Текст книги "22 июня – 9 мая. Великая Отечественная война"

Ноябрьское наступление немцев на Москву

Солдаты Вермахта на бронеавтомобиле Sd.Kfz. 221 возле дорожного указателя, на котором в числе прочего указано, что от этой точки до столицы Советского Союза – ровно 100 километров

Не прошло и недели после парада на Красной площади, как войска немецкой группы армий «Центр» получили приказ о возобновлении наступления на Москву. С приходом холодов в середине ноября 1941 года земля замерзла, и теперь танки могли двигаться вне дорог. Танкист Людвиг Бауэр вспоминал: «Еще была распутица, когда мы остановились где-то переночевать. Танки остались стоять возле дома, а мы легли спать в доме. Утром ударил мороз. Танки вмерзли в землю. Когда их пытались выдернуть, то рвались гусеницы или что-нибудь ломалось. Пришлось лить бензин под танки и поджигать, чтобы растопить землю». Стоявшие на острие наступления группы армий «Центр» дивизии получили теплое обмундирование. Готовясь к нападению на СССР, немцы заготовили теплую одежду только для тех подразделений, которые должны были нести оккупационную службу. Теперь эти теплые вещи получили части, предназначенные для последнего броска на советскую столицу. В приказе 4-й танковой группы говорилось: «Дни ожидания – позади. Мы снова можем наступать. Нам осталось уничтожить последний рубеж обороны Москвы. Мы должны остановить биение сердца большевистской империи».

Москва действительно была сердцем Советского Союза. Дело было даже не в том, что в городе находилось правительство страны. К столице сходилось множество железнодорожных путей. Если бы немцам удалось захватить Москву, по транспортной системе СССР был бы нанесен сильнейший, если не сказать – смертельный удар.

К началу нового немецкого наступления оборона Москвы была существенно усилена. Данные военной разведки, полученные от резидентуры Рихарда Зорге из Токио и резидентуры Л.А. Сергеева из Вашингтона, позволили снять дивизии с Дальнего Востока. А.П. Белобородов, командир одной из этих дивизий – 78-й стрелковой, вспоминал: «14 октября 1941 года был получен приказ, которого мы так ждали. Нам надлежало сдать участок на дальневосточной границе и вывести дивизию для погрузки в эшелоны. Через два дня мы уже ехали на запад <…> Всего десять дней (срок по тем временам очень короткий) понадобилось железнодорожникам, чтобы доставить нас с Дальнего Востока в Подмосковье <…> в районе города Истры». Маршал К.К. Рокоссовский позднее отмечал: «Трудно даже сказать, насколько своевременно сибиряки влились в ряды наших войск! Если под Волоколамском великую роль сыграла дивизия генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, то в ноябре не менее значительный вклад в решающие бои за Москву внесла дивизия полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова». Сюда же, на западные подступы, к Москве была переброшена танковая бригада отличившегося под Мценском М.Е. Катукова. На новом месте он сразу начал строить оборону по приемам, выработанным в боях с танками Гудериана. Катуков требовал «ежедневно усовершенствовать сделанное и наращивать укрепления созданием новых сооружений», обязательно строить ложные позиции. Также он понимал, какую роль в немецких успехах играла воздушная разведка, поэтому специально подчеркивал, что «в связи со снежным покровом отчетливо видны следы пешеходов и машин. В частях это дело не учитывается, и личный состав ходит по всему району расположения, создавая целую сеть тропинок и дорог, хорошо видимых с воздуха». Количество тропинок предлагалось минимизировать и строго следить за этой важной «мелочью».

