Текст книги "Танатонавты (пер. А. Григорьев)"

36. Ацтекская мифология

У ацтеков существование в потустороннем мире определялось не заслугами в земной жизни, а обстоятельствами смерти.

Лучшей смертью была гибель в бою. Воины-куантеки (спутники Орла) попадали в Тонатиучан, Рай на востоке, где усопший восседал рядом с богом войны.

Утонувший или умерший от болезни, связанной с водой (как проказа), отправлялся в Тлалокан, Рай Тлалока, бога дождя.

Те, кого не принял никакой бог, отправлялись в Миктлан, преисподнюю, где они проходили четырехлетние испытания перед окончательным растворением.

Эта сфера Миктлантекутли – подземный мир. Туда добираются через пещеры. Душа должна преодолеть восемь подземных миров перед тем, как попасть в девятый мир.

Первое препятствие: Чикнауапан, река, которую покойный должен пересечь, держась за хвост рыжей собаки, принесенной в жертву на его погребении. Животные, принесенные в жертву на погребении, служат психонасосами, то есть затягивают и ведут душу по стране мертвых.

Второе препятствие: две горы, которые через неравные промежутки времени сталкиваются между собой.

Третье препятствие: гора с крутыми тропами, усеянными острыми камнями.

Четвертое препятствие: обсидиановый ветер, ледяная буря, несущая заостренные камни.

Пятое препятствие: знамена, тянущиеся до бесконечности и хлопающие на ветру.

Шестое препятствие: дождь стрел, которые стремятся пронзить покойника.

Седьмое препятствие: множество хищных зверей, стремящихся съесть его сердце.

Восьмое препятствие: узкая долина, где мертвец может заблудиться.

Только теперь покойник заслуживает растворения.

Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть»

37. Кстати

Рауль Разорбак позвонил мне через несколько недель. Он спешил встретиться со мной. У него был странный голос. Он, казалось, был во власти сильнейших эмоций. И назначил мне встречу не на кладбище Пер-Лашез, а у себя дома.

Когда он открыл дверь, я с трудом узнал его. Он еще больше исхудал, а на лице появилось выражение, какое я наблюдал у шизофреников в больнице.

– Наконец-то, Мишель!

Он указал мне на кресло и посоветовал устроиться поудобнее. Меня ждал удивительный рассказ.

Неужели он получил неожиданные результаты в исследованиях зимней спячки сурков? Но какое это имело отношение ко мне? Я был врачом, а не биологом.

– Ты слышал о покушении на президента Люсендера?

Конечно, слухи до меня дошли. Кто в стране не знал об этом? Пресса, телевидение, радио раструбили о покушении в экстренных выпусках. Главу Государства расстреляли в упор, когда он общался с толпой в Версале. Лучшие специалисты в последний момент вытащили его с того света. Но как покушение было связано с возбуждением моего друга?

– Президент Люсендер поручил министру научных...

Он замолчал и потянул за собой:

– Иди за мной.

38. Учебник истории

Первые пересадки органов начались в середине ХХ века, а точнее, в 1960—1970 годах. С тех пор больной человек стал как бы машиной, в которой было достаточно заменить вышедшие из строя детали. И смерть превратилась в обычный механический сбой. Если кто-то умирал, то из-за отсутствия соответствующей запасной части. Исследователи разработали свиное сердце с генетическими характеристиками человека-реципиента, которому его ставили. Техника пересадки постоянно совершенствовалась, чтобы чуждые органы не отторгались. Стало возможным заменить все, кроме мозга.

Пришло логическое понимание, что однажды удастся справляться со всеми авариями, в том числе и с главной аварией, смертью. Вопрос техники. Одновременно увеличилась продолжительность жизни. Если человек выглядел стариком, значит, он допустил оплошность. Каждый должен был сам заниматься своим биологическим механизмом.

Сгорбленное старичье и людей неприятной внешности стали прятать, выдвигая на первый план тех, кто светился здоровьем, играл в теннис или бегал. В те времена считалось, что наилучшим способом борьбы со смертью было сокрытие симптомов, предвестников старения.

Учебник истории, 2-й класс начальной школы

39. Амандина

Рауль затолкал меня в свой древний «Рено-20» с откидным верхом и нажал на газ.

– Куда ты меня везешь?

– Туда, где все происходит.

