Текст книги "Нордическая мифология"

О том, что молитвы нередко имели стихотворную форму, и о существовании религиозных песен и поэм, свидетельствует тот факт, что лангобарды принесли в жертву одному из своих богов голову козла, сопровождая сие действо обрядами и песнями³⁵⁹. Приведенный отрывок дает нам основание предполагать, что жертвоприношения сопровождались определенными плясками. Так почему же в это время не могли существовать религиозные песнопения, если в более ранние времена перед сражениями германцы пели песнь в честь Геракла, если Тацит упоминает старинные мифоэпические песни, в которых были запечатлены предания германских племен? Древнейшая поэзия народа обыкновенно самым тесным образом связана с религией, и многочисленные заговоры и заклинания, которые предание донесло до нас из языческой поры, по большей части облачены в ритмические одежды. Поэтому вполне разумным образом можно предположить, что священство в первые века христианства с таким пылом осуждало народные песни, потому что они содержали много остатков язычества, a потому казались опасными для церкви. Осуждение народных песен как carmina diabolica (лат. «диавольские песнопения»), утверждение, что они turpia, inepta, obscoena (лат. «гнусные, негодные, непристойные»), придавало им дополнительную силу; и капитулярии открыто запрещали песни и пляски как остатки язычества³⁶⁰. На похоронах также пели языческие религиозные песни³⁶¹.

Жертвоприношение, составлявшее основную часть языческого обряда, было нераздельным образом связано с молитвой. Вообще говоря, молитвы совершались только на жертвоприношении. Основной жертвой являлась человеческая, и совершение таковых жертв германскими племенами полностью доказано³⁶². Похоже, что людей приносили в жертву в основном для искупления, и подобные жертвы приносились злым божествам или мертвым – чтобы умилостивить их³⁶³. Обычай сжигать вместе с трупом слуг и коней следует поэтому понимать как жертву, совершаемую, чтобы умилостивить тень усопшего³⁶⁴.

Процитированные свидетельства относительно человеческих жертвоприношений указывают на то, что в это время предпочитали приносить в жертву военнопленных – как и во времена Тацита, – купленных рабов или преступников³⁶⁵. Принесение в жертву преступника являлось также и наказанием за его злодеяния. Его приносили в жертву тому богу, которого он по общему верованию оскорбил, следовавшая согласно закону казнь его откладывалась до праздника этого божества. Подобное сочетание неразрывной связи между законом и религией проливает особенный свет на смертную казнь среди древних германцев. Особенно сложный характер она носила среди фризов. Этот народ казнил приносимых в жертву преступников самыми разными способами: их обезглавливали мечом, вешали на виселице, удушали или топили³⁶⁶. Более жестокое наказание ожидало тех, кто вламывался в храм бога и грабил его³⁶⁷.

Среди приносившихся в жертву животных особым образом упоминаются кони, быки и козлы. Наиболее значимой жертвой считался конь, что особенно характерно для германских народов. Головы их преимущественно жертвовались богам и развешивались на деревьях или прикреплялись к ним. Шкуры жертвенных животных также вешали на священные деревья. В Скандинавии жертвенное мясо отваривали, а кровью жертвы мазали дверные столбы храмов³⁶⁸.

Индикул (Indiculus) (cap. 26) позволяет предположить особенный разряд жертвоприношений. Упомянутое там simulacrum de consparsa farina (лат. «изображение из окропленного теста») напоминает выпеченное из теста изображение жертвенного животного, предлагавшееся богам взамен настоящего. Подобный обычай был известен среди греков и римлян, а в Швеции даже в недавние времена было принято в канун Рождества печь пироги в виде свиньи³⁶⁹.

