Текст книги "Oris Maari: Ara Avalantis"

Глава 8

Холод, ставший уже привычным. Полумрак, но в этот раз абсолютная тишина. Я долго стояла на одном месте, не двигаясь и ожидая явления ворона, но время тянулось, а птицы всё не было. Шаг. Слабое секундное свечение пола под ногой, обычная реакция этого странного места. Идти сквозь полумрак без всяких ориентиров и подсказок было всё равно что идти с закрытыми глазами, не ощущая пространства в привычном виде. Шаг, шаг, шаг… Я ожидала наткнуться на что-нибудь, например, на каменную плиту на которой ворон стуком показывал название города, но я делала очередной шаг из полумрака в полумрак, не встречая на своем пути ничего. Этот путь из ниоткуда в никуда становился… утомительным. Одиночество наваливалось нарастающим грузом, каждый шаг отнимал всё больше сил, не потому что было трудно идти, а потому что отсутствие хоть каких-то изменений выматывало похлеще подъема в гору. Только я, моё дыхание, звук шагов и полумрак, не позволяющий увидеть ничего, и словно дразнящий своей полувысветленностью. Шаг, шаг, шаг. Шаг? Я уже точно не двигалась, когда в окружающей тишине отчетливо раздался звук шага. Я резко обернулась. Кирилл стоял прямо за моей спиной и старательно что-то выписывал, кажется, даже рисовал на большом листе бумаги. Заметив, что я на него смотрю, он на секунду оторвался от своих записей и с извиняющейся улыбкой сказал.

– Это Хроника, для будущего, для потомков. Не обращайте на меня внимания, я лишь описываю происходящее, не всякий день происходят такие события.

Желая подтвердить свои слова, он показал лист бумаги мне, и я попыталась его прочесть, но буквы плыли перед глазами. Быстрые штрихованные рисунки сплетались в причудливые наложения, и чем глубже я всматривалась, тем глубже погружалась в пучину смыслов и нарастающего эха тысячи тысяч текстов далекого прошлого и неведомого будущего…

– Зачем ты её рисуешь?

Настороженный голос Ярика вырвал меня из сна.

– Это Хроника, это для будущего, для потомков. Не обращайте на меня внимания.

Кирилл отвечал слегка виноватым голосом. Я резко села и оба от неожиданности вздрогнули.

Я долго вслушивалась и всматривалась в окружающую обстановку. А потом посмотрела на Ярика, синяки под глазами всё ещё были на месте, но в целом он выглядел гораздо свежее.

– Ярик, мне опять снился сон, этот раз было иначе, ни ворона, ни чего, очень долго было просто дико одиноко, холодно и ни чего не происходило, не менялось. В какой-то момент я даже перестала ощущать, что делаю шаг, хотя слышала шаги, как эхо. А потом… а потом я услышала голос Кирилла. Что за Хроника? В нашем мире тоже есть хроники, содержащие разную информацию.

Кирилл отложил в сторону свой лист и прокашлялся, а заговорил, лишь убедившись, что мы оба на него смотрим.

– Хроника – это подробная запись происходящих событий, жизнеописание выдающейся личности кем-то, кто находится непосредственно рядом и фиксирует события по ходу их возникновения. Я знаю, что заблудший Пророк не просил меня быть хронистом, но я взял на себя смелость вести записи хотя бы о ключевых моментах. Если это неприемлемо – дайте знать, и я прекращу это, но должен сказать, что ведение хроник жизненного пути выдающихся личностей существенно помогает людям будущего не повторять ошибки прошлого, и я считаю ведение твоей хроники, о, заблудший Пророк, важным делом.

Хроника значит… если Кирилл привиделся в том странном месте, где чувствуются отзвуки Силы Равновесия, значит хроника должна вестись. Для чего-то. После сна я-таки поняла, как сильно сводит желудок.

– Ярик, вот сейчас я бы от еды не отказалась, вчера я так и не поела ни чего, как-то совсем вылетело из головы, да и радость, что можно сидеть с тобой рядом, перекрыла с лихвой и голод, и всё остальное, – я улыбнулась, всё же он очень красивый, даже с этими кругами под глазами, безумно красивый и желанный, – а ещё помыться бы, даже холодной водой, если тёплой нет.

