Текст книги "Записки о Шерлоке Холмсе"

То, что мистер Мэлас рассказал нам, придя в себя, лишь подтвердило правильность наших выводов. Смешливый посетитель, едва войдя в его комнату, вытащил из рукава свинцовую дубинку и без труда заставил следовать за собой. Этот человек оказывал буквально гипнотическое воздействие на несчастного полиглота, даже сейчас, как только Мэлас упоминал о нем, у него начинали дрожать руки.

Мистера Мэласа привезли в Бэкенхем и снова заставили переводить. Однако на этот раз разговор был далеко не таким мирным. Англичане угрожали пленнику немедленной расправой, если он не выполнит их требования. Наконец, поняв, что угрозы на него не действуют, преступники увели несчастного, после чего взялись за Мэласа. Сперва они обвинили его в предательстве, потом избили и оглушили дубинкой. Что было дальше, грек не помнил, потому что пришел в себя только в коридоре.

Так и закончилось необычное дело о переводчике.

По сей день многое в нем покрыто мраком. Повидавшись с джентльменом, откликнувшимся на объявление, мы выяснили, что несчастная девушка происходила из богатой греческой семьи. В Англию она приехала погостить у друзей и познакомилась с молодым человеком по имени Гарольд Латимер. Тот сумел подчинить ее своей воле и в конце концов склонил к побегу. Друзья Софии, напуганные таким поворотом событий, сообщили об этом ее брату в Афины, брат же, примчавшийся в Англию, был настолько неосторожен, что угодил в лапы Латимера и его сообщника по имени Уилсон Кэмп.

Совершенно не знавший языка Павел был беспомощен. Негодяи удерживали его силой и обращались самым жестоким образом, пытаясь заставить подписать документы на передачу им всего имущества Павла и его сестры. От девушки держали в тайне, что ее брат находится на вилле. Его лицо заклеили пластырем, чтобы она не могла узнать брата, если все же случайно увидит. Однако маскарад не помог, сердце подсказало Софии, кто находится перед ней, но бедная девушка сама была пленницей. В доме, кроме злодеев, жили лишь кучер с женой, преданные бандитам. Поняв, что их тайна раскрыта, и убедившись, что пленника сломить не удастся, негодяи собрали имущество и сбежали, напоследок поквитавшись с непокорным пленником и переводчиком.

Спустя несколько месяцев нам попалась на глаза любопытная вырезка из одной будапештской газеты. В ней говорилось о трагической гибели двух англичан, путешествовавших в сопровождении дамы. Эти двое господ что-то не поделили между собой, вспыхнула ссора, закончившаяся поножовщиной, и в результате оба погибли от ран. К такому выводу пришла венгерская полиция, но Холмс до сих пор уверен, что тот, кто сумеет разыскать гречанку по имени София Кратидес, сможет узнать правду о том, как она отомстила за себя и за своего несчастного брата.

Морской договор

Последовавший за моей свадьбой июль ознаменовался тремя интересными делами, в которых мне посчастливилось сотрудничать с Шерлоком Холмсом и узнать кое-что новое о его знаменитом методе. В моих записях они обозначены как «Второе пятно», «Морской договор» и «Усталый капитан». Первое из них затрагивает интересы такого количества первых лиц королевства, что представить его публике я не решусь еще очень долго. Пока же расскажу о втором из этих дел, которое можно смело причислить к разряду уникальных.

Еще в школьные годы я дружил с парнем по имени Перси Фелпс. Он был моим сверстником, но в школу поступил двумя годами раньше. Это был очень одаренный мальчик – он побеждал на всех школьных конкурсах и в конце концов заработал стипендию, которая позволила ему продолжить обучение в Кембридже. О Перси всегда говорили, что у него большие связи. Мы были совсем мальчишками, но я уже знал, что его дядя по материнской линии – лорд Холдхерст, выдающийся политик, один из лидеров партии консерваторов. Однако это родство мало чем помогло Перси в школе. Наоборот, нам доставляло особенное удовольствие гонять его по спортивной площадке или подстраивать ему мелкие пакости. Когда же мы вступили во взрослую жизнь, все изменилось. До меня доходили слухи, что таланты и связи помогли Перси занять неплохое местечко в Министерстве иностранных дел, а затем я практически забыл о его существовании, пока однажды не получил письмо следующего содержания:

«Брайарбрэй, Уокинг.

