Текст книги "Oris Maari: Ara Avalantis"

Он перестал кричать, и окружающее пространство прекратило перемешиваться в цветовую кашу, он медленно отпустил свою голову и посмотрел на меня каким-то детским и удивлённым взглядом, словно увидел впервые. Затем как-то неловко, неуклюже приобнял и замер, скользя по мне глазами.

– А… Я не знаю, какой путь выбрать, я не знаю куда идти. Но когда вспоминаю те моменты, такие маленькие но яркие, когда мы с тобой обнимались и я ещё не чувствовал всего… этого… когда я вспоминаю время с тобой, мне хочется идти за тобой, потому что ты самое яркое, что было в моей маленькой жизни. Я не знаю, где заканчиваюсь я, где начинаешься ты, кто ты, кто я, но если ты просишь выбрать путь, можно я пойду за тобой? Ты ведь знаешь куда идешь, ты знаешь гораздо больше, чем я, ты гораздо ярче, чем я, и когда я вспоминаю тебя, мне хочется быть рядом, где бы ты ни была. Так можно?

Его голос плыл и иногда звучал совсем по детски, как голос маленького мальчика, а иногда возвращался в норму. Он держал меня в неловких объятиях, словно забыл, как это делается и слово держал, пожалуй, выражало наиболее точно эту осторожную, но крепкую хватку, как за спасательный круг.

Я улыбнулась, я чувствовала, как изнутри меня бешеным потоком изливается что-то невыразимое, что-то чему я и сама не нашла бы сейчас ни слов, ни каких бы то ни было мер.

– Ярик, Ярииик, я поведу, я проведу, я покажу. Я твой Дар, ты мой Дар. Ты всё, что у меня есть: – Дом, Светоч, сам смысл Жизни, сама Жизнь. Мы пойдём вместе, пусть не сразу, но ты станешь равным, ты поймёшь многое, я не знаю, будет ли это легко. Да, мне открыто больше знаний, я видела столько всего, но эта Сила, эту силу мы являем вместе. Мы звучим, мы сияем, мы Преображаем и Преображаемся друг в друге, держись за этот свет, наш Свет, нашу Любовь, такую безмерную, беспредельную, чистую, можно даже сказать святую. Мы Едины и это неизменно, – я обняла его и нежно прижалась, становясь всё ярче и ярче.

Я вновь перестала чувствовать окружающее пространство, только я и Ярик, больше ничего. А потом появились ощущения кровати, мокрого от слез лица, запаха пота Ярика, который показался невероятно важным и приятным. Я ощутила его руки, держащие меня в объятиях и наконец, когда сфокусировалось зрение, я увидела его лицо. Маска ужаса растворилась, теперь это было знакомое мне, но заплаканное лицо Ярика, который смотрел на меня извиняющимися глазами и гладил рукой мои волосы.

– Извини, что-то я после той вспышки совсем… расклеился. Мне такой странный сон снился, такой дикий… долго я спал? Ритуал получился? Ты прости за слезы, сам не знаю, что на меня нашло, сейчас заткну их, приснится же такое… а ты чего такая бледная? Всё хорошо?

Выражение лица стремительно изменилось на привычную настороженную заботливость, а объятия стали более крепкими.

– Ярик, Ярииик, милый мой, – я гладила его, прижималась, – ты вернулся, вернуулся, я, я… – слова застревали и терялись, я просто обнимала и целовала.

Внутри всё горело, но это был другой огонь, будто более мощный, более сильный, выходящий за пределы тела.

– Прости меня, прости, я, я… мой ритуал, он… это слишком сильная магия, слишком. Ты, твоя душа, она была обожжена этой Силой… прости за это, п-прости…

– Эй, не переживай ты так, все нормально, я живой. Мне снилось какое-то дикое месиво, но и только. Подумаешь неприятный сон, ерунда. Физически я в норме, внутренне вроде тоже, ну, каша какая-то слегка, расклеился вот, но это ничего, это пройдет. Не плачь, я рядом, все в норме. Лучше скажи, когда это ты успела отрастить волосы и почему Кирилл сидит с таким лицом, словно мир рухнул? Что вообще произошло? Ты получила тот эффект который должен был быть, всё получилось?

