Текст книги "Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов"

Милая Анечка, посылаю Вам автобусные потуги; постаралась всё ужать. Вариантов еще очень много, но места ведь нет. Спасибо за письмо! Очень рада, что Вам еще раз поверили на работе, что Вы такая несчастная больная, когда Вы обнакновенный похититель ёлок. Сегодня Ваша добыча – главное действующее лицо на Мерзляковском – Сочельник ведь! Господи! Представляете себе, как мило и трогательно сегодня у тетушек… будет обязательно рождественская кутья[697]697
  Кутья – каша из зерен пшеницы, пшена или риса, в которую добавляют мед, изюм, орехи. Это блюдо готовят на похороны, поминки и в Родительскую субботу, а также в канун Рождества Христова (Сочельник), Нового года и Крещения.


[Закрыть] и куча старушек вокруг.

О делах: 1) Забыла (если это, забывчивость т. е., можно назвать делом!) вернуть Вам гостиничную сдачу. Простите! Приехав – исправлю. 2) Очень хочется подписаться на Эренбурга[698]698
  В издательстве «Художественная литература» готовилось к изданию Собрание сочинений И. Г. Эренбурга в 9 томах (вышло в 1962–1967 гг.).


[Закрыть], о чем завтра дадим телеграмму Вам, так как письмо ни до понедельника, ни до вторника не дойдет. 3) Конечно, надо вонзить Русскую детскую книгу[699]699
  Речь идет о статье Цветаевой «О новой русской детской книге» (1931), напечатанной в журнале «Воля России» (Прага, 1931. № 5/6). Опубликована в литературно-критическом и библиографическом ежемесячнике «Детская литература» (М., 1966. № 6).


[Закрыть] в «Русскую литературу»[700]700
  «Русская литература» – научный журнал истории русской словесности (издается с января 1958 г.; Ленинград, Санкт-Петербург). Статья Цветаевой там не публиковалась.


[Закрыть], это вещь абсолютно-проходимая, даже при наличии Серебряковой[701]701
  Зинаида Евгеньевна Серебрякова (урожд. Лансере; 1884–1967) – художник, участница объединения «Мир искусства». Осталась в Париже в 1924 г., где выполняла заказ на большое декоративное панно, жила по «нансеновскому паспорту», в 1947 г. получила французское гражданство. Во времена «оттепели» власти СССР разрешили контакты с нею. В 1966 г. большие выставки работ Серебряковой проходили в Москве, Ленинграде и Киеве. В оформлении цветаевских работ Серебрякова никогда не участвовала. Они даже не были знакомы. Известен портрет С. Н. Андрониковой-Гальперн работы Серебряковой. Ариадне Сергеевне он не понравился (В2. С. 298, 300).
  Скорее всего, А. С. Эфрон неправильно называет фамилию, она, вероятно, имела в виду прозаика Елену Павловну Серебровскую (1915–2003) и ее письмо в ЦК КПСС, в котором содержались резкие обвинения в адрес И. Г. Эренбурга в связи с его статьей «Поэзия Марины Цветаевой» в сборнике «Литературная Москва» в 1956 г., предназначавшейся в качестве предисловия к первому в СССР сборнику стихов Цветаевой «Избранное». Серебровская также крайне негативно отозвалась и о составе издания: «Прошу поинтересоваться судьбой этой книги и, в особенности, статьи Эренбурга. Седины мы уважаем, но общественные интересы должны стоять выше» (цит. по: Мнухин Л. Дело: «Марина Цветаева 1956 г. (Неизданная)» / Марина Цветаева в ХХI веке. XIII и XIV Цветаевские чтения в Болшеве. Сб. докл. – М.: Возвращение; Музей М. И. Цветаевой в Болшеве, 2003. С. 259).


[Закрыть]. 4) В «Искусство» всё сдают в 2-х экземплярах, но, может быть, если через Ивушкину, ограничимся одним? У меня есть почти все пьесы, перепечатанные в 1 экземпляре (подарил когда-то Сосинский), и это можно ей дать на прочтение (о чем она и просит), а уж потом заняться классической редакционной перепечаткой. Перепечатать «вручную» сейчас нет никакого времени, а отдавать – очень дорого (опять же сейчас дорого). Если «Искусство» в лице Ивушкиной заинтересуется[702]702
  В издательстве «Искусство» А. С. Эфрон и А. А. Саакянц намеревались издать книгу пьес Цветаевой «Театр». Издание осуществлено только в 1988 г. В книгу вошло восемь пьес («Червонный валет», «Метель», «Фортуна», «Каменный ангел», «Приключение», «Феникс», «Ариадна» и «Федра»). Предисловие написал П. Г. Антокольский. Антонина Ивушкина – редактор этого издательства.


[Закрыть] (а это так и будет, при условии, что она будет редактором – а почему бы и нет? Свой человек!), можно будет договориться о перепечатке у них, в счет авансов (там есть машбюро). Это все проделаем, когда приеду, т. е. в январе же.

—

Поток приветствий продолжается. Получила очень милое письмо от Антокольского с приложением печатного текста его выступления; текст Эренбургова выступления обещает Наташа. Это хорошо. Антокольский мне в общем понравился, хотя не «вглубь» написано, но для вглуби еще время не пришло, а пока и за это сердечное ему спасибо. Забрезжила на его письма и надежда – у него есть несколько (разрозненных, увы!) томиков мемуаров Казановы, которые можно будет взять. Если в них не найду непосредственно нужного для комментариев, то хоть будет «из чего» выкручиваться, т. е. будет что-то сообразить с комментариями. К сожалению, записей о работе над пьесой очень мало. Это тоже в январе сделаю, т. е. заберу книги и буду выискивать из них достоверность. Спасибо за сведения о ССП и Литфонде. И не только за это…

Целуем Вас, будьте здоровы и пр.

Ваша А.Э.

Милая Анечка, посылаю очередную порцию к стихам. Нашлось, как видите, кое-что интересное, авось сгодится. Завтра займусь «Крысоловом»; надеюсь еще кое-что найти помимо уже имеющегося. Господи, какая жалость, что далеко не все черновики сохранились – какое это богатство! Орлу написала насчет циклов. «Поток приветствий» продолжается – почтовый ящик перекосило, а в голове все путается, что к чему и кто с чем поздравляет. Спасибо Вам за «Московский Литератор»[703]703
  «Московский литератор» – газета московских писателей. Основана в 1958 г. как орган Московской организации СП РСФСР.


[Закрыть] – вчера, конечно, позвонил Николай Давидович[704]704
  Н. Д. Оттен.


[Закрыть] и дрожащим (очевидно, от авторского? удовлетворения) голосом зачитал мне этот возмутительный выпендрёж. Вика[705]705
  В. А. Швейцер.


