Текст книги "Терпеть не могу сливового варенья!"

ПОХОРОНЫ

Нет, нет, я отказываюсь в это верить! Не может быть! Это нечто, лежащее на столе, в первой комнате не может быть моим папой. Неужели никогда больше он не посмотрит на меня ласково снисходительно поверх своих очков и не скажет: «Римма, ты опять?» Но ведь этого не может быть!

– Дочка, что ты здесь стоишь? Иди попрощайся с отцом, – тетя Негра слегка толкнула меня внутрь комнаты, видя как я в нерешительности застыла в дверях.

С этого шага в моей жизни теперь начнется совершенно другой этап. Вся наша жизнь теперь будет другой. Почему, ну почему же нельзя воскрешать людей?!

– Папа, папочка, я тебе этого давно уже не говорила, в сознательном возрасте. Я люблю тебя, папа, – я прижалась лбом к его холодным рукам, сложенным на груди.

Ты знай, со времени твоего бегства из моей жизни, этот мир никогда не станет прежним. Мне теперь никогда не расплатиться за все то, что ты для меня сделал. В этой жизни мне теперь не придется ухаживать за тобой, стареньким, ложечкой кормить тебя кашей. День за днем ходить за тобой, как за малым дитем. Ты ушел, ты сбежал из нашей жизни так поспешно… Почему?! Ты оставил меня, свою дочь, вечной должницей.

Но не волнуйся, я буду сильной. Я не буду раскисать. По крайней мере пока, пока она здесь. Она не увидит ни моих слез, ни отчаяния.

***

Кажется, весь наш город пришел попрощаться с моим папой, так много было людей. Я раньше и представить себе не могла, как много людей у нас знали и уважали его. Уже там, на кладбище, было сказано много искренних слов от совершенно незнакомых мне людей. Я думаю, что они были искренними. Такого количества людей силком не загонишь на похороны плохого человека. Эти люди, они пришли сами.

Все это время мы с Ником с двух сторон поддерживали тетю под руки. Кажется, только здесь ее оставили силы. Она еле держалась на ногах. Если бы не мы, она наверняка рухнула бы вниз, когда нужно было кинуть на крышку гроба первую горсть сырой черной земли.

К нам подходили, кажется, бесчисленной вереницей люди, выражающие соболезнования. Совершенно незнакомые и знакомые тоже.

– Римма, дочка, держись. Мы с тобой, – тетя Таня, мама Полины, крепко обняла меня и всех нас по очереди.

Людей было так много и оказалось, это было так утомительно и долго, что моя тетя Нина чуть было не потеряла сознание. Я, достав из сумочки предусмотрительно захваченные ее таблетки и маленькую бутылочку воды, дала их ей и заставила сделать пару глотков.

На поминки к нам домой поехали не все. Только близкие соседи и родственники.

Это было правильно. Мы при всей нашей возможности не смогли бы принять в нашем доме всех, кто был здесь сейчас.

– Пойдемте, дети. Нам еще нужно провести поминки на должном уровне. Мой брат этого заслуживает, – чуть ли не с гордостью произнесла тетя, когда мы наконец остались одни у невысокого свеженасыпанного холмика. – Свете и Наташе самим не справиться.

Моя предусмотрительная тетя Негра оставила у нас дома хозяйничать свою дочь и невестку, чтобы они окончательно все приготовили к приему людей, пришедших на поминки.

Уходя, мне все хотелось оглядываться, а лучше вернуться к этому холмику, в который превратился теперь мой папа. Мой разум все еще временами отказывался верить в произошедшее. Но теперь я не должна была раскисать, как обещала папе. Поэтому послушно поплелась вслед за своими к черной машине, ожидавшей нас у входа на кладбище.

В течение всего дальнейшего дня она мне на глаза не попадалась. Но где бы я ни находилась, что бы ни делала, меня не покидало ощущение, что она здесь. Она где-то вблизи. Временами мне казалось, что я чувствую на себе холодный блеск ее глаз из-под черной косынки. Но я была слишком занята тетей Негрой и ее поручениями, чтобы знать это наверняка.

