Текст книги "Как поймать монстра. Круг второй"

23. Все иксы и игреки

Иногда Норману казалось, что все вокруг него – излишне сложные люди. А может быть, это он был слишком обычным – и поэтому остальные, бывало, казались ему неуправляемыми. Даже непостижимыми.

Кэл безапелляционно заявил: «Киарану будет полезно прогуляться». Это было глупо. Сколько они здесь уже, неделю? Больше? И никто так и не покусился на их сохранность. Ну так чего он опасается теперь?

Конечно, вопрос был риторическим. Норман знал, чего он опасается. У Кэла был простой враг – люди из плоти и крови, которые могли в самый неожиданный момент достать ружья и застрелить их, принести в жертву, сделать что-то еще, что, по мнению Кэла, они там могли сделать.

Пока они шли к дому Йена, деревня вокруг была точно такой же, как и всегда. Как вчера, позавчера, неделю назад – в ней не менялось ровным счетом ничего, но теперь Норману казалось, что Кэл видит угрозу за каждым углом. Норман понимал. Правда, понимал.

Но все это начинало представляться ему маниакальной одержимостью.

И Норман с удивлением обнаружил, что ему не с кем об этом поговорить.

Доу был полностью поглощен своими опасениями насчет Джеммы – их, если честно, Норман тоже не спешил до конца разделять. Да, новые сны были подозрительны, но, бодрствуя, Джемма не проявляла странностей, похожих на странности Надин. Однако эти сны и разговоры о Белтейне и… Ладно, возможно, у Доу были поводы волноваться.

Кэл считал, что Йен готовится их всех убить, и не принимал альтернатив.

Последним оставался Купер, но о чем думал он, Норман и вовсе не понимал – своих идей тот не предлагал, следуя приказам Кэла или Джеммы. Впрочем, он пережил амнезию и ничего не знал и…

Норман запутался. А рядом почему-то не оказалось никого, кто бы хоть в чем-то ему помог. Кого-то, кто бы хоть раз посмотрел с ним в одну сторону и увидел то же, что он.

– Я все еще здесь, – сказал Киаран, и Норман вздрогнул от неожиданности.

Он обернулся: Киаран говорил не с ним. Он обращался к Кэлу, который уже направлялся в сторону калитки Йена.

– Вы сказали, что мистер Купер идет с вами, – сказал он, когда Кэл обернулся. – А я и мистер Эшли?

– Прости, приятель, – Кэл почесал в затылке и посмотрел на Нормана. – Останетесь на улице, лады? Не думаю, что он пустит толпу в дом.

– Не думаю, что он вообще нас пустит, – мрачно прокомментировал Купер.

Норман был с ним солидарен, но пожал плечами. Кэла это все равно вряд ли остановит.

Когда они оба ушли, скрывшись за кустами, Норман со вздохом повернулся к Киарану. Тот выглядел уставшим, хотя день только начинался, и смотрел вслед Кэлу и Куперу с непонятным выражением лица. Вот очередной сложный человек. Выражения лица Киарана тоже были для Нормана непостижимы.

– Обойдем дом? – предложил он. – Хочу кое-куда заглянуть.

Тот без энтузиазма кивнул.

Они прошли тем же путем, что и Норман в прошлый раз, когда увидел Брадана. Однако сегодня на заднем дворе никого не оказалось – он был пуст и покрыт нетронутым слоем снега. Норман с легким разочарованием вздохнул:

– В прошлый раз я встретил здесь Эмер… Не знаю, почему решил, что она и в этот раз будет здесь. На улице стало холоднее, логично, что она дома.

– Эмер? – подал голос Киаран, и Норман пояснил:

– Помнишь ее? Дочь Йена, та малышка, ну, у дома Кейтлин, – Норман показал от земли примерно на уровне своей груди, словно это помогло бы Киарану понять, как выглядят семилетние дети. – Знаешь, она молчит и немного… не в фокусе. Если честно, думаю, с ней что-то не так.

Киаран пожал плечами:

– Как и со всеми здесь?

Норман улыбнулся:

– А у тебя сегодня ворчливое настроение, да?

– Простите, – тот тут же опустил взгляд. – Я не…

– Да ладно тебе. Одним ворчуном больше, одним меньше.

