Текст книги "Стамбул. Сказка о трех городах"

Глава 14. Царь городов
^{324 г. н. э.}

Окружив этот город большою стеною и украсив различными зданиями, он расширил его, сравнял с царственным Римом и, переименовав в Константинополь, предписал законом называть его вторым Римом. Этот закон выбит был на каменном столбе и для всеобщего сведения выставлен на так называемом военном поле близ конной статуи царя.

Сократ Схоластик, «Церковная история»{189}189
  Сократ Схоластик, «Церковная история», 1.100.16, перевод на английский Шафф и Уэйс (1980), том 2, с. 144. Перевод на русский выполнен в середине XIX в. в СПб. Духовной Академии. Этот перевод положен в основу книги: Сократ Схоластик. Церковная история. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996. 368 с. (прим. пер.).


[Закрыть]

Этот характеризующий эпоху памятник не сразу бросается в глаза. Короткий обрубок Константиновой порфировой колонны, с которой император – в обличье Аполлона – заявляет всему миру, что он – смотритель пристанища Божьего на Земле, ныне борется за внимание зрителей, в окружении торгующих дешевыми мобильниками лавчонок и аляповатыми прачечными, что встречают посетителей Большого базара в Стамбуле.

Но здесь нам во многом становятся ясны мысли и колоссальная дальновидность человека, который подарил миру этот город, олицетворяющий мировую державу. Доставка материалов для этого привлекающего к себе все взгляды памятника с пронзающим небеса пальцем – центром нового городского форума Константина – сама по себе стала международной операцией. Уникальный пурпурный камень привезли из Монс Порфиритес – порфировых каменоломен в Египте.

По обрывкам византийских настенных надписей на надгробии египетского фараона Рамсеса VI в Долине царей можно понять, кого Константин озадачил приобретением украшений для своего нового города: вандал, некий Никагор, начертал свою благодарность за полностью оплаченную поездку «добродетельнейшему из императоров, Константину, даровавшему мне это». Впечатлительный посланец Константина был факелоносцем на Элевсинских мистериях (разнузданный обряд, который еще с бронзового века проводили в местечке Элевсин) – язычником до мозга костей. Его задачей было отыскать обелиски (их заказали, но привезли уже после смерти Константина) и пурпурные камни для императорской колонны{190}190
  В более поздних источниках рассказывается, что на самом деле их привезли из Рима, хотя порфир часто называют «римским камнем» – обе версии могут оказаться верными. Очевидно, что эти камни – из египетских каменоломен.


[Закрыть].

После водружения подпирающих небо блоков (поначалу они успешно держались, но, как известно, к 416 г. барабаны колонны пришлось укрепить железными ободами) на них установили любопытную статую – человекоподобную фигуру с выраженными отличительными признаками.

Едва ее возвели, эта статуя, сделанная из бронзы, увенчанная короной с семью лучами – в каждом луче якобы содержался фрагмент гвоздя с распятия Христа, – с копьем в одной руке и державой в другой (летописцы Константина писали, что державу эту привезли из фригийского Илиона, а затем переделали) тут же стала источником сплетен и домыслов. Неужели Константин так объявлял себя одновременно Христом, греческим Аполлоном, троянским героем и Непобедимым Солнцем Востока?

На монетах, что Константин чеканил в начале своего правления, его изображали подобным образом в окружении солнечных лучей, а статуи в разных концах империи посвящали «августу Константину, Всевидящему Солнцу». Каждый год в день рождения Константина по Константинопольскому ипподрому на золоченой колеснице Гелиоса со свистом провозили изображение Тихе, богини удачи (немаловажно, что его переделали из статуи Кибеле, восточной Матери Природы). Возможно, Константин I и был императором-христианином, но облачен он был в одежды языческого мира.

