Текст книги "Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов"

Милая Анечка, не знаю, почему не получаете моих писем, пишу очень часто; не то долго они идут, не то просто пропадают – пропало два моих письма в Тарусу, к приятельницам, охраняющим недвижимость и кошкину семью.

Из Тарусы телеграмма (от вышеназванных приятельниц): «Сегодня узнали прибыл скульптор собираются завтра ставить памятник[531]531
  Речь идет о памятном камне в Тарусе, на том месте, где хотела быть похоронена Марина Цветаева (см. ее очерк «Хлыстовки»). Расположен под так называемым Мусатовским косогором. В 1962 г. студент-филолог Киевского университета и поклонник поэзии Цветаевой Семен Островский установил там камень с надписью: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Но его вскоре убрали, в том числе и по желанию А. С. Эфрон, которая опасалась, что установка камня может помешать выходу в свет сборника стихов матери – «нерукотворный памятник поэту сейчас важнее», считала она. Через несколько месяцев Островский получил письмо от Ариадны Сергеевны, которая извинялась за свой поступок. Лишь 9 октября 1988 г. на углу некогда стоявшей здесь часовни установили второй камень. Семен Михайлович Островский (р. 1938) – детский поэт, живет в Нью-Йорке. Печатался в журналах «Нева», «Костер», «Мурзилка». У него вышли две книги: «Щедрый мандарин» и «Встреча со львом». Награжден дипломом международного поэтического конкурса «Муравей на глобусе» 2006.


[Закрыть] Марине около Мусатова все знакомые хотят знать твое мнение задержали установку – завтра срочно вызови нас по телефону». Еще, как видите, новость. Что за памятник, откуда, что за скульптор, откуда приехал, чья инициатива, почему в обход комиссии и семьи – и кто может ответить на эти вопросы – абсолютная загадка. Если что услышите – напишите. На переговорном мне сказали, что слышимость будет плохая, т. к. связь через Лиепаю – Ригу – Москву – Тарусу, и я послала срочную телеграмму в Тарусу – копию Эренбургу – «Любой проект увековечивания памяти Цветаевой должен быть утвержден цветаевской комиссией при Союзе Писателей (фамилии). Установление памятника Тарусе в отсутствии семьи, друзей и в обход комиссии считаю недопустимым». Вот и всё, что я смогла сделать по поводу этого метеорита – т. е. ничего, т. к. ничего, кроме той телеграммы, мне не известно. Чудны дела твои, Господи![532]532
  «Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят» (Откр. 15:3,4).


[Закрыть] Вообще сама мысль (именно в Тарусе, по «Хлыстовкам» (—) хороша, но что за скульптура? Ибо скульптура, раз скульптор!

Получила Ваши примечания к «Юношеским стихам», – мне кажется, надо сказать, кто был Розанов, потом стихи посвящены, по-моему, памяти П. Я. Эфрона[533]533
  Петр Яковлевич Эфрон (1881–1914) – старший брат С. Я. Эфрона, актер, член партии эсеров. Вернулся в Москву из эмиграции. Был болен туберкулезом, находился на лечении в частной клинике на Яузском бульваре, где его навещала Марина, пережившая недолгий период увлечения им. Жена Петра Яковлевича актриса Вера Михайловна Равич, оставила его, их дочь Елизавета умерла от менингита в 1909 г. Ее памяти Цветаева посвятила стихотворение «Его дочке», а цикл стихов, озаглавленный «П.Э.», а также незавершенное стихотворение «Я видела Вас три раза…» (оба 1914) обращены непосредственно к Петру Эфрону (СС1. С. 204–213, 215). При жизни Цветаевой цикл не печатался. В ИП65 вошло только одно стихотворение «Осыпались листья над Вашей могилой…» (без обозначения цикла, но с посвящением «П.Э.»). Известны два письма 1914 г. М. Цветаевой к П. Эфрону (СС6. С. 130–132).


[Закрыть], а не ему самому, раз его уже не было в живых в то время. Надо ли указывать посвящение к Парнок[534]534
  София Яковлевна Парнок (наст. фам. Парнох; 1885–1933) – поэтесса, переводчица, с 1913 г. сотрудничала в журнале «Северные записки» СПБ.), где кроме стихов публиковала переводы с французского и критические статьи под псевдонимом «Андрей Полянин». Недолгое время (1907–1909) была замужем за драматургом и театральным критиком Владимиром Михайловичем Волькенштейном (1883–1974), после распада брака обращала свои чувства только на женщин. С Цветаевой познакомилась в 1914 г. Их отношения продолжались до 1916 г. Цветаева посвятила ей цикл стихотворений «Подруга» («Под лаской плюшевого пледа…» и др.). В ИП65 вошли три стихотворения из цикла «Подруга»: «Вам одеваться было лень…», «Сини подмосковные холмы…», «Хочу у зеркала, где муть…». Адресат стихов, в примечаниях не обозначен. При жизни Цветаевой цикл не печатался.