[Закрыть] прислала мне бумажки для разных отделов кадров и письмо, в котором говорит, что мамины переводы на французский[706]706
  Цветаева перевела на французский стихи Пушкина (18 стихов), Лермонтова (12 стихов), революционные песни (в том числе «Замучен тяжелой неволей», «Вы жертвою пали…»), советские песни («Полюшко-поле!», марш из «Веселых ребят» и др.), свою поэму «Мóлодец». Пушкинские переводы были начаты во второй половине 1936 г., лермонтовские – в 1939–1941 гг. В 1966 г. два ее французских перевода из Пушкина были опубликованы Вяч. Вс. Ивановым в сборнике «Мастерство перевода 1966» в его статье «О цветаевских переводах песни из “Пира во время чумы” и “Бесов” Пушкина». См. полный список переводов, выполненный М. Цветаевой, в кн.: «В лучах рабочей лампы».


[Закрыть] пойдут лишь в будущем году, но что она пытается в этот № ежегодника тиснуть «2-х лесных царей»[707]707
  «Два “Лесных Царя”» (1933) – статья впервые увидела свет в журнале «Числа» (Париж, 1934. № 10). Опубликована в сборнике «Мастерство перевода 1963» (М., 1964) с послесловием П. Г. Антокольского.


[Закрыть]. Кроме того, ей безумно хочется побывать у меня в Тарусе, что она и собирается осуществить в феврале (когда надеюсь быть в Москве). Думаю, что подбирается к излюбленной теме – Цветаева – Маяковский[708]708
  …подбирается к излюбленной теме – Цветаева – Маяковский – Маяковский Владимир Владимирович (1893–1930) – один из крупнейших поэтов ХХ в. Цветаева высоко ценила его творчество, считала его первым русским поэтом масс. Посвятила ему в 1921 г. стихотворение «Маяковскому» («Превыше крестов и труб…»), включенное затем в ее сборник «Ремесло», и в 1930 г. стихотворный реквием в связи с его кончиной (цикл «Маяковскому» из семи стихотворений), часто упоминала в письмах и статьях (см. «Эпос и лирика современной России. Владимир Маяковский и Борис Пастернак», 1932). В 1921 г. читала свое стихотворение Маяковскому и «вспоминала, что понравилось». 19 мая 1922 г. выступала в Берлине на вечере в «Доме искусств» с чтением стихов Маяковского, а потом по просьбе Эренбурга перевела на французский для журнала «Вещь» стихотворение Маяковского «Сволочи» (С97. С. 301). В 1928 г. была на его выступлении в Париже в кафе «Вольтер». В открытом письме к Маяковскому, опубликованном в газете «Евразия», она описала случайную встречу с ним в Москве 1922 г. и свой дерзкий ответ на вопрос о России после его парижского выступления «– Что сила – там» (имелся в виду СССР), который поссорил ее с эмиграцией и вызвал раскол в среде евразийцев. Всю жизнь Цветаева хранила по отношению к Маяковскому «высокую верность собрата». Маяковский был мало знаком с творчеством Цветаевой, относился к ней недоброжелательно, резко отзывался о ее творчестве в своих выступлениях. Так, Цветаева была уязвлена его статьей «Подождем обвинять поэтов», где говорилось о «цыганском лиризме» ее книги «Версты» (М.: Костры, 1921). Подробно об отношениях поэтов см.: Саакянц А. Владимир Маяковский и Марина Цветаева. – В мире Маяковского. Сб. статей. Кн. 2. – М.: Сов. писатель, 1984. С. 193–194).


[Закрыть], которые заслуживают лучшего. Как Ваши дела, милый мой? Удалось ли отдохнуть после Тарусы? Высыпаетесь ли? Забыла! Ленинградский кузен[709]709
  Лениградский кузен – Юрий Владимирович Цветаев (1904–1983), морской офицер, капитан I ранга, сын двоюродного брата И. В. Цветаева, внук П. В. Цветаева. Жил в Ленинграде (Огородный пр-т, 4, кв. 63). А. И. Цветаева гостила у него в 1973 г. с внучкой Олей.


[Закрыть] прислал тощие сведения о прабабке: Екатерина Васильевна, † 30 лет[710]710
  Прабабка А. С. Эфрон – Цветаева Екатерина Васильевна (1824–1859), жена Владимира Васильевича Цветаева, отца И. В. Цветаева. Она была круглая сирота, из очень бедной семьи. Марина никогда не видела свою бабушку, которая умерла 35 лет от роду. В 1892 г. Иван Владимирович приезжал в родные края на освящение Ильинского храма (Иваново-Вознесенск) со своей второй женой – Марией Александровной (урожд. Мейн), которая ждала ребенка. Через месяц родилась Марина. Так что будущий большой русский поэт побывал перед рождением на родине своих предков. Екатерину Васильевну в своем стихотворении «У первой бабки – четыре сына» (1920) Цветаева называет «первой бабкой» и сравнивает со второй, со стороны матери, польской княжной Марией Лукиничной Бернацкой. См.: Эренбург И. Г. Воспоминания о Марине Цветаевой. М.: Сов. писатель, 1992. С. 98; Коптева О. Наш цветаевский род. Священнический! (Наше наследие. 1912. № 101); Каган Ю. М. И. В. Цветаев. Жизнь. Деятельность. Личность (АН СССР. Сер. «Из истории мировой культуры» Отв. ред. докт. истор. наук И. Н. Осиновский. М.: Наука, 1987).


[Закрыть]. Всё. Целуем Рыжего. До скорого

Ваша А.Э.

Милая Анечка, на машинке Вам отвечаю тонкости бумаги ради, а не потому, что пропечатали последним номером программы последнего «Московского литератора». Посылаю Вам все, что наскребла по «Крысолову» – по-моему, интересно. Но варианты можно насобирать, только имея перед собой основной текст, которого у меня тут нет, да и вообще где-то есть (у меня) только какая-то несуразица, список со списка с пропусками иноязычных слов и т. д. – производства фирмы Баранович[711]711
  Источник публикации установить не удалось.


[Закрыть]. Хорошо бы Вы уже попросили кого-нибудь перевести немецкие слова и фразы – в общем, очевидно, весьма несложные и «прописные». Непросто будет распознать опечатки в экземпляре-эталоне (по «Воле России») – о которых мама не раз упоминает (кажется, то ли набирал, то ли корректировал в свое время Сосинский!)[712]712
  Владимир Сосинский в 1925 г. работал в типографии в Париже, где осуществлялся набор журнала «Воля России» (выходил в Праге).


