Текст книги "Перерождение"

Каро с санитарами дошли от лестницы по коридору до перекрестка и свернули направо. Они шли по непрерывно поворачивающемуся длинному коридору мимо лаборатории профессора Кема, занимающегося электрохимическими исследованиями. Он никогда напрямую не участвовал в операциях, но тщательно собирал все данные во время их проведения. Каро шел уверенней. Он не ожидал от себя такой слабости на лестнице, и подобного повторения ему очень не хотелось.

За электрохимической лабораторией располагались палаты, куда помещали всех пред– и послеоперационников. В этой части находилась специальная палата, предназначенная специально для Каро. В последние годы он редко бывал в ней. Так как операционное вмешательство свелось к разовым масштабным исследованиям в году. И, по большей части, Каро находился в палате без сознания. Проходя мимо двух дверей, ведущих в до и после операционные блоки, Каро казалось, что он ощущает тяжелый запах крови, растворов для капельниц и гелей для перевязки. Этот стойкий аромат заботливой смерти, которая уже поставила галочку напротив твоего имени, но все еще нянчится с тобой. Каро сжал кулаки и ускорил шаг. Впереди его ждала двенадцатичасовая предоперационная подготовка в гигиенаторе или просто, гигиенической камере. Ее дверь, вскоре выплыла из-за плавного поворота.

Деревенские прозвали гигиенатор «камерой пыток». Прежде всего, за вечный холод идеальных отполированных бесшовных стен из композитных металлических листов серого цвета и холодную воду, которую там любят использовать. Гигиенатор оборудован тремя автоматизированными системами, которые производят очищение тела от загрязнений как снаружи, так и внутри. Такие камеры были изобретены специально для того, чтобы сократить время подготовки человека к операции и уменьшить накопление стресса. В мире за забором Деревни, гигиенаторы работают в паре с санитарами, которые руководят процессом механических рук-помощников. Но в условиях работы с зараженными «белой язвой» пришлось значительно доработать гигиенаторы, дабы свести участие санитаров в гигиенической обработке больных к минимуму. Так, гигиенатор для больных «белой язвой» превратился в небольшое помещение, квадратное по форме, в центре которого располагался механизм – скелет – на котором закрепляли тело человека. Механические руки-роботы находились в специальном вакуумном коробе под потолком. Когда санитары закрепляли тело в железном скелете, они запускали программу по отчистке. Изначально предполагалось, что, как и обычных людей, всех больных «язвой» будут обезболивать, дабы свести дискомфорт до минимума от некомфортных процедур, таких как промывание кишечника. Однако позже выяснилось, что организм больных «белой язвой» не воспринимает внешние обезболивающие, а также препараты, которые обычно используют для очищения. И несмотря на то, что гигиенаторы были призваны ускорить подготовку больных, с «язвенниками» вся эта гонка не имела смысла. Основной задачей «камеры пыток» стало удаление ненужных жидкостей и отходов и стерилизация кожного покрова больных.

Каро умело управлял своими внутренними процессами. Прогулка в лесу помогала ему настроится на предстоящую операцию и ускорить метаболизм организма. И если у большинства деревенских подготовка к операции занимала больше суток времени, то Каро для очищения хватало до двенадцати часов. Половину этого времени он спокойно лежал, пристегнутый к скелету в камере гигиенатора, а механические руки-роботы исследовали, обрабатывали и обеззараживали его кожный покров.

Через десять часов Каро, бледнее обычного, вышел из гигиенатора в белом, почти прозрачном балахоне. Санитарам, тем что привели его, не терпелось передать его в предоперационную. Его уже ждали. Они вышли в коридор и скоро оказались в лифтовом холле. Справа находился лифт. Напротив, – двустворчатые двери шлюза, за которым предоперационная комната. Один из санитаров открыл своим кодом дверь.