Откат к язычеству было крайне трудно предотвратить, учитывая, что сообщества недавно обращенных требовали для сохранения в истинной вере знающих церковных наставников, каковых было весьма немного: слишком часто священнники вели низменную и неблагочестивую жизнь. Во многих случаях нельзя даже утверждать, что они получили рукоположение³⁷⁰. Посему могли возникать случаи, подобные описанному в Житии Св. Галла, когда в часовне, посвященной Св. Аурелии, жертвоприношениями почитались идолы; как нам известно, франки уже после своего обращения в христианство при вторжении в Италию по-прежнему совершали человеческие жертвоприношения. Даже в тех случаях, когда миссионеры считали свое дело надежно исполненным, приближение какого-нибудь из веселых языческих праздников могло в единый момент повлечь за собой возобновление едва оставленного идолопоклонения, священники, обязанностью которых было укрепление в душах христианской веры, позволяли себе произвести жертвоприношение языческим богам, если только одновременно они могли провести таинство крещения³⁷¹. Они обнаруживали склонность к магии и пророчествам³⁷²  и были настолько заражены язычеством, что воздвигали кресты на холмах и при великом одобрении народа совершали христианские службы на местах языческих жертвоприношений³⁷³.

Однако священству приходилось терпеть пережитки язычества, чтобы не полность возмутить общественные порядки. Языческие институции политической природы не могли вызывать больших нападок, как и прочие, утвержденные весомым и благодетельным обычаем. Должны были сохраниться языческие обряды, связанные с законодательством, если клирики не стремились изменить и сам закон, заменив его римским правом, которым пользовались сами. Посему судебные собрания сохранили свою связь во времени и месте с языческими жертвоприношениями и празднествами³⁷⁴ , невзирая на то, что жертвы, прежде связывавшиеся с таковыми мероприятиями, были полностью прекращены. Подобным образом сохранились и языческие кары, хотя и в христианском обличье. Преступников следовало наказывать, и священство смирялось с сопровождавшими наказание языческими обрядами, ибо преступник был недостойным христианином³⁷⁵. Равным образом бессильны были священники и в отношении языческих обрядов, практиковавшихся на поле сражения. Поэтому вторгшиеся в Италию христиане-франки, как мы уже знаем, совершали человеческие жертвоприношения, хотя в повседневной жизни столь бесчеловечный обряд уже давно вышел у них из употребления. Таким образом, часть язычества нашла себе путь в первые века христианства, или даже задержалась до более позднего времени, так как была освящена обычаем и законом. Там, где новообращенные в своей слепой ревностности пытались вторгнуться в общественные отношения, приятие христианства встречалось с множеством трудностей. Учение св. Килиана нашло отклик в душе франкского герцога Гозберта, однако когда святой осудил этого князя за брак с родственницей, ему пришлось заплатить жизнью за собственную самонадеянность. Христианство встретило сильное противодействие среди саксов, поскольку с принятием его была связана потеря старинного народного устроения³⁷⁶.

Поскольку миссионерам приходилось соблюдать осторожность и истребить язычество одним махом они не могла, они часто вынуждены были приспосабливаться к языческим идеям, стараясь дать им христианский поворот. Можно привести множество примеров подобного приспособления. Например, христианские церкви воздвигались на местах, которые язычники считали священными³⁷⁷ , или же там по меньшей мере ставились кресты³⁷⁸ , чтобы люди могли научиться видеть в них святыни в христианском смысле этого слова. Из поваленного Бонифацием дерева сделали кафедру, а из золотой змеи лангобардов отлили алтарные сосуды. Христианские праздники умышленно назначались на священные для язычников дни; языческие праздники при отмене некоторых обрядов были превращены в христианские³⁷⁹. Если такие компромиссы, с одной стороны, открывали дорогу христианству, с другой стороны, они затрудняли скорое и полное истребление язычества и приводили к примешиванию языческих идей и обрядов к христианским³⁸⁰.

Этими обстоятельствами можно объяснить то, что язычество так и не было искоренено и что удивительная смесь язычества и христианства существовала не только в первые столетия после крещения, но и многочисленные следы языческих суеверий и обрядов дожили до сего дня среди простого народа. Даже в двенадцатом веке германское священство еще занималось искоренением пережитков язычества³⁸¹.