Ничего другого я из него вытянуть не сумел. Ветер уносил мои вопросы и его ответы. Мы выехали из Парижа. Я вздрогнул, когда он затормозил перед зловещей вывеской: «Тюрьма Флери-Мерожи».

Снаружи она больше походила на крохотный городок или больницу, чем на тюрьму. Рауль поставил машину на стоянку и потащил меня к входу. Он показал пропуск, а я – удостоверение личности. Мы миновали тамбур, прошли по длинному коридору, постучали в дверь.

Нам открыл недовольный человек. Его физиономия скорчилась еще больше, когда он увидел Разорбака, хотя тот весело улыбался.

– Мои поздравления, господин директор. Хочу представить вам доктора Мишеля Пэнсона. Вы должны предоставить ему пропуск в самые кратчайшие сроки. Заранее благодарю.

Директор еще не успел ответить, как мы уже неслись по новым коридорам. Мне казалось, что встречающиеся охранники злобно на нас смотрят.

Мы оказались во дворе. В самом центре тюремного городка. Он был огромен. Пять блоков зданий тянулись до бесконечности. В каждом блоке в центре имелось футбольное поле. Рауль объяснил мне, что заключенные любят заниматься спортом, но в это время суток сидят в своих камерах.

И слава богу, потому что многим явно не нравилось наше присутствие. Вцепившись в решетки второго этажа, они вопили:

– Гады, мерзавцы, мы сдерем с вас шкуру!

А охранники не торопились их утихомирить.

Один голос перекрыл все остальные:

– Мы знаем, чем вы занимаетесь в Д2. Такие люди, как вы, не заслуживают жизни!

Я забеспокоился. Что натворил мой друг Рауль, беззаботно продолжавший свой путь, чтобы вызвать такой приступ ярости? Я знал, как далеко его могут завести собственные страсти. Далеко за пределы всех разумных границ.

Здание Д2. Я шел за освистанным другом не столько из желания узнать больше, сколько из стремления не остаться в одиночестве среди разъяренных заключенных и враждебных охранников. Новые коридоры, бронированные двери и отпираемые запоры. Лестницы. Новые лестницы. Казалось, мы спускаемся в Ад. Снизу доносились хохот и долгие стоны. Неужели здесь держали сумасшедших?

Мы спускались все ниже и ниже. Становилось все темнее и темнее. Я вспомнил о методах Эскулапа при лечении безумия. Это происходило три тысячи лет назад в заведении, называемом Эсклапион, развалины которого находятся в Турции. Этот пионер психиатрии устроил лечебницу в лабиринте мрачных туннелей. Туда приводили буйнопомешанных после долгого ожидания и подготовки к получению наивысшего удовольствия. У входа звучали песни, и чем дальше их уводили в темный лабиринт, тем мелодичнее они становились. Когда зачарованный сумасшедший замирал в самом темном месте, на него опрокидывали бочку со скользкими змеями, с которыми несчастный начинал бороться в пароксизме своего блаженства. Он либо умирал от ужаса, либо выходил здоровым. Так Эскулап изобрел шоковую терапию.

Я спрашивал себя, не ждет ли меня в подвалах Флери-Мерожи бочонок с рептилиями.

Наконец Рауль извлек проржавевший ключ, открывавший прочную дверь. За дверью находился обширный ангар, похожий на заброшенный склад, ибо там царил ужасный беспорядок. Здесь находились трое мужчин в спецовках и молодая блондинка в черном халате, которую я, похоже, где-то уже видел.

Мужчины встали и уважительно поздоровались с Раулем.

– Представляю вам доктора Мишеля Пэнсона, о котором уже вам говорил.

– Спасибо, что пришли, доктор, – хором воскликнули они.

– Мадемуазель Баллюс, наша медсестра, – продолжил Рауль.

Я кивнул девушке и заметил, что она взглядом оценивает меня.

Здесь, наверное, раньше располагался лазарет. Справа на лабораторном столе стояли дымящиеся сосуды Дьюара с жидким азотом. В центре помещения высилось древнее кресло дантиста с дырявой обшивкой, а вокруг стояло множество машин с массой скрученных проводов и мерцающими экранами.

Все это напоминало мастерскую ремесленника. Судя по состоянию аппаратуры, ржавых ручек и рычагов, Рауль подобрал все это на университетских помойках. Экраны осциллографов были в трещинах, а электроды кардиографов почернели от старости.