[Закрыть], если об этом у Цветаевой нигде не написано? Вообще воскрешать эту сомнительную фигуру? Вам сказал об этом Орлов – но для меня он в данном случае не авторитет, как, скажем, мамина сестра Ася, указаниями которой в некоторых случаях можно руководствоваться бесспорно. Я тоже предполагаю, что стихи посвящены Парнок, но доказать этого не могу и сказать, что знаю – тоже. Что Вы об этом думаете?

А если вообще давать посвящения только в тех случаях, когда есть прямые (или косвенные) указания самого автора?

Господи, сколько вопросов и как мало ответов!

Вы пишете комментарии к «Крысолову». Укажите, что замысел родился (!) в Моравской Тшебове[535]535
  Моравская Тшебова (Тршебова, бывш. нем. Mährisch Trübau) – город в Чехии, с 1869 по 1918 г. входил в состав Австро-Венгрии. Место компактного проживания немцев. Сюда в 1923 г. в Русскую реальную гимназию отдали учиться А. С. Эфрон. С. Я. Эфрон и М. И. Цветаева навещали дочь (декабрь 1923 г. и январь 1924 г; см.: Ванечкова. С. 146, 159). А. С. Эфрон справедливо замечала, что именно под впечатлением пребывания в этом городке у Цветаевой и зародился замысел поэмы «Крысолов», об этом напоминают отголоски-воспоминания о Тршебове в поэме (колонны детей, которых ведут учителя, лагерь, построенный русскими военнопленными внутри немецкого города и превращенный в русскую гимназию. Однако полностью отождествлять Моравскую Тршебову (этот город и жизнь в нем нравились Цветаевой, она говорила, что «сроднилась» с ним) и город Гаммельн из старинной легенды, где живут коварные, лживые, нечестные обыватели, представляется не совсем верным.


[Закрыть], городке на чешско-германской границе, где мама бывала дважды (не помню – кажется, в 1923 – у Вас есть перепечатанные на машинке несколько дат жизни и творчества). Именно Моравская Тшебова тех лет (еще не вышедший из-под германского влияния городок), является прототипом цветаевского «Гаммельна». Она рассказывала мне об этом, когда я иллюстрировала «Крысолова»[536]536
  Иллюстрации А. С. Эфрон к поэме «Крысолов» опубликованы во многих изданиях (см., например: В3. Вкладка между с. 208–209; Фотолетопись. С. 235).


[Закрыть].

Простите за этот галоп. Времени и тут нет – где же оно есть?![537]537
  Слово «есть» подчеркнуто дважды.


[Закрыть] Каждый день корпею над Скарроном – идет туго, вяло, скушно (sic!); за все время 150 никчемных строк – 159 тощих фараоновских коров[538]538
  Фразеологизм восходит к библейскому сюжету (Быт. 41, 1–4). Однажды одному из египетских фараонов приснился вещий сон: семь упитанных коров и семь тощих. Худые, изможденные коровы съели своих жирных товарок, однако сами ни на грамм не потолстели. Фараон призвал предсказателей, которые растолковали ему, что Египет ждет семь урожайных, богатых лет, зато следующие семь будут голодными и они-то и съедят все запасы предыдущих лет.


[Закрыть], сожравших тучные планы моего «отдыха». С 17-го хорошая погода – надолго ли? Надеюсь, что и в Москве, и в Тарусе установилась она же – чувствую себя ответственной перед своим тарусскими гостями-хозяйками за беспрерывные доселе дожди. Господи, Господи! Где покой? Где воля?[539]539
  Реминисценция на строки стихотворения А. С. Пушкина «Пора, мой друг, пора!..» (1834): «На свете счастья нет, но есть покой и воля».


[Закрыть] Как хочется прожить хоть сколько-нибудь «без аннексий и контрибуций»[540]540
  Без аннексий и контрибуций – формула международного права.


[Закрыть].

Тревожит мамина книга – Скаррон пожирает её. Как справиться со всем? А тут еще квартиру черт принес (никому не говорите, а то он же и унесет!). Долги кругом…

На этой мажорной ноте закругляюсь. Что слышно о Казакевиче?

Пожалуйста, возьмите мои квартирные бумажки у Наташи, я могу с ней разминуться, она собирается уезжать 1 августа.

Целую. Пишите.

Ваша А.Э.

Как Инкины камни? Она не пишет.

Милая Анечка, простите за карандаш, пишу в бивуачных «гостевых» условиях, утром рано – все спят… как всегда, это самое мое любимое время. Из Лиепаи нагрянули на 2 дня к моей приятельнице, которой Вы однажды мамину книжку отсылали. Облетали и исходили Палангу[541]541
  Паланга – курортный город в западной части Литвы, расположенный на берегу Балтийского моря. До 1990 г. – один из крупнейших советских курортов.


