Текст книги "Терпеть не могу сливового варенья!"

ТАМАРА: ОЖИДАНИЕ НА СЕВЕРЕ

Руки в плотных перчатках слегка зудят. Но снять их нельзя. Иначе я могу стать виновницей незапланированного простоя конвейера, а значит, целого цеха. Нужно потерпеть, пока само не пройдет.

Монотонный гул работающих агрегатов вводит в состояние транса. Начинаешь чувствовать себя винтиком в этом профессионально налаженном механизме. Небольшим, но необходимым винтиком.

Мне теперь легче. Ломота в спине и рябь в глазах от постоянного движения на конвейере уже прошли. Как никак, я уже шестой месяц работаю здесь.

Я в городе М. Работаю на местном рыбоперерабатывающем заводе.

Когда я сюда прилетела в середине ноября, на улицах уже лежал снег. Люди кутались в зимние одежды. Лишь только океан, на берегу которого находился этот город, пока не замерз.

Меня слегка трясло. Я была уверена что Он здесь, в этом городе. Он здесь! Быстро узнав нужный мне адрес, я направилась туда. По дороге в такси я достала из сумочки зеркальце, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Безумные глаза будто наполнены лихорадочным огнем. Я была словно в горячке. Хотя умом понимала, что не надо так, нужно взять себя в руки. Убрав косметичку обратно в сумку, я закрыла глаза. Нужно дышать глубоко и медленно.

– Это вы спрашивали Панфилова Михаила? – наконец подошла сотрудница отдела кадров, за которой, кажется, послали целую вечность назад.

– Да, точно, – выдохнула я, стараясь изобразить на лице некое подобие улыбки.

– Пойдемте в кабинет, – она, открыв дверь, пригласила жестом в небольшое, но светлое, с окном в целую стену помещение.

– Садитесь, пальто свое можете повесить вот на крючок. Ой, какое у вас пальтишко легкое! У нас ведь нельзя так. Не замерзли по дороге к нам? – спросила девушка с участием.

– Нет, от аэропорта я взяла такси, – кратко ответила я. Лишь бы она не начала спрашивать, кто я, да зачем явилась сюда, да кем приходится он мне.

– Он, Михаил Геннадьевич, ведь у вас еще работает? – кажется, эти слова произнесла не я.

– Да, он служит на корабле «Меридиан-Трейд», – ответила та, невольно взглянув на меня. Ну не смогла я, несмотря на всю силу воли, сжатую в кулак, сдержать вздох облегчения. Не смогла. Я невольно уронила голову на стол.

– Что с вами? Вам плохо? – встрепенулась девушка.

– Нет-нет, все хорошо. Видно, акклиматизация. Никогда не летала 8 часов в самолете, – пришлось довольно правдоподобно соврать.

– Ах, да. Это бывает. Я сейчас поставлю чайник. Попьем мы с вами чаю, полегчает, – засуетилась она.

– Спасибо, не беспокойтесь. Мне уже хорошо. Лучше скажите мне, где? Где и когда я могу увидеть? Его. Михаила.

– Вы его не можете увидеть, – спокойно сказала она, доставая с полки чайные принадлежности.

– Как не могу? Мне очень нужно, – вскочила я. – Он что, уехал опять куда? Вы же только что сказали, что он работает у вас, – я опять была в замешательстве.

– Что вы встали, вам опять станет плохо. Успокойтесь. Вы не можете его увидеть, потому что он в море. Его корабль вернется только через восемь месяцев.

Меня будто вновь окунули в ледяную прорубь… Восемь месяцев?!! Целых бесконечных восемь месяцев?

Не помню, как я очутилась в порту. Я уже будто не чувствовала никакого холода. Океан мерно, степенно приносил к берегу свои свинцово-серые волны с едва заметным бирюзовым оттенком. На бетонных плитах волнорезов ледяная глазурь, а на берегу уже начала образовываться ледяная крошка. Здесь чувствуется какой-то особый запах. В воздухе одновременно пахнет солоновато-йодистым морским запахом, слегка смешанным с запахом мазута, корабельным топливом. Большие серо-бурые чайки снуют везде: висят в воздухе, качаются на волнах, сидят на берегу. Видимо им все нипочем. Ни враждебно-хмурое небо, ни холодный, пронизывающий теперь меня до костей ветер. Ни предстоящая жестокая, беспощадная, бесконечная зима…

Мне сейчас надо принимать решение. Уехать обратно, об этом и речи не может быть. К тому же у меня почти не осталось денег. Чтобы приехать сюда, мне пришлось продать свои немногочисленные золотые украшения. Сейчас и эти деньги на исходе.