Но я уже привык к виду лабораторий и знал, что безупречный вид чистенькой аппаратуры, которую показывают в кино, зачастую вводит в заблуждение. В реальности не было никелированных столов и халатов, только что полученных из стирки, а были люди в занюханных свитерах, работавшие в неприспособленных помещениях.

Один мой приятель, занимавшийся важнейшей темой движения мысли по лабиринтам мозга, работал в паркинге, расположенном в подвале больницы Биша, где все тряслось в момент прохождения очередного поезда метро. Из-за отсутствия средств он не смог приобрести металлическую подставку для приемника церебральных волн и изготовил ее из дерева, склеил скотчем и укрепил кнопками. И во Франции научные исследования потеряли былую привлекательность.

– Дорогой Мишель, здесь проводятся самые удивительные опыты нашего времени, – напыщенно заявил Рауль, прерывая мою задумчивость. – Некогда, если помнишь, мы беседовали о смерти на кладбище Пер-Лашез. Я говорил о ней, как о неведомом континенте. Теперь мы готовы водрузить на нем свой флаг.

Прибыли. Мне на голову обрушилась бочка со змеями. Рауль, Рауль Разорбак, мой лучший и самый давний друг, сошел с ума. Он начал экспериментировать со смертью! Видя мое глупое выражение лица, он объяснил:

– Президент Люсендер пережил посмертный опыт после недавнего покушения в Версале. И поручил Бенуа Меркассье, министру научных исследований, запустить программу изучения посткоматозных состояний. Оказалось, что министр читал мои статьи об «искусственном погружении в глубокую спячку сурков» в международных научных журналах. Он встретился со мной и спросил, могу ли я воспроизвести те же опыты на людях. Я уцепился за эту возможность. Мои сурки, быть может, и побывали в загробном мире, но не могли поделиться со мной тем, что видели. А люди могут. Да, мой дорогой, правительство дало зеленый свет для изучения NDE с привлечением добровольцев-уголовников. Эти господа – наши пилоты в загробном мире. Они...

Он на мгновение задумался, подыскивая нужное слово.

– Это...

Вдруг его лицо осветилось:

– ... та-на-то-навты. От греческого танатос, означающего смерть, и наутес — мореплаватель. Танатонавты. Какое прекрасное слово! Танатонавт. – Он еще раз повторил его. – Танатонавт: слово из того же семейства, что космонавт или астронавт. Оно станет общим справочным термином. Мы наконец изобрели термин. И будем использовать танатонавтов для создания танатонавтики.

Он восхищенно слушал самого себя.

– Следовательно, наш ангар – танатодром, поскольку отсюда стартуют наши... танатонавты.

В подвалах Флери-Мерожи только что родилась новая научная терминология. Рауль сиял как медный таз.

Блондинка достала бутылку шипучки и сухое печенье. Все выпили по поводу крещения новой отрасли знания. Только я был мрачен и оттолкнул бокал, который мне протягивал Рауль.

– Простите меня. Не хочу нарушать ваше празднество, но, если я правильно понял, здесь играют с жизнью. Эти господа получили задание отправиться на покорение страны мертвых, не так ли?

– Ну да, Мишель. Это же чудесно?

Рауль поднял руку к заляпанному пятнами потолку.

– Изучение потустороннего мира – какой удивительный вызов для нашего поколения и поколений будущих.

Я отстранился.

– Рауль, мадам, господа, – спокойно произнес я, – вынужден вас покинуть. Мне не по пути с сумасшедшими самоубийцами, поддерживает их правительство или нет. Привет всем.

Я развернулся и направился к двери, но медсестра ухватила меня за руку. Я впервые услышал ее голос.

– Подождите, вы нам очень нужны.

Она не умоляла, а говорила холодным, почти равнодушным тоном. Тем, которым пользовалась в больнице, когда просила передать гидрофильный тампон или скальпель с хромированным наконечником.

Я встретился с ней взглядом. У нее были глаза редчайшего цвета: аквамариновые с бежевыми крапинками в центре, а зрачок походил на остров в океане. И я нырнул в ее глаза, как в черную бездну.

Она продолжала в упор смотреть на меня без улыбки и даже без симпатии. Словно ее обращение ко мне было проявлением наивысшей уступки. Я отступил. Я спешил покинуть это кошмарное место.