Он гладил меня, стараясь утешить и, казалось, действительно не понимал, почему я так к нему жмусь, но не отталкивал и старался успокоить, как умел, поглаживаниями и крепкими объятиями. При этом он посматривал мне через плечо и кажется, его тревожил вид печального Кирилла и неподвижного Бориса.

Я посмотрела Ярику в глаза, постаралась успокоиться, собраться. Хотя тело ещё потряхивало.

– Ярик, ты не понимаешь, то где ты был, то, что произошло, это не сон. Это реальность, ты увидел то, к чему твоя душа была не готова, совсем, – я повернулась к Кириллу и Борису, – их тоже накрыло, я ещё не знаю, как их выводить из этого ступора, я очень испугалась за тебя, очень-очень сильно, безумно сильно. Я говорила, я гладила, я пела, я использовала то, что знаю, и я прошла к тебе, в тебя, я не знаю, что это было, странное место, но там, там были Сферы Творения. Ты видел Великое, то чему нет имени. Хотя ты видел это только с одной стороны, и ты терял себя, твоя душа рассыпалась, я держала… Моя ладонь, моё сердце, наш свет, наша мелодия, наша Любовь держала нас друг в друге, и…и ты смог. Ты смог войти в центр себя, смог сохранить себя. Но это было так, так, так хрупко, на грани исчезновения, на грани распада, – и слёзы сами потекли по щекам, не получилось сдержать их, – и…и это моя вина. Я принесла сюда, так нелепо, эту Силу, третью силу, это усилило магию в мире, волосы, как показатель, они стали длиннее, я даже не сразу заметила. Владыка в гневе и ярости, теперь это очень мощная ярость. Кирилл видел, он видел, что Владыка не любит, что в нём нет любви, только гнев и ярость, его это сильно ударило. Но мне важно было сначала вернуть тебя. Я так боялась, так боялась, я сделала тебе больно, я сделала больно тому, кто дороже всего. Я не хотела такого эффекта, я вообще не хотела танцевать, когда ступила на круг, но, замок и ключ сошлись, и Серебро Равновесия буквально ворвалось в мир, словно бы затопив его, – в глазах опять стали собираться густые слёзы, выливающиеся против моей воли.

Ярик задумался, продолжая гладить меня, но уже несколько машинально, взгляд его был устремлен в себя, в свои мысли. Когда он снова посмотрел мне в глаза, этот взгляд был полон нежности.

– Если то, что мне снилось, правда, то… я помню, что ты меня спасла, ты позволила ухватиться за тебя, помогла удержать такие моменты, когда мы в объятиях, когда нежно, когда так тепло…

Он поцеловал меня в губы. И ещё раз. И ещё, едва давая мне вдохнуть. Поцелуи становились дольше, длиннее и слёзы сами собой куда-то отступили. Когда он это заметил – отлип от меня и ободряюще улыбнулся.

– Вот видишь, всё хорошо. Я не помню детально, что именно я там видел, что так меня выбило, только смутные отзвуки и фрагменты, но это возможно и к лучшему. Я помню тебя, я с тобой, люблю тебя и совершенно ни в чём не виню. Ты раздираешь себя изнутри, винишь себя, что сделала мне больно, но я помню эти искры тепла и твою руку, твои глаза, я помню нежность. Если боль и была – этого уже нет во мне, а если бы и было – я бы простил, правда. Не хлестай себя. Улыбнись.

Я приходила в норму, тепло действительно нарастало, я понимала, что не исправлю сделанного, но могу вести, ведь он пошёл за мной. Со мной. Он здесь, мы вместе, наш свет, наша Любовь пылает в нас по-прежнему, хотя, наверное, всё-таки в разы сильнее прежнего.

– Хорошо, – я улыбнулась, – хорошо, Ярик, что получилось, что ты смог, я бы не спасла, если бы ты не смог, не захотел, не ощутил. В тебе сокрыта мощная сила, может и к лучшему, что ты забыл то, что видел, ты видел не всё, со временем я проведу иными путями, так, чтоб ты увидела всё иначе, чтоб это не шокировало, а преображало, не вводило в потерю самости, а расширяло границы в осознанности. Я проведу. Мы пройдём это вместе, я знаю, я это чувствую, – я нежно поцеловала его, и ещё раз, и ещё, потом отстранилась. Давящее и гнетущее чувство отступило, хотя я понимала, что мне ещё предстоит что-то сделать с Кириллом и Борисом.

