Текст книги "Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)"

Часть вторая. Тайна Большого Змея

Гризвел проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Удивленно огляделся по сторонам: сосновый лес оплетали бинты тумана, а дубовая дверь зловещего дома была распахнута настежь.

– Просыпайтесь, уже рассвело! – сказал шериф. – Странное дело, ночью вы показались мне молодым парнем, а сейчас выглядите стариком – эти глубокие морщины, седина…

Гризвел судорожно схватился за голову. Ему захотелось посмотреться в зеркало, но тут же он прогнал эту мысль. Не хватало еще испугаться собственного отражения.

– Пойдемте в дом! – пробормотал он. – Мне уже ничего не страшно.

– Незачем. Я уже все осмотрел. Не стал будить вас, прошелся по комнатам с моим надежным другом, – Бюкнер похлопал по рукоятке револьвера, покоящегося в кобуре.

– И что нашли?

– Ничего.

– Ничего? – опешил Гризвел. – А как же следы? Следы босых ног?

– Их больше нет, – пожал плечами шериф. – Следы Брэннера доходят до кровавого пятна, а дальше весь коридор старательно подмели.

– Боже мой, но кто это сделал?

– Убийца, без сомнения. Пока мы тут куковали до утра, убийца не терял времени даром. Уничтожил следы, которые могли обличить его. Или ее, – добавил Бюкнер и поежился, хотя утро было совсем не холодным. – Я обыскал весь дом – от чердака до подвала, и никого не нашел. Выходит, вашу невиновность теперь подтвердить нечем…

Гризвел вздрогнул, но не от страха перед виселицей. Напугала мысль, что он оставался на веранде совсем один пока шериф бродил по дому. Убийца вполне мог подкрасться и прикончить его.

– Ничего, ничего, – Бюкнер по-своему истолковал его страх. – Я помогу вам выкрутиться. Для начала свезем труп в участок… Только не вздумайте ничего говорить! Иначе, услышав вашу сказочку про ходячего мертвеца, наши ребята упекут вас в психушку… Я сделаю заявление, что Джон Брэннер стал жертвой неизвестного убийцы, а вы помогаете мне в расследовании, как свидетель. Прокурор мне поверит, а там уж разберемся, что к чему. Вы ведь не откажетесь помочь мне? Даже если придется провести еще одну ночь в этом доме?

Гризвел нервно сглотнул, но когда заговорил, в голосе его не было дрожи:

– Я пойду с вами, сэр, что бы ни подстерегало нас в кромешной тьме.

– Что ж, тогда помогите вынести тело… Положим его на заднее сиденье вашего автомобиля.

Когда Гризвел увидел при свете дня искаженное ухмылкой лицо погибшего приятеля, все чувства его смешались и слезы потекли по щекам, капая на бледные и холодные щеки Брэннера.

Они ехали по дороге, на которую сосны отбрасывали длинные и мрачные тени. Машина с номерами Новой Англии подпрыгивала на кочках. За рулем сидел шериф, поскольку Гризвел слишком нервничал, чтобы управлять автомобилем. Он сгорбился на переднем сиденье и жевал сухую галету из запасов Бюкнера, совершенно не различая вкуса.

– Вы спрашивали про Блассенвилей, – покосился на него шериф. – Сейчас самое время рассказать об этой семейке. Чванливые гордецы, вот кто они были! Со своими рабами обращались жестоко, пожалуй, на всем Юге не было других таких извергов. Они приехали из французской Вест-Индии, а в колониях люди всегда становятся чересчур свирепыми. Это все от беззакония и безнаказанности, уж помяните мое слово… Особенно лютовала мисс Сесилия. Она приехала с одного из карибских островов, вроде бы с Гаити, вскоре после Гражданской войны. Тогда поместье уже изрядно захирело, из огромного семейства остались только четыре сестры, а на плантациях работала лишь горстка стариков. Блассенвили жили практически впроголодь, но гордость не позволяла им просить о помощи у соседей. Да и не принимали они никого, стыдясь своей бедности. Постепенно в городе о них забыли.