Ярик смотрел на Кирилла с сомнением и насмешкой.

– Ты в курсе, что он зарисовал тебя спящую? Достаточно откровенно зарисовал. Очень подробная Хроника.

– Уверяю, это исключительно во имя будущего, должны же быть изображения, которые поведают потомкам, как выглядела заблудшая, – Кирилл прижал лист бумаги к себе, словно опасаясь, что его сейчас отберут.

Ярик устало вздохнул, тихо процедил сквозь зубы «учённые» и сосредоточил свое внимание на мне.

– Еда будет через час, Борис уже готовит завтрак. Эээ… Борис – это владелец этой молитвенницы и мой должник, поэтому здесь мы в безопасности. Вы вчера так и не познакомились, тебя очень быстро повалило в сон, ну оно и понятно… Кхм. А помыться… полагаю после завтрака? У Бориса есть баня. Ты любишь баню? Или тебе нужно пояснить, что это такое, может в твоем мире до такого не додумались…

Я подошла к Ярику, и нежно приобняла его, как давно хотела сделать, а потом заглянула в его глаза. Стоило только коснуться его тела и моё выдало неимоверное желание, такое сильное, что я даже вздрогнула, ну да, куда ж без этого.

– Ты как себя чувствуешь? – в моём взгляде, я думаю, читалось уже очень многое, – я знаю, что из себя, представляет баня, в нашем мире этого уже нет, но когда-то было нечто похожее. Решено, покушаем, а потом уже баня, – затем я шёпотом спросила, – мы же там одни на один с тобой сможем остаться, м?

– Конечно, сможем.

Ярик сказал это с каменным выражением лица, но я заметила, как его глаза буквально прожигали мой свитер насквозь в районе груди. Это ещё больше подстёгивало, возбуждало, остро ввинчивалось в район живота.

Потом я обернулась к Кириллу, вот же хитрец, инициативный, однако.

– Покажите мне рисунок.

Кирилл протянул бумагу, почтительно склонив голову. Для похожего на карандашный, быстрого рисунка, это было очень детально и красиво. Я была изображена в спящем виде, с мельчайшими подробностями вплоть до грязи на носу и слегка съехавших штанов, оголивших немного ягодицы. Кирилл ожидал вердикта, не поднимая склонённой головы. Здесь же рядом с рисунком убористо мелким почерком подробно описывалось, как мы сюда ехали, как Ярик принес меня на эту кровать, и как Кириллу пришло в голову меня зарисовать. Не было ни приукрашиваний, ни утаиваний. Например, в тексте упоминалось, что Ярик не просто принес меня на кровать, но ещё и поцеловал меня спящую в лоб.

Я слегка закусила губу, бросив мельком взгляд в сторону Ярика, чувства бурлили. А не плохо Кирилл умеет рисовать, вроде ни чего преступного, ни какой отсебятины.

– Красиво, пусть будет эта твоя Хроника, но я буду иногда всё проверять.

Я отдала листочек Кириллу. Потом подумала немного.

– Если ты не хочешь называть меня Хранителем, то зови тогда просто Пророком, ты же не знаешь точно заблудшая я или Чудо, которое ты просто не можете понять, и никогда ранее с подобным не сталкивался. Да и мне лично не приятно слышать слово заблудшая.

– Хорошо, я буду именовать вас в Хронике Пророком. Замечание логично. О лишнем не беспокойтесь, вы в любой момент можете потребовать показать любой фрагмент записей. Я не припишу ничего лишнего. Но, должен предупредить сразу – я не стану дописывать того чего не было, даже если вы будете на этом настаивать. Я не стану приукрашивать, сглаживать и привирать. Надеюсь, в вас есть уважение к истории и вы не станете требовать её искажать.

– Кирилл, я ценю факты, ни какой лжи, я как эмпат, не переношу ложь. Если интересно, позже расскажу, что такое эмпатия.