Ярик убедился, что я более-менее в норме и встал, подошел к Кириллу.

– Что с тобой, брат Кирилл?

– Я видел гнев Владыки. Только гнев. В нем нет любви, он… разучился любить нас, всех нас. Только требовательность, строгость, гнев и жажда силы. Но ни капли любви, ни крупицы прощения, Он… слишком далек от нас, он больше не чувствует жажду наших душ, жажду быть любимыми.

Ярик обернулся ко мне с вопросом в глазах, видимо он не знал, что говорить в таких случаях.

Я встала и подошла к Кириллу, привычно уже взяла его за руку, и посмотрела в глаза.

– Владыка сейчас не в себе. Послушай, то, что происходит с Ним сейчас, это не Истинное Его состояние. Процесс поглощения Владыкой Света – Тьмы, искажает его Сущность, иными словами сейчас Владыка не чист, потому в Нём и не ощущается Любовь. Но Равновесие всё восстановит. Это не просто, принести такую Силу в мир, где она утрачена, почти полностью стёрта, это сложно, но именно это я и делаю. Во мне есть Любовь, сильный Оттиск, чистый незримый Свет, могущественный, я постараюсь донести его до Владыки. Тебе нужно успокоиться, постарайся успокоиться, найди в себе силы принять Владыку таким, какой Он есть, принять его гнев и ярость, как гнев и ярость ребёнка, не понимающего того, что он делает. Пусть сейчас Он немного поломан, искажён, но Его ещё можно вернуть в Истинное состояние, я постараюсь, но мне нужна помощь каждого, каждая Душа важна, каждая Жизнь – особенная.

Потом я повернулась к Борису, подошла к нему и тоже взяла его за руку.

– Я знаю, что это страшно, это выбивает, все эти знания, все эти ощущения, но я видела в вас Доброе Сердце, пусть и через призму странных слов. Куда уж странных, мои тоже далеко не простые и понятные. Борис, я плохо знаю вас, но я знаю ваши золотые руки, и то, что вы вкладываете в дело, в любое дело всю свою душу. Верните себе себя, вы ценны, ценны для меня, для Ярика, и возможно ещё много для кого.

Я не знала, что ещё сказать, будто до этого в голове сами собой возникали фразы, а сейчас всё погасло, штиль. Я отпустила руку Бориса и просто ждала хоть какой-то реакции от обоих.

Взгляд Бориса оставался спокойным, но потеплел, возникла искорка в глубине.

– Я видел такое… все эти повседневные заботы – пыль. Но то, что делаешь ты – это значимо, это действительно важно. Это важнее формальностей служения, обрядов, хозяйства, всех этих размеренных мелочей. Я стар, но могу служить тебе разнорабочим. Немного кузнец, немного пастух, немного фермер, немного повар, уборщик, плотник, а в прошлом был домушником и потому хорош во взломе замков. Я буду рад, если ты позволишь направить мои навыки тебе на службу, потому что то, что делаешь ты важнее всего известного мне.

Раздался тихий, но твердый голос Кирилла.

– Теперь, после того что я видел… у меня нет иной опоры в этом мире кроме вас, Хранитель. Я видел Владыку таким, каким Он не был описан ни в одной книге. И я видел вас, Хранитель. Я видел вас и этого я тоже не встречал никогда в своей жизни, ни в одних хрониках и самых священных текстах. И в вас я видел… справедливость. Ураган эмоций, но превыше всего сияние справедливости. И это для меня важнейшее. Если вы позволите – мои знания, мое ораторское искусство и мой штрихер к вашим услугам.

Сказать, что стало легко, ни чего не сказать, будто невероятно тяжёлое нечто, гораздо больше камня, растворилось. Их Души ожили, и они хотят идти со мной, за мной. Я наконец-то просияла всем телом, не просто улыбка на лице, улыбка всего Храма, в сводах которого бьётся моя маленькая, но яркая Серебряная Звезда Души.