[Закрыть] вдоль и поперек – что нетрудно; толковый курортик, ничего не скажешь. Красиво все очень – море, дюны, огромный парк, переходящий в лес – да и сам городок, в котором обдуман и обыгран каждый кусочек земли и камня, коварный поворот улицы; каждый коттедж – игрушка в немецком стиле – прелесть! А главное, прелесть в том, что Скаррон остался один-одинешенек в Лиепае и никому не мешает. Сегодня возвращаюсь в его объятия и… начинаю готовиться к обратному пути, а жаль. Наверно, в Лиепае ждет меня письмецо Рыжего с расшифровкой тарусского памятника (?). Тамара пишет, что «Тезей» перепечатан, печатается «Царь-Девица». Я в ужасе оттого, что бедные мои приятельницы, вместо того чтобы наслаждаться тарусскими красотами, мучились из-за плохой погоды, кажется, прочно прилипшей к «средней полосе». Тут хотя бы «переменная облачность» – и это терпимо… Целуем Вас, до скорого свидания.

Ваша А.Э.

 
Все мысли
      прокисли…
Все слёзы иссякли…
      Прощай, Саакянец!
Один в этой сакле,
      Где многие какали
Останусь… не так ли?
      Прощай, Саакянец!
Надеюсь, в Москве мы
      За здравье немеркнущей темы
Раздавим стаканец
      И выпьем до капли…
Прощай, Саакянец!
      Твой
      верный
      Ираклий
 
 
Выйдя из лона
      Андрона,
Здесь какл
      Геракл
Под рёв Аквилона
 

А. Пушкинъ (В альбом NN…)

 
Теперь, когда Вы вправе
Объехать белый свет,
Увидите: в Варшаве
Таких субъектов нет!
 

Ваш выкормыш («была бы шея, а хомут найдется») в июне 1962 г. Красавчик, а?

Милый Саакянц, Саакянец, глянец, ранец, румянец, померанец, поганец! Спасибо Вам за весточку (которая вслед телеграммы) и за разрешение топить невинного пушистенького котишку. Вот приедете к нам в августе и с этого и начнете свою новую жизнь. Натренировавшись, удушите Швейцершу[542]542
  Виктория Александровна Швейцер – литературовед, работала в Союзе писателей СССР. Автор книги «Быт и Бытие Марины Цветаевой» (Париж: Синтаксис, 1988).


[Закрыть] и с ней еще кое-кого.

Спасибо и за сведенья о квартирных делах, ладно, договорились, когда в следующий раз буду получать квартиру, постараюсь обойтись без Лиды Бать, растудыть ее мать.

Только сегодня узнала, что оказывается, организатором кувыр-коллегии вокруг «памятника» была всё та же Ася, Анастасия Ивановна, тетенька моя, которая сперва задумала водрузить «камень с тарусской каменоломни» на участке Валерии Ивановны[543]543
  В. И. Цветаева.


[Закрыть], а потом потеснить «спящего мальчика»[544]544
  См. коммент. 1 к письму 8 от 16 мая 1961 г.


[Закрыть] на могиле Борисова-Мусатова. Действовала она, говорят, при помощи некоего юного одессита[545]545
  С.М. Островский.


[Закрыть], смывшегося после моей телеграммы, и очень торопилась всё «провернуть» в мое отсутствие! На «открытии» должны были присутствовать обе гидры – Ася и Валерия – а остальные как хотят. Ну, ладно, приеду, разберемся. Теткам буду мстить долго и упорно – опубликую все прозаические произведения, где мама клеймит железом обеих сестричек; и установлю на своем участке по памятному камню обеим идиоткам. За вход буду брать деньги – и немалые. Шутки в сторону – гадость всё это.

Что слышно с проектом опубликовать что-нибудь мамино в «Знамени»?[546]546
  В журнале «Знамя» в 1962 г. произведения М. Цветаевой не публиковались.


[Закрыть] А с Казакевичем что? – Впрочем, пустые вопросы. Вы, верно, на них не догадаетесь ответить до получения моего письма, а после, пожалуй, будет поздно. На днях собираемся, но когда, точно еще не знаем. Ездили в Палангу (без Скаррона!). Путались между бабским голым и мужским голым пляжем; оба хуже. Были во дворце Тышкевичей[547]547
  Дворец Тышкевичей в Паланге – памятник культуры. Возведен в конце XIX в. по заказу Антонины и Феликса Тышкевичей (по другим данным, основателем Паланги считается Юзеф Тышкевич), аристократов, представителей старинного дворянского рода русско-литовского происхождения. С 1963 г. во дворце находится музей янтаря.


[Закрыть] – так себе. Вообще ничего себе городок – только слишком много народа; в курзале выступал Ашкенази[548]548
  Ашкенази Давид Владимирович (Вульфович; 1915–1997) – эстрадный пианист, концертмейстер и композитор.


[Закрыть] и народная артистка Грузинской ССР Нина Какашидзе[549]549
  Какашидзе Нина. – Возможно, речь идет о Мери Назарьевне Накашидзе (1914–1986) – грузинской советской певице, народной артистке Грузинской ССР. Ариадна Сергеевна иногда намеренно искажала слова, чтобы придать им юмористическую окраску.


[Закрыть]; в кино шли боевики «Девчата»[550]550
  Кинокомедия «Девчата» (1961, фильм снят режиссером Юрием Чулюкиным по одноименной повести Бориса Бедного).


