Текст книги "Настоящий американец – 3"

Глава 12

Попрощавшись с Брендеджем я поехал в Beau-Rivage Palace за вещами. Дел у меня в Швейцарии больше не осталось, а значит пришло время лететь в Бельгию – конечный пункт моего европейского вояжа. Нынче он оказался не только результативным, но и на удивление коротким. Все же не зря я тогда радовался дождю в Париже.

Забавно. В первый свой срок только посмеивался над подобными приметами. Но, дожив до второй жизни, начал в них верить. Все же смерть меняет людей.

Бросив ключи от Мерседеса парковщику, я взбежал по лестнице и передо мной услужливо распахнул двери швейцар. В холле, я чуть не снес одного из сотрудников отеля, который именно в этот момент оказался на моем пути.

– Pardonnez-moi, – извинился он передо мной.

Как я заметил в Лозанне, в отличие от онемеченного Берна, который я посетил раннее местные жители говорили на французском языке и к своему удивлению понял, что стал понимать этот язык намного лучше, чем на уровне туриста. То ли мои поездки во Францию и Канаду дали мне языковую практику, то ли причина в появившимся вместе с молодым телом склонности к обучению, но заметил, что языки я в этой жизни усваиваю намного легче, чем в прежней. Там я не был полиглотом, даже больше, у меня были очень посредственные способности к языкам, из иностранных освоил лишь английский, да и то потому что прожил в США несколько лет.

– Все нормально, – оглянулся я на него, и, наконец, увидел, что он здесь не просто так проход загораживает. Он держал стремянку пока его коллега закреплял на специальной афише плакат.

Заинтересовавшись, я присмотрелся. В отличие от разговорной речи, читал по-французски я пока паршиво, благо на плакате надпись была продублирована для гостей отеля на английском.

«Старейший аукционный дом Вены, Dorotheum, начинает сезон выездных тематических аукционов в Швейцарии. Сегодня 10.08.1955 года в шесть часов вечера в банкетном зале гостиницы Beau-Rivage Palace пройдет аукцион, посвященный испанской живописи двадцатого века и предметам античности. Часть средств, вырученных на аукционе пойдут во Всемирный Фонд Мира».

Сразу же вспомнилась одна из моих отложенных идей об организации в Миддлтауне картинной галереи или даже музея современного искусства. Хватит уже кормить налоговиков, этих прожорливых стражей настоящих американских ценностей. А чтобы посадить их на диету нужна благотворительность. Для этих целей как раз и нужен музей. А музею нужны экспонаты. Так почему бы мне не прикупить картину кокого-нибудь мастера испанской школы живописи? Ведь я точно знаю, что в будущем ценность этих полотен только вырастет.

Решено. Остаюсь в Лозанне еще на один вечер.

На аукцион я пришел в смокинге, я же в Европу ехал, вот и гардероб собрал на все случаи жизни. Я сейчас хоть и янки, но на светское мероприятие в кэжуальной двойке идти все же не комильфо, не те еще времена, когда в оперу в шортах и шлепанцах ходят. Можно было, конечно, остановиться на темном костюме со светлой сорочкой, он тоже приемлем для посещения аукциона, но я решил, что называется, отыграть американского миллионера. Впрочем, смокинг все же не фрак с его пижонскими фалдами. Одна беда – бабочка – было у меня к ней какое-то предубеждение. Понимаю, что это все наследие рабочей окраины, где я вырос, но ничего с собой поделать не могу. Носить если надо – ношу, но через не хочу.

Когда я зашёл в конференц-зал, тот уже был полон. Мне повезло, как постояльцу люкса, мне было положено место в первых рядах, и если бы не это обстоятельство, то я бы оказался далеко на задворках. Пока шел по проходу рассматривал собравшуюся здесь публику и убеждался, что не прогадал с нарядом. Публика здесь подобралась, сразу видно, платежеспособная. Господа были преисполнены собственным величием, дамы увешаны драгоценностями. Если бы сейчас в зал ворвались какие-нибудь грабители, то сорвали бы нехилый куш в несколько сотен тысяч долларов. Сразу же вспомнилась сцена из фильма про Мишку Япончика, где его банда собирает улов с посетителей ресторана.

