Текст книги "Записки о Шерлоке Холмсе"

– Что отдадим мы за это?

– Все, что наше.

– За что мы отдадим это?

– За веру».

«Подлинник не датирован, но скорее всего это середина семнадцатого века, – заметил Масгрейв. – Боюсь только, что вам это не поможет». – «По крайней мере, – сказал я, – у нас появилась еще одна загадка, и она поинтереснее, чем первая. Вполне может быть, что, разгадав одну из них, мы разгадаем и вторую. Надеюсь, вы не обидитесь, Масгрейв, если я замечу, что дворецкий ваш человек настолько умный, что оказался сообразительнее десяти поколений своих хозяев». – «Я вас не понимаю, – удивился Масгрейв. – Эта бумажка не имеет никакого смысла». – «А я считаю, что смысл ее очевиден. Брантон, похоже, думал так же и уже не впервые держал ее в руках. Вы сказали, что у него была какая-то карта, которую он сунул за пазуху при вашем появлении». – «Верно. Но какое она имеет отношение к этой старинной белиберде?» – «Выяснить это не так уж сложно, – сказал я. – Если вы не против, мы ближайшим поездом отправимся в Сассекс и приступим к изучению этого дела на месте».

Вечер еще не наступил, а мы уже оказались в Херлстоуне. Вам, может быть, приходилось видеть изображения или читать описания этого знаменитого замка, поэтому я ограничусь тем, что скажу, что здание построено в форме буквы «L». Короткое крыло – это старая часть, к которой постепенно пристраивали все новые и новые помещения, образовавшие впоследствии более длинное крыло. В центре старого крыла имеется низкая дверь с тяжелой притолокой. Прямо над ней высечена дата «1607», но историки сходятся на том, что балки и каменная кладка значительно старше. Эта часть здания имеет такие толстые стены и настолько узкие окна, что в прошлом веке владельцы поместья решили достроить новое крыло и переселиться туда. С тех пор старое крыло используют как место хранения садового инвентаря и погреб. Здание окружено великолепным парком. Пруд, о котором упоминал мой клиент, находится рядом с аллеей, ярдах в двухстах от здания.

Я был твердо убежден, Ватсон, что имею дело не с тремя, а с одной загадкой, и если мне удастся понять смысл обряда Масгрейвов, я получу ключ к тайне исчезновения дворецкого и горничной. На это я и направил все силы. Почему дворецкому не давал покоя этот старинный документ? Очевидно, Брантон усмотрел в нем какую-то выгоду для себя. Что это было? И как это повлияло на его судьбу?

У меня не вызывало сомнений, что цифры в тексте обряда указывают на совершенно определенное место, и если его найти, мы узнаем и о том, что за тайну Масгрейвы сочли необходимым сохранить для потомков. В начале указаны две отправные точки: дуб и вяз. С дубом все сразу стало понятно: прямо перед замком, слева от аллеи, я увидел величественное древнее дерево.

«Наверняка этот дуб уже рос здесь, когда записывался ваш ритуал», – сказал я, когда мы проезжали мимо. «Не исключаю, что он торчал здесь уже девять веков назад, во времена Норманнского завоевания, – проворчал Масгрейв. – У него ствол двадцать три фута в обхвате».

«А старые вязы у вас есть?» – спросил я. «Вон там когда-то рос один, но десять лет назад в него ударила молния и мы его спилили». – «Место, где он стоял, еще видно?» – «Разумеется». – «А другие вязы у вас есть?» – «Нет, но зато много буков». – «Я хочу осмотреть место, где был вяз».

Ехали мы в двуколке, и мой клиент, не доезжая до замка, свернул и подкатил к проплешине на лужайке, где раньше росло дерево. Проплешина находилась почти точно посередине между дубом и домом.

«Высоту этого вяза, я полагаю, установить уже не удастся?» – спросил я. «Я могу вам назвать ее хоть сейчас. Шестьдесят четыре фута». – «Откуда вы знаете?» – удивился я. «Мой домашний учитель считал, что изучение тригонометрии сводится исключительно к измерениям высоты методом подобных треугольников. Я с детства знаю высоту всех деревьев и построек в поместье».