Внутри Каро уже ждали анестезиолог Валерий Васанов и пять медсестер-лаборанток в защитных костюмах, как у Кроберг. Переступив порог, он поздоровался, как делал это всегда. Девушки сразу оживились. Они радостно приветствовали его. Ведь минуты долгого ожидания наконец-то завершились и можно больше не выслушивать нудные наставления гениального анестезиолога. Васанов, впрочем, не собирался оставаться в стороне. Увидев в дверях Каро, он тут же взял бразды правления в свои руки.

– Девочки, – анестезиолог окинул их хмурым взором, – приступаем.

Врач жестом пригласил Каро пройти ближе к кровати-каталке.

– Пойдем, – старшая из медсестер, Ольга Арно, взяла его за руку и проводила до каталки, – раздевайся. Ее миловидный голос выдал ее смущение. Затылком она ощущала недовольный взгляд анестезиолога. Не хватало еще при нем дать слабину. Она отвернулась за лекарствами и немного отошла. Каро полностью разделся и лег на кровать. Васанов руководил сестричками. Ему нужны были последние анализы и данные о состоянии больного. Девочки-лаборантки принялись за последние приготовления к операции и устанавливали датчики на коже. Некоторые из них больно впивались в кожу острыми короткими иглами. Их втыкала Ольга и каждый раз она извинялась за причиненную боль. Каро снисходительно улыбался.

– Что меня ждет? – сухо спросил он.

– Кроберг затеяла что-то большое, – Ольга украдкой посмотрела на Васанова, сверяющего показания с данными, присланными из верхней лаборатории. – Запросили тройные дозы и порции всех препаратов. Биоматериалов больше обычного и танкеров для наполнения.

– Ясно. Аншлаг профессора. Реквизит подан, – Каро закрыл было глаза.

– Да, парень, – анестезиолог наклонился к Каро, приковав его внимание. – Но, несмотря на это, ты в надежных руках. Я позабочусь о том, чтобы твои мышцы хорошенько расслабились и костные жилы «белой язвы» этому не мешали.

Каро молчал.

– Но ты ведь все всегда знаешь? – хмыкнул Валерий. – И раз уж ты так хорошо себя почистил, то помоги моему раствору тебя усыпить. Как всегда – работаем в паре. Я ввожу жидкость, ты ее развозишь по клеткам.

Каро кивнул и закрыл глаза. Васанов направился к танкерам с растворами. Девочки даже не пытались ему помогать. Анестезиолог этого не терпел. Он и так считал, что в операции задействовано слишком много людей. И пусть это оправдано предполагаемым объемом работ, – ему это не нравилось.

В динамиках лаборатории раздалось сообщение о том, что на всем уровне установлен желтый уровень опасности. Приказ об этом устно отдает Кроберг с интерлинка операционного зала. Это означало, что над зараженным «белой язвой» началась операция. Всем сотрудникам, работающим на нижнем, втором, уровне, надлежало облачиться в защитные маски. Васанов подошел к окну двери шлюза в главный зал. Кроберг не было видно. Через несколько секунд по громкоговорителям раздалось оповещение, что главный операционный блок взят в карантин и блокирован на время операции. Под потолком, над зеленоватой линией датчиков, зажглись красные таблички. Все, кто задействован в операции, а это двадцать человек, могли перемещаться только по залам главной операционной лаборатории. «Чудно», – обрадовался Васанов. Теперь можно ставить катетеры и вводить растворы.

Пока Васанов высматривал Кроберг через шлюз, Ольга уличила момент и, наклонившись к уху Каро, прошептала:

– Я сделала двойное обезболивающее. Будет лучше, – она отошла от кровати за следующим прибором, пока никто не заметил ее порыва. Васанов уже подошел с катетерами и начал вводить их под кожу.