Видно, теперь придется возвращаться в отдел кадров. Пока я ждала сотрудницу, рассматривала объявление о том, что требуются рабочие в цех по расфасовке продукции.

Я теперь была на самом краю. И в том числе на краю Земли. Без денег, без дома, без теплой одежды. А впереди восемь бесконечных месяцев.

Восемь, будто вставший на дыбы знак бесконечности, как он говорил когда-то. Восемь – его любимое число. Кстати, наш роман также длился ровно восемь недель. Пока… пока он не сбежал. Мерзавец, подлый трус! Ненавижу!!!

***

Я могла бы полюбить даже этот суровый край. Если бы, если бы мы жили вместе. Никакие запредельные морозы и никакие, порой сбивающие человека с ног ветра не могли бы омрачить наше совместное счастье…

Теперь все позади. Эти бесконечные дни и ночи, этот крутящийся, стремящийся в бесконечность конвейер. Мои неспешные прогулки по уже замерзшей набережной в единственный мой выходной день в неделе. Я сама выбрала такой график работы. Не только потому что деньги мне были крайне необходимы. Не могла я оставаться наедине со своими мучительными думами два дня кряду.

Ни подруг, ни знакомых я здесь не завела. Но это меня как-то не заботило. Мне даже нравился сдержанный, степенный нрав северян. Они, в отличие от людей более южных широт, никогда не норовили залезть к тебе в душу с расспросами. А излить душу кому-то – у меня никогда не было такой потребности. Даже в далеком детстве у меня не было желания поплакать у кого-то на плече. Находила какой-нибудь темный, укромный уголок и в одиночку переживала, оплакивала свое детское горе.

НА ИЗЛЕТЕ

Пожалуй, с меня достаточно… Он никогда мне больше не позвонит и тем более не придет. Получается, что его сестричка Милочка нашептала ему все о случае с этими злополучными таблетками. Наверное, убедила его, что я самая что ни на есть заядлая наркоманка. И получается, что он во все эту чепуху поверил, не поговорив со мной лично. Да, так оно и есть. Иначе бы он явился, времени уже прошло достаточно.

Что ж, отрицательный результат – тоже результат, как говаривала моя тетя Негра. Это и хорошо и плохо одновременно. Плохо, что он оказался не таким, каким я выдумала себе его. Но барышням свойственно придумать себе идеалы. И страдать, страдать за них. И хорошо, что я все это выяснила себе сейчас. А не потом, через много-много лет, когда бы мы нажили кучу детей и полный дом барахла! И не сидеть мне теперь во дворике нашего дома и не вязать носочки нашим общим внукам.

По правде говоря, я должна была радоваться, что все так удачно решилось. Но все равно на душе было гадко, тоскливо.

– Я пошла за мороженым. Тебе на этот раз какое взять? – спросила меня Вика.

– Сливочное с шоколадными крошками, – заказала я.

– Это же так калорийно! Как же фигура? – она выпучила свои подведенные глазки.

– К черту фигуру! И туда же все калории! У нас сегодня пикник без всяких правил, – заявила я.

Сегодня мы с Викой решили в кои-то веки пойти на пляж, загорать и купаться. Как никак, середина августа, скоро лету конец. Когда она ушла, я улеглась и уставилась в ярко-синее, еще утреннее небо. Прямо надо мной я заметила неподвижно парящую птицу. Наверное, орел. Боже, что бы я только ни отдала на свете, чтобы превратиться в такую гордую птицу и покинуть этот город навсегда.

Но ведь я дала подписку о невыезде, пока ведется это следствие с таблетками. Вчера я наконец дозвонилась до этого Крошкина А. В. Он меня уверил, что осталось еще немного подождать, что скоро все решится. Решится? В чью пользу? Я надеюсь что следствие ведется в правильном направлении и они поймают настоящих виновников.

