Текст книги "Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)"

Артур Конан Дойл
Ужас шахты Синего Джона

Среди бумаг доктора Джеймса Хардкастла, который умер от туберкулеза 4 февраля 1908 года в Южном Кенсингтоне, я обнаружил этот дневник. Он находился в плотном конверте, вместе с запиской:

«Дорогой Саттон!

Недоверчивость, с которой вы встретили мой рассказ о событиях в Северо-Западном Дербишире, не погасила моей решимости продолжить собственное расследование. Теперь я могу переслать вам новый отчет!»

Полиции не удалось найти адресата письма. На объявления в газете мистер Саттон – кто бы он ни был, – также не откликнулся. Поэтому я с чистой совестью публикую отчет доктора Хардкастла. Судя по всему, некоторые страницы были нарочно уничтожены, но общую картину событий, произошедших весной прошлого года в окрестностях фермы Аттертонов, можно сложить с удивительной точностью.

17 апреля.

Пожалуй, я напишу трактат о пользе горного воздуха! Здесь, на высоте полутора тысяч футов над уровнем моря, мне легче дышится. Правда, кашель по утрам еще беспокоит, но в остальное время я наслаждаюсь бодрящим климатом. На ферме меня угощают свежайшим молоком и отборной бараниной, так что уеду я отсюда довольно упитанным.

Хозяйки фермы – сестры Аттертон – две милейшие старые девы. Они трудятся, не покладая рук, с утра до вечера, но при этом находят время, чтобы заботиться о такой прогнившей развалине, как я. Нельзя недооценивать старых дев! В Лондоне мне казалось, что все они лишь тоскуют, сидя у окна, о бесцельно прожитых годах, а всю нерастраченную нежность дарят любимым кошкам. Но обе мисс Аттертон полны энергии и успевают сделать столько полезных дел для фермы и местной общины, что вызывает у меня беспрестанное удивление.

Прогулки по здешним местам доставляют мне массу удовольствия. На тихих пастбищах и окрестных фермах я почти не встречаю жителей. Я ухожу подальше, к скалам из белоснежного известняка – такого мягкого, что можно с легкостью отломить руками изрядный кусок. Здесь легко заблудиться, на каждом шагу возникают ущелья и расселины, за которыми зияют таинственные пещеры, глубокие и гулкие, спускающиеся во чрево земли. В эти пещеры я прихожу с небольшим фонарем. Зажжешь его – и сталактиты под потолком сверкают, как драгоценные камни из «Тысячи и одной ночи». Задуешь – и мрак сгущается настолько, что трудно дышать.

Среди всех природных пещер выделяется одна рукотворная. До приезда в эти места я никогда не слышал о Синем Джоне. Так здешние жители называют минерал, который добывают только в этих местах, и больше нигде в мире ничего подобного не найти. Учитывая прекрасный глубокий оттенок минерала, а главное – его редкость, ценится Синий Джон практически на вес золота. Еще древние римляне оценили его по достоинству и прорубили шахту, чтобы добывать красивый камень. Вроде бы из него делали чаши и вазы для императора Нерона, но кто теперь разберет. Не так давно последние запасы минерала выскребли из этих скал и теперь шахта заброшена. Она начинается в ущелье, которое так и называют «Ущельем Синего Джона», она прорублена через вереницу больших пещер, часть из которых сегодня затоплена водой. Ходить там опасно, можно заблудиться. К тому же для моего здоровья столь сырые подземелья не слишком полезны. Но все же я решил однажды наведаться туда, взяв побольше свечей для фонаря.

Когда я стоял у входа в шахту, ко мне подошел мой новый знакомый, юный Эрмитэдж. Отличный парень, умный, воспитанный, но суеверный, как и большинство англичан.

– Значит, вы, доктор, не боитесь? – спросил он.

– Чего же мне бояться? – удивился я.

– Ужаса, который живет в шахте, – махнул рукой Эрмитэдж.

Я усмехнулся. Мне рассказывали, что время от времени на пастбищах пропадают овцы. По этой причине местные фермеры решили, что где-то в пещерах поселилось ужасное существо, свирепое и вечно голодное. Овцы исчезали в самые темные ночи, когда Луна еще только нарождалась, поэтому чудовище никто не видел. В доказательство своей теории, пастухи предъявляли клочки окровавленной овечьей шерсти, но мой рациональный разум не счел это достойной уликой.