[Закрыть] и «Каменное гнездо»[551]551
  Фильма «Каменное гнездо» не существует. Речь, видимо, идет о спектакле «Каменное гнездо» финского автора Хелла Вуолийки. Премьера спектакля состоялась в 1956 г. в Национальном академическом драматическом театре имени М. Горького (Белоруссия), который, предположительно, был на гастролях в Паланге.


[Закрыть].

Море было очень красивое…

Целую Вас, Рыжик, до скорого свидания!

Ваша А.Э.

Пожалуйста, напишите сами два слова Анастасии Ивановне насчет данного ей Вами письма – пусть пришлет копию или Ваш текст, который ей будет возвращен. Я ей писала три раза и трижды получила обещания и отговорки. Ее московский адрес Горького 26/1, кв. 9. Попробуйте позвонить (может быть, она в Москве). Б1-60-26.

Милая Анюта, получила Ваше письмо с комментариями и портрет котенка – одно лучше другого. А кроме того – письмо от молодого человека, воздвигателя памятника[552]552
  С. М. Островский.


[Закрыть]; тут многое неясно, и очень. Поговорим при встрече. Я ему ответила со всем возможным тактом и сердечностью, а вот с тетками, «ночными ласточками интриги»[553]553
  Первая строка стихотворения Цветаевой «Ночные ласточки Интриги…» (1918) из цикла «Плащ» (Психея. Романтика. Берлин: Изд-во З. И. Гржебина, 1923).


[Закрыть] разговор должен быть другой. У всей этой истории есть – должна быть – предыстория, которую надо будет выяснить. – О Сарре Бернар[554]554
  Сарра (прав.: Сара) Бернар (урожд. Генриетт Розин Бернар; 1844–1923) – знаменитая французская актриса. Она неоднократно (1881, 1892, 1908–1909) бывала в России: в Москве, Киеве, Одессе, Харькове. В России «Орленок» с участием Сары Бернар был показан во время ее гастролей в 1908 г. Пьеса в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник шла на сцене петербургского Малого театра, Нового театра Л. Яворской и других театров. На этом спектакле была совершена попытке самоубийства юной Марины: Марина попыталась застрелиться, но пистолет дал осечку. «Но причиной этого поступка была, как утверждает Е. И. Лубянникова, – безмерная тоска-любовь М. Цветаевой к Орленку – Герцогу Рейхштадскому, сыну Наполеона» (Письма 1924–1927. С. 705–707).


[Закрыть] – времени ее приезда в Россию, надо будет спросить у того самого шафера на родительской свадьбе[555]555
  Поручителями (свидетелями, шаферами) на венчании М. Цветаевой и С. Эфрона были: со стороны жениха – Александр Сергеевич Говоров и Алексей Германович Цирес, со стороны невесты – Владимир Оттонович Нилендер и Анатолий Корнильевич Виноградов (Летопись, I. С. 46).
  Говоров Александр Сергеевич (1891 – не ранее мая 1966) – гимназический товарищ С. Я. Эфрона. Алексей Германович Цирес (1889–1967) – друг семьи Эфрон, преподаватель латинского языка. Владимир Оттонович Нилендер (1883–1965) – переводчик, литературовед, поэт, организатор библиотечно-издательского и музейного дела. Видимо, речь идет об А. С. Говорове. См. также письмо от 2 ноября 1963 г.


[Закрыть], от которого я спасаюсь; он специалист по Сарре и <с> чрезмерным удовольствием ответит на все вопросы. Я же помню, как мама мне маленькой рассказывала, как старая Сарра играла «Орленка»[556]556
  Цветаева боготворила Сару Бернар. Она увидела ее на сцене летом 1909 г. в Париже во время своей поездки на университетских курсах по изучению французской литературы. После одного из спектаклей «Орленка» или «Дамы с камелиями», как вспоминает А. И. Цветаева, «Марина дождалась ее и передала ей ее фотографии – для подписи на память. Это был ее новый кумир. Два своих портрета актриса подписала, «Souvenir de Sarah Bemardt» («На память о Саре Бернар. – фр.), а на третьем, на котором была нехороша, где ее белокурые волосы казались седыми из-под меховой шапочки, она написала размашисто через лицо: «Ce n’est pas moi!!!» («Это не я!!! – фр.). (Цветаева А. Воспоминания. С. 325). Спектакль «Орленок» по пьесе Э. Ростана с С. Бернар в заглавной роли Цветаева с мужем посетила и во время свадебного путешествия по Европе.


[Закрыть] – и не только; кажется, она глубокой старухой играла и «Даму с камелиями»[557]557
  Сценический образ Маргариты Готье в пьесе Александра Дюма-сына (1824–1895) «Дама с камелиями» очаровывал публику и даже приводил зрителей в экстаз. Цветаева посвятила Саре Бернар свои стихи «Дама с камелиями» («Вечерний альбом»).


[Закрыть] – причем ей ведь (Сарре) ампутировали ногу[558]558
  Во время гастролей 1905 г. в Рио-де-Жанейро С. Бернар повредила правую ногу, что усугубило детскую травму и привело к мучительным болям в колене. В 1915 г. настояла на ампутации ноги чуть выше колена. Но, несмотря на увечье, Сара Бернар не оставила сценическую деятельность.