Дорогой Ватсон!

Надеюсь, Вы еще помните Головастика Фелпса, который учился в пятом классе, когда Вы ходили в третий? Возможно, Вы также слышали, что благодаря протекции моего дяди я получил место в Министерстве иностранных дел. Все эти годы я вел спокойную и размеренную жизнь уважаемого человека, пока не произошло несчастье, которое грозит поставить крест на моей карьере.

Бесполезно описывать это ужасное происшествие на бумаге. Последние девять недель я провел в постели с нервной лихорадкой. Оправился я совсем недавно и еще очень слаб. Как Вы думаете, ваш друг мистер Шерлок Холмс не откажется приехать и выслушать меня? Мне бы очень хотелось знать его мнение относительно этого дела, хотя в полиции меня уверяют, что помочь мне не сможет уже никто. Передайте мистеру Холмсу, что я не обратился к нему за помощью раньше не потому, что сомневался в его способностях, а лишь из-за того, что совершенно потерял голову. Теперь я снова в состоянии мыслить здраво, но все еще так слаб, что не могу удержать в руке перо, и письмо это написано под мою диктовку. Пожалуйста, попробуйте уговорить мистера Холмса! Ваш старый школьный друг

Перси Фелпс».

Письмо меня встревожило, и моя жена также согласилась, что нельзя терять ни минуты и нужно как можно скорее обратиться к Холмсу. Поэтому не прошло и часа после завтрака, как я снова оказался в нашей старой квартире на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в халате за лабораторным столом, всецело поглощенный какими-то химическими опытами. В большой реторте, установленной над газовой горелкой, кипела жидкость, капли сгущенного пара стекали в двухлитровую емкость. Когда я вошел, мой друг лишь на секунду оторвал глаза от этого процесса. Поняв, что происходит нечто важное, я уселся в кресло и стал ждать. Из нескольких сосудов Холмс взял пипеткой образцы жидкостей, смешал их в отдельной пробирке и поставил ее на столик. В правой руке он держал полоску лакмусовой бумаги.

– Вы пришли в самый ответственный момент, Ватсон, – сказал он. – Если эта бумажка останется синей, все хорошо. Если покраснеет, это будет означать, что кто-то расстался с жизнью. – Он опустил бумагу в пробирку, и она тут же окрасилась в грязновато-малиновый цвет. – Гм! Так я и думал! – воскликнул Холмс. – Еще пару секунд, Ватсон, и я к вашим услугам. Табак в персидской туфле. – Он повернулся к столику и написал несколько записок, которые вручил мальчику-слуге, приказав отнести их на телеграф. После этого с видом человека, покончившего с важным делом, Холмс опустился в кресло напротив меня.

– Самое обычное убийство, – проговорил он. – Вы, надеюсь, пришли с чем-нибудь поинтересней. Ну же, выкладывайте, что там у вас!

Я вручил ему письмо, которое он прочитал с напряженным вниманием.

– Не так уж много подробностей, – заметил Холмс, возвращая письмо. – И все же почерк весьма любопытный.

– Но это не почерк Фелпса!

– Вот именно. Это рука женщины, причем женщины незаурядной. А приступая к расследованию, всегда важно знать, что твой клиент близко связан с тем, кто обладает исключительными качествами – не важно, положительными или отрицательными. В таких случаях дело часто принимает совсем другой оборот, и оно меня уже заинтересовало. Если вы готовы, мы отправляемся в Уокинг немедленно. Выясним, что стряслось с вашим дипломатом, и посмотрим на женщину, которой он диктовал письмо.