– Я не верю в эту легенду, – честно признался я. – Кто угодно мог растерзать овцу – волк, одичавшая собака, какой-нибудь бродяга…

– Да? А как же рёв? – возразил юноша. – Я сам слышал, как ревет зверюга там, в глубине шахты. Громко ревет!

– Это еще проще объяснить, – снова усмехнулся я. – Подземный водопад. В затопленных пещерах любой незначительный звук отражается от стен и водной поверхности, усиливается эхом. Вот вам и страшный рёв.

Эрмитэдж вспыхнул и ушел, не попрощавшись. Я постоял у входа в шахту еще несколько минут, раздумывая о том, насколько же скучно живется местным недотепам, если они выдумывают такие истории. И в тот момент, когда я уже собрался уходить, по ущелью пронесся громкий рёв. Он вырвался из заброшенной шахты и я невольно вздрогнул. Звук, который я слышал, не был похож на рокот водопада, нет. В нем одновременно слышались и вой волка, и ржание коня, и пронзительный крик орла. Он нарастал и вибрировал, оглушая меня. Пожалуй, моя попытка назвать Эрмитэджу причину шума, провалилась. Но ничего, как только мое здоровье поправится, я непременно спущусь в эту шахту и исследую все пещеры до самого конца. Конечно, ни в какое чудовище я не верю. Хотя сейчас, когда я записываю свои впечатления на бумагу, непонятный рёв все еще звучит в моих ушах.

20 апреля.

Три дня я ходил в ущелье Синего Джона. Спускался в шахту, но прошел совсем немного – слишком слаб свет моего фонаря. С утра до вечера я неотлучно дежурил у пещеры, но звук не повторился. Конечно, я по-прежнему не верю, что это рычит таинственный зверь. Возможно, этот звук мне почудился, поскольку мое сознание, возбужденно спором с Эрмитэджем жаждало услышать нечто эдакое. Такие слуховые галлюцинации вполне возможны. Однако, стоит признать, что кусты вокруг входя в шахту выглядят подозрительно. Такое впечатление, что из разворошила когтистая лапа огромных размеров.

Естественно, я ничего не сказал своим хозяйкам – зачем волновать добрых старушек?! Но с большим интересом проводил это расследование. Сегодня утром в тех самых кустах у пещеры, я нашел клочки окровавленной овечьей шерсти. Можно подобрать разумный аргумент: барашек наступил на острый камень и поранился, вот кровь и натекла. Все просто. Но почему-то вид запекшейся крови поверг меня в нервное состояние. Я подошел к римской арке, построенной у входа в шахту, заглянул во тьму, и вдруг мне показалось, что во мраке кто-то задышал, и смрад его дыхания заставил меня шарахнулся в испуге. Потом я пришел в себя и усмехнулся. Вот как расшатывает нервы моя болезнь! Когда я был здоров, подобных трусливых порывов не возникало. Разозлившись на эту мгновенную слабость, я пообещал себе взять побольше свечей и вернуться к пещерам завтра.

22 апреля.

Вчерашний день подарил мне незабываемый опыт. С охапкой свечей я пришел в ущелье. Заглянул в шахту и снова почувствовал нервную дрожь. Наверное, стоит взять с собой надежного спутника, вдвоем спускаться в пещеры безопаснее. Но тут же я укорил себя за эту слабость, зажег свечи и шагнул сквозь римскую арку.

По каменным ступеням я спустился вниз, примерно на пятьдесят футов. Здесь начинался коридор, прорубленный в скале. Я видел сколы и царапины, оставленные каменотесами две тысячи лет назад. Я спотыкался об острые камни, разбросанные тут и там. Свечи разгоняли тьму, но за пределами круга света плясали и корчились жуткие тени. Запретив своему воображению подсказывать мне эти ужасные мысли, я шел вперед. Вскоре показалась первая из затопленных пещер, вся в пятнах известкового налета. Из нее расходились несколько проходов – часть была проделана шахтерами, но были и те, что пробили подземные течения, а в одном месте, насколько мне было видно, зиял обвалившийся пролом. Какой путь выбрать? И стоит ли мне двигаться дальше в этот затопленный лабиринт? Я размышлял об этом, сталкивая мелкие камешки в подземное озеро, и вдруг обратил внимание на некую странность у своих ног.