Вот так удача! Необходимая информация сама шла мне в руки.

«Скажите, Реджинальд, – спросил я его, – а ваш дворецкий когда-нибудь задавал вам такой же вопрос?»

Масгрейв удивленно уставился на меня.

«Действительно, задавал, – ответил он. – Несколько месяцев назад Брантон спросил, какой высоты было это дерево. Он сказал, что они поспорили об этом с конюхом, и просил рассудить их».

Это была отличная новость, и она подтвердила, что я нахожусь на верном пути. Я посмотрел на солнце – оно уже клонилось к закату. Я прикинул, что меньше чем через час оно будет находиться точно над кроной старого дуба. Одно из условий обряда будет выполнено. Тень от вяза, очевидно, служила продолжением тени от дуба, иначе ориентиром служил бы ствол. Таким образом, оставалось выяснить, куда падала тень от верхушки вяза, когда солнце находилось точно над дубом.

Все оказалось не так уж сложно. Я вырезал этот колышек и прикрепил к нему длинную бечевку с узлом на каждом ярде. Потом взял два трехфутовых колена от удилища и вернулся вместе со своим клиентом к тому месту, где прежде рос вяз. Солнце как раз коснулось верхушки дуба. Я соединил удилища, получив примерно шесть футов, измерил длину их тени, которая составила девять футов, и отметил ее направление.

Итак, если палка длиной шесть футов давала тень длиной девять футов, то дерево высотой шестьдесят четыре фута дало бы тень длиной девяносто шесть футов. Направление тени, естественно, совпадало. Я отмерил на земле нужное расстояние и почти уперся в стену дома. На этом месте я вогнал в землю колышек. Восторгу моему не было границ, Ватсон, когда в двух дюймах от моей отметки я увидел небольшое углубление в земле. Это был знак, сделанный ранее Брантоном.

С этой точки я начал отсчет шагов, сверяя направление со своим карманным компасом. Двадцать шагов мне пришлось пройти параллельно стене. Это место я тоже отметил колышком. Потом, внимательно следя за стрелкой компаса, я сделал десять шагов на восток, потом четыре на юг и оказался прямо перед старой дверью. Теперь предстояло сделать два шага на запад, а это означало, что мне придется войти в устланный каменными плитами коридор. Это и было место, указанное в документе.

Никогда еще я не испытывал столь горького разочарования, Ватсон. Мне даже показалось, что я неверно истолковал смысл обряда. Лучи солнца проникали в коридор через открытую дверь, и мне было видно, что истертые серые плиты пола плотно пригнаны друг к другу и намертво сцементированы. Никто не сдвигал их с места со времен постройки здания. И следов деятельности Брантона здесь не было. Я постучал по плитам – никаких углублений или пустот под ними не было. К счастью, Масгрейв, который начал понимать смысл моих действий и находился в таком же возбуждении, как и я, выхватил из кармана документ и заглянул в него.

«Потом вниз! – закричал он. – Вы забыли, что потом – вниз».

Я-то думал, что придется копать, но тут же понял, что ошибался.

«Здесь внизу есть подвал?» – спросил я. «Да, такой же старый, как и само здание. Эта дверь ведет туда».

Мы спустились по винтовой лестнице, мой спутник зажег фонарь, стоявший на бочке в углу. И сразу же стало понятно, что это именно то место и что здесь совсем недавно кто-то побывал.

Подвал использовали для хранения дров, поленьями был завален весь пол, но в центре кем-то было расчищено свободное пространство. На одной из тяжелых каменных плит пола виднелось ржавое железное кольцо с привязанным к нему шерстяным шарфом в мелкую черно-белую клетку.

«Смотрите! – вскричал мой клиент. – Это шарф Брантона. Что этот негодяй мог тут делать?»

