Текст книги "Oris Maari: Ara Avalantis"

Мгновение ничего не происходило, а потом я вдруг поняла, что уже знаю ответы. Обращаться можно, как угодно, потому что имени нет и даже форма ворона лишь привычное обличие. Ворон – это существо, созданное предыдущими Хранителями, как посланник, почтальон, наблюдатель и своеобразная библиотека данных. Он несет импульс служения Хранителям и терпеливо ждал, когда появится кто-то, кто будет Хранителем. Как только он ощутил меня – вышел на контакт, а мой ритуал позволил ему приблизиться ко мне в мире и быть со мной. Ярик соприкоснулся с вечной игрой душ, с океаном бытия, но не был к этому готов и почти потерял себя. Благодаря мне удержался в целостности, но успел издать внутренний крик, вопль распада, и теперь его эхо звучит в его душе. Оно сметает границы, надуманные условности, блоки, запреты. Это эхо сметает те границы, которые определяют само «Я» человека, вынуждая Ярика заново формулировать себя, заново судорожно выставлять барьеры и рамки, определять себя. Он уже никогда не будет абсолютно прежним, но прилагает все усилия, чтобы собрать себя близким к тому, каким он был. Однако в процессе сборки он обнаруживает, что там, где границы рухнули, его «Я» распространяется значительно дальше, чем он привык, предметы ощущаются продолжением рук, а земля продолжением ног и ему нужно время, чтобы выстроить первичные хрупкие стены. И может быть, если он не испугается этой мощи бьющего во все стороны самосознания, он сможет пользоваться этим напором, использовать хрупкость новопостроенных преград, чтобы распространять свое «Я» вокруг. А что это даст, как это проявится, зависит уже от того, как он себя определит, и как он с этим справится.

Знание всего этого было ярким и чистым, словно я только что прослушала, целую лекцию посвященную этим вопросам. Хых, местная урезанная версия Аркейма.

Ярик тем временем хотел задумчиво почесать в затылке, но поднимая руку для этого, что-то увидел в своей ладони, поглазел немного и опустил руку обратно на посох.

– Дар? Ну, может быть. Не знаю. Если это дар, хорошо бы понять, что он делает и для чего мне дан, но я пока не понял, возможно, потому что ещё не понял, а где теперь я.

Он вслушался в собственные слова и виновато улыбнулся.

– Бред несу. Говорю же, с ума сошёл.

Мне было страшно от осознания того, что происходит с Яриком, неспроста внутри витал отголосок тревоги, только теперь я осознала его полноту, и стало ещё страшнее от того, что я не понимала, что я могу сделать, как мне ему помочь.

– Ярик, ты соприкоснулся с такими сферами, ты почти распался, твоя душа сейчас по-новому отстраивает себя, свои меры, границы. Это достаточно хрупкий процесс, я пробую понять, что мне сделать, чтоб вытащить тебя из этого рассеивания, я с таким не сталкивалась, если б я знала, что мой ритуал так повлияет, я никогда бы не стала танцевать его при тебе, вообще в присутствии кого бы то ни было. Но, время назад не повернёшь, – груз вины опять навалился, и появилась грусть, хотелось плакать, но я держалась изо всех сил, если ещё и я расклеюсь, это просто добьёт его.

– Не хлестай себя, прошу. Я чувствую, как тебя раздирает изнутри вина. Прости, кажется, я каким-то образом, даже не прикасаясь к тебе, чувствую твои мысли и чувства. Никто не знал, и не мог знать, как это будет и что произойдет. Никто не виноват в том, что случилось со мной, с Борисом, с Кириллом, мы просто оказались не готовы к… этому, но ритуал был необходим и в таких возвышенных мистических вещах обычно никто не спрашивает о готовности, это просто происходит и всё. Я чувствую внутри тебя слезы, боль, отчаяние… всё не так страшно, я здесь, я с тобой, просто странно себя ощущаю, иногда дальше и глубже, чем привык, только и всего. Дай мне немного времени, я с этим разберусь и… смогу тебя обнять. Я очень постараюсь разобраться в этом побыстрее.