Передовые части немецкой 11-й танковой дивизии в 100 километрах от Москвы под Волоколамском. В кадре – немецкий средний танк PzKpfw III

На фронт! Бойцы 112-й стрелковой бригады на пути к фронту. Железные дороги стали важным средством переброски войск из глубины страны и маневра между фронтами

Помимо дальневосточных дивизий и перегруппировок внутри Западного фронта, под Москву перебрасывались войска с других участков. Если перед «Тайфуном» собирали войска с флангов в центр немцы, то в ноябре пришла очередь сделать то же самое советскому командованию. В числе других с Юго-Западного фронта был отправлен под Москву отличившийся в первые дни войны 2-й кавалерийский корпус. Это воспринималось как награда. Впоследствии его командир Герой Советского Союза генерал-майор П.А. Белов вспоминал: «Двоякое чувство вызвал во мне полученный приказ. Острее сделалось беспокойство за судьбу нашей столицы. Значит, положение там действительно очень трудное, если приходится снимать с фронта войска и направлять их к Москве, ослабляя тем самым другие участки. Но при всем этом я был горд за наш корпус. Корпус окреп, закалился в боях, люди получили опыт. И вот теперь Ставка брала нас в непосредственное подчинение. Нам доверяется защита Москвы – сердца нашей огромной Родины».

Из-за общего ослабления частей Вермахта план с окружением Москвы был признан немецким командованием нереалистичным. 3-я и 4-я танковые группы стягивались на левый фланг группы армий «Центр», в район Калинина (ныне – Тверь) и Волоколамска. Они должны были отбросить советские войска к реке Лама, захватить переправы в западной части Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении канала Москва-Волга. В дальнейшем немцами предусматривалось продвижение вдоль канала на юг, к Москве. Фактически в ноябрьском наступлении вместо традиционного для немецкой тактики сражения на окружение осуществлялся простой прорыв в направлении Москвы. 18 ноября 2-я танковая армия Гудериана должна была возобновить наступление через Тулу на северо-восток, в направлении на Коломну. Существенным недостатком этого плана был выбор направления главного удара, проходившего через изобилующий лесами район к северо-западу от Москвы. Это существенно ограничивало маневр немецких танковых соединений. Тем не менее концентрация сразу двух танковых групп на одном направлении сделала свое дело. Оборона Красной Армии под Волоколамском была взломана. 3-я танковая группа и часть 4-й танковой группы наступали в обход Истринского водохранилища с севера, на Клин. Другая часть 4-й танковой группы двигалась от Волоколамска на Истру.

Под угрозой окружения и разгрома советским войскам приходилось отходить от рубежа к рубежу. Однако на каждом из них красноармейцы старались задержать противника. Одним из ярких эпизодов Битвы за Москву стал подвиг взвода саперов младшего лейтенанта П.И. Фирстова из 8-й гвардейской стрелковой дивизии И.В. Панфилова. Они заминировали дорогу и выкопали на обочине противотанковые ямы. Сами саперы остались прикрывать минное поле огнем. Вскоре на их позиции вышел батальон немецкой пехоты под прикрытием средних самоходно-артиллерийских установок StuG III. Две первые вражеские самоходки подорвались на минах, две другие сошли с дороги и попали в ямы. Остановленная колонна расстреливалась саперами, пока они не были обойдены и атакованы с фланга. Бой немецкого батальона с советским саперным взводом продолжался три часа. Весь взвод младшего лейтенанта Фирстова погиб. На том месте на Волоколамском шоссе, где сражались саперы-панфиловцы, сейчас установлен памятник. Этот монумент уникален тем, что в его композиции использована оставшаяся на месте боя вражеская самоходка «Штурмгешюц-3» серии D – единственная из сохранившихся на сегодняшний день в мире.