Затем я повернулась к Ярику и просто улыбнулась, как бы всем видом давая понять, чего я хочу… Хотяяя, он и так уже всё понимал.

Борис позвал нас завтракать через час. Все это время Ярик пожирал меня глазами, Кирилл копался в бумагах и делал какие-то заметки, а я отлеживалась на мягкой кровати, что было почти раем после походных условий. Когда мы спустились вниз, на столе нас ждало молоко, творог, сыр, хлеб, омлет и большая тарелка с яблоками, грушами и виноградом. Сам владелец молитвенницы уже занимал один из напольных кругов и тихо бормотал свою молитву, сцепив руки в кольцо.

Я думала только о Ярике, не могла переключиться на что-то иное. Я буквально ощущала касание его взгляда. Это чувство плавающего, обжигающего языка пламени, будоражило. Мне казалось, что это желание сильнее предыдущих, оно будто разрывало на части каждую клеточку тела

Я принялась за еду, груши пошли в ход первыми, потом яблоки и в конце немного винограда. А в завершении молоко. Да, это было просто невероятно вкусно, а главное я тут же ощутила силу, и что-то ещё, был ещё какой-то оттенок, будто я слышала мир, будто всё тело испускало какие-то волны, и я могла ощущать мир на расстоянии, но не весь, а лишь какие-то зоны. Это было странным и необычным в условиях того, где я оказалась. Это, как некое дуновение, которое скользнуло по мне и рассеялось, всё-таки тело сейчас было настроено на иное, на ласку, любовь, сильные руки Ярика, его свет, вообще на него всецело. Меня иногда настораживал его сосредоточенный вид, будто он не хотел раскрывать нашей истинной связи при Борисе и Кирилле. Но Кирилл ведь уже записал, что он поцеловал меня в лоб…

Борис так и не прервал своей молитвы ни во время завтрака, ни после. Ярик шепнул, что я поговорю с ним позже, и повел меня в баню. Кирилл остался за столом, увлеченно дополняя записи. Как только мы вошли в натопленный паром, деревянный сарайчик, Ярик тут же сгреб меня в крепкие объятия и сжал так сильно, что даже дышать было сложно. И сложно было сказать что горячее – окружающий воздух или тело Ярика. Он не снимал, а скорее срывал с меня одежду и снова прижимал к себе, словно опасаясь, что я сейчас исчезну. Свою одежду он стягивал с себя вместе с моей. Ничего не говоря и только тяжело дыша, он стянул с меня штаны и рухнул передо мной на колени, покрывая жадными, задыхающимися поцелуями бедра, живот и лоно. Руками он обхватил мои ягодицы и просто гладил их, проглаживая вместе с частью спины. По мере того, как он покрывал меня поцелуями лихорадочность в его действиях спадала, и через какое-то время он просто припал губами к лону, медленно обсасывая и оттягивая нижние губы и лаская языком везде, куда был способен достать. Дыхание его выровнялось, и он только один раз оторвался от меня, чтобы посмотреть наверх и убедиться, что мне хорошо. Жадность умирающего от жажды, сменилась нежной трепетностью, он старательно подбирал амплитуду движения языка и силу нажима, ориентируясь по моим стонам и реакции тела. Меня захлестывали острые ощущения, которых я никогда не испытывала. Каждое движение его языка – наслаждение и дрожь, стон и жажда. Ещё… ещё… Я принимала его ласку, купалась в бушующих эмоциях, и было лишь капельку не по себе от того, что я не знала, как себя вести. Просто принимать эти влажные прикосновения языка и губ там внизу или мне нужно что-то делать при этом, а я просто не зна… ааааа… да-да-да, вот так… Руки сами вцепились в его волосы, я не задумываясь прижала его голову к себе в момент особо острого наслаждения и ощутила, как ему это нравится. Всё сразу встало на свои места. Всё правильно. Только когда я взорвалась, подобно вулкану, извиваясь в его нежной хватке, он встал с колен и умиротворенно поцеловал меня в губы. Я давно не видела его лицо таким расслабленным. Я чувствовала твердую силу его возбуждения, но он не торопился входить, наслаждаясь остатками моей сладкой дрожи и временами целуя меня в губы. Он обнимал меня и постепенно начал покачиваться вместе со мной, словно танцуя. Его член касался моих бедер и в такт скользил по ним, передавая в тело ощущение пробивающего до макушки электричества. Эти скользящие касания воспламеняли и манили, и не было сомнений, что он это знал, что этот танец – сладкая дразнящая игра. Не было сил терпеть, я тихонько взвыла и буквально запрыгнула на него, обхватив Ярика и руками, и ногами. Он был готов, он знал, что я не выдержу, намеренно дразнил меня и хотел этот мой вой, это нетерпеливое движение бедер. Я запрыгнула на него, и член вошёл в меня, электричество от касаний превратилось в бурю, а ритм нашего танца сменился на более жесткий. Мне хотелось быстрее, и он двигался быстрее, мне хотелось жёстче, и он был напористее, прижал меня к стене, зажав между собой и теплым мокрым деревом, и брал меня так резко, насколько мне этого хотелось. Он чувствовал изменения в движениях моих бедер и подстраивался под меня, становясь то нежнее, то почти жестоким, но всегда это было именно то, чего я хотела. Я хотела отдаваться ему, снова и снова, вечно, быть в его руках, чувствовать его внутри и нести ему наслаждение, вздрагивая и выгибаясь от собственного. Наслаждение было сплошным, непрерывным, были лишь пики и спады, но оно никогда не прерывалось. Сколько раз меня трясло, сколько раз мои внутренние мышцы сжимали его член в оргазмических сокращениях? Я не считала, не хотела считать, просто наслаждалась, пока наконец после очередного сокращения, он не отступил от меня, тяжело дышащий и довольно улыбающийся. Я была абсолютно не здесь, тело едва чувствовалось, казалось, я заполняю собой не только баню, но весь мир…

