Текст книги "Записки о Шерлоке Холмсе"

Около семи вечера мы втроем стояли на Корпорейшн-стрит.

– Нет смысла подниматься раньше времени, – сказал наш клиент. – Он явно приходит туда только для того, чтобы встретиться со мной. Мы никого там не застанем… О, смотрите! – вдруг воскликнул Пикрофт. – Вот он идет.

Он указал на приземистого мужчину в добротном костюме, который шагал по противоположной стороне улицы. Заметив мальчика, продающего свежий выпуск вечерней газеты, мужчина перебежал через улицу, ловко лавируя между кебами, купил газету и скрылся в дверях.

– Что я вам говорил! – просиял наш клиент. – В доме, куда он вошел, как раз и располагается контора. Идите за мной!

Следуя за ним, мы поднялись на пятый этаж и остановились у приоткрытой двери. Пикрофт постучал, и мы перешагнули порог пустой комнаты – точно такой, как описывал наш клиент. За единственным столом сидел мужчина, за которым мы наблюдали на улице. Перед ним лежала раскрытая газета. Но когда он поднял на нас взгляд, я увидел глаза, наполненные невыразимой скорбью и – ужасом. Таким ужасом, словно для него настала роковая минута. Лоб мужчины блестел от пота, а вытаращенные глаза безумно бегали. Он взглянул на своего работника так, словно видел впервые в жизни, и по изумленному лицу нашего спутника я понял, что происходит что-то необычное.

– Что с вами, мистер Пиннер? – вскричал Холл Пикрофт. – Вам нездоровится?

– Да, что-то мне нехорошо. – Мужчина облизал пересохшие губы. Ему едва удалось взять себя в руки. – Что это за господа с вами?

– Это мистер Харрис из Бэрмендси, а это мистер Прайс, он местный, из Бирмингема. Они мои друзья, опытные специалисты, но не так давно остались без работы и надеются, что, может быть, у вас отыщется вакантное место.

– Очень может быть, очень может быть. – По лицу мистера Пиннера скользнула странная усмешка. – Чем вы занимаетесь, мистер Харрис?

– Я – бухгалтер, – сказал Холмс.

– Неплохо, нам как раз нужны толковые бухгалтеры. А вы, мистер Прайс?

– Я – маклер.

– Что ж, я думаю, мы сможем устроить вас в нашей компании. Я вас тут же извещу. А теперь, прошу вас, оставьте меня. Черт побери, да уходите же!

Он так неожиданно сорвался на крик, что мы с Холмсом обменялись красноречивыми взглядами, а Холл Пикрофт шагнул к столу.

– Мистер Пиннер, сегодня вы должны были выдать мне новое задание, – сказал он.

– Да, да, разумеется. – Мужчина уже овладел собой. – Задержитесь на минуту. Ваши друзья тоже могут подождать здесь. Через три минуты я буду к вашим услугам. – Он встал, вежливо поклонился и вышел через дверь в дальнем конце комнаты, аккуратно прикрыв ее за собой.

– Он не сбежит? – прошептал Холмс.

– Это невозможно, – откликнулся Пикрофт. – Дверь ведет во внутреннее помещение. Там нет выхода.

– А мебель там есть?

– Вчера не было.

– Хм, что же он там делает? Что его так поразило?

– Может, он решил, что мы из полиции? – предположил я.

Но Холмс покачал головой.

– Он уже был напуган, когда мы вошли. Мне кажется, что…

Его слова были прерваны стуком, раздавшимся со стороны двери, ведущей во внутреннее помещение.

– Какого черта он колотит в собственную дверь? – удивился маклер.

Через секунду звук повторился, но гораздо громче. Мы замерли, уставившись на закрытую дверь. Лицо Холмса сделалось неподвижным, он напряженно подался вперед. И тотчас из-за двери донесся какой-то булькающий звук, будто кто-то полоскал горло, затем что-то торопливо заскребло по дереву. Холмс сорвался с места, толкнул дверь, но она оказалась запертой. Уже втроем мы навалились на нее, одна из петель хрустнула, и мы ворвались в комнату. Она была пуста.