– Мистер Уилсон, Фрэнк Уилсон! – услышал я окрик, что спугнул мое разыгравшееся воображение. Мне махал рукой мужчина лет пятидесяти. Он даже привстал с места, чтобы я его лучше рассмотрел. Пока я вспоминал кто это такой, он закашлялся. Его спутник, примерно того же возраста тут же подал платок и, немедля, вытащил из внутреннего кармана своего смокинга пузырек с таблетками. Тут же к ним буквально подлетел один из сотрудников гостиницы и подал бокал воды. Когда приступ был купирован позвавший меня мужчина вновь заулыбался.

– Приятно снова видеть вас, мистер Уилсон. Фрэнсис Генри Тейлор, директор музея Метрополитен, – напомнил он мне свое имя. – Мы с вами виделись в прошлом году во время приема посвященному воину из Риаче.

– Да, да помню, мистер Тейлор, – тут же соврал я. В тот вечер я много кому улыбался и жал руки, всех и не упомнишь. К тому же на том приеме Эмма порезала ганстера, так что это происшествие перетянуло на себя все внимание и в памяти закрепилось только оно.

– Разрешите представить вам моего спутника, мистера Джеймса Роримера. Он мой преемник на посту директора Метрополитена.

– Приятно познакомиться, мистер Роример, – вежливо ответил я и мы пожали друг другу руки.

– Фрэнк, вы как я понимаю, решили продолжить своё знакомство с античным искусством или вас здесь интересуют картины? – спросил Тейлор.

– Пока еще не решил. Посмотрим какие будут лоты. А вы, джентльмены, здесь, насколько я понимаю по делам музея?

– Совершенно верно, – подтвердил Тейлор, – хотим пополнить нашу коллекцию. Тут будут выставляться несколько очень интересных экземпляров. Надеюсь, они будут нашими.

– Желаю удачи, – пожелал я им и направился на пару рядов ближе к сцене, где меня дожидалось единственное свободное место.

На стуле лежала программка с полным списком того, что будет сегодня выставлено на торги.

Первая часть, как я и ожидал, была посвящена испанским живописцам – вся большая тройка: Пикассо, Дали, Грис.

– Это я удачно заглянул, – пробормотали мои губы, когда взгляд остановился на одном из лотов.

«Синий голубь мира. Пабло Пикассо. Набросок Плаката 1-го Всемирного конгресса сторонников мира в Париже 1949 год».

Мне сразу вспомнился анекдот времен моей молодости:

«Художественная выставка. Пикассо забыл свой пригласительный билет. Его не пускают:

– Докажите, что вы Пикассо.

Он одним взмахом карандаша изобразил голубя мира и его пропустили. Фурцева тоже забыла приглашение, и её не пускают.

– Я министр культуры СССР!

– Чем вы это можете доказать? Вот Пикассо тоже забыл билет, и ему пришлось рисовать.

– А кто такой Пикассо?

– Всё в порядке, товарищ Фурцева, проходите».

Разумеется, я решил купить набросок «голубя мира», одно из самых узнаваемых изображений за всю историю, ведь цена на него в будущем вырастет в разы. Даже если не смотреть на покупку наброска как на инвестицию в будущее, то и в настоящее время эти траты полностью окупятся, в любом случае, сколько бы ни стоил мне этот рисунок, я верну эти деньги, когда буду подавать налоговую декларацию, ведь я помещу «голубя мира» в свой собственный музей.

За какой-то час джентльмены из музея Метрополитен приобрели сразу несколько картин, потратив чуть ли не миллион долларов, если я правильно перевел местные франки в доллары. Особенно долго и упорно директор Нью-Йоркского музея бодался за “Натюрморт со скатертью в клетку” Хуана Гриса. За этот шизофренический кубизм Тейлор в итоге отдал четыреста тысяч долларов.

Закончив с картинами аукционист, импозантный мужчина с седыми висками и во фраке, чем-то неуловимо напоминавший актера Лесли Нильсена перешел к графике. И первым лотом в этой части аукциона как раз был облюбованный мною набросок.

– Лот номер 24. Пабло Пикассо, набросок плаката “голубь мира”. Начальная цена 10 тысяч швейцарских франков.