– Да Борис, я безмерно счастлива, что твоя душа вернулась, что ты вернул себе себя, и я рада принять тебя в свою свиту, очень рада, – я кивнула ему, и обернулась к Кириллу, – я знала, я когда только увидела тебя, сразу поняла, что ты сможешь принять и познать Истину. Сильная Душа, у тебя очень сильная душа, я счастлива, что ты прозрел, теперь ты тоже со мной. Теперь мы все вместе, и я не обещаю, что наш путь будет лёгким, больше даже скажу, он будет тяжёлым. Принести Равновесие в мир – это одно, а вот донести его до масс, до людей, до душ и уж тем более до самого Владыки – это совсем другое. Я иду этим путём первый раз, это моё, – я глянула на Ярика, – это наше с Яриком Призвание, Преображение. Мы – Двуединица, точка в центре круга, забытого символа Равновесия этого, и не только этого, мира. И нам будет тяжело, я это чувствую, а меня мои чувства ещё ни разу не подводили. Но я приложу всё, всё и даже большее, чего ещё в себе не раскрыла, чтоб помочь этому миру, чтоб вернуть ему Баланс и Процветание.

Я привалилась к кровати, глядя куда-то сквозь. Я будто тонула в прострации, было тяжело осознавать то, что ещё предстоит. Тяжело от ответственности за эти души, за их судьбу. Они вступили на страшный путь, потому что со мной, не бывает иначе. Потом я покачала головой, стараясь стряхнуть этот липкий панический шлейф.

– Кстати, очень важный вопрос, как называется ваш мир, как называется эта планета?

Кирилл озадаченно переглянулся с Яриком.

– Хранитель, когда вы странствуете в океане отправившись в путь с материка и вдруг встречаете остров – вы даете ему название, потому что это место отличное от того откуда вы отплыли. Но если для вас моря нет, если вы всю жизнь живете на материке и не знаете ничего кроме него – вы не дадите ему особого названия. Конечно, в виду наличия у нас океана и множества мелких островов, а так же развитого мореходства, у нас есть название для материка – Терсолейн. Название образовалось в давние времена, ведь впервые материк получил имя после первого кругосветного плавания Васьки Безграмма, тот ещё был, сорви голова, пират и вобщем-то отвратительная личность, но при этом, как ни странно добросовестный наёмник. Поэтому, когда его наняли для картографирования побережья он выполнил эту работу блестяще, правда разграбил по пути ни один десяток населенных пунктов и сильно осложнил дипломатию и взаимопонимание на десятилетия вперед. Но кроме этого психопата никому в те времена и в голову не могло прийти согласиться на столь дальнее и опасное…

– Кирилл, ты отвлекся, тебя заносит.

– Да-да, извиняюсь. Так вот, писец, закрепленный за кораблями Васьки Безграмма осмелился дать материку название после завершения штрихования побережья. Название сложилось из слов Терра, что означает землю в понимании суши и Солейн – лучезарная. Земля Лучезарная. Но общепринято старое название Терсолейн. Однако, так как, за пределы этого мира ещё ни один путешественник не попадал, мы не видели наш мир со стороны, из условного океана подобно тому, как увидели континент, поэтому для Мира в целом названия ещё просто не существует.

– Огооо, – я смотрела на всех с нескрываемым удивлением и широко распахнутыми глазами, – безымянная планета, со спящей Искрой. Мир не знает себя, мир не слышит себя. Нужно дать имя планете, это очень важно, очень-очень. Даже у моего копья есть имя, имя связывает Судьбу и Высшее Призвание, Открывает Путь, Раскрывает Самость, соединяет Искру с Храмом формы, с телом. Тело планеты – это шар, шар в океане из Звёзд, – я раскинула руки, жестикулируя очень бурно, – нужно разбудить этот мир, но я ведь не могу сделать это за всех… или могу? – я вопросительно посмотрела на Ярика, потом перевела взгляд на Кирилла и Бориса.

В желудке что-то сильно сжалось и заурчало.

