Текст книги "Терпеть не могу сливового варенья!"

НИНЕЛЬ (продолжение)

Лето почти на исходе. У нас в бутике уже получили осеннюю коллекцию одежды. Правда, ее не выставили, нужно было еще избавиться от остатков летней коллекции, объявив распродажу. Когда по поручению Виолы я стала вешать яркие, кричащие листки рекламы на доске у входа, у меня появилось ощущение, будто кто-то следит за мной. В детстве ребята не любили играть со мной в прятки. Потому что я почти всегда находила всех, даже самых хитроумных ребят. Обернувшись, я заметила на противоположной стороне улицы машину с затемненными стеклами. Не оттуда ли наблюдают за мной? Кому это нужно? Зачем? Андрей? Я сразу отмела эту мысль. Хотя я его слишком мало знала, но мне кажется, что он не стал бы тайно следить за мной. Когда, закончив с рекламными листками, я направилась обратно, то боковым зрением заметила, что из этой самой машины вылез некто. И направился через дорогу прямо ко мне. Ага, все-таки не подвело меня и на этот раз мое чутье! Там был кто-то, кто наблюдал за мной. Это был точно не Андрей. Хотя эта долговязая фигура мне смутно кого-то напоминала.

Кто это мог быть? Делая вид, что поправляю рекламный щит, я решила подождать, что же будет дальше. Это уже смахивало на какой-то детектив.

– Здравствуйте, Рио! Может, помочь чем-нибудь?

Я не спеша обернулась. Передо мной, опять улыбаясь во все свои тридцать два зуба, стоял Глеб, наш с Викой пляжный знакомый.

– Долго же вы думали, сидя в своей машине! Я все уже закончила.

– Да? Так вы заметили! У нас же стекла затемнены, – расхохотался он.

Я молча пожала плечами. Не рассказывать же ему, что у меня с детства нюх на такие дела.

– Что вы здесь, Глеб, делаете? Только не говорите, что пришли покупать одежду! У нас продаются товары только для дам, – я сразу решила пойти на наступление.

– Нет, не скажу. Я пришел, чтобы повидаться с вами. И пригласить вас куда-нибудь на ужин. – смело заявил он, глядя мне в глаза.

– А с чего взяли, что я с вами пойду на ужин? – я пока не определила, чего в нем больше: наглости или прямолинейности. – Мне некогда.

– Ничего страшного. Я терпеливый. Подожду, когда у вас будет время, – сказал он с легким удивлением в голосе.

Я, молча пожав плечами, направилась ко входу. Такие смазливые красавчики привыкли, что все достается им без малейших усилий. И поэтому они искренне удивляются, когда кто-то смеет им отказать. Этого же не может быть!

Но вечером, уходя домой, я была немало озадачена, увидев ту же машину на том же месте.

– Глеб, зря вы потеряли столько времени. Я в самом деле не могу пойти с вами никуда. Мне просто некогда, очень много дел и забот, – сказала я, чтобы несколько смягчить свой отказ.

– Каких?

– Ну мало ли каких, мне нужно выгуливать собачку, ухаживать за больным человеком.

– Я это знаю, мне Виктория говорила.

Ну Вика, предательница! Так вот у кого он узнал место моей работы. При случае нужно будет ей вправить мозги.

– Ну вот видите, вам все сказали. И зачем вы тогда приехали?

– Потому что вы мне нравитесь, – сказал он, еще более приблизившись ко мне.

– А вы мне – не очень.

– Так вы же еще меня не знаете! Давайте побольше общаться! Рио, вы должны дать мне шанс, – не отставал он.

Боже, ну какой же бесшабашный оптимизм и безрассудство! Не знаю почему, вдруг такая бесцеремонная наглость Глеба теперь меня начала больше забавлять, чем раздражать.

– Чего вы добиваетесь? Ведь ничего хорошего не выйдет из всего этого. Только, потеряете время.

– Рио, я люблю решать сложные задачи. Планомерно, шаг за шагом. Я терпеливый, – снова повторил он.

