Текст книги "Терпеть не могу сливового варенья!"

ТАМАРА. ОБЪЯСНЕНИЕ

– Что будете заказывать? – эта молодая официантка меньше всего походила на стереотипные персонажи кафешек. С выкрашенными в чернющий цвет волосами и пирсингом по всей поверхности ушей и даже на носу. Униформа официантки ну никак не шла этой неформалке.

– Пожалуйста, кофе и пирожное, – заказала я.

– Пирожное не советую. Оно не совсем свежее, – она заговорщицки понизила голос. – Возьмите лучше выпечку с корицей.

– Хорошо. Только пожалуйста, принесите мне большой стакан кофе, а не маленькую чашечку, – попросила я вдогонку.

– Будет сделано, – потопала мисс Пирсинг в своих тяжелых башмаках.

Я перевела дух и уставилась на океан. Эти неугомонные чайки, кажется, они никогда не знают покоя. Зимой они исчезли только после того, как океан окончательно затянуло льдами. И появились при первых же признаках весны.

Короткое северное лето почти на исходе, сейчас середина августа. Уже частенько небо затягивает тучами, приходят дожди. Но сегодня был на удивление ясный день, на небе ни облачка. К чему бы это? Неужели сама природа хочет поспособствовать нашей встрече, нашему воссоединению? Очень мило с ее стороны.

Он приехал… Его корабль уже три дня как пришвартовался к причалу №13. После длительного хождения в море команде корабля полагается две недели отдыха.

На следующий же день во время обеденного перерыва я наконец перевела дух и решилась. Странно, я ведь никогда не была трусихой. Но ведь слишком многое зависело от этого звонка, слишком много.

Мне показалось, нет, теперь я была уверена, он нисколько не удивился моему звонку. Почему? Мне было страшно даже предположить, что это значит… Он ждал, что я прискачу за ним сюда, на край земли? Означает ли это, что он любил, что он любит? Что он ждал меня? Может ли такое быть вообще?

Условились встретиться здесь, в прибрежном кафе. Я пришла раньше. Да-да, знаю, женщина не должна являться на свидание раньше мужчины. Но я не могла иначе. Не только потому, что я всегда плевать хотела, я всегда ломала эти правила и условности. Сейчас мне крайне необходимо было прийти первой. Это как на войне: та сторона, которая прибыла раньше на место боя и обосновалась, имеет больше шансов на победу. А я хотела быть победительницей, ох как хотела! Никогда в жизни я не хотела этого так сильно!

Ну а если выразить это по-человечески, я хотела перевести дух, чтобы взять себя в руки. Потому что это все же будет схватка! Схватка не на жизнь, а на смерть. От этой встречи зависит, останется ли этот мир таковым или безвозвратно изменится.

Безумно захотелось курить. Я достала из сумочки сигареты. Неожиданно, у меня перед глазами щелкнула зажигалка.

– Позвольте предложить вам огоньку!

Он… Это его голос. Я медленно подняла глаза. Он загорел, его кожа будто задубела. Возможно, это следствие соленых морских ветров долгими месяцами. Интересно, как долго он наблюдал за мной? Я невольно схватила край стола, так сильно мне захотелось выскочить и броситься ему на шею! И вдыхать, вдыхать этот знакомый запах. Запах, который я чувствую даже на таком расстоянии. Но выражение его глаз… Они были будто глаза хищника. Вспомнила, как-то я видела по телевизору сцену охоты волков на лося. Они кружились вокруг могучего зверя, готовые напасть при любом удобном случае. И были готовы отскочить, чтобы не попасть под тяжелые копыта сохатого. Вот. Передо мной, по другую сторону стола сейчас сидел волк в человечьем обличии. Который загрыз мою жизнь. Изгрыз, изжевал всю мою душу, мою волю, мое чувство гордости. От меня, от прежней меня ничего не осталось. Ровным счетом ничего.

– Давно приехала? – спросил он, также закуривая.

– В прошлом году, в ноябре, – ответила я, впиваясь в него глазами. Одет он был хорошо: белоснежная рубашка, безупречно выглаженные брюки. Он, опустив голову, стал крутить свою зажигалку на столе, словно волчок. Руки, эти его руки. Я все помню.