Миссионеры видели в языческих идолах и оказываемом им поклонении дьявольское заблуждение; они полагали, что таким образом нечистый сумел заставить людей поклоняться себе, и даже верили в то, что бесы обитают в изображениях богов и священных деревьях. То есть они не считали языческие божества несуществовавшими, но приписывали им реальное бытие и в известной мере сами опасались их. Посему старая религия представлялась язычникам как работа дьявола, и от новообращенных требовалось в первую очередь отречение от нечистого и его дел. И так в умах людей естественным образом возникло впечатление, что старые боги представляли собой всего лишь бесов; и если в первые века христианства кто-то усомнялся во всесилии христианского Бога и возвращался к идолопоклонству, люди видели в таком отступничестве подчинение дьяволу. Этим рождены многочисленные истории о сделках с нечистым, совершая которые следовало отречься от Бога, Христа и Девы Марии, в точности так, как новообращенному христианину надлежало отречься от дьявола. То, что дьявол в таких историях часто замещал языческого бога, очевидно из того обстоятельства, что приношения ему должны были совершаться на перекрестках дорог, издревле служивших местами жертвоприношения³⁸².

Однако само язычество содержало верования в существа, равным образом враждебные людям и богам, и в то же время обладавшие сверхъестественными силами, отчего помощь их часто оказывалась желательной. Мы еще увидим, как в народных сказках дьявол часто исполняет роль, которая в более подлинной традиции отведена племени великанов, и что он же не столь уж редко исполняет роль благих и благодетельных духов³⁸³.

Не следует удивлятся тому, что в народных повествованиях и верованиях Христос и святые часто заменяют персонажи древней мифологии³⁸⁴. Во многих преданиях, где в одном месте действует великан или дьявол, в другой местности рассказывается о Христе, Деве Марии или каком-либо святом. И если прежде пили за minne (память, воспоминание, любовь) богов³⁸⁵ , теперь чашу поднимали в память или за любовь Христа и святых – за Иоанна Крестителя, Гертруду. И как прежде в заклинаниях и заклятиях призывали языческие божества, так после обращения стали призывать Христа и святых. Несколько религиозных обрядов сохранились и сделались в народной вере соединенными с праздниками или христианскими святыми, хотя первоначально прилагались к языческому божеству³⁸⁶. Подобным образом старинные языческие мифы были перенесены на христианских святых³⁸⁷ , причем некоторые из них даже в позднейшей форме отдают откровенным язычеством, как, например, представление о том, что душа в первую ночь после отделения от тела является к св. Гертруде. То, что после обращения языческое почитание усопших смешивалось с христианским поклонением святым, мы уже видели из предыдущего изложения; так манера, в которой Кловис почитал св. Мартина, указывает на то, что он видел в нем скорее языческого бога, чем христианского святого. Неудивительно, что недавно обращенный король франков посылает к могиле святого как к оракулу, чтобы узнать о ходе затеянной им войны с визиготами³⁸⁸ , и аналогичное превращение языческих прорицаний и метания жребия происходят повсюду³⁸⁹.

Добавим теперь два примера, один из которых продемонстрирует, каким образом одна из упомянутых в Новом Завете персон сумела настолько глубоко проникнуть в народные предания, что заняла место языческой богини, в то время как второй покажет, как языческий обряд через последовательные трансформации мог постепенно приобрести христианский характер.