***

– Я так и думала, что найду тебя здесь. Можно зайти? – спросила Тамара у входа в кабинет отца. Я молча пожала плечами, отодвинулась на другой край отцовского дивана и села, как птица, обняв руками колени.

– Здесь почти ничего не изменилось. Леонид был удивительно постоянным человеком, – сказала она, прервав повисшее молчание. Мне было все равно, я сейчас совсем не собиралась занимать ее разговорами.

– Я завтра уезжаю. Возможно, мы больше не увидимся. Вот и подумала, наверное нам нужно сейчас поговорить… как-то… Что ты скажешь? – она снова обратилась ко мне.

Я наконец подняла глаза и посмотрела на нее в упор. Некоторое время мы только молча смотрели друг на друга. Думаю, это было похоже на поединок. Поединок женщины, отвергшей свою дочь вскоре после ее рождения, и, собственно, самой этой дочери.

Должна признать, она на удивление смело и раскованно себя вела. Никакого чувства неловкости и виновности не подавала, вот наглая!

По мере того как затягивалась эта пауза, мы все более ожесточенно стали лупить глаза друг на друга! Кажется, у меня сейчас проплыли как в ускоренном кино, все мое детство, мое взросление, короче вся моя жизнь. Без нее.

Наконец она сдалась, опустила глаза.

– Я понимаю, я меньше всех имею право что-то тебе посоветовать. Но все же хотела сказать тебе: ты только начинаешь жизнь. Не стоит ее начинать со злобы и ожесточения. Какая бы я ни была плохая мать, не стоит ее портить из-за меня. Учитывая твое нелегкое детство без семьи, без полноценной семьи…

– С чего ты взяла? С чего вы взяли что у меня было трудное детство? Оно было прекрасное, и у меня была, у меня есть прекрасная, очень даже полноценная семья, – несмотря на твердое решение вести себя с ней в пределах приличий, я все же не выдержала: – У меня был папа. Он есть, он всегда будет у меня. У меня есть Никита, моя тетя. У меня есть все те, кому я нужна, кто мне нужен. Так что вы зря беспокоитесь.

– Я подумала, может пришло время тебе об этом узнать. И еще потому, чтобы ты так не убивалась. Я ведь вижу, как сильно ты страдаешь из-за смерти Лени, Леонида, – замялась она в нерешительности.

– Он не был твоим отцом, – вдруг произнесла она, глядя на меня в упор.

– Что?! – я чуть было не подскочила до потолка. – Это неправда! Ты так хочешь мстить моему папе, даже мертвому, теперь!

Она ничего не ответила. Только молча грустно теребила край своей кофты.

– Если это правда, то это самое гадкое, что ты могла сделать моему папе.

– Он знал, он все знал с самого начала. Сядь, я тебе сейчас все расскажу, – вдруг сказала она повелительным тоном. Не знаю, почему, но я послушно села на место.

– Раньше это касалось только меня и Леонида. Теперь его нет. Скорее всего, мы с тобой больше не увидимся. Поэтому я решила все рассказать, прежде чем разбежимся в разные стороны, видимо, теперь навсегда.

– Я тогда влюбилась в твоего отца, в твоего настоящего отца, и ушла из дома. Но когда тот узнал, что я беременна, он пропал, исчез из моей жизни, подлец. И вот осталась я тогда у разбитого корыта, без семьи и без возлюбленного. Поэтому твердо решила сделать аборт, благо срок был маленький. Но когда пришла за своими вещами в этот дом (я тогда жила у подруги), проговорилась Леониду. Он тогда сказал, рожай, я признаю ребенка. И тогда я вернулась обратно. Через положенный срок ты и родилась.

Но совместная жизнь у нас так и не сложилась, слишком многое теперь стояло между нами. Я тогда все еще была влюблена в твоего настоящего отца, ждала, что он вернется за мной. В конце концов, когда тебе исполнился годик, мне стало совсем невмоготу. Я отняла тебя от груди и ушла окончательно на поиски Михаила.

– А Никита? – спросила тихо я.

– Что Никита? А, нет, он сын твоего отца. Вы с ним, получается, сводные брат и сестра. И еще вот что. Ни Нине, ни Никите я об этом не говорила, – сказала она заговорщицки, собираясь уходить.

