Текст книги "Часть от целого, или История Уолтера Коннора. История о том, как важно не потерять самого себя"

В общем, после кафе мы разошлись, я вернулся к себе в кампус и уже забыл про эту Джейн, но на следующий день она вновь меня нашла и начала обсуждать со мной «Тошноту» Сартра. Я, конечно, читал, но мне настолько была противна эта книга до тошноты, что я не хотел её даже вспоминать, но нет… Джейн была просто в восторге, философский роман полностью отразил её состояние, которое она так тщательно скрывала от людей. Ей тоже был тошен этот мир, тошны люди, работа, учёба, любовь. Её словно испепелял этот мир, не давал глотнуть воды, почувствовать свежий воздух после дождя, раскрыть грудную клетку и набрать этого свежего воздуха столько, сколько влезло бы в её легкие. В тот момент её повествование меня немного тронуло, я вспомнил песню «Broken Mirror», прокручивал слова, прокручивал всё то, что происходило за последние месяцы. Я вновь почувствовал боль, неугасаемую боль, от которой самому уже становилось тошно… Почувствовал такую ярость, что я – это я, что в зеркале именно моё отражение, а не чье-то другое, что я не могу взять и разбить зеркало, чтобы больше не видеть этого отражения… Мне хотелось сбежать от Джейн, никогда её больше не слышать, хотелось убежать в дремучий лес, где меня никто бы не нашел. Но Джейн явно этого не хотела… Она подходила ко мне практически каждый день на протяжении месяца, пока я не спросил, зачем она это делает. Она пообещала, что скажет, но позже… И где-то через неделю, после очередного семинара, в аномально холодный зимний день, она подошла ко мне и призналась в своих чувствах. Я вообще просто обомлел. Был шокирован так, что потерял дар речи. Я совершенно не знал, что мне на это отвечать, но я прокручивал ситуацию с той девушкой… Мне так не хотелось вновь причинять кому-то боль. Мне так не хотелось, чтобы из-за меня кто-то начинал страдать, поэтому я совершил роковую ошибку… Я признался буквально через минуту, что и она мне тоже нравится. Я не понимал, что делаю. Мне казалось, так я причиню ей меньше боли, если она будет знать, что это взаимно… Нравилась ли мне Джейн на самом деле? Честно, первое время точно нет. У Джейн настолько засверкали глаза от счастья, что она бросилась на меня и начала целовать то в лоб, то в щеки, то в глаза, то в губы. Мне были противны эти поцелуи, потому что мне был противен больше тот, кого так незаслуженно целуют. Я про себя думал, кем стал. Кем я стал? Что за ублюдком я стал? Я долго потом думал, как мне расхлебывать то, что я натворил… Естественно, думал сказать правду, но что за абсурдная была бы правда? Сегодня нравишься, а завтра нет? Мне было тошно от самого себя, я хотел причинить себе боль, хотел стереть свое имя с лица земли. Хотел, чтобы больше никто не узнал об Уолтере Конноре.