– Это я знаю, что в ноябре. Здесь ты давно? – он постучал по поверхности стола кончиком зажигалки.

– Нет, минут десять. А откуда ты узнал что я приехала в ноябре? Ты ведь был в море, – спросила я.

– Так мне тогда же звонили из отдела кадров и сказали, что ко мне приехала родственница! – он поднял глаза и впервые улыбнулся. Вот причина того, что он нисколько не удивился моему звонку. Только я не очень поняла: это был волчий оскал или человеческая улыбка?

– И ты сразу понял, что это я? – невольно фыркнула я. Какая самоуверенность!

– Да, – ответил он и впервые в упор посмотрел мне в глаза. Так, схватка начинается…

Возможно, два разъяренных диких зверя сейчас сцепились бы в смертельной схватке, покатились бы по набережной, подняв дорожную пыль, если бы не подошедшая с подносом официантка.

– Пожалуйста. Выпечка только из печки. Кофе в больших бокалах у нас не подают, поэтому вот, в кофейнике, – она проворно стала расставлять содержимое подноса на стол.

– Спасибо. Принесите пожалуйста еще одну чашку, – попросила я.

– И что ты не спрашиваешь, почему я приехала? – я, наполнив до краев, протянула ему чашку. Удалось. Мне удалось хоть немного взять себя в руки.

– Ну что спрашивать. И так все понятно, – сделав глоток, он холодно впился в меня глазами. Нет, он по-прежнему такой же. Он меня не боится, мне показалось.

– И что тебе понятно?! – мой предательский голос все же дрогнул. Но он не соизволил ответить.

Наступила тишина. Обернувшись вполоборота, мы стали смотреть на океанские волны. У меня в висках начала беспощадно стучать взявшаяся из ниоткуда головная боль. Ничего, переживу, перетерплю.

– Почему? – я наконец задала свой главный вопрос, из-за которого, собственно, и приехала.

– Тамара, мне стало страшно. Мне впервые в жизни стало страшно, – сказал он, потупившись.

– Что?! Как, почему?

Что-что, а такого ответа я не ожидала!

– Тома, ты же умная женщина. Неужели сама не смогла сообразить, почему? – впервые в его голосе прозвучало некое подобие участия. Нет, видимо я не такая умная, не понимаю, в чем могла быть причина.

– Когда я понял, что люблю, желаю только тебя одну, я понял, что это невозможно. Нужно скорее уносить ноги, пока не поздно.

– Ну почему?!

– Да потому! Потому что мы в первый же месяц поубивали бы друг друга! Неужели это непонятно? Мы ведь одинаковые, никогда не любим уступать! Вот и вышла бы однажды из нашей совместной жизни сводка из уголовной хроники. Ты, скорее ты убила бы меня, в первую же неделю нашего совместного житья, – сказал он, переходя на шепот. Видимо, боится привлечь внимание. Это было совсем не похоже на него, на того Мишу, которого я знала, которого полюбила больше жизни. Он трус?! Я была ошеломлена от такого открытия!

Но еще более я была ошеломлена от его логики. Так вот, оказывается, в чем была причина…

– А тебе не пришло в голову, что, если я совершила такую поездку по твоим следам, то могла измениться ради наших отношений?

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Волка не приручишь, как ни старайся. А ты волчица, ты самая что ни на есть волчица! Способная перегрызть горло любому, как только что-то пойдет не так, не по ее воле.

– Ты ведь меня знал. Я была такая, какая есть.

Хотя мне было лестно его сравнение с волчицей, но стало невыносимо тяжело.

– Знал. Мне было интересно с самого начала играть с тобой на равных. Таких женщин, как ты, у меня еще не было. Но… Когда я понял, что влип, я решил, что самое разумное – это скорее уносить ноги!

Не могла я ничего на это ответить. Я все еще была ошарашена открывшимся фактом.

– Что я могу о себе еще сказать? Я здесь женился. Имею двух дочерей-близняшек. Зовут Ева и Соня.

– А жену как зовут? – как можно равнодушнее спросила я. Так вот откуда у него белоснежная рубашка и брюки с безупречными стрелочками!

– Света, Светлана. Она учительница в местной школе, – ответил он, всматриваясь в меня.

– Поздравляю, – все также небрежно сказала я. – Мне пора, завтра я в первую смену.