На грязном полу виднелась огромная вмятина. Не отчетливый отпечаток сапога, не след от звериной лапы или копыта, именно вмятина. Такой след не могло оставить ни одно живое существо, даже слон – хотя откуда в этой пещере взяться слону, – но и его ноги, пожалуй, меньше. Как будто большой камень упал сверху, а потом скатился в озеро и утонул. Я осмотрел стены и потолок, но не увидел, откуда мог бы свалиться валун. А вмятина казалась свежей.

Сердце забилось в бешеном ритме, но я успокоил себя и убедил, что страхи беспочвенны. Я направился дальше, обходя затопленную пещеру по краю, игнорируя боковые проходы. Вскоре мне встретился широкий ручей, пересекающий путь. Перепрыгнуть его я не рискнул, поскольку не был уверен в своей ловкости, а ходить по пещерам в промокшей обуви – удовольствие небольшое. Я увидел осколок скалы, упавший в середину ручья. Плоский, удобный. Наступил на него, чтобы перейти на другую сторону. Тут-то и случилась катастрофа. Камень под ногой зашатался, вывернулся, и я рухнул в ручей, проклиная шаткую опору, на чем свет стоит. Свечи погасли. Я оказался в кромешной тьме.

Сначала я не испугался. Меня гораздо больше беспокоило купание в ледяной воде. Поднявшись на ноги, я нащупал свечи и спички. Но зажечь их не удалось, поскольку коробок промок. Нашарил стену пещеры и пошел, держась за нее, чтобы вернуться к римской арке. Но пройдя пару десятков шагов, я понял, что заблудился и закричал от ужаса.

Но тут же, усилием воли, заставил себя успокоиться. Мое положение неприятно, но не безнадежно. Да, я никому не сообщал о том, что отправился в шахту. Никто не будет снаряжать спасательный отряд, чтобы отыскать меня здесь. Да, выбраться отсюда в темноте не получится, но ведь спички рано или поздно просохнут. Когда я упал в ручей, то погрузился в воду не целиком, левое плечо осталось сухим. Если сунуть коробок подмышку и подождать несколько часов, то я смогу добыть столь важный свет. Я так и сделал. Потом достал из кармана пару галет, которые взял с фермы, подкрепился и почувствовал себя гораздо лучше. Прислонился спиной к стене пещеры и стал ждать. Вскоре журчание ручья меня убаюкало и, как это ни удивительно в моем положении, я задремал.

Прошел час, а может и больше. Я проснулся от неожиданного звука. Он отличался от привычного уже плеска ручейка, но распознать что это я не сумел. Может, мне просто почудилось? Нет. Звук повторился снова. Пронзил темноту подземных чертогов и завибрировал в моем левом ухе. И снова, и снова, он повторялся через равные промежутки времен … Это шаги! Наверное, спасательный отряд, который разыскивает меня в пещерах! Я хотел крикнуть, но тут кошмарная мысль ледяной иглой пронзила мою беспечную голову. Эти шаги не похожи на человеческие. Тяжелая поступь на мягких лапах. Так подкрадываются хищные звери к своим жертвам. И что бы там не двигалось, во глубине затопленных пещер, оно ни разу не сбилось с шага. Стало быть, существо прекрасно видит в темноте.

Мои ноги свела судорога, дыхание застряло глубоко в горле, а волосы на голове зашевелились от страха. Звуки стремительно приближались. Чудовище направлялось ко мне, в этом нет сомнений. Я вжался в стену, молясь, чтоб меня не заметили. Существо остановилось у ручья, – господи, это всего лишь в двух десятках шагов от меня! – через секунду оно стало шумно лакать воду, отфыркиваясь и принюхиваясь. Все, мне конец! Сейчас оно почует мой запах. Это неизбежно. Даже мои ноздри уже различали жуткий запах гнили и вонь, исходящую из раззявленной пасти… или мне опять мерещится? Нет, нет. Это не сон и не бред, это реальность. Скала за моей спиной задрожала от тяжелой поступи. Чудовище, скрытое во мраке, прошло мимо в нескольких ярдах от меня. А я от нервного напряжения лишился чувств.