Мы успели на утренний поезд, отправлявшийся с вокзала Ватерлоо, и менее чем через час перед нами предстали сумрачные еловые леса и вересковые пустоши Уокинга. Брайарбрэй оказался большим особняком, расположенным всего в нескольких минутах ходьбы от станции. Мы вручили дворецкому карточки, и нас провели в просторную, со вкусом обставленную гостиную. Через минуту появился довольно тучный господин и с радушной улыбкой направился к нам. Лет ему было не меньше сорока, но щеки у него были такие румяные, а глаза такие озорные, что он больше походил на чересчур упитанного мальчишку.

– Как я рад, что вы приехали, – сказал он, энергично пожимая нам руки. – Перси все утро о вас спрашивает. Бедняга хватается за каждую соломинку!

– Нам пока еще ничего не известно об этом деле, – заметил Холмс. – А вы не член семьи.

Наш новый знакомый озадаченно воззрился на него, но потом опустил глаза и рассмеялся.

– Ну конечно же, это монограмма «Дж. Х.» у меня на медальоне, – сказал он. – А я-то думаю, как это вы догадались? Меня зовут Джозеф Харрисон. И поскольку Перси собирается жениться на моей сестре Энни, я все-таки стану его родственником, пусть и не кровным. Энни сейчас в его комнате, все эти два месяца она буквально не отходит от него.

Помещение, в которое нас провели, находилось рядом с гостиной. Комната утопала в цветах. На полках и в каждом углу стояли вазы с пышными букетами. На диване у открытого окна лежал изможденный молодой человек. В окно доносились запахи сада, рядом с больным сидела женщина. Как только мы вошли, она поднялась.

– Мне оставить вас, Перси? – спросила она.

Он удержал ее, взяв за руку.

– Здравствуйте, Ватсон, – сердечно приветствовал меня Перси. – А это, наверное, ваш знаменитый друг – мистер Шерлок Холмс?

Я коротко представил обоих, и мы сели. Тучный молодой человек вышел из комнаты, но его сестра осталась. Это была удивительно красивая женщина, чуть полноватая для своего роста, но с изумительной оливковой кожей, огромными темными итальянскими глазами и копной роскошных волос. Рядом с ней больной казался еще более бледным и измученным.

– Я не хочу вас задерживать, – сказал Перси, приподнимаясь на диване. – Поэтому сразу перейду к делу. Я был счастливым и преуспевающим человеком, мистер Холмс, собирался жениться, но случилось событие, которое перечеркнуло всю мою жизнь.

Ватсон, наверное, рассказывал вам, что я служил в Министерстве иностранных дел и благодаря покровительству своего дядюшки занимал весьма ответственную должность. Став министром в нынешнем правительстве, дядя доверил мне ряд ответственных поручений, чего бы никогда не сделал, не будучи уверен в моей надежности.

Примерно десять недель назад, а точнее двадцать третьего мая, он вызвал меня в свой кабинет и, похвалив за добросовестное отношение к работе, сообщил, что у него есть для меня новое ответственное задание.

«Вот это, – сказал дядя, доставая из сейфа свиток плотной сероватой бумаги, – оригинал секретного договора между Англией и Италией, слухи о котором, к сожалению, уже просочились в печать. Французское или российское посольство заплатило бы любые деньги за то, чтобы узнать его содержание. Документ этот ни в коем случае не покинул бы моего кабинета, однако возникла необходимость снять с него копию. В вашем кабинете есть сейф?» – «Да, сэр». – «Тогда возьмите договор и заприте его в сейф. Я распоряжусь, чтобы вы смогли задержаться на работе, когда все служащие уйдут. Скопируете документ в спокойной обстановке, не опасаясь посторонних глаз. Закончив, поместите и оригинал, и копию в сейф. Завтра утром вернете их лично мне».

Я взял у него бумаги и…

– Простите, – прервал Холмс, – вы были одни во время этой беседы?

– Совершенно.

– Какие размеры имеет кабинет вашего дяди?

– Тридцать на тридцать футов.

– Вы находились в центре помещения?

– Да, примерно.

– И говорили негромко?

– У моего дяди очень тихий голос, а я в основном молчал.

– Благодарю вас, – сказал Холмс, опуская веки. – Продолжайте.