Я была так убита этой неожиданностью, что уже не было сил дерзить ей.

***

– Ты опять-таки заставила меня, старую и больную женщину подниматься на второй этаж! – тетя Негра откинула край одеяла, которым я укрывалась головой. – И не притворяйся, что спишь, я знаю все твои проделки с детства. Что с тобой, дочка? Ты не заболела?

– Нет, – сказала я и нашла силы улыбнуться тете. Вопреки обещаниям папе не раскисать, я не спустилась вниз, чтобы провожать ее. Зная меня, Никита и тетя не стали особо настаивать. Решили, так будет лучше.

– Тогда пойдем вниз, я согрела ужин, накрыла на стол.

– Тетя, я не хочу есть, – я прислонилась к спинке кровати и закрыла лицо руками.

– Что такое? Римма, дочка, не надо так убиваться! Грусть наша должна быть светлая, чтобы ему там было легко. – она обняла меня и стала гладить по волосам. – Ну, успокойся, моя хорошая.

– Тетенька, милая, что мне теперь делать?! У меня теперь второй раз отняли папу. Она отняла! – проговорила я сквозь слезы.

– Как это, отняли? Не понимаю, объясни ты толком, – недоумевала тетя.

– Она сказала… – я приготовилась, чтобы произнести страшные слова, – она сказала что папа не мой отец.

– Вот сука! Она сказала-таки тебе об этом!

– Тетя, ты знала? Ты все знала?!

– Знала. Да, знала. После того как она ушла от нас окончательно, ты заболела. Ты была тогда на грани жизни и смерти. Мы с твоим отцом все ночи напролет просиживали над твоей постелью, пока не стала спадать температура. Вот тогда Леня мне и сказал.

– Получается, что ты все это время знала правду? И ни слова не сказала ни мне, ни ей, никому другому?

– Дочка, что это меняет? Я тебя вырастила вот с такого крошечного возраста, – она показала ноготь своего мизинца. – Ты всегда была и остаешься моей девочкой! И точка.

Она обняла меня, как в детстве, я опять почувствовала запах пирожков и варенья, запахи моего детства. Некоторое время мы так и просидели, замерев.

– И потом, я думаю, что твоя беспутная мать ошиблась. Такое бывает. Ты дочь Леонида. У тебя такие же наследственные черты лица, как у него, как у меня. Только ты рыженькая, как Тамара.

– Правда? Это правда, тетя?

– Конечно, правда. Еще ты в детстве слегка косолапила, прямо как Леня в таком же возрасте. Уж я-то помню все.

Внизу хлопнула дверь.

– Это Никита вернулся с вокзала. Проводил Тамару на поезд. Теперь вся семья в сборе. Пора садиться за ужин.

У тети Негры всегда так. Потрясения, откровения, семейные тайны своим чередом, а ужин должен быть точно в назначенное время, она должна накормить всех своих домочадцев.

Когда мы садились за стол, на улице хлопнула калитка. Вошла тетя Таня, мама этой. Полины. Она была у нас уже не в первый раз. Еще после поминок оставалась, чтобы помочь с хлопотами, уборкой и мытьем посуды.

– Очень хорошо, что пришла, садись с нами ужинать, – пригласила ее тетя Негра.

– Спасибо, только что от стола.

– Тогда, может, чаю?

– А вот от чая не откажусь.

– Римма, дочка, поставь чайник на плиту и сполосни большой стеклянный чайник, который твой брат привез, – повелела тетя.

– У нас тоже такой же чайник, Полинка привезла тоже, – заметила тетя Таня. Я недоуменно посмотрела на Ника, как может быть такое совпадение? Но он был занят нарезкой сыра каким-то особым ножом.

– Римма, ты видела последний каталог, где снималась твоя подруга, она не показывала? – добродушно спросила тетя Таня.

– Нет, – сказала я.

– Я тут захватила его, посмотри, – она передала увесистый модный каталог, какие выпускались у нас в Доме моды. С его обложки на меня смотрела она, Красотка. Она была в образе, с соответствующим гримом, в красивом антураже. Но, даже если все это отбросить, оставалась она, вполне уверенная в себе, знающая себе цену, сильная молодая женщина. И то, что ее сняли на обложку каталога, говорило мне о многом. Это был успех.

