Текст книги "Долина Ужаса. Записки о Шерлоке Холмсе (сборник)"

– Но где же тогда Сильвер Блэз?

– Как я уже сказал, он либо возвратился в Кингс-Пайлэнд, либо ускакал в Кейплтон. Раз в Кингс-Пайленде его нет – следовательно, он в Кейплтоне. Возьмем эту гипотезу за основу и посмотрим, что получится. Эта часть пустоши, как заметил инспектор, очень сухая и тверда как камень. Но дальше, по направлению к Кейплтону, местность понижается. Вон в той лощине, среди торфяников, в понедельник ночью наверняка было очень сыро. Если наше предположение верно, то Сильвер Блэз просто обязан был проскакать через эту лощину, и именно там нужно искать его следы.

Во время этой беседы мы быстро шли вперед и через несколько минут уже спускались в лощину. По просьбе Холмса я стал обследовать ее справа, он же двинулся по левому краю; но не успел я сделать и полусотни шагов, как услышал громкое восклицание Холмса и заметил, что он машет мне рукой. Прямо перед ним на мягкой земле были ясно видны следы конских копыт; подкова, которую Холмс достал из кармана, пришлась точно по одному из отпечатков.

– Видите, что значит воображение, – сказал Холмс с довольным видом. – Как раз этого качества и недостает Грегори. Мы вообразили, как все могло бы происходить, действовали сообразно нашей гипотезе – и оказались правы. Будем следовать ей и дальше.

Мы миновали болотистое дно лощины и еще около четверти мили прошли по твердому, сухому торфянику. Далее местность снова пошла под уклон, и мы опять увидели следы лошадиных копыт; затем вновь потеряли их и обнаружили только через полмили, почти у самого Кейплтона. Холмс первый заметил следы и с торжествующим видом указал на них рукой. Но теперь рядом с отпечатками лошадиных копыт ясно виднелись следы мужской обуви.

– Но ведь сперва лошадь была одна! – вскрикнул я.

– Именно. Сначала она была одна… Стоп! А это еще что?

Двойные следы человека и лошади делали резкий поворот и направлялись к Кингс-Пайленду. Холмс свистнул, и мы пошли по следу. Он двигался, не отрывая глаз от земли; я же в какой-то момент случайно взглянул в сторону и с изумлением обнаружил те же следы, но идущие в обратном направлении.

– Очко в вашу пользу, Уотсон, – сказал Холмс, когда я указал ему на них, – вы сэкономили наше время, избавив от длинной прогулки, которая привела бы нас на это же самое место. Двинемся по более позднему следу.

Но идти нам пришлось совсем недалеко. Следы заканчивались у асфальтовой дорожки, ведущей к воротам кейплтонской конюшни. При нашем появлении навстречу выбежал конюх.

– Подите прочь! – закричал он. – Нечего здесь шляться!

– Я только хотел спросить вот о чем, – сказал Холмс, запуская указательный и большой пальцы в карман жилета. – Не будет ли слишком рано, если я зайду завтра в пять часов утра, чтобы повидать вашего хозяина, мистера Сайлеса Броуна?

– Да что вы, сэр; уж кто-кто, а он-то всегда встает ни свет ни заря. Кстати, вот и он; поговорите с ним сами. Нет-нет, сэр; если он увидит, что я взял деньги, он прогонит меня. Лучше после.

Шерлок Холмс едва успел положить обратно в карман вынутую им монету в полкроны, как из ворот появился немолодой уже господин свирепого вида, сжимавший в руке хлыст.

– Это что за болтовня, Даусон? – закричал он. – Ступай, займитесь лучше делом! А вы… какого черта вам здесь нужно?

– Мне необходимо поговорить с вами, любезный сэр, – произнес Холмс самым ласковым тоном. – Я не отниму много времени: буквально десять минут.

– Некогда мне здесь со всякими бродягами разговаривать. Убирайтесь, пока я не спустил на вас собаку.

В этот момент Холмс наклонился к тренеру и что-то шепнул ему на ухо. Тот заметно вздрогнул и покраснел до ушей.

– Это ложь! – крикнул он. – Самая наглая ложь, какую мне доводилось слышать!

– Отлично! Мы станем обсуждать это здесь, при всех, или продолжим разговор у вас в доме?

– Хорошо, войдите, если есть охота.

Холмс улыбнулся.

– Я задержусь на пять минут, Уотсон, – сказал он. – Ну-с, я к вашим услугам, мистер Броун.