Ольга была одной из немногих неравнодушных к тому, что делает Кроберг и старшей над остальными медсестрами. Кроберг даже считала ее наименее тупой из них, за что было позволено ассистировать Васанову. Как и все, Ольга была лишь тенью могучих ученых исполинов, полезной, не мешающей и безропотной. Но, несмотря на пристальный взор видеокамер и системы слежения, Ольга всегда находила слепую зону, чтобы подкормить Каро или вколоть дополнительную дозу снотворного. Она была смышленая и незаметно для всех делала свои растворы более действенными, увеличивая в них концентрацию обезболивающего. И после того, как Каро услышал ее слова, ему стало спокойнее. Дрожь в теле и взволнованное сердце они не успокоили, но вселили надежду, что будет не так больно.

Время шло. По распоряжению Васанова, Арно установила на лице Каро дыхательную маску, по которой подавалась первичная анестезия. Она должна была взять на себя первую линию обороны моний. Это не отключит Каро, но сделает его организм податливым на вводимые растворы через катетеры. Через шлюз, разделяющий предоперационную и главный зал, донесся командный голос Кроберг. Она отдавала последние указания бригадам хирургов.

Жизнь на верхних уровнях лаборатории замерла. Многие желали понаблюдать за главным событием года. Все профессора, некоторые лаборанты сидели на почетных местах «за колпаком». Другим же, не входившим в когорту важных персон, достались стоячие места.

Двери предоперационной отворились и двое санитаров ввезли каталку, на которой лежал Каро, в главный операционный зал. Васанов следовал рядом, держа руку на его запястье. За ним три медсестры с тележками, на которых стояли танкеры с растворами. Санитары, установили каталку по центру и слаженными движениями вывернули опорные ножки в стороны, как у краба. Медленно поднимающийся из пола операционный стол, готов был подхватить пациента. Санитары приготовились раздвинуть половинки кровати в момент, когда стол окажется под Каро.

Десятки глаз любопытных тут же уставились на зараженного. Сотни мыслей обрушились на него. Каро поморщился. Усыпляющие препараты действовали, но они не могли заглушить воздействие мыслей извне. Датчики на стенах лаборатории мгновенно засияли ярко-зеленым. Все посмотрели на Каро. Он по-прежнему морщился.

– Видимо он пытается заглушить мысли любопытных, – Кроберг посмотрела наверх и кулаком погрозила персоналу наверху. Хоть профессорша не знала, как помочь Каро, но сама, не ведая, на мгновение сбавила поток мыслительных волн и Каро сумел оградиться от них. Датчики потускнели, но сохраняли зеленый окрас. Кроберг была спокойна.

Она подошла к Каро. На ее лице сияла светлая улыбка. Она гладила его по голове и рукам. Осмотрела маску, через которую подавался газ первичного наркоза. Проверила датчики, перепроверяя надежность их крепления.

– Скоро все начнется, дорогой мой, – она смотрела в его глаза. Он – в ее. Она любила его сейчас и дарила всю свою нежность. Но глаза Каро не могли передать его эмоций. Они беспомощно тонули в ее взгляде. Медленно моргая, Каро перевел взгляд на купол. Все вокруг плыло. Он плохо различал речь. Скоро он полностью погрузится в искусственный сон.

Медсестры суетились вокруг островка, на котором лежал Каро, устанавливая танкеры и подключая дополнительные датчики по указанию Васанова. Арно руководила подключением защитного биоконтура от непроизвольных выбросов «язвы». К телу Каро подводили двенадцать шлангов. Часть из них подключалось к артериям, другая к венам. Их основной задачей была подача растворов, которые должны были расщеплять секрет монии, составляющий основу иммунной системы.

Все почти было готово к операции. Группа хирургов из трех бригад во главе с главным хирургом лаборатории Олегом Карцевым сверяли детали. Медсестры-ассистентки проверяли инструменты. Все было в идеальном состоянии. Валерий Васанов готовился к полному отключению Каро, постоянно сверяя показания с нормативами Каро. Медсестры, возглавляемые Арно внимательно следили за показаниями приборов. Растворы поступали и начинали действовать. Скоро сознание пациента полностью отключится, потом угаснут рефлексы и пациента можно будет переводить на искусственную вентиляцию легких. Но Каро не отключался. Васанов велел Арно держать руку на пульсе пациента, а сам направился к мониторам. Медсестры не ошиблись – показатели не меняются. Каро лишь частично погружен в сон. Васанов перепроверил соединения датчиков и подачу раствора. Сестрички перечисляли показатели давления, пульса, скорость реакции и чувствительность. Ничего не менялось уже несколько минут.