Мне даже показалось, что Крошкин не очень возражает против моего отъезда. Он попросил, чтобы я оставила свои координаты, где меня искать, в случае необходимости.

Только куда я смогу поехать? Домой вернуться пока не могу. Что я папе скажу: вот я вернулась, неудачница и ничтожество?

Поехать в какую-нибудь другую страну или город? А что, в Доме моды мы английский подтянули как следует. Пожалуй, об этом стоило подумать.

Но подумать об этом у меня не получилось. Неожиданный удар мячом по голове вывел меня из этого несвойственного мне состояния нерешительности. И, разумеется, ввел в состояние бешенства. Я схватила и крепко сжала этот несчастный кусок надутой резины. Кажется, я была готова разорвать его, как бультерьер!

Сразу раздалось несколько гогочущих голосов молодых людей. Я обернулась. Да, так и есть, мячик прилетел со стороны компании парней, весело играющих в пляжный волейбол.

– Девушка, идите к нам! Видите, даже наш мячик вас выбрал, – около меня стоял, улыбаясь всеми своими тридцатью двумя белоснежными зубами, высокий шатен. Он чем-то смахивал на моего братца Ника. Если бы рыжие волосы, то вылитый Ник.

– Это не повод, чтобы лупить окружающих по голове! – зло зыркнула я на него, все еще сжимая мяч.

– Простите, пожалуйста! У нас сегодня последний день в городе перед учебной практикой. Вот и решили всей группой отдохнуть, – сказал он, все еще улыбаясь.

– Меня зовут Глеб. А вас? – не отставал он. Я не собиралась подыгрывать этому самоуверенному, но почему-то казавшемуся симпатичным юному нахалу и называть ему свое имя. Но не вовремя подошедшая Вика все испортила.

– Рио, что ты делаешь с этим мячом? – она стояла с какими-то пакетами и с заинтересованным недоумением разглядывала затянутого в пляжные шорты загорелого плейбоя.

– Рио? Вас в самом деле зовут Рио? – еще более оживился он.

– Нет, это для самых близких друзей. Меня зовут Римма. Римма Леонидовна Бронкс, – отрезала я.

– Ладно, Глеб. Вот ваш мяч. На этот раз я его вам возвращаю, – сменив гнев на милость, я кинула мяч как можно выше.

– А как же выбор нашего мяча? – сказал он, ловко схватив его на лету и направив в сторону своих друзей. Он не собирался уходить просто так. – Девчонки, пойдемте к нам, играть в волейбол!

– Что ты рот разинула? Мороженое растает! – сказала я Вике, ожидая от нее поддержки. Нужно же было как-то выпроводить этого пляжного приставалу.

– А мороженого не было. Я взяла только орешки и сок. А правда, Рио, давай поиграем с ними? А то я от сегодняшних калорий не влезу ни в одно платье на завтрашнем показе, – наоборот сказала эта предательница, кокетливо хлопая глазами в сторону игроков. Видимо, выбирая себе жертву. Боже, как меняются люди. Не прошло и года, как эта тихоня Вика превратилась в такую кокетку. Это что, издержки профессии? Или, в тихом омуте всегда водятся черти, до поры до времени.

– Ну ладно, пойдем. Ненадолго. Хотя бы чтобы научить их, как правильно обращаться с мячом, – неохотно согласилась я.

Наше появление в компании молодых людей было встречено радостными криками. Вовлекаясь в общий азарт, я быстро забыла обо всем, что меня беспокоило. Ребята оказались воспитанными, вели себя вполне пристойно. Курсанты военного училища. А этот Глеб вел себя так, будто привел бесценный трофей в свою компанию.

Так мы и проиграли в волейбол почти до самого вечера.

– Девушки, за то, что украсили нашу компанию, мы должны вас проводить до дома. Чтобы всякие хулиганы не приставали к вам, – сказал Глеб, когда мы под заходящими лучами солнца начали собирать свои вещи.

– Всей компанией?! – шутливо выпучила глаза Вика.

– Может не всей, а только мы с Олегом, – кивнул он на парня, не сводившего глаз с Вики.

– Не стоит, – сказала я.

– Как не стоит? А хулиганы? – не собирался сдаваться Глеб.

– Не поздоровится им, если таковые вообще появятся на нашем пути. Мы можем постоять за себя.