[Закрыть], так что играла она вдобавок с протезом. – Получила еще письмо от Алигерши про Казакевича, но в основном не о состоянии его здоровья, а о собственных к нему чувствах. Однако говорит, что он чувствует себя лучше, хотя это пока мало что значит: положение остается, по меньшей мере, тяжелым, если не хуже…

Огорчена, что Вы ведете счет своим посещениям Инки и проявляете «субстильность» и малохольность, не свойственную Вам. Что это еще такое за новости? Не люблю, когда в Вас просыпается Восток, ревнючий и всякий прочий. (Кстати о Востоке – А.А. читает Библию и сражена была, встретив там моего несомненного предка, некоего еврея – Ефрона, ведшего какие-то дела с Авраамом и Саррой[559]559
  Ефрон, Авраам и Сарра. Ефрон (оленеобразный): Хотеянин, сын Цохарова, у которого Авраам купил пещеру Махпелу, для погребения своего семейства. Ефрон благородно предложил Аврааму поле и пещеру в дар (ст. 11), но Авраам настоял на том, чтобы отвесить ему 400 сиклей серебра, какое ходит у купцов (ст. 15 и 16). Сарра умерла в возрасте 127 лет в Кириаф-Арбе (Хеврон), и Авраам похоронил ее в пещере Махпела, которую он приобрел у хетийца Ефрона (Эфрона), сына Цохарова за четыреста шекелей серебром (Быт. 23:2–20).


[Закрыть], да, да.) Я ухитряюсь и здесь быть занятой сверх головы – чем спрашивается? В день приходит иной раз по десятку писем, не столько требующих ответа, сколько опять же выбивающих из немудрящей колеи, воюю со Скарроном, и более того, с мыслями (о бренности всего земного). А сейчас уже надо собираться в обратный путь. Мне кажется, что «уже», т. к. время прошло так быстро! Собираюсь ехать 2-го, но билеты достать трудно, удалось лишь на 4-е, приедем 5-го почтовым, улиточным, идущим почти сутки: из Риги 9.26 вечера, а в Москве… в 7 ч. вечера же!! Очень не хочется уезжать от тишины. Она мне необходима… погода опять припадочная, солнца как не бывало, а жаль.

Целую Вас, милый, за всё спасибо, рада буду скоро увидеть Вас – вновь держать с Вами совет – и не только. Будьте умницей. А.А. целует.

Ваша А.Э.

Радио визави на днях сообщило о подготовке в Москве издания «Доктора Живаго»[560]560
  Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» был опубликован в СССР впервые в 1988 г. в журнале «Новый мир» (№ 1–4).


[Закрыть]. Верно, спутали с Большой серией.

Милая Анечка, на всякий случай о вечере[561]561
  Вечер, посвященный 70-летию со дня рождения Марины Цветаевой, в ЦДЛ состоялся 26 декабря 1962 г. Вечер вел И. Г. Эренбург, выступили: П. Г. Антокольский, Л. А. Кассиль, Б. А. Ахмадулина, Е. М. Винокуров, Д. С. Самойлов, М. Н. Ваксмахер (см. стенограмму вечера в кн.: Марина Цветаева. Поэт и время. М.: ГАЛАРТ, 1992. С. 227–235).


[Закрыть] написала на отдельном листке, т. к. по телефону не очень поняла, как, что и почему надо писать, может быть, именно в написанном виде это для чего-то организационного нужно? Простите, что так несуразно реагировала на разговор Ваш – устала, одурела, не сразу соображаю. «Забыла» и поздравить Вас – тьфу-тьфу не сглазить – с возможной поездкой в иные края, и поблагодарить за письмишко, и порадоваться вслух тому, что, по-видимому, Вы вновь возноситесь на головокружительную высоту «старшего редакторства». Но Вы все видели и знаете, в том числе и «утлое» состояние несчастного соавтора, и не взыщете на его не столько врожденный, сколько благоприобретенный идиотизм.

Одно только ужасно огорчает; если Вас не будет в Москве, когда состоится (ежели) этот самый вечер. Так, очевидно, и произойдет. Уж кто-кто, а Вы заслужили «ад Господа Бога», как писала мне одна малограмотная товарка «религиозница», быть не только à la peine, но и et à l’honneur[562]562
  В унижении, но и в почестях (фр., пер. Т. Л. Гладковой).


[Закрыть].

