Текст книги "NEXT-3: Венок для Лавра"

– Кликуха – Сизарь.

– Во-во! Этого самого сизокрылого – к ногтю. Понял?

– Заметано.

Клавдия беспрерывно доставляла в предбанник легкую закуску. Во первых, знала об аппетите мужа, во вторых, ей хотелось, по – своему, по женски, отблагодарить спасителей. Никто, кроме Санчо, не притронулся ни к пирожкам, ни к оладьям, политым медом, ни к нарезанной кулебяке. Только Шах иногда, будто ненароком, пробовал любимые блинчики.

– Где обычно встречаетесь?

– Стрелки бывают только в одном месте – на кладбище.

– А что? – рассмеялся Санчо. – Это самое… очень хорошее место для стрелок выбрали. Никаких тебе транспортных издержек.

«Заседание» прервала Клавдия. На этот раз она появилась с пустыми руками.

– Мальчики! Ужинать!

Толстяк плотоядно облизнулся. Будто голодный кот при виде миски со сметаной.

– Вот это дело! Звучит, как хорошая симфоническая музыка. Поспешим, парни, за стол, а то другие опередят!…

После сытного ужина отец и сын уединились на лавочке, стоящей в зарослях смородины. Лавр нервно курил изжеванную папиросу, Федечка успокаивал его.

– Не волнуйся, папа, не бери в голову. По нотам сыграем, по нотам! Вот только Мамыкин явно не в себе. Предчувствует поражение или затаил что-то опасное…

– Ты не передумал?

– Наоборот, утвердился… Папа, перестань брякать ржавым оружием!

Лавр понял – убеждать, уговаривать бесполезно, даже вредно. Парень убежден в правильности избранного пути, с которого его никакими уговорами не свернуть.

– Тогда послушай… Когда человек привыкает чувствовать себя безраздельным хозяином, у него отказывают мозги, руки и ветрила. Самый здравый человек начинает зарываться. И это опасное состояние. Короче говоря, Мама опасен, очень опасен!

– Но при всей его опасности похищать людей?… Сегодня?… Просто не укладывается в голове!

Самолюбивый, обидчивый и наивный – как все это умещается в одном человеке7 Лавр не то, чтобы удивился – позавидовал. У него никак не получалось такое совмещение. Наивность выжгла трудная жизнь, самолюбием он никогда не болел, а обиду научился скрывать.

– Видишь ли, мальчик, твое «сегодня» кончается за московской кольцевой дорогой. Еще верст через пятьдесят начинается «вчера» или «сто лет тому назад». Учти при наезде на Окимовск…

Лавр хотел добавить еще несколько слов, увязав их с глупым начинанием будущего предпринимателя, но помешала настойчивая трель мобильника.

– Это у тебя, папа. Мне в такой час никто звонить не рискует.

Лавр включил трубку. В ней – трудное мужское дыхание. Будто тяжелобольной человек пытается что-то сказать важное, но ничего не получается – слышны только всхлипы и стоны. Наконец, трубка ожила.

– Привет. Ты где?

Знакомый, до чего же знакомый голос с едва заметной хрипотцой заядлого курильщика! Такое не забывается.

Федечка увидел, как глаза отца залил расплавленный свинец, как окаменело лицо и на скулах набухли желваки.

– Интересуетесь где я? Разумеется, в постели… Кто это? Плохо слышно… Алло! Сигнал не доходит! Если вы меня слышите, перезвоните завтра утром. Я буду целый день в новой квартире… Алло! Алло! – отключив мобильник и спрятав его в карман пиджака, Лавр снял очки и ладонями потер лицо. Желваки исчезли, но свинец в глазах остался. – Дюбель звонил…

– Кто это?

– Помнишь небритого мужика, который сорвал нам семейный обед в забегаловке?

– Я его не запомнил… И что он хочет?

Ольга, вроде, прикрыта, сын – со мной, лихорадочно думал Лавр. Будто решал уравнение с множеством неизвестных. Будет искать? Пусть ищет. А потом наступит моя очередь. Найду и отправлю по месту постоянного жительства – к Сатане!

Федечка терпеливо ожидал ответа. Он уже догадался – отцу звонил не знакомый или приятель – злейший враг. Такой же, как для него – Мамыкин. Но одно дело догадываться, совсем другое – знать.

