Текст книги "Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)"

На следующий день я аккуратно завернул амулет из зеленого нефрита в лоскут черного бархата и отплыл в Голландию. Втайне я надеялся получить прощение, если верну магическую вещицу ее безмолвному, спящему хозяину. Что за гигантский пес преследовал меня все эти месяцы, так и осталось загадкой – в «Некрономиконе» о крылатой собаке не было ни слова, лишь скудные намеки, – но я не сомневался: чудовище существует. Впервые мы услышали лай на том древнем кладбище, и каждое последующее событие, включая предсмертный шепот Сент-Джона, подчеркивало связь проклятия с кражей талисмана. Возможно, страшная тварь оставит меня в покое, если я положу нефритовую статуэтку на место. Вот почему я был на грани отчаяния, когда у входа в гостиницу в Роттердаме простой карманник лишил меня этого единственного средства спасения. Утром я прочитал о кошмарном происшествии в трущобах на окраине города. Здешние обитатели и сами не прочь пролить кровь или замордовать человека до смерти, но даже они были в ужасе, когда пересказывали новости газетчикам. В убогом воровском логове целая семья была разорвана в клочья неизвестным зверем, не оставившим следов, но всю ночь в округе слышали глухой лай гигантской собаки.

Ночью я пришел к могиле древнего гуля. Не знаю, зачем. Я уже не надеялся на спасение от лютой смерти, просто хотел убедиться в том, что мои подозрения верны. На кладбище стояла мертвая тишина. Бледная зимняя луна отбрасывала отвратительные тени, а голые ветви деревьев угрюмо царапали потрескавшиеся мраморные плиты. Увитая плющом церковь снова указала куполом-пальцем на недружелюбное небо, а ветер, словно кровожадный маньяк, завывал над штормовым морем. Я копал промерзшую землю с остервенением, словно боялся опоздать и упустить нечто жизненно-важное. Я отгонял стаи летучих мышей, а когда тощий стервятник бросился на меня с холодного неба, я убил его ударом лопаты. Наконец, я добрался до гроба и отбросил влажную крышку. Это был последний рациональный поступок, который я совершил.

В истлевшем продолговатом ящике, в объятиях дюжины спящих нетопырей, лежало костлявое существо, которое мы с Сент-Джоном ограбили не так давно. Череп, уже не чистый и белоснежный, но покрытый запекшейся кровью и клочьями плоти и волос, злобно смотрел на меня фосфоресцирующими глазницами. Острые окровавленные клыки чуть приоткрылись, насмехаясь над моей неизбежной гибелью. Чудовище глухо залаяло, как гигантский пес, и я увидел, что гуль держит в грязной лапе роковой талисман зеленого нефрита. Я закричал и убежал прочь, преследуемый несмолкаемым лаем.

Мое сумасшествие принес звездный ветер…

Эти когти и зубы, заточенные о человеческие кости…

Смерть мчится на крыльях летучих мышей, столь же черных, как и руины забытых храмов Белиала…

Теперь, когда лай мертвого чудовища становится все громче и громче, а хлопанье этих проклятых крыльев все ближе и ближе, я поднесу револьвер к своему виску, чтобы обрести благословенное забвение, которое станет моим единственным убежищем от безымянного ужаса.

Говард Филлипс Лавкрафт
Крысы в стенах

16 июля 1923 года я переехал в Эшемский приорат после того, как бригада рабочих закончила многолетнюю реставрацию. Поднимать древний замок из руин – задача грандиозная, и влетела в копеечку. Но я так мечтал поселиться в родовом замке, что не сожалел о расходах. Это место считалось проклятым с начала 17 века. Во времена правления Якова Первого ужасная, хотя и необъяснимая трагедия унесла жизни хозяина замка, его жены, пятерых детей и нескольких слуг. Единственный уцелевший наследник этой проклятой семьи – мой предок, – сбежал в Америку, окутанный туманом подозрений. Его тут же провозгласили убийцей, поместье отошло в собственность короля, но обвиняемый не предпринял никаких попыток оправдаться или вернуть свое имущество. Потрясенный чудовищным ужасом, превосходящим и совесть, и закон, Вальтер де ла Фоэр, одиннадцатый барон Эшем, бежал в Вирджинию и жил там под фамилией Делафэр.