Растерянность наша длилась всего мгновение. В углу обнаружилась еще одна дверь. Холмс одним прыжком достиг ее и распахнул. На полу за дверью лежали пиджак и жилет, а на крючке, вбитом в стену, висел сам исполнительный директор «Франко-Мидландской компании скобяных изделий». Голова его жутко клонилась к груди, а согнутые в коленях ноги подергивались. Звук, прервавший наш разговор, издавали его каблуки, барабанившие в перегородку. Не мешкая ни секунды, я обхватил его за талию и приподнял, а Холмс с Пикрофтом ослабили петлю, глубоко врезавшуюся в складки шеи. Потом мы перенесли Пиннера в другую комнату и уложили на пол. Лицо его оставалось синим, он дышал с натугой, то втягивая, то выпячивая распухшие лиловые губы. Это было жалкое подобие того полного сил человека, с которым мы беседовали пять минут назад.

– Что вы скажете, Ватсон? – спросил Холмс.

Наклонившись, я стал осматривать Пиннера. Пульс был слабым и прерывистым, но дыхание выравнивалось, в узких щелках под веками поблескивали белки глаз.

– Мы успели вовремя, – сказал я. – Еще бы секунда-другая – и конец. Теперь он выживет. Откройте окно и подайте графин. – Я расстегнул воротник Пиннера, плеснул водой ему в лицо и принялся поднимать и опускать его руки, пока он не задышал ровно и глубоко. – Нужно просто подождать, – добавил я, повернувшись к друзьям.

Холмс стоял у стола, засунув руки в карманы брюк и опустив голову.

– Думаю, пора вызывать полицию, – проговорил он. – Хотя, честно говоря, я бы предпочел разобраться в этом деле до того, как встретиться с ними.

– Для меня все это – полнейшая загадка, – почесал макушку Пикрофт. – Какого черта им понадобилось тащить меня в Бирмингем, а потом…

– Как раз это-то ясно, – нетерпеливо перебил Холмс. – Но такой неожиданный поворот…

– Вы хотите сказать, что во всем, что происходило до этого, вы разобрались?

– Это же элементарно. Если проследить ход событий и как следует проанализировать факты, вывод напрашивается сам собой.

– И какой же вывод?

– В этом деле есть две исходные точки. Первая – Пикрофта заставили подписать документ, связывающий его с якобы «процветающей» компанией. Вы осознаете значение этого факта?

– Едва ли.

– Зачем это могло понадобиться? Разумеется, не для соблюдения формальностей. Такие вопросы обычно решаются на словах, и не было никакой необходимости отступать от общепринятого правила. Мой юный друг, им просто понадобился образец вашего почерка.

– Но зачем?

– Зачем? Когда мы найдем ответ на этот вопрос, нам удастся распутать весь клубок. Мне на ум приходит только один ответ. Кто-то хотел научиться подделывать вашу руку, а для этого нужен образец. Теперь перейдем ко второму пункту. Пиннер настойчиво просил вас не посылать письменного отказа в контору «Моусон-энд-Вильямс», другими словами – он хотел, чтобы менеджер этой крупной фирмы был уверен, что мистер Холл Пикрофт, которого он в глаза не видел, в понедельник утром явится на службу.

– Боже мой! – возопил наш клиент. – Как же я сам не догадался?

– Теперь вы понимаете, зачем им понадобился образец вашего почерка? А вдруг кому-нибудь придет в голову сравнить почерк человека, явившегося вместо вас, с почерком, которым заполнена анкета? Обман немедленно раскроется. Кроме того, для них было очень важно сделать так, чтобы у вас не было возможности обдумать ситуацию и встретиться с кем-нибудь, кто мог бы рассказать вам, что в конторе Моусона работает ваш двойник. Поэтому вам выдали в качестве аванса сто фунтов, отправили подальше от Лондона и загрузили бессмысленной работой. Довольно простая схема.

– Но зачем этому человеку понадобилось изображать собственного брата?

– Это тоже понятно. В деле, очевидно, замешаны всего два человека. Один изображает вас в конторе фирмы. Второй должен был явиться к вам с предложением о работе, но сообразил, что для роли работодателя придется привлекать кого-то третьего, а этого ему не хотелось. Он наспех изменил внешность, надеясь, что сумеет обвести вас вокруг пальца. Если бы не случайно замеченная пломба, его план мог сработать.

