Текст книги "Терпеть не могу сливового варенья!"

И ГРЯНУЛ ГРОМ

Пока я читала, на улице каким-то чудным образом совсем распогодилось. Куда-то делись эти серые депрессивные облака. Приветливое вечернее солнце освещало пока еще зеленые лужайки с бурно растущими осенними цветами, словно прося извинения за пасмурный день.

– Что? Куда ты меня тянешь? Нагулялся и хочешь домой? – беспокойный, уже успевший проголодаться Антошка стал дергаться и вывел меня из задумчивости.

Письмо тети Нины я аккуратно сложила и убрала в карман. Оказалось, и в наши дни бывает настоящая любовь. Не то чтобы это было для меня откровением. Я надеялась, что такое бывает, что в жизни есть место настоящим чувствам, над которыми не властны ни время, ни жизненные обстоятельства. А теперь я точно знаю, что это так.

Подходя к дверям квартиры, я услышала голоса. Кажется, тетя Нинель с кем-то говорила. А может, просто телевизор включен?

– А вот и они пришли! – сказала она, выходя нам навстречу.

– У нас гости? С кем вы разговариваете? – спросила я, скидывая свои туфли.

Ба, за столом на кухне сидел Никита, мой братец!

– Ник! Ты у нас?! – я хотела было броситься ему на шею, но остановилась на полпути, будто вкопанная.

– Что случилось? Теть Нин, почему вы плачете? Что-то Полей? С Полиной?! – кажется, у меня сердце ушло в пятки.

– Рио, братишка… Собирайся, нам надо ехать домой, – Ник встал со своего места.

В этот момент я уже теряла чувство реальности. Я уже не знала, кто я, где я, что делаю. Сердце сжималось от предчувствия неизбежности, уже грянувшей беды. Хотя я еще не знала, что это за беда, но уже понимала ее неизбежность, ее накатывающую, как гора, безысходность. Я прислонилась к стене в коридоре и сползла по ней, пока не оказалась на земле, обхватила руками колени.

– Я не хотел тебе сообщать по телефону. Я был на соревнованиях, мне вчера тетя Негра звонила. Наш папа… наш папа – он закрыл лицо своими большими руками.

– Что? Что с ним?! Он заболел, он заболел да? – я ухватилась за спасительную мысль.

– Нет. Вчера. Вчера в полдень. Его нет. Рио, его нет теперь с нами! – сказал он, отнимая руки с лица.

– Нет, нет, этого не может быть! Это ошибка, тетя Негра ошиблась. Она всегда ошибается. Ты помнишь, как в детстве она вместо клубничного варенья нам дала целую трехлитровую банку сливового? Я ведь терпеть не могу сливового варенья! – стала я тараторить.

– Его нет. Рио, как же мы теперь будем жить без него?!

– Я терпеть не могу сливового варенья! – закричала я.

Тут Антошка завыл, как волк, протяжно и пронзительно.

ДОМА

Я не помню, как собиралась в дорогу. Будто сквозь сон слышала, как тетя Нина посоветовала положить в сумку черное платье и туфли. Они у меня были. Оказалось, Ник уже забронировал на первый ночной рейс два билета.

– Нинель Сергеевна, не надо нас провожать, мы сами, – сказал Ник, навьючивая на себя две наши дорожные сумки.

– Ничего-ничего, мы с вами выйдем. С Антоном посидим немного у подъезда, подышим свежим воздухом, – сказала она, тоже надевая плащ.

На улице опять небосклон затянуло плотными тучами. Моросил мелкий, самый настоящий осенний дождь. Как будто и не было никогда ласкового лета с его знойными солнцепеками и умиротворяющими теплыми вечерами.

– Держись дочка, держись. Я знаю, ты сильная, – сказала Нинель. Она крепко обняла меня и поцеловала, перед тем, как я села в такси.

Я тупо уставилась на мимо проплывающие дома Большого Города. Во мне все еще таилась упрямая надежда, что все это недоразумение. Что кто-то, почему-то решил нас так жестоко разыграть.

Два часа полета на самолете и полчаса пути – и мы будем дома. Вот когда мы войдем, папа по-прежнему будет сидеть в очках перед телевизором. Или у себя в кабинете за работой.

Когда вышли из здания аэропорта, уже начинало светать. Небо было абсолютно чистое, здесь еще не чувствуется влажное дыхание осени.

Подъезжая к нашему дому, мы увидели, что во всех комнатах горит свет. Несмотря на то, что уже стало совсем светло.

