Текст книги "А наутро радость"

Ему нужно было разобраться со своими собственными мыслями. В отличие от Анни, они были связаны с настоящим, а не с прошлым. Он думал о том, как придет его письмо. Мама не станет распечатывать его до ужина, а потом скажет, что у нее письмо от Карла. Мама, папа и сестра будут сидеть на кухне вокруг стола, с которого убрана грязная посуда. Тесси выразит надежду, что новости хорошие. А отец скажет, что получить письмо от Карла – это всегда хорошая новость. Мать распечатает письмо и прочтет: «Анни и я поженились…»

И от одной мысли о том, что они почувствуют, Карлу стало грустно.

6

– Я думала, они никогда не придут! – со счастливым вздохом произнесла Анни.

– На такие вещи требуется время, – объяснил кассир. – Я внес в банковскую книжку ваши проценты, миссис Браун.

– Подумать только! – воскликнула Анни. – Шестьдесят восемь центов! А мне не пришлось и пальцем шевельнуть, чтобы их заработать.

– Это же ваши проценты, – с философским спокойствием заметил кассир.

– Я хочу снять двадцать пять долларов. Но не трогайте проценты.

– То есть вы хотите, чтобы проценты зарабатывали проценты.

– Ну да. Это правильно?

Кассир пожал плечами.

– Это один из способов разбогатеть, – ответил он.

Анни купила темно-синюю плиссированную юбку до колен и свитер в тон. На ее вкус, он был слишком свободным. Ей хотелось облегающий свитер: она гордилась своей грудью. И бог с ней, с модой!

– Нет, нет! – в ужасе возразила продавщица. – В облегающих свитерах нет шика. – И Анни купила свободный.

Пальто было бежевое, с хлястиком на спине. Анни показалось, что оно какое-то мальчишеское. Она с вожделением устремила взгляд на гладкое черное пальто с воротником из крашеного кролика, красовавшееся на вешалке.

– Не знаю, – с сомнением сказала Анни. – Вам не кажется, что в этом пальто я выгляжу как мальчик?

– Только не с такими ногами.

– Благодарю вас.

– Ну и ну! – взорвалась продавщица. – Наверно, вы себя ненавидите, не так ли? – Но она улыбалась.

– Нет, это не так. Ноги у меня не кривые, и я это знаю. Было бы глупо вести себя так, словно они кривые, не правда ли?

– Не знаю, – ответила продавщица.

Продавец в обувном магазине был маленький, худой и элегантный. Щеголь, подумала Анни. Черные волосы были напомажены, и у него были усики. Манжеты на пару дюймов высовывались из рукавов пиджака. Его запонки были театральными в прямом смысле слова: на одной была изображена маска Комедии, на второй – маска Трагедии. Но туфли были не начищены, а каблуки сношены.

«Вот так всегда и бывает, – подумалось Анни. – Сапожник без сапог. Человеку, который продает обувь, не до того, чтобы заботиться о своих собственных туфлях. Точно так же, как писателю некогда заботиться о правописании. Совсем как я».

Она опустила взгляд на свои ноги в новых туфлях с цветными союзками. Никогда прежде она не видела белой кожи. Совсем как взбитые сливки! А союзки – из блестящей коричневой кожи. О, они слишком красивы!

– Я возьму их, – сказала она. – В коробке.

– Конечно, – ответил продавец, развязывая шнурки. – Они будут выглядеть гораздо лучше, если их чуть-чуть испачкать.

– Я никогда не допущу, чтобы они испачкались. Никогда!

– Но вы должны, дорогая, – настаивал продавец. – В кампусе считается, что чистые туфли с союзками не стильные.

* * *

Ее следующая остановка была в парикмахерской.

– Как вас подстричь? – осведомился парикмахер.

– Так, чтобы волосы подпрыгивали, – ответила Анни.

– Вы хотите сказать, что, когда волосы упадут на пол, они должны подпрыгивать?

– Нет. Подпрыгивать на голове, когда станут короткими.

– Вы имеете в виду прямое короткое каре и челку?

– Ну, можно и так сказать, – с сомнением произнесла Анни.

На нее накинули огромную простыню, и она почувствовала себя пленницей. Парикмахер щелкал ножницами и размахивал гребнем, словно готовясь к атаке. Анни закрыла глаза и закусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда первая прядь волос упала на пол. Она отращивала волосы всю жизнь.

– Теперь можете открыть глаза. Я закончил, – объявил парикмахер, как дантист после удаления зуба.