Живу, сама не зная, как; гоню Скаррона и сама с ним гоняюсь, как запаленная лошадь. Одно только надо – ни на что не оглядываться, не отрываться, а отрываюсь все время и поэтому слишком часто пребываю в некоем тошнотворном состоянии невесомости (-ли?). Получила письмо от Анастасии Ивановны, которая благополучно обходит стороной «памятниковые» дела, но зато предлагает (очевидно, в октябре месяце) ехать с ней в Елабугу, т. к. Литфонд зашевелился и, возможно, предпримет поиски могилы. Я отнюдь не уверена, что Ася нашла, хотя бы приблизительно (в ряду многих других могил), место, боюсь, что всё это может оказаться отвратительно-безрезультатным, знаю, что необходим врач-специалист, который единственно сможет установить и пол, и возраст, и изменение шейных позвонков – что сможем мы с ней? Надо знать и уметь, а по наитию ничего не сделаешь, тем более что и оно не поможет, когда окажешься перед чьими-то останками двадцатилетней давности. Не говорю уж, что ехать в Елабугу – именно туда, с Асей, именно с ней, учитывая всё на свете – нестерпимо.

Что еще? Еще всякая дребедень и ерунда… Я стала дерганая, рявкаю на бедную Аду почем зря, и, догоняя время, выбиваюсь из сил. Господи! Как нужны деньги – они и есть время! и как нужно время, чтобы сделать для мамы то, что мне положено. Так и подохнешь, не дотянув не только что положенного, но и какого-нибудь очередного Скаррона; а судят-то нас, людей, не по задуманному, а по содеянному. На этой оптимистической нотке и покидаю Вас. Хорошо, Анечка, что Вы – есть; что бы мы с мамой делали без Вас, милый самоотверженный Рыжик? Дай Бог Вам счастья! – Жаль, что не смогли дать Вам настоящего отдыха, побаловать как следует, наоборот, эксплуатировали и гоняли по хлебным очередям! Кстати, с тех самых пор и живем без хлебушка, нет сил и времени на эти чертовы очереди!

Два дня была дивная погода, я сидела с переводом в кустиках на участке, в трусах и очках, и грелась на солнце!!! А Скарроны подаются – скоро расставаться!

Целую. Целуем Вас обе.

Ваша А.Э.

Привет всем своим, всем нашим.

Как Маргарита Иосифовна и Эммануил Генрихович[563]563
  М. И. Алигер и Э. Г. Казакевич.


[Закрыть]. Пишите!

Милая Аня, думаю – не просто «хорошо бы», а нужно, чтобы состоялся вечер памяти МЦ в Доме литераторов. Мамино семидесятилетие – 9 октября (26 сентября ст. ст.), но, думается, любой октябрьский день (дата) подошел бы – имею в виду более позднюю дату, т. к. для подготовки к именно девятому числу остается очень мало времени. В первую очередь, надо бы просить Илью Григорьевича[565]565
  Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967), знал Цветаеву с 1917 г., разыскал ее мужа С. Я. Эфрона, о котором не было вестей после разгрома Белой армии, помог ей устроиться в Берлине после ее отъезда с Алей из СССР в 1922 г. В Москве Цветаева увиделась с Эренбургом в августе 1940 г. Это была их последняя встреча. Цветаева посвятила Эренбургу цикл «Сугробы» (1922), стихотворение «Вестнику» (1921). У Эренбурга сохранился сборник «Разлука» с дарственной надписью: «Вам, чья дружба мне далась дороже любой вражды и чья вражда мне дороже любой дружбы. Эренбургу от Марины Цветаевой. Берлин. 29 мая 1922 года». Эренбург написал о Цветаевой в своих воспоминаниях «Люди годы, жизнь». Аля тоже с детства хорошо знала Илью Григорьевича.


[Закрыть] выступить – он маму знал, любит и понимает – знает и понимает и ее читателей; в частности, у него есть ранние воспоминания о ней, очень интересные и писанные «с натуры» – (наряду с еще несколькими портретами молодых писателей и поэтов – он мне читал, это было давно опубликовано и сейчас почти неизвестно). Потом необходимо сейчас же связаться Дмитрием Николаевичем Журавлевым[566]566
  Д. Н. Журавлев. С Цветаевой Журавлевы довольно часто встречались, дружили семьями (см.: Дневники. Т. 1. С. 193, 208, 229, 270).


[Закрыть] и просить его выступить с чтением ее произведений; он маму знал, любит, и конечно, не откажется, но ему надо немало времени, чтобы подготовить текст даже для чтения с листа; лирику можно бы на его усмотрение из вышедшей книжечки гослитовской, и очень хорошо бы отрывок из какой-нибудь прозы – может быть, Пушкинской (т. е., естественно, о Пушкине! Может быть, из «Моего Пушкина»?[567]567
  Очерк «Мой Пушкин» впервые опубликован в журнале «Современные записки» (Париж. 1937. № 64).


[Закрыть] тут надо еще подумать). Его телефон – Г1-04-16. Еще очень хотелось бы попросить об участии Генриха Густавовича Нейгауза[568]568
  Нейгауз Генрих Густавович (1888–1964) – пианист, педагог, профессор Московской консерватории. Цветаева познакомилась с ним после своего возвращения в СССР. Узнав о тяжелом материальном положении Цветаевой, Нейгауз обратился к Марии Вениаминовне Юдиной (1899–1970), известной пианистке, которая готовила в новых переводах на русский язык сборник песен Франца Шуберта (1797–1828): «Знаете ли Вы, что приехала Цветаева и без работы? Дайте, дайте ей работу, дайте эти ваши переводы!» (Возвращение на родину. С. 265).