– Да ладно тебе, Рио! Пускай ребята проводят нас, они же на машине! – запротестовала Вика. Я пожала плечами. По большому счету, этот Глеб был мне совсем даже не противен. Может, оттого, что напоминал моего брата? Я даже закрыла глаза на то, что эта кокетка Вика на прощание им дала наши телефоны «на случай, если мы опять соберемся на пляж позагорать, поиграть в мяч».

– В целом сегодняшний выходной можно считать удавшимся, мы его неплохо провели, – сказала я Вике, когда мы вошли к себе в квартиру.

– И не говори! А с какими классными ребятами познакомились! – все еще не унималась она.

– Вот у меня к тебе вопрос. А как же наш Мишка, с которым ты уже успела закрутить шуры-муры?

– Мишка? Так где же он, этот твой Мишка? Наверное, тоже сейчас не теряет зря время в своем Милане, – беспечно ответила она. – И потом, я ему не обещала выйти за него замуж. Ровно так же, как этим ребятам. Мы просто дружили. И все.

Я задумалась. А ведь правда, я тоже никому никаких обещаний не давала. И мне тоже никто ничего не обещал. Разве только позвонить или написать обещали мне однажды.

Увидев мигающий сигнал автоответчика, я машинально включила его.

– Римма, здравствуй! Это Нинель. Нинель Сергеевна. Ты можешь позвонить мне? Когда будешь дома. Как будет время, – голос оборвался короткими гудками.

Я невольно присела на стул. Что-то в голосе тети Нины насторожило меня. Казалось, она говорит с трудом, будто находится на вершине горы. Или будто превозмогая боль.

Да, она родственница этой… Но ведь сейчас ее нет в городе. А я как-никак, какое– то время жила в ее доме. Если уж тетя Нина сама мне позвонила, у нее на это были веские причины.

Я тут же присела к телефону и дрожащими руками стала набирать знакомый номер. Длинные гудки. Не отвечает. Странно… Тут что-то на так. Может, ей так плохо, что даже не может подойти к телефону?

Мне понадобилось всего полминуты, чтобы собраться.

– Я решила на ужин приготовить спагетти с сыром. Как ты считаешь? Ты куда это на ночь глядя? – удивилась Вика, увидев меня почти готовой выскочить из дома.

– Мне нужно. Нинель Сергеевна звонила, пока нас не было дома. Видимо, что-то случилось. Я должна поехать к ней и узнать все. У нее сейчас телефон не отвечает, – сказала я, снова обуваясь.

– Давай вместе поедем, – тут же она стала снимать с себя фартук.

– Не сходи с ума, у тебя завтра важный показ. Я сама знаю дорогу.

– Может, завтра с утра поедешь?

– Нет, я должна. А то все равно не усну всю ночь, – я поспешно захлопнула дверь, оставив за ней ошарашенную Вику.

Несмотря на неистово лающего Антошку, дверь никто не открывал. Когда я уже задумывалась, что лучше, самой взломать дверь или вызвать службу спасения, открылась дверь соседней квартиры. Оттуда показалась белоснежная, как одуванчик, голова дяди Коли, соседа Нинели Сергеевны.

– Здравствуй, Римма. Там никого нет. Нину сегодня увезли в больницу, что-то обострение старой болезни. Она тебе оставила ключи из квартиры, чтобы выгулять песика. Подойди, я отдам, – он в своем инвалидном кресле отъехал вглубь квартиры.

– Дядя Коля, когда это случилось?

– Сегодня после полудня. Вот, она тут еще написала адрес больницы, – старик передал со связкой ключей и клочок бумаги.

– Ну иди, беги! Выгуляй собачку. А то он с того момента, как ее забрали, не перестает скулить на весь дом. Всех нас уже измучил. Я бы попросил своего внука, да он пропал куда-то, сегодня целый день не показывался.

Валяющаяся посередине коридора швабра, прочие разбросанные вещи по квартире. Будто пассажиры корабля поспешно покинули тонущее судно, стараясь поскорее выбраться на воздух.

– Ну пойдем, бедолага. Выгуляю тебя. Только стой спокойно, – сказала я крутившемуся, как юла, Антошке, пытаясь надеть на него ошейник.