Буркхард Вормсский³⁹⁰  сравнивает Иродиаду с Дианой. Женщины верили, что в ночные часы совершают с ней долгие путешествия на различных животных, повинуясь как госпоже и что в определенные ночи их призывают послужить ей. По словам епископа Вероны Ратхеруса (ум. 974 по Р.Х.), считалось, что третья часть мира была отдана в ее власть³⁹¹. Автор Рейнарда сообщает нам, что она любила Иоанна Крестителя, однако ее отец, не одобрявший подобной любви, устроил так, чтобы святого обезглавили. Несчастная девица получила его голову, однако когда она покрывала голову слезами и поцелуями, голова поднялась в воздух и дуновением отбросила девицу, так что с тех пор она так и висит в воздухе. Только глухой ночью, пока не запоет петух, она опускается на дубы и орешины. Единственным утешением для нее является то, что под именем Фарайлдис ей покорна третья часть мира³⁹².

То, что языческие религиозные обряды постепенно стали основанием для христианских суеверий, станет ясно из нижеследующего. В язычестве римлян и германцев было принято обносить символ божества вокруг полей, чтобы сделать их плодородными. В более позднее время с такой же целью поля обносили изображением святого или его символом³⁹³. Так в Альбтале в соответствии с народным верованием поля обносили посохом св. Магнуса, чтобы изгнать с них полевых мышей. В области Фрайбурга тот же самый посох использовался для уничтожения гусениц³⁹⁴.

Из упомянутых ранее божеств, похоже, только один Водан уцелел на севере Германии. Из приведенного ниже описания обрядов следует, что его считали богом, в чьей власти было созревание полевых плодов.

В Мекленбурге прежде существовал обычай, заканчивая уборку ржи, оставлять в конце всякого поля узкую полоску несжатого злака; жнецы сплетали колосья вместе и обрызгивали их. Потом они обходили сноп вокруг, снимали шляпы, поднимали косы и трижды призывали Водана следующими стихами:

Wode, hale dynem rosse nu voder,

Воде, бери зерно для твоего коня,

nu distel unde dorn,

ныне колючки и терн,

thom andren jahr beter korn!

а на следующий год будет лучше зерно!

Итак, оставленный сноп для коня бога являлся простой жертвой подателю урожая. В имениях знатных и зажиточных было принято после уборки ржи раздавать Водель-пиво. По средам – в день Водана – люди не выходили работать на льяное поле и не сеяли льна, чтобы конь бога, который часто проезжает по полям, не затоптал его³⁹⁵.

С данным обычаем можно сопоставить принятый в Марке. По соседству с прежде существовавшим монастырем Диездорф, во время уборки ржи на каждом поле оставляли стоящим сноп, который назывался Vergo-dendeel’s Struus. Когда жатва заканчивалась, люди в праздничных нарядах выходили с музыкой на поле, перевязывали этот сноп пестрой лентой, перепрыгивали через него и плясали. Наконец, главный среди жнецов срезал этот пук своей косой и бросал к прочим снопам. Таким образом, обходили все поля и возвращались в деревню, распевая: «Nun danket alle Gott» (нем. «Ныне славится всякий Бог»), а потом шли от фермы к ферме, около каждой повторяя жатвенные строки. Праздник урожая носит имя Vergodendeel, что, как утверждают, означает отдых после тяжелой жатвы, и его следует встречать вместе с жителями соседних деревень. Из нескольких жатвенных песен мы выбрали следующую:

Ich sage einen ärndtekranz,

Я видел жатвенную гирлянду,

es ist aber ein Vergutentheils kranz.

но это гирлянда Vergutentheil’я.

Dieser kranz ist nicht von

Гирлянда эта не из репья isteln und dornen, и терна,

sondern von reinem auserlese-

но из чистой отборной озимой

nem winterkorne,

пшеницы,

es sind auch viele ähren darin;

в ней так много колосьев;

so mannich ahr,

столько колосьев,

so mannich gut jahr,

сколько добрых лет,

so mannich korn

столько зерен,

so mannich wispeln auf den

сколько виспелей³⁹⁶

wirth seinen börn (boden)»³⁹⁷

в амбаре хозяина.