Он прошел вдоль стены дома, вплоть до небольших окошек на уровне земли. Киаран молча шел за ним как привязанный.

– Интересно. – Норман присел на корточки, заглядывая внутрь, но ничего разглядеть не смог. – У него есть подвал.

– А что не так с подвалами?

Норман задумчиво почесал за ухом, все еще вглядываясь в темноту за окнами, и пробормотал:

– Больше ни в одном доме здесь нет подвалов…

– Если вы скажете об этом мистеру Махелоне, он решит, что мистер Йен держит там козлят для жертвоприношений дьяволу. – Киаран помолчал, а затем добавил: – Или пропавших туристов. Или и тех, и других.

– А как же Суини и лесник Дэйв?

– Большой, получается, должен быть подвал.

Это было уже не в первый раз: когда Киаран получал «разрешение» говорить, всегда оказывалось, что ему есть что сказать. Норман даже начинал думать, что именно по этой причине Джемма заметно примирилась с его присутствием: ей всегда импонировали остряки. Киаран же, конечно, не производил впечатление души компании, но явно не лез за словом в карман.

Какой кошмар. В этой команде, где все споры решались в вербальных дуэлях, оказывается, Норман проигрывал даже ему.

– Так ты заметил? – Он поднял голову. Киаран на него не смотрел – оглядывался вокруг. – Я тоже подумал, что это паранойя.

– Если честно… Можно правду, мистер Эшли? – Он опустил взгляд. Глаза у него были огромными и темными. Обычно это впечатление смазывалось, но когда им удавалось поговорить наедине и Киаран не прятал глаза, а смотрел прямо – в такие моменты Норман снова вспоминал, что он не человек. Люди, конечно, не могли обладать такой красотой. – Только не обижайтесь, но… У вас здесь будто у каждого своя паранойя.

Норман моргнул, с усилием отводя взгляд от его лица. Снова повторил его фразу про себя. И еще раз. Затем кивнул:

– Мне нравится. – Он задумчиво покачал указательным пальцем в воздухе. – Ход твоих мыслей. Что-то в этом есть.

Киаран спросил:

– Что вы ищете?

– Там? – Норман кивнул на окно. – Ничего. Просто думал, мало ли. Вдруг козлята?

– Я имею в виду… здесь. В целом. – Киаран замолчал, а потом вздохнул. – Простите. Это был вопрос в переносном смысле. Я имел в виду, как аналитик. Что вы здесь ищете как аналитик?

– О, ну… – Норман помолчал, подыскивая подходящее слово. – Закономерности, если в целом.

– Закономерности, – повторил Киаран голосом человека, который не понял ответа.

– Закономерности, – снова сказал Норман, поднимаясь на ноги. – Это то, что превращает разрозненные куски в цельную картину. Позволяет тебе не зацикливаться на одном таинственном происшествии, а как бы, – он развел руки в стороны, – отойти назад и увидеть происходящее целиком.

С неба медленно начал опускаться снег, налипая на очки. Но Норман даже внимания не обратил: все пытался подобрать верные слова.

– Ты разбираешь каждый случай на составляющие, пытаешься понять… систему. Это как разбирать орнамент на отдельные элементы. Допустим, – он начал загибать пальцы, – у тебя есть умирающий скот, неплодородная земля, две таинственные пропажи, старое убийство, странные случаи мертворождения… Задача аналитика – не просто найти город, в котором все это происходит. Задача аналитика – знать каждый элемент в отдельности, знать причину: список возможных причин смерти скота, перечень ритуальных действий, которые могут умертвить землю, какие последствия могут быть у насильственной смерти. И потом соединить их. Составить уравнение, – он нашел хорошую метафору и кивнул сам себе. – Да, уравнение. Вычисли все иксы и игреки, найди их значение и выведи ответ. А с ним уже разберутся большие парни с пушками.

Он наконец нашел верную дорожку слов, чтобы облечь в последовательность все то, что его здесь так смущало. То, что, возможно, не понимали остальные.