Когда мы вернулись с Антошкой с улицы, он встал около своей миски. Вопросительно глядя на меня, стал усиленно махать своим хвостиком– помпончиком.

– Да, конечно, конечно! Я сейчас же тебя покормлю, малыш. Небось, проголодался за день? – Я навалила ему в миску корма из баночки, на который он немедля набросился.

Ехать сегодня обратно домой уже не имело смысла. Этого шалопая Антошку еще утром нужно будет выгулять. Я посмотрела вокруг. Нужно прибраться.

Еще Вику надо предупредить, а то она всю ночь будет сидеть и переживать.

– Вика, чего это ты еще не спишь? Я сегодня не приеду. Тетю Нину забрали в больницу, а мне завтра утром надо будет выгулять пуделя.

– О господи, как же жаль… – сказала расстроенная Вика.

– А ты давай, ложись, у тебя завтра важный день.

– Рио, ты прям как воспитательница в детском саду! Как я могу теперь уснуть после таких событий?

– А тебе что, спеть сейчас колыбельную? Я никаких колыбельных не знаю, придется тебе обойтись без них. Ну пока, спокойной ночи!

– Спокойной ночи… – проблеяла она, прежде чем я положила трубку.

– Антон Нинельевич, не вздумайте ночью выть и лаять. Ведите себя прилично, – сказала я, разбирая постель, на которой когда-то мы с Полиной спали.

Пожалуй, это было лишнее. Он грустно улегся на постели своей хозяйки и до утра смирно проспал.

А мне не очень спалось. Я впервые в жизни одна проводила ночь в совершенно пустой квартире. Это было странное ощущение. Будто на меня дунуло дыхание одиночества. Нет, вокруг не было абсолютной пустоты. Несмотря на поздний час, с улицы слышались звуки проезжающих машин, в доме где-то играла тихая музыка, послышался плач ребенка. Но эта квартира все равно была в плену у Одиночества. Оно уже проникло в нее и, казалось, прочно обосновалось. Мне оно было пока незнакомо. Не то чтобы я испугалась его. Но сейчас, в эту ночь, я почувствовала всю его мощь, его неизбежность.

НИНЕЛЬ

– Девушка, это больница, а не зоопарк! Сюды нельзя с собаками! – Грозно выставила свое тучное тело вахтерша, перегораживая проход.

– Что вы, это вовсе не собака! – захлопала я глазами, принимая вид как можно наивнее.

– А кто, заколдованный прынц, что ли? – усмехнулась она. Кажется, грозовая туча на этот раз может обойти нас стороной. Только бы не напросилась поцеловать прынца. А то бедный Антошка и так жался к моим ногам, чувствуя неладное.

– Нет, это лекарство.

– Какое еще лекарство? – недоумевала Туча.

– Ну как какое? Лекарство для своей хозяйки. Они целых три дня не виделись с хозяйкой. Вот тетя Нина увидит его, они побудут немножечко вместе, и ей станет гораздо легче. Ми-и-ленькая, ну пожа-а-алуйста, пропустите нас ненадолго, – неожиданно для себя, я стала канючить, как в детстве, когда я на что-нибудь «разводила» тетю Негру. Только она поддавалась на мои цыганские штучки. С папой и Ником такие номера не проходили.

– Вот, посмотрите, у нас есть даже специальные ботиночки, чтобы не носить грязь с улицы, – я заранее купила башмачки в зоомагазине. Антон Нинельевич, надо отдать ему должное, вел в них себя хорошо, не пытался скидывать.

– Миленькая, это, конечно, очень мило. Но я из-за вас не хочу лишиться своей работы, – заявила она, бросив взгляд на наши башмаки.

– Как же нам теперь быть? Ведь хозяйка не может выйти на улицу, у нее постельный режим, – я не собиралась сдаваться. Даже если бы для этого пришлось подниматься на третий этаж по водосточной трубе с Антошкой за пазухой! В конце концов, это не так уж высоко.

– Девушка, сходите к главврачу. Если он даст разрешение, то можете пройти, – неожиданно предложила Туча, когда я в самом деле направлялась на улицу на поиски пожарных лестниц или водосточных труб.