40. Полицейский архив

Запрос основных данных

Фамилия: Баллюс

Имя: Амандина

Волосы: Светлые

Глаза: Аквамариновые

Рост: 1 м 69 см

Приметы: Отсутствуют

Комментарий: Пионер танатонавтики

Слабое место: очень увлекается сексом.

41. Мифология индейцев Амазонки

Творец мира решил однажды сделать людей бессмертными. Он приказал им: «Отправляйтесь на берег реки. Увидите, как по ней плывут три пироги. Не останавливайте две первые. Дождитесь третьей и поцелуйте Дух, который в ней находится».

От первой пироги, наполненной гнилым мясом, в котором копошились черви и от которого исходил отвратительный запах, индейцы отшатнулись. Но когда появилась вторая, они увидели смерть в облике человека и бросились ее утешать. Было слишком поздно, когда в третьей пироге появился дух Творца. Он с ужасом увидел, что люди уже поцеловали смерть. Так они сделали свой выбор.

Из диссертации Франсиса Разорбака «Эта незнакомка Смерть»

42. По наклонной плоскости

Целых две недели я не имел никаких вестей от моего экс-друга профессора Разорбака и его танато-штуковины. Признаюсь, я был крайне разочарован. Рауль, идол моей юности, сумел реализовать свои фантазии, а я был возмущен до глубины души. И даже собирался сдать его полиции. Если он проводил «смертельные» эксперименты на подопытных людях, следовало немедленно прервать вредное начинание.

Но во имя старой дружбы я воздержался от доноса. Я повторял себе, что если он получил поддержку Государства, как утверждал, то соответствующие гарантии давало именно оно.

«Вы нам очень нужны», – сказала молодая медсестра, и эта фраза мучила меня. Почему они нуждались во мне, чтобы убивать людей? Немного цианистого калия или мышьяка и все! А я дал клятву Гиппократа, и одной из главных заповедей моей профессии было спасать жизни, а не укорачивать их.

Когда Рауль вновь позвонил, я собирался сказать ему, что больше не желаю слышать о нем и его опытах, но что-то меня удержало, быть может, наша старая дружба, быть может, слова медсестры, все еще звучавшие в моих ушах.

Он пришел ко мне домой. Рауль выглядел постаревшим, а в его поведении ощущалась нервозность. Похоже, он не спал несколько дней. И одну за другой курил эвкалиптовые сигареты, делая всего несколько затяжек.

– Мишель, не осуждай меня.

– Я тебя не осуждаю. Я пытаюсь тебя понять, но не понимаю.

– Так ли важен некий тип Разорбак. Важен только проект. Он меняет людей. Это – вызов нашего поколения обскурантизму. Я тебя шокирую, но все предтечи шокировали современников. Рабле, шаловливый писатель Рабле, по ночам ходил на кладбища, чтобы вырывать трупы и изучать анатомию, и способствовал развитию медицины. В то время такие поступки считались преступлением. Но благодаря ему удалось понять принцип кровообращения, и многих удалось спасти с помощью переливания крови. Мишель, если бы ты жил в те времена и если бы Рабле попросил твоей помощи в своих ночных экспедициях, что бы ты ответил ему?

Я задумался над вопросом.

– Я бы согласился, – наконец ответил я. – Согласился бы, ибо его... пациенты уже были мертвы. Но твои подопытные свинки еще живы! И все твои ухищрения сводятся к одной цели – отправить их в мир иной? Да или нет?

Рауль долго и нервно крутил в руках зажигалку. Но она не зажигалась. Либо он слишком сильно дрожал, чтобы включить механизм, либо кремень стерся.

– Ты не ошибаешься, – наконец произнес он, тщательно контролируя себя. – Вначале мы располагали пятью танатонавтами, и двое уже скончались. Они умерли глупо, потому что я не врач и не знаю, как их реанимировать. Я знаю, как погрузить в спячку сурков и вернуть их к жизни, но бессилен, когда дело касается человеческих существ. Я не умею правильно дозировать анестезирующие вещества. И чтобы покончить с этим, я обратился за помощью к тебе, к тебе и твоему изобретательному и хитрому разуму.

Я протянул ему спички.

– Да, анестезирование людей – моя профессия. А погружение их в кому – дело совершенно иное.

Он встал и принялся расхаживать по комнате.

– Подумай. Придумай что-то новое! Я нуждаюсь в тебе, Мишель! Однажды ты сказал, что я могу положиться на тебя. Так вот, этот день настал. Я нуждаюсь в тебе, Мишель, и умоляю о помощи.