– Но здесь значение иксов и игреков постоянно меняется. То, что выглядит как аномальная зона – пространственные и временные парадоксы, например, или ненормальная супрессия, ограниченная зона воздействия, – и заключается в одну скобку уравнения, перегружается другой: трупами охотников, снами Джеммы, амулетом, записями… Под знаком деления вообще черт-те что творится: амнезия Купера, странное поведение местных жителей, существа в лесу. Эти элементы не складываются ни в один известный мне узор. – Он выдохнул невеселый смешок. – И я в растерянности. Как тебе такой ответ?

Он почувствовал себя в своей тарелке – впервые за долгое время – и был благодарен за такую возможность: просто ощутить землю под ногами.

– Но есть ведь у них что-то общее? – нахмурился Киаран. – Общий… общий знаменатель? Хоть один?

Норман кивнул:

– Да.

Он задрал голову и поймал лицом очередную снежинку.

– Самайн.

За добрых десять минут дверь им никто так и не открыл.

Кэл заглянул в окна – ничего внутри не разобрать – и попробовал постучать по стеклу несколько раз, хотя и не надеялся, что Йен совершенно случайно может оказаться в душе под звуки радио.

– Похоже, его нет дома, – скупо заметил Купер, когда ему, видимо, начало надоедать.

Кэл громко подолбил в дверь еще раз.

– Слушайте, это бесполезно. Мы ведь можем сходить к старосте, не так ли? У него тоже должна быть карта.

– Ну! А может, я хочу карту Йена, а не старосты, – Кэл опустил кулак и потер его. Потом прислушался: ему показалось, с той стороны двери донесся какой-то звук. Но на улице шумел ветер, так что он не мог сказать наверняка; может быть, просто игра слуха. – Вот такой я капризный здоровяк. – Он развернулся. – Ладно уж. Староста так староста.

Купер так и стоял там, где встал, когда они подошли к крыльцу. Ни на дюйм, казалось, не сдвинулся. Удивительно статичный парень, этот Теодор Купер…

А вот обнаружив Нормана, оживленно с кем-то беседующего посреди улицы, Кэл ни капли не удивился. За плечом Нормана переминался с ноги на ногу Блайт. Он же и первым оглянулся.

Их взгляды встретились.

Со вчерашнего дня они больше не разговаривали – не до того было. Блайт не приходил, улучив момент: все больше возвращался в комнату.

Сейчас Кэлу показалось, что его и без того бледное лицо было совсем белым: глаза и губы выделялись темными пятнами, а черные волосы превращали его в обесцвеченную фотографию.

– Приветики, – громко поздоровался Кэл, подходя ближе.

Оказалось, Норман поймал в сети своего дружелюбия двух дам – совсем девчонку и матрону постарше.

– О, а вот и он! Кэл, это Кейтлин, – девочка смущенно улыбнулась. Ага, значит, дочурка старосты, – и ее тетя, Сибил. Мы как раз беседовали о случае в шахте. Представляешь, все так шокированы…

Женщина, поправив меховую шапку, что-то сказала. Взгляд Кэла привлек браслет, мелькнувший у нее на руке, – под золото. И перед кем здесь красоваться-то?

– Тетя говорит, что под шахтой обнаружили целый тоннель, представляете? Все на ушах стоят! – перевела малышка. – Папа в тот день вернулся весь в пыли и грязный, мы так перепугались!

Кэл ухватился за эти слова:

– А где твой папа сейчас, солнышко?

Кейтлин указала в сторону холмов:

– Он в шахте, вместе с остальными. – Английский у нее был складный, но как будто… Кэл затруднялся подобрать слово. Необычный. Хотя чего ожидать от девочки в глухой ирландской деревне? – Сейчас все там. Нужно очень много рук, чтобы разбирать завалы.

– Да? – Кэл удивленно почесал в затылке, обернувшись в сторону, откуда пришел. – А Йен, получается, тоже?

– Нет, Йен дома, – Кейтлин погрустнела. – Эмер в последние дни нездоровится. Я уложила ее, но он вернулся, чтобы самому с ней посидеть… А вы ирландец, верно? Мы виделись с вами в прошлый раз.

Это она спросила уже у Блайта. Тот даже дернулся, не ожидая вопроса, – разглядывал что-то в другой стороне. Когда он посмотрел на нее, девчушка выглядела заинтересованной, даже любопытной. Не более.