[Закрыть] (Г.Г. знал маму) – пусть был бы его Шопен[569]569
  Шопен Фридерик (полное имя Фридерик Францишек Шопен; 1810–1849) – польский композитор и пианист. В Записной книжке Цветаева заметила: «Дело Бетховена нести – через века – Бурю, дело Шопена нести – через века – Любовь» (ЗК 1. С. 252). Она признавалась в письме к А. А. Тесковой от 26 октября 1925 г.: «Пристрастие мое к Шопену объясняется моей польской кровью, воспоминаниями детства…» (СС6. С. 342)


[Закрыть], в котором один из корней маминого творчества. Тогда, может быть, попросить Журавлева прочесть «Мать и Музыка»[570]570
  «Мать и музыка». – Впервые в журнале «Современные записки» (Париж. 1935. № 57).


[Закрыть], дав ему право «аранжировать» текст, чтобы он был выигрышен для чтения и уместился бы во времени.

Думаю, – в случае если все это состоится, Илья Григорьевич не откажется поговорить по телефону с Журавлевым и Нейгаузом, и я напишу им, как только узнаю, что всё это реально; Вас же особо прошу, в свою очередь, созвониться с Журавлевым предварительно (он милейший человек, ученик Елизаветы Яковлевны Эфрон и большой друг нашей семьи) и дать ему прозу (книжечка у него есть).

Вот пока и всё, что наспех пришло в голову. Дайте знать тотчас же, как и что.

Ваша А.Э.

<Приписка в верху второй страницы> Обязательно постарайтесь (ведь он будет в продаже!) купить для нас «Новый мир».

Милая Анечка, Ваша аннотация(?), т. е. ваш вопль от составителей мне понравился, а Аду Александровну просто сразил простотой и гениальностью, так что какие уж там добавления или отбавления! Чуковскую я совсем не знаю, как и то, насколько она знала маму[571]571
  Лидия Корнеевна Чуковская (урожд. Лидия Николаевна Корнейчукова; 1907–1996) – писательница, поэтесса, мемуарист, правозащитник, дочь Корнея Чуковского и Марии Борисовны Гольдфельд (урожд. Мария Арон-Беровна Гольдфельд; 1880–1955). Встречалась с Цветаевой в эвакуации в 1941 г. в Чистополе. Описала эту встречу в очерке «Предсмертие» (впервые опубликован в журнале «Время и мы». Нью-Йорк; Иерусалим; Париж. 1982. № 66; в Москве – в журнале «Собеседник» (1988. № 3).


[Закрыть], так что тут своего мнения не имею. Эйснер мне (сугубо между нами) абсолютно несимпатичен, но ведь это обстоятельство к маме не имеет отношения, или постольку-поскольку… Во всяком случае, язык у него подвешен хорошо и выступать он умеет (умел). А если Веру Звягинцеву попросить? Она в молодости была дружна с мамой, и теперь ее любит, встречалась с ней и в промежуток между 1939–41 г. Попробуйте ей позвонить, если остальные согласны, пришлите мне ее адрес, я тоже напишу. Журавлеву я не написала, т. к., как ни смешно, адреса у меня нет, но попросила тетю Лилю[572]572
  Е. Я. Эфрон.


[Закрыть], которая ему преподает это самое чтение, с ним связаться и помочь подготовить немного лирики и прозы. Пожалуйста, дайте ему «Мать и Музыку» и, может быть, те отрывки из «Моего Пушкина», которые мы готовили для «Дня поэта». «Пушкин и Пугачев»[573]573
  Пушкин и Пугачев» – впервые опубликован в журнале «Русские записки» (Париж; Шанхай. 1937. № 2).


[Закрыть], по-моему, слишком сложно для исполнения. Пишите гибнущей в объятиях Скаррона! Целую Вас и иже с Вами!

А.Э.

А.А. целует.

Милая Анечка, спасибо за письмо – посылаю в благодарность смутный портрет – то ли Андронникова[575]575
  Прав.: Андроников.


[Закрыть], то ли еще чей, сами разберетесь. Новостей тут никаких; время между 6 утра и 12 ночи посвящено, за исключением небольших перерывов на принятие пищи и набегов на саклю, исключительно Скаррону; заканчиваю III действие, остается еще 2 и две недели времени и больная опустошенная башка. В хорошую погоду (3 дня), когда могла работать на воздухе, всё шло совсем хорошо, а в комнате труднее, утомительнее, и, как ни странно, сосредотачиваться труднее. Но – авось, небось да как-нибудь. Обиднее всего, что в результате всех этих стараний и перенапряжений вылупится на свет препохабнейшая халтура – это когда я могу работать хорошо, и должна. Стыдобушка, честное слово. Вдобавок, еще и «Прибой»[576]576
  «Прибой» – марка сигарет, которые курила Ариадна Сергеевна.