Несомненно, я желал ему помочь. Как в добрые старые времена. Он и я против дураков. Но на этот раз перед нами не было дураков. Надо было бросить вызов чему-то холодному и неведомому, что мы называем смертью. При одном упоминании о ней люди крестятся. А он отправлял к праотцам людей, которые ему доверились. Из чистого любопытства. Чтобы решить свои проблемы с отцом. Чтобы удовлетворить свою гордыню исследователя нового мира. Рауль, «мой друг Рауль», с холодностью убивал людей, которые ему ничего не сделали... Убивал их во имя науки. Все во мне кричало «Безумец!».

Он смотрел на меня, как любящий старший брат смотрит на младшего.

– Тебе известна китайская пословица: «Тот, кто задает вопрос, рискует пять минут выглядеть глупцом, а кто вопросов не задает, останется глупцом на всю жизнь»?

Я решил вступить в игру на его поле.

– Есть еще более известная фраза, сочиненная евреями: «Не убий». Одна из Десяти Заповедей. Она записана в Библии.

Он перестал ходить и схватил меня за руки. Его паучьи кисти были теплыми и влажными. Он впился глазами в мои глаза, пытаясь убедить меня.

– Следовало добавить одиннадцатую заповедь: «Да не умрешь ты в невежестве». Допускаю, умрут, быть может, пять, десять, пятьдесят. Но какая ставка! Если нас ждет успех, мы наконец узнаем, что такое смерть, и люди перестанут ее бояться. Люди в спецовках, которых ты видел в лаборатории, заключенные-добровольцы. Я тщательно отбирал их. Их объединяет нечто общее: пожизненный срок. Они обратились к президенту с просьбой восстановить смертную казнь, чтобы не гнить заживо в своих камерах. Я разговаривал с пятьюдесятью такими недовольными. И выбрал тех, кто казался мне искренним в своем желании отказаться от жизни, чтобы избежать ненавистной участи. Я говорил с ними о проекте «Рай». Они немедленно загорелись желанием помочь.

– Потому что ты их обманул, – сказал я, пожав плечами. – Они не ученые. Они не знают, что располагают всего 99,999% шанса расстаться со своей шкурой в твоих опытах. Они тоже боятся смерти, хотя утверждают обратное. В последний миг боятся все!

Он вцепился в меня еще сильнее. Мне было больно, но он не обращал внимания на мои усилия вырваться.

– Я их не обманывал. Им известны все опасности. Они знают, что многие умрут до того дня, когда кто-то сможет вернуться после искусственно вызванной NDE. И этот человек станет истинным пионером. Он сделает первый шаг в овладении миром мертвых. В общем, все это лотерея, в которой много проигравших и один победитель...

Он сел, схватил бутылку виски, которую я поставил на журнальный столик вместе со стаканами, и налил себе. И снова закурил одну из своих дурацких сигарет с помощью моих спичек.

– Мишель, и мы с тобой умрем однажды, а перед самой смертью спросим себя, как мы распорядились своими жизнями. Надо попытаться совершить что-то оригинальное! Расчистим путь. Если нас ждет неудача, продолжат другие. Танатонавтика делает первые шаги.

Его упрямство меня поразило.

– Ты поставил перед собой невозможную задачу, – вздохнул я.

– «Невозможно» говорили и Колумбу, когда он утверждал, что может поставить яйцо в вертикальное положение.

Я с горечью усмехнулся.

– Это оказалось легко. Надо было только немного нарушить целостность скорлупы в основании.

– Да, но он первый открыл это. Послушай, я поставлю перед тобой задачу, решение которой, несомненно, покажется тебе столь же невозможным, как проблема колумбова яйца в свое время.

Он извлек из кармана записную книжку и карандаш.

– Можешь нарисовать окружность и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги?

И чтобы лучше показать, какую фигуру надо получить, он нарисовал круг с точкой в центре.

– Сделай то же самое, не отрывая карандаша от бумаги.

– Это невозможно, и ты это знаешь!

– Не труднее, чем поставить яйцо вертикально. Не труднее, чем завоевать Континент Мертвых.

Я скорчил недоверчивую мину, разглядывая круг и точку.

– У тебя есть решение?

– Конечно, и я тебе немедленно докажу это.

Именно в это мгновение ко мне в квартиру без всякого предупреждения ворвался мой дорогой братец Конрад. Дверь была открыта, и он, конечно, не стал стучать.