[Закрыть] – ибо сохранились лишь черные черновики и наипервейшие беловые варианты. Но все же, сличая «в обратном порядке», – т. е. «эталон» с черновиками, думаю, удастся кое-что обнаружить. Первые беловые варианты, к сожалению, с пробелами. В общем, по «Крысолову», по «Автобусу», отчасти по Поэмам (Конца и Горы) материалы у нас есть. Совсем плохо дело обстоит с «Царь-Девицей» – ни черновиков, ни рукописей, ни записей, несмотря на то, что тетради того периода кое-какие сохранились. Плохо и с «Казановой». Может быть, повезет, и у Антокольского найдется какой-нибудь подходящий том среди разрозненных, на котором можно будет построить какое-то подобие комментарий. «Красный Конь» – за исключением двух посвящений[713]713
  Поэма «На Красном Коне» (1921) впервые напечатана в сборнике Цветаевой «Разлука» (М.; Берлин: Геликон, 1922). Первоначально имела посвящение Евгению Ланну. Впоследствии перепосвящена Анне Ахматовой.


[Закрыть] – тоже абсолютное белое пятно. Пусты (за исключением первопечатаний) и ранние стихи. Не знаю, как и чем пустоты заполнить и заполнять ли вообще. Так или иначе, в комментариях получится несомненный разнобой, несоответствие частей. Хорошо, коли только это! – Не пишу Вам, потому что массу времени (хоть по результатам, может, и не заметно) отнял «Крысолов», так как попыталась собрать все, чем располагаем, из разных тетрадей, и расположить приблизительно по порядку. Очень прошу Вас все это просмотреть критическим оком и к сырью добавить собственные мысли (?) и соображения – к моему приезду, чтобы этот комментарий можно было поскорее завершить. Ибо к нему уже материалов (Цветаевой) не предвидится. Легенду Вы, кажется, не нашли? У мамы, конечно, никаких указаний на источники, однако первый (общий) план вещи, несомненно, к нему, неведомому, близок. – В Москве мне надо будет еще порыться в разных черновых тетрадях и постараться раздобыть что-нибудь по стихам. Ибо крысоловья тетрадь неожиданно дала интересное по последним стихам «После России». Может быть, и в других, не стихам посвященных тетрадях еще что-нибудь обнаружим.

—

О других делах: думаю приехать в 20-х числах, с ужасом оставляя Аду Александровну здесь, так как она сельскую жизнь зимой переносит теперь с трудом – ибо перенасыщена ею, а тут еще эти холода навалились… У нас градусов на пять все время холоднее, чем в Москве, эти ночи – до -32–35, а дни -26–28, домишко выстывает, приходится чаще топить, и вообще всякой возни прибавилось… В Москве, сверх и помимо книги, надо будет видаться с уймой людей, «лечиться», приводить в порядок архив и перетаскивать свое барахло от теток (а его там еще на одну такую же дорогую квартиру). В общем, развлечений хватает, и я была бы не против, кабы не уставала так быстро и сосредотачивалась с таким трудом. За этот год я здорово сдала со стороны головы, увы! – да и сейчас, в тарусской тишине и безлюдье, при всей своей усидчивости, успеваю раза в три меньше, чем успевала еще совсем недавно. Не могу не задавать себе воспетый Евтушенком вопрос: «А что потом, а что потом – коли сейчас – так!»[714]714
  Неточная цитата из стихотворения Е. А. Евтушенко. У Евтушенко: «Ты спрашивала шепотом: / “А что потом? / А что потом?”»


[Закрыть] – Я надеюсь, что Вы проявили оперативность и разузнали у Олькиной[715]715
  Олькина – лицо неустановленное.


[Закрыть] то, что нам надо «за» С. М. Волконского?[716]716
  Волконский Сергей Михайлович, князь (1860–1937), театральный деятель, режиссер, критик, мемуарист, литератор; камергер, статский советник. Его отец князь Михаил Сергеевич Волконский (1832–1909) – тайный советник, сенатор и обер-гофмейстер, товарищ (заместитель) министра народного просвещения И. Д. Делянова. Мать Елизавета Григорьевна (урожд. княжна Волконская; 1838–1897) – дочь Григория Петровича Волконского (племянника декабриста Сергея Григорьевича) и Марии Александровны Волконской (урожд. графиня Бенкендорф). Цветаева познакомилась с Волконским весной 1919 г., узнав о нем, видимо, от обожаемого ею А. А. Стаховича, у которого он жил, вернувшись в Москву из своего родового имения. Но отношения вначале складывались не очень благоприятно. В записной книжке 16 марта она признавалась: «Князь В<олкон>ский! Вы совсем не знаете, что я Вас уже люблю. Только одно – ради Бога! – пусть я Вам буду нужна, мне больше ничего не нужно». И далее: «Для памяти: 16-го утром, когда таяло, я, любя Стаховича, решила, чтобы не умереть, любить Волконского. Они жили вместе, и на нем – какой бы он ни был – должен быть какой-то отблеск Стаховича» (ЗК1. С. 305). Затем Цветаева сделала неудачную попытку познакомиться с Волконским: см. ее запись «История с Волконским» (см. ЗК1. С. 318–320). Cпустя два года Цветаева и Волконский встретились 20 апреля в Политехническом музее, где он читал лекцию о русском языке. На этот раз они прониклись дружбой друг к другу. Результатом их отношений стали посвященный Волконскому цветаевский цикл из семи стихотворений «Ученик» (1921), ее стихотворение «Кн. С. М. Волконскому» (1921) и рецензия-апология «Кедр» (1924) на мемуарную книгу «Родина». Он, в свою очередь, посвятил Цветаевой свою книгу «Быт и бытие» (1924), где в предисловии объяснил причины посвящения и происхождения названия книги, связанного с Цветаевой. Кроме того, она длительное время переписывала ему «начисто» его объемные мемуары «Лавры», «Странствия», «Родина». О Волконском см. также коммент. 9–17 к письму 6 от 19 января 1963 г.


[Закрыть] Ибо боюсь, что год рождения по маминой записи – совсем не достоверен. Или ничтоже сумняшеся, брать по Иваску? Хорошо, что слонимовские акции приостановились пока, лишь бы наши не укатились под горку. Надо будет еще раз пересмотреть состав и дать материал «с запасом» – на всякий случай.

Относительно Вики – в общем, она столь же полезна, сколь не, ну что делать! О рукописи Ивушкиной пишу, но я лично против Лозена – т. е. «Фортуны». Это из тех вещей, что читаются с удовольствием, а в печать не проходят, да и остальное тормозит. Ваш библиотечный день приветствую, равно как и выход 10 тома. Скоренько пришлите краткое содержание его доценту А. Шкодиной, чтобы она написала восторженное письмо по поводу. Куда? В редакцию? В Гослит, как таковой? Господи! Пронеси тучу мороком! – Недавно нашла случайно Ваше первое ко мне письмо, вспоминаю Рыжего «раннего периода». Милый был Рыжий, но и змэа тоже мила! О 1-м мая еще как-то не загадывается. Целую.

Ваша А.Э.

Мандельштамша мне написала о том, что у меня на Новый год «были девочки». Значит, Оттен уже в курсе. Это, конечно, Юлия[717]717
  Ю. М. Живова.


[Закрыть] подсуропила. А ей кто сказал? – Завтра едем к Оттенам. Поговорю с ним, как член с членом, за жизнь и вообще. Может быть, и чаю дадут. – Большое спасибо за Эренбурга (подписку).