Я тут же поднял табличку, и аукционист отреагировал.

– У нас есть 10 тысяч франков. Кто больше? Отлично! Двадцать тысяч от юной итальянской синьорины.

Я тут же поднял ставку.

– Тридцать тысяч от молодого американца с первого ряда. Спасибо. Кто больше. Тридцать тысяч от месье с третьего ряда. Сорок тысяч франков от американца с первого ряда… Пятьдесят тысяч от молодой синьорины…

Очень быстро в торгах за набросок Пикассо остались только я и какая-то приставучая итальянка. Когда ставка выросла до ста тысяч я обернулся, чтобы посмотреть кто постоянно перебивает меня.

И почему я не удивлён?

Вайлетт как всегда была великолепна. Гордая осанка, переливающиеся в лучах электрического света бриллианты, конкурирующие за мужское внимание обнаженные плечи и стройные ножки в туфлях на высоких каблуках, кокетливая шляпка с сеточкой, за которой невозможно скрыть азартное сияние сапфировых глаз, на чувственных губах играла полуулыбка.

Кое-как прогнал охватившее меня наваждение и прожег конкурентку за лот строгим взглядом. В ответ получил провокационный жест в виде воздушного поцелуя.

Смело по нынешним временам, но в этом вся Вайлетт.

Повышаю ставку. Вайлетт отступает только когда сумма возрастает до ста двадцати тысяч швейцарских франков.

Я вновь смотрю на нее и получаю застенчивую улыбку пай-девочки.

Отворачиваюсь и размышляю о природе совпадений. Даже если предположить, что Аньелли каким-то образом узнали о моей поездке в Швейцарию, то они никак не могла знать заранее, что я посещу этот аукцион, да я сам об этом до сегодняшнего дня не знал. А значит появление здесь Вайлетт совпадение?

Вновь бросаю задумчивый взгляд на девушку, но она поглощена тем, что творится на сцене, а с нее аукционист объявляет последний лот:

– Список с античного пергамента изготовленный в десятом веке после Рождества Христова в Риме, в монастыре монахов бенедиктинцев. Стартовая цена пять тысяч франков.

Вайлетт тут же поднимает табличку.

Я морщу лоб от непонимания на кой ей он сдался. Да и остальные участники как-то вяло на него реагируют, со всего зала нашелся лишь один конкурент, да и то отвалил на сорока тысячах.

Улыбаюсь и поднимаю табличку. Не важно зачем Вайлетт этот кусок древней бумаги, главное он ей нужен. Пришло мое время отыграться.

– Пятьдесят пять тысяч франков от нашего американского гостя. Кто больше. Кто даст мне шестьдесят? Спасибо синьорина!

Я вновь поднимаю ставку и довожу ее до девяносто тысяч. Пусть тоже платит сотню тысяч. Как говориться, баш на баш. Вот только до этой суммы не доходит. Вайлетт к моему изумлению более не поднимает табличку. Вместо этого она одаривает меня игривой улыбкой.

Стучат три удара молотка аукциониста, и я становлюсь владельцем совершенно ненужного мне свитка за девяносто тысяч швейцарских франков.

Беззвучно шиплю в ее сторону «Стерва» и размышляю о женском коварстве.

Конференц-зал я покидал в смешанных чувствах и в одиночестве. Вайлетт подрулила ко мне в холле:

– Поужинаем вместе?

– За ужин платишь ты, – поставил я условие.

Она красиво рассмеялась и взяла меня под руку.

В ресторан можно попасть как с улицы, так и не выходя из отеля. Мы пошли вторым путем.

Сперва Вайлетт придирчиво выбирала столик, в итоге ей приглянулся стоящий чуть ли не в центре зала у всех на виду. Затем вдумчиво знакомилась с меню, замучив стойкого официанта уточнениями. А дальше очередь дошла до меня, я даже заерзал под ее препарирующим взглядом.

Так, Федя, соберись! Помни, ты не молокосос, тебе почти семьдесят в душе. А в штанах двадцать два. Черт!

– Чего вздыхаешь? – томно поинтересовалась моя спутница.

– Я только что потратил пятьдесят тысяч долларов, – нашел я причину. – Не без твоей помощи!