– Дай-ка и мне тоже посмотреть, – сказала тетя Негра, надевая очки. – Неужели эта твоя Полинка? Да ее совсем не узнать! Какая же она стала у тебя красавица!

– Как у нее там дела за границей? Что пишет? – спросила тетя, перелистывая журнал. – Боже, нынче такое носят?

– Да какие там у нее дела? Говорит, что скучает по дому, по всем нам. Она же у меня такая домашняя девочка, – вздохнула тетя Таня.

– По крайней мере, сейчас она занимается тем, чем хотела, – сказала тетя Негра.

– Все же мне кажется, что ей там не очень хорошо, без семьи, без подруг и без тебя, Римма. Как же у вас так получилось, что она уехала, а ты осталась в городе? – неожиданно она задала мне нокаутирующий вопрос. Полина по какой-то непонятной мне причине не решилась рассказать матери о том, что случилось у нас в Большом Городе.

– Да у нее там есть подруги. Они же уехали с Любашей, Кариной и другими, – нашлась я, чтобы обойти ненужные расспросы.

– Ну дай Бог. Никитушка, я тут принесла кое-какие ее вещи. Полинка говорила, что ты там будешь проездом, передашь ей? – перед уходом сказала она, вручая Нику небольшой сверток.

– Хорошо, теть Тань, передам, – сказал он с готовностью.

Я не придала значения этому. Дома краем уха слышала, что Ник скоро опять уезжает на соревнования в Европу. Подозреваю, что он знает о том, что произошло у нас с Полиной. Но сейчас я была благодарна своему братцу за то, что он не лез ко мне со своими поучениями и советами. Сейчас нам было не до того, слишком много навалилось.

***

– Дети, за дом не беспокойтесь, я присмотрю, – сказала тетя Негра у порога, когда мы ожидали такси. – Может быть, даже перееду сюда. Что вы скажете?

– Тетенька моя родная, это было бы так здорово! – обняла я ее. Это было последнее, что меня мучило: оставить наш дом совсем пустым, без папы, с потухшими огнями…

– Вот и хорошо. Кто знает, может со временем сюда переедет и Тамара? А то, что же она одна там делает в горах?..

– Да, это было бы хорошо, ты с ней не говорила об этом? – спросил Ник.

– Нет, не успела. И без того было полно хлопот. И потом, она опять наворотила дел перед отъездом, – сказала тетя, слегка покосившись на меня.

– О`кей, я сам с ней поговорю, как будет время, – кивнул брат.

Я все это время делала вид, что мне нужно срочно переложить вещи в своей сумочке.

В это время издалека показались огни нашего такси.

– Дети, помните: что бы ни случилось, вас всегда ждет ваш родной дом и ваша старая тетя. Не забывайте, вам всегда есть куда возвращаться, – сказала она нам на прощание, по очереди обнимая и целуя.

Я смотрела назад до тех пор, пока ее приземистая фигурка не исчезла в темноте.

ТАМАРА. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

Собираясь ехать на похороны Леонида, я, казалось, была готова ко всему. Несносная девчонка! Какая-таки стала красавица. Сразу бросалось в глаза, что она умеет носить одежду. Правда, все время, что шли похороны, она была одета в черное платье. Но легко можно было представить на ней и другую одежду. Высокая грудь, прямая спина. Ходит легко, будто скользит по земле. Видно, даром не прошли уроки, полученные в известнейшем Доме моды. От Нины и Никиты я узнала некоторые подробности ее жизни в Большом Городе.

Было странно смотреть на это прелестное создание и понимать, что ты к нему не приложила руку. Кроме того, что родила ее когда-то, девятнадцать лет назад.

Как-то давно Нина меня корила, что у меня нет привязанности к собственным детям. Может, она права. Но только, убей меня Бог, я по сию пору не могу и не хочу себя ни в чем винить. Я жила так, как жила. Не могла поступать иначе. Если пришла большая любовь, должна была окунуться в нее головой, не думая о последствиях. Ведь она дается свыше. А значит, это не может быть неправильно. Если бы мне предоставили прожить свою жизнь сначала, выбрала бы эту же, не раздумывая.