На всякий случай из местного участка позвали двух полицейских, и лишь после этого я взялся за шарф и попытался приподнять каменную плиту, но смог лишь слегка сдвинуть ее с места. Пришлось прибегнуть к помощи одного из констеблей, чтобы приподнять и оттащить плиту в сторону. Под ней открылась темная дыра. Все мы столпились над ней, а Масгрейв опустил вниз фонарь.

Перед нами открылась небольшая квадратная камера размером четыре на четыре фута и глубиной футов семь. У одной из стен стоял окованный медью сундук. Крышка его была откинута, в замочной скважине торчал тот замечательный старинный ключ, который вы, Ватсон, видите сейчас перед собой. На сундуке лежал толстый слой пыли, стенки его изъели черви, а углы затянула сизая плесень. На дне сундука мы обнаружили несколько вот таких железных кружочков. Больше в нем ничего не было.

Однако в тот миг нам было не до сундука, потому что наши взгляды были прикованы к тому, что находилось рядом с ним. Это было тело мужчины в черном костюме. Он сидел на корточках, свесив голову внутрь сундука и раскинув руки, как бы обнимая его. Из-за такой позы лицо его налилось кровью, распухло и посинело до такой степени, что опознать его было невозможно. Лишь после того как мужчину извлекли оттуда, по росту, одежде и волосам мой клиент смог с уверенностью сказать, что это пропавший дворецкий. Умер он несколько дней назад, но на теле не было ни ран, ни кровоподтеков, которые могли бы объяснить причину такой страшной смерти. Итак, мы почти не приблизились к решению главной задачи.

Признаюсь, Ватсон, я был несколько озадачен ходом расследования. Я рассчитывал, что все встанет на свои места, как только удастся обнаружить место, на которое указывал обряд. Но даже после этого оставалось неясным, какую тайну предки моего клиента оберегали так тщательно. Да, мы выяснили судьбу Брантона, но теперь предстояло понять, каким образом постигла его такая участь и какую роль сыграла в этом пропавшая девушка.

Вы знаете, что я делаю в подобных случаях, Ватсон. Я ставлю себя на место другого человека и пытаюсь представить, как он поступил бы в подобных обстоятельствах. Здесь дело упрощалось тем, что Брантон обладал незаурядным умом, поэтому не было надобности, выражаясь языком науки, учитывать погрешности. Он знал, что где-то спрятано нечто ценное. Определил место и обнаружил, что камень, закрывающий вход, слишком тяжел и его не удастся сдвинуть без посторонней помощи. Пригласить человека со стороны он не мог, это было слишком опасно. Но к кому обратиться? С Рейчел Хоуллс в прошлом его связывали доверительные отношения. Мужчины редко осознают, что если относиться к женщине пренебрежительно, ее любви приходит конец. Значит, Брантон попытался бы помириться с бывшей возлюбленной, чтобы воспользоваться ее помощью. Вместе они пришли бы ночью в подвал и смогли сдвинуть каменную плиту.

Но даже если их было двое, поднять тяжелую плиту непросто. Как же они облегчили себе задачу? Возможно, так, как сделал бы я сам. Я вернулся и начал внимательно осматривать валяющиеся в подвале поленья. Почти сразу я обнаружил то, что искал. Одно из поленьев, примерно три фута в длину, имело на конце отчетливый след. Рядом лежало еще несколько расплющенных кусков дерева. Очевидно, дворецкий и горничная, постепенно приподнимая каменную плиту, подкладывали в образовавшуюся щель поленья, пока она не стала достаточно широкой, чтобы в нее смог протиснуться человек. Потом они зафиксировали плиту в этом положении, вставив одно полено вертикально. На нижней стороне полена должна была остаться глубокая вмятина – ведь камень всей своей массой навалился на него. Пока все указывало на то, что мои предположения верны.

Теперь предстояло понять, как развивались трагические события той ночи. В щель мог протиснуться только один человек, и это наверняка был Брантон. Девушка, скорее всего, осталась наверху. Брантон открыл сундук, передал то, что нашел в нем, наверх, а потом… что же случилось потом?