Милая Анечка, Е.В. «Вернацкая» есть плод склероза ее потомка, т. е. не «Бернацкая», а Цветаева, жена отца Иоанна Цветаева из Талиц, вторая[718]718
  Цветаева называла ее «первой бабкой». См. коммент. 8 к письму 3 от 9 января 1963 г.


[Закрыть] бабушка мамы, о которой никаких сведений не сохранилось. Да и то, что ее звали Екатерина Васильевна и умерла она 30 лет от роду, удалось выяснить с трудом через ленинградских отпрысков талицкой цветаевской ветви. «Бернацкая» я написала машинально, увы, а это случается тогда, когда «машинка» работает с перебоями, как у меня!

Насчет Вики Вы меня поняли превратно, она, бедная, никаких намеков мне не давала насчет излюбленной темы, это я, со свойственным мне злобствованием, а скорее, полушутя, подумала, что она питает, вернее, имеет «на меня» виды. Во всяком случае, в Тарусу она собирается и «наглашается»… в феврале. Пусть едет. Меня-то не будет здесь. Один матвеевский голый мальчик под снегом[719]719
  См. коммент. 8 к письму 22 от 6 мая 1961 г.


[Закрыть].

Холода здесь сибирские, и даже хуже. Как Вы их переносили «шутя» здесь, так мы их – там[720]720
  Речь идет о сибирской ссылке А. С. Эфрон и А. А. Шкодиной.


[Закрыть], в Сибири. А здесь – трудно. Топим уйму, быстро выстывает. Гораздо холоднее, чем в Москве – днем под 30, ночью под 40°. При такой Т° «гуляла» лишь дважды – на базар и к Оттенам, причем выяснилось, что дышать мне нечем в такой мороз – воздуху не хватает, как разевай рот, и болит сердце. Так что и в Москву поеду, как только станет потеплей и смогу добраться «без повреждений». Как себя чувствую вообще? Когда не работаю «умственно», то ничего, как только работа, даже в малых дозах – так себе, мягко выражаясь. Все это некстати и не вовремя. Ну ничего, книгу дотянем и вытянем – подлечусь, дам отдохнуть жалкой башке. В общем, что-нибудь сообразим. Надо бы мне заключить договор на какую-нибудь работенку, тогда можно получать по бюллетеню, будучи «членом». Н. Д. Оттен, по-моему, только так и «зарабатывает» последний год!

«Тезея» привезу – вообще все материалы, кроме тех, что есть и у Вас.

О комиссионных делах подумаем вместе, когда приеду. Жаль, что Эренбург не объявил о сборе материалов (комиссией) на вечере. Все мы задним умом крепки.

Письма Ланну[721]721
  Евгений Львович Ланн (наст. фам. Лозман; 1896–1958) – поэт, прозаик, переводчик. С 24-летним Ланном, похожим на коненковского Паганини, Цветаева познакомилась в ноябре 1920 г. в Москве. От этой встречи Цветаева пережила «огромный творческий подъем». Их общение было недолгим – всего две с половиной недели. Потом Ланн уехал домой в Харьков. Но переписка продолжалась. В декабре 1920 г. Цветаева посвятила Ланну три стихотворения: «Я знаю эту бархатную бренность…», «Не называй меня никому…», «– Прощай! – Как плещет через край…». А потом еще: «Короткие крылья волос я помню…». Она подарила ему свой сборник «Волшебный фонарь», на котором сделала дарственную надпись: «Евгению Львовичу Ланну на память о Москве в ноябре 1920 г. Марина Цветаева. Москва, 22-го русского ноября 1920 г. – Счастлив – кто тебя не встретил на своем пути!» (Летопись. С. 148). В 1921 г. Ланн приехал в Москву. «Ваши стихи прекрасны, – писала Цветаева Ланну, – но Вы больше Ваших стихов!» (письмо от 6 декабря 1920 г.) Его «Четыре коня Апокалипсиса» и «Ангелы откровения» послужили поводом для создания Цветаевой поэмы «На Красном Коне» (1921), которая первоначально была посвящена Е. Л. Ланну (впоследствии перепосвящена Анне Ахматовой). Посылая Цветаевой свое стихотворение «Бонапарт» (1921), Ланн сделал к нему приписку: «Марине Цветаевой, снявшей посвящение». Ланн написал на Цветаеву и посвятил ей стихотворную пародию «Коктебель – Россия» (1925).


[Закрыть] придется добывать, боюсь, с помощью, Анастасии Ивановны, так как благодаря ей же, наследник Ланна именно ко мне относится «не ахти». Или же попрошу Лично Эренбурга. Макаров, Алигер и пр. не авторитет. Об этом тоже поговорим по приезде (моем). В тех случаях, когда люди не хотят отдавать подлинники (а это – почти всегда) – думаю, что копий добиться удастся. Может быть, надо будет выработать «полустандартный» текст письма за соответствующими подписями, чтобы у любителей автографов были и автографы, скажем, Паустовского и Эренбурга. Это их разогреет. Во всяком случае, пока что никто не отказал. Уже и это – хорошо.

Приехать постараюсь числа 23-го, надеюсь. Что погода позволит «додышать» до Москвы. Хотела бы остаться до 15-х чисел марта, для этого надо, чтобы Ариша побыла 2 недели тут, при доме, высвободив Аду, которая должна в конце февраля приехать в Москву (лечение, отложенное, и выборы, и т. д.). Сейчас Ариша и всё семейство вообще больны – сперва вирусный грипп, потом осложнения, и как что у них обернется, – неясно, да и захочет ли Ариша оказать эдакую услугу? – Ну, авось образуется.

Сюда больше не пишите, а если что срочное – позвоните.

Целуем Вас.

Ваша Co-auteur (как coopérateur’).

Ваши примечания хороши – еще будут добавления и по Блоку, и по Волконскому. Вечер Блока (очевидно во Дворце Искусств, у мамы в записи 1924 г. помечен 1 русского мая 1920 г., теперь есть веха для установления точных чисел.

Анечка, нижеследующее – к комментариям о Блоке. По сохранившимся записям, мама была на вечерах Блока дважды – в 1920-м году[723]723
  Цветаева была на вечере Александра Александровича Блока (1880–1921) дважды: 26 апреля (9 мая) в Политехническом музее и на его выступлении во Дворце искусств (вместе с Алей) 1(14 мая) 1920 г. В «Воспоминаниях» А. С. Эфрон описывает, как она передавала синий конверт со стихами А. Блоку во Дворце искусств (В3. Т. 3. С. 50–51). Об этом же и Цветаева сделала запись в своей тетради (ЗК-2. С. 121–122). Она передала Блоку стихотворение «Как слабый луч сквозь черный морок адов —…», написанное 9 мая 1920 г., в день, когда Блок выступал в Политехническом музее и когда в Москве на Ходынке взорвался артиллерийский склад: «…падают стекла из окон Политехнического». Вторая строка стихотворения отразила это событие: «Так голос твой под рокот рвущихся снарядов». Позднее стихотворение входило в сборник «Психея» (без цикла), «Стихи к Блоку» (№ 9 в цикле) и «Лебединый стан» (под названием «Стихи к Блоку», без цикла). Видимо, Цветаева передавала письма Блоку уже во второй раз. Впервые это случилось на его выступлении в Музее. См. ее запись в тетради (ЗК2. С. 114). Это письмо Цветаевой к Блоку не сохранилось. В тетради № 1 Цветаева записала, что «Блока видела три раза – издали» (НСТ. С. 54). Но о третьей «встрече» с ним ничего не известно.