Немую сцену нарушил Санчо.

– Ну, что, господа хорошие, долго продолжатся ваши посиделки? Это самое… мы едем или разрешается вздремнуть?

– Погоди с дремотой! Русик пусть останется здесь с женщинами. И еще кого-нибудь свистни.

Санчо мигом забыл не только про одолевающий его сон – вообще обо всем. Добродушная физиономия напряглась, превратилась в звериный оскал.

– Что случилось?

– Дюбелек наклюнулся. – нарочито презрительно отмахнулся Лавр. – Интересуется, по каким норкам мышки разбежались.

Санчо покосился на ничего не понимающего Федечку. Ответил спокойно с такой же показной пренебрежительностью.

– До чего же беспардонный тип! Звонит среди ночи… это самое… беспокоит. Мог бы поинтересоваться утром, как поступают все порядочные граждане.

– Не хочет утром. Гордыня заела.

Федечка смотрел на театральное представление, бесталанно разыгрываемого двумя «актёрами», молчал и улыбался. Он уже всё понял: друзья задумали серьёзную операцию, скорей всего, по спасению Леркиного брата. Они, конечно, ничего ему не скажут – поберегут нервы родного и «приемного» сына…

Глава 12

Все готово: машина заправлена, вещи сложены в багажник. Санчо потревожил тайник с арсеналом, взял из него два пистолета и один «калаш». Для серьёзного сражения, конечно, мало, но будет чем отбиться от мамыкинских бандитов. С учетом обещанной Шахом помощи.

Друзья на прощание посидели, обменялись понимающими взглядами и пошли к машине. Шах со своими парнями уже выехал, ему предстоит подготовить свою гвардию, разобраться с Сизарем, отыскать подходы к медвежьему логову.

Сразу уехать не получилось – остановила Клавдия. Толстуха догнала их возле машины.

– Забыли, растерехи! – задыхаясь, она протянула «путешественникам» увесистую сумку.

– Чего это? Даренные кальсоны, что ли?

– Главный для тебя боезапас, – ехидно проворковала женщина. – Бу терброды, консервы, пирожки…Мало ли что, вдруг задержитесь…

Надо же, подумал Лавр, только что плотно позавтракали – на пару дней вполне хватит, а она еще и боезапас собрала. Судя по объемной сумке, на всю компанию, включая парней Шаха.

Санчо проглотил слюну, расчувствовался.

– Ах, ты, моя прекрасная… это самое… Солвейг! Что бы я делал без тебя?

– Умер бы с голоду, Пер Гюнт! Ешь на здоровье.

Лавр с досадой наблюдал прощание супругов. Облизывают друг друга, будто молодые новобрачные! Круглосуточная жратва. Если не бутерброды, то заводы, если не заводы – друг друга. Как только не надоест!

Положив сумку на заднее сидение, так чтобы можно было дотянуться, не выпуская баранку, Санчо завел двигатель.

– Ты комментируешь ход событий? – поинтересовался он. – И как – одобряешь?

– Просто ужасаюсь идиотизму существования.

– Пора бы уже привыкнуть… Куда запропастился рыжий?

На самом деле и Санчо и Лавр знали, где можно искать Федечку. С учетом отсутствия его невесты. Прощаются влюбленные либо на бережку, либо в березняке. Будто парень покидает невесту не на два дня, как минимум, – на год…

Друзья не ошибались – парочка сидела на берегу реки…

Лерка родилась и выросла на Оке. Речка не только находилась рядом с ее родным бараком, она – в сознании, в привычках, в поступках. Иногда гневная, бросающаяся на берег, подмывающая кусты и деревья, чаще – ласковая и добрая.

– Ваша речка совсем другая, – сидя на поваленном дереве, опустив ноги в воду, тихо и задумчиво говорила девушка. Будто стыдливо признавалась в любви. – Как озеро. Убаюкивает.

Федечка еще не освоился с ролью будущего мужа. С другими девчонками все было легко и просто – прижал, ощупал, поцеловал и – наслаждайся. Как выразилась одна из его подруг, не к чему грузить обычные сексуальные отношения. А эта тростинка, принцесса на горошине, с ней приходится обращаться, как с драгоценной хрустальной статуэткой.