– Валера?! – грозно произнесла Кроберг. Она по-прежнему сидела рядом с Каро и видела, что он в сознании.

– Не понимаю, он должен был быть уже без сознания, – оправдывался анестезиолог.

– Значит, кто-то напортачил? – рычала Кроберг, выискивая жертву среди лаборанток и медсестер. Те пытались спрятаться за спинами Васанова и Арно.

– Не может быть, – Ольга Арно подала голос. Она все еще держала Каро за запястье. – Анестезию разработал Валерий Ирисович. Ошибки не может быть.

– Ты ассистируешь. Первичное обезболивание на твоей совести? – начала было Кроберг.

– Препараты в норме, – отрезал Васанов. Он как раз смотрел на экран, на который медсестра вывела химанализ растворов в танкерах. – Афирмаций железистых многовато, но в целом все в порядке.

Кроберг смотрела на одурманенного Каро и нежно гладила его голову.

– Что же с тобой?

– Быть может маленькая доза? – рассуждал анестезиолог.

– Доза, как и положено, превышает концентрацию прошлогодней в три раза – возразила Ольга.

– Значит, что-то изменилось, – предположил один из хирургов. Это был Олег Карцев, первый хирург лаборатории.

Кроберг посмотрела на него. И подошла к приборам.

– Ты прав, – Кроберг понурила голову. И посмотрела в сторону Каро. – Его организм почти полностью переродился. А это значит, что лекарство усыпляет лишь его человеческую сторону.

– Переродился, – подтвердил Васанов. – Но пробы, которые мы три дня назад брали, адекватно реагировали на анестезию. И я учел его сезонные изменения, возрастные образования…

– Он пере-ро-дил-ся, – встрепенулась Кроберг.

– Но показания…

– Значит, за эти три дня что-то изменилось! – крикнула Кроберг. Она сжимала пальцы в кулаки и медленно расхаживала между столами. Едва различимые слова вылетали из уст. Она взмахивала руками в воздухе. Вдруг останавливалась, смотрела со злостью в глазах куда-то вдаль. И снова ходила. – Значит, будем резать так.

Воздух замер на мгновение. Хирурги смотрели на Кроберг. Они еще надеялись, что она высказала это просто как предположение, как вероятность, и вот-вот исправится.

– В смысле «так»? – не выдержал анестезиолог.

– Именно, – но Кроберг уцепилась за идею. Он всплеснула руками. – Именно! Вы не видите. Это все свойства монии. Уникальные свойства, – профессорша медленно подходила к каталке и руками по воздуху объясняла свою идею. – Три дня назад организму носителя ничто не угрожало. И когда вы проводили свои тесты с новой анестезией, нейроцентр «белой язвы» был усыплен. Однако сейчас этого не происходит. Смотрите на показатели, – Кроберг указала на мониторы. – Ты сам указал. Мы редко обращали внимание на то, что в момент операции в организме больного резко увеличивается содержание железистых афирмаций с мониями в ядре. Мы считали, что это лишь реакция организма на стресс. Но именно они разжижают раствор анестезии. Смотрите, – Кроберг смеющимися глазами показывала на мониторы, – железистых афирмаций в полтора раза больше чем объем поступающего раствора.

– Мы увеличим скорость и концентрацию, – предложил Васанов.

– Да, давайте, – наигранно рассуждала профессорша, – опыт. Но смею предположить, что афирмаций станет еще больше.

– Анестезиолог здесь я.

– А я – исследователь.

– Все же мы попробуем, – Ольга подошла к танкам с растворами анестезии.

Несколько медсестер помогали ей. Они быстро сделали концентрат, усиливавший действие анестезии и ввели в общий сосуд с раствором. После чего увеличили скорость поступления жидкости по трубке, введенной в вену.