– Я сделал все в точности так, как велел дядя. Рабочий день закончился, все клерки ушли, остался только Чарльз Горо, мы с ним делим один кабинет. Ему нужно было срочно закончить какую-то работу, поэтому я решил сходить поужинать. Когда я вернулся, Чарльза уже не было. Я хотел как можно быстрее покончить с поручением дяди, поскольку Джозеф… мистер Харрисон, которого вы только что видели, как раз был в Лондоне и собирался в Уокинг одиннадцатичасовым поездом. Мне хотелось, если удастся, тоже успеть на этот поезд.

Ознакомившись с текстом договора, я сразу понял, что дядя нисколько не преувеличивал, говоря о его важности. Скажу лишь, что в нем четко определялась позиция Великобритании в отношении стран Тройственного союза, и обрисовывались наши предполагаемые действия в том случае, если военно-морские силы Франции получат превосходство над итальянским флотом в Средиземном море. Договор был скреплен подписями высокопоставленных лиц. Я пробежал его глазами и принялся за дело.

Документ был на французском и состоял из двадцати шести статей. К девяти часам я успел скопировать только восемь статей, и стало ясно, что на поезд мне не успеть. То ли из-за плотного ужина, то ли из-за того, что день выдался хлопотливым, меня начало клонить ко сну, и я решил взбодриться чашечкой кофе. Наш привратник, который дежурит в небольшой комнатушке, примыкающей к холлу, имеет обыкновение варить на своей спиртовке кофе и угощать тех служащих, которым приходится задержаться. Я вызвал его звонком.

К моему удивлению, на зов явился не привратник, а рослая пожилая женщина с грубоватым лицом. Она представилась женой привратника и сказала, что работает здесь уборщицей. Я попросил ее принести кофе.

Я скопировал еще две статьи и почувствовал, что начинаю засыпать, поэтому встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Кофе все не было, и я решил выяснить почему. Открыв дверь, я вышел в коридор. Это длинный полутемный переход, который ведет от двери моего кабинета к лестнице, у подножия которой и находится комнатушка привратника. Другого выхода там нет. На середине лестницы находится площадка, на которую выходит другой коридор. По нему можно пройти к еще одной лестнице, она ведет к запасному выходу, которым пользуется обслуживающий персонал. Иногда через него проходят и клерки – те, кто идет на работу по Чарльз-стрит, так намного ближе, чем через главный вход. Вот примерный план здания.

– Благодарю вас, продолжайте, – сказал Шерлок Холмс.

– Я спустился по лестнице в вестибюль и обнаружил, что привратник спит у себя в комнате, а на спиртовке вовсю кипит чайник. Я погасил спиртовку и снял чайник с огня, потому что вода из него забрызгала весь пол. Я уже протянул руку, чтобы разбудить привратника, но тут у него прямо над ухом громко прозвенел звонок, и он, вздрогнув, проснулся.

«Мистер Фелпс?» – увидев меня, удивился привратник. «Я спустился узнать, готов ли мой кофе». – «Я поставил чайник, да, видно, задремал, сэр. – Он в полной растерянности перевел взгляд с меня на продолжавший трезвонить звонок. – Сэр, если вы тут, кто ж это звонит?» – «Звонит?! – вскричал я. – Из какого кабинета этот звонок?» – «Из вашего».

Я похолодел. Посторонний находился в моем кабинете, где на столе остался секретнейший документ. Я бросился наверх по лестнице и помчался по коридору. По дороге я не встретил никого, в кабинете тоже никого не было, но бумаги, которые я оставил на столе, исчезли! Копия была на месте, но оригинал пропал.

Холмс потер руки, как бывало всегда, когда рассказ живо его интересовал.

– И что же вы предприняли?! – воскликнул он.

– Я сразу понял, что вор мог попасть в кабинет только через запасной выход, иначе я бы обязательно с ним столкнулся.

– Вы уверены, что он не прятался все это время в вашем кабинете или в коридоре, который, по вашим словам, плохо освещен?