Но когда приехала их двоюродная тетка, мисс Сесилия, все вспомнили о дурной славе Блассенвилей. Я помню эту женщину, – мечтательно проговорил шериф. – Настоящая красавица: высокая, грациозная, водопад густых волос… Но глаза злющие, как у давешнего волка. О жестокости Сессилии Блассенвиль рассказывали жуткие истории. Будто бы она привезла с Гаити служанку, мулатку, и однажды за мелкую провинность велела привязать девушку к дереву, разорвала платье на спине и секла несчастную кнутом. Мулатка чудом осталась жива, а вскоре исчезла из поместья. Тогда никто не удивился, все решили – сбежала. Оно и понятно, любой бы сбежал от такой хозяйки.

Месяц спустя в город приехала мисс Элизабет, самая младшая из сестер Блассенвиль. Это был первый случай на моей памяти, когда кто-то из них объявился на публике. Прежде все слуг посылали за покупками, а тут – надо же, – сама явилась. Мисс Элизабет пожаловалась, что слуги от них сбежали в прошлое полнолуние, побросав весь свой скарб, будто испугались чего-то. Мисс Сесилия тоже исчезла, не оставив прощального письма. Сестры решили, что она вернулась на острова, но сама мисс Элизабет сомневалась в этом. Она обмолвилась, что тетка, скорее всего, прячется где-то в доме. Никто не понял, что имеет в виду эта странная особа, и младшая из Блассенвилей возвратилась в поместье.

Еще через месяц от проходившего через город священника, я – тогда еще молодой законник, – узнал, что мисс Элизабет живет в поместье одна. Три сестры пропали в одночасье, не пойми куда, и юной леди в опустевшем доме неуютно. Но больше ей жить негде, ни родни, ни друзей в округе у нее нет. Священник добавил, что мисс Элизабет чего-то боится. Каждую ночь она запирается в комнате с камином, жжет свечи до утра и постоянно рыдает.

Еще через какое-то время, в грозовую осеннюю ночь последняя из Блассенвилей прискакала в город на своей единственной лошади, и упала прямо посреди площади. Ее унесли к доктору, подлечили, а когда мисс Элизабет пришла в себя, то стала нести несусветную чушь. Будто бы она нашла потайную дверцу в стене, а за ней – каморку без окон, в которой ее пращуры прятали сокровища. Теперь же здесь она обнаружила трупы трех сестер, свисающие с потолка на тонких веревках. Еле живая от страха, она выбежала в коридор, и тут на нее напала темная фигура с огромным топором. Ей показалось, что это морщинистая старуха с желтым лицом.

– Желтое лицо! И топор! – воскликнул Гризвел. – Но ведь это…

– Терпение, юноша, – отрезал Бюкнер. – Не торопите события. На следующее утро в поместье отправился отряд – полсотни добровольцев, и я был среди них. Мы перетрясли весь дом по кирпичику, простучали каждую стенку, каждую половицу, но никаких потайных комнат не нашли. Зато увидели топор, глубоко вонзившийся в перила лестницы, и прядь золотых волос, срезанную этим топором – в точности, как у мисс Элизабет. Я лично предложил ей вернуться в поместье и показать вход в ту самую каморку, но барышня брякнулась в обморок, едва услышав об этом. Когда мисс Элизабет поправилась, и доктор сказал, что угрозы здоровью нет, она согласилась взять деньги у нашей общины – но только в долг, ибо даже в такую минуту Блассенвиль остается Блассенвилем, гордячкой каких свет не видывал, – и уехала куда-то на Запад. Вроде бы, в Калифорнию. Там она вышла замуж за богатого скотопромышленника и прислала нам мешочек золота, в уплату долга. С тех пор от нее ни слуху, ни духу. А дом стоит заброшенный и никто не рискует поселиться таи или даже остаться на ночь, только совсем уж отчаявшиеся бродяги да случайные путники, вроде вас с Брэннером.