И так прошёл месяц. Сказал ли я Джейн что-то? Нет. Мы встречались, и я молчал. Я уже начал себя убеждать, что должно пройти время, чтобы я влюбился в нее, что это не сразу происходит, что полюбить человека по желанию возможно… Но в голове сидела одна Эмили. Постоянно говорил себе, что надо в начале отпустить одну девушку, а потом уже начинать выстраивать отношения с другой, но я словно не слышал самого себя. Я блуждал по такой тьме… И ведь сам завел себя в эту тьму. Возможно, это прозвучит странно, но я как-то привык к Джейн, мы во многом не сходились и вели бурные полемики. Мне нравилось так проводить с ней время, нравилось и то, как дипломатично она вела со мной дебаты и как конструктивно аргументировала свой ответ. Мне нравилась в Джейн эта способность активно и обоснованно излагать свою точку зрения. И, честно говоря, через пару месяцев я стал ловить себя на мысли, что мне без Джейн было бы плохо, то есть я как бы любил Эмили, но жить не мог без Джейн. Эта логика меня убивала. Я даже не очень понимал, как это возможно. Значит, какие-то чувства к Джейн всё равно у меня проснулись. Где-то через недели две я действительно понял, что влюбился в Джейн, меня пленило её красноречие, пленили её умные мысли, её умение высказывать мнение так, чтобы не задеть ничьи чувства, её прямолинейность, её волшебная интуиция, которая всегда наводила на верный путь… Что касается Эмили, то я на тот момент всецело проанализировал ситуацию с ней: мне казалось раньше, что преодолеть эти чувства будет непреодолимо, недосягаемо, но я заблуждался, потому что в какой-то момент настала весна после кризиса, в какой-то момент ушло и то, что казалось вечностью, в какой-то момент испарилась боль, испарилось время, испарилась из-под ног бренная жизнь. Остался лишь опыт. Опыт, который подсказывал, что и боль имеет свойство разлагаться, что в этот самый момент разложения боли надо найти в себе силы, чтобы выбросить её за тридевять земель. Возможно, в этом месте потом вырастет другая боль. Возможно. Но всё равно она не будет прежней. Может, она будет сильнее, может слабее, но это не важно, ведь это всё будущее. Какое мне дело до будущей боли, если в настоящем есть счастье? Правда, всё равно ничто в жизни не забывается, ведь я никогда не забуду все потрясения, случившиеся в прошлом, никогда не забуду, как росли мои чувства, как внутри меня зарождался плод зрелости, как я тонул в объятиях нежных воспоминаний, как окунулся в бездну своего сознания, как хотел большего и боялся этого большего, как не мог пережить разлуку, как постоянно стоял на обрыве временных отрезков, как окунался в прорубь самокопания, как с каждой ошибкой испытывал боль, как блуждал в иллюзиях, как завел себя в тупик, как загубил всё, что было дорого мне, как боялся стремиться к цели, как убил время, как постоянно надеялся, надеялся, но всё с треском проваливалось, как избегал правды, как захлебывался потоком своих же несуразных ошибок, как терял людей и бился в конвульсиях, как пробил дно самым ничтожным способом, как погубил светлую девушку, как безудержно любил, как из маленького Уолтера вылез полноценный человек, как жизнь создавалась путём чувств и необратимой боли, как любовь поглощала тело, разум и сердце с каждым днём всё больше и больше.

Я всё отпустил, и лишь думал об одном: не подвела ли интуиция Джейн со мной? Почему именно я? Или, может, её интуиция наоборот говорила со мной не связываться, а она отдалась своим чувствам… Я не знал, что думать, но пообещал себе лишь одно: сделать Джейн самой счастливой девушкой на свете. Получилось ли это у меня, спросите вы? Нет. Нет, и ещё раз нет.

Не буду останавливаться на подробностях наших отношений, но у нас была самая счастливая пора в нашей юной жизни. Мы не могли оторваться друг от друга, мы растворялись в пламенных объятиях, ждали каждый раз с трепетом заветную встречу, верили в волшебную и головокружительную часть жизни, мы с улыбкой на лице сдавали все экзамены, перешагивали в летнюю пору, укрывались от молний и ливня в руках друг друга, чувствовали себя на седьмом небе от счастья, которое казалось просто немыслимым, кружились дома у Джейн в танце до упаду, вместе бродили по просторам самых великолепных мест в Кембридже, тихо смотрели на то, как один день забирает уходящее солнце и приветствует следующий, более светлый день… Джейн клала свою маленькую голову мне на плечо, пока я мысленно катился вниз со всей скоростью на американской горке, так сильно у меня билось сердце, когда она прикасалась ко мне… Мы часто ходили в аквапарк, скатывались с горок, плескались в воде до посинения губ, гуляли по мостовой, обхватив руки друг друга, скрепляли так свои чувства, а во время поцелуев мы заряжали друг друга небывалой энергией, прыгали с нескончаемым удовольствием по лужам, промокали до нитки и ложились вместе в тёплую постель, включая на задний фон фильмы Аллена Вуди, попивали чай со сладостями, занимались любовью, разлучались и каждый день ждали заветного свидания…

