Текст книги "Алма-Ата неформальная (за фасадом азиатского коммунизма)"

Винные магазины, «ямы», пивнушки

Обычно все винно-водочные изделия продавались в гастрономах и продуктовых магазинах, которые работали с восьми утра до десяти вечера. Водку начинали отпускать с одиннадцати дня. В указанное время перебоев с алкоголем не наблюдалось. А вот после десяти кир можно было купить только в двух гастрономах в центре – в «Цэ Гэ», или «Столичном», и «Кызыл Тане», который находился на улице Горького, ныне Жибек жолы. Они работали до 23 часов. И хотя я уже писал о «Столичном», хочется добавить, что там был отдел, где продавалась уже готовая закуска, такой «набор алкоголика» – бутерброды с сыром, колбасой по 10–15 копеек, всякие плавленые сырки и т. д., чтобы выпить и закусить на скорую руку, не отходя от кассы. В деле алкоголизации населения Алма-Аты торгаши были доками.

«Кызыл Тан» был таким же богатым гастроном по части выбора напитков и закусок, и примерно без двадцати, без пятнадцати одиннадцать вечера возле этих магазинов собирались такие толпы жаждущих и страждущих, недопивших и недогулявших, что иногда даже вызывали милицейский наряд для наведения порядка. К вожделенным винно-водочным отделам лезли по головам в прямом смысле этого слова. Хотя за небольшую переплату можно было купить те же пузыри у местных грузчиков. Аналогичную картину уже можно было наблюдать во времена «сухого закона», когда водка стала таким же дефицитом, как доллар и джинсы. Ввели талоны, стали проводить безалкогольные свадьбы, вырубили виноградники, народ запротестовал – и СССР развалился. Но к тому времени я уже бросил пить. Так что проблемы с доставанием алкоголя меня обошли стороной. Все талоны на отоварку киром я отдавал друзьям или менял на сахарные талоны.

В то время алкогольные напитки еще можно было купить ночью в буфетах аэропорта, аэровокзала и автовокзала. Все равно это был не выход для такого большого мегаполиса. Тогда-то и наступило время так называемых «ям», или «точек» по продаже спиртного в неположенное время и в неположенном месте. Одна находилась под мостом, на проспекте Сейфуллина и Ташкентской, и так и называлась – «под мостом», а другая появилась чуть позже в «Малухе» – и называлась «турчатником». «Под мост», так же как и в «турчатник», вас мог привезти любой таксист и частник, таксовавший на свой страх и риск в ночное время. Точку «под мостом», как мне кажется, держали цыгане – во всяком случае, первое время водку отпускали именно они.

Это происходило следующим образом. Из дырки в заборе просовывалась рука, иногда, впрочем, можно было видеть и лицо, когда ты пытался выяснить цену или прояснить еще что-нибудь, и ты клал в нее деньги, а через несколько минут та же рука протягивала тебе пузырь. Потом уже водкой торговали практически в открытую. Ночью под мостом, освещаемым лишь светом пробегавших машин, выстраивался ряд людей, примерно как сегодня стоят проститутки на улице Саина, и ты мог купить «огненную воду» у любого из них. Экзотика была самая что ни на есть наивысшая. Туда специально ездили, говорят, даже западные туристы, чтобы набраться впечатлений от перестройки с азиатским лицом. А рядом, буквально через дорогу, находились РОВД и тюрьма. Так что наверняка эта точка была под ментовской «крышей». А вот «турчатник» держали вроде как турки – отсюда и характерное название этой «ямы», но без поддержки силовых структур она бы тоже не процветала. Водка в магазинах катила тогда уже по червонцу, а на точках шла по пятнадцать, двадцать, иногда по двадцать пять рублей. Представляете, какой навар имели алкогольные короли, ведь в начале восьмидесятых было всего два подобных места в городе.