Холл Пикрофт всплеснул руками.

– Боже праведный! – вскричал он. – И чем же он занимался, этот второй Холл Пикрофт, в «Моусон», пока меня тут водили за нос? Мистер Холмс, скажите, что мне делать?

– Необходимо телеграфировать в «Моусон».

– По субботам они закрываются в полдень.

– Наверняка там есть сторож или кто-то из обслуживающего персонала.

– Точно! Там постоянно дежурит охранник – у них же хранятся ценные бумаги. Я слышал разговоры об этом, когда работал в Лондоне.

– Отлично. У него мы и узнаем, все ли в порядке у фирмы и работает ли у них маклер под вашим именем. Осталось понять, почему, увидев нас, один из мошенников вышел в другую комнату и повесился.

– Газета, – прозвучал за нашими спинами хриплый голос. Мужчина уже пришел в себя и теперь сидел на полу, растирая багровую полосу на горле.

– Газета! – закричал Холмс. – Какой же я идиот! Мне и в голову не пришло, что всему виной не наш визит, а газета! Там и нужно искать ответ.

Он развернул газету и подозвал меня.

– Смотрите, Ватсон, это последний выпуск лондонской «Ивнинг стандарт». Видите заголовки: «Дерзкое преступление. Убийство на фирме «Моусон-энд-Вильямс». Неудавшееся ограбление века. Преступник схвачен». Будьте добры, прочитайте это вслух.

Вот что говорилось в статье:

«Сегодня в Сити была совершена дерзкая попытка ограбления, закончившаяся смертью охранника и поимкой злоумышленника. Несколько дней назад банкирский дом «Моусон-энд-Вильямс» получил на хранение ценные бумаги общей стоимостью свыше миллиона фунтов стерлингов. Управляющий, понимая, какая ответственность ложится на его плечи, распорядился установить в хранилищах сейфы новейшей системы, кроме того, днем и ночью в здании дежурил вооруженный охранник. По неуточненным данным на прошлой неделе на работу в фирму на должность маклера был принят некто Холл Пикрофт. Оказалось, что под этим именем скрывался знаменитый Беддингтон, мошенник и взломщик, который недавно вместе со своим братом вышел на волю после пяти лет каторги. Каким-то образом преступнику, прикрывшись чужим именем, удалось устроиться на работу в главный офис «Моусон-энд-Вильямс». Там он сумел заполучить слепки с ключей и план помещения для хранения ценностей.

По заведенному в «Моусон» порядку по субботам клерки покидают рабочие места в полдень. Поэтому сержант Тусон из местного отделения полиции был удивлен, увидев, как из здания финансовой компании в двадцать минут второго выходит мужчина с саквояжем в руках. Странный господин вызвал у стража порядка подозрение, поэтому сержант решил последовать за ним и через некоторое время с помощью констебля Поллака сумел арестовать преступника, оказавшего отчаянное сопротивление. Практически сразу стало понятно, что совершено дерзкое и беспрецедентное по масштабам преступление. В саквояже задержанного господина были обнаружены облигации компании «Америкен рейлуэй» общей стоимостью сто тысяч фунтов стерлингов и большое количество акций угольных и других компаний. При осмотре здания обнаружено тело охранника. Труп был спрятан внутри самого вместительного из сейфов, где и пролежал бы до утра понедельника, если бы не бдительность сержанта Тусона. Затылочная часть черепа охранника практически снесена страшным ударом кочерги. Не вызывает сомнения, что Беддингтон проник в помещение, сделав вид, что забыл что-то на рабочем месте, убил охранника, опустошил большой сейф и, уложив добычу в саквояж, бросился из здания. Брат закоренелого преступника, который обычно работает с ним в паре, судя по всему, в преступлении не участвовал, но полиция делает все возможное для установления его местонахождения».

– Что ж, мы можем слегка упростить им задачу, – сказал Холмс, глядя на жалкую фигуру, скорчившуюся у окна. – Мы с доктором Ватсоном побудем пока с мистером Беддингтоном, а вы, мистер Пикрофт, спуститесь, пожалуйста, вниз и вызовите полицию.

