Текст книги "Приход ночи"

– Вот кого я видел во сне, – сказал бомж. Он шепелявил и плевался, но я его понимала.

– Когда? – спросила я.

– Сегодня.

Что я могла сказать? Мы снились друг другу, а значит… моя вылазка была неслучайной.

– И что же я там делала? – спросила я.

Мы болтали как приятели. Между нами была какая-то связь, существование которой я даже не могла допустить у себя в мыслях.

– Спала. А я спросил у тебя… Что ты забыла? Я видел… – прошепелявил бомж. – Не поможешь мне? – Хитрый взгляд из-под слоя гнойной влаги. От того можно надолго потерять сон.

– Я дам тебе сто рублей, если ты расскажешь мне…

– Ого-го. О чем рассказать?

– О сне! О том, что ты мне сказал год назад! – сказала я.

– Год назад?

– Ты помнишь! Не ври! Ты пообещал мне, что я лишусь глаз и будет очень больно.

Бомж засмеялся.

– Помню-помню, ясно-ясно. Значит, сто рублей?

– Да.

– Отойдем в сторону. Ты не хочешь говорить при людях. Особенно если тебя увидят рядом с таким…

Он поманил меня за собой, и я пошла. Мы очутились за углом остекленного строения.

– Значит, правда, ты стала такой, – сказал бродяга, глядя на меня.

– Это ты сделал? Ты меня проклял?

– Я? Ни в коем случае! Ты с ума сошла после всего этого…

У меня было желание наброситься на него и убить, но я удержалась. Мои силы были уже на исходе. Сколько я еще смогу выдерживать это? А ведь мне еще домой возвращаться!

– Да, я сошла, потому что проехала полгорода, чтобы найти тебя. Мне повезло.

– Нет…

– Что «нет»?

– Ты видела, что я здесь, ты встречалась со мной во сне. Иначе бы не решилась выйти на улицу, – ответил бродяга.

– Я не знаю. Объясни.

Я действительно соображала с трудом. Бомж говорил со мной так, словно мы встретились в библиотеке, а не на улице, где он ежедневно побирается. Какая у него была жизнь до того, как его забросило сюда? Кем он был? Сохранились ли у него воспоминания о прошлом?

– Ты видишь не глазами – это ясно каждому дураку.

– Откуда это?

– Не знаю.

– А что ты знаешь?

– Ничего. Я просто вижу.

– Не…

– Как ты не можешь объяснить, так и я. Просто иногда вижу картины, без прошлого и без будущего. Точнее, без предыстории и причин. Понимай как хочешь.

– Так ты не…

– Я ничего на тебя не насылал.

– А я думала… Я не дала тебе денег.

Бомж хохотнул.

– Будь я на такое способен, я бы тут не стоял. Я не колдун, не экстрасенс.

– А кто?

– Бомж.

– Ты не понял.

– Понял. Я побирушка, я прекрасно знаю и не питаю иллюзий насчет того, что меня начнут называть по-другому. Что ты хочешь купить за свои сто рублей?

– Объясни мне. Что ты увидел, когда встретил меня год назад?

Бомж кивнул.

– Помню, ты была с подругой. Когда вы собирались уйти, я вдруг увидел женщину, привязанную к стулу. Я не знал, где и когда она там сидела – поначалу. Обычно на таких коротких вспышках все и заканчивается, но потом я увидел продолжение.

– Какое?

– Твое лицо, близко. Но я почувствовал, что это твое лицо… позже, чем когда ты сидела на стуле. Совсем без одежды.

– Какое оно было? – спросила я.

Я успокаивалась, хотя, казалось бы, такие подробности не могут способствовать душевному равновесию. Но сам разговор на эту тему действовал странно. Наверное, это оттого, что я обсуждаю свою проблемы с человеком, который видел меня там.

– Ты была без глаз, – сказал бомж. – Ты кричала и кувыркалась на полу со связанными руками и ногами.