Эшемский приорат оставался незанятым сотни лет, хотя земли присоединили к имению одного из придворных по фамилии Норри. Архитекторы и археологи с интересом изучали развалины замка – эти готические башни, выросшие на саксонских плитах, под которыми обнаружились подвалы, устроенные римлянами, и тайные ходы друидов, которые жили здесь задолго до прихода первых легионов. Фундамент уходил в твердыню известковой скалы, сливаясь с ней у самого обрыва, с края которого замок смотрел на пустынную долину в трех милях к западу от деревни Анчестер. Ученые были в восторге от этой странной реликвии забытых веков, но деревенские жители ненавидели ее всей душой. Они обходили замок стороной сотни лет назад, когда здесь жили мои предки, и сейчас тоже шарахались от вновь отстроенных стен, без единого пятнышка мха или плесени. Меня шокировало такое поведение, но главное – столь долгая память.

В Америке, где я вырос, к прошлому относятся наплевательски. Нет, конечно, некоторые из наших соседей-плантаторов хвастались, что их предки сражались в Крестовых походах, плавали по океанам в эпоху Возрождения. Но только после изрядной попойки, когда провожали гостей и случайно спотыкались о рыцарские доспехи, или ударялись плечом о раму старинного портрета. В трезвом виде никто не заговаривал о прошлом. Здесь привыкли смотреть в будущее.

Поэтому в Вирджинии я никому не рассказывал о необычной традиции нашего рода: глава семьи, достигнув сорокалетия, передавал старшему сыну конверт, с требованием «Вскрыть после моей смерти». В письме содержались мрачные тайны всех поколений семьи де ла Фоэров – каждый мужчина добавлял к многовековой летописи собственные подвиги, а также честно сообщал потомкам о своих провалах и постыдных поступках.

Во время Гражданской войны наши плантации были уничтожены, а имение в Кэрфэксе выгорело дотла. Мой дед погиб в ту ночь, но, к сожалению, вместе с ним погиб и конверт, связывающий нас с прошлыми поколениями. Я и сегодня отчетливо помню тот пожар, хотя в ту страшную ночь мне еще не исполнилось и семи лет. Кроме зарева в полнеба, я вспоминаю треск рухнувшей крыши, ругань солдат, крики женщин и хоровую молитву темнокожих рабов, напоминавшую вой. Мой отец служил в армии Конфедератов и сражался где-то под Ричмондом. Мы с матерью долго скитались, пока не смогли присоединиться к нему. О конверте тогда никто не вспомнил – достаточно того, что мы остались живы.

Вскоре война закончилась, мы двинулись на север и поселились у двоюродной тетки моей матери. Я рос в богатстве и роскоши, как флегматичный янки. Окончив университет, я погрузился в деловую жизнь Массачусетса и потерял всякий интерес к семейной истории. Жуткие тайны, скрытые в густой листве генеалогического древа де ла Фоэров, обратились в пепел, пусть пеплом и остаются. О, если бы я подозревал, что однажды придется столкнуться со всем этим ужасом, то оставил бы Эшемский приорат его мху, летучим мышам и паутине!