Больше мира, это было несоизмеримо больше, не было границ. Я летела, как звёздный ветер, как нечто неимоверно яркое. Я пронзала галактики, скопления созвездий, я не ощущала меры, казалось, не я пронзаю всё, а всё вливается и одновременно исходит из меня. И это длилось целую вечность, было больше, чем наслаждение, это напоминало какой-то неописуемый экстаз, высшего уровня, которому ещё не придумано слов, которому в принципе слова и не были нужны.

– El nim liraat, run ray, teas atarsi sat vilian, – я не могла перевести чувства в слова, но безумно хотела выразить эту красоту, потому переводила в коды своего мира, улыбалась, смеялась, говорила, смеялась, замирала и опять говорила… Сколько я сказала, я не знаю, но в какой-то момент я поняла, что делаю, остановилась, шагнула к Ярику, нежно обняла, поцеловала, поглаживая его лицо, ныряя ладонями в волосы, переходя на спину, плечи и грудь, просто разделяя с ним то, чем была наполнена. Я понимала, что моя магия тут – это крупица, но мне безумно хотелось дать ему прожить то, что я чувствую, – Ярик, Яяяриик, это было такое счастья, такое невероятное наслаждение, эти уровни, запредельные уровни, я их чувствую, я знаю, что не могу сейчас дать тебе это постичь, но я обещаю, я сделаю всё, всё, чтоб ты ощутил, увидел, познал это, познал то что ты несёшь, что мы несём в себе… Познал этот свет. Я Люблю тебя, и это навечно, – я не знала, понимает ли он меня, думаю понимает, может не всё, но я просто хотела выразить, хотя чувства так сложно передавать словами, и мне казалось, что я говорю какую-то глупость, – помнишь, я обещала тебе массаж, да это будет другое чувство, но я уверена, тебе понравится, оно особое, учитывая то насколько я сейчас сияю, мои руки, моя душа очень хочет подарить тебе Блаженство, – я отстранилась, заглядывая в его глаза, из моих, казалось, бьют прожигающие лучи.

– Всё, что ты захочешь. Всё, как ты хочешь.