– Исключено. Там и мыши негде спрятаться. Привратник, заметив, как я встревожен, побежал наверх следом за мной. Из кабинета мы вместе с ним бросились вниз – к узкой лестнице, выходящей к запасному выходу на Чарльз-стрит. Дверь внизу была закрыта, но не заперта. Мы выскочили на улицу. Я точно помню, что в этот миг услышал бой часов где-то неподалеку. Было без четверти десять.

– Это крайне важно, – кивнул Холмс, записывая что-то прямо на манжете.

– Было очень темно, моросил дождь. На Чарльз-стрит было пустынно, но на Уайтхолл, как всегда, кипело движение. Мы побежали по тротуару и на углу заметили полицейского. Я бросился к нему с криком: «Ограбление! Из министерства похищен документ огромной важности! Здесь кто-нибудь проходил?» – «Сэр, я стою здесь уже больше четверти часа, – ответил он. – За это время здесь проходил только один человек – рослая пожилая женщина в платке». – «А, это моя жена, – проговорил привратник. – А больше никого тут не было?» – «Ни души». – «Значит, вор побежал в другую сторону». – И привратник потянул меня за рукав. Однако то, что он пытался увести меня в другую сторону, лишь усилило мои подозрения.

«Куда направилась эта женщина?» – спросил я. – «Не знаю, сэр. Я заметил ее, но следить за ней мне было незачем. По-моему, она спешила». – «Давно вы ее видели?» – «Всего несколько минут назад». – «А точнее?» – «Ну, минут пять назад, не больше».

«Сэр, мы теряем время, сейчас каждая секунда дорога, – не унимался привратник. – Уж поверьте, моя старуха не имеет к этому отношения. Нужно бежать в ту сторону. Если не хотите, я сам пойду, – с этими словами он бросился в обратном направлении».

Но я его догнал и схватил за руку.

«Назовите свой адрес», – крикнул я. «Брикстон, Айви-лейн, шестнадцатый дом, – отозвался он. – Только зря вы это, сэр, лучше бы нам поторопиться».

Терять мне уже было нечего, поэтому вместе с полицейским мы помчались в противоположном направлении, но на Уайтхолл было полно кебов и прохожих, которые спешили укрыться от дождя. Расспрашивать их было явно бесполезно.

Мы вернулись в здание и осмотрели лестницу и коридор. Проход, ведущий к моему кабинету, покрыт светлым линолеумом, и если бы по нему кто-нибудь прошел, обязательно остались бы следы. Но никаких следов не было.

– Скажите, а дождь шел весь вечер?

– Примерно с семи часов.

– Тогда почему женщина, заходившая в кабинет в девять, не оставила на линолеуме следов грязной обуви?

– Я сам об этом подумал. Уборщицы обычно переобуваются в комнате привратника.

– Значит, несмотря на то что весь вечер шел дождь, следов не было? Крайне любопытно. Что же вы сделали потом?

– Мы осмотрели и кабинет. Никакой потайной двери там нет и быть не может, а окна расположены футах в тридцати над землей и заперты изнутри. На полу лежит ковер, так что люк исключается, потолок самый обычный. Даю голову на отсечение, что тот, кто похитил документы, проник в кабинет через дверь.

– А камин?

– Камина там нет. Шнурок от звонка находится справа от моего стола. Чтобы позвонить, нужно подойти вплотную к столу. Но почему преступнику пришло в голову звонить? Ума не приложу.

– Каковы же были ваши дальнейшие действия? Вы, очевидно, обыскали кабинет в поисках следов преступника… Окурок сигары, оброненная перчатка, шпилька – что-нибудь вроде этого?

– Ничего подобного мы не нашли.

– Запах табака?

– Я не курю, поэтому наверняка почувствовал бы. Но не было и запаха. Единственное, что показалось мне необычным, – это то, что жена привратника, миссис Танджи, так поспешно покинула здание. Сам привратник утверждает, что она всегда уходит домой примерно в это время. Я посоветовался с полицейским, и мы решили, что необходимо как можно быстрее задержать эту женщину.