[Закрыть].

1) «Аля: о Блоке и лаве: красном отсвете, принимаемом за жизнь (26 апреля, когда он читал)».

2) Моя запись о Блоке датирована «1-ое русское мая». 26 апреля ст. ст. – 9 мая н. ст. (дата чтения в Политехническом музее) «1-ое русское мая» – 14 мая н. ст. (чтение во Дворце Искусств).

Мамины стихи к Блоку переданы ему 14 мая н. ст. во Дворце Искусств: «…Становилось темно, и A. Блок с большими расстановками читал. Наверно, от темноты. Через несколько минут всё кончилось. Марина приказала Х <В.Д. Милиоти. – Т.Г.> провести меня к Блоку. Я, когда вошла в комнату, сделала вид, что просто гуляю. Потом подошла к Блоку. Осторожно и легко взяла его за рукав. Он обернулся. Я протягиваю ему письмо. Он улыбается и шепчет: “Спасибо”. Я… глубоко кланяюсь. Он небрежно кланяется с легкой улыбкой. Ухожу».

(«Отрывок из Алиной записи “Вечер Блока 1920 г. 1-ое русское мая”. Але 7 лет. МЦ») // Любезно предоставлено Сосинским! //)

—

Никаких записей о том, что и в 1921 мама слышала и видела Блока, нет нигде (из того, чем располагаю).

В «Истории одного посвящения» (1931, не опубликовано)[724]724
  «История одного посвящения» (1931), как отмечено Ариадной Сергеевной, при жизни не опубликована. Очерк посвящен Осипу Эмильевичу Мандельштаму (имя при рождении Иосиф; 1891–1938) – одному из крупнейших поэтов XX в., прозаику и переводчику, и является ответом Цветаевой на воспоминания о нем под названием «Китайские тени» (Последние новости. Париж. 1930. 22 февр.) поэта и прозаика Георгия Владимировича Иванова (1894–1958), изобилующие вымышленными неприглядными подробностями о жизни Мандельштама в Коктебеле. Цветаева опровергает ложные сведения о Мандельштаме, так как хорошо знала о событиях того лета: она с сестрой находилась в июле 1915 г. в доме Волошина в то же время, когда в Коктебеле гостил и Мандельштам. Там и состоялось их знакомство. Затем они встретились в январе 1916 г. во время приезда Цветаевой в Петроград, на «нездешнем вечере» у Каннегисеров. Тогда Мандельштам подарил Цветаевой свою книгу «Камень» (2-е изд.) с надписью: «Марине Цветаевой – камень-памятка. Осип Мандельштам. Петербург. 10 янв<аря> 1916». Вслед за Цветаевой он поехал в Москву, где провел более двух недель, в которые Цветаева «дарила» ему Москву». Встречи продолжались до июня. Их не раз видели вместе на поэтических вечерах. В последний раз Мандельштам навестил Цветаеву в июне 1916 г. в Александровской слободе, где она гостила у младшей сестры. Стремительный отъезд Мандельштама из Александрова в Коктебель навсегда разорвал их отношения. Они еще виделись до отъезда Цветаевой за границу в 1922 г., но уже без взаимного обожания друг друга. В том же 1922 г. Мандельштам опубликовал статью «Литературная Москва», содержавшую резкие выпады против женской поэзии, и в частности против Цветаевой. Ей эту статью прочитать не довелось. Больше Мандельштам не писал о ней. Цветаева же часто упоминала Мандельштама в письмах, всегда отмечая его поэтический дар, но одновременно не и скрывая своей неприязни к нему. В 1926 г. Цветаева написала очерк «Мой ответ Осипу Мандельштаму» (при жизни не публиковался), являющийся ответом на его автобиографическую повесть «Шум времени» (Л.: Изд-во Время, 1925.). В пору их дружеских отношений в 1916 г. Цветаевой были написаны посвященные Мандельштаму стихотворения: «Никто ничего не отнял…», «Собирая любимых в путь…», «Ты запрокидываешь голову…», «Откуда такая нежность?..», «Гибель от женщины. Вóт зна́к…» «Из рук моих – нерукотворный град…», «Разлетелось в серебряные дребезги…», «Приключилась с ним странная хворь…», «Мимо ночных башен…». Он ответил стихотворением «В разноголосице девического хора…» («Москва»), а затем «На розвальнях, уложенных соломой…», «Не веря воскресенья чуду…»


[Закрыть] – запись: «Город Александров Владимирской губернии <…> 1916 г.[725]725
  Семья Цветаевых была исторически связана с Владимирской губернией. В Покровской церкви села Зиновьева Александровского уезда служил священником (1856–1897) Александр Васильевич Цветаев (1834–1898), двоюродный дед Марины и Анастасии. Анастасия Цветаева приехала сюда к своему второму мужу, Маврикию Александровичу Минцу (1886–1917), инженеру-химику, направленному в Александров для строительства военного завода, и жила там с сыном Андреем Трухачевым (1912–1933) до скоропостижной смерти мужа. Летом 1917 г. сестры приезжали в Александров последний раз. Здесь Цветаева написала стихи, вошедшие в циклы «Ахматовой», «Бессонница», «Стихи к Москве», «Стихи к Блоку». Она вспоминала в «Истории одного посвящения»: «Оттуда мои поэмы в по две тысячи строк и черновики к ним – в двадцать тысяч <…>, оттуда – лучше, больше, чем стихи… – воля к ним…» (СС-4. С. 139).