Он смотрел на меня улыбающимися счастливыми глазами и позволил направлять себя, как мне хотелось. В бане нашлись широкие скамьи, на одну из которых я его и уложила. Он лег лицом вниз, подставляя под мои руки жгуты спинных мышц. Повинуясь порыву, я села на него верхом, обхватив ногами. Теперь я могла дотянуться до любого участка спины и чувствовала вибрации его тела под собой. Руки делали то, что диктовала душа. Пальцы то сжимали спину, то поглаживали, нежно, едва касаясь, то стремительно бегали по ней барабанным перестуком, я наслаждалась каждым прикосновением, стараясь вложить в каждое движение тепло и любовь, выплеснуть то бурлящее чувство, что распирало меня изнутри. Постепенно это стало похоже на транс, я не думала что делать, не ухватывала сознанием, как мои руки оказывались в таком положении и почему здесь нажимали, а здесь разглаживали, я просто делала, повинуясь внутреннему импульсу и в какой-то момент спина словно ожила, мышцы пришли в движение, каждое моё прикосновение словно вызывало глубинные тектонические сдвиги и судя по судорожным волнам, которые я чувствовала, цепко оседлав Ярика, эти сдвиги действительно затрагивали многое. Хотелось перевернуть его, я соскользнула всего на секунду, просяще подтолкнув его ладонями, и он покорно повернулся на спину. Я тут же оседлала его вновь. Транс продолжался, я даже раскачивалась из стороны в сторону, сидя на нём верхом и чувствовала, как он волнами следует за моими движениями. Это не было возбуждением, хотя я чувствовала под собой его разгоряченный член, но это было больше похоже на танец, мои движения не возбуждали и не разжигали жажду слиться телами. Они просто вливали тепло через руки, и эти волны тепла расслабляли и наполняли уставшего и истощенного мужчину, которого я люблю. Это чувство, когда после очередного касания пальцев его грудные мышцы задергались и расслабились, а следующий вдох был куда более глубоким и свободным, было прекрасным. А потом, после очередного движения моих бедер Ярик обильно кончил, заливая всё пространство между нами горячей спермой. Ощущая пульсирующий член под собой, и накатившую расслабленность я закончила, просто вылилась на него всем телом, прижавшись и тяжело дыша. Он благодарно обнимал меня в ответ, став, словно бы, мягче и податливее, гибче.

– В идеале, через этот массаж, раскрывается Целительная сила, в какой-то момент, руки охватывает белое пламя, и транс превращается в плетение целительной сетки из лучей. Я, к сожалению, не дошла до такого уровня, но и тот который имею – прекрасен. Мне это в кайф делать, я в своём мире творила чудеса, можно сказать пересобирала тела, так пересобирала, что люди буквально начинали чувствовать то чего никогда не чувствовали, – голос был тихим, мягким, я понимала, как многое меж нами сейчас усилено, насколько мы вплетены друг в друга, это непередаваемое ощущение единства.

– Я благодарен тебе. Это было самое необычное ощущение в моей жизни. Я и не подозревал, что мышцы могут так двигаться и тело может такое… чувствовать. А я не был слишком груб с тобой? Ну, в начале, когда с порога накинулся целовать тебя внизу? Мне этого очень хотелось, я чувствовал твой запах, когда ты проснулась, и за завтраком, и это сводило с ума, я… хотел – не полноценное слово. Я жаждал тебя, жаждал припасть, вдохнуть, ощутить, раствориться. Тебе понравилась такая ласка? Если это слишком – ты скажи, и я больше никогда так не сделаю.

Кажется, он спрашивал серьёзно, и на лице даже было такое смешное выражение беспокойства, что я не могла смотреть на него без улыбки. После столь глубокого удовольствия он всерьез переживал, не переступил ли он какие-то границы, не задел ли меня чем-то. От этого внутри нарастал ком теплоты, нежности и смеха.

– О, ты не представляешь, какое сильное желание было у меня. То, что и как ты делал, то, как это было, это потрясающе, мне очень-очень понравилось, ты чувствовал именно то, что я хотела, наша сила, наша эмпатия растёт, эта буря меж нас, это нечто. Я бы хотела это повторить, и не раз, много раз. Я даже не знала, что может быть так, что можно настолько сливаться друг с другом, настолько чувствовать друг друга, так мощно и красиво раскрывать души, – я нежно поцеловала его, просто передавая то насколько мне до сих пор кайфово, – я вообще не понимаю, что значит – груб. Я столько тепла, любви и нежности чувствую даже в одном твоём взгляде, а в касаниях тем более, я не понимаю, как это может быть грубым, когда оно наполнено таким ярким нежным светом Любви.