– Засыпаешь? – спросил он, заботливо поправляя наброшенную на плечики девушки свою куртку.

– Конечно. Я же еще маленькая, мне положено спать не меньше восьми часов.

– Сейчас уедем – отоспишься.

Лерка кокетливо улыбнулась. Здорово получается у нее – улыбаться! Наклонит головку, поглядит лукаво, и раздвигает пухлые губёшки.

– А в это время мой жених будет штурмовать крепость, которая вовсе и не крепость, а груда консервных банок и пачка каких-то бумажек со степенями защиты неизвестно от чего и от кого. И ради этого штурма он покидает свою Ярославну?

– Я бы плюнул, но тебя и твою маму давят. Сначала хотели мимоходом раздавить нас с отцом. Не получилось. Теперь взялись за вас. Так что, считай этот штурм за тебя… Как бы за достоинство. И еще, предупредить должен. Чтоб ты знала. После всех этих игрищ у меня может вообще ничего не остаться. Совсем ничего!

Головка склонилась к плечу, лукавый взгляд пронизал парня не хуже электрического разряда.

– Совсем ничего – это как понимать?

– Ну, деньги, всякий накопления…

– Федечка, ты, оказывается, дурак. Или специально разыгрываешь?

– Нет, не разыгрываю, говорю серьёзно.

– Тогда серьёзно дурак. Чистый, без примесей. Есть же у вас все Такие дома, машины, одежда. Погреб тёти Клавы я видела. У нас ничего такого отродясь не было. Но мы жили и радовались. Зарплату матери задержат, после сразу за несколько месяцев выдадут, долги раздали, что-то осталось. И – радости-то! Честно! В области у вьетнамцев новые платья покупаем. Кайф! Не в салоне каком-то, не из коллекции текущего сезона, а просто вьетнамские наряды… Ерунда, конечно, внутренние швы ужасные, но немного греет, немного открывает формы. Где надо – закрывает. И – нормально! Иногда лучше, иногда хуже. Как повезет. Я мечтаю, чтоб было лучше. Но если все это становится коллекцией «весна-лето-осень-зима» – делается противно. Ради этого воевать? Гробиться? Ради новой тачки, в которой дизайн покруче и десяток лишних лошадей, лезть под пули тошнотных киллеров? Или ради дворца на каком-нибудь острове, где тебе и мне в общей сложности за всю жизнь месяц жить?… Очень прошу тебя, милый, не становись человеком из коллекции.

– Ни за что!

– Только не смейся, ладно. Главное – ты и я, остальное – тряпочки.

Ну, как тут не обнять наивную девочку, не прикоснуться губами к ее губешкам? Федечка так и сделал. Получив ответный поцелуй, он горячо зашептал:

– Ну, нельзя же так до безобразия стремительно влюбляться – с каждой минутой все больше и больше!

– Вот это как раз можно и нужно!

Беседу влюбленных нарушил автомобильный гудок.

– Не пугайся, это Санчо меня зовет… Я постараюсь скоро возвратиться.

– Уж будь так добр, до твоего возвращения все равно не усну.

–Тогда награждаешься титулом Неспящей Принцессы… Виват, принцесса…

В это время Шаховские «лимузины« мчались к Оке. Водитель мурлыкал какой-то шлягер, Лонг боролся с навалившейся дремотой. Шах менял положение шляпы. Для Николая она не обычный головной убор – сигнализатор его настроения. Надвинута на лоб – гневается, чем-то недоволен. Сдвинута на затылок – удовлетворен ходом событий, радуется. Прижата к лицу – не мешайте, думает.

На этот раз, сидя на заднем сидении машины, Шах размышлял. Волшебная шляпа закрывает лицо. Его не пугала предстоящая разборка, он привык к ним, они стали частью жизни главы полу криминальной группировки. Настораживала непонятная, поэтому – опасная, заинтересованность крутых москвичей.

– Лонг, глаза продери! – приподняв пальцем шляпу, он добродушно толкнул локтем задремавшего приятеля.

– Я не сплю – думаю…

– Вот и я думаю: как бы Лежек не задремал и не впечатал нас в столб или в непохмельного дэпээсника… Знаешь, дружище, мне эта затея начинает нравиться. Борьба за контрольный пакет акций, большие московские боссы, большие деньги. Это вам, джентльмены, не разборка из-за вшивого банно-прачечного комбината, где так любит париться наша элита… Что-то в Окимовске появляется от Чикаго… Слышал о таком американском городе?