Культурно выпить и закусить в то романтическое время можно было не только в ресторанах или кафе, но, например, просто где-нибудь на улице. Этот вариант еще называли «алма-атинским». Не знаю, почему, во всяком случае, студенты, учившиеся в Москве, именно так это называли. Покупался в складчину портвейн и в ближайшем скверике, дворике или подъезде распивался прямо из горла, под неспешный разговор и под гитару, пока бдительные жители не вызывали ментов. Во дворах пацаны обычно садились на корточках и образовывали большой круг, где из рук в руки передавали спиртное, а если курили «план», то и «косяк». Причем вытирать обслюнявленную после кого-то бутылку было оскорблением, слюна соседа была как священная кровь всего военного братства. Ведь на самом деле подобное сидение на «кортах» происходило не из-за отсутствия скамеек или других приспособлений для сидения. Это было своего рода магическим ритуалом приобщения к духу своего двора или района. Пройдя подобную церемонию хотя бы раз, пацан становился полноправным членом своего племени. Ну а потом должен был доказать это еще и в уличной драке. (Читайте «Алма-Ату пацанскую».) Пили еще в пивнушках, которых тогда в Алма-Ате было не так уж и много. Представьте не очень чистое темное помещение, провонявшее рыбой, наполненное дымом, винно-водочно-пивным тяжелым духом и темными личностями. А над всем этим – монотонный гул пьяной болтовни. Примерно такими были большинство наших пивных.

Зато туда можно было принести спиртное. Хотя надписи на стенах гласили, что «приносить с собой и распивать спиртные напитки категорически запрещено». Но на то он и был запрет, чтобы его обходить. А когда построили «Думан», пивной бар напротив магазина «Алмаз» по улице Гоголя, то все увидели, что пиво можно пить в нормальных условиях. И не только с сушеной рыбой, но и с креветками и с разными другими закусками. Во времена Горбачева там даже играл живой ансамбль. Популярны были пивнушка возле Центральной бани на улице Октябрьской, которую называли «Цэ Бэ» (баню потом снесли, а на месте пивнаря сегодня находится ночной клуб), пивнушка возле городского морга, что находилась на углу все той же Октябрьской и Космонавтов, ее еще назвали «моргушкой», и пивная на Ботаническом бульваре. Еще пиво пили в «Айнабулаке», о нем я уже писал, на горе Кок-Тюбе, возле ресторанов «Самал» и «Теремок», а также в пивном баре на улице Ауэзова. Одно время открыли пивную в подвале одного из «косых домов», в центряке, выше «Шеф-Кома». Но начались драки, подъезды соседних домов пропахли мочой, и ее закрыли по требованию жильцов.

Были еще автоматические поилки, где стакан пива стоил 10 копеек. Они располагались на речке Весновке по проспекту Абая, примерно на том месте, где сегодня находится Театр имени Ауэзова. Это место иногда называли просто – «стаканчиками». Там был большой пустырь. И помню, как иногда там гастролировал цирк шапито. Считалось, что в автопоилках пиво не разбавляется водой и отпускается по норме. Потому что практически во всех пивных оно разбавлялось и, конечно, не доливалось. На пивной пене делались фантастические состояния. Вообще, профессия разливальщика пива была одной из самых престижных в Алма-Ате. В кружках пиво стоило 22 копейки, графин – 1 рубль, а бутылка – 37 копеек. Тогда был только один сорт пива – «Жигулевское». Иногда появлялось «Чимкентское», «Шахтерское» и «Бархатное». Когда же удавалось отовариться чешским пивом, то это было счастьем..

Запомнился вечный ажиотаж вокруг наличия самого пенного напитка и пивных кружек. Приходишь в пивную, а кружек нет. Либо стоишь в очереди за кружкой над душой у кого-нибудь, либо пьешь из пол-литровых банок, в которых засаливали огурцы. Коммунисты не могли обеспечить людей даже нормальной тарой для пива, а хотели конкурировать с Америкой. Зато когда были кружки, то часто не было пива! Маразм полнейший! Но вот если находились кружки, и было пиво, и кое-что с собой для «сугрева», то можно было устроить настоящий праздник. Правда, пивные были довольно опасным местом. Тут можно было запросто попасть в какую-нибудь переделку. Но, например, мы пили пиво либо в «ЦБ», либо «на моргушке». А это был наш район, так что когда приходили туда всей шоблой, то могли выстоять в любой махаловке.