«Пять минут» – это, конечно, хорошо сказано. Прошло свыше двадцати минут ожидания; на смену вечерней заре опустились серые сумерки, когда Холмс в сопровождении тренера вышел из дома. Хотя при взгляде на Сайлеса Броуна можно было подумать, что времени прошло гораздо больше, поскольку я никогда до сих пор не видел, чтобы человек так менялся за столь короткое время. Лицо его покрылось смертельной бледностью; на лбу выступили капли пота, а руки тряслись так, что хлыст в них ходил ходуном. С него разом слетела вся его дерзость и спесь; он покорно плелся за моим приятелем, словно побитая собака.

– Все будет сделано, как вы велели, сэр, – бормотал он. – Я исполню все ваши указания.

– И смотрите, не перепутайте, – сказал Холмс, оглядываясь на него. – Вы знаете, чем это чревато.

Броун вздрогнул, прочтя угрозу в его глазах.

– О нет, ошибки не будет. Все доставлю к сроку. Сделать изменения заранее или нет?

Холмс на какое-то мгновение задумался и потом громко рассмеялся.

– Не надо, оставьте всё как есть. Я вам напишу. И смотрите, чтоб без хитростей, иначе…

– О сэр, верьте мне!

– Берегите, как зеницу ока.

– Вы можете вполне на меня положиться, сэр.

– Да, думаю, что могу. Ну, всё. Мои указания вы получите завтра.

С этими словами он повернулся на каблуках, не обратив внимания на протянутую ему дрожащую руку, и мы отправились назад в направлении Кинг-Найленда.

– Мне давно не приходилось встречать такое соединение заносчивости, трусости и низости, как в мистере Сайлесе Броуне, – заметил Холмс, устало поднимаясь по склону.

– Так лошадь, выходит, у него?

– Он сперва попробовал отрицать это, но я так подробно описал ему все его действия во вторник утром, что он поверил, будто я следил за ним. Вы, конечно, заметили особую, будто обрубленную, форму носков сапог на следе, что шел параллельно с лошадиным? Так вот, на нем была обувь, идеально подходящая к этим следам. Да и, кроме него самого, ни один из подчиненных не осмелился бы на подобной поступок. Я описал ему, как он, встав по обыкновению раньше всех и выйдя в загон увидал чужую лошадь, бродившую по пустоши; как подойдя ближе изумился, узнав Сильвера Блэза по белому пятну на лбу, от которого он получила свое название[1]1
  Silver Blaze – серебряная отметина (англ.).


[Закрыть]; как сообразил, что случай отдает в его власть единственного соперника, способного обогнать того, на которого он поставил большие деньги. Потом я подробно рассказал, как первым его порывом было отвести лошадь в Кингс-Пайленд, и как дьявол надоумил его спрятать лошадь до окончания скачек; как он повернул на полпути, привел ее обратно в Кейплтон и там спрятал. Когда он все это услышал, то все мысли его были направлены только на то, как бы спасти свою шкуру.

– Но ведь его конюшни были осмотрены?

– О, у этого старого барышника всегда найдется укромное местечко.

– А вы не боитесь оставлять лошадь у Броуна? Ведь в его интересах, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Наоборот, милый Уотсон, он будет беречь ее, как зеницу ока. Он знает, что единственная его надежда на милосердие – это сохранить лошадь в полной безопасности.

– Полковник Росс не произвел на меня впечатление человека, склонного к милосердию, особенно по отношению к врагам.

– Дело касается не только полковника Росса. Я следую моему методу и говорю ровно столько, сколько считаю нужным. Именно в этом заключается преимущество моего неофициального статуса. Не знаю, заметили ли вы, Уотсон, что полковник отнесся ко мне несколько свысока. Вот я и хочу в ответ слегка позабавиться. Не говорите ему ничего про Сильвера Блэза.

– Разумеется, не скажу без вашего позволения.

– И конечно же, это не столь важный вопрос по сравнению с тем, кто убил Джона Стрэкера.

– Но теперь-то вы займетесь этим делом?

– Напротив, сегодня вечером мы возвращаемся в Лондон.

Я был шокирован этим заявлением моего друга. Ведь мы пробыли в Дартмуре всего несколько часов, и я не понимал, почему он поспешно бросает столь успешно начавшиеся поиски. Но за всю остальную дорогу, до самого дома тренера я не сумел вытянуть из Холмса ни единого слова.

Полковник и инспектор ожидали нас в гостиной.