А под Константиновой колонной скрывалось нечто еще более любопытное. Здесь была замурована деревянная статуэтка Афины Паллады (такие называли палладиями). Считают, что она сохранилась со времен Троянской войны. Поэты античной эпохи поведали нам, что эту реликвию из Трои тайно вывез Эней. С ее помощью мощь Рима связывается с его эллинскими корнями и коварством первых римлян (троянцев), орудующих на Востоке. Что за нужда Константину переносить свой главный город в Трою – Троя сама придет к нему.

Еще здесь, как утверждают, нашли то самое тесло, которое использовал Ной для строительства ковчега, и корзины, из которых Иисус доставал хлеб и рыб, чтобы накормить пять тысяч человек. Все это – продуманная, разномастная система символов, где одним махом смешались сила греков и римлян, Запада и Востока, монотеистических и политеистических религий. И все это в одной-единственной колонне, воплощающей величайшую историю из всех, происходивших на Земле.

Сразу же стал ясен масштаб замысла императора-воина. На месте работы начались, вероятно, не позднее 324 г. н. э. – в год начала битвы при Хрисуполисе и за шесть лет до того, как официально заложили и переименовали Константинополь. Разметив территорию города площадью около трех квадратных миль и отодвинув стены более чем на милю к западу, император утвердил внешние границы – и оказалось, что Константинополь будет в три раза больше Византия эпохи Античности.

Одна из первейших задач Константина (который, наверное, никак не мог забыть пример Трои) состояла в том, чтобы обнести город новыми стенами{191}191
  Любимый римлянами строительный материал, pozzolana, вулканический туф бронзового века, который, словно цементом, связал империю, не использовался при строительстве стен Константина.


[Закрыть]. Этот уникальный, извилистый контур, то и дело прерываемый воротами (в строительстве которых якобы участвовали десятки тысяч пленных готов), – заметный и с суши и с моря, отныне и навсегда станет яркой отличительной чертой города. Стены Стамбула, возведенные в разные годы разными императорами, – все равно что годовые кольца старого дуба. К величайшему восторгу археологов, каменные блоки Константина (составлявшие стены высотой 53 метра и более 4 метров толщины) только-только начали показываться из земли во время раскопок в районе Еникапы, в ходе которых, кстати, нашли и первый в мире деревянный гроб. Стоя возле этих огромных каменных глыб, можно буквально вдохнуть запах честолюбивых устремлений Константина{192}192
  О надписях на стенах см. работу Жиля (1988), книга I, главы XIX и XXI.


[Закрыть].

Официальная церемония торжественного открытия города состоялась в 330 г. Она началась с бескровного жертвоприношения (жертвоприношения животных были официально запрещены в Новом Риме) и продолжалась целых сорок дней, со 2 апреля по 11 мая – библейский срок{193}193
  Сравните: «Пасхальная хроника», 330 г. христианской эры.


[Закрыть]. Население города (многих жителей недавно пригласили сюда) успокоилось, узнав, что некоторые римские традиции (например, бесплатная раздача хлеба, а в Константинополе еще и масла и вина) сохранились.

Форум Константина, где водрузили Константинову колонну, построили с нуля. Он был круглым, окаймленным двухэтажной, полукруглой колоннадой, тут и там возвышались триумфальные арки, с севера к нему примыкало здание сената (по стилю – мини-пантеон с порфировым фронтоном и четырьмя колоннами), с юга – Нимфей (где иногда проводили свадьбы) и Преторий (суд, возглавляемый префектом Востока), а с юго-востока – тюрьма. Такая городская планировка была одновременно и знакомой, и экспериментальной{194}194
  Подробнее об этом и многом другом см. работу Бассетта (2004), глава I.


[Закрыть].

Такая же история и с созданием Капитолия – именно этого и ожидали (в честь Юпитера, Юноны и Минервы, «государственных» богов Римской империи), так же, как и строительства Константином храмов Рее-Кибеле и Тихе-Фортуне. Неожиданным было то, что внутри городских стен оказался грандиозный мавзолей (сооружение вроде того, что возвел один лишь Август, и тех, что обычно строили христиане), как и то, что на ведущих местах акрополя были построены два христианских храма. Вот какой представляется картина в 330 г., когда Константинополь был явлен миру в качестве центра зарождающейся великой державы.