Всё это было до такой степени сладко, что я не мог поверить в реальность происходящего, не мог поверить в то, что это всё происходит со мной… Пожалуй, я ощущал себя где-то среди облаков, которые весят черт знает сколько тонн, и в этих облаках я ощущал такую лёгкость от нашей любви… Кто бы мог подумать, что любовь бывает такой умопомрачительной. Кто бы мог подумать… Честно, мне не хотелось никого видеть, кроме Джейн. Так счастливо мы повстречались где-то полгода, пока я не получил приглашение на свадьбу Джеки и Джессики. Свадьба должна была состояться 19 сентября в Париже. Ей богу, я не понимал, во-первых, откуда у них столько денег, а, во-вторых, почему этот чертов Париж?! Почему опять этот дурацкий Париж, от которого меня воротило. Конечно, Джеки я не стал ничего говорить, Джейн вообще не знала о моей истории с Эмили, я посчитал, что ей не стоит знать о том, что у меня было в прошлом с девушками. Она меня поддержала и не стала дальше спрашивать, в конце концов это моё прошлое, а прошлое на то и прошлое, что то время когда-то уже прошло… Я очень нервничал и не находил себе места, Джейн видела моё состояние и пыталась мне помочь, но я не хотел ей говорить. В какой-то момент я ей показал приглашение для нас с Джейн, она сильно обрадовалась и недоумевала, почему я так горюю.

– Уолтер, да что с тобой, черт возьми? – неустанно говорила мне Джейн.

– Всё нормально, я не хочу ничего обсуждать.

– Почему ты от меня отдаляешься? Всё же было хорошо… Сейчас уж подавно, твой лучший друг женится, да ещё и где! В самом Париже! Ну не круто ли?

– Круто. Очень круто.

– Уолтер, если ты не перестанешь себя так вести, то я не поеду с тобой. Что за отвратительное поведение? Что не так?

– Да Джейн, что ты пристала ко мне?! Неужели не видишь, что я не в настроении?

– Хорошо, Уолтер, поговорим, когда ты захочешь говорить.

После этих слов Джейн испарилась, и я её не видел несколько дней. Через 14 дней должна была состояться поездка в Париж, не мог же я не поехать на свадьбу Джеки. Я решил взять себя в руки, настроиться на лучшее, помириться с Джейн и убедить её, что от прошлого настроения ничего не осталось больше. Мы помирились, и я был счастлив, что Джейн не стала устраивать мне всяких допросов, что со мной было такое. За что я ещё любил Джейн – так это за любовь к личному пространству, поэтому она всегда старалась не лезть мне в душу, если видела, что я не хотел этого, старалась не устраивать мне никаких допросов, никогда меня не ревновала и всегда отдавалась чувству доверия, как и я.

После того случая Джейн начала всё чаще и чаще говорить о Париже, меня это напрягало, но я сдерживался. Она никогда не была во Франции и всегда мечтала побывать в Тулузе, в Бордо, в Бресте и, конечно, в Париже. Эта мечта казалась ей недосягаемой, потому что сама она не зарабатывала, ей тяжело давалась учёба, приходилось долго сидеть, разбирать материал, а семья не могла позволить себе никаких приключений, потому что все деньги отдавала на обучение Джейн. Она не хотела подвести родителей, поэтому старалась, очень старалась учиться хорошо. Так что она не могла поверить такому чуду… Вообще, Джеки хотел оплатить нам билеты в Париж, но я после всех разговоров с Джейн захотел воплотить её мечту в реальность, поэтому сам взял нам билеты, ещё раз проговорил про себя, что пообещал в начале наших отношений: сделать Джейн самой счастливой девушкой на свете. Так что собрал всю волю в кулак, набрался мужества, выбросил весь негативный опыт в Париже за борт, взял Джейн за руку и отправился 19-го сентября с ней во Францию.