Отец мой скончался в 1904 году, не оставив никаких конвертов ни мне, ни моему единственному сыну Альфреду, десятилетнему мальчику, которого я воспитывал один, после смерти его матери. Именно Альфред стал собирать информацию о прошлом нашей семьи. Мой сын служил в британской авиации и сбивал немцев над Ла-Маншем в 1917 году. Его приятель по Королевскому летному корпусу, капитан Эдуард Норри, вырос неподалеку от нашей фамильной резиденции в Анчестере. В тех местах до сих пор помнили де ла Фоэров, и легенды о наших предках, которые Норри поведал моему сыну, поражали размахом чудовищной фантазии – не каждый романист способен сочинять столь дикие и невероятные сюжеты. Сам Норри не воспринимал байки суеверных крестьян всерьез, а сына моего они откровенно забавляли. Все эти истории Альфред пересказывал мне в письмах с фронта. В одном из них он высказал оригинальную идею: а не купить ли нам британское поместье, в котором жили прапрапрадеды? Я горячо поддержал сына и, немного поторговавшись, выкупил Эшемский приорат в 1918 году. Правда, планы по восстановлению замка пришлось отложить, поскольку Альфред вернулся с фронта в инвалидном кресле – вражеская пуля раздробила позвоночник. В течение двух лет, что он прожил, я не мог думать ни о чем, кроме заботы о сыне, даже свой бизнес в Массачусетсе передал под управление деловым партнерам.

После смерти Альфреда я сбежал из Америки, где все напоминало о печальных месяцах медленного угасания моего сына. Разбитый, потерянный, отставной фабрикант, утративший интерес к жизни – таким я приехал в Старый Свет. И окончательно впал в уныние, когда увидел, в каком упадке находится мое новое владение в Анчестере: бессмысленное нагромождение средневековых руин, покрытых лишайниками и мхом. Единственная более или менее уцелевшая башня стала приютом для черных грачей и грязных бродяг, разорявших грачиные гнезда.

Капитан Норри, пухлый и дружелюбный молодой человек, пытался развлекать меня историческими анекдотами и воспоминаниями о боевых подвигах сына. Но апатия не оставляла меня на протяжении долгих месяцев, пока я собирал сведения о том, как выглядел замок в дни былого величия. Постепенно я нарисовал план поместья, каким оно было триста лет назад, и начал нанимать рабочих для реконструкции. Привозить их пришлось из соседнего графства. Жители деревни Анчестер все, как один, отказались – хотя я предлагал заплатить хорошую цену, золотом. Но местные испытывали угрюмую ненависть к замку моих предков. Их злость и страх постепенно передавались даже рабочим-чужакам, и те, порой, сбегали целыми бригадами. Приходилось ехать за тридевять земель и нанимать новых.

После своего визита в заброшенное поместье, Альфред рассказывал мне в письмах, как крестьяне шарахались и убегали, узнав, что он – потомок де ла Фоэров. Теперь и я убедился, что наш древний род никогда не пользовался популярностью у соседей. Меня невзлюбили с первых дней, когда узнали, что я приехал восстанавливать замок, который здесь воспринимали исключительно как прибежище демонов и оборотней. Эшемский приорат возвели на фундаменте древнего храма, разрушенного в те времена, когда только начинали строить Стоунхендж. Никто не сомневался, что там совершались кровавые жертвоприношения. Позднее на этом месте римляне проводили жестокие оргии в честь темной богини Кибелы, в знак чего высекли имя Великой Матери при входе в подземелье. Мрачные обряды не исчезли с властью Рима, саксы устраивали здесь бесчеловечные ристалища на протяжении всего периода Семицарствия. Около 1000-го года нашей эры здесь построили каменный монастырь, упомянутый в летописях как «прибежище могущественного ордена, который нельзя называть». Во время норманнского завоевания он был разрушен, а двести лет спустя Генрих Третий пожаловал этот скалистый утес и окрестные деревни моему предку, Гилберту де ла Фоэру, первому барону Эшему.

До этого момента о нашей семье не было известно ровным счетом ничего, да и после, не сказать, чтобы сохранились достоверные сведения. В одной хронике упоминается безымянный де ла Фоэр, «проклятый Богом в 1307 году», а все остальное – лишь деревенские легенды об ужасах, творящихся в замке, возведенном на фундаменте древнего храма и таинственного монастыря. Эти легенды местные жители рассказывают долгими зимними вечерами у камина, представляя моих предков как исчадий ада, и обвиняли их в периодических исчезновениях крестьянских детей на протяжении веков. Шептались и о том, что бароны нарочно склоняли своих наследников к злодейству, охотно вовлекая в черный культ не только сыновей, но также их невест, жен и дочерей. Именем леди Маргарет Трэвор из Корнуолла, жены Годфри, второго сына пятого барона, пугали непослушных малышей, а жестокость их внучки Евгении упоминается в балладе о женщине-демоне, которую до сих пор распевают в холмах и долинах Уэльса. Эти мифы вполне объясняли странное поведение известных мне потомков древнего рода. Например, скандальный случай с моим кузеном, молодым Рэндольфом Делафэром, который сбежал с мексиканской войны на карибские острова, и стал там жрецом вуду.