Быть может, жажда мести, тлевшая в душе этой наследницы кельтов, вдруг вспыхнула ярким пламенем, когда девушка увидела, что мужчина, который причинил ей немало горя, находится в ее руках? Или полено, удерживавшее камень, выскользнуло, и плита рухнула, похоронив Брантона в каменном мешке? Как бы там ни было, я живо представлял себе такую картину: девушка, прижимая к груди сокровища, стремительно поднимается по винтовой лестнице, а из-под земли глухо доносятся крики ее неверного жениха, обреченного на смерть от удушья в каменном мешке.

Вполне вероятно, что именно этим объясняется бледность Рейчел на следующее утро, нервозность и приступы истерического смеха. Но что же было в сундуке? Очевидно, те самые старые железки и камешки, которые мой друг выудил со дна пруда. Рейчел просто избавилась от последней улики, указывающей на ее участие в преступлении.

Я двадцать минут просидел неподвижно, обдумывая положение вещей. Все еще бледный как полотно Масгрейв все это время стоял рядом со мной с фонарем в руках и заглядывал в черное отверстие.

«Это монеты времен Карла Первого, им больше двухсот пятидесяти лет. – Он протянул мне несколько металлических кружочков, найденных в сундуке. – Видите, мы верно высчитали время, когда был создан обряд». – «А ведь мы, пожалуй, обнаружим еще кое-что, связанное с именем Карла Первого! – воскликнул я, так как для меня вдруг прояснился смысл первых двух вопросов обряда. – Позвольте взглянуть на содержимое мешка, который вы вытащили из пруда».

Мы поднялись наверх в кабинет Масгрейва, и он разложил передо мной железки и камешки. Выглядели они тусклыми и невзрачными. Я потер один из камешков о рукав, и вдруг он блеснул как искра у меня на ладони. Один из металлических предметов имел вид двойного кольца, но был весь погнут и перекручен.

«Вы, конечно, помните, что роялисты оставались в Англии даже после того, как Карл Первый был казнен, – сказал я. – Когда им все-таки пришлось бежать на континент, они наверняка спрятали какую-то часть своих богатств здесь, чтобы, когда настанут более спокойные времена, вернуться и воспользоваться ими». – «Мой предок, сэр Ральф Масгрейв, сам был видным роялистом и правой рукой Карла Второго во время его скитаний». – «В самом деле?! – воскликнул я. – Что ж, вот вам и последнее недостающее звено. Должен вас поздравить, несмотря на драматические обстоятельства, вы стали обладателем ценных фамильных реликвий. Впрочем, с точки зрения историка они имеют еще большее значение». – «О чем вы?» – изумленно уставился на меня Масгрейв. «Этот предмет – не что иное, как древняя корона королей Англии». – «Корона!» – «Именно так. Вспомните, что говорится в обряде: «Чьим это было?» – «Того, кого уж нет». Имеется в виду казнь Карла Первого. «Чьим это будет?» – «Того, кто придет». Эти слова относятся уже к Карлу Второму, чье возвращение в Англию ожидалось. Я полагаю, что этот погнутый и бесформенный венец некогда украшал головы королей из династии Стюартов». – «Как же он попал в мой пруд?» – Тут я принялся объяснять ему всю цепочку догадок, предположений и доказательств, которые привели меня к истине. Луна уже ярко светила, когда мой рассказ подошел к концу.

«Почему же корона не вернулась к Карлу, когда он взошел на трон Англии и Шотландии?» – спросил Масгрейв, укладывая реликвии обратно в холщовый мешок. «А вот на этот вопрос мы, возможно, никогда не получим ответа. Не исключаю, что Масгрейв, который хранил эту тайну, к тому времени умер, передав своему сыну ключ к ней, но по какой-то случайности не разъяснив его значения. С того времени ключ передавался от отца к сыну, пока не попал в руки человека, который сумел понять его смысл и поплатился за это жизнью».

Такова история обряда Масгрейвов, Ватсон.

Корону Масгрейвы по-прежнему хранят в Херлстоуне, хотя им пришлось долго отстаивать свое право на это. Если вам когда-нибудь захочется взглянуть на реликвию Стюартов – сошлитесь на меня и они ее охотно вам покажут. Судьба девушки осталась неизвестной. Скорее всего, она покинула Англию и увезла воспоминания о совершенном преступлении с собой.