– Рио, братишка, держи себя в руках, – неожиданно сказал Ник, когда мы забрав вещи, направлялись домой. Я с недоумением посмотрела на него, что он имеет в виду?

– Возможно, она там. Тетя Негра говорила, что ей тоже сообщили об отце.

Я остановилась как вкопанная и уставилась во все глаза на брата. Ах, вот оно в чем дело! Стоит случиться беде, она будет маячить где-то вблизи. Впрочем, нечему удивляться, она всегда ассоциировалась у меня с бедами, катастрофой!

– Братишка, я прошу тебя. Ради папы, ты должна. Ты знаешь, он бы не одобрил, – твердо сказал мой брат, тоже остановившись и глядя мне в глаза.

И я сдалась. Молча пожала плечами.

– О`кей. Только скажи ей, чтобы она не пыталась со мной заговаривать, – сказала я ему, прежде чем мы вошли в дом.

Дома действительно всюду горел свет, в прихожей, во дворе, во всех комнатах. Из кухни тянулся запах чего-то вкусного. Кажется, пахнет фирменными пирожками нашей тети Негры из нашего далекого детства. Тут все было совсем по-прежнему. Может, все обойдется? Может, все таки это была чья-то шутка?

На кухне, стоя спиной, наша тетя Негра что-то делала перед плитой. Она была вся в черном. Вот тут до меня дошла вся чудовищность произошедшей беды. Я все же хотела бы пробежаться по дому, заглянуть во все комнаты, в надежде найти папу. Тут обернулась тетя, я увидела черную косынку у нее на голове, скрывшую ее все еще густые, но седеющие негритянские кудри. Почему-то именно эта черная косынка красноречиво убедила меня в свершимся факте.

Силы оставили меня. Я, негромко пискнув, присела у порога кухни. Папа, папочка! Почему?!! Это же так неправильно! Это же так несправедливо!!!

Не знаю, сколько прошло времени, я начала что-то осознавать, когда почувствовала, как чьи-то руки нежно гладят меня по волосам. Тетя Негра.

– Поплачь, поплачь детка. Нужно выплакать горе, станет легче, – говорила она, нежно прижимая меня к груди. Оказалось, я теперь сидела на диване рядом с тетей.

– Почему? Как? Почему это произошло?! Почему нам раньше не сказала? Мы же не успели, я же не успела с ним попрощаться, услышать последнее его слово! – из меня опять стали извергаться слезы, смешанные с криками и стонами.

– Да я сама ничего не успела. Он же ничем не болел. Утром, как всегда, ушел на работу. К полудню, когда он не отвечал на телефонные звонки, Маша, секретарша его, сама вошла в его кабинет и увидела, что он сидит в неестественной позе за своим столом. Она тут же позвонила в скорую. А оказалось, Леня уже два часа как был… Сказали, что внезапная остановка сердца.

– Боже, боже мой, он улетел теперь от нас, как ангел небесный! – она снова заплакала. Я молча прижала ее к себе. Этот знакомый запах с детства. Она всегда пахла пирожками и вареньем.

Никита также сидел в другом конце комнаты, обхватив голову руками, его плечи тряслись. Мой брат плакал.

– Ладно, детки. Присаживайтесь к столу, поешьте что-нибудь. После попытайтесь немного поспать с дороги. Сегодня днем приедут наши родственники из других городов, – тетя Негра стала доставать из духовки целый противень своих фирменных пирожков.

Как бы мне ни было плохо, я заметила, как Ник бросил на меня многозначительный взгляд. Родственники? Не ее ли имеет ввиду тетя? Но мне сейчас стало как-то все равно, приедет она или нет.

Было сложно, было нестерпимо больно бродить по комнатам. И осознавать, что нет и никогда больше не будет в этом доме моего папы. Все равно казалось, что вот-вот сейчас он войдет со своей неизменной газетой в руках и молча усядется в кресле перед телевизором.

Я чувствовала, теперь и навсегда в моей жизни образовалась такая неимоверная брешь, что никогда и ничем нельзя будет ее заполнить, несмотря на то, что мы с Ником есть друг у друга. Что есть у нас наша родная тетя Негра. Папа всегда, с тех пор как я себя помню, занимал особое место в моей жизни. С годами это место стало лишь все больше увеличиваться, стало чем-то наподобие скалы. Он не должен был никуда исчезать. Этого не может быть. Я отказываюсь это принимать. Скала, она ведь неизменна, она будет всегда, во все времена, что бы ни происходило в мире.