Ярик старался заглянуть мне в глаза, видимо, чтобы убедиться, что накал вины уменьшился, а может он искал в них что-то ещё.

= – Ворон, ты так и не сказал, что я могу сделать, как мне помочь Ярику? Как мне помочь его душе собрать себя, вернуть себя, воссоздать осознанно, влить понимание этого Дара. Что мне делать, скажи, покажи, научи? =

+ – Тьма, если у тебя есть какие-то мысли, знания по этому поводу, делись. +

Ощущение, наполнившее меня после вопроса ворону, было похоже на ощущение сильного ветра в пустыне. Пусто. Нет знания, нет ответа. Затем ощущение сменилось, и я увидела перед внутренним взором двух странно одетых мужчин, горячо о чём-то спорящих, они проходили мимо меня, я была просто наблюдателем.

– Я убежден, что если мы не способны порой постичь влияние свыше – не стоит лезть в чудо руками и штрихерами, нужно просто наблюдать и не вмешиваться, конспектируя издалека всё, чего может коснуться глаз…

– Тогда бы, дорогой друг, в дикие времена никто так и не заговорил бы с первым из Пророков и мы бы не получили откровение Владыки, не познали бы истину. Просто потому, что такой болван, как ты прятался бы в кустах и конспектировал оттуда передвижение человека объятого светом. Нет, я убежден, что иногда, даже при отсутствии понимания нужно рисковать и, как ты выразился, лезть в чудо руками, надеясь постичь его природу…

Они говорили что-то ещё, но при этом удалялись дальше по улице, а я как наблюдатель не двигалась, поэтому их диалог утонул в гуле толпы. Здесь больше не было ничего интересного, и я взлетела, нужно было ещё столько увидеть…

Видение закончилось, ворон показал всё, что мог по моему вопросу.

+ – У меня есть предложение: – трахни его. Нет, не надо думать, что у меня только одно на уме. Больше всего смятения у него на лице было, когда ты попыталась его обнять. Контакт с живым существом сильно влияет на его состояние. Сделай этот контакт экстремально близким, намеренно ускорь процесс, прижмись к нему, впусти его в себя, пусть его разум содрогнется от нахлынувшего потока, но когда он с этим справится – он справится уже с чем угодно внутри себя. А иначе, если давать ему время мы можем целую неделю наблюдать, как он пристально изучает помидор на вилке и смотрит в никуда. +

Я выдохнула, кажется, слегка покраснев, потом постаралась очистить себя от вихрей разных ощущений, особенно от вины и отчаяния, это уж точно не поможет.

+ – Тьма, а что если он не справится? Что случится с ним в таком случае? +

Желание-то не уходило, и будто само тело говорило, давай, сделай это, но сомнения бурлили равным потоком.

+ – Вероятно, в таком случае мы получим полубезумного недоэмпата, преданного тебе, как сторожевой пес, который будет разглядывать помидор на вилке столь же часто, как и твои половые органы, с той же задумчивостью и глубиной ощущений. Но, пожалуй, отмечу, что сейчас мы тоже имеем полубезумного эмпата, преданного тебе, как сторожевой пес, вот только тебя он разглядывать не хочет, потому что боится волны ощущений от контакта с живым существом. Я думаю, что приручить его покрепче с помощью секса будет правильно. Он либо будет теснее связан с тобой, либо шоковая терапия сработает, и он более-менее вернется в адекватную норму. +

Ярик разглядывал свой посох, временами бросая на меня спокойные взгляды. Убеждался, что мне пока ничего не нужно, и я о чем-то глубоко размышляю, и снова начинал разглядывать посох.

Безумный недоэмпат значит. Я подошла поближе к Ярику.

– Ярик, доверься мне, всему что будет, просто доверься, не беги от этого, не отстраняйся, наоборот иди в это, нырни в эти ощущения, прими их, прими то, что будет, прими меня, – я взяла его за руку и решительно повела в направлении бани.

Ярик покорно пошёл за мной, но всё больше хмурился.

– Я чувствую, что ты хочешь сделать. Ты не дашь мне времени разобраться в себе, не дашь мне времени, о котором я просил? Я пойду за тобой и если ты считаешь что так нужно – так будет, но… Почему? Мне даже за руку держать тебя сложно, это волны ощущений и мысли, смешанные с моими и они… такие шумные… А уж если… если… почему ты не позволишь мне починить себя самому?