Ярик неуверенно пожал плечами, Бориса, кажется, больше интересовало урчание моего желудка, потому что он пошёл накрывать на стол, а Кирилл надолго задумался. Наконец решительно дернул себя за бороду и кивнул.

– Думаю, можете, Хранитель. Вы прибыли из другого мира и нет оснований подвергать эти слова сомнению. Вы описываете наш мир, как шар в океане из звезд, словно в своем путешествии, в своем плавании в наш мир видели его со стороны. Вы пересекли звездный океан, видели мир со стороны подобно тому, как экспедиция Васьки Безграмма видела со стороны материк, вы обладаете авторитетом неизмеримо большим, чем ученный с кораблей экспедиции и любая ученая коллегия. Вы – Святая и Хранитель Сил, лежащих за пределами понимания простых жителей мира. Вы вполне обладаете правом дать миру название. Я немедленно занесу его в хронику и постараюсь сберечь этот исторический момент, сделав несколько копий этой записи.

Я стала расхаживать туда-сюда. Вот так ответственность, хотя с другой стороны, давать имена – это я любила, потому старательно перебирала в голове кучу ярких ключевых слов, которые могли бы срезонировать сердцу этой планеты.

– Раальдар, – я остановилась, наконец-то из множества символов высветился один, который подёрнулся серебряным светом, – да, Раальдар, Дар Серебряного Света.

Кирилл кивнул и принялся быстро записывать этот момент на одном листе, потом на втором, на третьем… Кажется, копий будет много. Борис уже расставил на столе тарелки с грушами, яблоками, крупными желтыми зернами, помидорами, даже какая-то зелень появилась. А ещё на столе появился засахаренный, но вкусно пахнущий мед. Теперь Борис стоял у стола и просто ждал, когда мы закончим, задумчиво разглядывая копошащегося в бумагах Кирилла. Ярик смотрел на меня, но, кажется, даже не видел. Глаза были широко открыты и почти не моргали, а на свой посох он опирался так, словно на него взвалили тяжелый груз. Тишина, которая повисла после оглашения имени мира, почти звенела в ушах, только шелест бумаг Кирилла и скрип штрихера выдергивали комнату из лап абсолютной тишины.

Я переместилась к Ярику, привычно приобняв его.

– С тобой всё в порядке, выглядишь ты как-то странно?

По телу прошлась волна, лёгкая и пробирающая, но не обжигающая, другая, сложно было описать это чувство.

– Пошли, поедим, ты вообще давно не ел, нужно набраться энергии, восстановить силы. Всё-таки ты недавно пережил очень сильное потрясение, – и я повела Ярика к столу.

Ярик встрепенулся и посмотрел на меня удивленно.

– Всё нормально, всё хорошо. Конечно, пойдем есть.

Кирилл продолжал шелестеть бумагами.

– Вы идите, я потом подойду, нужно записать, нужно сохранить, ещё несколько копий…

Мы сели за стол. Борис сделал это, вздрогнув, словно только что вспомнил, что ему вообще-то тоже нужно есть. Жёлтые крупные зерна оказались очень твердыми, но если их разгрызть внутри было очень много довольно вкусного сладковатого масла, жирность могла соперничать с орехами, вроде бескара или амаринта. Я ела много и жадно, казалось, что ем впервые за долгое время. Борис налегал на еду в обычном темпе, но был удивительно молчалив. Ярик подолгу разглядывал каждый кусочек пищи, словно высматривая что-то в куске помидора или любуясь изгибами ломтика груши. И только спустя несколько мгновений отправлял это в рот, ловя мой встревоженный взгляд. Кирилл присоединился к трапезе, когда мы все уже наелись, он хватал всё, до чего дотягивался, и кажется, основной задачей было поесть, как можно быстрее, чтобы снова зарыться в бумаги и исправлять, редактировать, переписывать, копировать. Иногда казалось, что он глотает, даже не пережевывая.

Я долго не решалась заговорить, потому что мне было банально страшно действовать дальше, я в принципе не знала, что нас ждёт, не знала даже что будет в этом Вильнице, а ещё я не совсем адекватно понимала свою силу, вроде бы взяв в руки Абайат, я ощутила будто могу им сделать всё, что пожелаю, будто более мне ни какие тренировки не нужны. Но так ли это, – я посмотрела на Ярика, он изменился, да кто б не изменился, пережив то, что пережил он, но он по прежнему был невероятно красив, магнетически притягателен. Внутри меня бродили призраки какой-то тревожности за его разум и душу, что-то было надломлено, будто он не весь вернулся в тело.