Вынув кошелек, оставила рядом с кофейником несколько купюр для официантки и начала собирать вещи.

– Убери деньги, я сам расплачусь, – сказал он привычно повелительным тоном, как раньше. Тогда этот голос, этот тон приводили меня в состояние экстаза, блаженства. Но теперь всю меня до кончиков пальцев стала наполнять злоба, неконтролируемая ярость!

Я нарочно положила купюры под кофейник, чтобы не унесло порывом ветра. Скорее, мне скорее надо уносить ноги отсюда, пока я действительно не вцепилась ему в горло!

– Постой еще на минуту, – вдруг сказал он. Я замерла в ожидании. Что? Что еще он может сейчас сказать такого, чтобы добить волчицу окончательно?

– Что с ребенком?

– С каким еще ребенком? – недоумевала я.

– Ты тогда говорила, что беременна от меня.

– Ах, да, ты об этом! Нет, никакого ребенка нет. Мне тогда показалось. Временная задержка цикла, – без запинки произнесла я.

Уходя, я не сказала ни слова. Ни «прощай», ни «всего хорошего», ни «желаю счастья». Просто встала и ушла. И не обернулась ни разу. Я поняла. Я теперь поняла: этот этап моей жизни завершился.

Несмотря на то, что было невыносимо тяжело на душе, я почувствовала невероятное облегчение.

***

Откуда-то из-за облаков прерывисто доносятся гортанные звуки «курлы-курлы». Это, должно быть, улетающие в южные края журавли, обитающие здесь летом. Я внимательно стала наблюдать. Да, вот выплыл из белоснежных кучевых облаков четко выстроенный журавлиный клин. Уже пора. Скоро, не пройдет и месяца-двух, как здесь снова наступит беспощадная зима. И все живое, даже океан, замрет, затаится в ожидании далекого лета.

Мне тоже, подобно этим журавлям, предстоит улететь из этих мест. Сейчас жду своего рейса на аэровокзале. Здесь все по прежнему, как восемь месяцев назад, когда я сюда прилетела. Разве только люди одеты чуть полегче.

Меня здесь уже ничего не держит. Я жива. Теперь держу путь, нет, не домой. Я решила поехать к Марине, к горам. Возможно, там мне удастся снова научиться жить. Уже без надежды на прекрасное будущее. Просто жить, доживать свой век. Потому что впереди меня уже ничего не ждет.

Все, хватит! Я ведь запретила себе думать в ближайшие полгода о произошедшем.

Сразу уехать не получилось. Пришлось несколько дней ждать возвращения из отпуска сотрудницы отдела кадров. Той самой, которая устраивала меня сюда, когда я приехала.

Говорят, в аду грешников бесконечно пытают в геенне огненной. Думаю, это гораздо легче мук человека, у которого отняли надежду любить и быть любимым.

Я даже пыталась плакать. Нет, не помогло. Не стало легче. Больше всего меня казнила мысль о том, что никогда в этой жизни больше меня не посетит такая любовь. Никогда мне уже не удастся встретить такого человека и быть рядом с ним на веки вечные.

Оставшиеся дни я по-прежнему ходила на работу. Я работала у бесконечного конвейера. Я дышала, ела. Отвечала, когда меня о чем-то спрашивали. Не думаю, что кто-нибудь заметил, что со мной произошло. Возможно, я только перестала улыбаться. Возможно, выражение глаз стало другим. Возможно, в них перестали играть зеленые искорки. Возможно, они потухли.

ТАМАРА. ПРОШЛО ЧЕТЫРЕ ГОДА

– Что же, дочка прямо-таки бросила куклу и убежала? – спросила Марина меня уже в который раз. – Может, детей против тебя настроили папа и тетка ихняя?

– Нет, не думаю. Антонина суровая, прямолинейная женщина. Но не подлая. Как ты. Леня тоже. Девочка, она такая по своей природе, в меня, – горько усмехнулась я.

– Ну знаешь, дети в таком возрасте сами не знают, что вытворяют! Все же я считаю, что ты должна была отсудить себе хотя бы одного ребенка. Как-никак ты мать!

– Какая я мать? – отмахнулась я. Никогда не забуду, с какими глазами малая смотрела на меня. Она никогда не простит.