Командир 78-й стрелковой дивизии А.П. Белобородов

Винтовка Мосина – советская пятизарядная магазинная винтовка со скользящим затвором, основное оружие пехотинцев Красной Армии в ходе Великой Отечественной войны. В Красной Армии на вооружении состояла винтовка Мосина, модернизированная в 1930 г. «Мосинка», или «трехлинейка», как ее обычно называли, пользовались уважением среди бойцов за надежность и простоту ухода. «Трехлинейку» предпочитали даже гораздо более современным моделям винтовок, поскольку она практически не ломалась – ломаться в ней было нечему. Более того, она легко разбиралась и собиралась, что было очень важным при ее освоении молодыми солдатами. Кроме того, благодаря геометрии деталей попавшая в механизм грязь при движении затвора отбрасывалась или наружу, или в люфты и полости системы, откуда грязь и песок все равно выталкивались за пределы оружия движущимися частями. Затвор винтовки, имея люфты в сочленении своих деталей, мог слегка «изгибаться» по оси, «обходя» при продольном движении песок, попавший в ствольную коробку. Если песка насыпалось столько, что затвор уже не закрывался, оружие было достаточно протереть тем, что есть под рукой, вынув затвор и подаватель магазинной коробки. Но даже нечищеная трехлинейная винтовка во фронтовых условиях могла эксплуатироваться довольно долго. В плане неприхотливости «мосинка» превосходила даже основное оружие немецкого пехотинца – карабин Mauser 98k, хотя в целом они были примерно равноценны. Впрочем, некоторые бойцы считали «трехлинейку» более прикладистой и лучше развесованной, а значит, более удобной. Кроме того, винтовка Мосина с установленным на нее штыком становилась для пехотинца незаменимым оружием рукопашного боя.

Крушения советского фронта, подобного октябрьской катастрофе, в середине ноября не произошло. Части Красной Армии под нажимом немецких танков организованно отходили от рубежа к рубежу к Истринскому водохранилищу и Клину. Маршал М.Е. Катуков писал в своих мемуарах: «Отходили мы с болью в сердце: каждый километр, отданный врагу, приближал бои к Москве. Уже остались позади километровые столбы с цифрами «60», «55», «53» <…> Легко ли сознавать такое?!» Общий принцип «Ни шагу назад!» неизбежно порождал конфликты между военной целесообразностью и неукоснительным соблюдением этого принципа. Маршал К.К. Рокоссовский вспоминал: «Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на Истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище. Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг». Однако слепое подчинение было не в характере Рокоссовского. Более того, в свое время он был командиром Г.К. Жукова и дал будущему Маршалу Победы нелестную характеристику – «к штабной работе непригоден». Поэтому командарм через голову командующего фронтом обратился в Генеральный штаб. Начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников санкционировал решение Рокоссовского, но Жуков не смирился с этим нарушением субординации. Его ответ последовал немедленно: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать.

Генерал армии Жуков».

КАВАЛЕРИЙСКИЕ КОРПУСА

В 1941 году кавалерийские корпуса оказались самыми устойчивыми соединениями Красной Армии. В отличие от механизированных корпусов, они смогли выжить в бесконечных отступлениях и окружениях первых военных месяцев. В предвоенные годы удельный вес советских кавалерийских соединений постоянно снижался. Из имевшихся в СССР к 1938 году 32 кавалерийских дивизий и 7 управлений корпусов к началу Великой Отечественной войны осталось 4 корпуса и 13 дивизий. Таким образом, численность этого рода войск была сокращена в 2,5 раза, а кавалерийские соединения переформировывались в механизированные. В век моторов изменилась и концепция применения конницы. Новым Полевым уставом предусматривалось использование кавалерийских соединений совместно с танковыми частями, моторизованной пехотой и авиацией. При этом кавалеристы должны были входить в прорыв и действовать на коммуникациях противника. Иными словами, никто в руководстве Красной Армии даже и не думал использовать кавалерию для пресловутых атак «с шашками на танки». Напротив, в годы войны кавалерийские части были ближе всего к мотопехоте. Кавалерист-гвардеец лейтенант И.А. Якушин вспоминал: «Лошадей использовали как средство передвижения. Были, конечно, и бои в конном строю – сабельные атаки, но это редко. Если противник сильный, окопанный, сидя на коне, с ним не справиться. Дается команда спешиться. Коноводы забирают коней и уходят, а конники работают как пехота». При этом кавалеристы могли стремительно продвигаться по бездорожью там, где застревала обычная техника. За ночь они могли пройти до сотни километров. К тому же кавалерийские дивизии 1941 года уже не состояли из одних только лошадей, вооруженных всадников и пулеметов на тачанках. В каждую из них, кроме четырех кавалерийских полков, по штату входил танковый полк, конно-артиллерийский дивизион, зенитный дивизион, эскадрон связи и даже саперный эскадрон.