[Закрыть] так и не появляется в продаже, так что приходится еще и всякое дерьмо, еще дерьмейшее, нежели «Прибой», потреблять, и кашлять – на что тоже уходит драгоценное время. С тех пор, что Вы уехали, приток свежего хлеба был только однажды!!! когда я персонально снизошла за ним в город и простояла часа полтора в очереди; впрочем, было интересно. Из «очередных» разговоров узнала много интересного о разных обитателях своего двоюродного города – Тарусы. О том, кто служил у архиерея в прислугах, а кто преподавал глухонемым…

Третьего дня неожиданно пришел брат покойного мужа[577]577
  Гуревич Самуил Давидович (домашнее имя Муля; 1904–1951) – переводчик, журналист, секретный сотрудник НКВД/МГБ, гражданский муж Ариадны Эфрон, секретарь правления Жургазобъединения. Был заместителем М. Е. Кольцова. После 1937 г. был исключен из партии и переведен из издательства на техническую работу в почтовой экспедиции. В 1940 г., уже после ареста Ариадны, прошение Гуревича о восстановлении в партии удовлетворили. При этом об их отношениях с Ариадной Эфрон органы были осведомлены, Гуревич не пытался их скрыть. Работал в ТАСС, постоянно контактируя с иностранными корреспондентами агентства «Рейтер» и «Ассошиэйтед-пресс». Встречался с Ариадной Эфрон в Рязани во время ее краткого пребывания на свободе. В 1949 г. обвинен в шпионаже и участии в контрреволюционной организации, 31 декабря 1951 г. расстрелян. Похоронен на Донском кладбище в общей могиле. Ариадна Эфрон узнала об его аресте только в феврале 1953 г., а о его гибели – лишь в июне 1954 г. Реабилитирован в 1962 г. Его брат, Александр Давидович Гуревич (1906–1967), «бывший троцкист», работал вместе с братом в редакции информации для заграницы ТАСС переводчиком на английский язык, арестован в 1948 г. и приговорен к 10 годам заключения. Его дочь, Кира Александровна Сапгир (урожд. Гуревич, р. 1937), – прозаик, поэт, журналист. Живет в Париже.


[Закрыть], приехавший в Тарусу на два дня. О многом поговорили, многое вспомнили. Очень грустно было. А вчера приехала Евгения Михайловна Цветаева[578]578
  Е. М. Цветаева (см. о ней коммент. 1 к письму 44 от 6 октября 1961 г.).


[Закрыть], жена Андрея Цветаева – остановилась у Валерии, тоже дня на два… Вот более или менее и всё.

Подборку в «Новом Мире»[579]579
  В журнале «Новый мир» намечалась публикация подборки стихов Цветаевой, однако она состоялась лишь в 1965 г. в № 3. Было напечатано шесть стихотворений: «Школа стиха» («Глыбами – лбу…»), «Разговор с Гением», «Бич жандармов, бог студентов…», «Станок», «Что нужно кусту от меня…», «А мне от куста – не шуми…».


[Закрыть] жалко, когда уже свыклась с мыслью о ней. Впрочем, не столько подборку жалко, сколько печалит всё та же легкость, с которой по неведомым, а посему невесомым причинам, по-прежнему можно «разделаться» с любой подборкой и любым «мероприятием». Кстати, о мероприятии. Пока еще о юбилейном вечере ничего не известно, но, конечно же, и мне не хотелось бы из него делать «молодежное» мероприятие»; всё тот же лозунг – поменьше шуму и побольше настоящего. Но, наверно, старею, и к молодежи, как к явлению, отношусь с кругозором жандармского полковника царского времени. Не хотелось бы и большого количества случайных людей. Но обо всем этом, видимо, рано говорить, поскольку еще неизвестно, сотоится ли вообще какой-нибудь вечер.

Относительно поисков могилы я не совсем с Вами согласна. Если есть достоверный шанс найти, то искать нужно, и нужно перевезти прах и похоронить на Ваганьковском, в цветаевской ограде[580]580
  О захоронениях семьи Цветаевых на Ваганьковском кладбище см. коммент 1 к письму 57 от 11 ноября 1961 г.


[Закрыть]. Тут нельзя брать на себя смелости навязывать свою точку зрения; это не сомнительный камень в Тарусе.

Но я совершенно не убеждена, что Асины сведения достоверны, вот в чем беда, ибо затевать вскрытие могил, само по себе уже достаточно кощунственное, впустую – недопустимо. Кроме того, пробовать «опознавать» останки 20-летней давности без врача-специалиста (судебного профиля) – немыслимо, ибо надо уметь опознать, а мы с Асей мужского скелета от женского не отличим. Все это большое и сложное дело можно затевать только на основании всесторонней достоверности – от местонахождения могилы до процедуры опознавания; всякая семейная кустарщина неприемлема. Ах, Господи, будь у мамы добрая дюжина достойных ее детей, и тем бы не справиться со всеми сложностями ее посмертного бытия! Всё очень трудно. Да иначе и быть не может. Целуем Вас, будьте здоровы. Viva Polonia![581]581
  «Да здравствует Польша!» – девиз польских патриотов. Здесь означает, что дело будет сделано.


[Закрыть]

Ваши А. и А.