От ее легкомысленного «Подумаешь» я чуть не взорвался, и в этот самый момент ее ладонь накрыла мою руку, а губы прошептали:

– Я скучала.

И всё, я уже готов подняться в номер голодным. Черт с этими распиаренными блюдами от шеф-повара, я хочу Вайлетт!

– Сперва ужин! – приземлила она меня.

И мне пришлось заглатывать пищу и наблюдать как красиво поглощает ее итальянка, кусочек за кусочком, глоток за глотком. Воспринимал я это завораживающее зрелище как пытку. Даже алкоголь не облегчал мои страдания. И ведь умом старика понимаю, что это чисто физиология, реакция самца на самку, но ничего с этой самой реакцией поделать не могу. Девушка, что сидит напротив меня уж слишком хороша и она знает толк в соблазнении. Вот интересно, уместна ли здесь аналогия с поставленным нокаутирующим ударом у боксера? Результат-то схожий. Пропускаешь удар и ты обречён.

В номер я ввалился уже доведенным до точки кипения, сжал Вайлетт в объятьях, беспрерывно целуя. Она ответила и принялась сдирать с меня смокинг.

И в тот момент, когда мы добираемся до спальни, какой-то урод настойчиво постучал в дверь.

– Открой, – оторвала меня от себя Вайлетт.

– Пусть проваливают, – зарычал я и вновь впился в ее губы.

– Вдруг что-то важное, – настаивает девушка.

Пришлось подчиниться.

Принесли мои покупки. Я закинул два запечатанных свертка на диван в гостиной и вернулся назад в спальню. Вайлетт запрыгнула на меня, обхватив руками и ногами, и мы вместе упали на королевских размеров кровать.

– Вайлетт? – просыпаясь, я попытался нащупать в постели девушку, но к своему огорчению, ее не нашел.

В ванной было тихо, в гостиной тоже никого.

– Ну и зачем ты в такую рань ушла? – заочно спросил я ее, окидывая взглядом пустой номер. – А как же совместный завтрак и прощальный секс? – Из груди вырвался вздох разочарования.

Ладно пора собирать чемоданы и лететь в Бельгию.

– Не понял? – ни на диване, ни под ним нет одной из моих вчерашних покупок – с утренними лучами солнца пропала не только Вайлетт, но и купленный мною вчера за девяносто тысяч швейцарских франков список.

Я стоял и тупо смотрел на оставшийся в одиночестве «голубь мира», ничего не понимая. Думать о том, что Вайлетт украла список было абсурдно. Впрочем, Аньелли та еще семейка. Не зря же их вся Италия ненавидит.

– О, ты уже проснулся? – она зашла в номер, сияя улыбкой, и меня немного отпустило. Прижимал ее к себе и поцеловал.

– У меня, кажется, тот дурацкий список стащили, – рассмеялся я и понял, что совсем не чувствую утраты, наоборот, пришло облегчение.

– Да это я его взяла, – улыбнулась Вайлетт в ответ.

– Что? Зачем? – веселье как отрезало.

– Фотографии сделала. Вниз к администратору отеля ходила, фотоаппарат просила с пленкой. Возвращаю, – девушка достала из сумочки разорванный пакет с листами древней бумаги внутри и протянула их мне. – Спасибо! – короткий поцелуй в губы, и Вайлетт выходит из номера, посылает мне на прощание воздушный поцелуй и уходит.

– Стой! – подорвался я за ней, вот только оказавшись в коридоре вспомнил, что не одет. Пришлось вернуться в номер. Уложился я в армейские нормы, сбежал вниз по лестнице ещё быстрее.

В холле я появился, когда Вайлетт уже выходит в двери. Она заметила меня и ускорила шаг.

– Черт! Опять ты со своей стремянкой! – сотрудник отеля появился передо мной словно ниоткуда.

– Pardonnez-moi.

– А тебя сейчас так отпардоню! – сорвался я на него.

Вижу, как о мне с извинениями бежит от стойки администратор, отмахиваюсь от него, как от очередной помехи и выбегаю на улицу.