– Что же получается, в доме еще в те годы прятался убийца с топором? – удивился Гризвел.

– Кто знает, – уклончиво ответил шериф. – В городе многие считают, что мисс Элизабет просто сошла с ума от одиночества. Я первое время думал, что за всем этим стоит обиженная мулатка. Она вполне могла спрятаться в лесу или на болотах, а потом, улучив момент, отомстила Блассенвилям, зарубив топором мисс Сесилию и трех старших сестер. А младшую напугала до безумия. Беглянку долго искали, прочесали все окрестные дебри, но тщетно. Конечно, если в доме и впрямь есть потайная комната, мулатка могла спрятаться там, а не в лесу…

– Не могла же она просидеть в этой каморке десятки лет, – воскликнул Гризвел.

– Могла, – процедил сквозь зубы Брюкнер, – если она уже не человек.

Шериф резко вывернул руль и автомобиль свернул с дороги на извилистую тропу.

– Куда мы едем? – напрягся Гризвел.

– В пяти милях отсюда живет отшельник, старый Жакоб. Он в подобных делах дока, наверняка расскажет, в чем тут секрет. Есть вещи, в которых белые люди не смыслят ровным счетом ничего. А черные неплохо разбираются в черной магии, – шериф понизил голос и оглянулся, словно опасаясь, что мертвец на заднем сиденье подслушает их разговор. – Жакоб родился лет сто назад, где-то на Антильских островах. Хозяин, купивший его, был добр и обучил маленького раба грамоте, а когда тот вырос – дал ему свободу. Жакоб поехал путешествовать по всем островам Карибского моря, был он и в Африке, на родине далеких предков. А потому, ему известны многие тайны, в том числе, – Бюкнер заговорил еще тише, – тайны вуду.

– Вуду, – как эхо повторил Гризвел. – Надо же, вуду…

Он не думал, что на Юге в ходу эта жуткая магия. Гризвелу казалось, что колдовство – прерогатива Новой Англии, с ее готическими крышами и мрачными парками, аллеи которых помнят шаги салемских ведьм. Но то, с чем пришлось столкнуться здесь – угрюмые сосны, заброшенный дом, древние легенды, жестокие и ужасные – куда опаснее того зла, что таится на Севере.

– А вот и хижина старика Жакоба, – сказал шериф, притормаживая.

Гризвел оглядел поляну и маленькую лачугу, полускрытую в тени деревьев. Тут росли не только сосны, но и высоченные кипарисы, и замшелые дубы, а сразу за домиком Жакоба расстилалось болото, заросшее ряской. Из трубы на крыше хижины вился сизый дым. Вслед за шерифом Гризвел поднялся на крыльцо и вошел в дверной проем, прикрытый одеялом. В комнате без окон, освещаемой только пламенем очага, сидел темнокожий старик и помешивал похлебку в котелке. Его шея была дряблой, а лицо изборождено морщинами, как у древней черепахи. Глаза старика заросли бельмами и напоминали темные омуты, подернутые туманом.

Шериф подтолкнул Гризвела к плетеному креслу, а сам опустился на грубо оструганную скамью, рядом со стариком.

– Жакоб, – сказал он без всяких предисловий. – Тебе известно, кто скрывается в поместья Блассенвилей. Долгие годы меня это не заботило, но прошлой ночью в их чертовом доме зарубили человека. Твое слово может спасти вот этого юношу, но если ты будешь молчать – его повесят, вместо убийцы. Расскажи мне все, не бери грех на душу.

Жакоб повернул лицо к шерифу, туман в его глазах не рассеялся, но задвигался, как бегущие по небу облака. Он долго молчал, но потом произнес звучным голосом:

– Блассенвилли… Плохие то были люди, сэра. Злые и гордые. Хорошо, что они все померли…

Он забормотал что-то невнятное.

– Так кто скрывается в доме? – встряхнул старика Бюкнер.