Все внимательно смотрели на мониторы. Лекарство начинало действовать. Его становилось в разы больше. Но не прошло и минуты как концентрация железистых афирмаций выросла в три раза. Приборы подали предупредительный сигнал.

– Ха! – воскликнула Кроберг. – Афирмаций стало не только больше, но возросла их агрессивность – они нейтрализуют анестезию.

– Невозможно! – поражался анестезиолог. Он метался от мониторов к Каро. Осматривал его зрачки. Вслушивался в дыхание, перепроверял датчики.

– Верь показаниям своим. Это ведь чудо-ребенок… – Кроберг смотрела на Каро. – Надо резать так.

– Ты предлагаешь резать человека, который не погружен в сон, – Карцев взял в руки автоматическую пилу, – ты выжила из ума?

– Если мы не начнем резать сейчас, то через два часа он может уже полностью проснуться, – Кроберг стояла рядом с Каро с разведенными в стороны руками.

– Не слишком ли много ты на себя берешь, Елена? – Васанов возник перед ней, наклонив голову. – Ведь я еще здесь.

Кроберг посмотрела на ворочавшегося Каро. На ее лице появилась едва заметная улыбка.

– У меня есть право крестной матери решать за него, – она посмотрела на хирурга, – и он – не человек, – она выдержала паузу. – Ты анестезиолог. И твоя задача, – сделать все чтобы растворы действовали, и он перенес операцию. Приступайте.

Все стояли. Что-то держало их на своих местах. Первым двинулся Карцев.

– Приступаем, – обратился он к Васанову.

– Ты сошла с ума, – анестезиолог вплотную подошел к Елене, – или ты действительно думаешь, что я буду за это отвечать?

– Это твоя работа.

– Моя работа отключить тело и не дать ему умереть от этого. Тело не отключено!

На мгновение воцарилась абсолютная тишина. Многие впервые видели, как кто-то повысил голос на Кроберг. Рост позволял Васанову немногим возвышаться над Еленой и если не авторитетом, то физическим превосходством он намеревался воспользоваться на полную.

– Твои дальнейшие действия, Валера, – процедила сквозь зубы Кроберг.

– Прекратить операцию. Вывести пациента из недонаркоза и думать.

– Отличный план. И долго ты будешь думать? Твоя команда почти год искала способ преодолеть усиливающееся сопротивление моний наркозу. А когда нашла, то бактериям потребовалось три дня, чтобы превзойти его.

– Я не буду отвечать за его жизнь, – сопротивлялся Васанов. – Мы понятия не имеем, как организм поведет себя в новых условиях. Он умрет на столе и всех собак ты спустишь на меня.

– Ты этого боишься? – Елена брезгливо сморщила лицо. – Все мы знаем, что его с каждым годом сложнее оперировать. Делай свою работу… Моя лаборатория – моя ответственность.

Кроберг развернулась и направилась к мониторам. Васанов кусал губы и сжимал кулаки. Он видел недовольные взгляды коллег. Они наверно посчитали его трусом. Человеком, не желавшим взять на себя ответственность. А может, они думали, что он сумасшедший, раз решил возразить воле Кроберг в ее научном королевстве. Васанов выругался и направился к операционному столу.

– Как ты собираешься его резать, когда он дышит? – он встал у изголовья Каро, держа в руках дыхательную трубку.

– Уникальный мальчик – уникальная операция. Будем действовать по обстоятельствам, – в глазах Кроберг не было злости, лишь исследовательский интерес.

– Стоп-стоп-стоп, – вмешался первый хирург. – Его нужно отключить. Как вы предлагаете вскрывать грудную клетку?

Карцев выражал общую обеспокоенность всех хирургов в зале.

– О, консилиум над телом пациента, – Елена всплеснула руками.

– Эта проблема, которую нужно решить, – бескомпромиссно заявил Карцев, глядя Кроберг в глаза.