Поскольку сходство между обрядами здесь и в Мекленбурге очевидно, «Vergodendeels struus» можно без всяких колебаний истолковать как Fro Goden deels struus, то есть как strauss, клок, который Fro (Господь) Воден получает как свою долю³⁹⁸. Посему аналогичный праздник, справляемый в Нижней Саксонии, на котором поминают Fru Gaue, может относиться к Водану. Когда жнецы косят рожь, они оставляют стоять несколько соломин, переплетают их цветами, a после завершения трудов собираются вокруг стоящего пучка, берутся за колосья и кричат:

Fru Gaue, haltet ju fauer,

Фру Гауэ, бери свое зерно

düt jar up den wagen,

этого года на повозку,

dat andar jar up der kare.

следующего года на телегу.

Не вызовет особого удивления то, что за неопределенностью позднего народного предания это обращение³⁹⁹  впоследствии было переадресовано божеству женского рода.

Имена прочих богов изгладились из памяти людей. Быть может, слабые следы прежнего поклонения Донару (Тору) еще сохранялись в обрядах, так в Мекленбурге сельские жители считали, что в день Тора, вторник, нельзя производить ряд работ, например собирать хмель и др.⁴⁰⁰ 

Из богинь жена Водана, Фригг, еще в относительно недавние времена обитала в народных преданиях Нижней Саксонии под именем Фру Фрекке (Fru Frecke)⁴⁰¹ , однако в настоящее время как будто вообще позабыта. В округе Дента, Йоркшир, селяне в соответствии с временами года, a особенно осенью устраивают шествия и исполняют старинные пляски, одна из которых называется пляской великанов. Главного великана они зовут Воденом, а его жену Фриггой. Главной особенностью зрелища являются два меча, которыми машут вокруг шеи мальчика и ударяют друг о друга, не причиняя ему вреда⁴⁰².

Однако в народных преданиях Германии еще жива память о нескольких женских божествах, отсутствующих в скандинавской системе. Богини могут дольше задерживаться в людской памяти, поскольку почитание их имело значение для узкого домашнего круга. Однако облик их в результате воздействия времени и христианства настолько деградирует, что теперь они фигурируют скорее в качестве жутких призрачных созданий, чем богинь. Нельзя установить, являются ли правильными сами их имена, или они возникли из имен вторичных или эпитетов, а также не совпадают ли некоторые из них, являющиеся сейчас под различными именами, на что намекает удивительное сходство преданий. Нам остается лишь повторить то, что говорит о них народное предание⁴⁰³.

Фрау Хольда или Холле до сих пор обитает в тюрингских и гессенских преданиях и в повествованиях Марки и Франконии. Имя этой богини толкуется или как добрая (holde), или как темная, тайная⁴⁰⁴. Она представлена как существо, ведающее воздушными явлениями, дарующее плодородие земле, властвующее над сельскими работами и прядением. Также выступает она и в качестве связанного с водой божества, поскольку обитает в источниках и прудах и, в частности, в расположенном в Майссене Холлентейхе, получившем свое название от ее имени. Воды ее источника даруют детей, а окунающиеся в них женщины делаются здоровыми и чадородными. Однако она забирает к себе утонувших и в таковом качестве является богиней потустороннего мира, о чем свидетельствует предание, указывающее в качестве места ее пребывания на горы⁴⁰⁵ , где, как мы еще увидим, обитают души усопших. Учитывая столь многообразные и важные функции, в языческие времена Хольда, вне сомнения, представляла собой божество весьма высокого ранга. Другие связанные с нею предания более непонятны и едва поддаются толкованию. Буркхард Вормсский (p. 194a) упоминает о народном предании, согласно которому некоторые женщины в определенную ночь ездили вместе с ней на различных животных, составляя ее свиту, в соответствии с чем она занимает место Дианы и Иродиады, и в Тюрингии до сих пор верят в то, что ведьмы ездят вместе с Холле на Хорсельберг, и что, подобно Водану, она возглавляет Дикую Рать. Рассказывают также, что волосы ее всклокочены и торчат во все стороны.