Свадьба должна была состояться 25 сентября, Джеки позвал всех заранее, чтобы провести вместе время, чтобы, так сказать, проводить холостяцкую жизнь, ещё раз прогуляться со мной по Парижу, как мы гуляли с ним будучи школьниками.

Не буду вдаваться в подробности, как мы все приехали, как встретились, как отправились на виллу, которая находилась в 15-ом округе Porte de Versailles. Когда Джейн увидела виллу, то первым же делом спросила, откуда у Джеки столько денег, я посмеялся и сам задался этим вопросом. Оказалось, часть денег Джеки вложил сам из своих сбережений, часть вложили родители, которые не могли не помочь ему с таким знаменательным событием в его жизни.

После того, как мы с Джейн отправились в наш номер, я оставил её одну раскладывать вещи, а сам пошёл поговорить с Джеки. Мы пересеклись с ним в холле, оказалось, он тоже шёл в мою сторону.

– Дружище! Как я рад тебя видеть! – с распростертыми объятиями ринулся ко мне Джеки.

– И я тебя, пока ещё холостяк.

– И не говори…

– Нервничаешь?

– Конечно, Уолтер, как тут не нервничать, через 6 дней я буду женат… Слушай, я хотел с тобой поговорить наедине…

– Неужто захотел стриптизершу на свой мальчишник?

– Джеки до встречи Джессики точно бы захотел, но не сейчас.

– Как всё печально, однако…

– Нет, Уолтер, я ещё с печального и не начинал. Прости меня, что свадьба проходит в этом Париже… Я давно хотел перед тобой извиниться.

– Джеки, ты чего? Это же всё в прошлом. Я сейчас с Джейн.

– Хорошо… Может, я зря это скажу, но мне кажется, что Джейн очень похожа на Эмили…

– Чего?!

– Ты посмотри на неё: чёрные мелкие кудри, небольшой рост, любовь к корсетам и косухам, голубые глаза, пристрастие к рок-музыке, а вот эта прямолинейность… Уолтер, ты прости, что я это всё говорю, но как-то не очень похоже, что ты живешь в настоящем. Это та же Эмили, только Джейн… Правда, я это говорю не с целью разрушить твои отношения, наоборот, мне хочется убедиться, что ты живешь в настоящем времени. Просто хочу понять, счастлив ли ты.

– Нет, Джеки, это ты меня прости, но это не твоё дело. Да и вообще, что ты ко мне полез с этой Эмили?! Неужели нельзя было промолчать? Нет, ты просто издеваешься! В начале этот гребаный Париж, теперь ещё и Эмили! Если тебе уж так интересно, то да, я чертовски счастлив!

– Если бы ты был счастлив, то не стал бы сейчас так вспыхивать, Уолтер, просто потому, что прошлое тебя бы не заботило, а тебя, видно, заботит.

– Ах, ты же у нас психологом заделался, я совсем забыл!

Я, честно, себя не контролировал, во мне накопилось слишком много негатива с момента получения этого приглашения. Я знал, что ничего путного из этого не выйдет. Я драматично развернулся и ушёл. Ушёл, потому что от этого всем было бы лучше. Мне надо было остыть. Я решил прогуляться по знакомым местам… И зачем только? Не знаю. Видимо, решил распороть незажившую рану.

Я бродил по району Ла-Дефанс, забрался на ту самую крышу башни Монпарнас, облака уже сгущались, солнце потихоньку начинало заходить, людей становилось всё больше и больше, но это не мешало проигрывать мысленно песню «Chasing cars», ничто не мешало вспомнить мне тот роковой день, когда я решил поцеловать Эмили. Зачем я её поцеловал тогда? Зачем? Если бы не поцеловал, то не обжег бы себе душу… Но нет, я не хотел возвращаться в то время. Не хотел. Я встал и ушел оттуда. Ушёл, больше не возвращаясь.