– Вот и решайте.

Она обвела всех присутствующих врачей рукой.

– Вообще-то нам не обязательно вскрывать его, – за спиной Карцева раздался сухой голос второго хирурга. Им был Малко Сергей, старший нейрохирург. Маленького росточка, но крепкого телосложения.

После его слов все удивленно уставились на него. Ведь вскрытие и визуальное изучение мутировавших органов – одна из ключевых целей операции.

– Нет, позже мы его разрежем и вскроем. Но, перед этим нам необходимо остановить дыхание. И раз уж анестезия нам не помощник, то придется перерезать канал нерва, по которому идут импульсы к легким.

Карцев одобрительно хмыкнул. Его коллега оказался прозорливее его самых смелых мыслей. Переведя взгляд на Елену, он заметил, что она взвешивает все за и против.

– Через микроразрез очевидно? – уточнила она.

– Для такого мелкого вмешательства вскрывать ничего не нужно. Обойдемся малой кровью. Операции по извлечению части легкого проводятся без погружения пациента в глубокий наркоз, – напомнил Малко.

– Может не стоит резать, – осторожничал Васанов, – и просто заморозить нерв?

– Я надеюсь, ты говоришь глупости из-за внезапного стресса, – с металлом в голосе произнесла Кроберг. – Нейроволоконные токи моний не реагируют на заморозку и, как мы только узнали, на твою анестезию. Так что перерезать их, очевидно, не самый хреновый вариант.

– А как дальше? – прищурился Карцев. – Там тысячи волокон в токе. Сшивать долго и сложно.

– И сложно и долго, – кивнул нейрохирург. – Мы здесь как раз для такой работы. – Малко сделал легкий наклон корпусом в сторону троих своих нейрохирургов-ассистентов. – Самое худшее что может случиться – Каро не сможет дышать сам и грудина будет парализована, – Сергей Малко проговаривал слова не спеша, взвешивая каждое слово. – Но как профессор нам всем напомнила, Каро оперировать сложнее год от года. И, возможно, это его последняя комплексная операция. И, если оценивать риски, то его можно вечность поддерживать на искусственном дыхании. Или вы будете скучать по общению с ним?

Елену окатил жар. Она видела, как врачи смотрят на нее, как их мысли окружают ее, ожидая решения. И второй раз за свою жизнь она пожалела, что за ней наблюдают десятки пар глаз за колпаком. Главное не смотреть наверх и не выдать себя. Кроберг повернула голову к столу, на котором дернулся Каро. Ее чудо. Она должна рискнуть. Риск – дело благородное.

– Значит поступим так, – Елена подошла к столу. – Идея хорошая, исходя из обстоятельств. На данной стадии нейроток никогда еще не перерезался. Но раз Малко считает, что они с этим справятся, то будем рисковать. Во всяком случае мы добьемся отключения дыхания. Затем в дело вступает Васанов с девочками.

– Так зачем я вам, пусть мясники другие токи перережут, – огрызнулся анестезиолог.

– Придет время разрежут, – подхватил Карцев, под одобрительные смешки коллег.

– Время! – осекла Кроберг – Как только с дыханием будет все решено, вступает его величество Карцев с ребятами. Остальные по старому плану.

Всем оставалось лишь кивнуть. Спектакль для зрителей за колпаком продолжился.

Васанов приказал медсестрам дополнительно закрепить руки и ноги Каро. Его тело слабо реагировало на болевые уколы, однако не было отключено. Две сестрички следили за показаниями приборов. Васанов с Арно готовили Каро к проникновению роботизированного гибкого скальпеля, которым собирался управлять Малкин.

Место разреза определили с помощью сканера на правой стороне шеи, как можно ближе месту расхождения нейротока. Васанов стоял слева, контролируя состояние пациента. И лишь Арно, отходя от стола, заметила блеск набухающих слез, на прикрытых глазах Каро.