«Глория Скотт»

– Ватсон, я держу у себя бумаги, на которые вам стоит взглянуть, – произнес мой друг Шерлок Холмс однажды зимним вечером, когда мы с ним устроились в креслах перед пылающим камином. – Это документы по делу «Глории Скотт». Прочитав вот это письмо, например, мировой судья Тревор от ужаса получил удар и умер, не приходя в сознание.

Выдвинув ящик стола, Холмс достал свернутое в трубку письмо, развязал ленточку и передал письмо мне. Это была записка, нацарапанная на истрепанном, пожелтевшем от времени листке.

«Игра удалась. Партия закончена, – говорилось в ней. – Старый гусь Хадсон получил указания, рассказал про улов все. От лис спасайте фазанов и свою не забудьте жизнь».

Прочитав это загадочное послание, я поднял глаза на Холмса и увидел, что он посмеивается, наблюдая за мной.

– Вы удивлены? – спросил он.

– Не понимаю. Такая записка, по-моему, скорее способна рассмешить, чем испугать.

– Однако факт остается фактом. Крепкий пожилой мужчина, прочитав ее, рухнул как подкошенный.

– Но почему вы решили, что именно сейчас стоит обратить внимание на это дело?

– Потому что это было мое первое дело.

Я много раз пытался выведать у своего друга, что именно заставило его задуматься о карьере частного сыщика, но никак не удавалось вызвать его на откровенность. Холмс поудобнее устроился в кресле, раскурил трубку и какое-то время молча перелистывал бумаги.

– Я никогда не рассказывал вам про Виктора Тревора? – наконец заговорил он. – Это единственный друг, которым я обзавелся за годы учебы в университете. Я, знаете ли, никогда не был компанейским парнем и предпочитал проводить время у себя в комнате, тренируя мозг. Помимо фехтования и бокса, спорт меня не привлекал, исследования, которыми я занимался, никого, кроме меня, не интересовали, поэтому со сверстниками у нас просто не было точек соприкосновения. Тревор был единственным человеком, с которым я свел знакомство, и то благодаря случайности: однажды, когда я шел в церковь, его бультерьер вцепился мне в лодыжку.

Конечно, это не лучший способ заводить друзей. Десять дней я провалялся в больнице, а Тревор приходил меня навестить. Первый раз, когда он явился, мы беседовали не больше минуты, но постепенно его визиты стали продолжительнее, и к концу семестра мы стали друзьями. Летом он пригласил меня погостить в доме своего отца, который жил в Норфолке, в городке Донниторп. Я решил, что вполне могу потратить на это месяц каникул, и принял предложение.

Тревор-старший, землевладелец и мировой судья, был человеком состоятельным и уважаемым. Донниторп – это даже не городок, а небольшая деревушка, расположенная в местности под названием Бродз. Дом Тревора оказался старинным зданием с многочисленными пристройками. К нему вела красивая аллея. Вокруг Донниторпа полно озер, поэтому там прекрасная охота на уток и рыбалка. Стоит упомянуть небольшую, но толково подобранную библиотеку и вполне сносную еду. В общем, отдых в таком месте не доставил бы наслаждения лишь очень привередливому человеку.

Тревор-старший был вдовцом, а мой друг – его единственным сыном. Я слышал, у судьи была и дочь, но она умерла от дифтерита во время поездки в Бирмингем. Отец Виктора сразу заинтересовал меня. Это был человек без образования, но наделенный мощной жизненной силой и недюжинным интеллектом. Книги его не интересовали, зато он объездил полсвета и много повидал. Выглядел он отменно – крепкий пожилой мужчина с сильно загорелым обветренным лицом и пронзительными синими глазами.

Однажды вечером вскоре после моего приезда мы, поужинав, сидели за портвейном, когда Тревор-младший упомянул в разговоре о моей привычке наблюдать и делать выводы. К тому времени у меня уже сложилась определенная система, хотя я еще не догадывался, какую роль она сыграет в моей жизни. Старик решил, что его сын сильно преувеличивает, описывая мои способности.