Я кивнула. Хотя эти воспоминания были очень мутными, я знала, что так оно и было.

– Да. Я…

– А потом я почувствовал часть твоего ужаса. Обычно я не подключаюсь к эмоциям, но тут меня чуть не убило. Ночью я кричал. Все подумали, что к утру я умру. Но я не умер.

Я вынула сигареты. Захватила губами фильтр одной, вытянула из пачки. Только потом предложила бродяге. Тот протянул руку-клешню, осторожно вытащил сигарету из моих пальцев, боясь прикоснуться. Я чиркнула зажигалкой.

Бродяга затянулся и затрясся.

– Что?

– Это нормально, все нормально, хорошо, – сказал он. Закашлялся, потом глубоко вздохнул.

– Так, значит, ты ясновидящий?

– Да нет.

– Но ты будущее увидел.

– Ну и что?

– Тогда…

– Я просто вижу, я не знаю, прошлое это или будущее. В большинстве случаев, – сказал бродяга.

– Но в моем – это будущее. Ты напророчил мне боль и ужас… И я их получила.

Бродяга смотрел в землю, старательно затягиваясь.

– Значит, так оно и есть. Я плохо помню. Ты приснилась мне сегодня, я приснился тебе… Для меня это был страшный сон. Последнее время все сны у меня страшные, если я трезвый, если я не бухаю.

– И где же тут объяснение? – спросила я.

– Его нет. Я же говорю: ты просто видишь, не зная, почему и как… Воспринимай как должное. Ты пришла сюда не как слепая. Я знаю, что хотя ты без глаз, ты способна видеть.

– Я уже поняла… – Похоже, ничего конкретного я не добьюсь, хотя сама встреча, безусловно, большая удача. По крайней мере, выяснилось, что никакого проклятия не было.

– Может, это оттого, что ты очень хочешь узнать, что произошло с тобой. И мозг твой дает тебе возможность.

Я не могла поверить, что слышу от него такое. Бродяга ощерился.

– Думаешь, как странно, что бомж рассуждает на такие темы?

– Не странно…

– Я знаю. Хочешь услышать мою историю? Думаю, что нет.

– Кем ты был?

– Аспирантом с большим будущим, с семьей и красивой женой.

На языке вертелся следующий вопрос, но я его не задала. Это могло повлечь за собой много ненужной мне информации.

– Я не вру, хотя, глядя на меня, трудно поверить. Просто имей в виду, что такое случается. Просто случается.

Как со мной, подумала я, чувствуя, как наваливается тоска. Мне хотелось только лечь на землю и умереть. Я понимала, что борюсь с ветряными мельницами.

Бомж затушил сигарету на половине, спрятал ее в карман пальто.

– Я пойду, – прошептала я.

– Подожди. Я не все сказал. Сейчас я не вижу, что с тобой произойдет дальше. Используй то, что у тебя есть, но главное – не теряй желания. Во сне я говорил о том, что ты что-то забыла…

– Это про моего похитителя.

– Значит, мы не зря снились друг другу.

– Но откуда между нами такая связь? Мы были знакомы когда-то?

– Нет, вряд ли. Не имею понятия, откуда эти связи появляются. Хотел бы объяснить, как бывший научный работник, но – увольте, это уже не по моей части. Просто иногда я влияю на людей, которым сообщаю о своих видениях. Я не стремлюсь к этому, получается само собой как-то… – Бродяга пожал плечами. – Может быть, часть моих способностей передается к другому человеку. Но так происходит не всегда.

– Думаешь, я заразилась?

Я открывала рот и говорила, но слышала сама себя точно со дна шахты.

– Может быть. Но я не хотел. Извини. – Бомж посмотрел на меня словно побитая собака. Мне стало противно и жалко его. Он был похож на человека, пережившего страшное стихийное бедствие, потерявшего все в один момент; от него осталась только эта исковерканная тень, прячущая в карман наполовину выкуренную дешевую сигарету. Я не хотела знать, что с ним произошло. Не могла взвалить на себя еще и этот груз.