Были и иные рассказы: о легионе дьяволов с крыльями летучих мышей, о шабаше ведьм в разрушенном монастыре, и самая драматичная эпопея, о крысах – армия тощих и облезлых тварей однажды вырвалась из замка и захлестнула окрестности, пожирая птиц, кошек, собак, свиней, овец, коров. Они загрызли даже двух несчастных прохожих, прежде чем их голодная ярость поутихла.

Много чего я наслушался, пока упорно и кропотливо восстанавливал замок предков. Спустя два года все атрибуты средневековья были искусно воспроизведены, а свежая кладка идеально сочеталась с фрагментами древних стен и фундаментом. Как уже упоминалось ранее, 16 июля 1923 года я переехал в поместье. Со мной поселились семеро слуг и девять кошек. Старшему коту, Чернохвосту, было семь лет, он приехал со мной из Бостона. Остальные приблудились, пока я жил в семье капитана Норри, во время восстановления замка.

По случайному везению, накануне переезда мне удалось купить на аукционе в Лондоне связку пожелтевших бумаг – архив одного из герцогов Нортумберлендских. Разбирая древние страницы, я нашел отчет о расследовании трагедии в Эшемском приорате. Оказалось, что полиция нашла немало улик, подтверждающих виновность моего предка, Вальтера де ла Фоэра. Были все основания обвинить его в убийстве членов семьи, включая женщин и детей. Установлено, что сбежать юному барону помогали четверо сообщников из числа старых слуг. На допросе они сообщили, что за две недели до резни, Вальтер сделал шокирующее открытие, которое изменило его отношение к отцу и братьям. Убийца не раскрыл всех подробностей, но сказал слугам, что только что очистил землю от древнего проклятия. И они поверили, ведь эти люди долгие годы слушали жуткие легенды о бесчинствах де ла Фоэров.

Читая старинные бумаги, я даже предположить не мог, что же это было за открытие и почему оно привело к столь ужасному решению. Но вскоре мне открылась страшная правда.

22 июля произошел первый инцидент. Мой старый кот, настроения которого я хорошо изучил еще в Америке, вдруг начал вести себя непривычно. Ленивый и вечно сонный Чернохвост, забегал по комнатам, настороженно и тревожно обнюхивая стены, а порой и царапая лапой новые обои. Понимаю, насколько банально это звучит, в дешевых книжках о призраках, собака всегда рычит или воет, прежде чем хозяин увидит покрытую простынями фигуру, – но я не стану грешить против истины. На следующее утро дворецкий пожаловался на поведение всех кошек в доме. Он пришел в мой кабинет – высокую комнату на втором этаже, с резными арками, дубовыми панелями и тройным готическим окном.

– Кошки просто взбесились, милорд, – сказал он. – Сами поглядите.

Я выглянул в коридор и увидел, как Чернохвост ползет вдоль западной стены и царапает деревянные панели, покрывающие древний камень.

– Они чуют крыс или мышей, – продолжал дворецкий дрожащим голосом.

– Глупости, – отрезал я. – Капитан Норри заверил меня, что всех грызунов в этих местах извели лет сто назад. Откуда бы им взяться?