– Мы с моим другом возвращаемся в Лондон ночным двенадцатичасовым экспрессом, – заявил Холмс. – Приятно было подышать чудным воздухом Дартмура.

Инспектор широко раскрыл глаза, а на губах полковника появилась презрительная усмешка.

– Итак, вам не удалось распутать это дело. Значит, убийца бедняги Стрэкера останется безнаказанным, – сказал он.

Холмс пожал плечами.

– Боюсь, на пути к осуществлению этого окажутся достаточно серьезные препятствия, – сказал он. – Однако я абсолютно убежден, что ваша лошадь будет скакать во вторник, и поэтому прошу вас предупредить жокея, чтобы он был в полной готовности. Кстати, где я могу увидеть фотокарточку мистера Джона Стрэкера?

Инспектор достал из кармана конверт, извлек из него фотокарточку и подал ее Холмсу.

– Дорогой Грегори, вы предвосхищаете все мои желания! А теперь попрошу вас подождать одну минуту, пока я поговорю со служанкой.

– По правде говоря, я несколько разочарован в способностях вашего лондонского консультанта, – достаточно резко произнес полковник Росс, как только мой друг вышел из комнаты. – Со времени его приезда мы ни на шаг не подвинулись в этом деле.

– По крайней мере, вы имеете заверение, что ваша лошадь будет участвовать во вторничном забеге.

– Да, заверение-то я имею, – сказал полковник, пожимая плечами, – но предпочел бы вместо него иметь лошадь.

Только я собирался высказать что-нибудь в защиту моего приятеля, как он сам возвратился в комнату.

– Ну-с, джентльмены, – сказал он, – теперь я готов ехать в Тэвисток.

Мы уже садились в коляску, когда Холмсу неожиданно пришла в голову какая-то мысль. Он наклонился к одному из конюхов, который держал дверцу, и поинтересовался:

– Я вижу, у вас в загоне есть овцы; кто присматривает за ними?

– Я, сэр.

– Вы не обращали внимания: не случалось ли с ними за последнее время чего-нибудь необычного?

– Да вроде ничего особенного, сэр; разве что три из них недавно стали хромать.

Я увидел, как Холмс усмехнулся, потирая руки; чувствовалось, что он был доволен таким известием.

– Надо же, Уотсон, прямо в цель! – сказал он, незаметно подтолкнув меня локтем. – Грегори, советую обратить внимание на эту странную эпидемию у здешних овец. Кучер, трогайте!

Судя по недовольной гримасе на лице полковника Росса, можно было без труда догадаться, что его мнение о сыскных талантах моего приятеля по-прежнему оставалось невысоким; зато я заметил, что это замечание вызвало повышенный интерес у инспектора.

– Вы действительно считаете это важным обстоятельство? – встрепенулся он.

– Чрезвычайно важным.

– А есть ли еще какие-то моменты, на которые мне стоило бы обратить внимание?

– Например, на странное поведение собаки в ту ночь.

– Но ведь собака никак себя не вела.

– Именно это-то и странно, – заметил Шерлок Холмс.

Прошло четыре дня. Мы с Холмсом снова ехали на поезде, следующем в Винчестер, где должны были состояться скачки на кубок Уэссекса. Полковник ожидал нас, как и было условлено, на площади перед станцией. Мы отправились в его экипаже за город, на место скачек. Лицо полковника было мрачным, он держался чрезвычайно холодно.

– Я до сих пор не имею известий о своей лошади, – раздраженно заявил он.

– Надеюсь, вы сможете ее узнать, когда увидите? – спросил Холмс.

Полковник вспылил:

– Двадцать лет я постоянно бываю на скачках, и никто не усомнится, что я могу последовательно описать всех лошадей, которые хотя бы раз участвовали в них. Что же касается Сильвера Блэза, то даже ребенок может узнать его по белому пятну на лбу и по крапинкам на передней ноге.

– А что со ставками?

– Тут происходит что-то странное. Вчера ставки шли пятнадцать к одному, но сегодня разрыв начал подозрительно быстро уменьшаться, и теперь не факт, что ко времени старта они удержатся в пределах три к одному.

– Хм! – произнес Холмс. – Очевидно, кто-то что-то разнюхал.

Когда экипаж подъехал к ограде, окружающей главную трибуну, я заглянул в программу скачек. Там значилось:

«КУБОК УЭССЕКСА

для жеребцов четырех и пяти лет Дистанция – одна мили и пять ферлонгов[2]2
  Ферлонг (устар.) – английская мера длины, равная одной восьмой части мили (примерно 201,17 м).