Райгитская загадка

Случилось это еще до того, как пошатнулось здоровье моего друга Шерлока Холмса. Виной тому невероятно напряженная работа, выпавшая на его долю весной 1887 года. Дело о Нидерландско-Суматранской компании и грандиозной афере барона Мопертюи до сих пор на слуху у публики; кроме того, оно слишком тесно связано с политикой и финансами, чтобы включать рассказ о нем в эту книгу. Однако именно оно послужило косвенной причиной, по которой мой друг оказался втянут в единственное в своем роде и исключительно сложное дело.

Четырнадцатого апреля я получил телеграмму из Лиона, в которой сообщалось, что Холмс болен и находится в отеле «Дюлонж». Не прошло и суток, как я уже сидел рядом с его постелью. К своему огромному облегчению, я увидел, что, судя по симптомам, жизни моего друга ничто не угрожает. Однако даже его стальное тело не вынесло двух месяцев непрерывного физического и умственного напряжения. Блестящая победа, увенчавшая усилия Холмса, не спасла его от последствий переутомления. Ни слава, доставшаяся Холмсу в деле, которое оказалось не по зубам полиции трех стран, ни сознание того, что ему удалось разоблачить самого умного и коварного мошенника в Европе, не могли вывести моего друга из прострации.

Спустя три дня мы вместе вернулись на Бейкер-стрит, но было очевидно, что Холмсу просто необходимо на время сменить обстановку, да и мне, признаться, перспектива провести недельку-другую вдали от городской суеты казалась заманчивой. В графстве Суррей, в городке Райгит, жил мой старый знакомый и пациент полковник Хэйтер, который частенько приглашал меня погостить. Когда я побывал у него в последний раз, полковник однажды заметил, что совсем не прочь познакомиться и с моим знаменитым другом.

Уговорить Холмса на такую поездку было делом непростым, но когда мой друг узнал, что полковник холост и нам будет предоставлена полная свобода, он дал согласие, и через неделю после возвращения из Лиона мы оказались в Райгите. Полковник Хэйтер был из породы старых вояк, которые повидали свет и знают жизнь во всех ее проявлениях, так что, как я и предполагал, они с Холмсом вскоре нашли общий язык.

В день нашего прибытия, когда мы после ужина курили в оружейной комнате полковника, Холмс возлежал на диване, а я рассматривал коллекцию восточного оружия, полковник вдруг сказал:

– Кстати, прихвачу-ка я с собой один из этих пистолетов. На всякий случай.

– На всякий случай? – удивился я.

– Да, у нас тут в последнее время неспокойно. Недавно в дом к старому Актону – это один из самых богатых людей в графстве, забрались воры. Много они не унесли, но их так и не поймали.

– И никаких зацепок? – покосился на полковника Холмс.

– Никаких. Да это дело не заслуживает вашего внимания, мистер Холмс, тем более после такого шумного международного успеха.

Холмс отмахнулся, но по его улыбке было видно, что он польщен.

– Может быть, есть что-нибудь примечательное?

– Насколько мне известно, нет. Грабители проникли в библиотеку, но почти ничего не взяли. Все было перевернуто вверх дном. Ящики столов взломаны, книги выброшены из шкафов, и при этом пропал всего лишь том Гомера в переводе Поупа, два позолоченных подсвечника, пресс-папье из слоновой кости, маленький барометр да клубок шпагата.

– Странные у них вкусы! – воскликнул я.

– Скорее всего, эти парни просто прихватили то, что могли унести.

Со стороны дивана донеслось покашливание.

– Почему же это не насторожило полицию графства? – сказал Холмс. – Ведь совершенно очевидно, что…

Однако я не дал ему закончить.

– Друг мой, мы приехали сюда отдыхать. Ради бога, не ввязывайтесь в новое дело, пока ваша нервная система не пришла в норму.

Холмс пожал плечами, и разговор перешел на другие темы.