А дети? Когда я была молода, думала, что забуду о них, как о старых шрамах. Но со временем мне стала доставлять удовольствие мысль, что где-то на белом свете есть два существа, которым я дала жизнь.

И тут объявился Никита. Он, видимо, взял адрес у своей тети Нины. Добрый мальчик, весь в отца.

Когда он приехал, такой статный красавец с большой сумкой на плечах, все вокруг поняли, что он мой сын, настолько очевидно было наше сходство. Тогда я поняла: теперь мне придется осваивать еще одну стезю. Быть матерью моих без меня повзрослевших детей. Сложно сказать, радовало ли меня это, но было волнительно.

А девчонка, судя по тому, что так и не приехала с братом, та еще штучка. Я помню свою поездку, когда ей исполнилось девять лет. Когда я поехала туда с намерением забрать ее к себе. Я еще тогда поняла: это будет гранитная стена, которую не так легко преодолеть. Да и хочу ли я преодолеть?

Но когда, приехав на похороны, я увидела это рыжеволосое существо, так похожее на меня самой в молодости… Я физически почувствовала боль, которую она испытывала от потери отца. Я должна была сказать ей правду. Просто должна. Это было так же неоспоримо логично, как то, что с закатом солнца наступает ночь, что во время дождя бывает мокро. То, что, возможно, она меня еще больше возненавидит, меня не так сильно заботило. Этого уже не исправить. Так я и поступала всегда по жизни. Принимая однажды решение, уже не рассуждала и не отступала.

Все, теперь я еду домой, к моим горам. Подъезжая к поселку, я всматривалась в неясные очертания горных вершин, облаченных сейчас в сизый туман. Только они, эти величественные исполины могут меня понять. Они никогда меня не осуждали, всегда давали чувство защищенности от всего, что могло угрожать мне. По мере того как росли горы, закрывая собой все большую часть горизонта, я все больше приходила в себя. Все, данный этап жизни позади, я прошла и через это. Теперь надо жить дальше.

Подходя к дому, услышала нетерпеливый лай моей кавказской овчарки Комрада, узнал-таки он меня по шагам! Есть хоть одно живое существо, которое радуется моему возвращению.

– Как ты съездила? Как провели похороны? – спросила Марина, подменившая меня во время отъезда.

– Хорошо. Все было на уровне. Спасибо, что выручила меня, – кратко сообщила я.

– Да что ты! На то мы и подруги, чтобы помочь в нужную минуту. То есть как это на уровне? Рассказывай, давай, – сказала та, поудобнее устраиваясь в предвкушении.

– На очень высоком уровне. На похороны съехался почти весь город. Так много было народу, что на кладбище стало тесно.

– Что ты! Значит, так его уважали и любили?

– Да, он хороший был человек.

– А дети-то твои как? С дочерью-то помирились? – не унималась она.

– Не особо. Не до того было. Дома все время было полно людей, родственников и знакомых. Потом все эти хлопоты с поминками.

– Да, понимаю. Это же каких затрат стоило все это устроить? Денег-то у них хватило на все это?

– Да что ты, ты бы видела их дом! Леня всегда хорошо зарабатывал, с деньгами у них все в порядке. И потом, и Никита, и Римма тоже никогда не сидели на шее у него. Как только повзрослели, так сами себя обеспечивали. Хорошо он их воспитал, тут ничего не скажешь, – ответила я, принимая протянутую ею чашку с чаем.

– Никиту, этого твоего огневолосого красавца-сыночка, я хорошо помню. Все девки с ума посходили, когда он приехал к нам. А дочка-то, она какая?

– Да вот же она! – я махнула рукой на фотографии Риммы и Никиты, их дала мне Нина перед отъездом.

– Судя по глазам, девчонка с характером. Значит, разговора по душам у вас не было, – задумчиво произнесла Мария. – Получается, она так и не простила?

– Да, не получилось, – согласилась я, делая глоток из чашки. – Только мне перед ней не в чем повиниться. Никакой вины я не чувствовала и не чувствую. Просто так сложилась судьба.