Вытрезвители, диспансеры, анонимные алкоголики

Если же вечер не удавался или, наоборот, удавался, и человек перебирал лишнего, то его могли забрать в вытрезвитель. Чисто советское изобретение. На Западе таких заведений не было. Хотя идея сама по себе прекрасна. Во-первых, профилактика пьянства, а во-вторых, помощь пьяному человеку, чтобы он не влип в какую-нибудь историю, но у нас, как всегда, все получалось не так, как хотелось, а наоборот. Если человек попадал в поле зрения милиции, то тут как раз и начинались проблемы. Менты могли задержать даже вовсе не пьяного, а с запахом спиртного. Такой был беспредел. Алкоголь продавали вовсю, а запаха не должно было быть! Но ведь им зарабатывать как-то нужно было. И если кого-то сажали в «воронок», то можно было на месте откупиться за трояк или пятерку. Если же не получалось, то несчастного везли вначале в милицейский участок, а оттуда уже в вытрезвитель. Самым известным был вытрезвитель на улице Попова, в районе Алма-Атинского ГАИ. Услуги вытрезвителя стоили в середине семидесятых 15 рублей. А еще несчастный правонарушитель платил штраф за нарушение общественного порядка, а потом на работу или по месту учебы приходила так называемая «телега», в которой описывали его художества. Хотя и без художеств сам факт попадания в это заведение был позором и проступком. А значит, могли выгнать из института, например. Простых же трудяг любили обсуждать на разных общественных комитетах и выносить порицания. С работы их не выгоняли – а кто же тогда будет создавать материальные ценности? Мой друг сразу после армии попал в вытрезвитель и рассказывал потом нам, зеленым, что ничего страшного там нет. Ты спишь до утра, но если начинаешь куролесить, то тебя могут поколотить либо привязать к кровати ремнями.

Я однажды умудрился попасть в подобное заведение в самом сердце казахской степи – на станции Жана-Арка. Дело было во время гастролей «Дос-Мукасана» (подробнее об этой группе – в приложении «Алма-Ата музыкальная») где-то в конце семидесятых годов. После концертов в Джезказгане мы ехали на концерты в Караганду. Тогда группа была на пике своей славы, и провожали нас грандиозно: банкет, танцы на перроне под духовой оркестр, плачущие «группиз» (или поклонницы, фанатки, еще их называли гастрольными женами, у каждой группы были свои «группиз»), разве что салюта не было.

А когда еле телепавшийся поезд сделал небольшую остановку на той злосчастной станции, то из окна купе я увидел, как менты бьют какого-то тщедушного номада, и так как был подшофе, вылез из вагона защищать бедолагу… на свою голову. Пока я пытался втереть им, что это нехорошо, поезд мой стал медленно отходить от станции. Я побежал обратно, но менты схватили и бросили меня в милицейский «черный воронок» – мол, ты еще тут, «шала-казак» (переводится буквально как «пустой казах», в смысле не настоящий номад, а «асфальтовый», выросший в городе), будешь нам голову морочить. Но через несколько часов, когда из Караганды им стало названивать высокое начальство по поводу «утерянного артиста» и грозить самыми страшными карами, им уже было не до смеха. Наутро, когда я проснулся в камере, то никого там вообще не было. Милиционеры в страхе разбежались, чтобы я не запомнил их поганых рож и фамилий. Потом этот случай я описал в повести под характерным названием «Вмешательство», которая была опубликована в журнале «Простор». Только там мой герой после пробуждения попадает в средние века и натыкается на воинское подразделение воинственных кочевников. Впрочем, так оно и было.