«Ну-ка, мистер Холмс, – добродушно посмеиваясь, обратился ко мне судья. – Попробуйте-ка что-нибудь рассказать обо мне, я ведь подходящий объект для ваших наблюдений». – «Боюсь, мне не удастся поразить вас, – ответил я. – Могу только сказать, что в течение последних двенадцати месяцев вы опасались нападения».

Улыбка старика погасла, он недоуменно уставился на меня.

«Да, это правда, – сказал он. – Знаешь, Виктор, – он повернулся к сыну, – когда мы упрятали в тюрьму ту банду грабителей, они поклялись перерезать нас всех. На сэра Эдварда Холли и в самом деле напали. С тех пор я веду себя осторожно, хотя понятия не имею, каким образом вы об этом догадались». – «У вас отличная трость, – пояснил я. – По надписи на ней я понял, что она у вас не больше года. Однако вы просверлили в ней отверстие и залили его свинцом, чтобы превратить трость в оружие. Сомневаюсь, что вы стали бы это делать, если бы не опасались за свою жизнь». – «Что-нибудь еще?» – Тревор-старший снова улыбался. «В молодости вы занимались боксом». – «Тоже верно. Как вы узнали? Нос у меня в порядке» – «Нет, – сказал я. – Об этом мне рассказали ваши уши, а точнее характерные для боксеров деформации хрящей». – «А еще?» – «Мозоли у вас на руках указывают на то, что вы часто брались за лопату». – «Свое состояние я заработал на золотых приисках». – «Вы бывали в Новой Зеландии». – «Опять в точку». – «И в Японии». – «Совершенно верно». – «Когда-то вас связывали тесные отношения с одним человеком, его инициалы Д. А., но потом вы постарались вычеркнуть его из памяти».

Мистер Тревор поднялся, глядя на меня расширенными глазами, и вдруг повалился лицом на стол.

Можете представить, Ватсон, наше с Виктором изумление. Слава Богу, без сознания судья пробыл недолго. Когда мы расстегнули его рубашку и брызнули в лицо водой, старик пару раз глубоко вдохнул и пришел в себя.

«Ну, ребята, – сказал он, пытаясь улыбнуться, – надеюсь, я не очень вас напугал. С виду-то я еще ничего, но сердчишко пошаливает. Не понимаю, мистер Холмс, как вы проделали этот фокус, но теперь я вижу, что полицейские ищейки по сравнению с вами – просто сосунки. У вас настоящий дар, уж поверьте человеку, который кое-что повидал на своем веку».

Вот эти-то слова, поверите ли, Ватсон, и заставили меня в первый раз задуматься над тем, что мое хобби может стать средством зарабатывать на жизнь. Правда, тогда я был слишком взволнован, чтобы задумываться о таких вещах.

«Надеюсь, это не мои слова так подействовали на вас?» – сказал я. – «Ну, вообще-то вы затронули болезненную для меня тему. Могу я узнать, как вы об этом догадались?» – Говорил мистер Тревер как бы шутя, но в глубине его глаз таился страх. «Ничего сложного, – сказал я. – Когда мы с вами рыбачили, вы засучили рукав, снимая рыбу с крючка, я и заметил у сгиба вашего локтя татуировку «Д.А.». Буквы были плохо видны, а пятно на коже вокруг них свидетельствовало о том, что вы хотели вывести эти знаки. Естественно предположить, что в свое время эти инициалы были вам дороги, но потом вы сделали все, чтобы забыть о них». – «Ну и глаз у вас! – воскликнул судья. – Все верно. Из всех призраков прошлого призраки бывших возлюбленных самые докучливые. Но давайте больше не будем об этом…»

С того дня мистер Тревор стал относиться ко мне с опаской. На это обратил внимание даже его сын. Моя осведомленность не давала ему покоя. Наконец, не желая больше расстраивать гостеприимного хозяина дома, я решил уехать. Но за день до моего отъезда произошло одно событие, как выяснилось позже, довольно важное.

Мы втроем сидели в шезлонгах на лужайке перед домом, наслаждаясь вечерней прохладой, когда появилась служанка и сообщила, что к мистеру Тревору посетитель.