Прежде чем открыть глаза, Анни встряхнула головой, чтобы почувствовать, подпрыгивают ли волосы. Они подпрыгивали! Она издала счастливый вздох. Оно того стоило – как бы ни выглядела ее новая прическа. Анни открыла глаза. Ее голова выглядела странно, но не так уж плохо. Парикмахер снял простыню, встряхнул и снова набросил на Анни. Он посыпал ее затылок тальком, затем смахнул его мягкой щеточкой. Это было приятно. Брызнув на ее волосы лосьоном с чудесным запахом, принялся энергично втирать. Это было еще приятнее. Затем он расчесал ее, и на концах появились маленькие завитки. Это было приятнее всего.

Парикмахер поднял с пола остриженные волосы и, держа их над металлической корзиной для мусора, спросил:

– Они вам не нужны, не так ли?

– Конечно нужны!

– Что вы собираетесь с ними делать?

– Не знаю. Просто они мне нужны.

Он пожал плечами:

– Вам решать.

Парикмахер положил волосы в бумажный мешок. Анни заплатила за стрижку и дала ему пять центов на чай. Взглянув на свою ладонь, он осведомился:

– Вы можете себе это позволить?

– Не могу, – ответила она. – Но так будет правильно.

Он улыбнулся, поблагодарил и пригласил заходить еще.

Анни услышала, как Карл поднимается по лестнице, и замерла. В своем новом наряде, спиной к туалетному зеркалу. Когда он открыл дверь, она встряхнула головой, чтобы волосы подпрыгнули. Карл взглянул на нее.

– Ух ты! – воскликнул он. – Я попал не в тот дом. Извините меня. – Он начал спускаться по лестнице, и Анни побежала за ним:

– Вернись, Карл. Вернись!

Он вернулся и окинул ее взглядом.

– Вы можете мне сказать, что случилось с девушкой, которую я знал – с Анни Браун?

– Я – это она! – взволнованно ответила Анни.

– Ну и где же ваши волосы, мисс Она?

– В сумке. Видишь? – показала она.

– А где ваш бюст? В другой сумке?

– О, он все еще у меня.

– Давай-ка посмотрим. – Он задрал ее свитер.

– Сейчас же прекрати! – Она шлепнула его по рукам.

– Просто хотел убедиться, на месте ли он.

– Ты не заметил мои новые туфли.

– Заметил. Первым делом. Но на левой грязное пятно.

– Я нарочно испачкала. Чистые туфли – нестильные.

– И все это, не посоветовавшись со мной. – Карл повесил пальто и ослабил узел галстука, затем очинил карандаш.

– Ты не сказал, как я выгляжу в своем новом наряде, – печально произнесла Анни.

– Ты выглядишь очень красивой в новом наряде. И была очень красивой в прежней одежде. Но лучше всего ты выглядишь без всякой одежды. – Он уронил на стол карандаш. – Посиди минутку на моих коленях, любимая.

– Позже, Карл. Ты должен заниматься, а мне нужно сходить в магазин.

– Тебе никуда не нужно, и ты это знаешь. Просто ты хочешь похвастаться своим новым нарядом.

– А разве это преступление? – спросила она.

Анни была уверена, что бакалейщик не узнает ее. Не глядя на нее, он сказал:

– Когда вы были здесь последний раз, то спросили мое имя.

– Мне нужна коробка крекеров, – попросила она.

– Так вот, меня зовут Генри.

– И печенье с инжиром, если оно свежее.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Я скажу вам в другой раз, – ответила она.

Анни зашла в аптеку, чтобы купить Карлу пачку сигарет и выпить колы. Прихлебывая из стакана, она думала о бакалейщике. Анни уже привыкла к его грубости. Вообще-то ей даже нравились их отношения. Расспросив квартирную хозяйку, она узнала, что он живет один. Его единственный сын был убит в Аргонском сражении, а жена умерла несколько лет назад. И он стареет. Хозяйка полагала, что ему за шестьдесят.

И тут Анни осенило. Вот почему он так себя ведет! Потому что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что он одинок, и пожалел его!

Она вернулась в бакалейную лавку. Там было темно – только горел свет над кассой. Бакалейщик считал деньги. Анни открыла дверь и заглянула внутрь.

– Есть кто? – позвала она.

– Магазин закрыт, – сказал он, не поднимая глаз.

– Меня зовут Анни Браун, – сказала она, затем добавила: – Генри. – И стремительно удалилась.