– Нам всем нужно отдохнуть и выспаться. Потому сейчас все ложитесь и отдыхайте. Бумаги подождут, всё подождёт. Впереди много дел, много бессонных ночей и бегства. Потому, пока есть возможность отдохнуть, не стоит ей пренебрегать, – после сказанного мной, все замерли, но ни кто спорить не стал. После того, как мы поели, все разбрелись по своим местам, я легла с Яриком, какое-то время, просто гладя его, и мы очень быстро отключились.

Проснулась я одна, Яркий о чём-то тихо разговаривал с Борисом. Когда все заметили меня, то замолчали, а я уже привычно улыбаясь, разглядывала Ярика, думая о том, а не провести ли тренировку. Почему-то я боялась заговорить об этом. Вдруг он не восстановился полностью, но…

– Ярик, после того, как я взяла копьё, у меня ощущение, что я знаю его, могу делать, что хочу, как будто навык боя влит в меня, но есть сомнения. Я бы хотела потренироваться, правда, без жестокого предела на потерю сознания, он, этот предел, мне больше не нужен. Просто хочется понять, я действительно могу сражаться или всё же то, что я ощутила – это лишь сама сила, но не умение её направлять, – я пристально посмотрела ему в глаза, – только если ты в норме, я всё же ещё переживаю за тебя.

– Я в норме. Готов, если ты готова.

Мы вышли на задний двор. Теперь загон, где мы тренировались, был занят кругом, но вокруг было достаточно дикой не обработанной земли и подсыхающее травяное море тоже могло стать хорошим местом для тренировки. Мы выбрали участок с пожухлой травой и потрескавшейся землей, достаточно ровный, чтобы служить ареной.

Я взяла Абайат, Ярик вооружился своим посохом.

– Помни, бей нормально, хоть и не в полную силу, но пусть мне будет больно, зато я так быстрее научусь.

– Я всё равно буду сдерживаться, потому что если этого не делать – я тебя просто могу случайно убить. Итак, на исходную… защищайся!

Ярик бросился в атаку, обрушив на меня град быстрых разнонаправленных ударов, которые я едва успевала отражать, к оружию нужно было привыкнуть. А Ярик, только наращивал темп, становилось всё сложнее, маленькими шажками я отступала назад под его напором, но пока ни один удар не достиг моего тела. Внезапно Ярик присел и в мои ноги устремился хлесткий нижний удар, который я уже никак не могла блокировать. Левая рука инстинктивно потянулась вперед, пальцы начертали в воздухе защитный сиглар. Тело сделало это на автомате, мне был привычен такой элемент обороны, вот только здесь и сейчас он не работал, не возник в воздухе белоснежный мягко сияющий символ, не возникла на несколько мгновений стена уплотненного воздуха, которая бы задержала удар. По ногам досталось со всей мощью, и я рухнула на землю, взвыв от боли. Тут же сдержала этот вой, но было уже поздно, взволнованный Ярик осматривал ноги в поисках перелома.

– В-всё… всё нормально, Ярик, просто это было неожиданно.

– Конечно, неожиданно. Смерть приходит неожиданно. Кажется, переломов нет… Ты мне скажи что это было, зачем руку вытянула?

– Защитный символ, магия моего мира, если вовремя начертать – создает на несколько секунд слабое силовое поле, достаточное, чтобы смягчить урон от атаки или и вовсе отклонить её. Это словно временный доспех, раньше я больше на непривычность боя была нацелена, а сейчас вот как-то само получилось так… инстинктивно.

– Понял. Давай ещё раз, если готова.

И мы повторили. Снова град ударов, я старалась быть более сосредоточенной, но снова проморгала неожиданный выпад, который уже никак не могла остановить и рука высунулась вперед, пытаясь начертать сиглар, чтобы спасти мои ребра. Ярик остановил свой посох в сантиметре от ребер, а затем лишь обозначил удар легким тычком.