Той же ночью я отправился спать в западную башню. Кровать с балдахином стояла посреди круглой комнаты, увешанной старинными бельгийскими гобеленами. Чернохвост привычно устроился у меня в ногах, поверх одеяла. Погасив электрические лампочки, искусно замаскированные под старинный подсвечник, я смотрел в узкое окно на круглую белую луну. Вокруг нее вспыхивали огоньки, похожие на северное сияние, отчего на стеклах вырисовывались красивые узоры. В какой-то момент я, должно быть, задремал, но совершенно не запомнил, что мне снилось. Кот вцепился когтями в мою левую ногу. Он пристально смотрел на стену в двух футах от окна, точку, которая, на мой взгляд, ничем не отличалась от остальных. Я уставился туда, не понимая, что именно привлекло внимание Чернохвоста. Когда глаза устали, я моргнул. Но за миг до этого, узорчатая ткань шевельнулась. Или мне показалось? Я прислушался. От стены донесся отчетливый шорох. Кот прыгнул, срывая гобелен. Обнажилась древняя каменная кладка, местами залатанная реставраторами. Я включил свет, осмотрел каждый стык между камнями и щели за плинтусами, но не обнаружил каких-либо следов крыс или мышей. Чернохвост вернулся в кровать и безмятежно уснул, а я не сомкнул глаз до рассвета.

Утром я позвонил Эдуарду Норри, который чрезвычайно заинтересовался моим рассказом. Капитан одолжил мне несколько заржавевших мышеловок и ведро крысиного яда, которым изводили грызунов его деды. Слуги разбросали отраву по всему замку, а ловушки поставили у моей кровати. Поэтому я спокойно уснул. Но ближе к утру меня одолели кошмары. Приснилось, что я стою на высоком утесе и смотрю на сумеречную пещеру, затопленную грязной и затхлой водой. Демон-пастух с длинной седой бородой выгнал из подземного хлева стадо непонятных запаршивевших зверей, с дряблыми обвисшими боками. От вида этих омерзительных животных меня чуть не стошнило. Пастух подгонял их огромным посохом, а когда стадо выбралось на берег, громко свистнул. Тут же орда гигантских крыс появилась из ниоткуда, и, хрипя и повизгивая, принялась пожирать кабанов. А демон, тяжело опираясь на посох, вернулся в зловонную пещеру.

От этого ужасного сна меня разбудил Чернохвост, который в панике метался по кровати. На этот раз источник его беспокойства не вызывал сомнений: в стене ползали грызуны, судя по звуку – гигантские. Я включил свет и успел заметить дрожь, бегущую во все стороны по самому большому гобелену, отчего его узоры будто танцевали. Движение исчезло почти сразу, а вместе с ним и звук. Вскочив с кровати, я постучал по стене кочергой, а потом брезгливо приподнял край гобелена, ожидая увидеть противные крысиные морды. Не там были только камни. Я осмотрел мышеловки, установленные в комнате, и обнаружил, что вся приманка съедена, но ни одна крыса так и не попалась.

О дальнейшем сне не могло быть и речи, поэтому я зажег свечу и спустился по лестнице. За мной по пятам шел Чернохвост. Я зашел в кабинет и прислушался к звукам за дубовыми панелями. Определенно, там копошились крысы. Я включил электрический свет, но на этот раз шум не утих. Крысы продолжали шуршать, и это было слышно настолько отчетливо, что мне даже удалось определить направление – куда они бежали. Эти мерзкие твари мигрировали с немыслимых высот в подвалы под замком.

Послышались шаги в коридоре, и через мгновение двое слуг постучали в дверь кабинета. Они сообщили, что все кошки сбежались к входу в подвал, и с воем царапают закрытую дверь.

– Мы не понимаем, что происходит, милорд.

– Разве вы не слышите, как топают крысы в стенах? – удивился я.

– Нет, милорд.

Я приложил ухо к дубовой панели, но все звуки стихли. Когда мы со слугами спустились к двери подвала, то обнаружили, что кошки уже разбежались. Я снова допросил прислугу, но, похоже, никто не слышал крыс, кроме кошек и меня. До утра я просидел в кабинете, вспоминая древние легенды о замке, в котором я жил. Прикорнув в кресле до полудня, я позвонил капитану Норри, и пригласил его в гости. Услышав новую историю о крысах, Эдуард сам вызвался спуститься со мной в подвал. Мы не нашли ни одного крысиного следа, но потом забыли о грызунах и удивленно рассматривали низкие арки и массивные столбы, выточенные римлянами. На стенах были вырезаны полустертые надписи, знакомыми антикварам, которые неоднократно исследовали эти руины: «GETAE · PROP · TEMP · DONA» и «PRAEG · PONTIFI · ATYS».