* * *

Не отрывая взгляд от учебника, Карл погладил ее руку в знак благодарности за сигареты, которые она положила на край письменного стола. Анни влезла на кровать с блокнотом, карандашом и романом «По эту сторону рая»[12]12
  «По эту сторону рая» (1920) – роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда (1896–1940).


[Закрыть]. Но она была слишком взволнована, чтобы читать. Она думала о новых людях, с которыми познакомилась с тех пор, как вышла замуж. Решив составить список и озаглавив его «Новые люди, которые вошли в мою жизнь», Анни принялась перечислять:

Новые друзья

Миссис Хэнсмон – квартирная хозяйка

Миссис Ридински – закусочная

Мистер Бэрд – продавец цветов и писатель

Генри – бакалейщик

Враги

Мистер Феликс – черепаховый суп

Люди, с которыми я беседовала

Кассир в закусочной – женщина

Официантка в универсаме-«центовке»

Там, где я покупала часы, – мужчина

Мужчина в банке

Продавщица – магазин готовой одежды

Мужчина в обувном магазине. А еще парикмахер

Аптека – продавец сигарет и колы

Люди в университете и кампусе

Здесь она застряла: ведь никто из этих людей ни разу не заговорил с ней. Она подумала о друге Карла, с которым он играл в теннис. Он из кампуса, решила она. И записала: «Японский студент».

Анни вырвала этот лист и прочитала его.

– Неплохо, – сказала она вслух. – Учитывая, что я здесь недавно.

«Я заговорила вслух, когда Карл занимается!» – в ужасе подумала Анни. Сейчас раздастся его боевой клич: «Черт возьми, Анни!» Но в комнате было тихо. Она украдкой взглянула на него. Карл был поглощен своей книгой, но он улыбался. Она с облегчением вздохнула, подумав: «Теперь мы с Карлом хорошо ладим. Люди называют это «притерлись».

Карлу пришло письмо. Оно было написано Тесси, его сестрой. Напечатано в ее офисе. Письмо было холодным и четким.

«Твоя новость явилась для нас большим ударом. Маме чуть ли не понадобился доктор, а отец так расстроился, что пропустил два рабочих дня. При подобных обстоятельствах ты не можешь ожидать от нас дальнейших субсидий. Мы также хотим, чтобы ты вернул все деньги, которые мы ссудили в прошлом году и выслали по сей день».

– Ссудили, Карл? Я думала, они их тебе давали. – Он не ответил и продолжил читать письмо:

«Я прилагаю список того, что ты нам должен. И если ты хочешь оставить себе часы, которые мама подарила тебе на Рождество, то должен внести за них последние два взноса.

Очень плохо, что ты вынужден будешь уйти из университета после того, как так долго там проучился».

– Но, Карл, ты же не писал им, что собираешься уйти с факультета, не так ли?

– Нет, нет! – ответил он нетерпеливо.

Карл смотрел на список. Его долг составлял четыреста пятьдесят долларов. На чеке ювелира было указано, что осталось внести два взноса за часы – по два доллара каждый. Усевшись, он провел ладонью по лбу.

– У меня еще есть пятьдесят долларов в банке, Карл. Мы немедленно пошлем их ей.

– Помолчи немного, Анни. Просто ничего не говори. Дай мне все обдумать.

– Хорошо.

Анни прошла через холл в ванную, чтобы Карл мог побыть один. Когда она вернулась, он расхаживал по комнате, глубоко затягиваясь сигаретой. На лбу у него резко обозначилась вертикальная морщинка. Она не замечала ее раньше.

– Есть только один выход, Анни.

– Карл, я не позволю тебе бросить учебу…

Он положил руки ей на плечи:

– Я не собираюсь бросать учебу. И ты не отдашь свои пятьдесят долларов.

– Я подыщу какую-нибудь…

– И ты не подыщешь место, где нужно выполнять работу по дому. Я собираюсь дать маме расписку в том, что выплачу свой долг в течение пяти лет, с процентами. Шесть процентов.

– Но как же мы сможем выплатить…

– Я начну выплачивать через год после окончания университета.

– Но она может рассердиться. О, Карл, а если она подаст на нас в суд?

– Не подаст. Перестань беспокоиться и предоставь все мне. – Он сел и начал набрасывать расписку.