– Так-то оно так. Но детям всегда свойственно обвинять родителей во всех своих бедах. А в твоем случае-то вообще! Как ни крути, они выросли без матери, – сказала Марина.

Я промолчала. Марина, она всегда была немного грубоватая. Но искренняя. Всегда говорит то, что думает, в лицо, а не за спиной. За это, собственно, я и люблю ее.

РАСПЛАТА

– У нас все застыло, затормозилось, – сказала Майя, задумчиво крутя бриллиантовое кольцо на своем тонком пальце. – Дальше этого кольца ничего не развивается.

– Ну ты его спрашивала, за чем дело стало? Задала бы какие-нибудь наводящие вопросы, – сказала мать Майи, недавно приехавшая проведать своих дочерей.

– А лучше всего при нем все время листай каталоги со свадебными платьями! Это, говорят, действует безотказно, – вмешалась Ольга, снимая резиновые перчатки после мытья посуды.

– Нет, не действует. Я же снималась в свадебном платье в нашем журнале. Принесла пробные фотографии и разложила по всей квартире.

– И что?

– Ничего. Делал только замечания по поводу расстановки света и профессионализма фотографа.

– Ну не совсем же он дурак, чтобы не понимать, что к чему? – недоумевала мамаша.

– Может, дело как раз в этом? – предположила Ольга.

– В чем?

– Ты на него давишь. А как известно, действие вызывает противодействие. То есть, чем больше ты будешь давить, тем больше он будет сопротивляться, как баран.

– Баран? Интересное определение, – Майя усмехнулась. До сих пор ей не приходило в голову смотреть на Семена, как на упертого барана.

– Это правда. Их нельзя тащить, они будут упираться всеми своими рогами и копытами, – подтвердила мамаша.

– А как быть?

– Нужно идти вперед, заманивая чем-то привлекательным и аппетитным. Тогда он сам побежит за тобой. Только так и надо поступать с ними, – произнесла мамаша, умудренная жизненным опытом.

– И вообще, что ты вцепилась в него? Ты же изначально хотела использовать его как трамплин, вот и используй. Ты же не хотела замуж за него, – вдруг сказала Ольга.

– Не хотела – захотела. Может, он и есть моя судьба? – задумчиво произнесла Майя.

– А может, тебя ждет что-то еще более грандиозное? Кто-то еще лучше, чем он.

– Не знаю, в Париж в этом сезоне я не попала.

– Слушай ты ее больше, бывшую любовницу чужого мужа! – вдруг вскипела их мать – Медуза Горгона.

– Да, бывшая! Зато теперь я счастлива, могу устроить свою жизнь с любимым человеком, – огрызнулась в ответ Ольга.

У нее дела теперь шли не лучшим образом. Ее богатый любовник разнюхал о своем молодом сопернике (видимо, соседи разболтали) и прогнал ее с работы. Она пока еще жила в подаренной им квартире. К счастью, она была изначально оформлена на сына. Но в пылу ярости он тогда угрожал отобрать у нее Славика. Ольга особо не парилась по этому поводу. Даже с его связями и деньгами старику сложно было бы разлучить ее с сыном, поскольку у того была своя, официальная семья, которая не догадывалась обо всем этом.

– Замужество. Только замужество может упрочить твое положение. Если он не хочет жениться по-хорошему, остается одно, – загадочно произнесла она.

– Забеременеть? А как же тогда моя карьера? После рождения ребенка фигура может испортиться, – с тревогой сказала Майя, оглядывая пышные формы своей сестры. У них была плохая наследственность, все женщины в их роду сразу после рождения первого ребенка раздавались в теле.

– Ну, милая, ты определись уже, что для тебя важнее. Карьера или удачное замужество? По мне, ты бы лучше вышла замуж за богатого. А то ведь молодость быстротечна, не заметишь, как все пройдет, – сказала мамаша, оглядывая свои покрытые пигментными пятнами руки и уже дряблые бедра.

– А я хочу и то, и другое одновременно.

– Нет, одним местом не усидишь на двух стульях, – вынесла вердикт мамаша Горгона.