Я вздрогнул, увидев имя Атиса, древнего бога фригийцев, культ которого запрещали в древнем Риме из-за излишней жестокости его поклонников. Норри пытался разобрать символы, выбитые на гранитной плите, отделанной мрамором.

– Этот полукруг… Солнце? Не знаю… Возможно, это алтарь… Римляне вряд ли привезли его с собой, нет, скорее всего, они просто использовали алтарь из более старого храма, который стоял на этом месте в незапамятные времена…

– Смотрите-ка, здесь какие-то бурые пятна, – я поднес фонарь и осветил подножие алтаря.

– Засохшая кровь? – предположил Эдуард.

– Не исключено… Или какое-то зелье, – я размышлял вслух. – А вот здесь, на углу, камни сильно закоптились. Тут разжигали костры!

Мы с Норри решили переночевать в подвале. Тогда эта мысль показалась нам достаточно здравой. Слуги принесли кушетки, а я велел им запереть кошек в комнатах наверху и не подпускать их к двери подвала. Только Чернохвосту я позволил остаться с нами – как для охоты на крыс, так и для компании.

Подвал находился очень глубоко под фундаментом древнего храма. Я не сомневался, что полчища крыс стремятся именно сюда. Но почему? Об этом я размышлял, пока мы с Норри лежали в ожидании появления грызунов. Размышления погружали меня в сон, тогда я вскакивал и делал несколько шагов, чтобы бороться с дремотой. Однако Морфей, в конце концов, победил. Мне приснился тот же кошмар, что и прошлой ночью. Я снова увидел сумеречный грот и демона-пастуха с его немыслимыми тварями, покрытыми плесенью, валяющимися в грязи… На этот раз они как будто приблизились. Да, нет сомнений, я видел их гораздо отчетливее, я почти мог различить их черты. Но лишь взглянув на дряблую и обвисшую морду животного я проснулся от собственного крика. Чернохвост заорал от испуга и шмыгнул в дальний угол, а капитан Норри, который не спал, истерично рассмеялся. Я не обиделся на этот глумливый смех, поскольку услышал уже привычный шум бегающих крыс. Этот звук был особенно страшен, ведь римские стены – это толстенные блоки из крепчайшего камня. Как же мелкие бестии сумели прогрызть в них туннели? Какие же крепкие у них зубы? Я самое жуткое, что капитан Норри заявил, будто не слышит крысиного писка! Эдуард был намного моложе меня, к тому же он прошел войну и считал себя материалистом, а потому не воспринимал всерьез древние легенды. А может, просто хотел подшутить надо мной. Это было возмутительно. Я показывал рукой, в каком направлении движется мерзкая орда, и удивлялся тому, что крысы пробираются вниз, куда-то глубже, чем этот подвал. А ведь он считался самым глубоким в замке! Неужели под нами есть еще какие-то помещения? Эта мысль почему-то напугала меня даже сильнее, чем нашествие серой дряни.

Старый Чернохвост копошился у подножия каменного алтаря, время от времени поглядывая на меня, и настойчиво мяукал, словно подзывая нас. Норри поднес горящий подсвечник, и мы осмотрели место кошачьих раскопок. Я выскреб вековой лишайник из стыков мозаичного пола, но ничего примечательного не обнаружил. И вдруг я заметил, что пламя свечей колеблется. Из-под алтаря пробился сквозняк, от которого огоньки мигали и подрагивали. Это подтверждало наличие еще одного подвала. Одного ли?