[Закрыть] Лето. Пишу стихи к Блоку и впервые читаю Ахматову»[726]726
  Со стихами Анны Ахматовой (наст. имя и фам. Анна Андреевна Горенко; 1889–1966) Цветаева впервые познакомилась в 1912 г., когда она прочла ее сборник «Вечер» (1912) и была очарована стихами. Посвятила ей стихотворение «Анне Ахматовой» (1915) и цикл «Ахматовой» (1916), а в 1921 г. – поэму «На Красном Коне» (впоследствии посвящение было снято). Вступила в переписку с ней в 1921 г. (написала три письма), однако Ахматова мало писала Цветаевой (известны два письма), но послала ей свой сборник «Подорожник» (1921) с надписью: «Марине Цветаевой в надежде на встречу с любовью. Ахматова. 1921»), а затем еще книги «У самого моря» и «Аnno Domini» (1921). Ее стихи, по рассказам, Ахматова носила с собой в сумочке, да так, «что одни складки и трещины остались». Артур Лурье, известный композитор, близкий друг Ахматовой, упрекнул ее в том, что она относится к Цветаевой «как Шопен к Шуману». Знаменитый Шопен не жаловал молодого поклонника. Однако в письмах к Цветаевой, которые до нас дошли, Ахматова вполне доброжелательна.
  Первые впечатления Цветаевой от стихов Ахматовой сменились с течением времени критическим отношением к ней. Появился дух соперничества (см. стихотворение «Соревнования короста…», 1921). Лично они встретились лишь в 7 и 8 июня 1941 г. (встреча проходила два дня): первый день у – Ардовых, второй – у Н. Н. Харджиева. Взаимопонимания между поэтами не установилось: Цветаева не приняла ахматовскую «Поэму без героя», Ахматова критически отнеслась к «Поэме Воздуха», «Поэме Горы», «Поэме Конца», считала, что «о Пушкине Марине писать нельзя… Она его не понимала и не знала». При жизни Цветаевой Ахматова посвятила ей только одно стихотворение: «Поздний ответ» («Невидимка, двойник, пересмешник…», 1940)». А лишь после осознания, что Цветаева является таким же значимым поэтом, как и она сама, написала: «Ты любила меня и жалела…» (1959), упоминала о ней в других своих стихах («Какая есть. Желаю Вам другую…», 1942; «Нас четверо. Комаровские наброски», 1961), прозе, дневниковых записях.


[Закрыть].

—

Запись о том, как Блок получил мамины стихи – со слов Любови Дмитриевны Коган[727]727
  Любовь Дмитриевна Коган. – Контаминация имен. А. С. Эфрон соединила имя и отчество жены А. Блока Любови Дмитриевны Блок (урожд. Менделеевой; 1881–1939) – актрисы, историка балета, мемуаристки, автора книг «И быль, и небылицы о Блоке и о себе» и «Классический танец: История и современность», дочери химика Дмитрия Менделеева, и поклонницы Блока – Надежды Александровны Нолле-Коган (1888–1966) – переводчицы с немецкого и французского языков. Впервые Н. А. Нолле-Коган встретила Блока в 1912 г. Весной следующего года она обратилась к нему с письмом, в котором писала о своем чувстве к поэту. Личное знакомство ее с Блоком произошло 28 ноября 1913 г., после чего их встреча и переписка не прекращались до конца жизни поэта. Цветаева познакомилась с Коган осенью 1921 г., написала ей письмо, встретилась в декабре, о чем оставила запись в тетради (НСТ. С. 65–68). Ходили слухи, что у Нолле-Коган родился сын от Блока, Цветаева верила в эту легенду.


[Закрыть]. (Если дать, то постараться упразднить Любовь Дмитриевну, как «мутный источник»).

«После каждого же выступления он получал, тут же на вечере, груды писем… Так было и в тот вечер. – “Ну, с какого же начнем?” Он: – “Возьмем любое”. И подает мне – как раз Ваше – в простом синем конверте. Вскрываю и начинаю читать, но у Вас ведь такой особенный почерк, сначала как будто легко, а потом… Да, еще и стихи… И он, очень серьезно, беря у меня из рук листы: “Нет, это я должен читать сам”.

Прочел молча – читал долго – и потом такая до-олгая улыбка. Он ведь очень редко улыбался…» (запись декабря 1921 г.).

Цитата «Смерть Блока. Удивительно…» из письма к Ахматовой б/д, вскоре после смерти Блока (Кстати, не «оторвалось», а «оборвалось»). Можно и продолжить; после «жизнь, вообще, допустила», отточие и: «Смерть Блока я чувствую как вознесение. Человеческую боль свою глотаю: для него она кончена, не будем и мы думать о ней – (отождествлять его с нею)»[728]728
  Цитаты «Смерть Блока. Удивительно не то, что умер, а то, что он жил…» и: «Смерть Блока я чувствую как вознесение. Человеческую боль свою глотаю: для него она кончена, не будем и мы думать о ней – (отождествлять его с ней)» – записи из письма к Ахматовой в тетради № 1, которая заполнялась летом-осенью 1932 г. и была переписана, как пометила Цветаева, из черновой тетради. Перед записью дата: «14-го русского августа 1921 г.» (НСТ. С. 52, 563).


[Закрыть].

—

Еще запись, которую можно использовать: «Не потому сейчас нет Данте, Ариоста, Гёте, что дар словесный меньше – нет: есть мастера слова – бо́льшие. Но те были мастера дела, те жили свою жизнь, а эти жизнью сделали писание стихов. Оттого так – над всеми – Блок. Больше, чем поэт: человек» (б/д, вскоре после смерти Блока)[729]729
  Запись в тетради № 1 (НСТ. С. 50).


[Закрыть].

—

О Волконском: я думаю, надо расширить; он был не только писателем, но одним из основателей «художественного чтения[730]730
  С. М. Волконский занимался вопросами сценической речи. В 1918 г. он читал цикл лекций «Искусство живой речи» на Драматических курсах Малого театра, написал книгу «Законы речи». Выступал с сообщениями в Московском Художественном театре, входил в Художественный совет МХТ. Волконский дружил с К. С. Станиславским, который высоко ценил его взгляды на эстетику театрального искусства, актерскую технику, однако не всегда соглашался с ним.


[Закрыть] и одним из первых его теоретиков и …практиков». Директор Императорских театров, величайший знаток – и глубочайший! – классического балета и законодатель ритма, – пластики[731]731
  На пост директора Императорских театров С. М. Волконский был назначен 22 июля 1899 г. Из-за конфликта с Матильдой Феликсовной Кшесинской (1872–1971) – примой-балериной Мариинского театра, близкой своим знакомством со Двором, в 1901 г. вынужден был подать в отставку. В апреле 1917 г. Волконскому было предложено вновь занять пост директора, но он отказался.
  В 1912–1914 гг. С. М. Волконский возглавил Курсы ритмической гимнастики (до 1914 г.) в Петербурге, был издателем-редактором специализированного журнала «Листки Курсов ритмической гимнастики» (до 1914 г.). Он автор статей «Курсы ритмической гимнастики» и «Листки Курсов ритмической гимнастики».


[Закрыть]. И это, вероятно, не всё.