До тех пор, пока в 1453 г. Константинополь не сдастся армии Мехмеда II Завоевателя, в городе отмечали день его торжественного открытия. 11 мая императоры будущей столицы Византийской империи с процессией шествовали по шелковым коврам вдоль Срединной дороги, Месы, продолжавшей Эгнатиеву дорогу, мимо грандиозного сооружения колоннады Севера. И для бедных, и для богатых устраивали пиршество – самые пышные развлечения, какие только могла позволить существующая власть. В наши дни в рамках интерактивного семипозиционного плана (Международного византийского плана), предполагающего прославление всего византийского, несмотря на то, что христиане уже и не управляют городом, празднование 11 мая горячо поддерживается.

Церемония посвящения Константина началась в новой церкви Святого Мира (или церкви Святой Ирины, более поздний вариант которой до сих пор стоит на территории дворца Топкапы). Константин построил ее по соседству с языческими храмами Аполлона и Афродиты. Впрочем, возможно, он просто расширил домовую церковь. Однако далее торжественная процессия в честь основания города – с дарами из матери всех городов, Рима, – по пути к форуму Константина проходила мимо языческих храмов Реи и Тихе, а также храма Фортуне Редукс (богине, отвечавшей за благополучное возвращение людей домой){195}195
  О Фортуне Редукс см. Манго (2000), с. 177.


[Закрыть]. Вдоль церемониального пути, Месы, тут и там встречаются грандиозные навесы из камня и бронзы – сооружения с четырьмя колоннами (под названием тетрапилоны), укрывающие статуи императора, а со временем – христианские реликвии.

Если сегодня пройтись по тому, что осталось от Месы, по улице Диван-Йолу, до ее пересечения с улицей Узунчарши, можно представить себе вид этих великолепных конструкций – хотя многочисленные кебабные, ирландские пабы и продавцы брелков не вполне отражают атмосферу, царившую на древней дороге. Во времена Константина по обе стороны Месы росли цветы и хлеба. Должно быть, первый город Христа выглядел и был оформлен великолепно.

Во времена правления Константина Византийский ипподром подновили и снабдили cavea –  расположенными в несколько ярусов местами для сидения. Возведенный Септимием Севером Милий, обозначающий расстояния до всех городов империи, переделали, превратив его в современный вариант Августова Золотого мильного камня, Milliarium Aureum. Теперь языческий Милий Севера был увенчан религиозной группой, изображающей Константина, его мать Елену и фрагмент Животворящего креста, который, как (позднее) утверждали, она нашла в Иерусалиме. Благодаря этим усовершенствованиям в Милие, Константинополь тут же оказался в самом центре сети путей сообщения, ведущих даже за пределы империи.

К роскошным бронзовым вратам императорского дворца вел Ахиллов портик. Перистиль переименовали в Августейон – в честь матери Константина, Августы Елены. Над второй Троей возвышалась и серебряная статуя этой второй Елены. Еще тысячу лет, пока многие жаждали осадить этот город, его жители (которые жили бы в самой Трое, если бы Константин предпочел придерживаться своего первого плана – так пишут) рассказывали друг другу предания о Троянской войне, заказывали или переделывали из старых статуй троянских героев и собирали тексты этой легенды для своих библиотек и скрипториев.

Из того, что Новый Рим, как и Древний Рим, стоит на семи холмах, многое понятно, и об античном прошлом этого города сложили новые мифы. И вести дела в этой метрополии, которая теперь стала в четыре-пять раз больше того, что оставил по себе прежний византийский градостроитель, Септимий Север, пригласили не представителей древних родов Рима, а новых людей. Новый Рим обладал неким внутренним великодушием: перенимая могущество своего города-предшественника, он просил дозволения обыграть свежие, заманчивые идеи о том, как жить на свете.