+ – Маленькая рекомендация. Призови его глубинные желания, его фантазии которые он прятал, призови то зёрнышко, что я в нём сеяла. Оно не особо проросло, но и не сгинуло, ибо он не святой и тёмный запятнанный тайный уголок в его душе имеется. Призови его внутреннюю тьму, прикажи ему проявить её, если придется приказывать. Потому что я очень хорошо центрирую, оттачиваю самоощущение, следование себе, а именно центрирование ему сейчас и нужно. Это лишь рекомендация, решать, как всегда тебе, Хранитель. +

– Видишь ли, Яркий, то, что с тобой происходит, из этого самому выбраться, во-первых, слишком сложно, даже для таких, как я, что уж говорить о тебе, во-вторых, велик риск выйти изломанным, сильно повреждённым. Но, есть иной вариант, это тоже риск, но я чувствую, что тут риска гораздо меньше. Ощути меня, ощути то, что в глубине, пробуди наш свет, вспомни наше тепло, нашу ласку и нежность, красоту и могущество наших сердец. Ты справишься с этим, справишься с волнами этих чувств, и тогда, для тебя не будет Предела.

Ярик покорно отставил посох в сторону и снял с себя одежду. Я мягко уложила его на широкую деревянную лавку и села верхом, оглаживая руками его плечи, мышцы груди, уже почти очищенный от шрамов живот… он смотрел на меня снизу, глазами, полными покорности, но в глубине плескалось непонимание и страх. Я видела, как он до белых костяшек сжимает кулаки, сдерживая что-то внутри себя, а его тело даже под моими нежными поглаживаниями было непривычно напряженным. В моей голове мелькнула мысль, что хоть это напряжение и хочется снять и разгладить, но ощущать эту мощь под собой так близко, было до мурашек приятно.

Я наклонилась к нему, прямо к уху, нежно касаясь щеки, – выпусти то, что сдерживаешь, не беги от того, что рождается внутри, позволь себе быть, позволь себе сиять, позволь чувствовать всё.

Ярик вздрогнул от моего шепота и судорожно вдохнул, прежде чем ответить таким же дрожащим шёпотом.

– Страшно, не уверен где я, а где… где заканчиваюсь я, а где начинаешься ты. Водоворот переплетённых мыслей, образов, можно захлебнуться, если позволить мыслям полностью нахлынуть. Чувствую так много…

+ – Хранитель, если ты не знала, то обычно в таких ситуациях принято стимулировать член. Ухо, конечно, тоже щекотать можно и шептать всякое, но это уже изыски, а здесь сейчас нужно… всё-всё, умолкаю. +

– Чувствуй, не разделяй, единство ощущений, переливы, волны, они не затопят, но наполнят. Сейчас водоворот мощный, но чем больше ты будешь в него входить, тем больше ты будешь ощущать разницу, видеть разницу наших всполохов света, их оттенков, разность эмоций и чувств. Дойдя до пика, до самого центра, ты поймёшь – где ты, а где я, и где мы едины, ты почувствуешь это вне слов.