Точку в этом споре К.К. Рокоссовского и Г.К. Жукова поставили их немецкие оппоненты – генерал-полковники Эрих Гепнер и Георг-Ганс Рейнградт, которые, обойдя Истринское водохранилище с севера, захватили Клин и Солнечногорск. Это был большой успех, попавший 24 ноября даже на полосы газет Третьего рейха, сообщавших, что «после упорной борьбы танковыми войсками был захвачен город Солнечногорск, находящийся в 50 километрах северо-западнее Москвы». Для войск К.К. Рокоссовского на Истринском рубеже создалась угроза окружения. Более того, через Солнечногорск немецкие танковые и пехотные дивизии могли прорваться к столице с севера. Удобный рубеж на водохранилище армии Рокоссовского пришлось вскоре. оставить. Последняя неделя ноября прошла в напряженной борьбе с прорвавшимися через Солнечногорск немецкими дивизиями. Сюда же, под деревню Крюково, была переброшена 4-я танковая бригада М.Е. Катукова.

ЛАВРИНЕНКО Дмитрий Федорович (1914-1941) – самый результативный танковый ас Красной Армии, гвардии старший лейтенант (1941), Герой Советского Союза (1990, посмертно). Окончил Ульяновское бронетанковое училище. Принимал участие в присоединении к Советскому Союзу Западной Белоруссии и Бессарабии. В июне-июле 1941 г. дрался в Приграничном сражении. С октября по декабрь 1941-го в составе бригады полковника М.Е. Катукова участвовал в 28 танковых схватках, в которых уничтожил и подбил 52 танка Панцерваффе. В ходе боев Лавриненко сменил два сгоревших Т-34-76 на третий. Был убит осколками мины, когда шел докладывать командиру бригады об удачно выполненном боевом задании. Звания Героя Советского Союза танкиста удостоили только в 1990 г. – спустя полвека после гибели.

Танковый экипаж гвардии старшего лейтенанта Д.Ф. Лавриненко (крайний слева). Октябрь 1941 г.

Советские боевые машины реактивной артиллерии БМ-13 на шасси грузовика ЗИС-12, потерянные в районе Можайска. Октябрь 1941 года. Снимок сделан военнослужащим 49-го саперного батальона 10-й танковой дивизии Вермахта

Танковая армия Гейнца Гудериана предприняла широкий охват Тулы. Нависла непосредственная угроза над Каширой, потеря которой открыла бы немецким войскам прямую дорогу к советской столице. Однако бойцы 2-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П.А. Белова, действовавшие как пехота, при поддержке артиллерии остановили продвижение немецких «панцеров». 26 ноября корпус был переименован в 1-й кавалерийский и одновременно удостоен звания гвардейского.

В последние дни ноября командиры немецких передовых частей уже могли наблюдать Москву в бинокли. Генерал-полковник Эрих Гепнер выдвинул вперед мотоциклистов из армейского инженерного батальона, которые 30 ноября 1941 года прорвались в Химки. До окраины советской столицы оставалось всего 8 километров. По одной из версий, немецкие мотоциклисты были уничтожены красноармейцами, по другой – поспешно отступили. Соседняя 3-я танковая группа Георга-Ганса Рейнгардта вышла к каналу Москва-Волга, а правофланговыми частями заняла Красную Поляну, в 15 километрах от окраины Москвы. К тому моменту бросок мотоциклистов на Химки имел больше пропагандистское, чем военное значение. Можно было даже ворваться на окраину вражеской столицы, но все равно штурмовать огромный город было уже нечем. К декабрю линия фронта изгибалась большим выступом к северо-западу и северу от советской столицы. К западу от Москвы линия фронта оставалась неизменной с начала ноября 1941 года, а к югу Гудериан полуокружил Тулу, занял город Венев и вплотную подошел к Кашире.