– Мисс Сесилия была самая гордая из них, сэра. Самая злая и гордая. Слуги ее боялись и ненавидели, а Жанна – сильнее прочих. Жанна была мулаткой, в ее жилах текла кровь белых людей. Жанна тоже была гордая, а мисс Сесилия била ее кнутом, как презренную рабыню.

– Кто прячется в поместье Блассенвилей? – закричал шериф.

Туман рассеялся, теперь в глазах старика плескалась тьма.

– Прячется, сэра? А мне-то откуда знать…

– Ты знаешь. Все ты знаешь, Жакоб. Говори, почему старые слуги сбежали из этого дома все разом?

Старик почесал лысую голову.

– Потому что всем хочется жить, сэра. Всем, даже такому дряхлому пню, как я…

– На что ты намекаешь, Жакоб? Кто-то грозился убить тебя, если раскроешь тайну?

– Это не «кто-то». Это не человек, а боги черных болот. Эту тайну охраняет Большой Змей – бог над всеми богами. Если я проговорюсь, Большой Змей пошлет своего младшего братца, который зацелует меня до смерти. Младший братец с белым месяцем на голове. Я продал душу Большому Змею, а он взамен научил меня делать зувемби…

Бюкнер вздрогнул.

– Зувемби? Я слышал, как это слово шептал умирающий и в его голосе был весь ужас мира. Кто такие зувемби?

Старик задрожал и стал отнекиваться.

– Ну что вы пристали ко мне? Я ничего не говорил. Нет! Не говорил!

– Ты сказал: зувемби, – настаивал шериф.

– Зувемби, – повторил старик, кивая. – Они были женщинами, но потом стали чудовищами. Когда готовится изумрудное питье для создания зувемби, колдуны Гаити бьют в барабаны, отмечая это великое событие. Зувемби очень ценятся на Невольничьем Берегу, поскольку им не нужны еда и вода, а живут они дольше обычных людей. Дамбала, бог чистого неба, велел своим жрецам кланяться творцам зувемби, потому что они равны богам. Но смерть ждет того из творцов, кто поведает о зувемби белому человеку.

Жакоб замолчал, и его глаза снова подернулись туманом.

– Ты уже рассказываешь о зувемби, – рявкнул Бюкнер.

– Я не должен говорить о них белым, – бормотал старик.

Гризвел догадался, что хозяин лачуги давно впал в старческое слабоумие, он говорит сам с собой, словно не замечая присутствия посторонних.

– Однажды я плясал на черном обряде вуду, и стал творцом зувемби… Я умею варить изумрудное зелье, но ни один белый не должен знать об этом… Прошу прощения, сэра, но, похоже, я заснул… Вы спрашивали, кто прячется в поместье Блассенвилей? Я не могу этого объяснить, ведь вы сочтете меня просто суеверным дураком. Но, призываю бога белых людей в свидетели…

Старик потянулся за сухим валежником, сваленным у очага, и вдруг с воплем отдернул руку, в которую впилась тонкая змея с приплюснутой головой. Жакоб пытался стряхнуть смертоносную тварь, но та снова и снова вонзала ядовитые зубы в его предплечье. Старик попытался встрать, но не удержался на ногах и рухнул прямо в очаг. Шериф выхватил револьвер из кобуры и метким выстрелом убил гадюку.

– Жакоб умер? – прошептал Гризвел.

– Яда у этой мерзости хватит на дюжину крепких мужчин, – пробормотал шериф, рассматривая дохлую змею.

– И что же теперь делать? – простонал Гризвел.

– Надо оттащить тело на лежанку. Здесь нет двери, но если натянуть и закрепить одеяло, то зверье не пролезет, чтобы обглодать труп старика. Если мы выживем ночью в проклятом доме, то утром вернемся сюда и отвезем Жакоба в город. Давайте, беритесь за ноги…

Гризвел поморщился от отвращения, но ухватился за грязные ноги старика. Они перенесли старика на грубую кровать, и вышли из лачуги. Солнце клонилось к горизонту, и за деревьями будто полыхал пожар в полнеба. Шериф снова сел за руль, и они поехали к заброшенному поместью Блассенвилей.