Два дня назад, когда я в первый раз приехала проведать тетю Нину, этот дом скорби произвел на меня сильное впечатление. Мне еще ни разу не приходилось бывать в таких местах. Попав в такое пространство, начинаешь понимать, что общество состоит не только из молодых и здоровых людей. И что есть в этой жизни боль, немощность, скорбь. Возможно, при этом с тебя слетает уверенность, что самое главное в жизни – это добиться успеха, своих целей, устраняя препятствия на своем пути. Все это как-то становится не очень важным. То, что ты сейчас можешь сделать чью-то жизнь чуточку полегче, будет гораздо важнее, чем все твои предыдущие цели.

Нинель Сергеевна спала, когда я тихонько стала расставлять вещи, принесенные мной из дома. У меня хватило ума взять ее любимую кружку, а также ложки-плошки, домашние мягкие тапочки и кое-какую домашнюю одежду – все, что могло бы понадобиться ей здесь.

– Рио, дочка. Ты пришла, – хотя она пыталась говорить бодрым голосом, было понятно, что это удается ей с трудом. – Я сейчас встану.

– Не надо вам вставать, лежите спокойно. Лучше я сяду рядом с вами, – я положила руки на ее плечо и села рядом на табуретку. – Ну как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Уже хорошо. Говорят, кризис миновал. Теперь надо восстановиться и прийти в себя, – слабо улыбнулась она. – Мне только совестно, что пришлось доставить тебе столько хлопот. Если бы не Антошка, не стала бы тебя беспокоить.

– О чем вы говорите, тетя Нина! Мне это совсем не сложно, – запротестовала я.

– Тебе ведь придется переехать к нам из-за Антошки.

– Это я уже поняла. Сегодня после работы перевезу кое-какие вещи.

Я чувствовала, почему-то обеим было немного неловко. Возможно, она хотела о чем-то поговорить, но не могла. Возможно, потому, что в палате находились еще три женщины разных возрастов.

– Говорите, теть Нин, что вам привезти завтра. Может надо кому-то сообщить, позвонить надо?

– Нет, не надо. Со сводной сестрой и братьями мы давно не поддерживаем связи. Да к тому же они сами тоже такие же старые и больные. Только Таня, Полинина мама, есть у меня, и та в другом городе.

– Да что говорить о таких грустных вещах, – отмахнулась она. – Как ты сама? Поступила в университет?

– Нет, – кратко ответила я.

– Работаешь?

– Да. Ваш Антошка вчера вел себя очень пристойно. Мы погуляли, потом он поел и тихо проспал до утра, – доложила я, чтобы увести разговор из опасного русла.

– Вот и молодец! Вот и славно! – просияла она.

Взяв с нее слово, что она будет выполнять все предписания врачей, я отправилась домой. Уже подходя к квартире, я внезапно поняла, о чем она хотела сказать. Она скучала по своему Антошке! Возможно, постеснялась расспрашивать поподробнее о нем при посторонних. Вот тогда у меня появился план организовать их свидание в больнице.

Но развить его тут же у меня сразу не получилось. Доставая ключ из сумочки, я услышала за дверью шум льющейся воды в ванной или на кухне. Так, это уже интересно… Тут может быть одно из двух: либо, пока никого дома не было, пудель Антошка обернулся человеком и решил перемыть всю посуду в доме, либо в квартиру пробрались воры и тоже решили помыть хозяйскую посуду. Но тогда почему они так шумно себя ведут?

Убедившись, что замок цел, я осторожно открыла дверь и вошла. Еще рано кричать и звать на помощь, сначала нужно разобраться.

Всюду горел свет. Да, странные нынче пошли грабители. Я тихо, на цыпочках прошла на кухню. А там она, обернув мокрые волосы полотенцем, мыла посуду в раковине. Полина.

Я медленно присела на краешек кухонного сидения. Видно, на этот раз не удастся избежать еще одного совершенно не нужного, никчемного разговора. А она самозабвенно намывала все эти сковороды, тарелки так, будто ничего нет на этом свете важнее чистой, сверкающей кухонной утвари. В ней всегда, с детства был этот пунктик, приверженность прямо-таки к стерильной чистоте. И находясь у нас, она частенько затевала этот процесс, нередко переходивший в генеральную уборку всего дома. К которой частенько охотно подключался и Ник. Хотя у нас в доме всегда был порядок, но, конечно, без этого фанатизма, как в ее семье. Прямо-таки какая-то посудно-уборочная маньячка!