И все же общество с пьянством пыталось бороться не только методом кнута. В городе существовали специальные наркологические диспансеры, где ставили на учет попавших в алкогольную зависимость людей и пытались их лечить. Больного алкоголизмом регистрировали либо принудительно, либо он сдавался сам под напором обстоятельств, то есть по требованию жены, родителей. Потом лет пять человек стоял на учете, и его постоянно контролировали.

Согласно принятой в советское время классификации, существуют три стадии алкоголизма. Первая – это когда человек пьет 2–3 раза в неделю систематически, и при этом у него наблюдается повышенная переносимость к алкоголю. В этой стадии развивается психическое влечение к алкоголю, но еще без вреда для здоровья. А значит, без повода и в ущерб работе и другим обязанностям он еще не пьет. Вторая стадия считается уже хронической. Она характеризуется в первую очередь похмельным синдромом. Человеку нужно выпить, чтобы прийти в норму. Если раньше алкоголь успокаивал, веселил, то теперь бывает трудно заснуть, настроение меняется от хорошего к агрессивному, появляется бред преследования и приступы необоснованной ревности. Значительно повышаются дозы алкоголя. Небольшие перерывы возможны лишь под давлением внешних обстоятельств – предупреждение о разводе, отсутствие денег и т. д.

Утрачивается контроль над количеством выпитого. Абстинентный синдром после появления может длиться от 3 до 7 суток. Появляется озноб, зевота, жидкий стул, дрожание рук, сердцебиение, потливость, нарушение координации, расширение зрачков, расстройство сна. Развивается дневное пьянство. Происходят сдвиги в психике («сдвиг по фазе») – нервозность, тревоги, страхи, бред преследования, депрессия и острый психоз. Стадия третья характеризуется тем, что больной уже не может жить без выпивки. Пропадает интерес к жизни. Угасает способность к половой жизни, появляются признаки преждевременного старения, бессонница сменяется кошмарными сновидениями. Был красавцем мужчиной, а превратился в развалину. Иногда это называют «звериным ликом алкоголизма». В этой стадии человек уже может стать жертвой галлюцинаций, которые называются «белой горячкой», или, по-народному, «белкой». Чаще всего галлюцинации имеют тягостный характер, когда видятся страшные существа, а больной попадает в такие опасные ситуации, из которых нет выхода. Существуют маниакальные, меланхолические, экспансивные, ступорозные формы галлюцинаций. Именно первая форма обычно доминирует в приступах «белой горячки», когда возникают яркие картины насилия, погонь, хищников, разных фантастических существ, слышатся голоса друзей, родственников, предупреждающих об опасности, и т. д. Это было небольшое лирическое вступление к рассказу о моем друге Сэме (кличка изменена), который прошел все круги ада под названием алкоголизм. Именно под давлением жены Сэм впервые много лет назад сдался в наркодиспансер. Врач поговорил с ним и поставил диагноз – вторая стадия алкоголизма, а во время следующей встречи влепил ему дозу сульфазина. Говорили, что сульфазин придумали эсэсовцы для пыток советских военнопленных. У Сэма в тот же день к вечеру поднялась температура под сорок, тело скрючило и одеревенело, и боль была ужасная. В таком положении бедняга провел несколько часов. Пить после этого Сэм завязал ровно на два месяца. Потом опять развязал и ушел в запой. Его лечили разными травами, лекарствами, водили к народным целителям, но бесполезно. Жена хотела отдать его в ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий, где, как считалось, пьяницы проходят лечение трудотерапией, но на самом деле это была завуалированная колония общего режима. Больных доходяг лечить нужно, а их заставляют камни ворочать! Но отец отстоял сына.