Малко приступил к работе. Впрочем, на данном этапе, сложности она не представляла. Нейрохирурги давно определили, что нейроток мутировал из ствола спинного мозга и постепенно брал на себя ту же функцию. Из-за неуживчивости моний с другими клетками, нейроток моний наслаивался с внешней стороны позвоночного хребта, образуя таким образом вторую независимую магистраль, но более плотную и разветвленную. По предположениям нейрохирургов из команды Сергея Малко, со временем спинной мозг Каро должен был полностью утратить свою значимость и нейроток поглотит его. Однако до этого еще было очень далеко. Сама нейросеть развивалась неравномерно, где-то даже спонтанно. Так, например, в районе шейных позвонков нейроток разделялся на три рукава, один из которых уходил в сторону от ствола мозга и пронизывал сетью грудную и брюшные полости. Именно эту ветку собирался обрезать Малко. Добраться до нее не составляло труда. Ломать не строить, и вскоре легкие Каро выдохнули в последний раз.

Васанов приступил к интубации. Арно ввела соответствующую команду в панель управления операционным столом, и голова Каро запрокинулась назад, облегчая Васанову введение специальных трубок для искусственной вентиляции легких. Система переливчато издавала множество сигналов. Мозг Каро впрыскивал стресс-гормоны в кровь. Через несколько секунд началась вентиляция. Малко сработал идеально, нейросеть, оплетающая сердце, не была затронута.

Арно промокнула марлей глаза Каро. Изо всех сил он сжимал веки. Его пальцы скребли о поверхность стола. Он непроизвольно дергался, но крепления жестко фиксировали его.

Настало время Карцеву сменить коллегу возле стола, рядом ассистирующая медсестра. Его ассистент с обратной стороны.

– Надеюсь крепления выдержат, – принимая скальпель, Карцев оглядел пациента.

Одна из младших медсестер пошатнулась и осела на пол. Две девушки, стоявшие рядом поспешили на помощь.

Карцев сделал первый надрез. Каро дернулся.

– Черт возьми! – ассистент отпрянул от стола.

– Спокойнее, – тихо пробормотал Карцев. – Сменим-ка инструмент.

Сверху спустился рукав роботизированного помощника. Первый хирург схватил лазерное лезвие. Бросив беглый взгляд на Каро, он еще раз посмотрел на множество ремней, держащих Каро, потом на Васанова у изголовья стола. Раздался тихий писк лазера. Через мгновение закричал Каро. Он кричал так громко, что его крик слышали даже за куполом. Несколько медсестер лишились чувств. Вопль был столь невыносим, что даже видавшие виды санитары выбежали из «Колпака». Датчики на стенах то и дело вспыхивали ярко-зелеными всполохами. Кроберг приказала засунуть Каро кляп. Но стоило Арно приблизится к столу, как она с ужасом обнаружила, что трубка, торчащая изо рта Каро не дает ему кричать. Лишь тихий пыхтящий писк, переходивший в вой. Она и Васанов ощутили один холод на двоих, когда оглянулись и поняли, что все вокруг слышат душераздирающий крик Каро. Лишь Карцев, сжав губы и хмурясь, продолжал резать плоть.

Тело Каро давало команды вырваться. Оно пыталось дергаться и трястись, ухватиться пальцами за что-нибудь. Но его еще крепче стягивали адаптивные ремни, которыми руководила программа операционного стола. Датчики регистрировали изменения в состоянии. Тело Каро испытывало перегрузку и яростно сопротивлялось, нагнетая давление. Васанов отдавал указания по стабилизации. Арно суетилась. Ей стало страшно от того, что она продолжала слышать крик Каро. Но гневные приказы Васанова плетью подгоняли ее и медсестер быстрее выполнять указания. Через несколько невыносимо долгих минут адский крик Каро сменился на вой, и все выдохнули.

– Я думала ты установил трубку, черт тебя подрал, – вспыхнула Кроберг и подлетела к столу. Настал ее черед поражаться.

– Охренеть, – оторопел Карцев, взглянувший на Каро с трубкой для вентиляции легких.