Сколько я пролежал без движения? Кто знает. Очнувшись, я вспомнил все разговоры фермеров, предупреждение Эрмитэджа, жуткий рев из глубины пещеры и зловещие шаги во мраке. Я уже не сомневался, что здесь, под землей, обитает немыслимая тварь. Мое воображение тщетно силилось нарисовать анатомическую модель. Что мне известно о звере? Питается мясом, пьет воду, передвигается на мягких лапах, что удивительно, ведь судя по следу в грязи, тело у чудовища гигантское. Разум сопротивлялся, восклицая, что ничего подобного в природе существовать не может, и требовал более надежных доказательств, чем шаги в темноте. Все эти звуки и мои страхи с ними связанные, могли быть отголосками кошмарного сна, который привиделся мне.

Я нашарил коробок спичек, успевший высохнуть за прошедшее время. Чиркнул одной из них и в колеблющемся свете осмотрел пещеру. Никого не было. Я зажег вторую спичку и поспешил к проходу, который, как мне помнилось, ведет к римской арке. Через дюжину шагов я бросил взгляд под ноги и содрогнулся. Спичка погасла, но я не спешил зажигать новую. Мне показалось… Нет, я отчетливо видел… Но это было так жутко, что я никак не отваживался проверить, так и дрожал, окутанный мраком и тревожными предчувствиями. Потом разум снова победил. Он успокоил мои волнения и подсказал спасительную мысль: лучше посмотреть, и убедиться, что это была всего лишь галлюцинация, чем и дальше выдумывать не пойми что. Я зажег спичку и в неверном свете увидел то, что больше всего боялся обнаружить. Новые следы. В вязкой грязи рядом со старым отпечатком непонятной лапы появились два свежих. Таких же глубоких, подчеркивающих огромный вес существа, и с такими же невнятными очертаниями. Я смотрел, не мигая, пока догоревшая спичка не обожгла мои пальцы. Потом бросился бежать, в темноте, не разбирая дороги, охваченный первобытным ужасом…

На мое счастье, я не заблудился в гибельной темноте пещер, не расшибся и не сломал ногу. Я выскочил из шахты, продрался сквозь заросли кустов и рухнул на землю, тяжело дыша. Звезды в бархатисто черном небе расплывались перед моими глазами. Луны не было, однако темнота весенней ночи не пугала меня так, как затхлый мрак пещер, в которых таится нечто ужасное. До фермы я добрался уже под утро и проспал до обеда в полном изнеможении. Я не признался сестрам Аттертон в том, что видел, точнее, слышал в шахте Синего Джона. Да и чем бы могли помочь в моем расследовании эти милые старушки? Нет, мне нужно поделиться своими наблюдениями с каким-нибудь ученым, который отнесется серьезно ко всему услышанному и не поднимет меня на смех. Вместе мы разгадаем тайну подземного чудовища. Но действовать следует осторожно, все же я обладаю определенной репутацией в научных кругах и мне совсем не хочется ее запятнать.

25 апреля.

После фантастического приключения в пещере я захворал, и два дня провел в постели. Но потом отправился на поиски ученого, который сумел бы помочь мне разгадать тайну шахты Синего Джона. Мне порекомендовали обратиться к доктору Джонсону, который практикует в соседнем городке. Я поехал к нему, в надежде обсудить свое расследование, однако доктор, выслушав меня, отказался от любых комментариев. Вместо этого, принялся осматривать меня, постучал молоточком по коленям, проверил зрачковые рефлексы. А потом сообщил, что не может уделить мне более ни одном минуты, но, – тут он вежливо улыбнулся, – рекомендует обратиться к своему коллеге, профессору Пиксону. Тот как раз обладает достаточной компетенцией, чтобы помочь мне в расследовании.

С воодушевлением я поблагодарил доктора Джонсона, и отправился по указанному адресу. Дом профессора Пиксона находился возле небольшой железнодорожной станции в десяти милях к северу. Я приехал туда к вечеру и сразу направился к величественному особняку. Медная табличка на двери сообщала, что здесь принимает профессор Пиксон. Должно быть, он влиятельный человек, подумал я, разглядывая эту медную табличку. Она была начищена и вся сияла, что весьма отличало ее от позеленевшей от времени таблички на дверях моей лондонской квартиры. Стряхнув небольшое оцепенение, я уже взялся за дверной молоток, чтобы постучать, но какая-то непонятная тревога заставила меня вернуться на станцию. Там я спросил у лавочника, что он может рассказать о профессоре Пиксоне.

– Отличный малый и большой дока в своем деле, – отрекомендовал лавочник. – Лечит сумасшедших, в его больницу свозят безумцев со всего Дербишира.