Богине этой посвящены два праздника, один из которых происходит на двенадцатую после Рождества ночь, когда богиня совершает свою поездку; другой празднуется во время Масленницы, когда она возвращается⁴⁰⁶.

Фрау Берхта особенно сродни верхнегерманским народностям, а также обитателям Австрии, Баварии, Швабии, Эльзаса, Швейцарии и некоторых областей Тюрингии и Франконии. В народном представлении она деградировала в еще большей степени, чем Хольда. Она также является в Святки в виде лохматой женщины, чтобы наказать грешников; в честь ее надлежит есть рыбу и овсяную кашу (Brei) ⁴⁰⁷, и вся шерсть должна быть спрядена с прялок. Кроме того, она является королевой «Heimchen» (маленьких элементарных духов), которые, увлажняя поля, делают почву плодородной, сама же она вспахивает землю под ее поверхностью, таким образом проявляя свойства богини земли, подательницы плодородия⁴⁰⁸. Тем, кто починит ее колесницу, она дарит щепки, которые оказываются золотом⁴⁰⁹.

Между Берхтой и Холле существует значительное сходство, хотя идентичность их крайне сомнительна, поскольку они принадлежат различным германским народностям. Имя Берхта (Berchta, Berhta, Perahta, Bettha) означает великолепная, сияющая, что можно сравнить с валлийским существительным berth, совершенство, красота, и прилагательным berth, прекрасный, богатый. Поскольку богиня эта присутствует только на юге Германии, возможно, что она перешла от кельтов к германским народам. Мы не станем этого утверждать, хотя стоит заметить, что имя ее присутствует также во французской героической традиции. Берта с большой или гусиной ногой согласно преданию была дочерью Флори и Бланшфлор, женой Пипина и матерью Карла Великого. Во Франции фразой «это было, когда Берта пряла» обозначают давно прошедшее время. Было принято также клясться колесом прялки reine pedauque⁴¹⁰.

В германских преданиях именем Берхты зовут ту Белую Даму, которая появляется во многих домах перед смертью члена семьи и, как мы уже видели, считается прародительницей умирающего. Иногда по ночам видят, как она баюкает детей, чем напоминает кельтскую фейри. В других, более распространенных преданиях Белая Дама представляет собой завороженную или заколдованную девицу, которая каждый седьмой год появляется возле некоторой горы или замка, показывает сокровища и дожидается освобождения⁴¹¹. Иногда ее видят причесывающей свои длинные локоны или сушащей лен. Некоторые считают, что, подобно Хулдре, она изуродована хвостом. Дама эта носит белое или наполовину белое, наполовину черное платье; на ногах ее желтые или зеленые туфли. Обыкновенно в руке ее находится связка ключей, иногда цветы или золотая прялка. Это предание явным образом указывает на богиню, властвующую над жизнью и смертью и над домашним хозяйством; хотя искрящийся покров, наброшенный на нее народным преданием, не позволяет нам точнее определить ее природу⁴¹².

В предании Альтмарка обитает другая богиня – Фрау Харке, o которой рассказывают, что двенадцать святочных ночей она объезжает страну, и если к двенадцатому дню девицы не спрядут весь лен, она царапает их или пачкает колесо прялки. О ней прежде рассказывали много больше. Гобелин Персона (Gobelinus Persona) сообщал, что Фрау Хера в Святки летает по воздуху и распространяет изобилие⁴¹³. Поскольку таковое повествование указывает на богиню земли, не существует сомнений в том, что Эрсе (Erce) ⁴¹⁴, называющаяся матерью земли в англосаксонском заклинании, использовавшемся для удобрения земли, идентична ей⁴¹⁵.