Жажда, вот, как это называется, прожигающая и проникающая насквозь, в слова это сложно влить, это вне слов. Я лежала на нём, и мне не хотелось шевелиться, просто лежать, дышать, слушать пульс единого сердцебиения.

– Слушай, а что насчёт Кирилла и Бориса, там снаружи мы можем же быть естественными, не скрывать нашего единства, нашей близости? И что по поводу нашей силы, можно пользоваться, когда хочется, или лучше пока не светить это, хотя мне это всё сложнее и сложнее держать под контролем.

– Думаю, можно не скрываться. Для Кирилла ты заблудший Пророк и то, что ты со мной ближе, чем положено Пророку и Посоху будет лишь очередным доказательством твоей «заблудшести». А Борису глубоко и искренне насрать на то, в каких мы взаимоотношениях. Ему вобщем-то насрать приблизительно на всё, кроме его молитвенницы и чувства долга, но на тонкости взаимоотношений насрать особенно. А использование нашей способности думаю, пойдет Кириллу на пользу, может он заинтересуется и забудет хоть на секунду о своем миссионерском настрое. Пока ты спала, он мне все уши прожужжал проповедями. Это не раздражает, я привычен к проповедям, как человек церковный, но если он заткнется хоть ненадолго, изумленный нашим перемещением – это будет хорошо.

Ярик видимо чувствовал, что сама я с него слезать не захочу, поэтому мягко спихнул меня сам, положил вместо себя на скамью и принялся омывать потоками горячей воды из деревянного ковшика, смывая грязь и пот собственными ладонями. Я наслаждалась, это было неожиданно, но приятно, хотя хотелось вернуть всё обратно, и лежать, лежать, лежать на нём, чувствуя его тепло, его силу, его сердце.

– Ох, меня поражает и удивляет, Кирилл ведь, ну, он же в библиотеке всё время, это же книги, много книг, как так получилось, что ни в одной из них не упоминается о Равновесии. Что-то тут не так, либо настолько знания эти были выжжены Владыкой из мира, либо, кто-то намеренно скрывает часть важной информации. Проповеди говоришь, то есть меня это тоже ждёт? Это сложно, мне дико сложно словами передавать то, что необходимо видеть, чувствовать, хоть на каком-то уровне с этим соприкасаться, но это всё же был лучший путь, мирный, сохраняющий жизни, потому я и приняла его предложение.

Я подумала на счёт Литонии, почему-то сердцем понимала, что нужно туда в Вильниц. Разрывающее чувство.

– Слушай, а тут мне не смогут сделать круг, копьё, ну и потренироваться здесь мы можем? Просто, если я здесь смогу сделать необходимое, то после, можно сразу направиться в Вильниц, минуя риск быть заточёнными в Русонии, почему-то чую, что попади я туда, я будто добровольно посажу себя на невидимую, но достаточно ощутимую цепь.

– Потренироваться сможем точно. А вот круг и копье… Ты заблудший Пророк, но всё ещё Пророк для многих простых служителей Церкви. В том числе для Бориса. Если я его о таком попрошу – он пошлет меня в задницу, потому что молитвенница это место для молитвы всех желающих, ну и немножко постоялый двор для путников. Но точно не кузница. А вот если ему прикажет изготовить это лично Пророк… полагаю, он немного поскрипит внутри, как старая телега, но за работу возьмется, потому что не выполнить приказ Пророка для такого человека, как Борис, будет… не по понятиям, скажем так.

При последних словах Ярик на секунду погрузился в какие-то воспоминания связанные с Борисом, судя по усмешке довольно забавные.

– Ааа, так я попрошу, вернее, прикажу, всё равно же с ним говорить придётся. Отлично. Прям, вот да. Сделать необходимое, и отправится туда, куда тянет всей душой. Важное что-то есть в Вильнице, очень и очень важное.