– Снова этот символ. Ты же уже знаешь, что он не работает. Так зачем…?

– Привычка. Всегда работал. Мне многое привычно и практически ничто из этого здесь недоступно.

– Тебе нужно отвыкнуть от этой привычки. Она может стоить тебе жизни или, как минимум, руки. Ты ведь просто вытягиваешь её навстречу противнику. У меня посох, но будь у меня меч один взмах и ты калека. Не делай так больше, хорошо?

– Я постараюсь Яркий.

– Продолжим завтра. Тебе уже досталось…

– Нет, это ерунда. Сейчас. Давай сейчас, для меня эти занятия очень важны.

– Как угодно… На исходную.

Град ударов, барабанная дробь столкновений копья и посоха. Ярику на этот раз удалось выбить оружие из моей руки, он замахнулся, чтобы поразить мою голову, и я выставила руку, рисуя сиглар, чтобы защититься… Он отбросил свой посох в сторону и перехватил мою руку, резко вывернув её, заставил меня согнуться и пискнуть от боли, я не могла пошевелить плененной рукой. Он вывернул её не до вывиха, но боль была острой.

– Снова. Снова этот символ.

– Прости, я просто…

– Привыкла, я понимаю. И мне не доставляет удовольствия причинять тебе боль, но сейчас ты чувствуешь то, что с тобой может сделать противник. Поверь мне, эта боль – ничто, по сравнению с той, что ожидает тебя, если конечность отрубят. И эта скованность, невозможность сдвинуться с места – ничто по сравнению с шоком тела от ампутации руки. Ты понимаешь?

– Да!

Он выпустил мою руку, тут же подхватив меня, чтобы я не потеряла равновесие. В глубине глаз плескалась вина и боль.

– Всё нормально, ты всё правильно делаешь. Боль – хороший учитель, когда требуется научиться быстро. И ты хороший учитель. Давай, нападай!

Я среагировала и заблокировала удар. На секунду показалось, что копьё устремилось в блокирующую позицию раньше, чем я поняла умом, что нужно делать. Ярик разорвал дистанцию и начал наращивать темп ударов. Я отбивала их машинально, не задумываясь, оружие в моих руках вело меня, образы движений вспыхивали в мозгу, как молнии на небосводе. Темп атак стал настолько чудовищным, что стук встречающейся древесины стал похож на барабанную дробь. Меня начало тошнить, смотреть на эти резкие встречи, переходы, и снова столкновения, творящиеся с чудовищной скоростью было физически неприятно, голова закружилась и я закрыла глаза, всего на секунду, чтобы отступила тошнота… и тут же оказалась на земле, даже не почувствовав, как именно Ярик меня уронил. Его лицо было непроницаемо задумчивым, он медленно кивнул, развернулся и пошёл на исходную позицию.

– Теперь ты атакуй.

И я пошла в атаку, делая неловкие угрожающие выпады, пытаясь добавить в них изящества… Но что-то было не так, копьё не вело меня, как только что было, мысли не кипели образами движений и стоек, я сделала несколько неуклюжих выпадов, не достала Ярика и близко. Ещё несколько ударов, снова все мимо, он даже не отбивал, а просто уклонялся от моих ударов то пригибаясь, то отходя чуть в сторону.

+ – Копьё к тебе даже ближе, чем я. Оно следует твоим эмоциям и помогает тебе в силу твоих эмоций. Ты очень хотела отбивать удары, уметь защищаться, это были яркие чувства, и копьё наполнилось ими, направило тебя и вместе у вас получилось, пусть твоё тело и не было к этому полноценно готово. Сейчас речь идет об атаке, и на самом деле ты не хочешь ударить его. В тебе полно беспокойства, нежных чувств и переживаний, ты не хочешь поставить ему даже синяк, копью нечем наполниться и потому ты не можешь использовать его полноценно в атаке. +

Я крутила копьё в руках, меняла позу, я думала, ходя из стороны в сторону, я пробовала пройти этот барьер внутри себя, разрешить себе, дать право на… но сердце не позволяло.