В ходе рейда на Калинин 17-18 октября 1941 года средний танк Т-34-76 с тактическим номером 4 советской 21-й танковой бригады таранил немецкую самоходку StuG III из состава 660-й батареи штурмовых орудий. Обе бронемашины вышли из строя, а экипаж «тридцатьчетверки» был взят немцами в плен

Тем временем советское командование уже сделало шаг от латания дыр к радикальному изменению обстановки на театре военных действий в свою пользу. Проходившие с августа-сентября 1941 года обучение резервы – стрелковые дивизии и стрелковые бригады – достигли нужного уровня боеспособности и получили необходимое вооружение. Уже в ноябре они были подтянуты к Москве. К началу декабря войска армий заняли исходные позиции на ключевых направлениях. Одна армия изготовилась к удару во фланг немецкой танковой группе Рейнгардта на северных подступах к столице в районе Солнечногорска. Другая армия, из сохраненных в октябрьском вихре дивизий, нацелилась на фланг танковой армии Гудериана у Сталиногорска. Еще одна армия встала на защиту Москвы, образовав заслон под Химками и Красной Поляной. Позволить Вермахту пройти еще несколько километров советское командование не собиралось.

Немецкие историки часто называют проводившие контрнаступление под Москвой соединения «сибирскими». Однако такое название не отражает действительного положения вещей. Переброска дивизий с Дальнего Востока уже проводилась в октябре 1941 года. В контрнаступлении участвовали дивизии и бригады, сформированные на Урале, в Башкирии и даже в самом Московском военном округе. Маршал Г.К. Жуков позднее описывал эти события следующим образом: «Я позвонил Верховному Главнокомандующему: «Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы <…> и тогда положение может серьезно осложниться». Сталин сказал, что он посоветуется с Генеральным штабом. Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления». Так, оттеснять немецкие войска от Химок и Тулы советским командованием было решено самым действенным способом: мощным ударом во фланг и тыл. Поначалу немцы даже не догадывались о возникшей угрозе. Неизменным спутником катастроф во все времена были ошибки в определении планов противника. 4 декабря командование группы армий «Центр» из данных разведки сделало следующий вывод: «Боевые возможности противника не столь велики, чтобы он мог этими силами, находящимися перед фронтом группы армий, начать в настоящее время большое контрнаступление». Когда на следующий день стянутые под Москву резервы Красной Армии перешли в наступление, для Вермахта это стало полной неожиданностью. В первую очередь атакам подверглись фланги нацеленных на Москву и Тулу немецких танковых групп. Замысел Клинско-Солнечногорской операции заключался в том, чтобы ударами 30-й армии с севера, 1-й ударной, 20-й и 16-й армий с востока рассечь на части основные силы 3-й и 4-й танковых групп врага в районе Клин, Истра, Солнечногорск и создать благоприятные условия для дальнейшего развития наступления на запад. В Тульской наступательной операции удар наносился на город Сталиногорск на берегу Дона. Основные силы свежей 10-й армии вели наступление по линии Рязань – Михайлов – Сталиногорск.