На следующий день они вместе отправились в город. Стенографистка в отеле напечатала его расписку и заверила их подписи. Карлу пришлось попросить у Анни пятьдесят центов, чтобы заплатить стенографистке. Он послал расписку матери заказным письмом. Анни вспомнила о переводе на десять долларов, который уничтожила. Она хотела снять эти деньги со своего счета в банке и послать матери Карла, но он включил их в расписку. Карл заложил свои часы за семь долларов и послал ювелиру перевод на четыре доллара. Он попросил прислать чек, удостоверяющий, что за часы уплачено полностью.

– Чертовы часы! Теперь за них уплачено полностью, – сказал он. – Если я когда-нибудь поймаю тебя на том, что ты покупаешь что-нибудь в рассрочку… Это смешно: расплатившись за часы, я остался без них! Как тебе это?

– Я скажу тебе еще более смешную вещь. Мы женаты меньше месяца – а у нас уже долг свыше четырехсот долларов! Как тебе это?

– Ну и черт с ним! – воскликнул Карл.

– Черт с ним, – согласилась Анни.

Они позавтракали в том ресторане, где у них был свадебный ланч. На этот раз они сделали заказ на пятьдесят центов. После ланча Карл повел Анни в университетский магазин, чтобы купить ей шерстяной шарф. Он был сделан из мягкой шерсти цветов университета и стоил полтора доллара.

Продавец показал Анни, как его следует носить: нужно обернуть вокруг шеи, и один конец должен свешиваться на спину, а второй – спереди. Показал также, как из шарфа можно сделать капюшон. Он устроил целое шоу. Пригладив ей волосы под капюшоном, продавец сказал в заключение «Готово!» и потрепал Анни по щеке.

– Довольно, – вмешался Карл.

Он уплатил продавцу и вышел из магазина.

Анни ткнула Карла локтем под ребра и спросила:

– Ревнуешь?

– С чего ты взяла?

– Я же вижу.

– Глупости.

Она пропела несколько тактов песенки, причем не в той тональности:

 
Я к красивым цветам ревную:
Ты ведь даришь им поцелуи!
 

– Тебе непременно нужно петь на улице? – осведомился он.

– Да!

– Тогда пой громко и чисто.

– О, Карл! – Она сжала его руку. – Я так рада, что ты у меня есть.

– Ах ты глупая малышка! – Он улыбнулся ей.

И многие люди постарше, проходившие мимо, вздохнули и улыбнулись. «Как чудесно быть молодыми и не иметь никаких забот!» – подумали эти прохожие.

Четвертая неделя их брака началась не очень хорошо. Подошло время беседы с деканом, но, когда Карл уже собрался с духом перед этим испытанием, декан отменил встречу. Он отложил ее на две недели. Карл встревожился: в чем дело? Неужели мать написала декану, обвиняя в том, что он не воспрепятствовал этому браку? Может быть, декан сейчас медлит, принимая решение об исключении Карла?

Когда в тот вечер он вернулся домой, у него появилась еще одна причина для беспокойства. В комнате было темно.

– Анни? – позвал он. Ответа не было. Карлу стало не по себе. Как давно она ушла? Где она? Он включил свет. Анни лежала на кровати, полностью одетая – она сняла только туфли. На лбу было мокрое полотенце. Она сняла его и встала с постели.

– В чем дело, Анни? Что случилось, дорогая?

– Ничего. Просто я ужасно себя чувствую, вот и все.

Карл пощупал ее лоб. Он был горячий, а руки ледяные.

– Ложись в постель, – сказал он, – и хорошенько укройся. Я помогу тебе раздеться. – Он начал стягивать с нее свитер.

– Не трогай меня! – буркнула она.

– Черт возьми, Анни. – Он отступил на шаг в изумлении.

– Нет, я не сержусь на тебя, Карл, ничего такого, – пояснила она. – Просто я словно из стекла. Мне кажется, что я разобьюсь на кусочки, если кто-нибудь до меня дотронется.

Анни разделась, легла в постель и натянула на себя одеяло. Горя желанием что-нибудь для нее сделать, Карл снял с себя пальто и укрыл ее.

– Убери это пальто, – раздраженным тоном попросила она. – Этот запах жира напоминает мне о мистере Феликсе.

Вешая пальто в шкаф, Карл подумал, что его нужно отдать в чистку. Но что же он будет носить, пока пальто будет в химчистке?

– Ты поужинала, Анни?

– Нет. Я не хочу ужинать. Только чашку чая.

– Сейчас сделаю.

На кухне была миссис Хэнсмон.

– Извините, что прошу вас, миссис Хэнсмон, – обратился к ней Карл. – Но Анни… знаете, она неважно себя чувствует, и ей хочется чашку чая, и…

– Присядьте, мистер Браун. Это вы выглядите больным.