Тетя слегка шлепнула ее по предплечью и назидательно сказала что-то на ирландском, но Блайт ответил – и тоже на ирландском. Впрочем, этот разговор не продлился долго: женщина потянула Кейтлин в сторону, и та попрощалась за них обеих. Кэл сощурился им вслед. Да, он никогда не ощущал на себе влияния психоэмпатии Брайта, но прекрасно видел, как тот действовал на Джемму и Нормана до того, как те огородились амулетами.

И девочка, и ее тетка должны были в рот Блайту заглядывать. Но ничего подобного.

– Заметил браслет? – спросил он у Нормана, когда дамы отошли дальше по улице.

Тот кивнул:

– Ага. Снова золото.

На крыльце дома Мойры обнаружился мрачный Доу в окружении дыма. Он не сдвинулся с места, когда они подошли к крыльцу – будто загораживал от них дверь. Кэл сощурился.

– Мне нужно еще раз взглянуть на записи, – задумчиво сказал Норман, не обратив внимания ни на его лицо, ни на напряженную позу. Как оказалось, очень зря.

– О, ну да, – вместо приветствия выплюнул Доу. – Конечно. Тебе нужно взглянуть на записи. Что ты там хочешь найти? Ты их уже наизусть выучил. – Норман не успел ответить, потому что Доу тут же вцепился в Кэла. – Что с картой, Махелона? – И, не дожидаясь ответа, зацепился взглядом на его расстегнутую куртку. – Ты что, на курорте?

– Сайлас, – перебил этот поток яда Кэл, – что случилось?

На лицо Доу легла тень. Щелчком отбросив сигарету, он угрюмо распорядился:

– Заходите в дом. Нужно поговорить.

Она не была одержима.

Джемма знала это наверняка. Никто не пытался завладеть ее телом, никто не пытался захватить ее сознание, и уж точно никто не переманивал ее на свою сторону. Кто? Купер-то? Да вот он – стоит, невредимый, глазами хлопает!

Да, вначале она растерялась: не каждый день слышишь от специалиста по духам, что ты одержима! Ее можно понять!

Но чем больше она думала над этим, чем больше заново анализировала увиденное и услышанное во снах, тем больше убеждалась: нет, это была не одержимость. То, что делал Купер – какое-то магическое дерьмо, позволявшее их сознаниям сплетаться, – было некой формой связи.

Доу просто не понимал разницы.

Он не слушал ее. Она пыталась ему объяснить, правда пыталась – но, казалось, каждое ее слово только подливало масло в огонь его убеждения.

В этом весь Доу – он всегда интерпретировал ее слова так, как сам считал нужным; его никогда не интересовало, что она действительно пыталась до него донести. Каждый раз. Каждый. Долбаный. Раз. Что тогда, в лесу, что сейчас.

Их разговоры никогда не могли привести к чему-то нормальному.

Это просто не работало – не между ними.

И к тому моменту, как они с Доу вернулись в деревню, завязалась потасовка.

Когда Кэл и остальные вернулись, Джемма чувствовала, что ее нервы натянулись настолько, что вот-вот лопнут – и когда они лопнут, то снесут все к чертям собачьим. Тем не менее она молчала, когда Доу излагал им свои доводы. Лицо Кэла не изменилось, только посерьезнело; но Джемма видела, что новость стала для него неприятным сюрпризом. Норман же занервничал, но не удивился – значит, знал. Получается, Доу ему рассказал. Секретничают о ней за спиной. Приехали!

Первое же, что сказал Купер, было:

– Я абсолютно согласен насчет амулета. Его надо снять.

Все в Джемме воспротивилось самой этой идее – настолько сильно, что она чуть было не схватилась за амулет, словно они собирались сдернуть его с нее прямо сейчас. Какого черта? Он ведь твой. Ты же должен знать, что он нас связывает!

Глупые мысли, учитывая обстоятельства, но это все равно было первым, о чем она подумала.

– Все началось с него, это верно, – Кэл задумчиво скрестил руки на груди. – Но, Сайлас, мы же уже говорили об этом. Ты его проверял.

– Этот аргумент он игнорирует, – процедила Джемма, – теперь это просто не вписывается в его теорию, где с этой тупой Роген наконец что-то не так.

Доу вскинулся:

– Да прекрати ты нести чушь!

– Давайте просто подумаем, хорошо? – вмешался Норман. – И не будем принимать поспешных решений.