[Закрыть].

50 фунтов подписными с каждой лошади.

Первый приз – 1000 фунтов.

Второй приз – 300 фунтов.

Третий приз – 200 фунтов.

1. Негро – владелец мистер Хит Ньютон (цвета наездника: красный шлем, коричневый камзол).

2. Пейджелист – владелец полковник Уордлоу (цвета наездника: розовый шлем, васильковый камзол, рукава черные).

3. Десборо – владелец лорд Бэкуотер (цвета наездника: желтый шлем, рукава камзола того же цвета).

4. Сильвер Блэз – владелец полковник Росс (цвета наездника: черный шлем, красный камзол).

5. Ирис – владелец герцог Бальморал (цвета наездника: оранжевый шлем, полосатый камзол, желто-черного цвета).

6. Рэспер – владелец лорд Синглфорд (цвета наездника: фиолетовый шлем, рукава камзола черные).

– Следуя вашему совету, мы сняли с забега Баярда, нашу вторую лошадь, – сказал полковник. – Но что это? Сильвер Блэз сегодня в фаворитах?

– Сильвер Блэз – пять к четырем! – доносилось с трибун. – Сильвер Блэз – пять к четырем! Десборо – пятнадцать к пяти! Все прочие – пять к четырем!

– Лошади уже на старте, все шесть? Значит, Сильвер Блэз все же бежит! – воскликнул крайне взволнованный полковник. – Но я что-то не вижу моих цветов.

– Пока проехало только пять, – заметил я. – А вот, должно быть, и он.

В ту же минуту из паддока[3]3
  Паддок – огороженная площадка для проводки и седловки лошадей перед стартом.


[Закрыть] появился великолепный гнедой жеребец и проскакал мимо нас легким галопом. Жокей, сидящий на нем, был облачен в хорошо известные всем цвета полковника – красный с черным.

– Но это не моя лошадь! – закричал полковник. – У нее на теле нет ни одной белой отметины! Что вы сделали, мистер Холмс? Я требую объяснений!

– Давайте сперва посмотрим, как она стартует, – невозмутимо произнес мой приятель.

Несколько минут он неотрывно смотрел в бинокль, потом вдруг воскликнул:

– Превосходный старт! Глядите, сейчас они покажутся из-за поворота!

С того места, где располагался наш экипаж, было прекрасно видно всех лошадей, вышедших на финишную прямую. Они шли так близко друг к другу, что их, казалось, можно было бы покрыть одной попоной, но вот на середине прямой желтый цвет лорда Бэкуотера вырвался вперед. Однако еще до того, как лошади поравнялись с нами, Десборо начал отставать, а жеребец полковника обошел его и у финишного столба был на шесть корпусов впереди своего соперника. Ирис герцога Бальморала с большим отставанием пришел третьим.

– Так или иначе, но кубок мы выиграли, – задыхаясь и проводя рукой по глазам, проговорил полковник. – Хотя разрази меня гром, если я хоть что-то понимаю. Не пора ли прекратить мистификацию, мистер Холмс?

– Пожалуй, действительно пора, полковник. Через минуту вы всё узнаете. Пойдемте все вместе, взглянем на победителя… Ну вот, – продолжал он, когда мы вошли в паддок, куда допускались только владельцы лошадей и их знакомые. – Достаточно только протереть ему спиртом голову и ноги, чтобы убедиться, что перед вами Сильвер Блэз.

– Не может быть!

– Тем не менее, это так. Я обнаружил лошадь у одного барышника, когда ее уже хотели сбыть с рук, и взял на себя смелость выпустить ее на соревнование невзирая на внешний вид и нынешнюю форму.

– Дорогой сэр, вы сотворили чудо! Лошадь совершенно здорова и находится в полном порядке. Тысячу извинений за то, что позволил себе усомниться в вашем искусстве. Вы оказали мне огромную услугу, найдя и возвратив Сильвера Блэза, но окажете еще большую, если найдете убийцу Джона Стрэкера.

– А я его уже нашел, – спокойно сказал Холмс.

Полковник и я с изумлением уставились на него.

– Нашли убийцу! Где же он?

– Здесь.

– Здесь? И где же?!

– В данную минуту он находится возле меня.

Гневный румянец окрасил щеки полковника.

– Я осознаю, что многим обязан вам, мистер Холмс, – произнес он, едва сдерживаясь, – но подобные слова не могу принять иначе, как дурную шутку или оскорбление.

Шерлок Холмс расхохотался.