Командир 316-й стрелковой дивизии генерал-майор И.В. Панфилов (слева) с офицерами штаба своего соединения

StuG III – немецкая самоходно-артиллерийская установка, выпускавшаяся с 1940 по 1945 г. на базе танка PzKpfw III и ставшая самым массовым представителем гусеничной бронетехники Вермахта. Только с 75-мм орудиями с конвейеров сошло более 8600 этих самоходок, а всего Stug III было произведено свыше 10,5 тысяч. Они предназначалась для поддержки пехоты на поле боя, уничтожения огневых точек и танков противника. Эти самоходки активно использовались немцами на всех фронтах Второй мировой войны, и к 1944 г. на их счету было около 20 тысяч уничтоженных бронемашин союзников по антигитлеровской коалиции. В Красной Армии StuG III называли «Артштурмом». «Штурмгешуцы», ставшие в боях трофеями РККА, на советских заводах переделывались в самоходки СУ-76и. StuG III был дешевле в производстве, чем танк на том же шасси. Так, если самоходка стоила около 83 тысяч марок, то PzKpfw III – более 100 тысяч. Серьезными недостатками StuG III был отсутствие пулемета и низкая начальная скорость снаряда. В итоге они оказывались беззащитны в ближнем бою и против танков с хорошим бронированием, поэтому самостоятельно использовались нечасто. Т-34 с 76-мм пушкой пробивал лобовую броню «Штурмгешуца» с дистанции 800-1000 м, боковую – с 1000 м, осколками снаряда и кусками брони поражая агрегаты самоходки и ее экипаж.

StuG III В – первая крупносерийная модификация этой САУ, выпускавшейся с июня 1940 г. по май 1941 г. (произведено 320 шт.)

Первый подбитый немецкой 2-й танковой дивизией советский средний танк Т-34. Ноябрь 1941 года

Средний танк PzKpfw III немецкой 2-й танковой дивизии. Ноябрь 1941 года

Замысловатый маневр немецких танковых групп в ноябре месяце теперь создал опасность для них самих, обнажив растянутые фланги. Наступающие части Красной Армии прорывались к Клину и идущей от него на запад дороге, стремясь окружить врага. Немецкие танковые подразделения отчаянно отбивались, прикрывая общий отход. Оставшиеся без горючего или вышедшие из строя автомашины, танки и другую технику немцы бросали на обочине.

Советский танк английского производства «Валентайн II» в засаде во время Битвы за Москву. Ноябрь 1941 года. Этот снимок был опубликован в газете «Красная звезда» от 22 ноября 1941 г. Номером раньше вышла статья «В бой на английских танках», в которой рассказывалось о 137-м танковом батальоне капитана С.С. Мороза, воевавшем на «иномарках». В начале декабря комбат погибнет в бою

Солдаты Вермахта осматривают подбитый советский тяжелый танк КВ-1 из состава 32-й танковой бригады. Венев, ноябрь 1941 года. У бронемашины прострелен ствол пушки, а на правом борту «Клима Ворошилова» можно насчитать не менее 20 попаданий из орудий разного калибра

Стремительное отступление быстро привело в Вермахте к расшатыванию дисциплины. Командир танкового генерал-лейтенант Фердинанд Шааль вспоминал: «Дисциплина начала рушиться. Все больше и больше солдат пробивалось на запад без оружия, ведя на веревке теленка или таща за собой санки с мешками картошки – они просто брели на запад без командиров. Солдат, погибавших в ходе бомбежек с воздуха, больше никто не хоронил». Точно такая же ситуация сложилась к югу от Москвы, под Тулой. Гудериан позднее писал: «Мы стоим перед печальным фактом того, что наше Верховное командование слишком туго натянуло тетиву лука <…> мне с болью в сердце пришлось в ночь на 6 декабря принять решение о прекращении бесперспективных боевых действий и об отходе на заранее избранный, сравнительно небольшой по ширине рубеж, который я надеялся удержать оставшимися у меня силами».

Постановка боевой задачи отделению немецкой пехоты под Москвой. Внешний вид солдат Вермахта уже далеко не молодцеватый

Немецкий танк PzKpfw IV Ausf.F из 5-й танковой дивизии Вермахта преодолевает водную преграду под Москвой. Ноябрь 1941 г.