К этому времени Сэм уже потерял семью, а жена отобрала у него квартиру. Решили вшить в тело Сэма «эспераль», «торпеду» иначе говоря. Это лекарство при взаимодействии с алкоголем вызывает бурную реакцию, и человека может не только парализовать, он даже может умереть. То есть страх смерти должен остановить алкаша. И тогда Сэма положили в психоневрологический диспансер, который находился на улице Каблукова. А в городе было тогда два подобных знаменитых места – диспансер на проспекте Сейфуллина и на Каблукова. Беднягу отвезли в «дурдом», где он лежал ровно две недели. Я приезжал к нему с яблоками и соком, и встреча оставила неприятное впечатление. Во-первых, сама обстановка там гнетущая – решетки, суровый персонал, да и контингент больных не вызывает оптимизма. Во-вторых, Сэм очень изменился – в пижаме с номерами он выглядел настоящим сумасшедшим, с безумным взглядом и темным несвежим лицом. Положить здорового парня в палату с сумасшедшими и колоть разными там нейролептиками – он и станет крэйзи. «Торпеду» ему тогда все-таки вшили, и потом Сэм не пил ровно семь лет. Хотя действие «эсперали» было рассчитано на пять лет.

Наступила перестройка. Сэм здорово поднялся, разбогател, вновь женился – короче, жизнь наладилась. Но вот начались какие-то проблемы, и однажды я узнаю от его новой жены, что он снова запил. «Зеленый змий» опять взялся за беднягу. Бизнес, который имел Сэм, пришлось продать за долги. Он снова развелся и так опустился, что чуть ли не побирался по улицам. Отец его уже умер, и тогда я уже не выдержал и попытался вмешаться в его судьбу. Сделали ему специальный укол, но через пару месяцев он вновь забухал. Тогда я услышал от своих знакомых, что в городе действует служба спасения под названием «Анонимные алкоголики», и повел его туда. «Анонимные алкоголики» появились в США лет пятьдесят назад, как некая альтернатива всем лекарственным методам. Собираются вместе бывшие и не бывшие алкоголики и пытаются избавиться от пьянства психологическим путем, по методу «двенадцати шагов». Хорошо это показано в американском фильме «Бойцовский клуб». Сидишь в тепле и уюте и вываливаешь на других свои горести и проблемы, а все тебя жалеют, дают советы, а иногда и деньги. Этот метод еще называют «изнутри – наружу». Я походил туда с Сэмом и понял, что вот он, выход. Тут можно избавиться не только от пьянства, но и вообще от всех проблем. Как говорил Монтень: «Хочешь быть счастливым, будь им…»

Возглавляли службу американцы, супружеская пара – Джейн и Фрэнк (имена изменены), бывшие американские хиппи, которые в прошлом были алкоголиками и наркоманами. Но, к сожалению, случилось такое, что даже в страшном сне присниться не может! Сценарий этой истории, я уверен, написал сам дьявол. Сэм был еще парень хоть куда – умный, обаятельный, приятный во всех отношениях, все бабы всегда были его. И еще он прекрасно знал английский язык – закончил Иняз. Джейн была старше его лет на десять, и, наверное, бедный Фрэнк ей уже порядком поднадоел. И вот Джейн и Сэм влюбляются друг в друга! Фрэнк, узнав об этом, не выдерживает… и забухивает, а потом запивает и Джейн, и вместе с ними Сэм! А я становлюсь поверенным в делах этого самого странного треугольника на свете. Личным психоаналитиком троицы. На меня все это тоже так сильно подействовало, что я сам чуть не запил, чуть не ушел в безысходный, как бугристая солончаковая степь, как беспросветное гортанное завывание кобыза, как нескончаемая песня акына, казахский запой! (Существует классический запой по-русски – страшный и беспощадный. А есть запой по-казахски, по-фински, по-японски и т. д.) Все закончилось тем, что из США приехал сын Джейн и Фрэнка и забрал их домой. А Сэм уже пил без остановок. Причем с каждым разом запои становились все страшнее. В последний раз он кирял три месяца и выпил ровно 87 бутылок водки-«нефтянки», немеренное количество «бормотухи» и пива! И тогда мы с друзьями решил его закодировать.