Заканчивали мыться мы в молчании и потоке нежных касаний. Особенно мило и смешно было смотреть на лицо Ярика, когда он меня подмывал. Только недавно он вытворял в тех областях такое, что заставляло всё тело содрогаться и вибрировать, а теперь аккуратно раздвигал всё пальцами, поливая струйкой воды и бросая на меня быстрые, встревоженные взгляды, в которых так и читалось «не обжог ли, не задел ли чего не надо, а так точно не больно, а сюда тоже лить». Наконец я была вымыта с ног до головы, но пока я лениво потягиваясь, готовилась встать, чтобы помыть самого Ярика он уже принялся вытворять диковинные акробатические номера с ковшиком, буркнув что-то в духе «себя я сам, сейчас вот быстренько». Когда мы вышли из бани, я чувствовала себя обновленной и очень легкой, почти летящей. Кирилл с мрачным лицом что-то записывал в свои бесконечные листы убористым мелким почерком. Борис ползал среди молитвенных кругов с тряпкой и методично натирал их до блеска. Судя по состоянию кругов, эта работа была ежедневной.

– Борис, нужно поговорить.

– А мне нужно закончить чистку кругов.

– Ты не понял, с тобой хочет поговорить Пророк.

– Пока что я слышу только тебя и твоего голоса недостаточно, чтобы я отвлёкся от своей работы, я же не знаю, серьёзно ты говоришь, или хочешь подстебать старика Бориса, ведь с какой стати Пророку обращать на меня внимание. Так что закрой варежку и не мешай.

Ярик беспомощно развел руки и улыбнулся той извиняющейся улыбкой, какая бывает, когда извиняются за проделки любимых, но уже впавших в маразм стариков.

– Кажется, этот упертый осёл, серьёзно считает, что я над ним подшучиваю. Придется тебе говорить с ним самой. Ты извини его, он просто… нелюдим. И его резкость – это не из злобы, просто он… старая, тертая, бестактная сволочь с добрым сердцем.

Мдааа, начать разговор с тем, кому на очень многое насрать, странное сочетание, такое отношение на словах, но при том доброе сердце. Я пока не понимала, в каком месте оно доброе, ведь по сути если б не долг Ярику, то не известно ещё, как бы тут всё обернулось.

– Борис, встаньте, мне нужно видеть ваши глаза, поверьте, то, что я скажу, нечто, куда более важное, чем – то на что вы нацелены сейчас, – я старалась говорить властно, но притом не давить, всё же не в том я положении, нужен был именно диалог.

Борис продолжал невозмутимо натирать круги.

– Это просьба или приказ, Пророк? Если приказ – встану, как член поутру, и поверю во всё во, что скажете поверить. А если просьба – тогда посидите воон там, в уголочке, я доделаю дела и подойду, раз уж нужен. Ведь, если это просьба, то я могу сам решать насколько важно мне её выполнить. И тогда я думаю, что молитвенные круги, предназначенные для обращения к Владыке Света, то есть врата к тому, кто стоит выше вас, всяко важнее, чем ваша просьба, ведь Владыка главнее и будет гневаться, если я не завершу все положенные работы. А вы всяко в ближайшие полчаса никуда не денетесь, вам после бани обсохнуть надо, да и вот эта инквизиторская морда говорила, что вы тут обосновались минимум на несколько дней.

– Это приказ, – ну ладно, хочешь по жёсткому, будет тебе по жёсткому.

Странный тип, вроде и хотелось разозлиться, но почему-то его отношение больше умиляло, как капризное маленькое дитя, которое устало от внимания и просто занималось чем-то своим, привычным.

Борис отложил тряпку, с сожалением посмотрел на недочищенные круги, бросил взгляд наверх и развел руками, что видимо было адресовано Владыке, после чего, наконец, встал и уставился мне в глаза, почти не моргая. Сейчас он напоминал раздраженную старую сову.

– Стою и слушаю тебя, Пророк. Глаза старательно показываю, как ты желала.