Вайлетт нигде нет. Хотя… Вижу ее на газоне. Она, видимо, не рискнула ждать, когда к ней подгонят автомобиль, и теперь несется к нему по прямой, игнорируя асфальт и выложенные плиткой дорожки.

Это она зря.

Как только девушка оказывается на середине пути неожиданно включается система полива. Вайлетт визжит, а я начинаю ржать. Струей воды с нее сбивает шляпку, прическа превращается в мокрое осиное гнездо, и меня складывает от хохота пополам.

Возле меня как ошпаренный прыгает администратор, размахивает руками и, переходя на фальцет, требует от кого-то выключить полив. Наконец, его услышали и вода бить перестала.

В лучах утреннего солнца Вайлет божественная хороша, промокшее платье позволяет случайным зрителям оценить все изгибы и выпуклости ее точеной фигуры. Вот только с прической непорядок. Что-то у них у всех в последнее время в волосами беда.

Меня раздирает очередной приступ смеха.

С трудом успокоившись, я иду к Вайлетт, на ходу снимая с себя рубашку.

– Он меня фотографирует! – закричала девушка, как только я с ней поравнялся. – Фрэнк, держи его!

Проследил за ее пальцем и увидел мужика на обочине, тот как заведенный щелкал фотоаппаратом.

Папарацци тоже заметил, как я начинаю набирать скорость и чтобы скрыться запрыгнул на свой мопед. Но завести его не успел. Подбежав, я с ходу пнул по колесу, от чего мопед завалился на дорогу, придавив водителя. Жертва была зафиксирована и я без труда содрал с ее шеи фотоаппарат, далее выщелкнул кассету с пленкой и уже без нее вернул камеру.

– Да я тебя засужу! – закричал, брызгая слюной, папарацци, как только отошел от первоначального шока.

Как по заказу в этот момент возле нас остановилась полицейская машина.

– Он напал на меня! Сломал мой фотоаппарат и украл пленку! – стоило только сотрудникам полиции вылезти из салона, как папарацци тут же принялся обвинять меня во всех смертных грехах.

– Он напал на синьорину, – показал я на кутающуюся в мою рубашку Вайлетт.

Вид у нее сейчас непрезентабельный: мокрая, растрепанная, все лицо в туши. Да и я с голым торсом выглядел не лучше. Копы в затруднении. С ходу определить наш статус у них не получается: вид у обоих не из приличных, но щеголяем мы так напротив фешенебельного отеля. Еще и папарацци накаляет обстановку.

Как назло, я по французски понимать-понимаю, но свободно говорить еще не могу. Но тут в дело вступила Вайлетт. Девушка хоть и выглядит как вытащенная из полной воды ванны кошка, но не сломлена. К тому же Аньелли, о чем она с апломбом сообщила сотрудникам полиции. А тут и кавалерия подоспела, то бишь администратор отеля подбежал и принялся заступаться за постояльца и его высокородную гостью.

В общем, отбились.

– Мы готовы предоставить для сеньориты Аньели номер, – предложил Вайлетт администратор, намекая на то, что той не мешало бы привести себя в порядок.

– Нет, я лучше поеду, – отказалась та, безуспешно пытаясь поправить прическу. – Фрэнк, дай мне пленку, – протянула она ко мне раскрытую ладонь.

– Меняю на твою, – усмехнулся я в ответ.

– Это подло!

– Подло?! – кажется, я опять начал закипать. – А разводить меня на бабки не подло?!

Мы стоим на сыром газоне и орем друг на друга. Случайные прохожие и редкие в эти утренние часы постояльцы отеля с интересом наблюдают за все непрекращающимся представлением.

– Ты сам в торги влез! Сам перебил мою цену!

– Ты меня спровоцировала! Ты на аукционе все специально подстроила. И после него все отлично разыграла! И в постели страсть изображала. И все это для того чтобы этот чертов список за бесплатно получить!

Ее руку, которой Вайлетт собиралась влепить мне пощечину, я поймал, успел перехватить и вторую, которой она попыталась залезть в мой карман за пленкой, но в следующий момент получил каблуком по пальцам стопы. Но дальше счёт опять пошел в мою пользу – я успел увернуться от колена, нацеленного мне в пах.

На этом я решил больше не играть с судьбой и отступил в сторону отеля.