Слова Тьмы обратили внимание на член Ярика, и он действительно не был поднят. Захлестываемый эмоциями и образами он не был возбужден, как мужчина. И, кажется, нужно помочь ему в этом. Я осторожно взяла его член в руку и прогладила от основания до головки. Сейчас он был непривычно мягким и казался хрупким, страшно было даже взять его покрепче. Второй рукой я взяла руку Ярика и положила себе на ягодицы. Ему нравилось трогать и мять их, пусть вспомнит, как это. Ярик был всё ещё похож на напряженную доску, но теперь по его телу ходила мелкая дрожь, которую я хорошо чувствовала. Я гладила член рукой, нежно приспуская кожу, скрывающую головку. Ярик зажмурился, но дрожь в теле стала сильнее. И горячей пульсацией отдалась мне в руку, член стал твердеть и увеличиваться. Уловив его реакции, я ещё немного поиграла пальцами с кожей и провела по тыльной стороне головки, от чего она почти мгновенно ещё больше разбухла, а член затвердел. Кажется, можно было рискнуть… очень-очень хотелось рискнуть, до дрожи в коленках хотелось. Сердце казалось, хочет проломить ребра изнутри и пойти погулять. Осторожно приподнявшись, я поцеловала плотно сжатые губы и, помогая рукой, впустила Ярика в себя. Разрядом дикой волнообразной энергии меня пронзило до самых кончиков волос, и я увидела, что вокруг уже не баня, а круглая площадка башни. Ярик был здесь, со мной и мы уже двигались вместе, как одно целое. Чувства и ощущения захлестывали меня, но они были… другими. Я чувствовала жгучую боль там, где окрестности башни были всё ещё неразличимы и смяты в цветную мозаику, я чувствовала робкую надежду там, где треснувшее небо снова было целым, а смятые высокие хвойные деревья снова стали лесом. Я чувствовала страх там, где восстановленное озеро постоянно меняло форму и бурлило в своей неустойчивости, которую так сложно было удерживать. Я чувствовала жажду и трепет в мощных движениях нашего слияния, дикое напряжение, которое таяло с каждым мгновением. Я чувствовала хрупкость Ярика, незавершенность его самоощущения, он был похож на разорванный круг, из которого во все стороны хлестали священные энергии его души, и ему так страшно было от того, что он с трудом останавливал и сохранял хотя бы их часть. Я могла помочь и мужчине, который ускорялся внутри меня, всё более разгорячаясь, я могла помочь и юноше, робко ловящему губами мои соски, я могла помочь и уставшему старику, переживающему о том, как бы не сделать мне больно, как бы не задеть меня этими вихрями собственной недоделанности, поврежденности. И я помогала, сливаясь со всем этим, дополняя, напоминая о том, как было, как может быть, накрывая всё и всех танцующим пламенем любви…

Я очнулась, вырвалась в реальный мир от собственного крика, тело сладко содрогалось и тёплые волны, одна за другой, пронизывали всю меня, тело горело изнутри, и невозможно было не кричать. Ярик хрипло дышал, обнимая меня и прижимаясь ко мне. Его губы в паузах между поцелуями шептали «благодарю». Я больше не чувствовала того вихря его эмоций и не могла сказать, о чём он сейчас думает, но очень четко ощущала, что это он, что ему лучше, он более собран и сконцентрирован здесь, прямо в моих объятиях.

Я не хотела останавливаться, и продолжала какое-то время целовать его, страстно, нежно, медленно и резко. Я ощущала жар и трепет, ласку и нежность, я ощущала Ярика. Это непередаваемое Счастье, Беспредельное, Необъятное… Он здесь, он уже не тонет в бездне расщепления, не распадается на осколки. Двуединица наших душ соединила круг, сделала его стабильным. Я остановилась, прижалась к его лбу, ощущая, как по спине скользят волосы, они стали ещё длиннее.

– Яркий мой, тебе лучше, я люблю тебя, люблю, – слова срывались шёпотом, но будто сверкающими молниями, – ты здесь, я это знаю, чувствую. Теперь ты ощущаешь, насколько ты силён, сильнее, чем полагал. Теперь тебе легче знать, где ты, а где я, и где мы – Одно Целое, – я отстранилась, обняв его лицо ладнонями и заглядывая в глубину глаз, – ничего, что я называю тебя Ярким? Это так приятно, так естественно, – слова были очень горячими, иногда они звучали нелепо, но я всё равно говорила, казалось, сам язык раскалён добела, – я, никогда не смогу просто смотреть, как ты тонешь в агонии, как проваливаешься в бездну, я нырну с тобой, и либо мы утонем вместе, либо вместе взлетим ввысь. Я Лионесса Нимаат Атари Ара, отдаю тебе свою Вечность.

Ярик гладил мою спину, бёдра, плечи и волосы, прижимая меня к себе. Эти прикосновения были наполнены нежностью, благодарностью и не жаром страсти, но всепронизывающим теплом. Услышав моё полное имя, он замер, и какое-то время лежал подо мной неподвижно.

