404]404
  Базельский архив – Базельская университетская библиотека (публичная библиотека Университета Базеля), основана в 1471 г., одна из крупнейших в Швейцарии. Там хранятся списки «Лебединого стана» и «Перекопа», переданные Цветаевой Е. Э. Малер перед отъездом из Франции, а также другие цветаевские материалы.


[Закрыть]. Очень гоню работу, чтобы приехать в марте. Когда берете отпуск?

Целую, будьте здоровы!

А.Э.

Милая Анечка, сегодня получила Ваше письмо, но это еще не ответ. Вы, верно, уже получили копию «комиссионного протокола»[405]405
  Комиссия по литературному наследию М. Цветаевой была утверждена. О составе см. вступ. статью.


[Закрыть]. Председатель у нас Орел (тоже не сахар) – а, главное, он в Ленинграде, как будет оттедова председательствовать? Но, может быть, это как раз и к лучшему. Добавились Вы с Эренбургом. Так что Вы теперь у меня полноправный член коалиции и министр с портфелем. Всеми этими делами придется заняться в марте, т. к. я до этого в Москве не буду. С Орлом Вы увидитесь на днях. Скажете ему, что я больна, осложнения после гриппа (что правда), а не то, мол, прибыла бы (вряд ли). Аде, пожалуйста, ничего не говорите о моем драгоценном, а то придет и всё равно не добавится ни здоровья, ни Скаррона, ни, само собой, времени. А оно сейчас всего дороже. В данный момент изволю страдать левым ухом и, пока не справлюсь со всеми хворобами, и носа на улицу не покажу. Новый мир еще не видела. Завтра напишу письмишко, а пока целую Рыжего.

Ваша А.С.

Ахматовский стишок какой-то подозрительный. Там что-то с корягой[406]406
  В «Литературной газете» 16 января 1962 г. под заглавием «Комаровские кроки» было опубликовано стихотворение А. Ахматовой «Нас четверо. (Комаровские наброски)», без эпиграфа и без 2-й строфы:
«…И отступилась я здесь от всего,От земного всякого блага.Духом, хранителем места сегоСтала лесная коряга.Все мы немного у жизни в гостях,Жить – это только привычка.Чудится мне на воздушных путяхДвух голосов перекличка.Двух? А еще у восточной стены,В зарослях крепкой малины,Темная, свежая ветвь бузины…Это – письмо от Марины».  Так, без 2-й строфы, и читала его Ариадна Сергеевна. В книге «Бег времени» (1962) под заглавием «Комаровские наброски» напечатано с одним эпиграфом «О, Муза Плача…» из цикла стихотворений М. Цветаевой, посвященного в 1921 г. Ахматовой «О, Муза Плача, прекраснейшая из Муз…». Впоследствии в стихотворении Ахматовой появились еще два эпиграфа: из стихотворений Б. Пастернака и О. Мандельштама. Стихотворение написано Ахматовой как ответ на начальную строку стихотворения Пастернака 1921 г.: «Нас мало. Нас, может быть, трое…» (хотя речь там шла совсем о других персонажах – В. Маяковском и Н. Асееве).


[Закрыть] неладно. Перечтите!

Розу обуздывать некогда.