Закодированный

Хотя кодировка – дело серьезное, ведь один человек лишает человека другого свободной воли, вроде как вмешивается в божественный промысел. Но тут выбирать не приходилось – либо мы теряем Сэма, либо возвращаем к нормальной жизни. Закодировали его у лучшего кодировщика по методу Довженко. Тот день я провел с Сэмом, видел, каким свободным человеком он зашел к врачу-гипнотизеру и каким подавленным вышел. Зато результат не заставил себя ждать. Уже через год Сэм опять имел свой бизнес и женился в третий раз. Если бы вы не знали, что он страшно пил, ни за что не поверили бы. Так прошло года три или четыре. Все уже думали, что у Сэма, который, кстати, закодировался на всю жизнь, больше никогда не будет проблем с алкоголем. Но, как оказалось, «зеленый змий» просто так своих любимцев не оставляет. Меня тогда не было в городе, я уехал в командировку по газетным делам, а когда вернулся, то узнал пренеприятнейшее известие – Сэм опять заехал «в страну кумарию»! Я так разозлился на этого болвана, что попросил при мне его имени впредь не упоминать. Но через полгода неожиданно Сэм позвонил мне. Вот его рассказ:

«Меня кинули на большую сумму денег, я не знал, как буду расплачиваться, а тут еще жена ушла. Выхода из этой ситуации у меня не было. И тогда я решил выпить и покончить со всем раз и навсегда. Но я не упал замертво, мучаясь в страшных судорогах. Только неожиданно стало гореть правое ухо, и появился какой-то странный шум в голове. А потом я ушел в запой. Я не мог остановиться ровно три недели – и все ждал, когда же умру. Но смерть не приходила, и тогда я решил остановиться, потому что пить больше не мог. Некоторые выходят из запоя постепенно – с водки спрыгивают на вино, потом на пиво, а я решил выходить всухую, без спиртного – только минералка. И лишь на третий день к вечеру меня слегка отпустило. Тогда я решил сварить курицу. Я еле стоял возле кастрюли, помешивая дрожащей рукой бульон, когда за окном услышал женский голос и смех. Я живу на первом этаже и сразу отодвинул занавеску, посмотреть, кто там. Но там никого не оказалось. Я снова стал мешать бульон и вновь услышал женский смех и фразу: «Сэм, посмотри, кто пришел…» Меня аж пот пробил от страха. С бодуна ведь боишься любого шороха, тем более когда все это ночью происходит. Я снова посмотрел за окно, но там никого не было. «Что за чертовщина?» – подумал я, и тут в дверь кто-то постучал. Я осторожно подошел к ней и заглянул в глазок. В подъезде никого не было. В это время за окном меня опять позвал женский голос. Я вернулся на кухню, снова отдернул занавеску, но никого не увидел. Пока я вглядывался в кромешную темень за окном, в дверь стали изо всех сил тарабанить! Тут меня охватил панический ужас.

А потом до меня стало постепенно доходить, что все это связано с моей психикой и наверняка с кодировкой. Я вспомнил вопрос врача, перед тем как он поставил код, не было ли у меня «белой горячки?» Я ответил тогда, что не было. И стал среди ночи звонить знакомому М., который постоянно ловил «белку». Слава Аллаху, тот взял трубку и тут же, поняв с полуслова, что со мной случилось, стал объяснять, что бояться мне нечего. Главное – найти грань, которая отделяет реальный мир от ирреального. Он также посоветовал мне выпить водки, и тогда все должно было кончиться. Я тут же приложился к бутылке, и почти сразу голоса за окном и стуки в дверь пропали. Потом сделал маленький глоточек бульона, который уже сварился, и, почувствовав ужасную усталость от всей этой бредятины, свалился в постель.