– Как знать, может, и усижу. Если отращу такой же зад, как у Оли, – со смехом сказала Майя, подмигивая своей сестре.

– Ах ты, зараза! – Ольга кинула в нее попавшей под руку мягкой игрушкой сына. И пошла в ванную собирать белье.

– Тебе это не грозит. Она с детства была такая пухленькая, вся в своего отца. А ты в меня, – заговорщицки сообщила Горгона дочери.

– Ладно, мама, пошла я в Дом моды. У нас на сегодня назначена фотосессия с каким-то суперкрутым мастером, – вскоре засобиралась Майя.

***

– О-о, мадемуазель?!! Ошинь жаль, что ви не смогли с нами подписать контраакт! – неожиданно обратился к ней фотограф.

Майя, с недоумением посмотрев на него, узнала одного из парижских фотографов, бывшего при первом отборе кандидатур.

– Кто вам сказал такое? – у Майи похолодело внутри, она вся побледнела.

– Вам плохо? Садитесь, – пододвинул он ей стул.

– Так кто вам сказал такое?

– Ваш фирма. Нам сказалы, у вас уже подписан контраакт долгосрошни, – сообщил тот.

Майе теперь казалось, что весь мир перевернулся с ног на голову. Как? Как такое вообще могло случиться?!! Она была достойна, она была самая достойная из тех, кто мог бы поехать в Париж и сделать блестящую международную карьеру. А вместо нее, получается, туда поехали какие-то курицы!

Она опомнилась, когда очутилась у дверей кабинета Авроры, недавно вернувшейся из заграницы. Это было именно то, что ей нужно. Это она во всем виновата! Она изначально невзлюбила ее. Это она не хотела, чтобы Майя стала успешной и знаменитой.

– Я бы хотела поговорить. На важную. Очень важную. Тему, – Майя, как бы ни была ошарашена произошедшим, все еще давал себе отчет, кто такая могущественная Аврора и что она одним своим решением может перекрыть ей все пути. Несмотря на то, что она считается официальной невестой Семена.

– Да, Майя. Садитесь, – Аврора, подняв глаза, показала ей на стул. Она сейчас была крайне занята. Но была у нее такая черта: она никогда не держала людей в приемной, кто бы ни был. Может, это оттого, что она сама, пока добивалась успеха, насиделась по приемным могущественных людей?

– Я сейчас узнала… Франция из фотографа. То есть, фотограф из Франции, – она неожиданно потеряла нить и растерялась. Аврора с недоумением посмотрела на нее и наконец отложила документы, которые рассматривала.

– Короче, он сказал, что они хотели пригласить меня. Но им сказали, что у меня уже подписан долгосрочный контракт с кем-то! Как это может быть?! И с кем же у меня подписан этот гребаный контракт? Это вы сделали? За что?! Вы меня ненавидите! С самого начала! – несмотря на свой здравый смысл, Майя теперь начала терять чувство реальности, перешла на визгливый тон.

Аврора все также смотрела на нее. У нее на лице не было никаких эмоций. Разве только она была немного грустной.

– Вы все сказали? – спросила она после того, как Майя умолкла и села, закрыв лицо руками. Ей казалось, что это было самое большое потрясение в ее жизни после случая с отбором кандидатов в ее городе Н.

– Зачем вы это сделали? – повторила она, вглядываясь в Аврору взглядом, наполненным одновременно и злобой, и болью.

– Вам лучше обратиться по этому делу к Семену Макаровичу, – сухо сказала наконец Аврора. – Все, что касается вашего продвижения и всего прочего, все только к нему.

– Сема? Семен? Да как же это так? – Майя теперь была словно придавлена тяжестью этого открывшегося ей факта. – Так это не вы сделали?

– Не имею ни малейшего отношения, – ответила Аврора, снова взяв в руки отложенные бумаги.

Если бы Майя после общения с фотографом не была так ошарашена, она бы догадалась в первую очередь обратиться, конечно, к Семену. Теперь в ее голове не укладывался этот факт. Как, как он мог с ней так поступить? Получается, он ей перекрыл путь в Европу, а взамен жениться на ней все же не торопится? Всего лишь только подарил ей кольцо. Но оно было преподнесено не как предсвадебный подарок, а просто как подарок. И все. Никакого объяснения в любви, никакого предложения руки и сердца. Ни-че-го!