– Отдай! – услышал я в спину. Кажется, Вайлетт решила меня догнать.

Я тоже ускорился. До меня донеслись проклятия на итальянском.

Администратор бежал за нами следом и всю дорогу умолял нас вести себя прилично.

– Какие же итальянцы темпераментные! – услышал я восторженный отзыв от англичанки, когда пробегал мимо.

Глава 13

– Все ещё эту дешевую гадость куришь. Нормальные же есть сигареты, – поворчав, девушка тут же ко мне потянулась. – Ладно, дай затянуться.

В своей королевского размера кровати я опять вместе с Вайлетт. Вчера она со мной спала из-за списка. Сегодня из-за списка сплю с ней я.

– Не дам. От тебя табаком будет вонять, – я убрал руку с сигаретой подальше от девушки.

– А от тебя типа не будет? – возмутилась итальянка.

– Так от меня уже воняет, – аргументированно заметил я.

– То есть тебе вонять можно?!

– Для тебя же это не проблема, – пожал я плечами, не видя повода для конфликта. – Я хоть прокуренный, хоть в дупель пьян – ты все равно придешь.

– Что?! Ну знаешь! – она резко села, подогнув под себя ноги, и теперь смотрела на меня сверху вниз.

– Да это я так, – отмахнулся я как от несущественного, – просто вспомнилась та наша встреча после гонки в Ле-Мане в моем номере.

– Да я тебя тогда пожалела, проявила милосердие! Без меня ты бы даже до номера не дошел, свалился бы на полпути и продрых до утра в коридоре!

– А что ты вообще делала в том отеле?

– Остановилась я там! – прошипела Вайлетт.

– То есть хочешь меня убедить в том, что это было совпадение?

– Вот ещё, – фыркнула она. – Надо мне больно тебя в чем-то убеждать, – девушка взбила подушку, приставила ее к изголовью кровати и расслабленно откинулась на нее.

– Что-то слишком много совпадений, – задумчиво проговорил я, затягиваясь. – Для тебя же это не проблема, – пожал я плечами, не видя повода для конфликта. – Я хоть прокуренный, хоть в дупель пьян – ты все равно придешь. – Что?! Ну знаешь! – она резко села, подогнув под себя ноги, и теперь смотрела на меня сверху вниз. – Да это я так, – отмахнулся я как от несущественного, – просто вспомнилась та наша встреча после гонки в Ле-Мане в моем номере. – Да я тебя тогда пожалела, проявила милосердие! Без меня ты бы даже до номера не дошел, свалился бы на полпути и продрых до утра в коридоре! – А что ты вообще делала в том отеле? – Остановилась я там! – прошипела Вайлетт. – То есть хочешь меня убедить в том, что это было совпадение? – Вот ещё, – фыркнула она. – Надо мне больно тебя в чем-то убеждать, – девушка взбила подушку, приставила ее к изголовью кровати и расслабленно откинулась на нее. – Что-то слишком много совпадений, – задумчиво проговорил я, затягиваясь Lucky Strike. – Вайлетт, ты веришь в судьбу? – Причем здесь судьба? – она с недоумением посмотрела на меня. – Ты это сейчас к чему клонишь? – Сама же видишь, судьба постоянно нас сталкивает. Вот я и думаю, к чему бы это? Вайлетт расхохоталась. – Вайлетт, ты веришь в судьбу?

– Причем здесь судьба? – она с недоумением посмотрела на меня. – Ты это сейчас к чему клонишь?

– Сама же видишь, судьба постоянно нас сталкивает. Вот я и думаю, к чему бы это?

Вайлетт расхохоталась.

– Ты чего там себе напридумывал, янки? Я аристократка, моя семья уже несколько веков стоит у власти, а ты сын пивовара. Забыл что ли, как вчера плакался мне из-за потраченных пятидесяти тысяч долларов. «Пожалейте меня, я разорен!» – передразнила она непонятно кого.

– Что же ты такая высокородная сама себе список не купила? – я раздраженно вдавил сигарету в пепельницу.

– Так сам же вцепился в этот лот. Все старался мою ставку перебить. Вот я и уступила по доброте душевной.