Увы, усилия мои оказались напрасными. На следующее утро упомянутое дело снова вторглось в нашу жизнь, причем таким образом, что оставаться в стороне мы уже не могли. Мы завтракали, когда в столовую вбежал дворецкий. От его степенности не осталось и следа.

– Вы слышали, сэр? – взволнованно закричал он с порога. – У Каннингемов, сэр!

– Что, опять кража? – ахнул полковник.

– Убийство!

– Ну и ну! – полковник даже присвистнул. – Кого же убили, судью или его сына?

– Ни того, ни другого, сэр. Уильяма Кервана, кучера. Пуля попала в сердце, он умер прямо на месте.

– Кто же это сделал?

– Грабитель, сэр. Никто его не видел. Он пробрался в дом через окно в буфетной, но там находился Уильям. Бедняга поплатился жизнью, защищая собственность своего хозяина.

– Когда это случилось?

– Примерно в полночь…

– Скверные новости, – заметил полковник, когда дворецкий удалился. – Каннингем-старший – очень хороший человек. Для него это будет настоящим ударом. Уильям много лет прослужил у него. Наверняка это дело рук тех же негодяев, которые вломились к Актону.

– Дело это может оказаться заурядной кражей, – задумчиво проговорил Холмс, – но, согласитесь, выглядит все несколько необычно. Если в графстве орудует шайка грабителей, логично предположить, что для следующего преступления они выберут место как можно дальше от прежнего. Когда вчера вы прихватили с собой пистолет, я подумал было, что Райгит – последнее место во всей Англии, куда осмелился бы наведаться вор, – и ошибся…

– Должно быть, это кто-то из местных, – предположил полковник. – И понятно, почему он выбрал дома Актона и Каннингема – они самые большие в округе.

– И самые богатые?

– До недавнего времени так и было, но эти джентльмены несколько лет подряд судились друг с другом, так что, думается мне, дела у них обстоят не так хорошо, как раньше. Старый Актон хотел отсудить у Каннингема половину его земли. Адвокаты сбились с ног…

– Если это местный вор, найти его несложно, – зевнул Холмс. – Да будет вам, Ватсон, не смотрите на меня волком, я не собираюсь в это вмешиваться.

– Инспектор Форрестер, сэр, – возвестил внезапно возникший в дверях дворецкий.

В комнату энергичным шагом вошел подтянутый молодой человек с острым взглядом.

– Доброе утро, полковник, – отрывисто проговорил он. – Простите за вторжение, но мы случайно узнали, что у вас гостит мистер Шерлок Холмс.

Полковник жестом указал на моего друга. Инспектор коротко поклонился.

– Мистер Холмс, мы надеялись, что, возможно, вы не откажетесь помочь нам.

– Судьба против вас, Ватсон, – рассмеялся Холмс. – Мы как раз обсуждали случившееся, когда вы вошли, инспектор. Может быть, вы посвятите нас в подробности?

Холмс откинулся на спинку кресла, и в ту же секунду мне стало ясно, что все мои усилия пошли прахом.

– По делу Актона у нас нет никаких зацепок, зато здесь их полно, и мы точно знаем, что оба случая – одних и тех же рук дело. Грабителя видели. Шум поднялся без четверти двенадцать. Каннингем-старший только что лег, а мистер Алек, его сын, курил у себя. Оба услышали крики кучера, и Каннингем-младший бросился вниз, чтобы взглянуть, что случилось. Задняя дверь дома была распахнута, он подошел к ней и увидел двух борющихся мужчин. Один из них выстрелил, второй упал, убийца в ту же секунду кинулся бежать в сад, перепрыгнул через кусты и был таков. Каннингем-старший как раз в это время выглянул в окно, заметил бегущего по дороге человека, но сразу потерял его из виду. Мистер Алек поспешил к умирающему кучеру, и преступнику удалось уйти. Об убийце нам известно лишь то, что это мужчина невысокого роста, в момент совершения преступления он был в темной одежде. Все наши силы направлены на его поиски.