– Как опытный охотник преследует свою жертву? Только учтите, я не жертва, со мной такие номера не пройдут! – неожиданно вспыхнула я. А он все еще продолжал смотреть на меня, как пятилетний ребенок на рождественский пирог.

– Всего хорошего, Глеб! Я в самом деле спешу домой, – мне теперь побыстрее нужно было покончить с этой историей. Тетю Нину хоть и выписали домой, но она еще не могла справляться со всеми домашними делами.

– А давайте я вас подвезу, если спешите, – оживился он.

– Нет-нет, не стоит. Я очень далеко живу, на метро быстрее доеду, – решительно отказалась я. Наездилась уже в чужих машинах, ничего хорошего из этого не выйдет.

– А вот цветы ваши возьму. Если, конечно, они предназначены мне, а не какой-нибудь другой вашей жертве, – я вытянула руку. Нужно было как-то сгладить, смягчить этот его, может быть, первый в жизни облом.

– Я не прощаюсь, мы еще увидимся, – сказал он мне вслед все с тем же выражением лица.

– Всего хорошего! Доброй охоты! – помахала я ему чудным букетом ярко-бирюзовых хризантем.

Это был первый в моей жизни букет, полученный от молодого человека. Я ехала домой и думала: а что, если это был бы букет от моего любимого человека? Вот Нинель Сергеевна, она всю свою жизнь посвятила одному единственному человеку. Дарил ли этот человек хоть раз ей цветы? Если да, что она почувствовала в этот момент? Я этого никогда не узнаю. Потому что, несмотря на мой характер и темперамент, ни за что не буду ей задавать такие бестактные вопросы.

Но я ошиблась. Увидев меня с неожиданным букетом, наша тетя Нина сама разоткровенничалась. Сегодня был у нас вечер откровений.

– Какой прекрасный букет! Римма, возьми лучше хрустальную вазу на книжном шкафу, – сказала Нинель, заметив, как я собираюсь поставить этот «охотничий» букет просто в банку с водой.

– Ой, теть Нин, вдруг разобьется…

– Ничего не разобьется. Эти чудесные цветы заслуживают такую вазу. Вот поставь стул и достань ее. В конце концов, она для того и предназначена, чтобы в нее ставили цветы.

– Они от того симпатичного молодого человека, что был у нас, приносил ваши пакеты с продуктами? – вдруг спросила она, застав меня врасплох. Это было совсем не похоже на нее.

– Нет. Этот другой. Мы с Викой как-то пошли загорать на пляж, вот он тогда привязался. Сегодня подкараулил меня у работы, – ответила я, поднимаясь на стул.

– Это хорошо, это правильно. Молодым девушкам должны дарить цветы. А куда подевался тот, Андрей? Он мне понравился. Кажется, и ты была довольна тогда.

– Боже, сколько же тут пыли накопилось! Теть Нин, если вы не против, я позову Вику и в эти же выходные сделаем у вас генеральную уборку, – поспешно сказала я, чтобы уйти от этой темы. Нашу деликатную тетушку будто подменили. Может, болезнь на нее так повлияла?

– Тут в вазе какая-то тетрадь, что с ней делать? – я держала в руках довольно пухлую тетрадь, исписанную мелким почерком.

– Тетрадь? Ах да, она моя, можешь отдать ее мне, – неожиданно вспыхнув, она протянула руку. – Это мой дневник, мой злосчастный дневник.

Что-то в ее голосе заставило меня не задавать вопросов на эту тему. Я тихо вышла на кухню, а она углубилась в свои записи.

– Знаешь что, дочка, за своим характером не прогляди свою любовь, – сказала она, когда я стала накрывать на ужин.

– А что с моим характером? – невинно захлопала я глазками, выглядывая из-за букета.

– Ты скрытна, импульсивна. Часто бываешь резка и несдержанна. Будто боишься казаться слабой. Знаешь, в этом ничего плохого нет.

– В чем?