Он был внуком декабриста и одинаково чтил и декабрьское восстание и… близость ко Двору своего древнего рода…[732]732
  Дед С. М. Волконского по отцу – князь Сергей Григорьевич Волконский (1788–1865) – генерал-майор (получил это звание в 24 года), флигель-адъютант государя Александра Павловича, участник военных кампаний 1806–1807 и 1806–1812 гг., герой Отечественной войны 1812 г. Декабрист. Сотрудничал с Союзом благоденствия и Южным обществом, поддерживал программные положения руководителя Общества Павла Ивановича Пестеля (1793–1826) о необходимости ввести республиканское правление и истребить всех особ императорской фамилии. Однако на конкретные действия не решался. Арестован по делу о восстании Черниговского пехотного полка и заключен в Петропавловскую крепость. 10 июня 1826 г. приговорен к «отсечению головы», но смертный приговор был ему заменен на 20 лет каторжных работ в Сибири (затем срок сократили до 15 лет, а потом – до 10). Его жена (с 1925 г.), княгиня Мария Николаевна Раевская, оставив годовалого сына родителям, уехала в Сибирь вслед за мужем. В 1856 г. Волконский вернулся из ссылки (без права проживания в столицах), одновременно ему были возвращены некоторые награды и дворянский титул. В 1865 г. обосновался в селе Воронки Черниговской губернии. В конце 1850-х гг. занимался подготовке властей к отмене крепостного права, выступал за освобождение крестьян с землёй, составил «Записку о крепостном праве».
  Князь Сергей Михайлович Волконский имел и других именитых предшественников. Его род берет начало от святого князя Михаила Черниговского (убит в Золотой Орде в 1246 г.). Среди Волконских было много выдающихся государственных деятелей: по линии матери прадеды – светлейший князь Петр Михайлович Волконский, граф Александр Христофорович Бенкендорф, начальник III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, шеф жандармов, деды – Григорий Петрович, гофмейстер, действительный статский советник, музыкант (именно под его влиянием юный Сережа увлекся театром). По линии отца прадеды – князь Григорий Семенович Волконский, военный губернатор Оренбурга, воевал под начальством Суворова, Румянцева, Репнина. Волконские имели дальнее родство с Михаилом Васильевичем Ломоносовым (см. коммент. 2 к письму 59 от 27 ноября 1961 г.). Прабабка – княжна Александра Николаевна Репнина (1757–1834), дочь генерал-фельдмаршала Н. В. Репнина, занимала высокие посты при Дворе.


[Закрыть] – «Объяснение» замысла «Ученика» – очень мне кажется «косноязычным» для комментария; такое объяснение само нуждается в подробном объяснении. Давать ли? Или, может быть, подсократить? Надо будет еще упомянуть о том, что дружба с Сергеем Михайловичем длилась с 1921 всю жизнь; встречались и в Чехии, и во Франции, и переписывались[733]733
  Цветаева поддерживала отношения с Волконским и за границей, переписывалась с ним, бывала на его лекциях в 1928 г. в Тургеневском обществе, познакомила его с Н. П. Гронским, он выступал как оппонент на ее докладах и т. д. Дружба с ним длилась с 1921 г. всю жизнь. Они встречались и в Чехии, и во Франции и переписывались.


[Закрыть]. Кажется, Сергей Михайлович умер в США[734]734
  С. М. Волконский умер в США (в курортном местечке Хот-Спрингс на северо-западе штата Виргиния, знаменитого своими термальными источниками) 25 октября 1937 г.


[Закрыть]. У мамы дата его рождения – 2 марта 1858 г.[735]735
  С. М. Волконский родился 4 (16) мая 1860 г.


[Закрыть]

Вот что в 1921 г. мама пишет (в записной книжке) о Волконском. «Немудрено в дневнике Гонкуров дать живых Гонкуров, в Исповеди Руссо – живого Руссо, но ведь Вы даете себя – вопреки… О искус всего обратного мне! Искус преграды (барьера). Раскрываю книгу: Театр (чужд), Танец (обхожусь без – и как!), Балет (условно – люблю, и как раз Вы – не любите)… Но книгу, которую от Вас хочу – Вы ее не напишите. Ее мог бы написать только кто-нибудь из Ваших учеников, при котором Вы бы думали вслух. Гёте бы сам не написал Эккермана…» (1921, из письма к Сергею Михайловичу) «…Вы сделали доброе дело: показали мне человека на высокий лад»[736]736
  Запись в тетради № 1 в наброске письма к Волконскому от 28 марта 1921 г. (НСТ. С. 17–18, Письма 1905–1923. С. 389–393).


[Закрыть].

…Быть мальчиком твоим светлоголовым… (1-го апреля 1921) (NB – познакомилась с Сергеем Михайловичем раньше апреля![737]737
  О знакомстве Цветаевой и Волконского см. коммент. 5 к письму от 12 января 1963 г. «Быть мальчиком твоим светлоголовым…» (1921) – первое стихотворение цикла «Ученик», обращенного к С. М. Волконскому. Включено в сборники «Психея», «Ремесло», «Сборник 1940 г.» (под названием «Леонардо»).


[Закрыть]

—

…«Ведь это тот самый Волконский, внук того Волконского, и сразу 1821–1921 г. – и холод вдоль всего хребта: (судьба деда – судьба внука: Рок, тяготеющий над Родом…») (1921).

—

…«Когда князь занимается винными подвалами лошадьми – прекрасно, ибо освящено традицией, если бы князь просто стал за прилавок – прекрасно меньше, но зато более радостно… но – художественное творчество, т. е. второе (нет, первое!) величие, второе княжество…» (говоря об отношении обывателя) – 1921.

—

…«Его жизнь, как я ее вижу – да, впрочем, его же слово о себе!» – «История моей жизни? Да мне искренно кажется, что у меня ее совсем не было, что она только начинается – начнется. – Вы любите свое детство? – Не очень. Я вообще каждый свой день люблю больше предыдущего… Не знаю, когда это кончится… Этим, должно быть, и объясняется моя молодость».

—

…«Учитель чего? – Жизни. Прекрасный бы учитель, если бы ему нужны были ученики. Вернее: читает систему Волконского (хонского, как он сам произносит, уясняя Волхонку) – когда мог читать – Жизнь».

—

Между этими записями поток «Ученика».

—

(Не для комментария! – «Сергей Михайлович! Ваш отец застал Февральскую Революцию? – Нет, только Государственную Думу. (Пауза). Но с него и этого было достаточно!»)

—

К сожалению, о цикле «Ученик»[738]738
  «Ученик» (1921) – цикл стихов из семи стихотворений, обращенный к С. М. Волконскому, опубликован в сборниках «Психея», «Ремесло». В 1836 г. на одном из экземпляров «Ремесла» цикл печатался с посвящением «Кн. С.М.В.» и записью: «Я тогда не проставила посвящения – чтобы его не смущать. Люблю его до сих пор 1921 г. – 1936 г. МЦ» (печ. по: СС2. С. 494). На экземпляре сборника «Психея» Цветаева надписала С. М. Волконскому: «Дорогому Сергею Михайловичу – тот час реки, когда она еще не противилась берегам. МЦ. Прага, 15-го июля 1923 г.»). Отсылка к стихотворению 1923 г. «Но тесна вдвоем…» (БВ. С. 19).