В народных германских преданиях называются и другие женские имена, однако они окутаны куда большим мраком, чем только что названные. Верре, домом которой является Войгтланд, подобно Фрау Холле, в Рождественский Сочельник инспектирует прядильщиц и, если на прялках остается лен, пачкает его. Подобно Берхте, она вспарывает тела тех, кто не ел овсянку. Стемпе топчет тех детей, которые плохо едят в первый день Нового года. Страггеле появляется в Люцерне в среду накануне Рождества и дразнит девиц, если те не спряли дневное задание⁴¹⁶. Ванне Текла (Wanne Thekla) в Нидерландах считается королевой эльфов и колдунов. Предание о ней, вероятно, имеет кельтское происхождение, как, наверно, и следующее. Домина Абундия (Abundia) или Дама Хабонда (Habonde), упоминаемая Гийомом (Guilielmus) Альвернусом, епископом Парижа (ум. в 1248 Р.Х.)⁴¹⁷, также фигурирующим в Романе о Розе⁴¹⁸, как утверждают, в некоторые ночи в сопровождении других женщин, также именуемых Доминами и одетых в белое⁴¹⁹ , посещает дома и отведывает приготовленных для них блюд. Их появление в доме является знаком удачи и преуспевания. В этих облаченных в белые одежды фигурах мы немедленно узнаем кельтских фейри. Имя Хабундия (Habundia) никак не связано с латинским abundantia, от которого производил его Гийом Альвернус⁴²⁰.

Рядом с Хабундией Гийом Альвернус ставит Сатию (Satia), имя которой он производит от satietas (лат. «достаточность, изобилие»). Богиня Бенсозия (Bensozia), которую консеранский епископ Аугериус (Augerius episcopus Conseranus) обвиняет в том, что женщины ездили с ней по ночам, как и с Иродиадой, Дианой и Хольдой, может быть идентична с Сатией, и имя последней может являться сокращением от Бенсозии⁴²¹.

Таковы основные остатки представлений о языческих божествах, сохранившиеся в христианское время. Кроме них, мы находим только следы живого восприятия природы, характерного для германцев с самых отдаленных времен. Солнце и Луна всегда воспринимались как отдельные сущности, к ним обращались со словами Фрау и Херр (Domina и Dominus, лат. «госпожа и господин»)⁴²² и поклонялись с коленопреклонением⁴²³. С некоторыми животными, такими, как кошки, было связано представление о призрачном и магическом мире; другие, например кукушки, были наделены даром пророчества, третьи, змеи, влияли на счастье людей или считались священными и неприкосновенными. Деревья также, даже в самое позднее время, считались одушевленными созданиями, по каковой причине к ним обращались со словом Фрау или же считалось, что в них обитало особoе создание, которому надлежало оказывать почтение⁴²⁴.

В отношении процессий и праздников, претендующих на языческое происхождение, мы можем ограничиться только кратким упоминанием.

Если в соответствии с Тацитом изваяние богини Нертус в повозке провозили в праздничной процессии по нескольким регионам, то в христианские времена, особенно весной, мы встречаемся с обрядами, основной чертой которых было шествие или процессия. Такие праздничные процессии проходят через город, деревню или через несколько местностей, или вокруг полей общины, или около межи или границы. В подобных случаях часто носили с собой некоторый символ, либо изображение животного, имеющего отношение к какому-нибудь божеству, или какой-нибудь предмет. Здесь можно вспомнить шествие, проведенное в 1133 году полностью в языческом духе, невзирая на жесткое противостояние священства. В лесу возле Инды⁴²⁵  соорудили корабль и поставили его на колеса; впряженные в судно ткачи протащили его через Экс-ля-Шапель, Маастрихт, Тонгре (Tongres), Луз (Looz) и другие земли, где все встречали его с великой радостью, и шествие сопровождали толпы с песнями и плясками. Празднество продлилось двенадцать дней. Тот, кто касался судна, за исключением влекущих корабль ткачей, каковое дело считалось у них позорным, должен был принести обет или искупить себя другим способом⁴²⁶. Этот обычай сохранился в Германии до существенно более позднего времени, о чем свидетельствует протокол городского совета Ульма, датированный кануном праздника Св. Николая, 1330, запрещавший шествия с плугом или кораблем. Отмеченная Тацитом связь между упомянутым обычаем и поклонением Исиде, символом которой являлся корабль, кажется в высшей степени вероятной; во всяком случае, шествие было связано с богиней, так как, следуя оригинальному повествованию, женщины принимали в нем участие с вакханальной распущенностью⁴²⁷.