Не помню, как я оказалась в папином кабинете. Видимо, ноги сами принесли меня сюда. Здесь еще сохранился его запах. Письменный прибор, стопка документов на краю стола, его запасные очки в черном футляре. По всей видимости, тетя Негра сюда еще не заходила, здесь все осталось так, как он оставил в последний раз. Опять слезы стали меня душить. Я села в его кресло и положив голову на стол, опять заплакала.

Увидев его пушистый домашний халат на спинке кожаного дивана, я потянулась к нему. Он еще больше сохранил его запах. Не помню, как я уснула на папином диване, укрывшись его халатом.

И приснился мне сон. Будто я опять была маленькой девочкой, гонялась за каким-то ярко желтым шариком. Кажется, он был живым. Когда я, запыхавшись, останавливалась передохнуть, шарик тоже останавливался и ждал меня. Ждал, пока я опять не погонюсь на ним. Когда я наконец вот-вот настигла его, вдруг рядом со мной возник папа. Он был молодым и стройным, как на моих детских фотографиях. Я ухватила его за руку и пыталась было потащить собой за этим чудным шариком. Но, неожиданно шар стал подниматься в небо. Но странное дело, по мере того, как он поднимался ввысь, он не уменьшался, а, наоборот, увеличивался все больше и больше. Мы с папой, взявшись за руки, молча наблюдали за этим чудным превращением. Когда шар заполонил собой весь небосвод, его нижний край стал касаться густых трав на земле. Почему-то было понятно: стоит делать пару шагов, и ты можешь оказаться внутри этого чудесного Шара. Вдруг я с ужасом обнаружила, что рядом со мной уже нет папы. Я поняла, что он теперь находится внутри этого сферического тела. Стенки шара хоть и были ослепительно желтыми, светящимися, но они были непрозрачны. Поэтому я не могла видеть папу. Но я знала, я просто знала, что он там. Шар теперь стал понемногу уменьшаться и отдаляться от меня. Только на этот раз он уходил не по траве, а вверх. Поняв, что мне теперь его не догнать, я дала волю своим крикам сквозь слезы. В самом раннем детстве это был мой фирменный способ добиться своего. Когда и хитростью, и силами нельзя добиться желаемого, я всегда начинала кричать, делая вид, что плачу. И мой братец Ник тут же отдавал мне назад мою любимую игрушку. Или у тети Негры тут же находилась нужная вкусная конфетка, чтобы только я замолчала.

– Римма, дочка! Просыпайся! – услышав знакомый голос, я открыла глаза и увидела тетю Негру.

– Тебе что, снились кошмары? Ты так кричала, что я услышала внизу, – она вынула платок и стала вытирать слезы с моего лица.

– Нет, все нормально. Я не помню, – сказала я, опуская ноги на пол.

– Почему? Почему он ушел от нас так неожиданно?! Он мне так необходим сейчас, тетя! – я бросилась к тете Негре и обняла ее, как будто и она могла вдруг взять и исчезнуть, как мой папа.

– Ну что ты, деточка, успокойся, – она стала гладить меня по волосам.

– Он был мне так нужен. Я не смогла с ним попрощаться! Услышать последнее его слово. Почему?! – опять слезы стали меня душить и не дали говорить.

– Просто завершился его земной путь. Пришло его время, милая. Тут уже ничего не поделаешь…

– Нет, не поэтому. Он сломался.

– Как это, сломался? – тетя меня на поняла.

– Есть такой сорт стали, который никогда не гнется. Но если на него надавить больше, чем он может выдержать, он сломается. Понимаешь, он никогда не гнулся, просто сломался.

– Римма, доченька, ты так повзрослела, – сказала она, чуть отстраняясь и вглядываясь в меня. – Нам теперь нужно жить с этим, мы ничего не можем теперь сделать. – она сама теперь заплакала. Так мы и просидели с ней. Пока не иссякли слезы.

– Пойдем теперь вниз, – первой опомнилась тетя Негра, поправляя свою съехавшуюся набок черную косынку, – Пойди, умойся, садимся ужинать. Скоро придет Никита.

– А куда, куда он ушел? – спросила я, приглаживая свои растрепавшиеся волосы.

– Я отправила его улаживать вопросы с завтрашними похоронами.

На меня опять навалилась свинцовая тяжесть нашей утраты.

– Пойдём, дочка. Нет, оставь свет включенным. Чтобы его душа не терялась в темноте, – как-то просто, по-будничному сказала она, заметив, что я собиралась выключить свет в кабинете.

Кое-как причесав свои непослушные волосы в ванной, я спустилась в столовую.

– Тетя, почему везде зеркала завешаны?

– Так полагается, – коротко ответила она, помешивая что-то на плите.