– Ну.

– Только в стиле ретро. Классика, классика. Понимаешь, Лонг? Когда ты из Лонга превращаешься, например, в Лонг-Айленд, хотя это уже не Чикаго, а ближе к Нью-Йорку.

– Шах, ты, конечно, Микельанджело, но у меня по географии был трояк. И то – жиденький такой, очень-очень условный.

– Усек. Постараюсь объяснить более популярно. Есть панамка от солнца сатиновая, а есть шляпа-канотье. Тоже от солнца. Чувствуешь разницу?

– Ага! Вот только канотье, кажется, не шляпа, а диван…

– Сплошная темнота, – огорченно вздохнул Николай. – Диван – канапе… В общем, звони Сизарю и забивай от моего имени стрелку.

Лонг почесал в затылке, но возразить не решился. Шах, конечно, друг-приятель, но возражений не терпит.

– Сизый может отказаться…

Николай сдвинул шляпу на лоб. Нахмурился.

– С чего это вдруг? Он стрелки любит.

– Так мы весь его арсенал недавно рванули на даче.

Шляпа перекочевала на затылок. Шах мечтательно улыбнулся. Как и положено, победам он радовался, поражения приносили досаду.

– Тогда был вполне сбалансированный ответ на поджог моей передвижной штаб-квартиры. Лучше не от меня – по поручению Лаврикова. Хрен откажется.

– Ладно, звякну. А вот кто скажет Маме, что мы хотим забрать свой пакет акций, который… ну, совсем, как в Чикаго? Легко попасть под молотки, или – того хуже – в трюм, к костоломам…

Шляпа снова закрыла лицо.

– Подумаю…

Есть о чём поразмышлять. Любой бизнес предполагает конкурентную борьбу, иначе он перестаёт быть бизнесом. Конкурентом Шаха был Сизарь – неповоротливый тугодум, не в меру жадный, но осторожный. Борьба шла за жирный кусок – акции консервного завода, на которые положил глаз и рыжий московский бизнесмен.

Какая-то получается закрученная карусель!…

Запыленная машина остановилась в центре города. После Москвы Окимовск казался деревушкой – одноэтажные домишки, окруженные садами и огородами, вместо водопровода – колодцы. Только на площади высятся два двухэтажных здания – администрация и заводоуправлениие.

– Санчо, тормозни, пожалуйста. Выйду.

Лавр посмотрел на безмятежное лицо сына, хотел было что-то сказать, предупредить, но передумал. Слишком решительный вид у парня – может и нагрубить и пристыдить. Кажется, кончилась отцовская власть, начинается власть свежеиспечённого предпринимателя.

– Папа, не возникай, пожалуйста, – Федечка будто подслушал отцовскую тревогу. – На нас смотрят знакомые бандиты. Конкуренты Шаха… Я вас сам найду в администрации, тут пешком три шага…

– Фёдор!

– Давай без сцен у фонтана, а? Братва смотрит. Не солидно как-то.

Лавр замолчал. Посчитав короткий разговор с отцом успешно завершенным, Федечка с независимым видом пошел к группе, явно встречающих его, парней. После рукопожатий они о чем-то пошептались, что-то обсудили. Видимо, пришли к согласию и направились к отдельно стоящему домику с интригующим названием: «Окское пиво».

Мимо машины проковыляла бабуся с авоськой, набитой пустыми бутылками. По тротуару прошел бородатый мужик. Возле подъезда гостиницы тусовались местные путаны. Возле магазина лежал пьяный. Обычные картинки российской глубинки, мало чем отличающиеся от столичных праздников и будней.

– Вот так вот, – с несвойственной ему угрюмостью пробурчал Санчо. – Запросто. Академический мальчик пошёл на прямой контакт с местным криминалом. Ничего не поделаешь, папин сын. А ты заладил – генетика, генетика. Чего генетика?

– Того самого! – огрызнулся Лавр. – В его ДНК, если хочешь знать, закодирована моя неудержимая храбрость

Санчо покосился на «отважного богатыря» и снова перевел взгляд на вход в пивнушку.