Сохранились упоминания о шествии с плугом во время Масленицы в других областях Германии, а имнно на Рейне, в Верхней Саксонии и Франконии, с достойным внимания дополнением, что молодых незамужних женщин или сажали на плуг, или заставляли тащить его⁴²⁸.

Другая процессия, происходившая под названием изгнание Смерти (зимы), прежде происходила около Преполовения Великого поста, обыкновенно в воскресенье четвертой, а иногда и третьей недели, во Франконии и Тюрингии, а также в Майссене, Войгтланде, Лузатии и Силезии.

Дети с песнями носили по селению сделанную из соломы или дерева фигуру или куклу, в коробке или на шесте, а потом сжигали ее или топили в воде. Вместо этой фигуры назад в селение приносили елку. Если на пути шествия попадалась домашняя скотина, ее били палками, полагая, что таким образом сделают производительной⁴²⁹.

В других местах начало прекрасного времени года представлялось как вход в землю благодетельного божества. В Тюрингии на третий день Троицыной недели молодого крестьянина, называвшегося зеленым человеком или латуковым королем, в лесу прятали в зеленые ветви, сажали на коня и посреди общего ликования провожали в деревню, где собиралось все ее население. Шульце (старшина или мэр) должен был тогда с трех раз догадаться, кто именно укрыт под ветвями. Не угадав, он должен был выставить изрядное количество пива – которое выставлял и в противоположном случае. К тому же классу относится шествие Майского Графа, (также Майского Короля или Короля Цветов), которое прежде проводилось с великим ликованием обыкновенно первого мая, не только в Нижней Германии, но и в Дании и Швеции. В сопровождении изрядной толпы украшенный венками и цветами Майский Граф торжественно проходил через несколько районов, где его встречали юные девицы, плясавшие вокруг него; одну из них он называл Майской Королевой⁴³⁰).

Мы завершим этот набросок коротким описанием некоторых других языческих обычаев.

По всей Германии принято жечь костры в некоторые дни, то есть на Пасху и Иванов день (День Середины лета), реже огни зажигают на Рождество и Михайлов день. В Нижней Германии чаще жгут костры на Пасху, обыкновенно на холмах; в то время как на юге Германии костры чаще всего зажигают на Иванов день, прежде это делали на рыночной площади или перед городскими воротами. Связанные с этими кострами обряды все более и более покрываются забвением. В прежнее время все, молодые и старые, знатные и беднота, относились к ним как к великому празднику. Предмет этих обрядов имел, вне сомнения, аграрный характер, поскольку и сейчас считается, что земля будет плодородна там, куда достигают лучи пасхального костра, и зерно уродится в изобилии. Костры эти в соответствии с прежними верованиями способствуют сохранению жизни и здоровья тех, кто вступает в контакт с пламенем. Поэтому люди плясали возле Купальских костров или прыгали через них и прогоняли своих домашних животных. Угли и пепел Пасхального костра старательно собирали и хранили в качестве лекарства для скота. Аналогичным образом было принято прогонять больных животных через особые костры, звавшиеся потребными (Notfeuer), которые при соблюдении специальных обрядов разводили с помощью добытого трением огня⁴³¹; в связи с этим костры Иванова дня следует считать потребными кострами, зажигаемыми в определенную пору. Огонь является священным, очищающим и благотворным элементом, уносящим всякое несовершенство⁴³².