– Я Ярик, нареченный Ярким, и у меня нет ничего, что я мог бы дать тебе, кроме самого себя, и я уже посвятил себя тебе и твоему делу. Мне больше нечего подарить тебе, Лионесса. Я…Я не знаю, чем ответить на Вечность. Никогда не задумывался о чём-то столь… бесконечном, столь грандиозном. То, что я видел, эти огромные сферы и этот океан, если это Вечность и ты можешь такое дарить, то я не смогу ответить тебе равнозначимым даром. Все что у меня есть для тебя – я сам.

Он начал снова гладить меня и двигаться подо мной словно в лежачем танце, от чего наши тела скользили друг по другу, и я чувствовала каждую его мышцу, каждый изгиб. Он целовал мою кожу, но я чувствовала какую-то странную осторожность в движении его губ. Когда он заговорил снова, его голос звучал виновато.

– Этого мало, я знаю, несоизмеримо мало, но мне больше нечего положить к твоим ногам, Лионесса.

Я улыбалась, моя звезда внутри рождалась заново, в каком-то ином качестве, а может быть и количестве.

– Ярик, ты для меня Всё. Я уже говорила, ты мой Дом, мой Светоч, Абсолют. Моя Вечность, ничто без тебя, только вместе мы являем Живую Симфонию. Наш Путь отныне беспредельно огромен, даже я не могу вместить его грандиозность. Ты не видишь сейчас ту точку, где мы равны, где мы сияем ярко, но притом, каждый Уникален по-своему. Я вижу эту точку, и нас в ней, таких ярких. В нашей связи нет ни мерил, ни мер, то, что между нами – оно безмерно. Не может быть чего-то мало, или много, есть лишь то, что есть, самое ценное, самое яркое, сааамость. Да, я видела то, чего не видел ты, но видеть не всегда означает постичь. Постижение раскрывается здесь, сейчас, в нас, в этом единстве. В нашем единстве, в нашем… – я немного застыла, будто дошла до обрыва, – поэтому, никогда не думай, что ты меньше меня, никогда, ибо это не так.

Дверь бани скрипнула, и наше уединение нарушил Борис. Он мельком осмотрел открывшуюся картину, но кажется, сейчас ему было не до любования красотами. Он был встревожен и запыхался, потому что бежал.

– Хранитель, простите, что прерываю, если хотите – накажете потом, как сочтете нужным, но к молитвеннице приближается крупный отряд инквизиторов, стражников и кажется… я не уверен, но кажется, я видел среди них Поборников, сразу несколько. Они окружают нас. Какие будут указания?

Я слезла с Ярика, и холод опасности тут же сконцентрировал внимание, я стала быстро одеваться, Ярик тоже, уже не задерживая взгляд и не всматриваясь вдаль.

– Борис, есть возможность скрыться, или боя не миновать?

– Кажется, не миновать, они одновременно вышли со всех сторон, и окружают нас, пространство между их рядами ещё есть, но проскользнуть незамеченными точно не выйдет, если только у вас в рукаве не припасена чудесная невидимость для всех нас. Кирилл велел передать, что там красные плащи. Я не знаю что это, но…

Ярик судя по всему знал, потому что снова побледнел и схватил посох, не накинув до конца мантию.

– Красные плащи – это свита первоинквизитора. Его самого там точно нет, вы бы заметили, но раз есть его посланники… в его свите лучшие в своем деле. А уж раз там ещё и Поборники… скажу прямо – мы обречены, но я готов драться до последнего вдоха.

Я сразу взяла в руки Абайат, ну что ж, первая кровь во имя Жизни Мира и самого Равновесия. Я вошла в центр покоя, как учили.

– Vaalid dayar velaris, uniom enex as.

И я первая вышла из бани.

Во дворе молитвенницы нас встретил Кирилл, перебирающий маленькие склянки с разноцветными жидкостями из карманов своего причудливого широкого пояса. Я видела атакующих, они приближались со всех сторон. Обычные инквизиторы в мантиях карателей и охранителей, редкие, но заметные фигуры в красном, стройные группки стражников в кольчугах с алебардами и копьями. И четыре силуэта, едва угадывающихся в ярком сиянии их окружающем. Поборники излучали столь яркое свечение, что оно было ослепительным даже в свете дня. Один из них увидел меня и его голос, неестественно громкий и трубный, взревел на всю округу.