– Я ни в чем тебя не обвиняю. Все равно ничего не исправить, – сказала я. – В этом есть свои плюсы. «Мозговое видение», – добавила я тихо.

– Что?

– Да так, ерунда.

Мы помолчали. Бомж сопел и оглядывался по сторонам.

– Так, значит, ты не видишь меня сейчас?

– Нет.

– Жаль.

– Это не происходит по желанию.

Как мои «включения», подумала я. Вынув пачку сигарет, вытащила из нее две и протянула остальное бомжу вместе со сторублевкой.

– Спасибо.

Он взял, посмотрел на подарок, спрятал все это в карман.

– Ты его найдешь. Он не так уж и далеко, – произнес бомж и, повернувшись, зашагал через покрытый снегом газон.

Я не знала, что сказать. Я чувствовала гнев и обиду, они буквально рвали меня на части. Нельзя сказать, что я зря проделала весь этот путь, но результата меня не удовлетворил. Можно было догнать бродягу и вытрясти из него правду. Что он мне только что сказал? Видел ли он мое будущее за секунду до своего ухода? Это несправедливо. Я тоже хочу знать. Это касается меня, моей жизни.

Мне на кого было выплеснуть свои эмоции. Понимая, что нахожусь на грани истерики, я отправилась обратным путем. Надо побыстрее попасть домой. Спрятаться, подумать, проанализировать ситуацию. А сейчас – убраться с вражеской территории. Я шагала, не используя палку, и некоторые прохожие смотрели на меня и удивлялись. Их физиономии пролетали мимо меня, точно бессмысленные безжизненные маски призраков. Я шла, не замечая, что начинаю задыхаться. Холодный воздух словно застревал где-то на полпути к легким и давил мне на горло.

«Ты его найдешь. Он не так уж и далеко». Потрясающее утешение для жертвы. Одно дело думать, что маньяк бродит где-то рядом, другое – когда тебе скажут: вот, смотри, он здесь. Я этого не выдержу! Дойдя до светофора, я остановилась. Мое тело превратилось в одно большое пульсирующее сердце.

Зазвонил телефон. Я не обратила на нее внимания, сосредоточившись на том, чтобы не упасть посреди тротуара. За секунду до того я увидела перед глазами оранжевую вспышку, следом за которой опять заболела голова. Мне пришлось сесть на край скамейки, и только тогда я смогла ответить на звонок. Это оказался Леша. Я вообще забыла о его существовании.

– Как твои дела, привет, – сказал он.

– Не знаю, ты не очень вовремя.

Еще одна вспышка, которую сопровождают оранжевые сполохи. Боковое видение сузилось еще сильней. Мне почудилось, что я вижу себя со стороны: сижу на скамейке, сгорбившись, и прижимаю трубку к уху. Завороженная этим видением, я замолчала. Я словно поднималась вверх на какой-то лебедке, и в какой-то миг меня пронял страх, что я продолжу вот так подниматься, пока не исчезну, не растворюсь в пасмурном небе.

– Люда!

Леша повторил мое имя, наверное, раз пять. Он слышал, как гудит улица, и понимал, что я на связи, но почему-то не произношу ни слова. Его голос заставил видение исчезнуть.

– Слушаю. Неполадки на линии. – Какая ерунда! У меня, наверное, нервный срыв. Что делать?

– Ты когда свободна? Я решил, что так много времени прошло. Мне хочется тебя увидеть. Очень!

– Не имею понятия.

– Люда, ты что спишь, что ли? Что у тебя за голос. Как будто не твой.

– Мой, нормальный.

– Ты на улице? Я слышу.

– Ну, на улице, ну и что?

– Надо встретиться!

– Зачем? – крикнула я.