– Ты закончил? – на автомате спросила ошалевшая Кроберг.

– Первый разрез да, – на лбу Карцева проступил пот, раздражавший его. И маска со специальным микроклиматом не справлялась с ним.

Кроберг кивнула и молча вернулась на свой пост с датчиками. Карцев встретился взглядом с Васановым, подтверждавшим что они оба слышали то, чего слышать не должны были. Хирург отпустил рукоять лазера и отошел от стола, уступая место ассистенту. Дело за расширителем ребер. Медсестра передала его ассистирующему хирургу.

– Повысьте уровень подавителей, – командовала Кроберг. – И уберите эту с глаз.

Елена не забывала про тех, кто не угождал ей. И оплошность медсестры, в виде обморока, не затерялась в памяти даже после немого крика Каро. Напротив, она злилась из-за того, что не могла понять, как такое могло произойти и ей нужен был «козел отпущения».

Ассистент вставил инструмент в образовывающуюся щель. Карцев внимательно следил за действиями и реакцией Каро. Хирург задал угол разворота и инструмент начал разводить ребра. Казалось, что глаза Каро вот-вот лопнут от боли. Слезы бежали ручьем. На коже обильно проступал пот и непонятная белая жидкость. Народ выбегал толпой из «Колпака». Наблюдать за разделкой человека в сознании оказалось многим не по силам. Через минуту Каро потерял сознание. Все вздохнули. Когда же грудина была открыта, все забыли про Каро. Перед ними предстала удивительная картина. Кроберг подошла к столу и принялась осматривать органы. В том году они пересадили Каро второе сердце. И сейчас они видели, что оно полностью поглощено мониями «белой язвы» и полноценно функционирует. Однако оно не срослось с «родным» сердцем Каро, а располагалось в тканевой сумке рядом. Легкие трансформировались так, что у второго создались условия для нормального функционирования. Сами легкие приобрели бело-сероватый оттенок. Место, из которого была удалена большая часть легкого, зарубцевалось новообразованием. Врачи брали из этого места пробы для анализов. Визуально врачи отметили сокращение площади легких и существенное их уплотнение. Однако Каро никогда не демонстрировал нехватку воздуха и проблем с дыханием из-за этого у него не было. Дальнейшее диагностическое вскрытие показало, что структура легких усложнилась в несколько раз и стала представлять собой многослойную губку в губке. Причем каждый слой был отделен от другого тонкой мембраной.

Кроберг же заинтересовалась функционированием нового сердца. Как оно устроено и почему оно отображалось при ультразвуковом исследовании как опухолевое образование. Профессорша совещалась с коллегами о возможности временной трансплантации сердца в другое тело. Однако существовал риск потерять второе сердце. Врачи не могли окончательно сделать вывод о зависимости сердца. После получаса споров и обсуждений было решено провести временную трансплантацию, но в конце операции. Когда все основные задачи будут выполнены.

– Он приходит в себя, – раздался голос Ольги с едва заметной дрожью в голосе.

Кроберг подбежала к Каро.

– Боец, – она погладила его по лицу, как мать гладит сына, – лучше тебе еще поспать, – произнесла она нежно и тихо, чтобы никто не слышал.

Васанов вопросительно смотрел на Елену.

– Продолжаем, – тихо утвердила она.

Хирурги отошли в стороны. Васанов начал вводить главный катетер в районе шейного отдела Каро для отвода секрета монии. Здесь, рядом с нейротоком, находился один из основных узлов скопления секрета монии. Ольга Арно с медсестрами ставила дополнительные катетеры на руках и ногах. Она внимательно смотрела на то, как другие медсестры вставляют и подключают катетеры. Их лица были перекошены отвращением и ужасом. Арно готова была вцепиться в каждую, кто сделает неловкое движение и причинит ее пациенту дополнительные страдания. Через несколько минут все было готово. Дополнительные танкеры для чистой монии были установлены. Как только секрет начал в них поступать, заработала центрифуга для отделения его от крови.