Джемма угрюмо уставилась на него исподлобья. «Ты знаешь о подозрениях Доу?» – так вот что он имел в виду. Потрясающе. Она не злилась, что он рассказал Доу о ее снах, – к кому ему было еще идти? Но он мог бы рассказать ей, что они оба, оказывается, думают, что в ней демон!

– Я мало что смыслю в гоэтике, – задумчиво сказал Купер, – но одержимость звучит правдоподобно.

Джемма огрызнулась:

– Раз мало смыслишь, зачем открываешь рот?

– Джемма, – только и сказал Кэл, но она не хотела слушать увещевания о том, что ей стоит быть вежливой.

– Из нас двоих только у него амнезия, которая, по словам Доу, гребаный симптом, – а дьявол вселился именно в меня!

– Давай, – Доу тоже повысил голос. – Давай, Роген! Скажи, что я выбрал тебя, потому что у меня на тебя зуб! Доведи ситуацию до абсурда!

– Вам всем нужно успокоиться, – снова вмешался Норман. – Не может такого быть, что у нас тут одновременно и дух, и существа в лесу, и секта, и аномальная зона, и…

– Я не знаю, что насчет всего остального, но дух здесь есть, – отмахнулся Доу. Почему они этого не видят? Он ведь отрицает любой другой вариант! – И он прямо здесь. Не где-то там в лесу, а здесь. В доме. – Доу махнул в ее сторону рукой. – Пытается захватить Роген.

– Мы можем что-то сделать?

Не тот вопрос, Кэл! «Мы можем найти какое-то другое объяснение?» – вот что надо было спрашивать!

– Нужно понимать, что он уже выбрал жертву, – Доу смотрел на Кэла, но Кэл задумчиво разглядывал что-то в стороне. – Первая ступень уже пройдена. Это процесс, а не…

Джемма не могла слушать это в сотый раз.

– Я не одержима. – Она в ярости повернулась к Кэлу. – Скажи ему. – Тот молчал. – Скажи ему, Кэл!

– Джемма, тише, – попросил Норман. – Мойра в доме.

Джемме было срать. На Мойру, на дом, на деревню, даже на Нормана. Она смотрела на Кэла, а Кэл… Кэл не смотрел на нее. Его взгляд завис где-то на стене, лицо ничего не выражало. А потом он сказал два слова:

– Ты уверен?

Джемме показалось, что ее как водой окатили. Теперь он смотрел не на стену, но и не на Джемму – а на Доу. И спрашивал у него. У него, а не у нее!

– В том, что у нее в голове астральная сущность? Да. Да, я уверен, Махелона.

– Я не говорю, что у меня нет в голове какой-то чертовой сущности! – зарычала на него Джемма, даже не пытаясь унять нарастающую ярость. – Я говорю, что не одержима ею!

– Потому что ты ни хрена не смыслишь в том, что говоришь!

И разговор снова вернулся в ту же точку.

– Ты заводишься, – мягко сказал Кэл, наконец поворачиваясь к ней, и Джемме показалось, что она готова ему врезать.

– Не смей, – она подняла палец, не смотря на него в ответ. – Не смей сейчас использовать этот тон!

Норман зашипел:

– Говорите тише!

– Да она уже обо всем знает, Норман! – Джемма в порыве злости ударила ладонью по столу. – Очнись! Она с самого начала в курсе! И явно понимает побольше нашего!

– Это те перепады настроения, о которых вы говорили? – обратился Купер к Доу, но тот только махнул рукой.

Джемме захотелось зло расхохотаться. Она никогда не отличалась сдержанностью, но теперь-то и это можно списать на одержимость! Ну как же удобно!

– А тебе это нравится, да? – Джемма отклонилась назад, заглядывая Куперу в лицо. – Ведь теперь это не ты тут странный, а я? Как удачно сместился фокус!

– А это что? – игнорируя ее, снова спросил Купер у Доу. – Что это за симптом?

Джемма оглядела их всех: Кэла, который спросил не ее, а Доу, Нормана, который не додумался ее предупредить, мрачного Доу, который не видел дальше своего носа, Купера, который удивительно охотно ухватился за эту идею. Только вампира не хватало – сразу смылся. И все они думали, что она действительно может быть одержима.