«Как его зовут?» – спросил судья. «Он не назвался, сэр». – «Что же ему нужно?» – «Он сказал, что вы его знаете, и он хочет переброситься с вами парой слов». – «Так ведите его прямо сюда».

Через минуту показался маленький сухонький человечек с заискивающим взглядом и, волоча ноги, направился к нам. У него было грубое темное лицо, натянутая улыбка обнажала ряд желтых зубов; его куртка была распахнута, на рукаве красовалось пятно смолы. Картину дополняли матросская рубашка в красно-черную клетку, штаны из хлопчатобумажной ткани и заношенные до дыр башмаки.

Увидев его, судья Тревор издал звук, похожий на икоту, вскочил и бросился в дом. Но вскоре вернулся, и, когда он проходил мимо меня, я почувствовал запах бренди.

«Итак, любезный, – сказал судья. – Чем я могу помочь?»

Моряк какое-то время смотрел на него, продолжая улыбаться, потом сказал:

«Не узнаете меня?» – «Черт побери! Хадсон!» – удивленно воскликнул мистер Тревор. «Он самый, – кивнул моряк. – Прошло тридцать лет, как мы последний раз виделись. Теперь у вас большой дом, а я все еще питаюсь солониной». – «О, я не забыл былые времена! – вскричал мистер Тревор, приблизился к гостю и что-то шепнул ему на ухо. – Ступайте на кухню, – громко сказал он. – Вас накормят и напоят. Не сомневаюсь, что я смогу устроить вас у себя». – «Благодарю вас, сэр, – сказал мужчина. – Я недавно на берегу, два года проболтался в море на «торговце». Пора и отдохнуть. Сначала я думал наведаться к мистеру Беддосу, а тут вспомнил о вас». – «Как! – воскликнул Тревор. – Вы знаете, где живет мистер Беддос?» – «Уж поверьте, сэр, я знаю, где живут все мои старые друзья», – со значением улыбнулся моряк и, шаркая, направился следом за служанкой.

Мистер Тревор пробормотал нечто невразумительное насчет того, что когда-то, направляясь на прииски, познакомился с этим типом на корабле, и ушел в дом.

Через час, войдя в столовую, мы обнаружили, что судья лежит мертвецки пьяный на диване. Все это произвело на меня крайне неприятное впечатление, к тому же мне показалось, что моему другу стыдно за отца, который так странно себя ведет.

Я вернулся в Лондон и семь недель не выходил из дому, занимаясь органической химией. Когда на дворе уже стояла глубокая осень, я получил телеграмму от своего друга. Он просил меня приехать в Донниторп, потому что ему необходима моя помощь и совет. Я тут же отложил дела и снова отправился на север.

Виктор встретил меня на станции, и я с первого взгляда определил, что в последние два месяца ему пришлось нелегко. Он похудел, вид у него был измученный, от былой беззаботности не осталось и следа.

«Старик умирает», – вместо приветствия сообщил он. «Не может быть! – воскликнул я. – Что случилось?» – «Апоплексический удар. Нервное потрясение. Он на волосок от смерти. Не знаю, застанем ли мы его живым». – «Что же было причиной удара?» – «В этом-то все и дело. Садитесь, поговорим по дороге. Помните человека, который явился к нам перед вашим отъездом?» – «Конечно». – «Знаете, кого мы в тот день впустили к себе в дом?» – «Понятия не имею». – «Самого дьявола, Холмс!» – воскликнул Виктор.

Я с недоумением уставился на него.

«Да. Это сущий дьявол. С того дня из-за проклятого Хадсона у нас не было ни одной спокойной минуты. И сердце отца не выдержало». – «Что же их связывает?» – «Вот это-то я и хотел бы узнать. Что общего может быть у отца с этим чудовищем? Я безумно рад, что вы приехали, Холмс. Я верю в ваш дар и благоразумие и надеюсь на ваш совет…»

Мы ехали по проселку, впереди блестели в лучах заходящего солнца озера Бродз. Слева уже показались высокие трубы и флагшток дома сквайра Тревора.