– Кажется, с атаками ничего не выйдет. Я не могу, не могу просто даже допустить и в мыслях, что ударю тебя. Копьё чувствует мои эмоции, чувствует истинные желания и намерения, я очень хотела научиться защищаться, отбивать удары, и это получилось, но, ударить тебя, это совсем другое.

– Понимаю.

Ярик снова оперся на свой посох и стал разглядывать траву у себя под ногами, словно в ней было что-то очень интересное.

Я ещё какое-то время поиграла с Абайатом, и ловко отправила его за спину. Переместилась к Ярику, и стоило только коснуться его, как по телу стало разливаться, это даже не желание, дикая жажда, да-да – именно она. Тепло, Свет, я вспомнила эту страсть, вспомнила, что было в бане и всё, меня накрыло. Но я по-прежнему боялась сказать о своём желании словами, не глазами, не намёком, а словами.

– Ярик, я только сейчас поняла, что ты ощущал, когда я просила уделать меня, когда я просила до потери сознания, я чувствую себя такой идиоткой, прости. Я больше никогда такого не попрошу. И вообще, я хочу отношений на равных, на равных в плане Выбора, хочу, чтоб у тебя было право сказать «нет», если тебе чего-то не хочется делать. Я хочу союза, не схемы, которая прописана, как отношения Пророка и Посоха, а нас, как пары, как Хранителей Равновесия, – я уткнулась в него лбом, – я вижу, ты много созерцаешь, многое воспринимаешь иначе, что-то не так, что-то в тебе надломлено. Да, мы теперь иные, меняемся, как и сам мир, но…

Я долго вслушивалась в его сердцебиение, впитывала запах, и тепло.

– А ещё я очень тебя хочу, безумно хочу, так же, как было в бане… жажда, страсть, буря, они переполняют меня.

Ярик тяжело вздохнул и мягко меня отстранил, приобняв плечи.

– Я не знаю, что со мной происходит. Честно говоря, с определением своего «Я» тоже некоторые проблемы. Никогда не ощущал такого, но… я смотрю на вещи вокруг и иногда кажется… ерунда конечно, но… вот, например я за столом смотрел на его поверхность и мне казалось, что у меня деревянная кожа, казалось… нет, я чувствовал, что я деревянный. А когда ел помидор, готов был поклясться, что мог бы откусить собственный палец и он бы был помидорным, понимаешь? Вот я тоже не понимаю. Я вижу, как растет трава, вижу прямо сейчас, чувствую всем хребтом, потому что у меня ощущение, что я сам, как трава. Я странно дышу. Иногда мне кажется, что можно вовсе не открывать рот и не втягивать носом, но воздух все равно будет проходить сквозь меня потому, что я сам – воздух. Это… странно. Мне кажется, я схожу с ума. И…я помню, что совсем недавно говорил тебе, что не разрешу нашу близость только, если есть какая-то угроза, но сейчас… сейчас, кажется, просто не смогу, потому что не чувствую себя мужчиной, не чувствую себя… человеком. Я пытаюсь справиться с этими ощущениями, расставить всё внутри, как должно быть, но, кажется, на это потребуется время.

Я улыбнулась, надо же, это явно что-то особенное, что-то раскрывается.

– Я думаю, это какой-то дар, способность, которую ты осваиваешь, тело трансформируется, как и дух, это удивительно, чувствовать слияние с миром, хотя я представляю, как это для тебя. Такого у меня не было, хотя было нечто иное, когда не чувствуешь тела, сливаешься со всем, и нет границ, потом собраться и отделить своё «Я» от всего, достаточно сложно. Я лично одна такое не делала, меня вели и выводили из этого. Я попробую понять, как и чем тебе помочь.

Я посмотрела на Ярика, потом вспомнила, хотя нет, этот было, как напоминание, что у меня на правом плече сидит ворон. Как только я вспомнила о нём, я его чётко ощутила.

= – Ворон, я не знаю, как к тебе обращаться, есть ли у тебя имя, я не знаю какова твоя сущность, что ты несёшь? Ты отголосок Равновесия этого мира? Ты можешь дать понимание того, что происходит с Яриком, как мне ему помочь в этой ситуации? Я ещё не сталкивалась с такой способностью, которая у него сейчас раскрывается. =