– Так этот дом – приют для умалишенных? – воскликнул я.

– А вы как думали? Он самый.

Я немедленно сел на поезд, направляющийся в обратный путь. Дорогой много думал о том, почему доктор Джонсон так поступил со мной. Пришел к выводу, что и сам, возможно, поступил бы подобным образом с незнакомцем, который заговорил бы о встрече с чудовищем во мраке. Ведь до недавнего времени я был таким же педантом, слепым ко всему неизведанному, и подобно кроту, привыкшему ко мраку подземелий, готов был отрицать даже наличие солнца, лишь потому, что сам никогда прежде его не видел.

27 апреля.

Итак, мои собратья по науке не поверят в чудовище из шахты Синего Джона до тех пор, пока я не добуду неопровержимые доказательства. Стало быть, придется их добыть. Нужно лишь подготовиться к экспедиции в пещеру, чтобы ни одна из возможных неприятностей не застала меня врасплох. Я купил карбидную лампу, самую большую, которая попалась мне на глаза. Приобрел я и охотничье ружье с патронами, которые свалят с ног даже носорога – во всяком случае, продавец божился, что это так. Я собрал немного провизии в рюкзак, взял крепкую веревку и складной нож. Пожалуй, я был готов встретить чудовище лицом к лицу. Но кто таится во тьме пещеры? За эти дни я придумал и отбросил сотни различных теорий. Этот рёв, эти следы… Невозможно угадать, пока сам не увидишь. Однако, наблюдая за тем суеверным страхом, с которым фермеры и пастухи говорили о таинственном существе из пещер, я понял, как появились легенды о драконах и иных магических тварях. Что ж, возможно, именно мне придется разоблачить эти чудовищные предания. Нужно только добраться до шахты.

3 мая.

Английская весна – капризна и непредсказуема. Только что повеяло теплом, и вдруг снова пошли дожди. Я снова слег на несколько дней. За это время произошел ряд таинственных и зловещих событий, которые никто не смог объяснить. Сначала в безлунную ночь пропали сразу четыре овцы. Две у сестер Аттертон, одна у старухи из “Кошачьей лощины” и еще одна у вдовы Молтон. В деревне возник было слух о цыганах, крадущих скот, но полицейские быстро пресекли эти разговоры: никаких бродяг в округе замечено не было.

На следующую ночь пропал Эрмитэйдж. Он ушел в вересковые пустоши поздним вечером и больше его не видели ни прислуга, ни соседи. Это исчезновение пытались объяснить внезапным бегством юноши от кредиторов. Другая популярная версия состояла в том, что Эрмитэйдж уехал на север Англии, свататься к дочери богатого угольного промышленника, да там и остался до свадьбы. Но я предполагал нечто более ужасное. Эрмитэйдж мог последовать моему примеру и спуститься в шахту, чтобы положить конец своим страхам и доказать, что чудовище существует. Там, в затопленных пещерах он, скорее всего, нашел свою погибель. Но, возможно, он только ранен или заблудился, его еще можно спасти. Я поспешил к полицейскому и сбивчиво пересказал все свои опасения. Тот выслушал меня, записал показания в толстую тетрадь и пообещал снарядить поисковый отряд в самое ближайшее время. Однако, когда я вышел на крыльцо, то услышал громкий хохот, доносившийся из открытого окна. Полицейский и его коллеги потешались над моими страхами. Тогда я убедился, что никто не поможет, и придется все делать самому.

10 июня.

Шесть недель я не добавлял ничего в свой дневник. Ни одной записи. Все это время я лечился от жуткого потрясения, которое испытал в шахте Синего Джона. Возможно, я сошел с ума, решившись в одиночку на эту авантюру, но я оставил на столике у кровати конверт, с указаниями на случай моего исчезновения, и в ночь на 4 мая я пробрался ко входу в римскую шахту. Выбрал удобное место для засады и залег там с ружьем.

Ночь выдалась пасмурная и безлунная, как раз в такие ночи чудовище выходит на охоту. Здесь, возле скал, стояла удивительная тишина. Я смотрел на далекие огоньки фермерских домиков. До моего слуха доносился далекий бой часов на церковной башне. Страх сжимал мое сердце все сильнее, по мере того, как окна домов гасли одно за другим, но усилием воли я прогонял мрачные мысли. “Представь, что это обычная охота, – убеждал я себя. – Просто замри и жди добычи”. Но дикий ужас, таящийся где-то в подбрюшье, нашептывал: “Смотри, как бы тебе самому не стать добычей!” Все инстинкты вздымались на дыбы и заставляли меня убежать. Только гордость не позволила мне отступить. Глупая гордость, которая содеяла столько бед и более достойным людям, чем я.