В те времена это был грандиозный эксперимент. При этом, как ни странно, все это в определенном смысле было не ново. Римские императоры нередко создавали города в свою честь – большинство современных Константину летописцев не комментировали его поступки. Долгое время считалось, что духи, нимфы, боги и богини действительно обитают в городах, храмах и святилищах. Пусть Христос – некий новый полубог, зато он далеко не первый, кого чествовали таким образом. Но ясно одно – в Константинополе, отвергшем свое греко-фракийское имя, под которым его знали не менее 1000 лет, сложилось мнение о том, что город обрел исключительное значение. Ведь именно из Константинополя, по искреннему убеждению его жителей, всевидящий и всемогущий Господь будет править миром.

Отныне цель Римской империи, да и тех, кто ее представлял, состояла не только в захвате земель, но и в сохранении общности с духовным началом – чтобы захватить умы.

Глава 15. Вера, надежда, милосердие и Никейский символ веры
^{С 324 г. н. э.}

Он разрушал их до основания, особенно же капища, пользовавшиеся уважением беззаконных.

Евсевий Кесарийский, «Житие Константина»{196}196
  Евсевий, «Житие Константина», книга 3, перевод на английский Ричардсона (1980). Перевод на русский по изданию: СПБ Духовная Академия, под ред. А. А. Калинина, см. прим. 1 к главе 10 (прим. пер.).


[Закрыть]

В Диррахии, нынешнем Дурресе, на побережье Албании, у истоков Эгнатиевой дороги стоит разрушенный амфитеатр. Несколько домовладельцев отказались переезжать, когда в 1960-х и 1980-х гг. здесь начались первые раскопки, и теперь, в XXI в., самовольно проживают посреди впечатляющих античных развалин. Над камнями эпохи Римской империи албанцы развешивают белье и смотрят кабельные каналы. А ведь некогда здесь разворачивались кровопролитные сцены, до которых граждане были так охочи в эпоху поздней Античности: тут приносили в жертву животных и людей, но с принятием христианства во времена Константина эти представления в амфитеатре прекратились. «Кровавые зрелища нам неприятны», – заявил Константин в эдикте 325 г., а по сведениям источников, персидскому царю Шапуру он сообщал следующее: «Я… в ужасе от крови жертвоприношений, от их грязных и отвратительных запахов…»{197}197
  Евсевий, «Житие Константина», 4.10, перевод на английский Шафф и Уэйс (1955).


[Закрыть]

Как только Константин не оставил сомнений в том, что на всей территории империи к христианству будут относиться толерантно, тут же прямо в амфитеатре возвели церковь и стали хоронить христиан, встретивших своевременную, естественную смерть – а ведь когда-то их тут убивали для развлечения. В наши дни местные жители, совсем как 1700 лет назад делали это жители Константинополя, приносившие сюда маленькие глиняные фонари, демонстративно зажигают свечи среди развалин лишившейся крыши церкви (коммунистический диктатор XX в. Энвер Ходжа запретил христианство[9]9
  Сталинист Энвер Ходжа запретил всякую религию в стране воинствующего атеизма (прим. ред.).


[Закрыть], и этот запрет сняли лишь в 1991 г.). На этих константинопольских лампах неожиданно появляются новые образы: уже не мать Елены Троянской, Леда из Спарты, которой, обратившись в лебедя, овладел Зевс, и не порхающий со своими жалящими стрелами Эрос, а рыбы и кресты – дюжины таких находок обнаружились в ходе раскопок в Большом Стамбуле. Количество таких ламп с новыми, христианскими росписями указывает на то, насколько христианство вошло в норму в Константинополе и соседних Халкидоне и Хрисуполисе{198}198
  См., например, Пекина и Кангала (2007), с. 78 (каталог Ü13) и 86 (Ü25).


[Закрыть].

Пять с половиной лет Константин провел в Никомедии (теперь это один из неприглядных городков современной Турции – Измит), здесь он вырабатывал стратегию и вел дела. Он бродил вместе с призраками прошлого по старому дворцу Диоклетиана, где его некогда учили быть добропорядочным римлянином и откуда шли приказы о преследовании христиан. В 325 г. он изменил мир и создал один из прекраснейших городов.