– У тебя ведь здесь есть и свой дом, и свое хозяйство, все условия для воспитания ребенка, – не унималась Марина.

Это было правдой. Заработанных на Севере денег вполне хватило, чтобы купить здесь домик и обзавестись кое-каким хозяйством. Мы уже четыре года с Мариной работали бок о бок в новом, расширенном гостиничном комплексе.

Только по прошествии лет мне кое-как удалось восстановиться, собрать себя по крупинкам. Теперь я научилась при мысли о нем не погружаться в пучину бессильной злобы и отчаяния. Долгие уроки медитации, освоенные мной с нашим новым тренером по йоге Ларисой, постепенно научили меня желать ему всего хорошего. Пусть у него все будет хорошо. Пусть больше никогда наши пути не пересекутся.

Теперь другая напасть стала меня беспокоить: дочка. Это рыжеволосое существо. Сейчас ей столько, сколько было тогда Никите. Она сказала примерно то же, что и ее брат раньше. Только у нее, в отличие от ее брата, другое выражение глаз, другой характер. Это я знала еще до ее рождения. Если с рождением Никиты я практически никаких неудобств не испытывала, родила практически не отрываясь от работы, «на ходу», то с ней было совсем по-другому.

С самого начала я испытывала невозможно тяжелый, беспощадный токсикоз. А в последние месяцы она еще так больно лягалась своими крошечными ножками, я до сих пор помню. Не знаю, может она так протестовала против своего появления на свет?

В последнее время по ночам они мне стали сниться. Иногда Никитка, а чаще она, Римма. Не думаю, что это запоздалые материнские чувства. Я по-прежнему уверена, что Бог обделил меня этим чувством. Тут причина в другом. Как бы я ни думала, что бы ни испытывала, эти два существа возникли из моей плоти. Как бы я не отрицала, не сопротивлялась, нас будут связывать невидимые, необъяснимые нити.

Ей сейчас почти девять лет. Возможно, в этом возрасте, да и тем более потом, ей будет нужна моя помощь. Возможно, я буду ей чем-нибудь полезна.

Когда я заикнулась об этом Марине, она настояла, чтобы я непременно поехала к ним. И обязательно хоть одного ребенка забрать себе. «Если не получится по хорошему, то по суду!»

Я не стала ей говорить, что ни за что на свете не стану судиться с Леонидом. Никогда!

Да и не пришлось даже об этом ничего говорить. Поведение детей решило все. Никита на этот раз не убежал. Только молча смотрел на меня. Добрый мальчик, сын Леонида.

А эта, рыжая копия меня… Ничего, я умею держать удар.

– И что ты там делаешь? – спросила Нина, как ни в чем не бывало подняв и примостив на полке отброшенную девочкой подарочную куклу. Леня пошел то ли к себе в кабинет, то ли за девочкой.

– Работаю администратором при гостинице.

– А живешь где? Там же, при гостинице?

– Нет, конечно. У меня есть свой дом.

– Замужем?

– Да, он работает шофером, – солгала я. Она, Нина никогда ничего плохого мне не делала. Но меньше всего на свете я хотела, чтобы она и ее брат узнали о событиях, постигших меня четыре года назад.

– Ты всегда была не по зубам моему брату. Когда я впервые тебя увидела, я это сразу поняла.

– Что же, Нина, ты тогда не отговорила его жениться на мне! Глядишь, сберегла бы его от этого никчемного союза. Всем было бы хорошо тогда, – устало произнесла я. Все-таки бессонная ночь в поезде давала о себе знать и моему железному организму.

– Думаешь, я не пыталась? Сколько подходящих милых женщин я присмотрела за это время. Пока…

– Пока что? – вяло спросила я.

– Пока он не сказал, что не будет больше жениться ни на ком. Однолюбы мы. Весь наш род такой, – вздохнула Валя.

НА ИЗЛЕТЕ (продолжение)

– Римма, зайди ко мне на минуту, – сказала наша директриса Виола, проходя мимо меня.

Что бы это значило? Она раньше никогда так не вызывала меня к себе. Ну не посплетничать же за чашкой чая! Оставив свои дела, направилась в ее кабинет.

– Ты ведь раньше работала в Доме моды Авроры? – спросила она, отрываясь от своих бумаг.