– Уж конечно. А вот твое жлобство почему-то не закодировано.

– Потому что жлобства во мне – ни на грош! Оно – плод твоего отёчного воображения!

Шутят, «бодаются», стараясь заглушить тревогу за судьбу Лаврикова-младшего. Будто Федечка не отправился вместе с парнями пить пиво, а пошел в опасную разведку, во время которой легче лёгкого получить пулю или удар ножом.

Он же сказал, что найдет нас в мэрии, вспомнил Санчо, а мы стоим на виду у всех и любуемся разными бомжами и проститутками. Западло!

– Ну, где искать эту администрацию? – будто проснулся он.

– А ты и не ищи. Памятник с кепкой видишь?

– Вижу…

– Считай, приехали. Памятник с кепкой, если сохранился, лучше любого компаса. Он всегда стоит задницей к администрации… Ориентиры ясны? Тогда – поехали, поехали!…

Санчо послушно врубил скорость…

Разговор в пивном баре был более напряженным. За показным спокойствием ощущалась угроза. расправы. Обычно Федечка чурался спиртного, на этот раз пришлось пригубить из пол литровой «фирменной» кружки. пенистый напиток местного производства, отдающий запахом парфюмерии.

– Нас звали на всеобщий базар только к двенадцати, – с показным равнодушием проинформировал Сизарь. – А ты нарисовался раньше.

Упрёк в не солидной скоропалительности москвича? Ничего подобного – завуалированное желание найти предлог уклониться от двенадцатичасового базара, ограничиться беседой за кружкой пива. Так безопасней.

– В двенадцать состоится главный разговор. Я просто так выскочил из машины, поприветствовать.

Один из двух парней сопровождающих Сизаря закурил и пренебрежительно бросил:

– Мы польщены, милорд… Или как вас еще дразнят?

– Погаси! – приказал главарь и курильщик послушно вдавил сигарету в тарелку с солью. – Сам должен врубиться – человек не любит.

Они обменялись мнениями о погоде, ситуациях на фондовых и валютных рынках, на Лондонской и Токийской биржах, поинтересовались состоянием в разных общественных фондах.

– Надо же! – удивился Сизарь. – Везде все чудесно, и у нас, в Окимовске, – тоже. Я этих акций у обывателей полтора мешка набрал. Без принудиловки – сами добровольно несут, еще и облигации пятьдесят восьмого года норовят всучить, лохи. О чем торжественно и докладываю.

– Наглядный пример того, чем оборачивается своевременный выход на не захваченную игровую площадку.

«Куряка» недоуменно вытаращил глаза.

– Это вы о футболе?

– Нет, о регби, – опередив Лаврикова, ответил Сизарь. – Это мы базарим о регби, когда игра почти без правил.

– Правила определятся в двенадцать, – предупредил Федечка…

Друзья прошли в здание адмнистрации на удивление просто. Сработало старое депутатское удостоверение, предусмотрительно взятое с собой Лавром. Постовой милиционер, увидев «корочки», принял стойку смирно, даже щелкнул каблуками.

Первое препятствие – в приемной. Секретарша, раскинув руки, загородила путь в кабинет мэра.

– Минуточку, минуточку! Вы кто? По какому вопросу?

Санчо растерянно затоптался возле двери, он еще не научился «воевать» со слабым полом. Как-то не приходилось. А вот Лавр не растерялся. Спокойно снял очки, протер линзы, сурово посмотрел на охранительницу покоя главы администрации.

– Челобитных много скопилось?

– А? Что?

Устрашенная грозным видом посетителя, женщина опустила руки. Вдруг пожаловал проверяющий из области или даже – из самой столицы, а она – не пускает. Как бы ее не выгнали, не лишили пусть скромного по нынешним временам, но устойчивого заработка.

– Будьте любезны, честную книгу входящих – на стол. Выйду – проверю. Молодая, а уже ретивая… Испортили девочку…

Опомнившийся Санчо тут же поддержал приятеля.

– Сядь, дочка, и напечатай на компьютере охранную грамоту. Для господина Лаврикова и его телохранителя.

– Я… я попробую…

– Бог в помощь… Прошу вас, Фёдор Павлович, проходите.