– Да ты у нас не только милосердная и благородная, но еще и великодушная! – усмехнулся я.

– Да, я такая, – Вайлетт расплылась в самодовольной улыбке.

– А в перечне твоих добродетелей честность есть?

Улыбка Вайлетт стала лукавой.

– Что интересного в том древнем списке? – задал я самый главный вопрос.

– Для тебя ничего, – получил я издевательский ответ. – Да, правда! – воскликнула девушка после того, как я навис над ней. – Ты сам мне сказал, что тебе эта тема не интересна.

– Когда?! Какая тема?! – прорычал я ей в лицо.

– В – А в перечне твоих добродетелей честность есть? Улыбка Вайлетт стала лукавой. – Что интересного в том древнем списке? – задал я самый главный вопрос. – Для тебя ничего, – получил я издевательский ответ. – Да, правда! – воскликнула девушка после того, как я навис над ней. – Ты сам мне сказал, что тебе эта тема не интересна. – Когда?! Какая тема?! – прорычал я ей в лицо. – В Реджо ди Калабрия когда приезжал. На приеме в твою честь. Ты тогда сказал, что гробница Энея – это всего лишь большой развод. – Так это все из-за того дурацкого захоронения? – ну хоть что-то прояснилось, а то я уже думал, что Фрэнк параллельной жизнью живет… Ты тогда сказал, что гробница Энея – это всего лишь большой развод.

– Так это все из-за того дурацкого захоронения? – ну хоть что-то прояснилось, а то я уже думал, что Фрэнк параллельной жизнью живет.

– Ну что я говорила? – Вайлетт победно ухмыльнулась. – Для тебя это всего лишь дурацкое захоронение! – она оттолкнула меня и слезла с кровати. – Устроил мне тут допрос, словно я перед ним в чем-то виновата! – девушка тряхнула спутанными волосами и гордо прошествовала в ванную комнату.

– А причем здесь список? – я не стал дожидаться, когда она выйдет, а присоединился к ней.

– В нем возможно есть упоминание места захоронения Энея, – отвечая, Вайлетт попыталась вытолкнуть меня из душевой. – Да что ты привязался?! Дай душ спокойно принять!

– Так я же помочь пришел, – притянул я к себе девушку.

– Фрэнк, даже не думай мешать мне, – заявила Вайлетт после прощального поцелуя прежде чем покинуть мой номер. – Эта гробница моя! Ты сам от нее отказался. Вот пусть так и остается. В Италии раскопки я тебе все-равно вести не дам. Так что сам понимаешь, у тебя против меня нет шансов. Занимайся лучше тем, что у тебя хорошо получается – вари пиво, делай гоночные машины из Фиата. Ну все, мне пора бежать. Рада была увидеться.

Дверь захлопнулась, и я остался в одиночестве. Подошел к столу, взял в руки выписанный Вайлетт чек на девяносто тысяч швейцарских франков и решил не тянуть с его обналичиванием. От этой взбалмошной итальянки всего можно ожидать.

Денег я у нее не просил, сама чек выписала. Как привела себя в порядок, так и смилостивилась, не позволила сыну пивовара умереть с голоду. Список, разумеется, забрала. А зачем он мне? Я-то знаю, что никакой гробницы Энея до XXI века так и не найдут. Зато я точно знал о существовании другой гробницы, правда на территории современной Греции, а не Италии. Принадлежит она царю Филиппу, отцу Александра Македонского. И я даже помнил город, где ее лет через двадцать откопают. На экскурсию туда ездил, вот и отложилось в памяти. Но она мне тоже ни к чему, по крайней мере пока. Меня больше манит тот богатый испанский галеон, который затонул возле берегов Флориды. Вот только это мероприятие большой подготовки требует: нужно найти подходящий корабль, водолазов, оборудование для работы под водой. Может батискаф изобрести? Хотя вполне возможно Кусто его как раз сейчас и изобретает.

Я в задумчивости почесал затылок, сложил все за и против и понял, что нет у меня в планах бороздить моря и океаны в поисках затонувших сокровищ. У меня автозавод еще не построен, сталелитейный еще не отжат – полно дел на берегу. Вот их и надо решать, а не срываться навстречу приключениям.