К этому времени о происшествии уже было известно в Скотланд-Ярде, и на место преступления прибыл детектив мистер Форбс. Он энергично взялся за дело. Мы взяли кеб и отправились по указанному привратником адресу. Дверь нам открыла девушка, которая оказалась старшей дочерью миссис Танджи. Ее мать еще не вернулась, поэтому нам пришлось ожидать ее в гостиной.

Примерно через десять минут раздался стук в дверь, и тут мы совершили ошибку, в которой я виню исключительно себя: вместо того, чтобы самим открыть дверь, мы позволили сделать это девушке. Мы услышали, как она сказала: «Мама, тебя хотят видеть двое джентльменов», после чего сразу же раздались торопливые шаги по коридору. Форбс распахнул дверь, и мы выбежали в кухню. Женщина уже находилась там. Она с вызовом взглянула на нас, но тут же узнала меня, и на лице у нее появилось выражение полного изумления.

«Бог ты мой, это же мистер Фелпс из министерства!» – воскликнула она. «А от кого же вы убегали?» – спросил мой спутник. «Я решила, что это явились чиновники описывать наше имущество, – ответила миссис Танджи. – У нас нелады с местным лавочником». – «Не пытайтесь нас провести, – сказал на это Форбс. – У нас есть основания полагать, что вы похитили из министерства важный документ, а сюда бросились, чтобы избавиться от него. Вам придется отправиться с нами в Скотланд-Ярд, вас там обыщут».

Женщина поначалу сопротивлялась, но мы усадили ее в кеб и обратно ехали уже втроем. Но сперва мы осмотрели кухню, и особенно тщательно – печь, но ни пепла, ни обрывков бумаги не нашли. Приехав в Скотланд-Ярд, мы сразу же отправили миссис Танджи в комнату для досмотра женщин. Я едва с ума не сошел от волнения, ожидая результата, но никаких бумаг при ней не оказалось.

Лишь тогда я в полной мере осознал весь ужас ситуации. До той минуты мне было не до размышлений. Я почему-то надеялся, что мне удастся найти документ, что называется, по горячим следам, но ничего не вышло. Ватсон знает, что еще в школе я был ранимым и чувствительным ребенком. Теперь же, когда я подумал о дяде и его коллегах из правительства, о том, что я опозорил себя, опозорил всех, кто хоть как-то со мной связан, меня охватило отчаяние. Кому какое дело до того, что я стал жертвой невероятного случая, если на карту поставлены интересы целой страны? Это был конец и мне, и моей карьере. Я не помню, что было потом. Возможно, со мной случилась истерика. В памяти сохранились только смутные обрывки: какие-то люди в форме толпились вокруг меня, пытаясь успокоить, кто-то отвез меня на вокзал Ватерлоо и усадил в поезд до Уокинга. К счастью, в том же вагоне оказался доктор Ферье, наш сосед, который согласился присмотреть за мной, а в Уокинге на станции у меня начался нервный припадок. К тому моменту, когда я наконец-то добрался до дома, я уже ничего не соображал.

Можете представить, что началось, когда моих близких разбудил среди ночи звонок в дверь и они увидели меня в таком состоянии! Энни и моя мать были просто убиты. Доктор Ферье еще на вокзале успел поговорить с сопровождавшим меня детективом, поэтому смог объяснить, что случилось. А вскоре стало понятно, что я еще не скоро оправлюсь, и эту комнату, бывшую спальню Джозефа, пришлось превратить в лазарет. Девять недель я провел в горячке и без сознания. Если бы не самоотверженность мисс Харрисон и врачей, я бы сейчас с вами не разговаривал. Меня нельзя было оставлять ни на минуту, потому что во время приступов я был способен на что угодно. Поэтому по ночам здесь дежурила сиделка. Постепенно разум мой начал проясняться, но память вернулась ко мне всего три дня назад. Первое, что я сделал, – телеграфировал мистеру Форбсу, который ведет это дело. Он приехал сюда, но ничего утешительного сообщить не мог. Ни улик, ни следов так и не удалось обнаружить. Привратника и его жену тщательно проверили, но это тоже ничего не дало. Тогда подозрение полиции пало на молодого Чарльза Горо, который в тот день задержался на работе. Но доказать его причастность к делу не удалось, и следствие зашло в тупик. Мистер Холмс, вы моя последняя надежда. Вы один можете спасти мою честь и положение.