Джемма не была дурой – любые ее слова играли только против нее.

Поймав ее взгляд, Кэл начал:

– Джемма…

– Не разговаривай со мной, Махелона, – отрезала Джемма, – иначе я психану. Слушайте, ладно. Знаете что? Ладно. – Она подняла руки вверх, словно сдаваясь. – Давай, Доу. Доставай крест. Четки. Святую воду, что там еще! И все это ни хрена не сработает, потому что я не одержима. Так что да, – она кивнула сама себе, – давайте проверим. И если я права, то мы возвращаемся во Фриско, и ты, Доу, голым бежишь по всем этажам офиса. Идет?

Доу поднял на нее взбешенный взгляд, но промолчал.

– Идет? – все равно повторила она.

– Ты просто достала уже кривляться.

Она злобно ему улыбнулась:

– Нет? Ну что ж. Тогда увы. Как-нибудь в другой раз.

– Ты что, на хрен, серьезно сейчас?

Вмешался – да кто тебя просил! – Кэл:

– Сайлас, она шутит. Ты ведь шутишь, детка?

– А вопросы все тупее и тупее, – раздраженно бросила Джемма, поднимаясь и расстегивая куртку. – И не называй меня деткой, Махелона. Пошел ты.

Затем она залезла рукой под горловину свитера и нащупала цепочку. Они говорили, что не могли снять с нее медальон в машине, и на это абсолютно точно были какие-то паранормальные причины, потому что сейчас она с легкостью стянула ее через голову. Привычная тяжесть исчезла с груди, оставляя после себя некомфортное чувство пустоты.

– Довольны?

Она стянула с шеи амулет и грохнула им об стол. И развернулась к ним:

– Ну? Будете изгонять из меня демонов или мы ждем сраного Рассела мать его Кроу?

Существовало много способов изгнания духов.

Это называлось энтитацией – процессом отделения сущности от жертвы, и вовсе не обязательно для этого было, согласно Роген, использовать крест и святую воду. Наоборот, в их случае это была бы более чем бесполезная бутафория. Невозможно крестом изгнать сущность из человека, который не верит в Бога. Тем более когда у Управления был куда более широкий спектр действенных методов.

Сайлас потратил много лет, чтобы изучить их все, но принцип, лежащий в корне работы со сверхъестественным, всегда оставался одинаковым.

Для того чтобы изгнать сущность из жертвы – чем бы она ни была, какими силами бы ни обладала, – сначала требовалось соприкосновение. Пока ты не установишь связь, ничего не получится. Как дух устанавливает контакт со своей жертвой, так и охотник устанавливает «контакт» со своей.

Потом нужно было вытащить сущность из чужого сознания, подтянуть к «поверхности» – и только после этого можно приступать к отделению от жертвы. Обычно с этим не возникало проблем: весь процесс был похож на то, как рыбу заманивают на крючок. Как и в рыбалке, главное – терпение и верная наживка.

Сайлас испробовал все наживки.

И ни одна из них не сработала.

Это было дико, невозможно, неправильно – и нарушало все, что он знал о своей работе.

Чем дольше это тянулось, тем самодовольнее становилось лицо Роген. Раньше это вывело бы Сайласа из себя, но теперь он почти не обращал на нее внимания: с каждой тщетной попыткой росла его тревога. Эшли, как придурок, все время уточнял под руку: «Но это ведь хорошо, верно?» Как Сайлас мог объяснить ему, что это ни хрена было не хорошо?

– Я думала, меня начнет швырять по комнате, – лениво прокомментировала Роген, – ну или там выгнуть параболой. О, и еще хождение по потолку!.. Нет? Ну хотя бы болтовня на латыни?

– Тебя испортил Голливуд, – попенял ей Эшли. – На самом деле все совсем не…

– Заткнитесь оба.

Тем не менее Эшли был прав. Все совсем не так. При соприкосновении дух мог проявиться по-разному: нервные тики, всплеск агрессии или истерика, обморок, эпилептический припадок, потеря связности речи и мышления… К концу первого часа Роген начала только зевать.

– Ладно, – заныла она, – у меня затекли ноги. Это считается?

Сайлас положил ей ладонь на лоб и забормотал заклинание на латыни.

Отклик. Ему нужен отклик на контакт.