Беспрепятственно пропустив важных посетителей, возможно – ревизоров, девушка серой мышкой скользнула вслед за ними. Притаилась в углу. Она, конечно, не рассчитывала на поддержку своего босса и не намеревалась защищать его, ее измучила болезнь всех женщин – любопытство.

Бабкин, как обычно попивал пивцо, закусывал воблой. При появлении нежеланных визитёров он не прекратил приятное занятие. Да и кто может указывать главе администрации, что ему дозволено, а что – запрещено? До выборов почти год, за это время он успеет «исправиться», активной деятельностью замолить допущенные грехи.

– Почему без просу?

Лавр вынул из кармана пистолет, задумчиво проверил его, выщелкнул и поставил на место снаряженный магазин.

– Вы на кого, потрохи, наехать вздумали?

Испугавшись, как бы Лавр преждевременно не пристрелил главу админстрации, Санчо загородил Бабкина.

– Лавруша! Только не горячись, пожалуйста! Вспомни, как Федечка перед тобой на коленях стоял, умолял, чтобы без кровопролития! Ребенок просил тебя за эту гниду, вспомни! Мол, мужик не безнадежный, бывший заслуженный деятель коммунального хозяйства города, потом – директор автобазы с тремя переходящими вымпелами… Только не торопись, прошу тебя, не стреляй!

Побледневший Бабкин прижался к стене. Причитания толстяка испугали его больше, чем направленный ствол.

– Не понял… Вам чего?

– Молчи ты! – зашипел Санчо. – Не зли, овца шебутная! Вопросы он будет задавать!

Лавр подмигнул другу. Дескать, представление только начинается, я еще не вошел во вкус. Подошел к окну, открыл форточку.

– Эй, там, на улице! Приготовьте мешок с молнией. И машину —дверцей к подъезду. Сейчас состоится вынос тела!… Ну, может предварительно малость поговорим.

Бедная секретарша с ужасом смотрела на эту трагическую сцену. Сейчас мужик с пистолетом пристрелит босса, потом вспомнит о свидетельнице преступления. Как пишут в газетах – выстрел в грудь, контрольный – в голову… Господи, спаси и помилуй!

Бабкин тоже был недалек от панического страха. В голове – хоровод из катафалков, вырытых могил, священника, отпевающего невинно убиенного, плачущих женщин.

– Можно, я сяду?

– Нельзя! Не облегчишь душу – ляжешь! – все так же грозно пообещал Лавр.

– Как прикажете, господин бандит… Только учтите: у меня через три минуты назначена встреча с начальником горотдела милиции. Между прочим, в этом кабинете…

В игру вступил Санчо.

– Считай, он уже не начальник, гражданин Бабкин. В федеральном управлении собственной безопасности рассмотрено его дело, сейчас оно передаётся в суд… «Облом» писателя Гончарова читал7

– Нет…

– Я тоже, – неохотно признался Санчо. – Но видел. Вот такой вот толстый роман, – развел он руки. – В два кирпича. А дело на твоего ментовского начальника еще толще. В четыре кирпича. Понял?

Выслушав подобную абракадабру, любой здравомыслящий человек заподозрил бы обман. Наглый и мерзкий обман, рассчитанный на глупца. Бабкин был не умником и не глупцом – человеком среднего уровня развития. Но под страхом, затуманившим мозги и почти парализовавших язык, зашевелились сомнения.

– П… по мое…му вы бле… фуете, това… рищи.

Он все еще сомневается? Придется применить более веские аргументы. Лавр выстрелил в потолок.

Девушка в углу села на пол, зажала уши. Бабкин покачнулся на ватных ногах, но не упал.

– Видишь дыру в потолке? Это калибр моего блефа. Где там секретарь-машинистка?

– Здесь я, – пролепетала девица, поднимаясь с пола.

– Присаживайся. Будешь вести протокол чистосердечных показаний подследственного.

Любитель пенного напитка понял – пора каяться. Ибо, как выражался вождь пролетариата, промедление подобно смерти. Не ожидая дополнительных вопросов, тем более – угроз, загипнотизированный стволом в руке старшего «бандита» и угрожающим выражением на лице толстяка, он поспешно выложил все, что было и чего почти не было.

– Мало, Николай Анисимович! Мало! – Лавр прервал исповедь грешника. – Я знаю и ты знаешь: это только присказка.