Утомленный рассказом, несчастный упал на подушки, а мисс Харрисон подала ему укрепляющее лекарство. Холмс сидел, опустив веки и откинув голову на спинку кресла. Он казался расслабленным и погруженным в себя, но я-то знал, что все это означает высшую степень умственного напряжения.

– Вы рассказали все так подробно, – наконец заговорил он, – что у меня почти не осталось вопросов. Но одно чрезвычайно важное обстоятельство я все же хотел бы прояснить. Вы говорили кому-либо о задании, которое вам было поручено?

– Нет.

– А мисс Харрисон?

– Нет, разумеется.

– После того как вами было получено распоряжение министра, вы не встречались с кем-либо из ваших близких, хотя бы случайно?

– Ни с кем.

– А кто из них бывал в вашем служебном кабинете?

– Думаю, что все.

– Хотя это, конечно же, не имеет никакого отношения к делу, если вы никому не говорили о порученном задании. Что вам известно о привратнике?

– Почти ничего. Разве только то, что он отставной солдат.

– Какого полка?

– Кажется, Колдстримского гвардейского.

– Благодарю вас. Прочие подробности я могу узнать у Форбса. Полиция замечательно умеет собирать факты, но не всегда способна ими распорядиться как следует. Какой изумительный цветок!

Холмс шагнул к окну и, взяв за стебель поникший цветок вьющейся мускусной розы, стал любоваться восхитительным сочетанием цвета малиновых лепестков и листвы. Как-то раньше мне не приходилось замечать за ним такого интереса к живой природе.

– Нигде так не нужна логика, как в религии, – неожиданно проговорил мой друг. – Логика способна превратить ее в точную науку. Мне кажется, что наша вера в Провидение может полностью основываться на факте существования цветов. Все остальное – наши силы, желания, пища, которую мы поглощаем, – необходимо для нашего существования, но вот эта роза – предмет, не имеющий к нему отношения. Аромат и цвет розы украшают жизнь, но не являются ее непременным условием. Только добро способно украшать, поэтому я еще раз утверждаю, что именно на цветы мы возлагаем наши самые большие надежды.

Пока Холмс разглагольствовал об этих отвлеченных материях, Перси Фелпс и мисс Харрисон с недоумением смотрели на него. Наконец он умолк и погрузился в мечтательную задумчивость, не выпуская из пальцев розу. Возникла пауза, и лишь спустя пару минут девушка довольно резким тоном спросила:

– Мистер Холмс, так у нас есть надежда, что вы раскроете эту тайну?

– Ах да, тайна! – спохватился мой друг. – Было бы глупо отрицать, что дело это весьма трудное и запутанное, но я обещаю вам, что займусь им и буду держать вас в курсе расследования.

– У вас уже есть версии?

– У меня есть семь различных версий, но их необходимо проверить, прежде чем обсуждать.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Самого себя.

– Как?!

– Я подозреваю, что слишком быстро прихожу к выводам.

– В таком случае поезжайте в Лондон и проверьте эти выводы там.

– Дельный совет, мисс Харрисон, – расправил плечи Холмс. – По-моему, Ватсон, это лучшее из того, что мы с вами можем сейчас сделать. Мистер Фелпс, должен вас предупредить: не обольщайтесь и не рассчитывайте на быстрый успех. Дело крайне запутанное. Завтра я снова приеду сюда тем же поездом, хотя вряд ли смогу вас чем-то порадовать.

– Благослови вас Господь за то, что вы даете мне надежду, – с дрожью в голосе проговорил наш клиент. – Мне достаточно знать, что хоть что-то делается. Да, я не упомянул о том, что пришло письмо от лорда Холдхерста.

– Вот как! И что же он пишет?