Семена в своем кабинете не было. Не зная, что делать дальше, Майя поплелась в сторону парковки к своей машине. Но туда она не дошла.

– Майя Яворская? Вам нужно проехать с нами в полицейский участок, – к ней подошли двое полицейских.

– Что? – не поняла та. – Это еще зачем?

– На месте объяснят. Мы обязаны вас доставить на место, – видя, как она пыталась открыть дверь авто, они перегородили ей путь. – Не беспокойтесь, мы так же вас доставим сюда обратно.

Кричать? Звать людей на помощь? Она бы этим только рассмешила охранников у входа и обрадовала других обитателей Дома моды, если бы они ее услышали.

У нее сейчас не было сил даже подумать, зачем ее приглашают в полицейский участок. Все еще в шоковом состоянии, она села в машину между двумя полицейскими. Хоть наручники не надели ей на руки, и то спасибо!

– Яворская Майя. Садитесь. Крошкин Алексей Васильевич, я беседовал с вами несколько месяцев тому назад. У нас в деле ваши показания о том, что вы не имеете отношения к подбросу наркотиков в Доме моды «Аврора».

– Для чего вы меня позвали? Вы все еще меня обвиняете? – теперь до нее стало доходить, для чего ее могли так бесцеремонно привезти сюда.

– Для очной ставки, – коротко ответил следователь, набирая номер по служебному телефону. – Заведите.

Скоро открылась дверь. В кабинет привели человека. Того самого, у которого Майя купила те таблетки. Только теперь он не был таким встревоженно-оживленным, как тогда.

– Кому вы продали наркотики 23-го числа? – спросил следователь официальным, лишенным эмоций голосом.

– Ей. С ней еще была другая тоже. Та была с темными волосами, полная.

– Все, уводите, – следователь сделал знак охраннику.

Майя все еще сидела, не говоря ничего.

– Яворская, будете писать заявление с признанием вины? – спросил Крошкин, пододвигая ей ручку и бумагу.

– В чем? Ну даже если я купила у него, я могла для себя их купить. А это не карается законом.

– Вы не учитываете, таблетки, найденные тогда в Доме моды, и таблетки, распространяемые этим субъектом идентичны, экспертиза показала. А чистосердечное признание, как известно, может облегчить вашу участь.

– Ничего не буду писать. Вы хотите сейчас меня арестовать? – спросила Майя, глядя в упор.

– Нет. Вы сейчас по данному делу проходите как свидетель. Но в отношении вас может быть заведено другое дело, по заявлению Риммы Бронкс.

– Я не буду сейчас ничего подписывать, – повторила Майя.

– Тогда все же вам придется подписать хотя бы подписку о невыезде. Иначе я в самом деле буду вынужден взять вас под арест, дабы не сбежали до конца следствия.

Подумав, она решила подписать подписку о невыезде.

– Раз уж вы сами говорили об адвокате, советую взять себе хорошего адвоката, – сказал следователь, убирая бумагу себе в папку. – Вам только за дачу ложных сведений грозит до трех лет лишения свободы, не говоря уже о подбросе наркотиков.

«Сегодня явно не мой день. Меня убил парижский фотограф, меня хотят упечь за решетку. Для полного счастья теперь надо разбираться с Семеном», – обреченно подумала Майя, когда полицейские привезли ее обратно на стоянку Дома моды.

Направляясь в кабинет Семы, Майя благоразумно решила промолчать о встрече с полицейскими. Даже несмотря на то, что ей позарез был нужен хороший, толковый адвокат. А такого адвоката мог обеспечить ей только Семен. Но это потом. Сейчас нужно было разобраться с Парижем.

– Это правда? – сказала Майя, заходя в кабинет Семена.

– Что правда? Смотря что, – озадаченно ответил Семен. В последнее время у него было скверное настроение. Причина – уже вторую неделю в его строительном офисе работала налоговая полиция.

– Значит, ты говоришь, что я слишком хороша для них? Я теперь все знаю! Зачем?!!