Никея, в 100 милях к югу от Константинополя, в Анатолии, – это такое место, где кажется, что вполне возможно быть сразу в двух эрах. Долгое время Никея, которая сегодня называется Изником (здесь производили самую красивую керамику для Стамбула времен Османской империи), была уютным и процветающим городком на берегу озера. Этот город до сих пор загражден вратами. Кольцевые стены из прочных камней (а позднее – из римского кирпича) некогда защищали его жителей. Например, историка Диона Кассия, который расскажет миру, допустим, о том, что Боудикка была «огненно-рыжей». Или – греческого астронома Гиппарха, чьи теории о том, что Земля – центр Вселенной, были опровергнуты лишь Коперником. У стен Никеи сражались Септимий Север и Песценний Нигер, а в 1204 г. именно в Никее скроются правители и жители Константинополя, спасаясь от жестокого бедствия – Четвертого крестового похода, когда Константинополь захватили пришедшие с запада франки.

В 325 г. именно в эту оживленную маленькую гавань неудержимо съезжались христиане из жарких, пыльных, искрящихся городов Северной Африки, из промозглой Британии, со Среднего Востока и Южного Кавказа. Одним из них был сын Григория, того самого, что долго томился в шахте Армении. Они стремились туда, где воды озера, в котором во множестве плещется лосось и бродят аисты, обещали покой и отдохновение их беспокойным душам. Прибыло сюда не меньше 250 епископов – их главной целью было оспорить теологическую теорию, популяризованную одним человеком. В Александрию, бурлящий рассадник мысли, в город, который в 330 г. до н. э. основал Александр Македонский, чтобы он стал центром знаний, явился ливиец, бербер по происхождению, по имени Арий. И объявил, что Сын Божий, Иисус Христос, менее божественен, чем Отец его, Господь. Чтобы подробно обсудить, что будет представлять собой христианство, Константин призвал Ария и его открытого противника, патриарха Александрийского Александра, в Никею.

Собор, созванный в Никее в 325 г., проходил с 20 мая по 19 июня – прелестнейшее время года в Анатолии. Можно только вообразить интеллектуальный пыл, напряжение и теологический подъем, что испытывали участники собора во время своих прений! Споры велись под шелест дубов, которые выращивали, чтобы добывать железистые чернила, и шум представлений, что шли в театре (театр ныне заброшен, там бродят одни лишь бездомные псы и археологи, которых псы не пугают). Участники собора заседали в роскошном летнем дворце императора на берегу озера. И Константин в нем активно участвовал.

Пусть спор и был теологическим – единая ли сущность (homoousios) у Бога и Иисуса Христа или они неединосущны? – но вопрос этот решать не одним служителям церкви. Отныне вопрос неприятия арианизма будет отражаться на развитии всей европейской и ближневосточной цивилизации. А Никейским собором за представителями светской власти была беспрекословно закреплена и духовная власть. Известно, что когда Константин вошел в зал собора, все замолчали, поднявшись по знаку, когда полубог-император прошествовал мимо них, «будто небесный ангел Божий, которого торжественные одежды блистали молниями света»{199}199
  Евсевий, «Житие Константина», III.10.3, перевод на английский Камерона и Холла (1999).


[Закрыть]. В Никее Константина чествовали, как «епископа дел внешних»{200}200
  Константин сказал: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, а меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Там же, 4.24.


[Закрыть]. Присутствовавшие здесь вели очень эмоциональное обсуждение. Ходили слухи, что один раз Николай Мирликийский (Николай Чудотворец; говорят, св. Николай – предшественник Санта-Клауса) ударил Ария по лицу, а сторонник Ария Евсевий из Никомедии в ответ помочился на рясу Николая. После того, как против Ария проголосовали, его изгнали в Иллирию (ныне Албания), куда он отправился по Эгнатиевой дороге. А работы его Константин велел сжечь.