«Отец назначил Хадсона садовником, – продолжал Виктор. – Но через какое-то время это перестало устраивать нашего гостя, и он сделался дворецким. Потом Хадсон стал вести себя так, словно весь дом принадлежит ему: ходил куда вздумается, делал что хотел. Не было дня, чтобы служанки не жаловались на его пьяные выходки и грубость. Пришлось увеличить прислуге жалованье, чтобы хоть как-то возместить неудобства. Этот тип брал лодку, лучшее ружье и отправлялся на охоту. И все это с таким хитрым и наглым выражением лица, что у меня просто кулаки чесались. Говорю вам, Холмс, все это время я едва сдерживал себя, и, думаю, было бы лучше, если бы я хоть раз не сдержался.

Словом, дела у нас шли все хуже. Это животное наглело с каждой минутой, но однажды, когда он нагрубил отцу, я взял наглеца за плечо и попросил удалиться. Хадсон ушел, но при этом смерил меня таким взглядом, что его мысли стали понятны без слов. А на следующий день отец попросил меня извиниться перед Хадсоном. Я отказался и спросил, почему он позволяет этому ничтожеству так вести себя с ним и со слугами.

«Ох, мальчик мой, – сказал отец, – тебе легко говорить, но если бы ты знал, в каком положении я нахожусь… Ты все поймешь, Виктор. Когда-нибудь я все тебе расскажу. Но сейчас ты же не хочешь, чтобы твоему отцу стало еще хуже, верно?»

После этого он заперся на весь день у себя в кабинете, и в окно я видел, как он что-то торопливо пишет.

В тот вечер произошло событие, которое меня наконец-то порадовало. Хадсон сообщил, что собирается покинуть нас. Мы сидели в столовой после ужина, когда он ввалился туда и хриплым пьяным голосом заявил о своем намерении.

«Этот Норфолк мне уже осточертел, – сказал Хадсон. – Я еду в Хэмпшир, к мистеру Беддосу. Бьюсь об заклад, он обрадуется мне не меньше, чем вы». – «Надеюсь, Хадсон, вам у нас понравилось? – проговорил отец таким заискивающим тоном, что у меня кровь закипела в жилах». «Извинений я так и не получил». – Хадсон мрачно взглянул на меня. «Виктор, – тут же повернулся ко мне отец. – Признай, что ты обошелся с этим господином невежливо». – «Ну уж нет, – сказал я. – Наоборот, я считаю, что мы и так слишком долго терпели его выходки». – «Вот, значит, как, – прорычал Хадсон. – Отлично. Мы еще к этому вернемся».

Он вышел из столовой и уже через полчаса уехал, отец же после этого весь вечер не находил себе места. С того дня нервозность не покидала его. По вечерам, подходя к его кабинету, я слышал, как он мечется из угла в угол. Но когда отец начал понемногу успокаиваться, его хватил удар.

«Как это случилось?» – спросил я. «Вчера вечером отец получил письмо с почтовым штемпелем Фордингема. Прочитав его, он схватился за голову и начал метаться как безумный. Когда мне удалось усадить его на диван, глаза у него закатились, рот перекосился – у него случился удар. Сразу же приехал доктор. Вместе мы перенесли отца в постель, но ему становилось все хуже. Он уже не приходил в сознание. Вот в каком состоянии я его оставил». – «Что же в этом письме могло так поразить его?» – «Ничего. Это-то и странно. В конверте была самая обычная записка. О боже!..»

Пролетка уже свернула на аллею, и мы увидели, что все шторы в доме задернуты. Лицо моего друга страдальчески исказилось. Мы бросились к двери. Навстречу нам вышел человек в черном костюме.

«Когда это случилось, доктор?» – воскликнул Виктор. «Вскоре после того, как вы уехали». – «Он приходил в сознание?» – «На секунду, перед самым концом». – «Он что-нибудь говорил?» – «Сказал только, что бумаги в потайном отделении японского шкафчика».