– Да, – кивнула я. Вот оно в чем дело.

– Я хотела попросить тебя сейчас съездить к ним за нашим заказом. Надо, Римма, надо! – сказала она, видя выражение моего лица. – Мне самой не успеть. Видишь, должна разобраться в отчетах за квартал.

– Хорошо, Виола Николаевна. – сказала я нехотя. В начале моей работы мне пришлось в общих чертах ей рассказать, как и почему я ушла из дома моды. Виола, мне кажется, с пониманием отнеслась к моей истории, не стала задавать лишних вопросов. За что я ей была благодарна. Хотя, стыдиться мне было нечего, гордиться также было нечем. Подумаешь, дала в морду совладельцу компании и ушла. Это разве подвиг?

По дороге я неожиданно для себя повернула в сторону отделения полиции. Нужно было, в конце концов, решить вопрос с моей подпиской о невыезде. Сколько это может продлиться, до конца моей жизни, что ли? Тетя Нина уже шла на поправку. Она даже один раз в день ходила гулять с Антошкой, правда, далеко от дома не отходила. Поэтому меня опять стали посещать мысли об отъезде. Я хотела уехать из этого города и, возможно, даже из страны. Улететь вместе с перелетными птицами. Туда, где не будет трусливых голубоглазых мужчин, подлых подруг, готовых предать при первом удобном случае. Хотя бы на какое-то время, чтобы определиться, разобраться в самой себе.

На мое счастье Крошкин А. В. был у себя в кабинете.

– Бронкс? Римма Леонидовна? Я вас не вызывал, – сказал он мне с недоумением.

– Знаю, я сама решила вас навестить. А то дозвониться до вас совершенно невозможно. А мне нужно что-то решать с моей подпиской о невыезде. У меня заграничные командировки, а я все время вынуждена отказывать! Сколько же времени я еще должна быть под колпаком у полиции? Если я виновата – арестуйте! А если нет, то выпустите меня!

– Под колпаком? – усмехнулся Крошкин, вытирая свои очки. – Да вас никто и не держит. Езжайте куда хотите.

– Что значит «езжайте», дело закрыто?

– Нет, дело не закрыто, идет процесс. Но мы вас исключили из числа подозреваемых.

– И кто же виноват? – не унималась я.

– Я же вам сказал, идет процесс. Рано еще говорить о результатах.

– Уважаемый Алексей Васильевич! Я имею право знать, кто меня подставил, по чьей милости я провела несколько часов в тюрьме и кто, в конце концов, хотел опорочить мою честь! – меня теперь стала пробирать неуправляемая ярость.

– Уважаемая Римма Леонидовна, вы все узнаете, когда завершится процесс. Я вам сам лично сообщу, договорились? – устало сказал Крошкин, снова уткнувшись в свои бумаги. – А теперь я вас не задерживаю, у меня много дел.

Пришлось мне уйти, другого выхода не было. Не хватало, чтобы меня забрали вторично в полицию. Теперь за дебош, учиненный в кабинете у следователя!

В Доме моды будто ничего не изменилось. Хотя чему тут меняться, прошло всего-то два с небольшим месяца. Но почему-то мне казалось, что прошло уже несколько лет. Как в той сказке Андерсена о Хельге и лебедях. Я, кстати, нашла в библиотеке тети Нины эту сказку и прочитала. И удивилась: это ведь совсем не та сказка, которая может быть интересна детям.

К черту лирику! Я сюда приехала по делу и сейчас буду заниматься им. От Вики я знала, что Аврора, приехав ненадолго, опять уехала в загранпоездку. В основном Одноглазый, то есть Семен, теперь ведет дела дома. Заходя в здание, я уже была готова к любому повороту событий. Даже к тому, что этот Циклоп со своими охранниками вышвырнет меня вон.

Но странно, охранник Володя со мной приветливо поздоровался, будто я еще здесь работаю. Он даже пропуска не потребовал. Надо же, здесь еще есть люди, которые не знают о том, что произошло со мной? Слегка вздохнув от облегчения, я прямиком направилась в приемную Авроры.

– Боже, Рио! Что ты здесь делаешь? Как я рада тебя видеть! – воскликнула Катерина и бросилась обнять меня.