РЕЙНХАРДТ Георг-Ганс (Georg-Hans Reinhardt; 1887-1963) – немецкий военачальник, генерал-полковник (1942). В отличие от многих танковых командиров Вермахта, вышедших из кавалеристов, начал свою карьеру в пехоте. Однако он был опытным штабистом, что сыграло важную роль в его назначении командиром одной из первых немецких танковых дивизий. Так Рейнхардт оказался на острие «блицкрига» и осенью 1941 г. водил на Москву танковую группу. Зимой 1943/44 г. танковая армия под его командованием успешно оборонялась под Витебском. В июне 1945 г. он был арестован американскими оккупационными властями и в 1948-м приговорен к 15 годам тюремного заключения. Вышел на свободу в 1952 г. и поселился в Баварии.

Противники стремительно поменялись местами. Маршал М.Е. Катуков впоследствии вспоминал: «Призыв «Ни шагу назад!» сменился боевым кличем «Вперед! Гнать врага без передышки, не давая ему закрепиться в населенных пунктах!» Боевой счет бригады теперь имел две графы: «уничтожено» и «захвачено». Напротив, генерал-фельдмаршал фон Бок начал издавать приказы, в которых чувствовались жуковские нотки. Так, через две недели после начала контрнаступления Красной Армии он писал: «Только там, где противник будет встречать ожесточенное сопротивление, он будет вынужден отказаться от новых попыток прорыва. Отступлением его к этому не побудить <…> я приказываю, что любой отход может быть произведен с разрешения командующего армией, а отступление соединений от дивизии и выше – только с моего личного разрешения».

Советские легкие танки Т-60 на марше

Экипаж советского тяжелого танка КВ-1 под командованием лейтенанта Н. Киндера (крайний справа) из 17-й танковой бригады у своей бронемашины. Ноябрь 1941 г. Через две недели после этого снимка весь экипаж погиб в бою

Грузовик с красноармейцами на улицах Москвы. Автомашины были важнейшим средством маневра войсками в сражении за столицу Советского Союза

В декабрьском контрнаступлении под Москвой восстановленному и пополненному парашютному батальону майора И.Г. Старчака быстро нашлась работа. Через десять дней после начала контрнаступления он был высажен в немецком тылу. Десантники взрывали мосты, перерезали телеграфные провода, атаковали штабные машины. В результате потери переправ немцам приходилось бросать даже исправные и заправленные танки, бронемашины, мотоциклы и тягачи. Также им пришлось выделять силы на борьбу с постоянно ускользающими от преследования советскими диверсантами. Через неделю после начала рейда по тылам противника отряд Старчака соединился с наступающими частями Красной Армии.

Два советских средних танка Т-34-76, подбитых в деревне под Москвой, и тела убитых красноармейцев. Декабрь 1941 год

Бойцы Красной Армии у памятника героям Отечественной войны 1812 года в селе Тарутино Калужской области, где находился лагерь Русской Императорской армии после сдачи Москвы Наполеону. Декабрь 1941 года. «На сем месте Российское воинство под предводительством Кутузова, укрепясь, спасло Россию и Европу» – гласит надпись на памятнике

5 декабря ударили по-настоящему сильные морозы. Зима 1941-1942 годов в европейской части России выдалась самой холодной за последние 140 лет. Готфрид Эверт вспоминал: «Боевой дух упал, хотя силы наступать еще были. Представьте: 40 градусов мороза, а вместо зимней одежды у вас только шинелишка без подкладки, тонкие штаны и сапоги. Никаких фуфаек с ватой! У нас даже зимних шапок не было! Были пилотки, которые мы заворачивали на уши, но это не спасало. Было ужасно холодно! Ты мерзнешь, думаешь не о войне, а о том, как выжить, как согреться, больше ни о чем. Ноги замерзали очень быстро. При ходьбе в кожаных сапогах по снегу они промокают, а на морозе вода мгновенно замерзает и через несколько часов ноги уже обморожены. Потери от обморожений были гораздо выше, чем боевые потери. В сапоги засовывали газеты, у павших русских солдат снимали валенки. Был приказ обматывать газетами голени и бедра, но они сползают!» В некоторых подразделениях потери от обморожений достигали 70 %. Йозеф Дек из 71-го артиллерийского полка вспоминал: «Буханки хлеба приходилось рубить топором. Пакеты первой помощи окаменели, бензин замерзал, оптика выходила из строя, и руки прилипали к металлу. На морозе раненые погибали уже несколько минут спустя. Нескольким счастливчикам удалось обзавестись русским обмундированием, снятым с отогретых ими трупов». В танковых войсках ситуация была аналогичной. Подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии докладывал о том, что его танки из-за низких температур – минус 35 градусов – оказались небоеготовы: «Даже башни заклинило, оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами».