Принятые здесь в 325 г. решения имели действительно серьезные последствия. На соборе не только установили отношение между Богом Отцом и Богом Сыном, но и признали возможность существования вселенского закона, определили дату Пасхи, обособив ее от Пасхи иудейской, а также приняли ряд церковных установлений, запрещающих, например, кастрировать себя и заниматься ростовщичеством. Многие миллиарды людей еще тысячи лет будут превозносить в своих молитвах имя Константина.

После совещания в Никее в императорском дворце, от палат которого сейчас остались лишь призрачные ряды камней в воде у берега озера, устроили грандиозное пиршество. Однако одна из уступок, которую здесь сделал Константин, для Константинополя вовсе не была поводом для торжества.

Император, чуть ли не между прочим, согласился с тем, что римский сенат все равно будет иметь приоритет над константинопольским. Пятьсот лет спустя это принесет Константинополю и его жителям большие бедствия.

Ожесточенные споры в Никее предварили ту характеристику, которую вскоре дадут Константинополю, – город прославится ярыми теологическими дебатами и далекими от реальности обсуждениями. Город начинало окружать некое лучистое сияние религиозности. Было объявлено, что в Константинополь свезут мощи всех апостолов – новый, построенный Константином императорский мавзолей стоял на том самом месте, где должны были захоронить останки святых Луки, Тимофея и Андрея. После смерти Константина его стали называть isapostolos, равным апостолам. Константинополь превращался в город, ломившийся от перспектив духовной жизни. В древнегреческих и римских религиях всегда с некоторой осторожностью относились к возможности жизни после смерти, не говоря уже о рае. Теперь же это стало вполне доступно и простым людям. А поможет им в этом безыскусная, систематизированная вера, и даже само внешнее убранство улиц Константинополя, его церкви, святилища и ларцы с реликвиями.

Как же жилось в этом обретающем силу христианском мире? Изменился ли под стать облик города теперь, когда в лампах с христианскими мотивами зажигали огни – чтобы осветить иную духовную картину?

Архитектурный силуэт города, безусловно, стал другим. Недавно в центре города обнаружили здание византийской церкви. Возможно, это – знаменитый императорский монастырь Девы Марии. Похоже, в Константинополе теперь сознательно работали над установлением pax Romana. В переводе с латинского pax буквально означает «пакт» или «соглашение», на самом же деле в Римской империи под миром, по-видимому, зачастую понимали замирение. Греческое слово, обозначающее мир, eirene (состояние мира в отличие от войны, а также, вслед за стоиками – состояние внутреннего спокойствия), и средневосточное shul, shalom, salaam понимаются более всесторонне и гибко. Христианский мир – это, скорее, стремление, чем договоренность. Конструкция церкви Святой Ирины (Айя-Ирина) – церкви Святого Мира – обращена как к духовному, так и к общественному началам. Pax Romana, позволивший насаждать христианство, подкреплялся новым, интересным понятием о внутреннем eirene – мире, возможном не только в практическом, но и в философском смысле.

По соседству с церковью Айя-Ирина, там, где изначально лежал древнегреческий акрополь, вскоре заложили сиротский приют Святого Павла и соответствующее медицинское учреждение. Впоследствии построили богадельни и другие приюты. Константин ежедневно раздавал в городе хлеб 80 000 нуждающимся. Для бесплатного погребения бедняков назначили девять тысяч пятьдесят мастерских. Константинополь разрастался и славился, в том числе, тем, что обеспечивал содержание больным – город вскоре украсили больницы, оказывающие помощь безнадежно больным, людям с инфекционными заболеваниями и матерям с детьми.

Постепенно уменьшалось число рабов на обслуживающих город землях. А вместо них появлялось все больше мелких фермеров со своими наделами. Таких называли coloni – то же, что крепостные крестьяне Западной Европы{201}201
  Огромное спасибо Дионисию Стафакопулосу за подсказку.