– Владыка разгневан, и время милосердия для тебя кончилось, теперь тебя ждет только смерть и Его Суд над твоей безумной душой!

– Судить мою душу могут только Адайн Ток. Я знаю, что время милосердия закончилось, если быть точным, этого милосердия и не было вовсе. Я сражаюсь за Равновесие Тьмы и Света, за Гармонию и Порядок, за саму Жизнь, как каждой Души, каждого человека, так и всей планеты, имя которой Раальдар. Я не Пророк, я Хранитель, мы, – я переместилась к Ярику, и взяла его за руку, – мы Хранители Равновесия этого мира, если ваши Души жаждут боя, вы его получите, если Жизнь целой расы необходимо омыть кровью единиц – она будет омыта этой кровью. Я лично не хочу этого, но выбор за вами! Делая шаг на арену боя, знайте – в этом ваша воля, не моя. Я не жажду крови, и да видят Создатели, не по собственному желанию встаю на путь пронзающий сердца!

Солдаты замедлили шаг и неуверенно оглянулись на инквизиторов, но те шаг не сбавляли и солдаты продолжили идти вперед, только страха на их лицах прибавилось. Кирилл замер, зажмурился, даже обхватил голову руками, мучительно что-то обдумывая. Его лицо просияло неуверенной улыбкой, и он робко дернул меня за рукав свитера.

– Хранитель… они полны решимости отправить всех нас на Суд Владыки, убив нас, но… что если предложить им… что если мы согласимся прибегнуть к ритуалу суда, принять осколки света и отправиться на суд… эээ… заживо?

– То есть нас просто поубивают, пока мы будем в самом процессе Суда? – мысль о том, чтоб вновь столкнуться с Владыкой, прошлась ветерком дикого ужаса. Вот уж с кем я не готова сейчас сталкиваться, – думаю, нет, вообще не вариант, да и встреча с Владыкой сейчас будет полным провалом, Он же не в себе.

– Как скажете, Хранитель.

Кирилл отступил на шаг и, приняв неизбежность боя, принялся быстро смешивать жидкости из пузырьков в одной колбе, размерами побольше. Ярик нашёл время, чтобы все-таки накинуть плащ и заглатывал пузырьки с зельями, из остатков своих запасов. Борис неожиданно откуда-то раздобыл меч и разминался, выводя в воздухе восьмерки и полукруги. Они все были готовы умереть за меня и мою правду, и это порождало внутри странные непривычные ощущения, которые было сложно оформить в слова. Наступающие враги начали подъём на холм, и на таком расстоянии стало видно, что инквизиторы тоже периодически принимают какие-то зелья, бросая опустевшие стеклянные ампулы под ноги в траву.

+ – Если ты сможешь задержать начало боя, хотя бы на десять минут у вас будет подкрепление из верных мне… существ. +

Я взяла Абайат посередине, и горизонтально расположила в вытянутой руке перед собой, окинула взглядом приближающихся солдат и инквизиторов, а затем просто запела. Может быть, это их задержит, ибо подкрепление нам сейчас не помешает.

Моя песня заставила Абайат мерцать в такт моих слов, но мелодия тонула в марше атакующих, не достигая их сердец. Солдаты делали привычное дело, подстегиваемые пастырями-инквизиторами. Инквизиторы считали это своим долгом и искренне возмущались моей ереси и мятежности. Поборники пылали гневом Владыки, распаляющим их собственную ярость и жажду справедливости. А для инквизиторов в красном не было слов громче, чем слово первоинквизитора. Мы стояли спина к спине, и кольцо смыкалось вокруг нас.