– Поверьте, полковник, я и не думал считать вас преступником. Настоящий убийца стоит прямо за вами!

Он шагнул вперед и положил руку на блестящую шею породистого скакуна.

– Как! Убийца – лошадь! – в один голос воскликнули мы с полковником.

– Да, лошадь. Хотя здесь имеются смягчающие вину обстоятельства: Сильвер Блэз совершил убийство, действуя в целях самозащиты. Скажу вам больше: Джон Стрэкер был человеком, совершенно недостойным вашего доверия… Но я слышу колокол. Друзья мои, поскольку на следующий забег у меня заключено небольшое пари, и я надеюсь немного выиграть, то отложим подробное объяснение до более подходящего случая.

Вечером того же дня мы снова сидели в купе поезда, мчавшегося в Лондон, и думаю, что путешествие показалось полковнику Россу таким же коротким, как мне: так интересно было слушать рассказ моего друга о том, что произошло в дартмурских конюшнях в понедельник ночью и как ему удалось узнать все подробности этого происшествия.

– Признаюсь, что все версии, составленные мною на основании газетных сообщений, оказались ошибочными, – говорил он. – А между тем там имелись данные, которые могли бы послужить указателями верного направления к разгадке, если бы их истинное значение не загромождалось массой других, совершенно не нужных подробностей. Я приехал в Девоншир с полным убеждением в виновности Фицроя Симпсона, хотя, конечно, осознавал, что собранных против него улик еще недостаточно для обвинения. Например, я осознал всю важность того факта, что на ужин в тот вечер подавали баранину с чесночным соусом, только тогда, когда мы уже подъезжали к дому тренера. Возможно, вы помните, что я был тогда очень рассеян и даже остался сидеть в экипаже, когда вы все уже вышли. В тот момент я был поражен, как это я чуть было не проглядел столь очевидное обстоятельство.

– Признаюсь, я и до сих пор не понимаю важности этой баранины, – перебил полковник.

– Это было первое звено в цепи моих рассуждений. Ведь опиум в порошке совсем не безвкусен, а запах его хотя и не вызывает отрицательных ощущений, но все-таки достаточно силен. Если подсыпать его в обычную пищу, то любой человек ощутит этот запах и наверняка не станет есть. Чесночный соус – и есть та приправа, которая может перебить вкус опиума. Однако предположение о том, что совершенно посторонний человек, например Фицрой Симпсон, мог бы устроить так, чтобы в этот день в доме тренера на ужин приготовили баранину с чесночным соусом, кажется совершенно невероятным. Еще более фантастичным выглядит предположение, что Симпсон совершенно случайно захватил с собой порошок опиума именно в тот вечер, когда к столу подавалось блюдо, способное скрыть его запах. Вероятность такой случайности настолько ничтожна, что относится уже к разряду чудес. Ее попросту нельзя принимать в расчет. Следовательно, Симпсона можно исключить из списка подозреваемых. Зато в нем оказываются Стрэкер и его жена – единственные, от кого зависел выбор блюд на ужин. Порошок опиума был подмешан прямо в тарелку конюху, потому что для остальных обитателей Кингс-Пайленда ужин окончился без всяких последствий. Оставалось понять, кто из Стрэкеров мог подсыпать порошок так, чтобы этого не заметила служанка? Прежде чем ответить на этот вопрос, я обратил внимание на молчание собаки в ту ночь. Ее странное поведение натолкнуло на другое предположение. Ведь случай с Симпсоном указывал на то, что в конюшне была собака, а между тем, несмотря на то, что кто-то входил туда и увел лошадь, собака почему-то не залаяла и не разбудила других конюхов, которые спали на сеновале. Это свидетельствовало только об одном: собака хорошо знала злоумышленника. Таким образом я был почти уверен, что именно Джон Стрэкер вошел ночью в конюшню и увел Сильвер-Блэза. Оставалось понять: с какой целью? Очевидно, с недоброй, иначе зачем бы ему усыплять своего конюха? Но я никак не мог понять причины его поступка. Случалось, что тренеры зарабатывали большие деньги, держа пари против собственных лошадей и обманным способом не давая им выигрывать. Иногда они действуют через жокея; иногда употребляют более верные и тонкие средства. Что же планировалось в данном случае? Я рассчитывал, что вещи, найденные в карманах Стрэкера, помогут мне понять его замысел. И я не ошибся.