Серебро отозвалось холодком, я ощутила, как свет изливается из моих глаз, устремляясь во взор Бориса. Казалось теперь, что само пространство подёрнулось лёгкой прозрачной плёнкой, делая всё на тон ярче и чище.

– И так, воду лить не буду, учитывая вашу, ммм… занятость. Мне нужен металлический плоский круг, диаметром три метра, и двух стороннее копьё. Всё это я зарисую и подробно опишу. Сделать это нужно максимально быстро. Приказ ясен?

– Ясен. Будет. Право рекви… реквази… тьфу. Короче, железо у крестьян для изготовления всего этого добра отбирать можно или делать только из того, что в своем хозяйстве найду?

Ярик встревожено дернул меня за рукав и шепнул.

– Лучше не надо, крестьяне слух пустят, что нелюдимый смотритель молитвенницы вдруг активничать начал и на особые нужды железо брать. Сразу раньше времени станем заметны. Уверен, у него найдется все что нужно, это крайне запасливый тип.

– Из своего делай, смотри, чтоб железо было особое, не ржавеющее от воды, похожее на серебро, в идеале если есть серебро – то из него и делай. Для копья в качестве металлической основы необходимо только серебро.

Я повернулась к Кириллу.

– Кирилл, вижу у тебя полно бумаги, дай мне пару чистых листов и, – я задумалась, ибо не знала, как называется мажущая деревянная штука, которой я рисовала, – и, в общем, нечто чёрное, длинное и пачкающее руки, не знаю, как правильно это называется в вашем мире, мне нужно нарисовать эскиз копья и круга.

Кирилл извлек из своих глубоких карманов несколько чистых листов, скатанных в рулон, и передал мне. Затем долго копался в поясных сумках и достал несколько кусков этого мажущего дерева.

– Это называется штрихер. От слова штрих, разумеется. Есть и более древнее, восточное название, алькур, но оно не прижилось в нашем языке, а буквально означает нечто «красящее, пачкающее». Примечательно, что до открытия свойств штрихера, наброски и записи делались с помощью раствора красной руды, что делало записи токсичными и потому монахи, работающие в библиотеках, зачастую болели и не доживали до…

– Кирилл, мы уже поняли, что ты всё знаешь. Просто отдай ей уже штрихер.

– А, да, конечно, я полагал, что Пророку интересно узнать историю нашего мира, раз её родиной является другой.

– Если ей будет что-то интересно, она спросит тебя об этом напрямую, не переживай.

– Алькур, мне нравится это слово, обрамить бы этот алькур в дерево, получился бы карандаш, и руки бы не пачкал.

Я взяла листы и подумывала взять алькур руками, ну не, после бани пачкаться не хотелось. Я оторвала немного бумаги, и закатала половинку штрихера в ней, чтоб удобно было держать, села рядом и принялась рисовать, быстро, но чётко. Сначала копьё, обязательно приписала основу из абонисая, и металлическую из серебра, имя копья, узор силы и специальный колчан, чтоб носить копьё за спиной. Затем уже нарисовала круг, с кругом было проще.

– Вот возьмите, – я протянула бумаги Борису, и повернулась к Кириллу.

– Хм, Кирилл, вот ты библиотекарь, то есть книг видел множество, неужели среди них не было ни одной, где упоминалось бы Равновесие? Может быть, ты видели книгу с символом круга и точки в центре? Книги хранят многое, подумай, повспоминай, может ты видел что-то, но просто не понял это в силу древних и утерянных знаний.

– Нет, Пророк, такие книги мне не встречались. Для меня не логична и абсурдна сама концепция равновесия между всеблагим Светом и омерзительной Тьмой, и абсолютно все книги, которые мне доводилось читать, в этом вопросе со мной солидарны. Ни один из прочитанных мною уважаемых авторов не высказывал и намека на концепцию равновесия, вы… в некотором роде новатор, ваша ересь уникальна. Тем интереснее и важнее сокрушить её основы и вернуть вас к Свету истинному, но я понимаю, что это процесс не быстрый и не спешу засыпать вас благими наставлениями мудрейших людей минувших веков.