[Закрыть]. Возможно, мотивы, побуждавшие Константина к осуществлению реформ, были очень разными, и, быть может, летописцы изрядно их приукрасили. Пишут, однако, что город своим процветанием обязан тому, что «с одной стороны, боголюбезность строителя и города, с другой, милосердие и щедрость жителей к нуждающимся; ибо Константинополь так располагает всех к Христовой Вере, что Иудеи в нем – многие, а язычники почти все перешли в Христианство»{202}202
  Созомен, «Церковная история», 2.3, перевод на английский Шаффа (1994). Перевод на русский по изданию: Церковная история Эрмия Созомена Саламинского. – СПб.: В типографии Фишера, 1851 (прим. пер.).


[Закрыть].

Языческие толкователи отмечали явное безумие идеи о спасительном всепрощении – известно, что в Константинополе даже убийцы могли очиститься от грехов. Первым убийцей того времени был, разумеется, Константин, но излишний цинизм тут неуместен. Император и сам активно участвовал в «добрых делах». Добродетель, как точно выразился Аристотель, уже сама по себе – награда. В одном из фрагментов текста мы читаем, что Константин призывал граждан, в том числе и женщин, обращаться к нему со своими трудностями, чтобы разрешить их в соответствии с заветом Иисуса о социальной справедливости{203}203
  Агриппина сказала: Он не был пагархом (правителем пага, области) в этой области.
  Август Константин сказал: Но закон предусматривает, что никто, занимающий управленческую должность, не может ничего покупать, так что не имеет значения, купил ли он это в своем паге или в другом, раз совершенная им покупка противозаконна.
  И он добавил: Известно ли тебе, что все, что купил управитель, переходит во владение fiscus (казны)?
  Агриппина сказала: Он не был главным в этой области. Я совершила покупку у его брата. Посмотри купчую.
  Август Константин сказал: Пусть Кодия и Агриппина получат у продавца уплаченную сумму.
  Кодекс Феодосия, 8.15.1, перевод на английский Фарра (2001).


[Закрыть].

Хотя в 212 г. Каракалла и даровал гражданам всеобщее подданство, но теперь жителям Новой Римской империи хотелось испытать более тесную связь с государством. В рамках христианской системы статус человека не ограничивался делением на humiliores (людей низкого происхождения) и honestiores (привилегированных граждан). Доступ к правам и привилегиям духовенства имели уже не только потомственные первосвященники. Зарождалась прослойка знати, которую составляли епископы. К концу правления Константина в империи, по некоторым оценкам, насчитывалось более шести миллионов христиан под предводительством многих тысяч духовных лиц, в том числе новых, а не только из числа политически состоявшихся, старых родов.

Константин отменил карательный указ Августа, запрещающий бездетность, в прежние времена отравивший жизнь немалому числу женщин Римской империи. Отныне разрешалось быть бесплодной, разрешалось быть бездетной, разрешалось хранить девственность и воздерживаться от секса.

В Константинополе, должно быть, произошел колоссальный выпуск энергии, исходящей, в частности, от представительниц женского пола. Женщины были рукоположены в сан диаконесс. Именно им было поручено помазание и крещение других взрослых женщин (ведь во время этих обрядов нужно было раздеваться, потому-то и осуществляли их женщины), а завершалась церемония молитвой епископа. В огромном соборе Святой Софии женщинам отводилась отдельная часть, и можно себе представить этих невест Христа, облаченных для богослужения и порой поющих гимны в хоре, состоявшем из одних лишь женщин.

До 390 г. в сан посвящали женщин любого возраста, но позднее – только тех, кому было за 60 (к диаконессам применялось больше ограничительных требований и более суровые наказания, если они оступались){204}204
  Присутствие женщин в церквях и религиозных учреждениях города достигло максимума, по-видимому, к VII в., хотя ряда традиций в Константинополе упорно придерживались вплоть до XII в.


[Закрыть]. В Константинополе это была священная роль для женщин в менопаузе. Один из районов города даже назвали «Диаконесса»{205}205
  Каррас (2004), с. 272–316.


[Закрыть].