– Можно тогда я хотя бы откинусь на кровать и посплю, а?

– Так не получится, – тут же снова влез Эшли. – В любом обряде объект воздействия должен находиться в сознании. А также не должен быть одурманен или находиться под действием каких-либо чар, потому что манипуляции проводятся именно над сознанием. Поэтому, кстати, очень трудно проводить изгнания, например, из жертв с деменцией или психическими откло…

– Помолчи, – не выдержал Сайлас. Вся эта болтовня сидела у него в печенках. – И если у тебя нет опыта в энтитатических процедурах, я был бы очень признателен, если бы ты не лез со своими бесполезными комментариями.

Эшли заткнулся. Сайлас попытался сосредоточиться.

Каждая жертва, с которой он работал за время своей практики, реагировала по-разному – он видел много всякого. Как жертва не должна была реагировать, так это с насмешкой смотреть на него сквозь его собственные пальцы, вымазанные в тминовой глине. «Ну и что дальше?» – говорил ее взгляд. Ее. Не духа. Этот взгляд Сайласу был слишком хорошо знаком.

– Сайлас, – раздался за его спиной голос Махелоны, – мы долго тут сидим и все устали. Думаю, пора заканчивать…

– О, посмотрите на него, – живо откликнулась Роген, мотнув головой, и Сайлас крепче обхватил ее лоб, – теперь-то он мне верит. Нет уж, Доу, продолжай. Давайте разберемся с этим раз и навсег…

– Я же просил вас заткнуться!

И все и правда, наконец, заткнулись.

Только это, конечно, все равно уже ничего не меняло.

Он потерял счет времени, сколько еще упорствовал. Роген больше не ерничала – сидела спокойно, и это с каждым часом и с каждым новым методом все больше действовало Сайласу на нервы. Он был уверен в своих выводах, в своих решениях, он…

– Все. – Тяжелая рука Махелоны легла ему на плечо. – Хватит, Сайлас. Уже стемнело.

Когда Сайлас поднял взгляд от символов, исчерченных вокруг Роген, оказалось, что комната погрузилась в сумерки. Эшли заснул. Было тихо, только ветер странно выл – как будто не за окном, а прямо в комнате. Глаза были сухие, словно в них насыпали песка. Пальцы онемели. Было холодно.

Он сбросил чужую руку – хватит его трогать – и поднялся на ноги.

– Фу, ну и гадость, – хриплым от долгого молчания голосом пробормотала Роген, двумя пальцами вытягивая волосы. – Теперь три часа буду отмываться…

Окончание фразы заглушила закрывшаяся за Сайласом дверь. Пальцы почти чесались от желания достать пачку, но вместо этого он пошел на кухню. В одном Роген была права: отмываться от глиняного масла из черного тмина действительно та еще морока.

Он яростно намыливал руки, когда Махелона зашел в кухню. Его тяжелые основательные шаги было ни с чем не спутать – даже если бы Сайлас его не чувствовал. Впрочем, надо отдать ему должное: рта он не открывал, пока Сайлас не закончил. Заговорил, только когда тот взялся за полотенце.

– Экзорцизм не сработал. С ней все в норме?

– Это не «экзорцизм», – желчно отозвался Сайлас. – И то, что я не знаю, почему дух не выходит на контакт, не значит, что она в норме, Махелона.

Тусклый свет – когда он успел его включить? – создавал в кухне ощущение страшного запустения: старил мебель, позволял теням грязно липнуть к углам. Сайлас ненавидел грязь. Ненавидел бардак. Ненавидел холод. Он все в этой деревне ненавидел.

Он вытирал палец за пальцем с такой силой, будто хотел снять с себя кожу. Махелона молчал, а за дверью вновь послышались шаги – никто в этом доме не собирался оставлять его в покое. Когда голос Роген раздался за спиной, Сайлас был готов к тому, что она начнет отыгрываться, поэтому не удивился:

– Ну что? Уже готовишься бежать голым по офису?

Сайлас не стал оборачиваться, до боли скобля пальцы жесткой тканью. Вместо него ответил Махелона:

– Ты все еще злишься?

– Не разговаривай со мной. Голым по офису, Доу, – повторила она, а затем скрипнула закрывшаяся дверь.

Сайлас зло отшвырнул полотенце.