– Может, тебе помочь чем-нибудь? – спросила я, подходя к ней.

– Здравствуй, Римма! – услышав незнакомый голос, я обернулась. И застыла.

На диване у окна, поджав ноги сидела она.

***

Хоть я посмотрела мельком, успела рассмотреть ее. Всю. Ее медно-рыжие, только другого оттенка волосы были теперь гладко причесаны, убраны в простой пучок на затылке. Она была в женской двойке, то есть в пиджаке и юбке из плотного, темно-серого цвета, уже давно вышедшего из моды кроя. Хоть она пыталась держаться с достоинством, но во всем ее облике явно прочитывался подтекст: дела ее плохи. Об этом говорили ее уже изможденное лицо, начинающие выцветать бледно-медные локоны, худые, покрытые веснушками руки, лежавшие на ее видавшей виды сумочке.

Как будто не было в ней ничего общего с той, которая когда-то у тети Негры говорила так самоуверенно: я сама знаю, что мне делать, я никогда не хотела этих детей, это все твой брат виноват.

Однако, кажется, пауза затянулась. Тетя Негра тоже молчала, будто была вся поглощена, чтобы размешать содержимое кастрюли.

– Здравствуйте, – сказала я, помня о слове, которое я давала Нику перед домом.

– Вот и хорошо! Возьми, дочка, это блюдо и поставь на стол. И пойди во двор, набери на огороде немного зелени. Для студня мне нужно, – с облегчением проговорила тетя.

Во дворе, набрав небольшой пучок петрушки и укропа, растущих на грядках около дома, я уставилась на наш опустевший двор. Солнце уже скрылось за соседними домами. В этих южных широтах еще далеко до сырой осени, но уже не чувствовалось летнего иссушающего зноя.

Что же теперь будет с нашим домом, с этими грядками, деревьями? Тетя Негра не может жить на два дома. Как же все будет казаться таким опустевшим, нежилым, когда никого не останется в доме. Может ли выжить наш дом без папы?

Меня вывел из оцепенения звук подъехавшей машины. Мой братец Ник вошол в калитку с какими-то свертками. Я невольно вглядывалась в его лицо, как давеча тетя Негра – на мое. Кажется, он тоже повзрослел. Он для меня он всегда был старшим братом, которого я была обязана слушаться, но теперь казалось, что разница в годах между нами стала еще больше. Ник сейчас превратился в настоящего взрослого мужчину.

– Привет, братишка! Ты что здесь сидишь? Пойдем в дом, – сказал он, подходя ко мне.

– Она там, – сказала я, приподнимаясь с грядок.

– Я знаю. Все в порядке? – почти строго спросил он, останавливаясь и вглядываясь в мое лицо.

– Да, не беспокойся. Меня тетя Негра послала набрать немного зелени.

– Хорошо, молодчина, – сказал он так же с облегчением, как тетя недавно.

За стол садились вчетвером. На папино место никто не садился. Тетя Негра ему тоже поставила блюдо и рюмку с небольшим кусочком хлеба. Ник, как всегда, занял место по правую руку от папы, я – по левую. Тетя Негра села на месте хозяйки, напротив папиного места.

– Тамара, садись рядом с Никитой, – распорядилась тетя.

За столом какое-то время было слышно только звуки столовых приборов. Пока никто не решался нарушить тишину.

– Улетел от нас Леня, как облачко, – сказала наконец тетя Негра. – Пусть все у него там будет хорошо.

– Хороший он был человек. Пусть земля ему будет пухом, – вставила она.

Я метнула злобный взгляд на нее через стол. Что же она не ценила папу, когда он был жив и любил ее! Я со звоном бросила приборы на стол и выскочила. Меня не остановил даже упреждающий строгий взгляд брата.

– Римма, сядь!

– Не сяду! Ты мне не папа! Почему она так говорит?! Папу мы… а еще папу даже не… а она уже желает землю пухом! Она что, ждет не дождется, пока его не… не…?! – прохрипела я сквозь душившие меня рыдания и выбежала из столовой.

Повисло долгое неловкое молчание. Никита сидел молча, видимо, погрузившись в свои детские воспоминания. Тетя Негра сочла необходимым встать и очередной раз помешать так долго варившийся студень.

– Ну что тут сказать, эта твоя дочь. Такая же категоричная и импульсивная, какая была ты сама в ее годы, – как-то просто сказала она, пододвигая блюдо в середину стола и убирая недоеденную тарелку Рио со стола.