Да и вообще, хоть и не глубоко лежат сокровища Нуэстро Сеньоры де Аточа, но даже примерный район поисков – это десятки, если не сотни квадратных миль. Там без специального оборудования, которое будет буквально пылесосить морское дно, делать нечего, что, покамест, выше моих технических возможностей. Так что правильнее будет отложить это дело до лучших времен. Благо, активные поиски начнутся только в семидесятых, а значит у меня есть в запасе больше десяти лет.

В Брюссель я прилетел только вечером. Переночевал в очередной гостинице и на следующий день, связавшись по телефону с мсье Гюставом Жанссенс, владельцем «Реставрационной мастерской «Наследие», поехал инспектировать свой замок. В этот раз в автопрокате я остановил выбор на Aston Martin DB2, шикарной спортивной машине из Великобритании. Сейчас британское автомобилестроение переживало свой золотой век и на острове умели делать по-настоящему классные машины.

– Впечатляет, – сказал я, глядя на строительные леса, за которыми полностью был скрыт мой замок.

– Когда их снимут впечатлитесь еще больше, – пообещал мне Гюстав.

Он подъехал к замку через каких-то полчаса после меня, за это время я как раз успел пообщаться со сторожем.

– И когда сие знаменательное событие произойдет?

– Следующей весной. Так что уже к лету полностью отреставрированный замок Ривьерен можно будет открыть для туристов. И это еще не все! К этому же сроку будут готовы еще два замка! А значит начало туристического маршрута будет положено! – судя по его восторженному виду, Гюстав радовался этому обстоятельству гораздо сильнее меня.

– И что за замки? – поинтересовался я.

– Я сейчас работаю над реставрацией Шато Малу и Шато де Карревельд. Они оба в столичном регионе, как и ваш Риверьен. Они, конечно, не так запущены, как ваш красавец, но они больше. Так что работы хоть и начались раньше, но завершатся примерно в одно и тоже время.

– А вы можете показать их на карте? – попросил я. В голове начала формироваться новая идея.

Судя по масштабу карты, что развернул передо мной Жанссенс, все три замка были буквально в часе езды друг от друга, столичный регион Бельгии – это даже не Московская область, он сильно меньше.

– Скажите Гюстав, а эти замки, они кому принадлежат?

– О, это старые аристократические фамилии. Первый принадлежит семье Малу, родоначальник которой и купил этот замок в середине XIX века, будучи министром финансов. Владелец второго барон Виллегас, вообще он продал эту недвижимость в начале тридцатых муниципалитету, но выкупил родовое гнездо сразу после войны.

Не думаю, что вы разбираетесь в бельгийском дворянстве, поэтому скажу, что до войны эти семьи принадлежали к Бельгийской элите. Сейчас, конечно, их финансовое положение пошатнулось, поэтому они и заинтересовались нашим проектом и пожелали включить свои замки в туристический маршрут. Пока, разумеется, их согласие предварительное, ведь муниципалитет пока не дал добро.

Гюстав задумался, как будто что-то вспоминая, а затем продолжил:

– Вы же автогонщик, Фрэнк.

– Всё верно. Я победитель Ле-Мана, – упомянул я о своих регалиях, а то из-за этих аристократов, что кружат вокруг меня в последнее время, начинаю чувствовать себя неполноценным.

– Я тут вспомнил, один из аристократических клубов, в которых и Филипп Малу, и барон Виллегас состоят, он как раз по вашей части – королевский гоночный клуб Брюсселя. Учитывая ваши успехи в автомобильном спорте, думаю, вам будет легко найти с ними общий язык и они согласятся помочь склонить в нашу сторону местные власти. Возможности аристократических семей намного больше моих.

– Если все так, то это определенно поможет нашему делу, – поблагодарил я Гюстова за совет.

На следующее утро я отправился в Брюссель на Av. des Chênes 125.

Муниципалитет Уккел по праву считался одним из наиболее престижных и богатых в бельгийской столице. Здесь помимо королевского гоночного клуба размещалось еще пара десятков не менее пафосных заведений, многие из которых вели свою историю со времен герцога Филиппа Доброго, который правил здесь в середине пятнадцатого века.