– Жакоб предупреждал, что Большой Змей пришлет к нему младшего брата, – дрожа, произнес Гризвел.

– Ерунда! В этих болотах живут тысячи змей. Все они любят тепло и не прочь погреться у очага. Никакой магии тут нет! – немного помолчав, шериф добавил, уже не так уверенно. – Хотя, прежде я никогда не видел, чтобы змея кусала вот так, сразу, не зашипев на человека. Да и гадюк с белым месяцем на голове прежде не встречал.

Автомобиль выехал на дорогу и Бюкнер прибавил скорости.

– Думаете, мулатка по имени Жанна столько лет прячется в доме? – спросил Гризвел.

– Вы слышали бормотание Жакоба? Если Жанну превратили в зувемби, то она может прожить сотню лет без пищи и воды.

Они проехали последний поворот к поместью, и Гризвел увидел дом на холме.

– Голуби, – шепнул он, когда машина съехала с дороги и остановилась.

Бюкнер присвистнул от удивления.

Над черной крышей, на фоне алого заката, серым облаком взлетела голубиная стая.

– Наконец-то они показались и мне, – шериф вытер пот, выступивший на лбу.

– Они являются только к тем, кто обречен на смерть, – побледнел Гризвел. – Тот бродяга их видел, помните? Брэннер их видел. И я тоже…

– Ну, посмотрим, – резко бросил Бюкнер, выходя из машины. В руке он сжимал револьвер.

Гризвел быстро поднялся по лестнице, стараясь не глядеть на следы мертвеца, и проскочил в комнату с камином. Бюкнер вошел следом и расстелил на полу одеяла, взятые из лачуги старого Жакоба.

– Я лягу поперек двери, – решил он. – А вы устраивайтесь там же, где и прошлой ночью.

– Давайте разведем огонь в камине, – предложил Гризвел, вглядываясь в сосновый лес, темнеющий в проеме окна.

– Не стоит этого делать. У вас керосиновая лампа, у меня электрический фонарик. Включим их, когда послышится подозрительный звук. А пока будем ждать. Умеете стрелять из револьвера?

– Не знаю… Никогда не стрелял, хотя и знаю, как это делается.

– Тогда лучше и не начинать. Оружие оставьте мне, – шериф сел на одеяла, скрестив ноги по-турецки, и зарядил свой «смит-вессон», а потом и запасной «кольт».

Гризвел нервно ходил по комнате, не желая расставаться с последними лучами солнца, как скупец – с золотыми монетами. Подойдя к камину, он пошевелил вчерашние угли. Они с Брэннером развели огонь в левом углу, а справа остался слой древнего пепла. Скорее всего, до них камин разжигала мисс Элизабет Блассенвиль в ту страшную ночь…

Думать об этом не хотелось. Гризвел разгреб носком сапога пыльные головешки. Среди золы мелькнул клочок бумаги. Ничего себе! Это записная книжка с обгоревшей кожаной обложкой и испорченными страничками.

– Что нашли? – окликну Гризвела шериф.

– Мне кажется, это дневник. Разобрать почти ничего нельзя, чернила выцвели, а бумага рассыпается под рукой, – он листал ветхие страницы, пытаясь разобрать неровные строчки в свете керосиновой лампы. – Хотя вот тут можно кое-что прочесть. «Я знаю, в этом доме есть еще кто-то, кроме меня. По ночам за моей дверью слышатся крадущиеся шаги. Кто там? Одна из сестер вернулась? Или это тетя Сесилия? Но зачем им прятаться? Мне страшно. Боже, что делать? Я боюсь здесь оставаться, но идти мне некуда!»

– Ого! – воскликнул Бюкнер. – Это явно писала мисс Элизабет Блассенвиль! Читайте, что там дальше!