– В том, чтобы время от времени быть слабой. Что у тебя произошло с Полиной? – вдруг поставила она меня в тупик. Я усердно ковырялась вилкой в своей тарелке. Кажется, молчанием тут не обойдешься, пауза слишком затянулась.

– Она вам не говорила? – выдавила я из себя.

– Нет. Но я сама вижу что у вас что-то произошло. Ты переехала внезапно от нас. А у Полины с того дня и до самого ее отъезда в Италию – на ней лица не было.

Я сглотнула и затаила дыхание. Не буду ничего говорить.

– Ты меня знаешь, я не любительница влезать в душу с расспросами. Поэтому ничего и не стала спрашивать. Ей бы от этого не стало лучше. А она сама ничего не стала рассказывать. Так и уехала.

Я промолчала. Эта была не та тема, которую я хочу с ней обсуждать. К счастью, она все же решила меня пожалеть, не стала больше задавать вопросов.

– Если бы Господь дал мне детей, я бы хотела иметь такую дочь, как ты, – сказала Нинель, когда я стала готовить вечерние уколы для нее.

– Я же импульсивная, резкая, злая! – сказала я со смехом, разрывая упаковку одноразового шприца.

– Это все напускное. У тебя доброе сердце, это важнее. Кажется, я тебя понимаю, это твой способ защищаться от внешнего мира. Римма, боль – неотъемлемая часть нашей жизни. Ты только начинаешь жить. Тебе еще не раз сделают больно. Не стоит из-за этого закрываться от всего мира. Любовь стоит того, чтобы из-за нее терпеть боль и страдания, – сказала она, неожиданно взяв меня за руки. – Знаешь, что я хочу сказать тебе, дочка? Нет на свете такой вины, которую один человек не может простить другому, если тот искренне раскаивается.

– Теть Нин, вам тоже есть о чем пожалеть? – спросила я. Раз уж сегодня вечер откровений, почему бы и мне не позадавать ей вопросов.

– Нет, не совсем. У меня все было по-другому. Мы с ним случайно познакомились в метро. Что, банально, да? – спросила она, посмотрев на меня лукаво.

– Нет, почему же? – поспешно сказала я. Хотя мне было странно узнать, что наша тетя Нина знакомится с молодым человеком в метро!

– В свое оправдание могу сказать что он был красив, как бог. У меня не было никакого шанса выжить.

– Я тогда ехала домой с дачи. Вся была растрепанная, в поношенной одежде, в резиновых сапогах. Он вошел на одной из станций и сразу посмотрел на меня. Так и не оторвал взгляда, пока я не вышла.

Когда стала подниматься по ступеням к выходу, я и верила и не верила, что он тоже вышел из вагона и следует за мной. Я уже тогда понимала: и в том и в другом случае меня ожидает катастрофа. А внутренний голос говорил мне: не оглядывайся, не оглядывайся! Но я, как жена библейского Лота, все же обернулась в самый последний момент.

– Ну и…

– Он стоял внизу, у подножия ступеней и лучезарно улыбался, глядя вверх на меня. И жизнь моя с этого момента изменилась. Я превратилась в соляной столп.

– Дальше все так быстро закружилось, завертелось! Я не могла поверить такому счастью: кто такой этот красавец и кто я? Этого быть не может! У нас потому и не сложилось, будто я сама себя сглазила. Он как быстро появился в моей жизни, так же быстро и исчез.

– Почему, теть Нин, вы так больше и не пытались полюбить другого достойного человека? Вот эта фотография говорит, что вокруг вас было много интересных мужчин, – показала я на большую фотографию в раме на стене. Из нее с застенчивой улыбкой смотрела красивая молодая женщина с толстой косой на высокой груди.

– Да, были. Но они были не Он. Он был единственным, от кого я хотела иметь детей, с кем мне было бы не страшно вместе стареть, прожить всю свою жизнь до последней капли. А на меньшее я была не согласна.

– Вы так больше и не виделись?

– Как же, виделись. Я сама поехала к нему. То есть не совсем к нему, а в город, где он живет.