Эльфы

Я ворочался в темноте минут двадцать, но сна все не было. Тяжелые мысли о своем будущем одолевали меня. Тогда я захотел включить свет, но, открыв глаза, увидел человека, который сидел в моем любимом кресле, уставившись на меня немигающим взглядом. Меня подкинуло от страха на диване, но все же я сумел дрожащей рукой включить торшер. Человек растворился в желтом свете, но тут же нарисовался в самом темном углу комнаты. И снова прожигал меня немигающим взглядом. Я поднялся с дивана и попытался подойти к нему, но он пропал. И тогда я начал лихорадочно вспоминать все, что знал о «белой горячке». Но это были только общие факты, что состояние алкогольного психоза, когда возникают галлюцинации, наступает после длительного запоя. И тут странный молчащий человек снова появился в темном углу. В этот момент я, наверное, поступил глупо, вступив с ним в общение. Не нужно было этого делать, ведь таким образом я как бы запустил дьявольский механизм… «Ты не собираешься причинить мне зла?» – мысленно спросил я у этого человека. «Нет… нет… нет…» – услышал я ответ. Это меня слегка успокоило. И уже не обращая внимания на этого странного человека, я опять попытался уснуть. Но сон не шел. А как только я открывал глаза, то видел рядом этого странного мужика. Он то сидел в кресле, то в углу и зловеще улыбался. Меня это разозлило. «Че лыбишься, козел?!» – заорал я на него. Но прогнать криком призрак не удалось. Я опять закрыл глаза и почти сразу почувствовал, как кто-то тянет с меня одеяло. Я приподнялся и увидел небольшое уродливое существо, покрытое чешуей, как у рыбы. С криком я соскочил с дивана и бросился к телефону, яростно набирая номер М. «Выпей водки… Выпей… Ищи грань, которая отделят этот мир от параллельного…» – вот был его ответ. Со страха я вылакал полфлакона и сразу же отрубился.

Наутро, когда я настороженно открыл глаза, то обнаружил, что квартира пуста. Никаких призраков, привидений и прочей нечисти не было. Мне стало даже как-то повеселее, хотя голова раскалывалась с похмелья, шланги горели. Чтобы напиться, я поплелся на кухню и приложился к чайнику – и в это время услышал какой-то топот в комнате. «Опять, что ли, началось?» – подумал я и с опаской заглянул туда. Но комната была пуста. Тогда я опять пошел на кухню к чайнику. И опять в комнате раздался топот чьих-то маленьких ножек. Но как только я появлялся там, он прекращался. Так повторялось несколько раз, словно этот невидимка играл со мной в прятки. Тогда я снова сделал глоток водки и улегся на диван с надеждой уснуть. Но не тут-то было: только я закрывал глаза, вокруг меня начинали бегать. Как только я их открывал, беготня прекращалась. Тогда я вспомнил, как прошедшей ночью вступал в контакт с молчаливым призраком, и спросил мысленно, как зовут топтуна. Но невидимка молчал. И тогда я предложил общаться посредством звуковых сигналов. Один стук обозначает «да». Два стука – «нет».

В итоге мне открылась просто поразительная картина. Оказывается, это был маленький эльфик (интересно, что художник Н., о котором написано в главе «Алма-Ата богемная», тоже общался с эльфами), семья которого обитала в нашем доме. А вообще эльфы ведут кочевой образ жизни, путешествуя по городам и странам. Родина же их находится в Индийском океане на острове под названием Кара-патара. На их языке он так называется. Эльфы, ликовал я, легендарный народ! Значит, это никакие не сказки, они на самом деле существуют! А потом вдруг до меня дошло, почему он не хотел показываться. И я спросил, неужели он – это то самое чешуйчатое существо, которое ночью стягивало с меня одеяло. Через некоторое время он стукнул один раз… Бедный, бедный эльфик – такой классный и такой уродливый. Мне было жалко малыша.