Со стороны Ворона укололо мозг легким холодком, и перед глазами всплыл образ сцепленных рук. Это казалось таким правильным, таким естественным, что я, не раздумывая, поместила Абайат в колчан и взяла за руки Ярика и Кирилла. Те удивились, но кажется, им передалось что-то от меня, потому что они взяли за руки Бориса, замкнув круг. Меня наполнили странные ощущения, время не остановилось, но словно замедлилось, я чувствовала и Ярика, взявшего под контроль крик шокированной Души, и Кирилла, вцепившегося в справедливость, которой я для него сияла, и Бориса, увидевшего во мне самое важное событие его жизни. И я чувствовала, что мы раскрываемся, словно, бутон лотоса, распространяя лепестки во все стороны. Ярик излучал увиденное им величие сфер, плывущих в бесконечном океане и ту ничтожность, которую он испытал перед этим зрелищем. Эхо его крика сквозило в этих образах, отражаясь от них и усиливаясь. Я помогла ему удержать себя, собрать себя, но у простых инквизиторов, идущих в атаку, не было любящей руки на сердце, только заученные правила и рамки веры, сметаемые сейчас нахлынувшей от Ярика волной. Солдаты шли вперед, подстегиваемые долгом, воинской честью, приказом, но их накрыла волна эмоций Бориса. Всё это столь мелочно и не важно, перед лицом деяний и событий, затрагивающих саму основу мира, океана звезд, простирающегося в бесконечность. Все эти приказы и звания, титулы и марши, менявшиеся с течением времени представления о чести и правильности, посыпались, как карточный домик от напора эмоций Бориса, который буквально вливал в сознание солдат, коснувшееся его осознание истинной важности моего дела. Кирилл знал, что свита первоинквизитора столь ревностно служит ему, потому что на земле нет никого ближе к Владыке, чем первоинквизитор. И слово первоинквизитора – почти, как слово самого Владыки. А Владыка милостив и справедлив… вот только Кирилл видел, что во Владыке уже нет ни милосердия, ни любви, ни справедливости, только жажда силы, власти и требовательность. Слово Владыки утратило прежнюю силу, это уже не были слова любящего отца, и слово первоинквизитора утратило прежнюю силу вместе с ним. В мире без любви Владыки надежда хотя бы на справедливость зарождается здесь, сейчас, в Хранителе и это важнее всего. Инквизиторы упали на колени, обхватив головы руками, потому что эхо духовного крика смяло барьеры в их душах, и некому было вернуть им целостность. Солдаты остановились, словно споткнувшись, и выронили оружие от острого осознания бессмысленности не только этой атаки, но и долгих лет службы по не имеющим значения уставам, написанным людьми с не имеющими значения званиями. Шок их сознания вылился слезами из их глаз. Свита первоинквизитора дрогнула, их опора, их идеал пошатнулся, они увидели меня самой яркой точкой в мире, ярче самого Владыки и их шок вступил в конфликт с зельями в их крови, тела обезумели и они просто упали в траву, охваченные судорогами и панической атакой шокированного разума. Я чувствовала, как каждая эта волна, исходящая от моих спутников проходит сквозь меня, обретая мощь и магическую силу, поражающую энергию, и каждая такая волна сотрясала меня до основания, но я выдержала это, опираясь на их руки. На ногах остались только четыре Поборника, подступившие к нам. Они были наполнены Владыкой, и никакое воздействие не могло коснуться их душ и разума, потому что и то, и другое – утонуло в потоках Света, и больше не принадлежало им. Я вытащила Абайат из колчана, но прошедшие через меня волны истощили меня, ноги подкосились и я рухнула на траву, не чувствуя сил даже для того, чтобы встать. Я смотрела слезящимися глазами на то, как Ярик, Борис и Кирилл – вступили в бой, как упал Кирилл в брызгах собственной крови, как закричал Борис, получивший страшные удары… Как появились жуткие животные, которых я никогда раньше не видела. Похожие на охваченных тьмой гигантских волков, они набросились на сияющих Поборников и с ходу смели одного из них, разорвали на куски, рядом со мной упала оторванная голова с закатившимися глазами и жутко раскрытым ртом, из которого еще сочилась кровь.

+ – Подкрепление прибыло. +

Эта фраза сняла какой-то груз с моих плеч, и я рухнула в объятия небытия, потеряв сознание.

Когда я пришла в себя, мир качался. Потребовалось время, чтоб я поняла – качается телега, в которой я лежу. Ярик, живой и невредимый, управлял лошадью. Кирилл бледный и в крови лежал рядом, но был жив. Борис старательно его перевязывал, используя только одну руку, вторая была сломана.