– А что там делал этот Уильям Керван? Он что-нибудь сказал перед смертью?

– Ни слова. Он жил в сторожке со своей матерью и был очень преданным слугой, поэтому мы решили, что он просто вышел проверить, все ли в порядке в доме. Понимаете, ограбление Актона наделало у нас много шума, люди волнуются. Грабитель успел взломать замок и открыть дверь, когда его обнаружил Уильям.

– А матери он ничего не сказал, когда уходил?

– Она очень стара и почти ничего не слышит. Мы не смогли от нее ничего добиться. Узнав о смерти сына, она вообще перестала что-либо соображать, хотя и прежде не блистала умом. Однако у меня есть кое-что любопытное. Вот, взгляните.

Инспектор извлек из своей записной книжки измятый клочок бумаги и подал Холмсу.

– Это было найдено в руке убитого. Похоже на обрывок какого-то документа. Тут упомянуто время, когда погиб несчастный кучер. Судя по содержанию, это что-то вроде приглашения на встречу.

На бумаге уцелели следующие слова:

в одиннадцать часов сорок пять минут

узнать, что

возможно

– Если это действительно приглашение, – продолжал инспектор, – то напрашивается вывод, что Уильям Керван, хоть и считался честным человеком, мог состоять в сговоре с вором. Возможно, он встретился с преступником и даже помог ему взломать дверь, после чего они что-то не поделили и сцепились между собой.

– Этот клочок рукописи чрезвычайно любопытен, – наконец проговорил Холмс, внимательно изучив обрывок. – Дело намного сложнее, чем я предполагал. Ваше замечание насчет возможной связи между грабителем и слугой и догадка о том, что в письме, возможно, содержалось приглашение на встречу, представляются мне не лишенными оснований. Но этот обрывок указывает на то, что… – Он взялся за подбородок и на несколько минут погрузился в размышления. Когда Холмс вернулся к действительности, я с удивлением заметил, что щеки его порозовели, а глаза блестят, как до болезни. Казалось, к нему вернулась прежняя энергия.

– Знаете, инспектор, – воскликнул он, – я совсем не прочь заняться этим делом! Есть в нем что-то притягательное. Если позволите, полковник, я оставлю вас с Ватсоном, а сам прогуляюсь с инспектором, чтобы проверить кое-какие свои соображения. Обещаю через полчаса вернуться.

Примерно через полтора часа вернулся инспектор – но без Холмса.

– Мистер Холмс все еще бродит туда-сюда по двору и просит, чтобы мы вместе отправились к дому мистера Каннингема.

– Зачем?

Инспектор пожал плечами.

– Не могу сказать. Между нами – мне кажется, мистер Холмс еще не вполне здоров. Он ведет себя как-то странно и очень возбужден.

– Не беспокойтесь, – успокоил я его. – Эти странности – часть его метода, я давно это знаю.

– Я бы сказал, что у него довольно необычные методы, – пробормотал инспектор. – Полковник, давайте поспешим, так как мистеру Холмсу не терпится приступить.

Холмс и в самом деле нервно расхаживал по двору, низко наклонив голову и засунув руки в карманы брюк.

– Дело становится все интереснее! – воскликнул он, заметив нас. – Ватсон, эта поездка на природу определенно идет мне на пользу. Я чудесно провел утро.

– Вы уже побывали на месте преступления? – осведомился полковник.

– Да, мы с инспектором провели небольшую рекогносцировку.

– Что-нибудь удалось обнаружить?

– Мы видели некоторые весьма интересные вещи. Идемте, я все расскажу по дороге. Во-первых, мы осмотрели тело бедняги. Он действительно умер от огнестрельной раны. В него выстрелили из револьвера.

– А вы разве сомневались в этом?

– Никогда не помешает лишний раз проверить. Инспектор тоже не терял времени даром. Потом мы побеседовали с мистером Каннингемом и его сыном, они указали нам место, где преступник перебрался через живую изгородь. Затем мы повидались с матерью убитого, правда, ничего нового от нее мы не узнали. Но и без того я твердо уверен, что преступление это совершенно необычное. Думаю, вы согласитесь со мной, инспектор: зажатый в руке убитого клочок бумаги с точным указанием времени, когда произошло убийство, – улика в высшей степени редкая.