Самый юный солдат французского легиона из состава 638-го пехотного полка Вермахта (Infanterie-Regiment 638. Französischer) пятнадцатилетний Леон Мерджиян под Москвой. Декабрь 1941 года

Немецкие части в одном из занятых под Москвой населенных пунктов. Декабрь 1941 г. На дороге – средняя самоходно-артиллерийская установка StuG III Ausf B, на заднем плане – бронеавтомобили Sd.Kfz 222

Над немецкими войсками как дамоклов меч нависла возможность повторения судьбы Великой армии Наполеона. Начальник штаба 4-й армии (4. Armee) генерал Гюнтер Блюментрит вспоминал, что «книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией. Все больше становилось совпадений с событиями 1812 года». Арман Огюстен де Коленкур, сопровождавший Наполеона во время его бегства из России, оставил подробные и мрачные свидетельства гибели наполеоновской армии, которые не могли не тревожить элиту Вермахта. «2 декабря, – писал Коленкур, – мороз такой, что оставаться на бивуаках было невыносимо <…> На каждом шагу можно было встретить обмороженных людей, которые останавливались и падали от слабости или от потери сознания <…> на тысячах лю-дей я видел это действие мороза и наблюдал смерть от замерзания. Дорога была покрыта трупами этих бедняг». Такого сокрушительного разгрома в ходе отступления от Москвы немцы стремились избежать любой ценой. В результате декабрьского контрнаступления они были отброшены от Москвы на 120-150 километров. Это стало первым крупным поражением Вермахта во Второй мировой войне. Весь мир увидел фотографии и документальные кадры сотен брошенных немецких автомашин, танков, самолетов, колонны пленных.

Командир 1-й гвардейской танковой бригады М.Е. Катуков (в центре) у легкого бронеавтомобиля БА-10. Декабрь 1941 г.

Брошенная немецкая техника на дороге из Клина. На автомашине в центре видно обозначение подразделения связи

Атака советской пехоты под Москвой при поддержке тяжелого танка КВ-1

Красноармейцы в бою под Москвой. 1941 г. Двое бойцов вооружены винтовками Мосина, у третьего сумка с дисками к пулемету ДП. На заднем плане – подбитый немецкий средний танк PzKpfw III

Контрнаступление Красной Армии под Москвой, 5 декабря 1941 г. – 7 января 1942 г.

В результате контрнаступления под Москвой советским войскам на ряде направлений удалось перерезать коммуникации немецких войск и создать локальные очаги окружения. Немцы вынуждены были наладить «воздушные мосты», которые обеспечивали снабжение этих группировок. Только переброска по воздуху боеприпасов, продовольствия и горючего позволяла им удерживать многие ключевые пункты, даже оказавшись в изоляции. В районе Демянска советскими войсками была окружена стотысячная немецкая группировка. Три месяца она снабжалась только по воздуху. С 19 февраля по 18 мая 1942 года транспортная авиация Люфтваффе совершила 24 тысячи 303 вылета, доставив 15 тысяч 446 тонн грузов и вывезя 22 тысячи 903 раненых. Потери немцев при этом составили около 80 самолетов.