– Там почти ничего нельзя разобрать, – посетовал Гризвел. – «Мои сестры мертвы. Я чувствовала, как они умирали – страшно и мучительно. Кто убил бедняжек? Они всегда были добры к Жанне…» Дальше лист оборван… Следующая запись: «…эта старуха назвала имена Жакоба Блаунта и Жанны, но так и не сказала, в чем они виноваты. Наверное, боялась…» Дальше не прочесть… А, вот еще: «Нет! Не верю! Она или умерла, или сбежала. Хотя… Она родилась на Гаити и не раз намекала, что посвящена в тайны вуду. Она плясала на их ужасных шабашах, я уверена. Боже, неужели такое возможно? Если она скребется за дверью моей спальни, и так протяжно свистит по ночам… Наверное, я схожу с ума! Нет! Нельзя оставаться в этом доме. Иначе меня ждет та же ужасная участь, что и моих сестер…»

Зачитавшись, Гризвел не заметил, что шериф подошел совсем близко и заглядывает в обгоревшую записную книжку.

– Думаете, это правда, сэр?

– Все возможно, – хмуро сказал Бюкнер. – Жанна могла выпить изумрудное зелье, о котором говорил Жакоб, и превратилась в зувемби.

– Но зачем?

– Чтобы жестоко отомстить мисс Сесилии и ее племянницам. Это ведь о ней написала мисс Элизабет. На островах она участвовала в обрядах вуду, а здесь встретила творца зувемби… А потом она убила мисс Сесилию и трех девушек, и с тех пор прячется в заброшенном доме, как та гадюка в валежнике.

– Но зачем она убила Брэннера? И того бродягу? – застонал Гризвел. – Они ведь не причинили Жанне никакого вреда!

– А кто их поймет? Возможно, гибель человека доставляет зувемби радость, – пожал плечами шериф. – Знаете, как все было? Она свистом приманила Брэннера наверх, проломила ему голову и превратила в зомби – так колдуны вуду называют ходячих мертвецов. А потом отправила вниз, по вашу душу. Присяжные вряд ли поверят в наши домыслы, но если мы покажем им тело зувемби – это докажет вашу невиновность.

– Я много думал о той ночи, – признался Гризвел. – Эта зувемби спускалась до середины лестницы и наблюдала за нами. Я помню ее желтое лицо! Но следов на ступеньках мы не видели, а в коридоре они проступили отчетливо.

– Может, вам померещилось. А может, эти колдовские создания перемещаются по воздуху, или посылают свой образ в мозг будущих жертв… Зачем нам пытаться понять то, что недоступно белому человеку? Лучше приготовимся к схватке с чудовищем.

– Не гасите фонарик! – умоляюще протянул Гризвел. – Хотя нет, гасите… Пусть будет темно, как… – горло свело судорогой, но он сумел договорить. – Как в ту ночь.

Но стоило комнате погрузиться во мрак, и старые страхи вернулись. Гризвел дрожал, кутаясь в одеяло, сердце его тарахтело, как пулемет. Шериф же, напротив, был спокоен и даже расслаблен.

– Говорят, французская Вест-Индия – просто рай на земле, – задумчиво произнес Бюкнер. – Почему же там появились такие жуткие чудовища? И как творцы умудряются их… творить? Допустим, то колдовское зелье сводит женщин с ума и они становятся кровожадными злодейками. Но как объяснить все остальное? Гипнотический свист? Управление мертвецами? Долголетие? Нет, похоже, зувемби, не просто безумные женщины. Это чудовища в человеческом обличье, порождение магии болот и джунглей… Что ж, поглядим!

Он замолчал и, судя по спокойному дыханию, погрузился в сон. Гризвел негромко окликнул шерифа, но тот не отозвался… Да, похоже, уснул. И как ему это удалось? В лесу громко ухнула сова, издалека донесся волчий вой. Потом сгустилась тишина, настолько плотная и гнетущая, что стало трудно дышать.