Мой друг бросился наверх, к смертному одру отца, я же остался в кабинете, обдумывая события. Какие тайны скрывало прошлое судьи Тревора, боксера, путешественника, золотоискателя? Почему он оказался во власти этого Хадсона? Почему при упоминании о татуировке на руке он лишился чувств, а прочитав письмо из Фордингема, умер от ужаса? Фордингем находится в Хэмпшире, где живет некий мистер Беддос, о котором не раз упоминал моряк. Туда он и отправился. Значит, роковое письмо могло быть послано либо Хадсоном, либо мистером Беддосом, предупреждавшим судью об опасности. Возможно, их связывала какая-то старая тайна. Однако Виктор утверждал, что письмо самое обычное, хоть и несколько странное. Не исключено, что оно написано одним из тех шифров, когда пишется одно, а подразумевается совершенно другое…

Мне нужно было взглянуть на это письмо. Я не сомневался, что если в нем и есть скрытый смысл, я сумею его расшифровать. Еще около часу я обдумывал эту загадку в темном кабинете, пока мои размышления не прервало появление заплаканной служанки с лампой. За ней следовал и мой друг, Тревор-младший, – бледный, но собранный. В руках он держал те самые бумаги, которые вы, Ватсон, сейчас видите. Он уселся, отодвинул лампу на край стола и положил передо мной короткое послание, написанное на листке серой бумаги. «Игра удалась. Партия закончена. Старый гусь Хадсон получил указания, рассказал про улов все. От лис спасайте фазанов и свою не забудьте жизнь».

Когда я впервые прочитал записку, вид у меня был примерно такой же, как у вас несколько минут назад. Я прочитал еще раз, но уже внимательнее. Несомненно, в бессмысленной комбинации слов скрывался некий смысл. Возможно, что значение имели лишь отдельные слова – например, «игра» или «фазаны», но я все-таки склонялся к первому варианту. Имя «Хадсон» указывало на то, что я не ошибся насчет темы письма и его автором был скорее мистер Беддос, чем моряк. Я попробовал читать его в обратном порядке, а затем через слово, но никакого смысла не обнаружил.

И тут меня осенило. Если читать каждое третье слово, получается несколько фраз, которые вполне могли стать причиной удара. Краткое и совершенно четкое предостережение. Я прочитал его своему другу вслух: «Игра закончена. Хадсон рассказал все. Спасайте свою жизнь».

Виктор закрыл лицо дрожащими руками.

«Вот чего я боялся, – глухо проговорил он. – Это хуже, чем смерть. Это бесчестие. Но что означают все эти «уловы» и «фазаны»?» – «К содержанию послания они не имеют отношения, зато могут помочь установить, кто является автором записки. Видите, он начал с того, что написал с интервалами «игра», «закончена», «Хадсон», «рассказал» и так далее. Оставалось лишь добавить другие слова в промежутках. Вполне естественно, что он вставил первое, что пришло в голову, а поскольку тут столько слов, имеющих отношение к охоте, можно предположить, что он либо заядлый охотник, либо занимается разведением животных. Вы что-нибудь слышали об этом Беддосе?» – «Теперь я кое-что вспомнил, – ответил Виктор. – Беддос каждую осень приглашал отца к себе в имение поохотиться». – «Значит, письмо написано им, – сказал я. – Теперь осталось выяснить, что за тайна связывает двух состоятельных и уважаемых джентльменов с проходимцем Хадсоном». – «Их связывает общий грех и позор! – воскликнул мой друг. – Вот записи отца, он сделал их, когда понял, что Хадсон предаст его. Я нашел их в японском шкафчике. Прошу вас, прочитайте сами, у меня для этого не хватит ни сил, ни мужества».

После этих слов Виктор вручил мне эти бумаги. Я прочитаю их вам, Ватсон, как прочитал в ту ночь в кабинете старого судьи. На первой странице заглавие: «Некоторые подробности плавания барка «Глория Скотт», вышедшего из Фалмута 8 октября 1855 года и потерпевшего крушение 6 ноября под 15°20’ северной широты и 25°14’ западной долготы». Вот что сказано далее:

«Дорогой сын, сейчас, когда надо мной сгущаются тучи бесчестия и позора, я должен честно признать, что сердце мое гложет не страх сурового наказания. Больше всего я боюсь, что тебе будет стыдно за меня – того человека, которого ты всегда любил и уважал. И если беда, которой я так опасаюсь, все-таки постучится в наши двери, я хочу, чтобы ты от меня узнал, в чем моя вина.