Мы ушли в кабинет и до рассвета нервно обсуждали, что нам теперь делать. Под этим замком есть помещение, которое было построено задолго до появления римлян в Британии. Некий свод, о котором даже не подозревали любопытные археологи, осмотревшие и описавшие каждый здешний камушек. Самого по себе этого открытия хватило бы, чтобы взволновать нас без какой-либо зловещей предыстории. Но при этом мы знали, что в древнейший подвал убежала крысиная рать, стало быть, спускаться туда опасно для жизни. Весь остаток ночи меня терзали сомнения: оставить наши поиски и навсегда покинуть Эшемский приорат, или отправиться навстречу приключениям и сразиться с любыми ужасами, которые могут подстерегать в неизведанных глубинах.

К утру мы придумали компромисс: решили поехать в Лондон, чтобы собрать группу археологов и ученых, способных разгадать загадку. Перед тем, как отправиться на вокзал, мы с Норри тщетно пытались сдвинуть каменный алтарь и открыть врата в подземелье безымянного страха. Но нам это не удалось. Тут нужны как минимум шестеро, а лучше, для надежности, навалиться всемером. Слуг мы решили не звать, поскольку они, как и все суеверные люди, вряд ли согласились бы помочь, а скорее, постарались бы помешать нам. Поэтому в Лондоне нам предстаояло найти более образованных и бесстрашных союзников.

Несколько недель мы посещали различные клубы и сообщества, представляя установленные нами факты и древние легенды авторитетным ученым в области древней истории. Большинство из них не стали высмеивать наши теории, но и заинтересованности не проявили. Но все же нам удалось привлечь на свою сторону пятерых археологов, возможно, наиболее склонных к авантюрам, чем прочие. Вряд ли есть необходимость перечислять все фамилии, но должен особо отметить, что в их число входил сэр Уильям Бринтон, чьи раскопки на Востоке в прошлом году взбудоражили всех газетчиков мира.

Вечером 7 августа мы достигли Эшемского приората. Слуги заверили, что ничего необычного во время нашего отсутствия не произошло. Кошки, даже старый Чернохвост, были совершенно спокойны, и ни одна крыса не попалась в мышеловки, расставленные по всему замку. Мы договорились отправиться в экспедицию на следующее утро, а в ту ночь я предоставил своим гостям хорошо оборудованные спальни. Сам я лег в башне, как обычно, поверх одеяла свернулся Чернохвост. Сон пришел быстро, но меня снова преследовали ужасы. Сперва я увидел римский пир, достойный самого Трималхиона, с горами костей на бронзовых тарелках. Затем вернулся кошмар о демоне из грязной пещеры, только в этот раз легион крыс сожрал не только дряблокожих животных, но и самого пастуха…

Когда я проснулся, солнце было уже высоко. Крысы, живые или призрачные, меня не беспокоили. Чернохвост спокойно спал. Спускаясь вниз по лестнице, я обнаружил, что такое же спокойствие царит повсюду. Один из ученых, кажется, его звали Торнтон, уже осмотрел подвал и возбужденно высказывал одну бредовую теорию за другой. Мне показалось, что он не слишком сообразительный парень.

В 11 часов наша группа из семи человек, вооружилась кирками и лопатами, а также самыми мощными электрическими фонарями, которые я купил в Лондоне, и спустилась в подвал. Дверь за собой мы закрыли на засов, чтобы кошки не мешались под ногами, но Чернохвоста я прогнать не решился. Кот увязался с нами, и все согласились, что нам пригодится его чуткий нос в подземелье, возможно, полном крыс. К тому же я верил, что черный кот принесет нам удачу.

Подвал с алтарем и римскими надписями ученые не осматривали: все они бывали здесь прежде, и не по одному разу, когда замок еще стоял в руинах. Мы сразу взялись переворачивать каменный алтарь, но это долго не удавалось сделать, пока сэр Уильям Бринтон не обнаружил тайный рычаг: она нажал на выступающий из стены железный прут и алтарь приподнялся, как крышка шкатулки, уравновешиваясь каким-то скрытым от глаз противовесом.