Только бы дожить до рассвета…

Гризвел сжал кулаки так крепко, что ногти вонзились в ладони. Снова, как и в ту ночь, возникло ощущение надвигающейся опасности. Он завернулся в одеяло с головой, но все равно обливался холодным потом. С минуты на минуту зувемби – это жуткое чудовище в человеческом обличье, нападет на незваных гостей. Какой способ она выберет на этот раз? Околдует свистом? Или спустится по скрипучим ступеням, невидимая во мраке, и обрушит топор на голову Гризвела? Или выберет Бюкнера? Может, шериф уже убит? Боже, в кромешной тьме не видно даже его тела… Тише, тише! Надо усмирить сердце, которое оглушительно стучит в пустой комнате, и прислушаться. Вот… Мерное дыхание. Ну и выдержка у этого южанина, просто на зависть.

Леденящий ужас пронзил голову Гризвела, будто иглой. А вдруг это дыхание зувемби?! Она прикончила Бюкнера, заняла его место и ждет удобного момента, чтобы нанести смертельный удар. Боже! Еще мгновение и он сойдет с ума… Лежать в темноте в ожидании смерти – это невыносимо! Даже страх перед смертной казнью не заставит его остаться в этом кошмарном доме. Надо выбираться! Прыгнуть в окно, выбитое еще прошлой ночью, завести автомобиль… Или просто бежать по дороге…

Что это? Бюкнера перестал дышать. А с лестницы… донесся… тот самый, тихий и манящий… свист…

Нервы Гризвела не выдержали напряжения и разорвались в клочья, разум затопила мгла, более густая, чем та, что наполняла комнату. Несколько минут он не соображал, где находится и что делает, но потом почувствовал под ногами упругую землю, а на лице – дуновение ночного ветра. Это вернуло к реальности. Дорога. Нет, скорее тропинка. Ухабистая и извилистая. Он бежит по ней, уворачиваясь от колючих сосновых веток. Небо затянуто грязно-серыми тучами, сквозь которые не способен пробиться свет звезд и луны. Гризвел чуть замедлил бег… Двигаться стало труднее… Он поднимался на холм… Склон становился все круче, приходилось карабкаться, цепляясь руками за выступы и камни…

Странно. Единственный холм в окрестностях – тот, на котором стоит проклятый дом. Так куда же бежит Гризвел?

Он остановился, охваченный ужасом, и тут же услышал протяжный свист. Теперь в нем звучали издевательские нотки. Боже! Наваждение рассеялось. Не было никакой тропинки в лесу, не было и крутого холма… Гризвел поднимался по лестнице в заброшенном особняке Блассенвилей. Он хотел остановиться и повернуть назад, но ноги двигались вперед, не слушая приказов мозга. Он шел под гипнозом зувемби. Свист звучал все громче, перерастая в торжествующий рев. Гризвел вцепился в перила лестницы, отчаянно пытаясь остановиться. Тело не повиновалось ему. Размеренной походкой Гризвел приближался к последней ступеньке. Он хотел позвать на помощь, крикнуть: «Бюкнер, скорее сюда!» Но не смог даже прошептать эти слова. Впереди проклюнулся бледный луч, потом еще один, и еще… Луна вышла из-за туч, коридор третьего этажа наполнился мягким светом. Гризвел разглядел неясный силуэт, похожий на человеческую фигуру. Навстречу ему плыла зувемби, покачивая бедрами, как любая женщина. Но разве у женщин бывают такие ужасные лица? Это было даже не лицо, а желтая маска ярости и безумия. Она взмахнула правой рукой, и в лунном свете блеснул топор. Гризвел упал на колени, в ожидании удара…

Вдруг, позади него, громыхнул «смит-вессон», а всего через долю секунды его поддержал тяжелый армейский «кольт». Несколько выстрелов слились в оглушительную канонаду, а меткие пули опрокинули чудовище навзничь. С пронзительным визгом зувемби уползла в большой зал, где в давние времена устраивали балы и маскарады.

– Вы не ранены, Гризвел? – заботливо спросил шериф.

– Со мной все в порядке, – прохрипел Гризвел. – Вы появились вовремя, сэр. А эта… Как думаете, она убита?