– Да вот, оказалась тут. Привезла документы на прием новой коллекции по поручению нашего директора, – сказала я, присаживаясь около нее.

– Ах да, Жора мне говорил, что виделся с тобой. Ну как у тебя дела там складываются?

– Все хорошо, – кратко сказала я.

– А я тут одна убиваюсь. Ты не представляешь, как часто мне не хватает твоей помощи. Ну ничего. Я думаю, со временем все будет в порядке, – подмигнула она мне, совсем как Жора в тот раз, в магазине.

– Давай сделаем так: ты пойди к Жоре в цех, побудь у него. А я тем временем подпишу твои документы там, – Катя показала глазами на кабинет Циклопа, – и принесу их тебе сама.

Когда я было собиралась уходить, открылась дверь кабинета и вышел сам Семен. Не знаю, с чего Жора решил, что он теперь так и останется с одним глазом. На его мерзком холеном лице оба его свиных глаза были в наличии. Меня опять захлестнули те чувства, когда я была одна там, в его кабинете. Наши взгляды встретились. Я не собиралась опускать глаза и тем более уходить восвояси. Если нужно будет, еще раз дам ему в глаз, на этот раз в оба глаза!

Странно, никакой реакции от него не последовало. Я видела в них отчужденное выражение. Потом, когда все же он узнал меня, в них вспыхнуло бешеное выражение. Возможно, он думал, что я тут же развернусь и убегу со всех ног. Но я не собиралась этого делать. Я даже не собиралась опускать глаза. Неизвестно, сколько бы продлился наш поединок (на этот раз, глазами), если бы не пришедшая в себя Катерина.

– Семен Макарович, тут привезли документы на поставку новой коллекции. Мы можем срочно рассмотреть и подписать их? – продвинулась она к нему, отводя его к рабочему столу и делая мне знаки за спиной, чтобы я побыстрее уходила. Странно, он отвел глаза первым. Не могу сказать, что я успела увидеть в них сожаление – эти люди не способны на такое, – но, кажется, что он признал свое поражение, как боксер на ринге.

– Рио, дева мая! Какими судьбами? – – Жора бросился ко мне, как только увидел издали. – Пойдем, пойдем, посплетничаем!

Он меня тут же поволок в свой кабинет.

– Ну рассказывай, как твои дела. Что ты здесь делаешь? Неужели Аврора вызвала? Ее же нет в городе, ожидаем только через две надели.

– Нет, я приехала с заказом на новую осеннюю коллекцию.

– А, вот оно что! Тебе главное – не показаться Одноглазому на глаза. Посиди тут, я пошлю кого-нибудь из девочек за твоими документами, – проговаривал он, наливая мне кофе из кофемашины.

– Уже, – сказала я, отхлебывая из чашки.

– Что уже? – не понял он.

– Мы уже встретились. Когда я была у Катерины, он вышел из кабинета.

– И что, он ничего тебе не сделал? Ничего не сказал? – всполошился он, вскакивая со своего места.

– Нет. Ничего, – кратко сказала я.

– Странно, это очень странно, – задумчиво произнес он.

– Жорик, ты как будто расстроился, что он мне ничего не сказал? – рассмеялась я.

– Сказать честно? А хотелось бы, чтобы ты влепила ему во второй глаз как следует! – согласился он. – Хотя это вполне закономерно, что вы так мирно разошлись. Ему пора остепениться, он ведь у нас теперь без двух минут жених, молодожен.

– Да ладно! – теперь пришел мой черед удивляться. – Я даже боюсь спросить, кого он собирается «осчастливить».

– Да-да, ты права, именно ее. Добила-таки эта Майя его. Он купил ей кольцо с огроменным бриллиантом.

– С куриное яйцо?

– Да-да, именно! Почти как голубиное! Она теперь с этим кольцом носится как курица с яйцом! Разве только уборщицам и курьерам в лицо им не тыкала.

– Только думается мне, горбатого могила исправит. Кобель, он есть кобель. Как он гулял с девками, так и будет гулять с ними и дальше.

– И женушка сделает ему то, о чем ты мечтаешь, – сказала я, еле сдерживая смех.

– Что? Кастрирует его ночью во сне?

– Да разобьет ему второй глаз! – мы тут оба расхохотались.