Он знал, что станет гоэтиком, с пятнадцати лет.

Конечно, он не оканчивал Академию – в то время его, подростка-гибрида с вампирскими генами, на пушечный выстрел не подпустили бы к учебной базе, к общежитиям, полным зеленых, необученных кадетов. Его готовили там же, где он вырос, – в репозитории, и ему пришлось выложиться на полную, чтобы доказать, что он может быть агентом.

Мало у кого было столько времени на подготовку – и мало кто срастался со своей работой так, как Сайлас. Он знал о духах больше, чем о себе самом; он посвятил изучению потусторонних сущностей больше времени, чем когда-либо посвящал самому себе. У него не было другого выбора: гоэтика была его единственным билетом наружу.

И гоэтика гласила: любая сущность обязана откликнуться на контакт.

Выйдя в густые сумерки, Сайлас обнаружил, что деревню заволокло туманом. Он спустился по ступеням, доставая пачку, но, вместо того чтобы вынуть сигарету, лишь принялся крутить ее в руках, разглядывая туман, стелющийся по земле. Он знал, что станет гоэтиком, с пятнадцати лет – но когда-то, задолго до этого, верил, что духи выглядят примерно так: белый дымок, зависший в воздухе. Этот мелкий наивный дурень, сколько ему там было, – он бы, наверное, подумал: вот он, твой контакт. Выплыл на улицы и заполонил всю деревню.

Но тот Сайлас, который верил в белый дымок, в чужую похвалу и в то, что он нормальный, остался где-то очень далеко – и слава богу, потому что здесь он ничем бы не помог. Куда ему, если даже у взрослого Сайласа, жизнь на это положившего, не получается.

Любой дух, каким бы сильным он ни был, к какому бы виду генезиса ни принадлежал, должен был среагировать. Даже если Сайлас слабее, даже если его навыков не хватило бы, чтобы его изгнать, он должен был показать себя.

Так происходит работа с астральным миром.

Так работает гоэтика.

Даже аномальная зона не смогла бы сломать эти правила. Значит, дело не в том, что они не работают. Дело в том, что Сайлас что-то упускает.

Раздался звук открываемой двери, и на этот раз Сайласу не требовалось даже узнавать шаги: его присутствие в доме было таким сильным, что он чувствовал его постоянно.

Они долго молчали.

Когда Сайлас развернулся, чтобы подняться на крыльцо, то увидел, что Блайт смотрит на него. Не прямо – тот, видимо, не умел смотреть в глаза, во всяком случае Сайлас такого практически не помнил. Скорее, поглядывал. Впрочем, какая разница? Сайлас собирался пройти мимо, когда Блайт его окликнул:

– Мистер Доу… – Сайлас повернулся. – Могу я задать вопрос?

Он смотрел себе под ноги. Похоже на стеснительность, но был в Блайте какой-то стержень, который не позволил бы Сайласу назвать его робким. Впрочем, он знал таких, в ком тоже был стержень. Все можно сломать, если приложить достаточно сил… Но Махелона его почему-то пока жалел. Зря.

– Нет, – ответил Сайлас.

Он уже положил руку на дверную ручку, когда Блайт сказал из-за его спины:

– Только вы можете мне ответить. Потому что вы… Вы тоже…

Сайлас обернулся.

– Я тоже что? – спросил он.

А потом понял.

В другое время он бы разозлился – кто-то рассказал Блайту о нем, – но сейчас его хватило только на то, чтобы неприятно удивиться. Да, такое уже происходило: кто-то в офисе слил его досье, и с тех пор это место стало еще невыносимее, чем было. Но там было полно погани, а здесь они были вчетвером. Ни Махелона, ни Эшли не были похожи на злонамеренных сплетников, которым забавно поиздеваться над иронией ситуации. Только если Роген проболталась. Одно чудовище конвоирует другое чудовище. Может, ей с этого смешно. Может, просто хотела отомстить.

Это заставило его скривиться. Он резко сказал:

– Найди себе другого друга-вампира. Я не твой психотерапевт.

– Мистер Доу…

– Ты хочешь знать, есть ли у тебя шансы? – не выдержал Сайлас. – Ты смотришь на меня и думаешь, что раз я тут, то и ты сможешь? Нет, идиот.