– И что же?

– Ничего, ровным счетом ничего. А знаешь, что, возьми вот это и прочитай сама. А то что-то меня в сон клонит после этих уколов, – протянула она мне один из листков из тетради. – Это последнее, что у меня осталось.

– Бери, бери, надо же, чтобы хоть кто-то узнал об этом, кроме меня. Вам, молодым девушкам, полезно знать такие истории, – сказала она, видя мою нерешительность.

– Хорошо, теть Нин, я почитаю, а вы поспите, – сказала я, укрывая ее пледом.

На улице серые низкие облака говорили о том, что лето на последнем издыхании. И что теперь нас на долгие полгода ожидают серые дни, дожди и снега. Хватит ли мне сил, чтобы пережить холодные времена в чужом городе одной, среди чужих людей? Ничего, я ведь железобетонная! А железобетонных людей такие условия только закаляют. Чем хуже, тем лучше!

Устроившись на одинокой парковой скамейке, я достала из кармана письмо Нинель, листок из ее дневника.

Херувимчик мой! Иногда мне кажется, если бы я всю силу своей любви обрушила к холодному бездушному камню, думаю, он бы рассыпался. Он рассыпался бы в песок! А ты выстоял. Кремень-мужчина!

В физике есть такое понятие – абсолютный ноль. Это температура межзвездного пространства. Кажется, она равняется минус 273 градусам по Цельсию. А я для себя вывела такое понятие – абсолютное счастье. Это такое состояние духа, когда мы с ним могли бы быть вместе. Вместе. Навсегда. Тогда каждый прожитый час, каждое мгновение было бы заполнено этим самым, абсолютным счастьем. Эта была моя самая главная цель. Цель моей жизни. Жить вместе день за днем, месяцы, годы.

Четырнадцатого марта, когда я Ему позвонила на работу, чтобы поздравить с прошедшим (13 марта было воскресенье) днем рождения, я заявила что собираюсь на майские праздники поехать в Его город. Спросила, не мог бы Он побыть моим гидом, насколько позволит Ему время. Ему ничего не оставалось, кроме как слегка замявшись, согласиться. Честно говоря, мне и самой не очень хотелось ехать в этот чертов город. Но, поеду, все равно поеду! Мне не в первый раз приходится совершать спонтанные поступки, будь что будет.

Он встретил женщину, с которой ему комфортно, хорошо. Наверное, Он теперь не избегает встречи с ней, а наоборот, стремится к ней. Он скучает о ней с того момента, как только выходит из дома на работу, и с нетерпением ожидает окончания рабочего дня. А по дороге домой заходит в магазин. Покупает клубничный джем, апельсины, креветки, упаковку бифштексов и бутылку вина, продумывая вечернее меню.

Его избранница такого же высокого роста, как он сам. Зовут ее Магг. У нее темно-каштановые волосы. Они красивая пара: привлекательная шатенка и статный, ослепительный блондин с полными губами и мягкой застенчивой улыбкой. Она работает в какой-то фирме по доставке грузов. Они познакомились еще в те времена, когда он работал в Большом Городе, и ездил в город Амс на командировки. Позже он решил переехать туда насовсем, чтобы быть поближе к ней. Чтобы никогда не расставаться со своей Магг.

Должно быть, это такое божественное чувство: любить и знать, что ты тоже так же любима! Это – то самое абсолютное счастье! Это так прекрасно, быть всегда вместе, жить в одном городе!

Что будет дальше, Он не гадал. Жизнь покажет. И уехал. Навстречу своей любви, своей судьбе.

Это все, что я знала (то есть нафантазировала), когда летела в самолете. Я плохо помню, как я приехала в аэропорт, прошла на посадку, как прошли почти эти 1,5 часа в салоне самолета. Все было как в тумане.

Город Амс мне показался каким-то игрушечным, провинциальным городком. Возможно, это потому, что я его невольно сравниваю с моим Большим ГородГородом. Я раньше думала, что этот город при встрече со мной будет внушать мне благоговение, священный трепет. Он своим великолепием раздавит меня, как букашку! Оттого, что это Его город. Он здесь живет.