– Это может дать ключ к разгадке, мистер Холмс.

– Не может дать, а дает! Автор этой записки вытащил из постели кучера Уильяма Кервана в столь поздний час. Но где же остальная часть листа?

– Я осмотрел все вокруг дома, но ничего не нашел, – сказал инспектор.

– Ее вырвали из рук убитого, потому что в ней содержалось нечто, указывавшее на убийцу. Как, по-вашему, он должен был поступить с бумагой? Скорее всего, сунул в карман, не обратив внимания, что небольшой клочок остался в руке жертвы. И если записка окажется в наших руках, мы будем в двух шагах от раскрытия всего дела.

– Но как нам залезть в карман преступника, не поймав самого преступника?

– Хороший вопрос. У нас есть еще одна зацепка: Уильям получил записку. Значит, кто-то ее принес или она пришла по почте.

– Я навел справки, – вставил инспектор. – Кучер получил письмо вчера с дневной почтой. Конверт он уничтожил.

– Превосходно! – воскликнул Холмс. – Значит, вы виделись с почтальоном. С вами приятно работать, инспектор… А вот и сторожка! Следуйте за мной, полковник. Если не возражаете, я покажу вам место преступления.

Мы миновали небольшое строение, в котором жил кучер с матерью, и вышли на дубовую аллею. Дорога вела к ухоженному старинному зданию времен королевы Анны. Миновав парадную дверь, Холмс с инспектором провели нас вокруг дома к боковому входу. Сад отделял его от живой изгороди, тянущейся вдоль дороги. У двери, ведущей в кухню и буфетную, дежурил констебль.

– Офицер, откройте дверь, пожалуйста, – попросил Холмс. – Вот на этих ступенях стоял мистер Каннингем, глядя на борющихся внизу мужчин. Мистер Каннингем-старший находился у второго слева окна, оттуда он видел, как убийца пробежал левее вот этого куста. Затем мистер Алек сбежал по лестнице и склонился над раненым. Земля здесь, как видите, утоптана, поэтому следов не осталось.

Тем временем из-за угла дома показались двое мужчин и направились к нам. Один из них выглядел старше, у него было волевое, изрезанное глубокими морщинами лицо, внимательные глаза глубоко сидели под густыми бровями. Второй оказался эффектного вида молодым человеком, чье оживленное выражение лица и броский костюм никак не соответствовали тому делу, которое привело нас сюда.

– Еще не нашли убийцу? – обратился он к Холмсу. – Я думал, для вас, лондонцев, это пара пустяков. Но, похоже, вы не так уж и проворны, а?

– О, дайте нам еще немного времени, – бодро отозвался Холмс.

– Вам оно наверняка понадобится, – сказал Алек Каннингем. – Похоже, у вас до сих пор нет даже версий.

– Одна есть, – ответил инспектор. – Мы считаем, что если нам удастся найти… Боже правый, мистер Холмс! Что это с вами?

Внезапно лицо моего друга ужасно исказилось. Глаза закатились, губы свела судорога, и он с мучительным стоном опустился на землю. Мы были так напуганы этим неожиданным приступом, что тут же бросились к Холмсу, подняли, отнесли на кухню и усадили в просторное кресло. Он сидел, бессильно откинув голову на спинку и с трудом дыша, и лишь через несколько минут извинился за свою слабость и поднялся.

– Ватсон знает, что я совсем недавно оправился от болезни, – пробормотал он. – Но эти нервные приступы до сих пор меня преследуют.

– Позвольте нам отвезти вас домой в экипаже, – предложил Каннингем-старший.

– Нет, раз уж я оказался тут, я бы хотел кое в чем убедиться. Это совсем не сложно. Видите ли, у меня сложилось впечатление, что Уильям появился на сцене не до, а после того, как грабитель проник в дом. Дверь была взломана, но вы все-таки решили, что вор не успел побывать внутри.