Я остался на своем посту. И вскоре после трех часов ночи, когда наступило самое темное и зловещее время, я услышал шаги. Я сразу узнал ту странную походку – тяжелое тело двигалось на мягких лапах, чуть-чуть подволакивая одну из них. Под гигантскими ступнями крошились осколки скальной породы, шаги приближались, вот они уже совсем рядом и что-то огромное стало продираться сквозь заросли кустарника. Палец на спусковом крючке онемел. Я не мог пошевелиться и с ужасом наблюдал, как чудовище выползало из римской шахты. Разглядеть его я не смог, поскольку зажмурился от ужаса, проклиная свою гордость, которая не дала мне прежде спастись бегством. Сейчас бежать было поздно, громадная тварь в момент настигнет и разорвет меня. “Нет уж, пусть лучше полакомится овцами”, – подумал я, наблюдая, как чудовища бесшумно растворилось во мраке ночи. Пристрелю зверя, когда он будет возвращаться.

Я вслушивался в ночную тишину, но слышал лишь легкий шепот трав, колышимых ветерком. Фермы спали, из долины не доносилось ни единого звука, который мог бы подсказать, где сейчас кошмарное существо. Пару раз мне казалось, что громадная тварь подкрадывается сзади, неслышно ступая на мягких лапах, и я резко оборачивался, вскидывая винтовку. Но все это было лишь игрой взбудораженного воображения. Я убеждал себя отринуть страх, чтобы нервный паралич не охватил меня снова, когда ужасный монстр будет возвращаться. Убеждал, хотя и понимал, что все аргументы тщетны. Ужас, охвативший меня в ту ночь, погасил любые рациональные доводы, как проливной дождь гасит факел в руке одинокого путника.

Чудовище возвращалось обратно, к пещере, передвигаясь быстрыми прыжками. На этот раз палец на спусковом крючке не дрогнул. Грохот двойного выстрела разбудил всю округу. Ружье было заранее нацелено на вход в римскую шахту, поэтому я был уверен, что попал в гигантскую косматую спину. Зверь ответил возмущенным рёвом и поспешил скрыться под землей. Вспышка выстрела осветила на миг свалявшуюся шерсть грязно-серого цвета, короткие толстые лапы и вздыбленный хвост. Потом темнота скрыла от меня это отвратительное зрелище и я лишь услышал торопливые шаги по каменным ступеням, ведущим в шахту, и грохот камней, осыпающихся со скал.

Не успев даже задуматься о том, что я делаю, я бросился вслед за чудовищем. Карбидная лампа освещала путь ярким белым огнем, сильно выигрывающим в сравнении с теми желтыми пятнами от свечей или красноватыми вспышками спичек, что освещали этот подземный тоннель во время моего прошлого путешествия. На бегу я различал очертания огромного зверя, устремившегося вглубь пещеры. Его шерсть топорщилась во все стороны и на первый взгляд, он напоминал давно не стриженную овцу. Только размеры потрясали – он доставал макушкой до высокого свода пещеры, а бока терлись о стены довольно широкого тоннеля. Как я набрался храбрости преследовать это чудовище? Не знаю, ей Богу, не знаю. Наверное, во мне проснулся древний инстинкт охотника: беги за тем, кто бежит от тебя.

Существо бежало быстро и вскоре скрылось в затопленной пещере. Я последовал за ним, и убедился, что оно было еще и хитрым. Я вообразил, что добыча убегает в панике, поджав хвост, а на самом деле, как я теперь понимаю, ужасный зверь заманивал меня в пещеру, поскольку из-за своих размеров он не сумел бы развернуться в коридоре шахты, чтобы напасть на своего преследователя. В центральной пещере он развернулся и мы встретились лицом к лицу.