– Ну как? – Леша удивился. Видимо, рассчитывал, что я выпрыгну из трусиков сразу, как только это услышу. Какой же он идиот! – Ты… нужна мне. Мы тогда очень хорошо провели время.

– А потом меня похитили и вырезали глаза, – сказала я.

– Так не я же виноват.

– Я откуда это знаю?

Странно, этот вопрос я задала подсознательно. С чего бы вдруг? Не знаю, что там накопала милиция на Лешу – ничего, судя по всему, – но ведь это легко и просто объяснить: Леша пошел за мной к подъезду. Пока я шла, стараясь не упасть в темноте, у него было время открыть заранее припасенную бутылочку с хлороформом, а потом нагнать меня у крыльца. Дело двух минут, пользуясь темнотой, отволочь мое тело в багажник машины и поехать. Никто не видел Лешу в это время. Он сказал следователям, что был в дороге. Этого бы хватило, чтобы привезти меня в какой-то дом, привязать и уехать.

– Люда, меня уже пропесочили по первое число, – сказал Леша, рассердившись. Когда он это делал, его голос поднимался к фальцету. Появлялась гнусавость, которую я ненавидела. Внезапно эта ненависть разрослась до таких размеров, что перекинулась на весь образ Леши. Я поняла, что мне омерзительно даже вспоминать, как его тело лежало на моем, как склеивалась от пота наша кожа. Его сперма на моем животе.

– Люда, – сказал он.

– Отстань от меня.

– Почему ты так вдруг? Я ничего не делал тебе. Это очень плохо, скверно, что ты попала в такую ситуацию. Но я-то ничего не могу изменить…

Почему-то я вспомнила один из фильмов, которые смотрела, привязанная к стулу.

– Да, ты не можешь.

– И не надо ко мне так относиться, будто я враг народа…

– Ты много о себе думаешь…

Он вздохнул в трубке, это был вздох ярости. Я чувствовала, как Леша злится.

У него были возможности похитить меня, но не было мотивов. Вот в чем закавыка. Иначе бы его давно взяли под стражу. Да и обыск ничего не дал.

– Ровно столько думаю, сколько могу себе позволить. То есть, ты думаешь, что это я?

– Не надо говорить ерунду всякую. Если я не бегу со всех ног к тебе в объятия, это ничего не значит. Тогда могло бы быть что-то, а сейчас уже нет.

– Почему?

– Ты заводишь старую песню, Леша. Мы это проходили сто раз.

– Не сто раз. И я до сих пор не понимаю, почему ты ушла впервые, тогда…

– Не понимаешь? Тогда я не объясню. Может, и поэтому тоже – ты видишь только себя, заботишься только о себе, балуешь только себя. И любишь только себя в себе.

– Что?

Тут я, кажется, переборщила.

– Да как ты смеешь? Я из кожи вон лез…

– Да весь вылез!

Ох, какое это было наслаждение – поступать несправедливо. Никогда не думала, что может быть так. Я обвиняла человека в том, чего он не делал! Леша, конечно, был порядочным эгоистом, но трактовать его привычки таким образом было нелепо. Своей наглостью я его обезоружила. Он некоторое время молчал.

– У тебя что сегодня – проблемы какие-то? Не с той ноги встала?

– У меня давно проблемы, если ты не в курсе.

– Не хватай меня за язык, я тебе ничего не сделал.

– Но ты ничем не можешь доказать, что не похищал меня.

– А разве кто-то сомневается? Серьезно? Ты думаешь, что…

– Ничего я не думаю. Ладно, извини, что сорвалась, но ты просто не вовремя позвонил, да еще допытываешься. Так что ты тоже виноват, не пыхти!

– Да, я вечно под ногами верчусь, ничего не делаю и звоню не вовремя, – сказала Леша.

– Если у тебя какие-то комплексы – они твои.

– Да!

– Короче, так. Пока я в любом случае не могу с тобой встречаться. Пока даже смысла не вижу в этом.