[Закрыть] записей (подробных) нет. Может быть, в другой тетради, но вряд ли.

—

Запись о богатых, для «Хвалы богатым»[739]739
  «Хвала богатым» (1922) – Впервые напечатано в журнале «Своими путями» (Прага. 1925. № 3/4); включено в сборник «После России».


[Закрыть], у нас есть; вот еще одна, равнозначащая, Может быть, подойдет к тому же комментарию:

«Желая польстить царю, мы отмечаем человеческое в нем – дарование, свойство характера, удачное слово, т. е. духовное, т. е. наше.

Желая польстить нам, цари хвалят: чашку, из которой мы их угощаем, копеечного петуха в руках у нашего ребенка, т. е. вещественное, т. е. их, то, чем они так сверх – богаты.

…Каждый до-неба превозносит в другом – свое, данное тому в размерах булавочной головки» (1921).

—

Эти листочки сберегите, так как копии нет. Что-нибудь да пригодится.

—

У нас новостей нет (чего и Вам желаем) – окромя того, что Рюрик сбежал от культорши и поселился… у Казакова который был очень удивлен. Больше того, удивилась почтальонша, которую пес сбил с ног на казаковской территории (бывшей щербаковской). Конфликт быстро утрёсся. Холод все время стоял жуткий, сегодня, кажется, погода чуть смилостивилась, и завтра «дую» на базар, чтобы оставить А.А. добрую память по себе в виде сметаны. Судя по всему, Оттены про ваш визит не прознали (через Мандельштамшу, она, верно, забыла написать – или оказалась тоньше, чем я ожидала, да простит нас Господь…). Двистительено, мы с Солженицыным обменялись нотами по поводу ватных штанов Ивана Денисовича[740]740
  Александр Исаевич (Исаакиевич) Солженицын (1918–2008). Лауреат Нобелевской премии по литературе (1970). В 1974 г. после публикации за границей первого тома «Архипелага ГУЛАГ» лишен советского гражданства и выслан из страны. Вернулся в Россию в 1994 г. А. Эфрон написала Солженицыну о неточности в одежде Шухова, героя повести «Один день Ивана Денисовича». Солженицын ответил ей письмом от 9 января, в котором поблагодарил за замечание и сообщил, что в «издании “Cоветского писателя” я постарался это выправить». Ее письмо касалось также некоторых слов из гулаговской лексики, на правильности которых Солженицын настаивал (поверка и проверка, тала́ны, зэ-ка́ и т. д.).


[Закрыть], но ничего интересного в этом нет – разве что Юлина осведомленность… Что мне Гекуба?[741]741
  Крылатое выражение из трагедии У. Шекспира «Гамлет».


[Закрыть]

Итак, до скорой встречи. Я ошеломлена количеством Ваших свободных дней – от пятницы до вторника… Может быть, новый шеф Вас уже высадил из лона (Андрона?)[742]742
  Намек на библейский сюжет о пророке Ионе (4-Цар. 14:23–25; Мф. 12: 40). За то, что Иона отказался исполнить волю Бога и скрылся на корабле, Господь послал на море бурю. Иона понял, почему разыгралась буря, и, чтобы спасти корабль и людей, попросил бросить его за борт. Тогда буря прекратилась, а Иону проглотил кит. В чреве кита Иона пробыл три дня и три ночи, каялся в своем непослушании. Господь простил Иону и повелел киту извергнуть пророка на сушу. Здесь имеется в виду И. Андроников.


[Закрыть]. Целуем

АСАА!

Милая Анечка, вчера вечером, к сожалению, не смогла к Вам дозвониться, так как кто-то у Вас долго висел на телефоне (не Вы ли собирали сведения о «Нечаянной Радости»?!)[743]743
  Речь идет о комментарии к стихотворению Цветаевой «Из рук моих – нерукотворный град…» (1916) из цикла «Стихи о Москве», где упоминается икона «Нечаянная радость»: «К Нечаянные Радости в саду / Я гостя чужеземного сведу». Чудотворные иконы (два образа) Божией Матери «Нечаянная Радость» (XVIII в.), созданные в память об исцелении грешника Ее молитвами, находились в храмах Нижнего сада в Кремле – в храме Благовещения и в храме Святых Константина и Елены. Во времена Цветаевой икона еще была в Кремлевском саду (до 1928 г.). Ныне она находится в храме Святого Пророка Илии, что расположен во 2-м Обыденском переулке, 6, в Москве на Остоженке (старое название Скородом). Строительство в 1592 г. деревянной церкви совершилось за один день – «обыдень», что и дало название храму и переулку.


[Закрыть]. В субботу я буду дома только к окончании Вашего рабочего дня, т. е. с 4-х ч., так как до этого должна быть у Маршака[744]744
  С. Я. Маршак дал рекомендации А. С. Эфрон для вступления в Союз писателей. Он был знаком с М. Цветаевой, правда встречался с нею лишь однажды – в 1940 г. Посвятил М. Цветаевой стихотворение «Как и сама ты предсказала…». В 1940 г. Маршак помог Цветаевой собрать деньги для уплаты за комнату в квартире на Покровском бульваре. Еще будучи в эмиграции, Цветаева в статье «О новой русской детской книге» (1931), опубликованной в пражском журнале «Воля России» (№ 5–6), назвала книгу С. Я. Маршака «Детки в клетке» самой любимой «из всех детских книг».
  Через двадцать с лишним лет, 19 января 1963 г., Маршак написал письмо ее дочери, о трагической судьбе которой он знал:
  «Дорогая Ариадна Сергеевна,
  меня обрадовало и глубоко тронуло Ваше доброе и щедрое письмо. Драгоценным подарком были неизвестные мне прежде строчки из статьи Марины Ивановны о детских книгах. Даже в этих нескольких словах, – как и во всем, что она писала, – чувствуется ее душа, ее талант. Право, это лучшее из всего, что когда-либо писали о моих книгах для детей.
  Очень хочу как-нибудь встретиться с Вами – дочерью дорогой и всегда живой для меня Марины Цветаевой. <…>
  Посылаю Вам на память мои книги – сборник моих оригинальных стихов, сонеты Шекспира и на память о Вашей детской полке – небольшой сборник одного из классиков английской поэзии для детей, веселого и затейливого Эдварда Лира.
  Крепко жму руку» (Маршак С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. М.: Худож. литература, 1970. С. 495–460). Это письмо Маршака – ответ на письмо Ариадны Сергеевны, присланное из Тарусы (не сохранилось).


[Закрыть], который уезжает и может меня принять только в это время. Так что, даже если и удастся освободиться раньше, Вам имею в виду, то учтите мои маршаковские обстоятельства. Кстати, во всех теткиных книгах по старой Москве нет этой самой «Нечаянной радости» в саду. Придется дать примечание «вообще». Все остальное как будто есть.

Целую!

Ваша А.С.