Но нет, ничего подобного. Он, этот город мне чужой. А вид этих снующих вокруг довольных, упитанных людей вызывает раздражение. Что же это они, не могут следить за собой, что ли? Но это я, наверное, злюсь на себя: какого черта я здесь делаю?! Стоило ли тратить столько времени, да и денег тоже, чтобы убедиться в том, что эта поездка абсолютно не нужна тебе?

Как Он здесь живет? Думаю, нормально. Как обычный среднестатистический журналист. Каждое утро ходит на работу, готовит свои среднестатистические статьи, проводит свое среднестатистическое время. И живет Он себе со своей женушкой обычной, семейной среднестатистической жизнью.

Если быть до конца откровенной, по-настоящему Он никогда не был моим. Всего лишь один раз у меня было видение. Я тогда ехала куда-то по делам. Я стояла у дверей вагона метро, когда они закрылись. Вдруг мне привиделся Он. Я так ясно увидела выражение Его лица, выражение глаз…

По всей вероятности, Он хотел войти в мой вагон, хотел догнать меня. Но двери закрылись. Его лицо выражало сожаление и досаду. Сожаление о том, что Он вовремя не одумался. И досаду оттого, что не успел догнать меня, войти в мой вагон. А я стояла по другую сторону дверей и безучастно смотрела на Него. В этот момент я была в каком то странном оцепенении. Не могла двигать ни языком, ни руками, ни ногами. Могла только лишь смотреть на Него во все глаза.

Из окна отеля, где я остановилась, видна часть внутригородского канала и мощенная булыжником чистенькая улица. Видимо, ночью прошел небольшой дождь, все вокруг блестит. Вот и сбылась одна моя мечта, я нахожусь в Его городе. Счастлива ли я? Не знаю. Правда, немного волнуюсь. Как Он все-таки живет здесь, изменился ли? То, что Он не обрадуется моему приезду в этот город (в сущности, к нему), это я знаю наверняка. Но, я-то рада, наверное, я рада своему поступку. Все, хватит раздумывать, пора собираться. Скоро 11часов, мы условились встретиться в парке, что находится недалеко от моего отеля.

Воздух на улице немного пахнет морем. Этот город, он не праздничный, а какой-то унылый и скучный! А яркая зелень травы и кустарников в парке выглядит даже немного нелепо на этом фоне. Вокруг ходят мамаши и папаши со своими детьми, звучит незнакомая речь. Наверное, я сама выгляжу нелепо, сидя здесь на этой ярко-желтой скамейке. Боже, что я наделала! Не бежать ли мне отсюда, пока не поздно? Не хочу, ничего и никого не хочу!

Поздно, вот Он идет! Не один, а с какой-то огромной черной собакой, породы, кажется, ризеншнауцер. Нужно улыбаться, делать беззаботный, веселый вид. Другого Он не достоин. Как я ненавижу!

– Здрав-ствуй-те! – первая поприветствовала я его, как раньше.

– Привьет! Как дьела?

А Он гораздо хуже стал говорить на моем языке, заметила я про себя.

Странно, как только Его увидела, я сразу успокоилась. Начинающаяся буря бесследно пропала, наступило безразличие.

Этому прекрасному творению природы недавно исполнилось 35 лет. У Него замечательный, цветущий вид. И мне кажется, что Он ничуть не изменился с тех пор, когда мы познакомились (тогда Ему было 27лет). Он одет в коричневую замшевую куртку, черные джинсы. Волосы цвета соломы аккуратно острижены. Под курткой у него яркий свитер, соперничающий своим цветом с его небесно-голубыми глазами. Его глаза. В то время, когда Он жил в моем городе, эти глаза внушали мне страх, щемящую боль, сверлящую мою душу. А сейчас, кажется, сейчас я ничего не чувствую.