– Ну, а вернуться в прошлое?

Мне захотелось вышвырнуть телефон куда-нибудь подальше.

– Леша, ты, видимо, и правда дурак.

– Почему?

– Ты забыл? Я – слепая! Я инвалид. Я совсем не такая, какую ты знал. Совсем другой человек! Ты понятия не имеешь, что со мной стало, понимаешь!

– Тогда объясни.

– Тебе что надо: трахать слепую? Получать удовольствие от этого? Вот это тебе нужно? Или замуж меня возьмешь? Слабо всю жизнь ухаживать за калекой? – Я поняла, что уже ору и привлекаю внимание.

– Люда, перестань, а. Я же просто хотел… А ладно. Всего хорошего.

Он отключился, не дав мне оставить за собой последнее слово. Влепил мне хорошую оплеуху. Поставил на место. Я на несколько десятков секунд потеряла способность соображать, просто сидела с трубкой возле уха и смотрела перед собой. Вокруг меня уже не вспыхивали молнии. Я была окружена хороводом светящихся сгустков. Но мне было до лампочки, призраки это или галлюцинации, или неопознанные летающие объекты – ярость захватила меня всю, с ног до головы.

Спрятав телефон, я вынула сигарету, закурила, размышляя над тем, как сделать лучше: броситься под трамвай или под автобус. Где надежней? Эти мысли были серьезны, я ничуть не сомневалась, что исполню это возле ближайшей остановки. Умерев, я избавлюсь от всех проблем. Плевать я хотела на все обязательства, связи, обещания. Никогда еще мысли о самоубийстве не были такими холодными и сильными. И привлекательными.

Но потом что-то случилось. Докурив сигарету до конца, я бросила ее.

Умереть? Нет, не хочу. Резкая смена настроения меня даже не удивила; только сейчас были мысли о смерти, а через секунду их уже и след простыл.

Встав со скамейки, я пошла на автобус. Апатия и сонливость, пришедшие на смену дикой вспышке злобы, мешали идти. Ноги заплетались, точно у пьяной. Усталость и депрессия, вместе они сделали из меня восковую куклу, размягчившуюся на солнце. Так уже бывало. Мой организм пытался защищаться от нервного напряжения, и, как правило, это выражалось в том, что я хотела спать. Стресс сегодня я получила чудовищный, поэтому удивляться нечему, что мои ноги еле-еле волочились по свежему снегу. Перейдя на другую сторону, я поняла, что стремительно теряю «внутреннее видение». Этого еще не хватало! Когда я дошла до остановки, стало совсем темно, и я от страха и отчаяния едва не разрыдалась на людях. Почему мне не хватило времени? Если разобраться, до дома всего ничего ехать… Я выставила перед собой палку, приказывая мозгу вернуть мне мою способность. И ничего. Вероятно, я никогда не научусь это делать.

Ощутив, как волосы шевелятся на голове, я повернулась к какому-то человеку, стоявшему справа. К остановке подходил автобус.

– Вы не подскажете, какой это номер?

Мужчина назвал. Мой маршрут.

Я чувствовала, как мужчина смотрит на меня. Видимо, чего-то ждет. Ну конечно, перед ним ведь слепая. Надо помочь ей взобраться внутрь автобуса, а то, чего доброго, упадет под колеса.

Я опять в темноте и на этот раз не в квартире, где все знакомо и где ничего не надо видеть. Поняв, что я беззащитна и не смогу ничем ответить, город обратил на меня внимание. Я чувствовала всю его невероятную монструозную массу, которая ложится мне на плечи, давит на грудь, мешая дышать.

Я открыла рот, думая, что не сумею остановить рвущийся вопль, но все-таки смогла выдавить из себя:

– Пожалуйста, не поможете мне попасть туда?

– Конечно.