+ – С возвращением, Хранитель. Мои последователи дали вам возможность бежать, два Поборника убиты, двое существенно от вас отстали, хоть и перебили моих питомцев. Хороший трюк, применяй почаще, так глядишь и армия личная не понадобится. +

Я ощущала тело дико тяжёлым, увидев Бориса, я тут же хотела соскочить, и заняться перевязкой Кирилла самостоятельно, но смога только вздрогнуть, тело было просто выжатое.

– Vadis santuu, adaar dian? – голос был очень тихим, почти как шёпот.

Ярик оглянулся, остановил лошадь и соскользнул с козел в повозку, прижав меня к себе.

– Всё хорошо, все живы, немного помяты, но живы. Я не знаю, как ты это сделала, но кажется, мы всех накрыли нашими эмоциями или что-то вроде того, в строю остались только Поборники и мы бы проиграли схватку с ними, но подоспели какие-то странные окутанные тьмой животные, я таких ещё не видел. И пока Поборники на них отвлеклись, мы смогли сбежать. Лежи, не пытайся сесть, тебе нужно беречь силы. Ты явно очень устала и выложилась. На пару лет точно.

Губы Ярика сложились в невеселую усмешку, когда он заботливо убирал непривычно длинные волосы с моего лица.

– Зато теперь ты точно выглядишь на свои 18 лет, а то была совсем, как девочка. Даже грудь немного увеличилась, это для меня, да?

Он шутил, пытался шутить, но под этим бурлила озадаченность и сильная тревога, он не знал, как мне помочь, не знал, что я чувствую, и очень боялся чего-то вроде того страшного ступора. А я чувствовала себя… больше. Не намного, но пропорции тела явно изменились. Волосы длиннее, ноги длиннее, грудь действительно больше и я это поняла не столько по размеру, сколько по непривычной тяжести. Я с трудом подняла руку. Морщин не было, я всё ещё молодая девушка. Я стала немного старше телом. Это чувствовалось во всём, и это ощущение было не особо приятным, скорее пугающим.

– Si las viavaal, eviar tin natal ki raavin, ulim batis nat taliar kub mеder. Tis suand far saadar santi. Kadayn dayat raum?

В голове всё гудело, как будто разливалось эхо мощного колокола, было очень непривычно ощущать себя так, вроде зачаточная эмпатия на месте, чувствительность тоже, но всё какое-то непривычное, как надеть одежду на пару размеров больше. Радовало, что с Яриком всё в порядке, я даже улыбнулась, глядя в его глаза.

– Эээ… ты говоришь на другом языке, я его не понимаю. Кадайн дайат раум – это куда… куда мы едем? Едем мы к речной заставе. Там выберем куда поворачивать, в Русонию или Литонию. Ну и едем быстро, чтобы оторваться от погони, если она есть. Надеюсь, скорости этой телеги хватит, чтобы нас не кусали за пятки. Извини, если не правильно понял твои слова, но когда ты говоришь на таком языке, я пытаюсь улавливать, хоть что-то знакомое, как веник, кадеты, ну и вот кадайн, очень уж похоже на «куда».

Я потрясла головой, и сильно зажмурилась, потом нащупала руку Ярика, и сжала её, несильно, силы в теле ещё по-прежнему не было. Но в голове что-то вспыхнуло, будто какой-то механизм резко рассыпался и соединился вновь.

– Всё такое непривычное, запахи, звуки, совсем всё иначе, другая эмпатия, более плавная, текучая. Как там Борис и Кирилл, они поправятся, может, есть какое-то зелье ускоряющее регенерацию и восстановление? Кажется, то что я сделала, отняло очень много сил, я чувствую что чего-то стало меньше, хотя одновременно и больше. Очень непривычно, – я посмотрела на Ярика, хорошо, что он не ранен, я бы этого не вынесла сейчас, – в Литонию, нужно в Литонию, как можно быстрее, потому что погоня есть, я ощущаю, что за нами что-то следует, пока оно далеко, но лучше поспешить, я вряд ли смогу сражаться в ближайшее время, Борис и Кирилл тоже.