Вы, вероятно, не забыли тот странный нож, найденный в руке убитого тренера; нож, который ни один человек, находящийся в здравом уме, не взял бы с собой ни для защиты, ни для нападения. Как пояснил нам доктор Уотсон, это хирургический инструмент, который предназначен для очень тонких операций. Так вот, в эту ночь он также предназначался для подобной операции. Вам, полковник, как знатоку скакового дела, наверняка известно, что можно сделать легкий надрез сухожилия на ноге лошади так искусно, что снаружи ничего не будет заметно. После этого лошадь начнет слегка прихрамывать, что всегда можно объяснить либо переутомлением от тренировок, либо приступом ревматизма – но никак не злым умыслом.

– Мошенник! Негодяй! – воскликнул полковник.

– Именно это и объясняет, почему Стрэкеру потребовалось увести лошадь из конюшни. Ведь при малейшем уколе Сильвер Блэз мог заржать так, что разбудил бы спавших конюхов, несмотря на их крепкий сон. Почему и было необходимо проделать эту операцию на улице.

– Боже, как же я был слеп! – казнил себя полковник. – Так вот, оказывается, для чего ему нужна была свеча и почему он зажигал спичку.

– Конечно. Но осмотр его вещей мне открыл не только способ, которым он намеревался совершить это преступление, но и его подлинные мотивы. Вам, полковник, как человеку, достаточно хорошо разбирающемуся в жизни, должно быть известно, что люди обычно не носят у себя в карманах чужих счетов. Большинству из нас не всегда легко и со своими-то разобраться. Поэтому я сразу заподозрил, что Стрэкер жил двойной жизнью и имел связи на стороне. Этот счет указывал, что здесь замешана некая дама, не привыкшая стеснять себя в средствах. Несмотря на то, что вы достаточно щедро платите вашим служащим, едва ли можно предположить, чтобы они стали покупать своим женам туалеты по двадцать гиней. Я постарался незаметно для нее расспросить миссис Стрэкер относительно платья, за которое был представлен счет, и убедившись, что подобного наряда у нее никогда не было, запомнил адрес портнихи, надеясь, что с помощью фотокарточки Стрэкера мне удастся доказать, что таинственный мистер Дербишир не более чем миф. Дальнейшее развитие событий уже не представляло загадки. Стрэкер повел лошадь в овраг, откуда не был бы виден свет. Симпсон, убегая, потерял галстук, а Стрэкер поднял его, возможно, намереваясь перевязать им ногу лошади. Оказавшись в овраге, Стрэкер встал позади лошади и чиркнул спичкой, чтобы зажечь свечу; Сильвер Блэз, испуганный внезапной вспышкой, а может инстинктивно почувствовав что-то недоброе, рванулся в сторону и угодил стальным копытом прямо в лоб своему тренеру. Несмотря на дождь, Стрэкер, приготовившийся к тонкой операции, уже успел снять плащ. При падении он случайно угодил ножом себе в бедро… Ну как? Достаточно ли убедительная картина?

– Удивительно! – воскликнул полковник. – Просто удивительно! Вы как будто присутствовали при всем этом.

– Честно говоря, я не сразу сумел восстановить всю цепочку событий. Но в какой-то момент мне пришла в голову мысль, что такой предусмотрительный человек, как Стрэкер, не предпринял бы столь тонкой операции, как надрез сухожилия, без предварительной практики. На чем он мог практиковаться в Кингс-Найленде? Мой взгляд случайно упал на овец в загоне, и я задал вопрос конюху, не случалось ли с ними в последнее время чего-то необычного. Его ответ, к моему собственному удивлению, полностью подтвердил мое предположение.

– Вы вполне доступно все разъяснили, мистер Холмс.

– Возвратившись в Лондон, я отправился к портнихе, которая по фотокарточке сразу признала Стрэкера, как своего постоянного клиента, которого зовут мистер Дербишир. Она также рассказала, что жена у него большая модница, обожающая дорогие наряды. Не сомневаюсь, что именно из-за этой женщины он по уши влез в долги и решился на подобное преступление.

– Вы объяснили все, кроме одного, – сказал полковник. – Где же была лошадь?

– А что лошадь… Лошадь просто убежала, а затем бродила по окрестностям, пока ее не приютил один из ваших соседей. Мне кажется, в этом случае мы должны быть к нему снисходительны. А сейчас, если не ошибаюсь, мы проехали Клэпхем. Следовательно, будем на вокзале Виктории минут через десять. Если вам будет угодно зайти к нам и выкурить сигару, полковник, я с удовольствием сообщу любые подробности этого дела, которые вас заинтересуют.