– Привет честной компании! – весело крикнул он.

Мне не хотелось продолжать беседу в присутствии братца-кретина. Я попытался прекратить дискуссию на двусмысленную тему.

– Увы, Рауль, но дело, которое ты мне предлагаешь, меня не интересует. Что касается твоей задачки, то у нее нет решения без какого-либо мошенничества.

– Фома неверующий! – воскликнул он, не теряя уверенности в себе.

Бросил на столик визитную карточку и добавил:

– Найдешь меня по этому номеру, если передумаешь.

И после этой последней реплики исчез, даже не попрощавшись.

– Кажется, я знаю этого типа, – заметил мой братец.

Я решил сменить тему разговора.

– Ну, Конрад, – весело начал я, словно был рад его видеть, – кем же ты стал?

Он был всегда многословен, а его речи нагоняли на меня тоску. Я прекрасно знал, кем стал Конрад. Он работал в области импорта-экспорта «всего, что можно засунуть в контейнеры». Разбогател. Женился. У него было двое детей. Владел роскошным спортивным автомобилем корейского производства. Играл в теннис. Посещал салоны, где ведут умные беседы, и обзавелся любовницей, совладелицей фирмы.

Конрад с удовольствием изложил последние эпизоды своего счастливого существования. Он за мизерную цену приобрел картины мастеров, купил дом на побережье Бретани и приглашал меня погостить, если у меня возникнет желание помочь ему в ремонте. Его дети преуспевали в школе. Я мило улыбался, но знал, еще пара-тройка новостей в том же духе, и не сдержу нарастающего желания ткнуть его в морду кулаком. Ничто не раздражает больше, чем чужое счастье. Особенно когда этот чужой служит мерилом твоих неудач...

Мать звонила три-четыре раза в неделю:

– Мишель, когда наконец ты мне сообщишь что-нибудь приятное? Уже давно пора обзавестись семьей. Посмотри на Конрада. Как он счастлив.

Но мать не ограничивалась тем, что подталкивала меня к браку. Она действовала. Однажды я застал ее за сочинением брачного объявления для газеты: «Преуспевающий врач, богатый, интеллигентный, красивый и остроумный, ищет женщину того же уровня». Примерно таков был дух ее творения. Я закатил ей скандал!

Пока я занимался загадкой круга и его центра, Конрад продолжал засыпать меня подробностями своего счастья. Он детально описывал каждое помещение своего бретонского замка и объяснял, как обвел вокруг пальца местных, чтобы заплатить всего четверть цены.

Какая улыбка превосходства! Чем дольше он говорил, тем больше жалости звучало в его голосе. «Бедняга Мишель, – думал он, столько лет учебы, чтобы прийти к этой одинокой жизни, печальной и жалкой».

В то время моей жизни нельзя было позавидовать.

Я жил один, по-холостяцки, в крохотной студии на улице Реомюр. И не только одиночество угнетало меня, я разочаровался и в работе. Я приходил в больницу утром. Изучал карточки ждущих операции. Готовил свои составы, наполнял шприцы, следил за экранами.

К счастью, у меня, как у анестезиолога, никогда не случалось провалов, но мое существование великого жреца в белом халате вовсе не отвечало тем ожиданиям, которые зародились у меня во время короткого пребывания в больнице Святого Людовика. Медсестры вовсе не ходили голыми под рабочими халатиками. Не составляло труда уговорить некоторых из них, но они отдавались в надежде выскочить замуж за врача, чтобы бросить работу.

Моя профессия принесла сплошные разочарования.

Меня не ценили начальники, не уважали подчиненные, а равные мне просто не замечали. Я был деталью, шестеренкой с заданной функцией. Тебе привезут пациента, ты его усыпишь, я его прооперирую и так далее. Ни здравствуй, ни прощай.

Конрад трепался и трепался, а я повторял себе, что должно быть нечто иное, чем моя нынешняя жизнь и ее так называемое счастье. Альтернативы не существовало.

Как же нарисовать круг с точкой в центре, не отрывая карандаша от бумаги? Невозможно, совершенно невозможно.

Я был несчастлив, а Рауль ушел, унеся с собой свое безумие, свою одержимость, приключение, бросив меня в одиночестве на растерзание хандры.

Визитная карточка на столике светилась как мираж.

Круг и центр... Невозможно!