И тут нашему взору открылся такой ужас, к которому мы совершенно не были подготовлены. Через проем в мозаичном полу мы увидели каменную лестницу. На потрескавшихся ступенях лежали груды дочиста обглоданных костей. Неужели человеческих? Да, то здесь, то там лежали черепа, также изгрызенные крысами. Я видел следы мелких клыков, и панический страх сковал мои мышцы – я не мог двинуться с места. Поэтому в подземелье я спустился последним. Прошел под тремя арками, потемневшими от тысячелетий и напомнившими мне об адских вратах.

Проход был высечен в скале, из недр ее поднимались потоки воздуха. Вопреки ожиданиям это был не могильный смрад, а свежий бриз, пахнущий морем.

– Странна штука, джентльмены, – сказал сэр Уильям, осматривавший каменные стены. – Лбратите внимание на эти насечки… Готов поставить на кон свою репутацию, но… Этот проход прорубали снизу вверх. То есть… Кто-то хотел вырваться на поверхность? Не понимаю!

Спустившись еще на несколько ступеней, разбрасывая сапогами обглоданные кости, мы увидели впереди свет. Сюда проникали лучи солнца через трещины в скале, судя по всему, довольно широкие. Почему эти трещины никто не обнаружил снаружи, для меня не составляло загадки: скала была отвесной, ни подняться, ни спуститься по склону человеку не под силу. Разве что смельчаки на воздушном шаре могли бы осмотреть ее и найти расселины. Света хватило, чтобы обозреть огромную пещеру, и то, что мы увидели, было настолько ошеломительно, что Торнтон упал в обморок, побледневший Норри вскрикнул, а остальные только и могли, что ахать или шептать молитвы.

Это была пещера огромных размеров, целый подземный мир, вместивший безграничные тайны и ужасы. Здесь были уцелевшие здания и руины – я увидел странный узор из насыпных курганов, круг грубо обтесанных менгиров, римский портик с покосившейся крышей, старинная английская изба, – но все это затмевало отвратительное зрелище: от последней ступени лестницы и до самых дальних уголков пещеры, утопающих во мраке, все пространство было усыпано грудами костей и черепов. Доктор Траск, специалист по антропологии, очень внимательно изучил черепа, но – совершенно сбитый с толку, – не смог их классифицировать.

– Это немыслимо! – повторял он снова и снова. – Это невозможно! Судя по строению лицевых костей… И эти надбровные дуги… Науке не известны. Похоже, это останки самых древних людей. Некоторые из них передвигались на четвереньках, как обезьяны… Это недостающее звено эволюции!

Вскоре его восторги поутихли. Доктор Траск сделал открытие, что многие из черепов были обглоданы не крысами, а мощными челюстями самих прото-людей. Они были каннибалами.

Услышав эту новость, Торнтон снова лишился чувств. Остальные задумчиво смотрели по сторонам, стараясь не встречаться потухшими взглядами. Каждый из нас старался не думать о событиях, которые происходили здесь тысячу, или две тысячи, или десять тысяч лет назад. Первым очнулся сэр Уильям.

– Как бы это ни было ужасно… Мы все-таки ученые и должны исследовать эту пещеру.

И мы продолжили делать открытия, от которых волосы вставали дыбом. Оказалось, что двуногие существа держали своих четвероногих собратьев в каменных загонах, как свиней или коров. Их огромные стада откармливали на убой из широких мраморных чаш, которые по возрасту были старше Рима! Но не только примитивные полулюди содержались в этих темницах. Я рискнул войти в невысокое здание, построенное во времена саксов, и там увидел с десяток тесных клетушек с ржавыми решетками. В трех были заперты скелеты, и на костлявом указательном пальце одного из них я нашел перстень с полустертым гербом. Это были не дикари, а разумные и высокоразвитые люди! Сэр Уильям нашел под римской часовней склеп с надписями на латыни, греческом и языке Фиргии. Посветив фонариком, он перевел для нас шокирующий ритуал, который проводили жрецы Кибелы и который мои предки пытались возродить. В том нет сомнений, одна из записей датирована 1610 годом. Здесь проводили демонические оргии, которые были остановлены только кинжалом моего отчаянного прапрадеда, Вальтера де ла Фоэра.