Я гулял вдоль Сены, в ушах у меня играло не «Kiss me», а «Broken Mirror». Я видел в отражении Сены себя. Видел Уолтера Коннора. Но что осталось от этого Уолтера Коннора? Что от него осталось? Лишь осколки, чертовы осколки, которыми хочется изрезать руки самому себе, но только не другим людям. Лучше бы пролилась моя кровь, лучше бы делали постоянно больно мне, главное, чтобы моим близким и родным людям было хорошо… Не знаю, так больно мне стало, что я причиняю постоянно людям боль… Правда ведь, что боль всегда причиняют самые близкие и родные люди. Только от них может быть так чертовски хреново. Я сделал больно Джейн, сделал больно Джеки… Я пообещал отцу, что буду стараться двигать свою жизнь к чему-то большему и лучшему, но сам стоял на месте… Я плюнул в душу отца. Плюнул, как когда-то Эмили плюнула в мою. Черт возьми, я себя ненавидел в тот момент. Ненавидел больше всего на свете. Кем я был? Что творил? Что создавал? Что подделывал? Кого обманывал? Зачем блефовал? Похожа ли Джейн на Эмили? Возможно… И в кого я влюбился тогда: в Джейн или в Эмили вновь? Не знаю. Я смотрел на свое отражение в Сене, всхлипывал от того, что во мне пробудилась былая боль и ярость… Но теперь я гневался не на Эмили, а на себя.

Я считал себя пустой вазой, заполненной иллюзиями. Эти иллюзии были чем-то важным в моей жизни, чем-то существенным… Я построил свою юность на гребаных иллюзиях, которые обратились в прах. Мне невыносимо было без их присутствия, ведь гнусная, серая, тоскливая, обременённая реальность слилась вместе с теми красивыми картинками, разбившимися вдребезги. Я ненавидел себя, что не могу жить дальше без этих иллюзий. Ненавидел себя за то, что вообще не могу плыть дальше. Ненавидел себя в том, что только я был виноват во всём. Я находился на каком-то необитаемом острове, откуда было не выбраться даже капитану Джеку Воробью. Туда попали самые бесполезные, самые безнадёжные субатомные частицы, и я возглавлял это пространство «безнадёжных людей». Я ненавидел себя за то, что находился на этом острове. Ненавидел за то, что находился на этом острове рядом с собой. Ненавидел за то, что смысла жить на этом острове не было. Ненавидел себя за то, что так яростно себя ненавидел.

Я бросил камень в своё отражение в Сене, чтобы посмотреть, как я расплываюсь, как трескаюсь на кусочки, как уплываю куда-то далеко. Я, как Великий Гэтсби, верил в зелёный огонёк… Поплыл против течения, которое не просто снесло утлые челны в прошлое, но и разбило вдребезги то, что уже было невозможно склеить обратно, – сердце.

 
Что нашёл в итоге ты? Уж точно не ваниль.
Прошагав десятки, сотни тысяч миль,
Ты увидел лишь последний свой костыль,
Которым так дорожил и который тебя в итоге погубил.
 
 
А почему он тебя погубил? Почему казнил?
Неужели ты так и не отпустил былую гниль?
Тогда почему ты им себя не побил?
Почему ты так сильно, так сильно себя изжил?
 
 
Ведь это так просто, что то, что ты соорудил
Лишилось довода, что ты сильно себя любил…
Потому что не любил ты, а только и делал, что
И выл, и ныл, и лил, и топил, и в конце забыл…
 
 
Но как можно забыть тех, кто тебя любил?
Как можно раздавить тех, кто тебя развил?
Как можно наступить на тех, кто тебя сшил?
Как можно сделать из них гнилой утиль?
 
 
И в этом вся беда, что ты ненавидишь лишь себя,
Оттого все и убегают от тебя,
Потому что ты сам сделал из себя бедного раба,
Долбя своим верным костылем в чужие черепа.
 
 
Неужели ты наивно думал, что мы все хотим лишь тебя?
Неужели ты полагал, что мы все хотим жить ради тебя?
Неужели ты верил, что мы все грустим только из-за тебя?
Неужели ты хотел, чтоб мы все говорили лишь для тебя?
 