Жуткая картина, открывшаяся при свете фонаря, навсегда отпечаталась в моей памяти. Зверь поднялся на задние лапы и навис надо мной грозно рыча. Я бы сравнил его с медведем, но этот исполин был раз в десять крупнее любого медведя, что мне доводилось видеть. Из красной пасти торчали острые клыки, способные перекусить человека пополам, по грязно-серой морде стекала зловонная слюна. Он поднял лапу с длинными когтями цвета слоновой кости, замахнулся, чтобы прихлопнуть меня одним ударом, но я не заметил этого. Я, как завороженный, смотрел на его глаза – эти глаза выступали далеко из орбит и были похожи на две большие, только что очищенные луковицы. Матово-белые, с мутными прожилками. От немигающего взгляда этих глаз мне стало жутко, хотя казалось, я достиг такой степени испуга, что уже ничто не способно усилить это ощущение. Медленно, как в бреду, я поднял ружье и прицелился в эти ужасные глаза. Но в тот же миг сообразил, что забыл перезарядить двустволку.

– Черт возьми! – прошептал я.

И тут же удар могучей лапы отбросил меня к дальней стене пещеры. Карбидная лампа отлетела в воду подземного озера и погасла. Я снова остался в кромешной тьме. И больше я ничего не помню.

На следующее утро сестры Аттертон нашли записку у изголовья моей кровати. Они тут же побежали по соседям, собирая спасательный отряд. Семеро самых крепких фермеров отважились спуститься в пещеру, они нашли меня лежащим без чувств, окоченевшего и поначалу сочли меня мертвым. Но когда меня вынесли на свет божий, я очнулся. Правда, как говорят очевидцы, не узнавал никого. У меня диагностировали сотрясение мозга, переохлаждение и горячку. В довершение к этому, были сломаны ребра и левая рука. Долгое время я метался в бреду, пугая сиделку криками о страшных глазах-луковицах, но потом болезнь отступила. Мне рассказали, что полиция осмотрела шахту Синего Джона и не нашла там ни следа пребывания огромного зверя. Местная газета “Кастлтонский курьер” опубликовала заметку с комментариями доктора Джонсона и профессора Пиксона о том, что мой туберкулез мог привести к церебральным поражениям, отчего возникли галлюцинации. По солидарному мнению этих уважаемых представителей научного сословия, я бродил по пещерам, одержимый некой идеей-фикс, и сорвавшись со скалы получил все эти неприятные, но неопасные для жизни травмы. Редакцию “Курьера” эти объяснения полностью удовлетворили, они не стали посылать ко мне репортера.

А зря. Я бы поделился с ним размышлениями о глазах чудовищного зверя. Но ничто не помешает мне записать это объяснение в дневнике. По моей теории, в этих местах существует подземное озеро невероятных размеров, его постоянно пополняют реки и ручейки, текущие в известняковых пещерах. Озеро порождает испарения воды, от этого под землей возникают такие явления, как дождь или туман, и, несмотря на отсутствие солнечного света, на берегах озера обитают и размножаются некие порождения древней флоры и фауны – животные и растения, оставшиеся там с незапамятных времен, возможно, с ледникового периода. Долгие века наши миры не соприкасались, но потом римляне прорубили шахту для добычи редкого минерала. Потом остатки Синего Джона выскребли шахтеры нашего века, а эти уже не брезговали взрывать породу и создавать подземные обрушения. Возможно, в одну из трещин, возникших между нашими мирами, пробралось это чудовищное порождение подземного мира. Его глаза, приспособленные к чернильному мраку, болезненно реагировали на яркий свет. Поэтому монстр выходил из пещеры лишь в безлунные ночи. Таким образом, я разгадал тайну появления жуткого существа в заброшенной шахте.

Единственное, что осталось непонятным: почему зверь не растерзал меня во время нашей последней встречи? Впрочем, я несказанно рад этому факту и не собираюсь доискиваться причин. Все хорошо, что хорошо кончается.

Образованные люди, доктор Джонсон и ему подобные, посмеются над этим рассказом. Но фермеры и другие жители деревни ни на йоту не усомнились в моей искренности. Они завалили вход в шахту огромными валунами в тот же день, как вытащили меня на поверхность.

Шесть недель спустя я уже могу вставать с постели, правда, на далекие прогулки у меня недостает сил. Но и с холма возле фермы Аттертонов я могу разглядеть темноу ущелье, ведущее к римской арке. Но это место уже не будет пугать здешних жителей. Никогда больше из этого зловещего тоннеля не вырвется в мир людей чудовищное порождение тьмы. Ужас шахты Синего Джона изгнан навеки!