– Помилуйте! Весь, как на ладони! Можно сказать, все исподнее наружу. Говорю в присутствие дамы…

Сдерживая смех, Санчо повернулся к секретарше.

– Стриптиз записала?

Девица молча показала блокнот. Говорить она не могла – страх парализовал язык, сковал мысли.

Лавр, не опуская ствол, уселся на стул возле приставного столика.

– Совсем скоро там, на медвежьем острове, начнется… общевойсковая операция. Понял? Все, что ты доскажешь в ближайшие минуты – плюс тебе, все, что утаишь – минус.

– А по минусам воздастся, – добавил Санчо, придав своей добродушной физиономии выражение голодного зверя.

Испуганный до предела Бабкин почувствовал невероятную жажду, которую не погасить ни водой, ни пивом. Один только глоток живительной влаги сможет успокоить его, выведет из стрессового состояния.

– Могу я… выпить?

– Если не цианистый калий – хоть залейся, – усмехнувшись, разрешил Лавр.

– Зачем цианистый? Мне еще до выборов дожить нужно… Я – родимую. Может, за компанию? Под воблочку?

– На разборках не пьём, – все так же сурово Лавр отверг предлагаемую «взятку».

Санчо принюхался, выразительно поморщился.

– Родимый самопал, да? Или все-таки покупаешь казенное пойло? По этикеткам не отличить.

Упоминание подпольной отравы подействовало на Бабкина оглушительной затрещиной. Он вздрогнул и пролил водку на разложенные деловые бумаги. Потакание изготовителям самопала – грех, который никакими молитвам не оправдать. Отстранят от должности, посадят, тогда конец карьере. Не посадят, постарался успокоиться он, Мама за все ответит, у него – гвардейцы, костоломы, немалые сбережения в банках. Откупится или совершит революцию в отдельно взятом регионе.

– Душе на акциз плевать, уважаемые. Тем более – нашенское изготовление лучше казеного. Осуждаете? Зря… Ну, знаю я про самопал. Да, знаю! Хоть какие-то дырки в городском бюджете затыкаются…

Знакомое оправдание, в бытность депутатом Думы Лавриков часто слышал их. Но там были руководители более крупного калибра, их можно было, если не осудить, то хотя бы понять, а эта мелкая сошка пыжится, стараясь превратиться в современный комбайн.

– Песенку про бюджетные тяготы давай снимем с репертуара. Продолжай исповедь. Дальше, дальше!

– В самопале грешен, признаю. А вот к синтетике – ни малейшего отношения…

Сказал и с испугом прикрыл ладонью болтливый рот. Черт дернул за язык! Признался, значит, был в курсе, значит – сообщник!

Лавр переглянулся с насторожившимся Санчо. Так вот чем промышляет Мама! Наркотиками! Правда, Федечка однажды упомянул о каком-то сером порошке, который Петр Алексеевич, покойный мин херц, нашел на складе компании. Но тогда были догадки. Экспертиза подтвердила: наркотик, но почему обязательно Мамыкинский? Вдруг в Окимовке появились другие любители легкой наживы?

Теперь все становится на свои места: Мама – наркоделец немалого масштаба!

Впрочем, какое им дело до торговцев зельем? У них – своя задача: освободить Кирилла, а с Мамой пусть разбираются те, кому положено – менты, госбезопасники и другие органы.

Уловив заинтересованность «бандитов», Бабкин принялся колоться дальше. С таким пылом, что даже ко всему привыкший Лавр удивился.

– Официально заявляю, под протокол! Она, эта синтетика, самому – кость в горле. Но попробуй, выступи. Он же заткнёт глотку – моргнуть не успеешь! Кому угодно заткнет раз и навсегда.

– Вот это уже теплее, – миролюбиво поощрил стукача Лавр, спрятав пистолет под куртку. – Похоже не на присказку, а на сказку.

Санчо тоже улыбнулся.

– Я бы уточнил – уже котлета, а не пустой гарнир… Дочка, – обратился он к пришедшей в «рабочее» состояние секретарше, – вместо «он», пиши, пожалуйста, «Мамыкин». Это самое… для полной ясности.