– Тон письма прохладный, но сдержанный. Думаю, только потому, что дяде известно о моей болезни. Он еще раз напомнил мне, что дело это имеет огромное значение, и добавил, что в отношении меня никаких мер предприниматься не будет до тех пор, пока здоровье мое полностью не восстановится.

– Что ж, вполне здраво и деликатно, – сказал Холмс. – Едем, Ватсон, в Лондоне нас с вами сегодня ожидает много работы.

Вскоре мы уже на всех парах неслись на портсмутском поезде к столице. Всю дорогу Холмс был погружен в размышления и заговорил лишь тогда, когда мы проехали Клапамскую узловую станцию.

– Как любопытно въезжать в Лондон по этой линии, где можно с высоты птичьего полета любоваться на город.

Я подумал, что он шутит, потому что унылый пейзаж, открывавшийся за окном, нагонял тоску. Однако Холмс пояснил свою мысль.

– Вот посмотрите на эти большие здания, которые возвышаются над шиферными крышами как кирпичные острова в свинцово-сером море.

– Это школы.

– Маяки, друг мой. С точки зрения будущего, это маяки. В них сейчас содержатся тысячи крохотных сверкающих зерен, из которых вырастет завтрашняя великая и мудрая Англия… Ваш приятель Фелпс, должно быть, не пьет?

– Не похоже.

– Я тоже так думаю, но следует учесть все возможные варианты. Бедняга попал в серьезную переделку. Не знаю, сумеем ли мы ему помочь. Что вы думаете о мисс Харрисон?

– Девушка с характером.

– Да, и предана Фелпсу, если я не ошибаюсь. Они с братом единственные наследники владельца крупного металлургического завода где-то в северных графствах. Фелпс сблизился с этой девушкой прошлой зимой, когда ездил отдыхать в Нортумберленд. Она приехала сюда, чтобы познакомиться с его семьей, брат сопровождал ее в поездке. Потом грянул гром, и мисс Харрисон осталась, чтобы ухаживать за женихом, ее примеру последовал и Джозеф. Я навел кое-какие справки. Впрочем, главные сведения мы получим сегодня.

– Моя работа… – начал я.

– Если ваша работа вам интереснее… – насупился Холмс.

– Я хотел сказать, что моя работа может и подождать пару дней. Все равно в эту пору у меня почти нет пациентов.

– Что ж, прекрасно. Займемся этой историей вместе. Для начала нужно познакомиться с Форбсом. Без этого мы не поймем, с какого конца браться за дело.

– Но вы, кажется, сказали, что у вас уже сложилась версия.

– Это так, но чтобы делать какие-то выводы, нужна информация. Труднее всего раскрываются преступления, в которых нет мотива, но здесь мотив присутствует. Кому похищение документа может быть выгодно? Французскому и российскому послам. А также тому, кто намерен продать документ одному из них, и лорду Холдхерсту.

– Лорду Холдхерсту?

– Во всяком случае, я могу представить себе ситуацию, в которой исчезновение данного документа не слишком бы его огорчило.

– Но у лорда Холдхерста безупречная репутация!

– Такая вероятность существует, и мы не можем не принимать ее во внимание. Сегодня мы встретимся с лордом и выясним, что ему известно. Тем временем расследование идет полным ходом без нашего участия. Из Уокинга я разослал телеграммы с текстом объявления во все лондонские вечерние газеты. Оно будет опубликовано уже сегодня.

Холмс передал мне листок бумаги, где было написано карандашом: «Десять фунтов вознаграждения тому, кто укажет номер кеба, высадившего пассажира на Чарльз-стрит вблизи здания Министерства иностранных дел двадцать третьего мая без четверти десять вечера».

– Вы уверены, что похититель приехал в кебе?

– Даже если это не так, ничего страшного. Но если мистер Фелпс не ошибается и ни в кабинете, ни в коридоре действительно нет места, чтобы спрятаться, значит, преступник явился с улицы. Раз в такую дождливую погоду он не оставил следов на линолеуме, который спустя несколько минут внимательно осматривали, значит, он приехал в кебе. И я уверен, что нам удастся найти этот кеб.