Константин начал прибирать к рукам важные для христианства места за пределами стен Константинополя. На месте рождения Христа в Вифлееме теперь стояла церковь, а с холма Голгофы снесли языческий храм Адриана{206}206
  Адриан построил храм Венеры на Голгофе в 135 г. (Евсевий, «Житие Константина», 3.26).


[Закрыть]. На оживленном южном побережье Малой Азии, неподалеку от Тарса, уничтожили храм Эгея. Были также разрушены святилища в Агфе и Баальбеке в Ливане, сельскохозяйственном регионе, где сейчас по соседству с остывающими в реке дынями выращивают гашиш и опиум{207}207
  Спасибо Зине Сакур за помощь с этим абзацем.


[Закрыть]. В Сирии вскоре сломают храм Зевса Апамейского (в Апамее){208}208
  Храм Зевса Апамейского в 386 г. разрушил ревностный епископ города (Феодорит, «Церковная история», 5.21).


[Закрыть].

Епископ Элии Капитолины (римское название колонии в Иерусалиме, когда его восстановили после разрушения в 70 г.), участник Никейского собора, помогал Константину приступить к выполнению новой, охватывающей всю империю строительной программы. В Иерусалиме стерли с лица земли святилище «мрачное жилище для мертвых идолов, тайник сладострастному демону любви [Афродите]», чтобы отыскать то самое место, где распяли Иисуса Христа. На этом месте возвели грандиозный мартирий, храм Гроба Господня. Пишут, что Константин высказывался по поводу каждой мельчайшей детали, вплоть до убранства потолка. В Антиохии проникнутый оптимизмом Константин заложил храм Золотой Октагон, посвященный homonoia, т. е. согласию. А в Никомедии, чтобы увековечить свою победу над противниками и врагами Господа, он построил церковь Воскресения Господня. Ко времени своей смерти Константин основал церкви в Риме, Остии, Альбано, Неаполе, Капуе, Иерусалиме, Вифлееме, Хевроне, Никомедии, Антиохии, Гелиополе и, разумеется, Константинополе. Идея и идеалы христианства буквально цементом пропитали все вокруг. А в помпезном мавзолее-храме Галерия в Фессалониках Константин велел устроить церковь.

Большинство граждан империи были язычниками. А находили ли они утешение в каком-нибудь монотеистическом поклонении Солнцу, изящному варианту образа Аполлона? Античные боги постоянно меняли свое обличье, так может, эта новая церковь просто укрупнила очередного полубога, сделала его более ярким, даже грозным?

Ответ дает мозаика, которую обнаружили в византийских Фивах и теперь потихоньку, с осторожностью реставрируют в подсобных помещениях Византийского музея в Афинах. Это произведение искусства, принадлежавшее одному из состоятельных представителей римской знати, которая все чаще принимала христианство (к концу IV в. христианство уже перестало быть религией меньшинства из низов), представляет собой великолепный гибрид. Тут же бросается в глаза, что мозаика изображает сцену охоты, вроде той, что так ярко передает мозаика из Лода. По мере того, как мозаичные плитки постепенно перебирали, стало ясно, что на картине также присутствуют два христианских монаха{209}209
  Брэдбери (1994), с. 129–130. Харл (1990), с. 7–27. Эррингтон (1988), с. 309–318. Под редакцией Боумана, Гарнси и Кэмерона (2005), с. 101–102.


[Закрыть]. Так шли процессы уничтожения богов, духов и полубогов, сделанных из дерева и глины, кости бегемота и золота. Или их приспосабливали для других целей. А на их месте на просторах Нового Рима закреплялось религиозное создание нового рода.

Нам, как виду, свойственно жаждать непокоя. Может показаться, что мы – заложники привычек, но еще мы умеем восхищаться чем-то новым и неожиданным.

И нужно задаться вопросом, какие практические соображения двигали этими великими переменами во всей империи? Было ли это все делом рук Константина, работой хладнокровного тактика? Или же в этом была некоторая заслуга его беззаботной матери, подтолкнувшей сына к действиям?