– Да, хоть эти зувемби и живут долго, а все же они не бессмертны, – Бюкнер вынул из кармана фонарик и осмотрел пол, залитый маслянисто-черной кровью. – К счастью, я не промахнулся. Хотя, признаюсь, руки дрожали…

– Но как вы оказались здесь, сэр? Я думал, вы спали.

– Так и было. Меня разбудил свист зувемби. А потом вы перешагнули через меня и побреди к лестнице, еле передвигая ноги.

– А мне казалось, что я бежал, – пробормотал Гризвел.

– Это был гипноз или что-то подобное, – уверенно сказал шериф. – Я видел ваши глаза, они напоминали стеклянные пуговицы, которые пришивают к плюшевым медведям. Вы явно не осознавали, что делаете… Я пошел следом за вами, по лестнице, и когда увидел зувемби – не задумываясь, начал стрелять… Взгляните-ка сюда! – он посветил в комнату. На этот раз луч фонарика не угасал, как тлеющий уголек, и Гризвел сумел разглядеть приоткрытую дверь. – Потайная комната! – О ней говорила мисс Элизабет. Идемте, только осторожнее! Судя по кровавой дорожке, исчадье ада скрылось именно здесь.

Бюкнер протиснулся в узкий туннель, удачно скрытый от посторонних глаз в толстой стене дома. – Похоже, здесь ступеньки и они ведут на чердак… Вот зачем зувемби заметала следы. Чтобы мы не нашли ее убежище… Так, здесь лаз… Поднимайтесь, вот и комната.

Гризвел пролез в небольшой люк и тут же вскрикнул от ужаса.

– Что это колышется? Там, в углу?

Шериф посветил фонариком.

– А вот и пропавшие сестры Блассенвиль, – сказал он, рассматривая три высохших тела, похожих на мумии, в платьях, давно вышедших из моды.

– Вчера ночью они приснились мне, – признался Гризвел. – Или это было пророческое видение.

– Мы вряд ли узнаем, сами они повесились, или их удавила зувемби, – Бюкнер осветил жуткую тварь, скорчившуюся под ногами у покойниц.

– Трудно поверить, что эта мерзость когда-то была женщиной, – содрогнулся Гризвел. – Этот жуткий оскал, руки-клешни, когти на босых ногах… А самое отвратительное – эти обноски, в которые она одета… Хотя, посветите сюда, сэр. Смотрите! Ворот расшит жемчугом! Судя по сохранившимся лоскуткам, это было бальное платье! Но почему беглая служанка так роскошно одета?

Бюкнер склонился над убитой зувемби и закрыл ее выпученные глаза.

– Только представьте, она почти тридцать лет прожила в этой комнате… Да, Гризвел, мы докажем вашу невиновность. Сумасшедшая с топором! Присяжные обожают такие истории. Но вы только подумайте, какая жестокая и подлая месть! Вы только подумайте… Связаться с вуду…

– Получается, это мулатка? Жанна?

Шериф покачал головой.

– Помните, что написала в дневнике мисс Элизабет? Она обо всем догадалась, но не могла никому сказать. И свои записи хотела сжечь, конечно же, из-за проклятой гордыни Блассенвилей. Мулатка отомстила, но совсем не так, как мы думали. Жанна не стала пить изумрудное зелье, приготовленное для нее старым Жакобом. Она тайком подмешала эту дрянь в питье своей обидчице. А после этого сбежала, прекрасно понимая, какой ужас вскоре поселится в поместье.

– Погодите, так это не служанка? – Гризвел никак не мог сложить очевидные факты. – Но кто же тогда?

– Я понял, что это не мулатка, как только увидел ее в коридоре. В кошмарной желтой морде зувемби угадываются фамильные черты, а эти роскошные волосы не оставляют ни малейшего повода для сомнений, – шериф вздохнул и продолжил. – Сегодня я застрелил чудовище, когда-то бывшее Сесилией Блассенвиль.