– Сейчас я только об одном молю Бога, чтобы хоть у нее была счастливая судьба. Моя девочка очень ранима, все так близко воспринимает к сердцу.

– Все в порядке, Нина. Я и не ожидала, что она меня встретит с распростертыми объятиями, – сказала Тамара, будто очнувшись от глубокого раздумья. – Я приехала, чтобы попрощаться с Леней. Завтра же уеду.

– Куда ты так спешишь? Оставайся еще, никто тебя не гонит.

– У меня там хозяйство, дом, животные. Соседям поручила на время. Надо ехать. Так будет лучше для всех.

– И какое там у тебя хозяйство? Где сейчас работаешь? – спросила Нина.

– Козы, куры. Еще кот и собака. Работаю администратором в местной гостинице и по совместительству веду школу йоги для посетителей. Так и живу, – как-то вымученно улыбнулась она.

– А где твой-то, этот последний?

– Вспомнила, его уже нет давно.

– Что, умер?

– Нет, что ты. Ушел, расстались, – ответила она, не вдаваясь в подробности. – Пойду я немного пройдусь. Тебе не нужно помочь? – спросила она, направляясь к вешалке.

– Нет, сама справлюсь. А ты в самом деле иди погуляй. У нас в городе много чего изменилось в последнее время.

– Можно я пойду с тобой? Если ты не против, – вдруг вызвался Ник, до сих пор молчавший.

– Нет, что ты. Мне будет очень приятно, – поспешно сказала Тамара, надевая поданный им плащ.

– Ну что вы за люди такие а? Никита, ты же не Римма! Нужно говорить «можно я пойду с тобой, мама» А ты, Тамара, должна отвечать «мне будет очень приятно, сын»! – вдруг не выдержала Нина.

Опять повисла неловкая тишина. Между ними стояло еще слишком много пережитых врозь лет. Так с ходу не одолеть этот барьер. Возможно, когда-нибудь, приближаясь навстречу шаг за шагом, можно так будет называть друг друга.

***

– Ну что, успокоилась теперь? – спросила тетя Негра с одышкой, поднимаясь ко мне на второй этаж. – Пойдем вниз, поможешь мне убрать со стола и вымыть посуду.

– Тетя, зачем? Зачем она к нам приехала? Нам ведь теперь и так тяжело пережить все это. Только ее нам теперь и не хватает!

– Римма, сядь и послушай меня, – сказала она, присаживаясь на край моей постели. – Теперь у нас Лени нет. Теперь нас осталось меньше. А что будет, если я помру тоже?

– Тетя, как ты можешь так говорить?! – меня бросило в холодный ужас.

– А что тут такого? Я ведь на два года старше твоего отца буду, не молодуха уже.

– Нет, нет, я не хочу об этом даже слушать! Прошу тебя, тетенька, миленькая! – я взмолилась, обнимая ее за полные плечи и прижимаясь к ее черной косынке. – Это нечестно, это запрещенный прием. Так нельзя говорить!

– Нет, ты все же послушай. Что тогда будет? Тогда вы останетесь только вы втроем: Никита, ты и ваша мать. А Никита, он мужчина, скоро женится. Тогда ему будет не до тебя, – видимо, тетя решила на этот раз окончательно добить меня.

– Ты ведь сейчас в Большом Городе ухаживаешь за посторонней больной женщиной. Я знаю, мне говорила Таня, мама твоей подруги Полины, – добавила она, заметив мой удивленный взгляд. – Так почему же ты не можешь простить ту, которая родила тебя?!

– Тетя Нинель мне ничего плохого не сделала, – сказала я, потупившись.

– А твоя мать сделала много зла, это правда. Не только тебе, всем нам. Но, деточка, это было давно. Жизнь ее наказала, потрепала как следует за все. Она изменилась. Это теперь совсем другой человек. Уж я-то помню ее прежнюю и вижу теперь нынешнюю. Это другой человек. Совершенно другой.

– Ну хорошо, изменилась. Мне-то что делать теперь, броситься в ее объятья?!

– Ну на это я даже во сне не могу рассчитывать. Ты хотя бы не бросайся на нее, как сегодня. Хотя бы завтра, при людях.

Я молча пожала плечами. Завтра мне будет не до нее, совсем не до нее.

– Вот и хорошо. Пойдем теперь вниз. Не волнуйся, она ушла прогуляться с Никитой, – добавила она, заметив мою нерешительность.

– Постой, ты сама-то, все забыла и простила, что ли? – спросила я ее.

– Да, забыла. И простила. Просто я старше тебя, знаю жизнь. И поверь мне, простишь – тебе самой станет легче.