Мы стали прогуливаться по аллеям парка. Начался разговор двух людей, которые всеми силами пытаются не залезать слишком глубоко на личную территорию друг друга. И не говорить ничего о прошлом. Говорили об этом городе, сравнивали с Большим ом. Говорили о работе. Но все быстро кончилось. Ему скоро надо было возвращаться, Гертруду (собаку) надо было покормить.

– Чем ты занимаешься завтра? – неожиданно спросил Он меня на прощание.

– Пока еще не знаю, а что? – в груди у меня похолодело.

– Приходи к нам в гости вечером, – сказал он, поигрывая кончиком собачьего поводка.

– А как к этому отнесется она, твоя?

– Никак. Она знает, что у меня были друзья, когда я работал в Большом Городе.

***

Они снимают двухкомнатную квартиру с окнами в стену соседнего дома. Оттого в квартире было темновато. Я не хотела бы злорадствовать. Но не могу не заметить, что Его (вернее, их) нынешняя квартира выглядит гораздо хуже, чем те хоромы в Большом Городе, где он жил. На стенах какие-то белесые обои, мебель темно-коричневого цвета. Чего это Его понесло сюда, в эти унылые края? Ах да, любовь. Большая Любовь.

Его Доа (оказалось, ее зовут так), конечно, ничего не знает по-русски. Хотя, когда здоровалась со мной, сказала «страстууте». Видимо, научилась от Него. Было сразу видно, что они друг к другу относятся очень нежно. Конечно, они сейчас не позволяли себе никаких вольностей типа прикосновений и поцелуев. Но они вместе составляли единое целое, какую-то законченность. Цельную сферическую конструкцию, где нет места никаким несовершенствам. В общем, я все поняла. Это как мяч, к нему не приделаешь ничего, иначе он лишится своего совершенства. Например, прилипший к катившемуся мячу осенний лист, он ведь совсем не к месту. Он должен отстать, отлепиться, исчезнуть с дороги мяча.

В то время как Доа громко смеялась и шутила, Он почему-то вел себя тихо, я бы сказала, настороженно. Боже, неужели Он меня боится? Нет, Он меня не боится. Иначе не пригласил бы к себе. Но почему прямо в глаза мне Он не смотрит? Жалеет? Меня?! Он, конечно, понимает: если я приперлась сюда, в этот город, свалилась ему как снег на голову, значит, не все еще во мне умерло.

Конечно, они между собой говорили по-английски. Во время ужина Он пытался периодически говорить и со мной, и с ней. Иногда переводил мои слова ей, иногда ее слова мне. А я все время чувствовала неловкость, будто вторглась на чужую территорию. Зачем? Зачем я это сделала? Я – осенний лист.

***

На следующий день, я собрала вещи и уехала домой. Перед отъездом хотела Ему сообщить, но Его телефон не отвечал. Может, это и к лучшему.

Сейчас, сидя у иллюминатора в самолете, смотрю на плотное серое небо, на рабочих в ярко-желтых робах на летном поле. Как хорошо, что человеческая жизнь имеет конечную величину. Кажется, теперь я поняла, что означает то мое видение в метро. Он ко мне придет. Но это будет именно в тот момент, когда меня не станет в этом мире. Может быть, моя душа, покидая этот мир, напоследок захочет еще раз посмотреть на Него. А Он, почувствовав этот зов, будет искать мои следы. Но, увы, мы тогда будем смотреть друг на друга с разных сторон плотно закрытой прозрачной двери. Он с сожалением и досадой. А я – с умиротворением и всепрощением.

И вот, когда Господь заберет меня к себе, я скажу Ему: Отец мой! Я была счастлива там, на Земле. Ибо я любила. Я познала любовь, глубокую, как омут, чистую, как слеза. Спасибо Тебе.

Морис, херувимчик мой! Ты как Солнечный Зайчик, на несколько мгновений озарив, навсегда оживил мою жизнь. Воспоминания о Тебе всегда будут согревать мою душу.

Будь счастлив, мой Солнечный Зайчик!

14.02.02.