 
А думал ли ты о том, чего действительно мы хотим?
Ведь мы все хотим жить, все хотим научиться любить.
Мы все хотим остановиться крушить, все хотим словить…
Мы все хотим лишь перестать подводить жизнь.
 
 
А ты? Ты так и хочешь дальше подводить жизнь?
Тогда вновь родись, учись, снова яро борись,
Стремись, тянись, убедись, повернись, артист,
Чтобы ты опять стал безукоризненно чист.
 
 
И тогда и ты, как мы все, научишься любить.
Ты научишься хотеть жить, научишься чинить,
Научишься, как и все мы, ловить эту жизнь,
Чтобы наконец-то перестать её подводить.
 

Часть 9. Creep

Что ж, пора перейти к ещё одной поломанной судьбе, – Джейн.

После прогулки, когда я себя возненавидел, когда решил, что мне нет места во Вселенной, я вспомнил историю отца, вспомнил то, что он мне рассказал, вспомнил его жизненный путь… И я решил, что ненавидеть себя – дело слабака. Надо двигаться дальше. Я начал рыться в объявлениях в Интернете и нашёл подходящую квартиру для нас с Джейн. Я был так окрылен этой идеей, что незамедлительно помчался в Порт-де-Версаль обрадовать мою дорогую Джейн. Когда я пришёл в наш номер, она сладко спала. Мне не хотелось её будить, но через полчаса она проснулась уже сама.

– Милый, ты давно пришёл?

– Да нет, минут 30 назад. Ты так устала после поездки, что ли?

– Да… Перелёты меня всегда утомляют, хотя ты знаешь, я больше устаю от переживаний, чем от дороги.

– Знаю, знаю. Может, тебе чай сделать? Книжку принести? Чего ты хочешь?

– Тебя хочу, иди ко мне.

– Дорогая, погоди, я хотел с тобой поговорить…

– Ох, мистер Серьёзность пришёл. Ну хорошо, давай поговорим.

– Знаешь, я долго думал, что дальше делать с жизнью. Нам осталось отучиться один год, и всё. Дальше уже работа, работа и ещё раз работа. Так вот, возможно, тебе покажется, что я тороплю события, но я хочу двигаться дальше. С тобой. Понимаешь? Я хочу, чтобы мы съехались, Эмили… Чёрт, Джейн!

Я произнёс имя Эмили… Я не понимал, как так вышло… Чёрт возьми, мне так стыдно не было ещё никогда! Я любил одну девушку, предложил ей съехаться и произнёс имя прошлой возлюбленной… Я понимал, что Джейн расплывется в ярости. Так и случилось.

– Что, прости? Какая Эмили?!

– Джейн! Прости меня! Правда… я…

– Стоп, Питер, Джексон… Как там тебя… А, точно, Уолтер! Что ты за бред несёшь сейчас?! Ты понимаешь абсурдность ситуации?! Предлагаешь мне съехаться и произносишь имя какой-то там Эмили! Кто это такая вообще?

– Эмили, прошу… Чёрт!! Джейн!!

– Да ты издеваешься!!!!

Джейн в тот момент резко встала с кровати, надела кардиган, встала передо мной и начала неистово злиться. Ей богу, я был готов ко всему… Два раза произнести имя Эмили… Дебил…

– Джейн, я не хотел… Ты же знаешь, я тебя люблю… Прости меня, дурака!

– Нет, Уолтер. Такие вещи просто так не случаются! Когда человек любит одного человека, думает лишь о нём, то он априори не может произнести имя другого человека, особенно в те минуты, когда предлагает ему съехаться!!!

– Джейн, прошу, я не хочу, чтобы мы сейчас с тобой разругались из-за этого…

– Разругались? Да я боюсь, как бы мы не расстались после этого, а ты мне про что?! Рассказывай, кто такая Эмили.

– Джейн, прошу…

– Рассказывай. Или я ухожу раз и навсегда.