Девушка понимающе кивнула и, и прикусив кончик розового язычка, занесла просьбу толстяка в «протокол». Она вообще старательно стенографировала все происходящее в кабинете: вопросы, ответы, передвижения по комнате, покаянные вздохи допрашиваемого, ехидные замечания «следователей».

– Кстати, милейший, – Санчо повернулся к Бабкину, брезгливо поморщился, – Надеюсь, у администрации имеется катер?

Бабкин непонимающе заморгал. На самом деле – притворялся. Он отлично понял, для чего «бандитам» понадобилось водное средство передвижения. Не для рыбалки или прогулки – для поездки к Мамыкину. Голова лихорадочно заработала, перемалывая множество вариантов ответа. Отказаться – пристрелят, им это сделать – легко и просто. Привыкли. Ответить положительно? А вдруг Мама вывернется, откупится и захочет рассчитаться с «предателем». Для него это тоже просто.

– Не понял? – огорченно вздохнул Санчо. – Чему только вас в школах учат… Нам… это самое…нужно, как можно скорей попасть в логово зверя.

– А-а! – обрадовался Бабкин. Вот оно, нужное решение, казалось бы, неразрешимой проблемы! Бандитский налёт, захват воздушного судна, он ничего сделать не успел, хотя и пытался. – Имеется гидросамолет…

– Завернёшь его?

– Да берите! Правда на нем только господин Мамыкин катается… Чего там вы с ним не поделили – понятия не имею.

До того разошелся стукач, что достал из ящика стола крупномасштабную карту района и показал на небольшой островок в излучине реки, то самое звериное логово, куда, неизвестно для чего желают попасть «бандиты».. И тут же добавил, что господин Мамыкин то проживает у себя на дебаркадере, то проводит время на острове. Поэтому он, дескать, не может сказать, где сейчас находится городской спонсор.

– Не прибедняйся, Николай Анисимович, имеешь ты понятие. Приятно разговаривать с понятливым человеком… Итак, переходим к экономической составляющей нашего наезда… Санчо, где ребёнок? Пообещал быть в администрации и почему-то не приехал.

– Сейчас позвоню, – тоже обеспокоенный непонятным отсутствием Федечки, толстяк достал трубку и принялся отщелкивать на кнопках какую-то мелодию.

А Лавр продолжил препарировать главу городской администрации. Внешне спокойно и доброжелательно, но в глубине каждого слова притаилась угроза. Николай Анисимович, нюхом изворотливого чиновника, уловил грозящую ему опасность, отвечал быстро и максимально угодливо.

– Допустим, господин Бабкин, ты остаешься на месте. Без участия органов следствия и дознания…

– Хорошо бы, чтобы без… Извините, перебил…

Лавр не отреагировал на извинения «подследственного», он с тревогой смотрел на друга, снова и снова набирающего номер мобильника сына.

– Не отвечает ребенок, – Санчо опустил трубку. – Говорят, абонент временно не доступен, перезвоните позже…

Неужели произошло что-нибудь не предвиденное? Арестовали мальчика менты или наехали гвардейцы Мамыкина? Не должно быть, сам себя успокаивал Лавр, Федечку опекают шаховцы, а у них имеются свои люди и в милиции, и в логове Мамы. Они гарантируют полную безопасность гостя. Но почему тогда сын молчит? Заболел, или – сбой в сети?

– Ничего, – Лавр поднялся со стула и заходил по комнате, – справимся без него. Не такая уж великая наука – весь этот их монитаризм. Крепче берипартнера за глотку – и все дела… Мы ведь с вам партнёры, Николай Анисимович?

Бабкин встрепенулся. Слово «партнёр» звучит намного приятней «подследственного» или даже «обвиняемого» по множеству статей УК.

– А как же иначе?

– Тогда делаем еще одно допущение. Твой фактический хозяин сходит с горизонта. Ну, нет у него больше чужих пакетиков, нет рычагов управления заводом. Что тогда остаётся?

– Действительно, что остаётся? – недоуменно развёл руками Бабкин. – Братва, что ли, будет управлять предприятием?

Николай Анисимович в очередной раз притворился ничего не понимающим лохом. На самом деле, он усек – московским воротилам пришлась по вкусу окимовская «консерва», вот они и прислали полномочных своих представителей с задачей заграбастать под свой толстый зад доходное предприятие. Назревает схватка двух криминальных группировок.