Судя по голосу, мужчина пожилой. От него распространяется аура уверенности и неспешности, и это вселяло надежду, что я переживу эти страшные минуты. Мужчина взял меня за правую руку, в левую я переложила палку. Автобус остановился, двери грохнули, открывшись. Мужчина повел меня к ближайшим. Сказал, чтобы я подняла ногу на ступеньку, вот она, да, все правильно. Мы очутились внутри, мужчина усадил меня на свободное место. Я сказала ему большое спасибо. Подошел кондуктор, поинтересовался, есть ли у меня документ. Да, сказала я сквозь толщу вязкого ужаса. Наконец-то от меня отстали.

Съежившись на сидении, я отрубилась, погрузившись в полубессознательном состоянии. Мне казалось, мой мозг уменьшился до размеров сливы и медленно дрейфует в невесомости внутри пустого темного черепа.

То, что было потом, я не помню. Понимать, что происходит вокруг меня, я начала только в подъезде своего дома. Поднявшись на лифте – да еще сумев нажать на кнопку нужного этажа – я вышла к дверям квартиры. Что-то было не так. Какое-то странное ощущение преследовало меня от самой остановки. Я сунула ключ в железную дверь, а потом втянула воздух носом. И ничего не почувствовала. Приложив к ноздрям рукав парки, я понюхала его. Там должен сохраниться хотя бы запах табака. С таким же нулевым результатом. Никакого табака, никакого запаха улицы.

У меня пропало обоняние.

6

Я лежала в горячей ванне и гадала, когда же придет Таня. В квартире было тихо, телевизор в большой комнате работал, но звук я убавила почти совсем. Кошка где-то пропадала, не желая подходить ко мне; чем дольше я жила здесь, тем Нюся больше меня ненавидела. Что я ей такого сделала, не знаю. Я осталась в полном одиночестве. Мне было страшно оставаться наедине со своими уродливыми мыслями и воспоминаниями. Можно, конечно, напиться снотворного и поискать спасения в сером мире сновидений, но меня пугало то, что я могла там встретить. Что и кого.

Когда придет Таня, утешала я себя, все будет по-другому. С ней не страшно. Она не даст меня в обиду. Мы можем ссориться сколько угодно, но Таня все равно на моей стороне. Вот кто спасет меня от кошмаров, и от чьего присутствия я приду в норму. Я решила, что попрошу ее спать сегодня со мной.

Час назад, забравшись в ванну, я принялась реветь. Кричала и выла, не пытаясь остановиться. Я била руками по воде, расплескивая ее по полу, стучала кулаками по краям ванны. Я хотела выгнать из себя всю эту черноту и весь ужас, вызвать в себе нечто вроде психической рвоты, которая бы позволила мне освободиться от яда. Я ревела до икоты, пока, наконец, не полегчало. Воспоминания о сегодняшней вылазке стали не такими яркими, страх отошел чуть в сторону, но все равно я чувствовала себя хуже некуда. Сейчас, лежа в неподвижности, я думала о Тане. Еще не случалось, чтобы она мне была нужна настолько сильно. Это был вопрос жизни и смерти – я ничуть не преувеличивала.

Я хотела позвонить ей, но боялась спугнуть надежду. Предвкушать было приятно. Так ребенок ждет мать, которая вот-вот должна вернуться после работы. Такое же чувство сопричастности он испытывает, когда выглядывает в окно, чтобы заранее увидеть ее, а потом тонет в кольце материных рук. Вновь у меня защипало в носу. Я закрыла лицо руками. Время текло сквозь меня, мне было знакомо это ощущение. Минута за минутой, час за часом я двигалась к могиле, к полному и окончательному распаду. Сегодня я хотела умереть и почему-то не решилась на такой шаг. Трусость это или сила? Я не знала, как правильно определить. Мне нужна только моя подруга.

Потом я заснула в привычной для меня темноте и слышала, как вода из крана каплет в ванну. Этот равномерный звук успокаивал.