Я понимал, что это конец. Понимал. Джейн не прощала таких ошибок. Да и какая это ошибка? Она была права. Не может человек перепутать имя любимого человека с другим именем просто так… Не может… Я решил, что терять мне нечего и рассказал ей всё, как есть: про Париж, про концерт, про мои чувства к ней. Джейн после моего рассказа была потерянной. Она больше не кричала и не возмущалась. Она тихо сидела на кровати, прикрывая своё лицо ладонями. Я понимал, что она плачет.

– Джейн, я люблю тебя.

– Нет, Уолтер, не любишь. Я знаю. Уолтер, я… Я влюбилась в тебя по уши после того семинара… Что-то внутри мне подсказывало не связываться с тобой, но я не могла сопротивляться своим чувствам… Я знаю, что первое время наших отношений я тебе не нравилась. Честно, я долго гадала, почему ты захотел со мной встречаться, но не могла найти ответа. Спрашивать такие вещи у тебя мне не хотелось. Я старалась… Я старалась во имя наших отношений, во имя тебя, но не получала никакой отдачи. В какой-то момент мне это надоело, я уж было хотела с тобой порвать, но тут произошло какое-то чудо! Ты начал брать меня за руку, начал обнимать, нашёптывать добрые, милые слова, которые так грели мою душу… Ты даже начал меня целовать! Целовать!! И я поняла, что ошибалась… Что ты просто ко мне привыкал… Дальше ты помнишь, у нас было восхитительное лето, мы чем только не занимались, куда только не ездили… Мы не могли оторваться друг от друга. Уолтер, я не верю, что это было не по-настоящему… Если это было не по-настоящему, то я не знаю, как тогда по-настоящему. Помню, мы с тобой пошли на рок-концерт, ты так прижимал меня к себе, так нежно перебирал мои волосы… Уолтер, я не понимаю! Я не понимаю, куда это всё делось?.. Ты не представляешь, как за меня обрадовалась мама, когда я ей рассказала про тебя. Она рыдала в трубку, так она была счастлива слышать про мою первую любовь! А когда мы занимались с тобой любовью… Неужели и здесь я для тебя была не Джейн, а эта Эмили?.. Неужели ты так любил в постели не меня, а её… Уолтер, ты вспомни! Неужели это всё было подделкой? Неужели?! Хотя нет, не отвечай… Я не хочу знать. Я хочу запомнить это мгновение таким, каким я его прочувствовала. Поверить не могу, что всё это время думала, что делаю тебя счастливым, пока тебя делала счастливым любовь к Эмили, которую ты пытался прикрыть, проводя время со мной… Ну скажи уже что-нибудь! Твоё молчание меня убивает!

– Джейн, ты не права. Да, я любил Эмили. Да, первое время наших отношений я думал лишь о ней, но потом… Потом она сама меня отпустила, и я влюбился в тебя. Всё, что было между нами – было по-настоящему. Я не думал ни о ком другом, кроме тебя.

– А сейчас? Сейчас думаешь о ней? Только честно!

– Думаю.

– Уолтер, ты не человек… Ты монстр. Нет, ты хуже. Ты дьявол в человеческой плоти. Никогда ты меня не любил. Ты лишь забывал рядом со мной Эмили, и у тебя это получилось, но чувства – коварная вещь, если их забыть, то они напомнят о себе позже. Чтобы двигаться дальше, Уолтер, надо чувства переживать так, чтобы больше к ним не возвращаться. Ты ничего не пережил. Ты лишь забыл её рядом со мной. Я заменила тебе её. Ты, считай, воспользовался мной. Ты… Я не хочу тебя ни видеть, ни знать. Я хочу эти чувства пережить, а не забыть. Такое не забыть, Уолтер! Такое можно только пережить… Я не могу пожелать тебе самого худшего, потому что мои чувства к тебе чисты, потому что я тебя люблю, поэтому я желаю тебе перерасти эти чувства, чтобы ты смог начать жить дальше, чтобы, Уолтер, в какой-то момент смог найти свою любовь… По-настоящему любить, я верю, можно от силы пару раз, так что у тебя есть возможность встретить своего человека ещё один раз.