Меня переполняла гордость за себя, такого умного и удачливого. И я стал звонить всем своим друзьям и знакомым и хвастать, что стал первым человеком в городе, который наладил контакт с эльфами. И все они говорили со мной одинаково: очень осторожно и вежливо. Некоторые, впрочем, поздравляли. Лишь знакомый М. усмехнулся в трубку и сказал, что грань я уже перешагнул. А потом внутренний голос стал говорить мне, что эльфы – это дьявольские существа, которые сводят с ума таких вот доверчивых идиотов, и что они специально путешествуют по миру ради этого. Но тут в правом верхнем углу комнаты раздался знакомый топот. Маленький эльфик напоминал о себе. Но я-то уже чувствовал, что вокруг меня, распластанного на диване, сгрудился весь мерзкий эльфийский клан, чтобы расправиться. Я уже почти видел эти существа – уродливые до умопомрачения, но обладавшие удивительной способностью мгновенно перемещаться в пространстве. Нужно было что-то делать! И тогда я вскочил с дивана, побежал на кухню, схватил любимую скалку жены и с криком: «Ничего у вас не выйдет!» начал гоняться за эльфами по квартире. Когда пришел Аскар (имя изменено), то я сидел с блаженной улыбкой посредине комнаты со скалкой в руке, довольный, что выиграл битву с эльфами.

Прозрачные

Когда я рассказал Аскару в мельчайших подробностях мою историю, то увидел в его глазах тень страха. А потом он неожиданно засобирался домой. Сказал, что придет завтра и выведет меня на прогулку на свежий воздух, который прочищает мозги. Я даже немного обиделся, так как мозги у меня работали как никогда хорошо. Я мог видеть в темноте, мог даже видеть, что делается в соседней квартире, в квартире этажом выше и даже на пятом этаже! Мои глаза стали как рентген. Я видел, как бьется сердце Аскара, как бежит по венам кровь, слышал, как растут волосы у него на голове! Когда я сказал ему об этом, то Аскар тут же выбежал за дверь. Ну и пусть.

Мне уже было не до него. Потому что в комнате мелькнула чья-то тень, которая оказалась симпатичной молодой женщиной, только очень-очень прозрачной. Она сказала, что скоро придут ее друзья, и они будут тусоваться у меня. Через некоторое время начали прибывать гости – все прозрачные. Я так и назвал их про себя – «прозрачные». Их было так много, что я удивлялся, как это они не мешают друг другу. И еще меня поразило, что среди них было очень много моих знакомых. Когда я поинтересовался у одного, как он стал таким, тот, испуганно озираясь, прошептал: «Это разработки ЦРУ. Но если ты станешь таким, то будет очень трудно вернуть свой настоящий облик…» Его лицо при этом так исказилось от боли, что я ему сразу поверил. Меня распирало от гордости. Не каждый может увидеть «прозрачных», значит я – особенный! «Особенный… особенный… Ты – особенный!.. – запрыгало в моих мозгах. – Поэтому мы пришли к тебе!» Они умеют читать мысли, пришел я к выводу, одиноко бродя среди гостей, которых уже было несколько сотен. Как только я выпивал водки и закусывал, они слетались над остатками спиртного и пищи и начинали питаться испарениями.

А потом сквозь пьяный гул голосов «прозрачных» я услышал еще один знакомый голос. Он доносился из кладовки. Я открыл ее и полез на самую верхнюю полку. И тут меня пронзила мысль: но ведь это сумасшествие… Разве может находящийся в своем уме человек сидеть наверху в кладовке в надежде увидеть знакомого «прозрачного»?! Нет, конечно. Но потом она ушла куда-то, и я увидел Мурата (имя изменено). Я не видел его несколько лет, с тех самых пор как он уехал в Москву. «Привет, старик! – заорал я. – Ты как сюда попал?!» Он рассказал, что его из Алма-Аты похитили агенты ФСБ, и все же он сбежал от них. Но чтобы принять нормальный вид, нужно выпить горячей водки, размешав ее холодной водой. Я услышал, как «прозрачные» зашушукались: «Мурат хочет проявиться… проявиться…» В это время из кладовки появился мой отец. «Папа! Но ты же умер?!» Он ничего не стал говорить на эту тему, только прошептал: «Берегись, сынок» – и исчез. Озадаченный этой встречей, я все же вышел за Муратом на улицу.