Но, это было в далеком детстве, которого как будто и не было. С тех пор очень многое изменилось. Слишком многое. Ну, раз она здесь, мне тут делать нечего, пойду собирать вещи. Когда я медленно начала вставать, чтобы незаметно улизнуть, неизвестно откуда взявшийся предатель Антоха с визгом бросился ко мне!

– Рио! Ты здесь?! – она стремительно бросилась ко мне, чтобы обняться, как в прежние времена, но внезапно остановилась на полпути. Я, увернувшись от нее, опять села на место. Повисла неловкая пауза.

– Где тетя Нина? Я только приехала за кое-какими вещами, а дома никого.

– Она в больнице. Я сейчас от нее, – коротко сказала я.

– Как в больнице?! Что случилось? – она уронила половник в раковину, наполненную мыльной водой, и судорожно стала стягивать резиновые перчатки с рук. Мне пришлось кратко, в общих чертах рассказать о случившемся.

– Боже, как быть? У меня через два часа самолет, я не могу отменить поездку. За нарушение контракта огромный штраф надо платить, – она схватилась за голову в полотенце.

Она изменилась. Эта была Полина и в то же время не совсем она. Как будто она стала более уверенной себе, хотя это не сразу бросалось в глаза. Факт, эта уже не та овечка, которую нужно водить на веревочке. Это хорошо. Южный итальянский климат явно пошел ей на пользу, этот легкий бронзовый загар особенно шел к ее карим глазам. И еще один факт: она превратилась в красотку. Не знаю, почему, но мне сейчас стало приятно что она стала теперь такая.

– Что же будем делать? – подняв голову, на этот раз она обратилась ко мне.

– Антошка, тащи поводок! Пойдем гулять! – скомандовала я пуделю, вместо ответа.

Мы будем гулять на улице, пока она не уедет из дома.

– Рио, постой! Почему ты такая? – неожиданно закричала красотка, перекрывая мне путь к выходу.

– Какая? – сказала я, распутывая поводок.

– Железобетонная! Почему ты никогда никого не способна прощать?!

Да что же это такое! Поводок так запутался, что так просто не распутаешь.

– Да, я виновата. Я поступила подло. Так ведь мне теперь с этим жить, а не тебе!

– Живи себе на здоровье, – как можно беспечнее сказала я, открывая входную дверь.

– Антошка, вперед! – сказала я, наконец распутав и нацепив поводок к ошейнику собаки.

Я не обернулась. Но знала, что несмотря на ее южноитальянский загар, у нее сейчас такое же выражение лица, когда я ее вытаскивала из лап малолетних хулиганов много лет назад.

И еще я знала: если бы обернулась, то, возможно, у меня не хватило бы сил удержаться.

Уболтать главврача на разрешение для собачки оказалось делом относительно легким. Гораздо легче, чем уговорить Грозовую Тучу. Мне даже не удалось развернуть во всей красе всю мою теорию по выздоровлению тети Нины с помощью ее любимой собачки.

– Хорошо, девушка. Только не злоупотребляйте этим. Не более двух раз в неделю, – сказал он, не особо удивляясь моей, так сказать, не совсем обычной просьбе. Возможно, я не первая, кто обращался к нему по поводу собачьих разрешений!

Поклонившись ему чуть ли не до земли, мы с Антошкой весело понеслись к хозяйке.

– Боже мой! Римма, дочка! Как же вы так, как же тебе удалось? Я об этом даже мечтать не могла! – говорила она, уворачиваясь от лобызаний Антохи, тут же запрыгнувшего к ней на кровать. – Как же вам удалось пройти сюда? К нам же нельзя с собаками.

– Не беспокойтесь, теть Нин, мы с Антоном раздобыли разрешение от самого главврача! – Я помахала заветным документом. – Теперь можем ходить к вам в каждые три дня.

– Спасибо тебе, дочка. Как же ты догадалась? – благодарно посмотрела она на меня с увлажнившимися глазами.

– Да так, просто пришло в голову, – ответила я.

Впрочем, разрешением на собачку не удалось воспользоваться надолго. Через 10 дней тетю Нинель выписали с условием, что она будет продолжать лечение на дому.