– Джейн, я урод, знаю, но, прошу тебя, не уезжай домой. Я пообещал самому себе, что воплощу твою мечту в реальность…

– Ты предлагаешь мне остаться и находиться рядом с тобой?! Может, прикажешь ещё переспать с тобой?!

– Джейн, не горячись, я хочу, чтобы ты увидела Диснейленд, чтобы увидела Бордо, Тулузу, Брест, сам Париж… Я готов снять тебе отдельный номер, готов сделать всё, что угодно.

– Уолтер, какую же тупость ты несёшь. Как ты не понимаешь, мне ничего не нужно одной! Как ты не понимаешь, что Франция противна уже и мне! Я уеду первым же рейсом.

– Давай я тебе его оплачу тогда. Прошу, дай мне хоть чем-то тебе помочь…

– Нет, Уолтер, ты уже помог… Знаешь, я всё-таки хочу тебе сказать, что благодарна тебе. Ты подарил мне первую любовь. Ты подарил мне самое прекрасное, что есть в жизни.

– Джейн, ты тоже… С тобой я узнал, что такое взаимность, что такое счастье, когда рядом твой человек.

– Да уж… Прощай, Уолтер.

Джейн уехала. Уехала безвозвратно… Почему я погубил ещё одну судьбу? Потому что через пару лет я узнал от родителей Джейн, что она лежит в психиатрической больнице. У неё выявили тяжелое расстройство, граничащее с шизофренией. Она же отчислилась из Кембриджа сразу после всей этой истории с Парижем, начала работать в клубе, связалась с каким-то наркоманом, который подсадил её на гашиш, потом на героин… Несколько раз Джейн откачивали на скорой помощи от передозировки, но, увы, её было не остановить. Ко всему она начала работать стриптизёршей в клубе, её парень в целом был не против. И вот так Джейн легла на дно, пока не узнала, что её парень скончался одной ночью от передозировки… После этого события она сошла с ума: начала постоянно разговаривать со своим бойфрендом, начала готовить ему завтраки, обеды, она даже начала убеждать родителей, что зачала ребёнка с ним. Ребёнка-то она зачала, но с другим… Родители горевали, не находили себе места, они не знали, что их дочка вообще подсела на наркотики… Они всё думали, что она встречается со мной. Но когда они увидели свою дочь в таком состоянии, то незамедлительно отдали её врачам. В начале она лежала в наркодиспансере, где у неё случился выкидыш, после чего Джейн окончательно потеряла рассудок, и её отправили в психиатрическую больницу… Я погубил бедную Джейн, погубил… Это я совершил этот толчок, чтобы Джейн легла на дно… Я узнал об этом относительно недавно… Узнал и сразу же её навестил. Честно говоря, я ожидал худшего, врачи сказали, что у Джейн хороший прогноз… Как же мне хочется верить, что бедняжка Джейн поправится… Хотя как можно оправиться от такой жизни?…

Помню, когда мы с Джейн ходили на рок-концерт, музыканты спросили, какую бы песню RadioHead зрители пожалели бы послушать, Джейн без раздумий первая заорала «Creep», и все поддержали выбор Джейн. После концерта я спросил, почему именно эта песня, на что она мне ответила:

«Знаешь, Уолтер, мы всё чего-то хотим, всё воображаем себе, что являемся личностями, которые принадлежат этому миру, но ведь посмотришь по сторонам и увидишь точно таких же, как и ты, которые тоже считают себя личностями, которые верят, что пришли сюда не просто так… Но мы никогда не узнаем об этих личностях, как и они не узнают о нас, ведь и они, и мы жадно хотим мира, жадно хотим стать особенными, хотя на самом деле и они, и мы убегаем от этого мира, убегаем от самих себя, теряя в себе то, что могло сделать нас личностями. Может, пора проснуться и побежать навстречу себе и навстречу тому, что зовётся „личностью“, чтобы не спрашивать у себя, кто ты и что делаешь здесь? Может, пора убежать не от самого себя, а от того, что делает нас слизняками, которые не принадлежат этому миру?»