Он сел за кухонный стол, и она поставила чайник на огонь. Затем она разместила на подносе чашку с блюдцем и маленький коричневый чайник.

– Становится холодно, – заметила миссис Хэнсмон. – Меня бы не удивило, если бы пошел снег.

– Снег? – рассеянно произнес Карл.

Квартирная хозяйка налила в чайничек кипяток и положила на поднос аспирин.

– Заставьте ее принять, – посоветовала она. – Возможно, аспирин ей не очень поможет, но вреда от него не будет.

Карл поднялся и взял поднос.

– Не знаю, как вас и благодарить, – сказал он. – Если я могу как-нибудь отплатить…

– Ну что же… Если вы еще будете здесь весной, то не поможете установить сетки от насекомых?

– Конечно, с удовольствием! – с жаром ответил он.

– Возьмите! – Она дала Карлу грелку, которую наполнила горячей водой из чайника на плите.

– Зачем это? – спросил он.

– Анни поймет. – Когда Карл уходил, миссис Хэнсмон спросила: – Сколько вам лет, мистер Браун?

– Двадцать, – ответил он.

Она покачала головой и печально улыбнулась.

Анни обрадовалась горячему чаю, приняла аспирин и с благодарностью приняла грелку. Когда она допила чай, Карл поставил поднос на туалетный столик и присел на краешек кровати.

– Не отрывайся ради меня от занятий, – сказала Анни таким тоном, словно они были чужие.

– Не беспокойся о моих занятиях. Я хочу остаться возле тебя, Анни.

– О, Карл, – произнесла она раздраженно, – ступай учиться, ладно?

Расстроенный и обиженный, он проделал ритуал подготовки к занятиям: проверил спичечный коробок под ножкой шаткого стола, положил учебник и блокнот и очинил карандаши.

– Ты не думаешь, что нам следует пригласить доктора? – спросил он тревожно.

– Оставь меня в покое, хорошо? – отрезала Анни и повернулась лицом к стене.

Карл изо всех сил пытался заниматься, но деликты не шли ему на ум. Пытаясь конспектировать, он лишь выводил на бумаге какие-то закорючки. Он переборол желание закурить сигарету, опасаясь, как бы дым не потревожил Анни. Она лежала так тихо, что он подумал: не уснула ли она? Он прислушался к ее дыханию, но ему мешало тиканье часов. Тогда он подошел к кровати и наклонился, чтобы послушать. Она спала, мерно дыша.

Карл разделся в ванной, чтобы не разбудить Анни. Вернувшись в комнату, он поднес руку к выключателю, надеясь, что щелчок не разбудит ее. Осторожно забравшись в постель, он улегся на самом краю. Она повернулась и дотронулась до него.

– Возьми меня за руку, дорогой, – попросила она.

Он с облегчением почувствовал, что теперь ее рука теплая.

– С тобой такое часто бывает, любимая? – спросил он.

– Каждый месяц, – устало ответила она. – Через каждые двадцать восемь дней. – Он ничего не сказал. – Разве ты не знал, Карл?

– Нет, не знал. Мне бы следовало знать, но я не знал. Наверно, я законченный дурак. Неудивительно, что хозяйка спросила, сколько мне лет.

– Не знаю, почему это проходит у меня так тяжело, – грустно сказала Анни. – Ведь в остальном я такая здоровая. И я становлюсь такой раздражительной! Тебе придется меня терпеть, Карл.

– Ты чудесная, – возразил он. – Просто чудесная. И раздражайся на здоровье.

– Мне так жаль, Карл, что несколько ночей мы не сможем…

– Тише! – перебил он. – Все в порядке! Главное, чтобы ты была здесь вечерами, когда я прихожу домой.

Он держал Анни за руку, пока она не заснула. А сам долго лежал без сна, испытывая облегчение оттого, что она не беременна. Потом он устыдился этих мыслей. Это неправильно, подумал он. Нет, так не должно быть.

7

Был ноябрь, и во вторник на бакалейной лавке Генри было вывешено объявление: «Закрыто». Снаружи лежал открытый мешок из дерюги, полный грецких орехов. Анни наблюдала через дорогу за очередью из белок. Они заходили за угол, брали орех и затем исчезали. Это было похоже на очередь в бесплатную столовую. Анни бросилась через дорогу и спугнула их. Белки разбежались в разные стороны, сталкиваясь друг с другом.

Из лавки вышел Генри и спросил Анни, что это она делает.

– Оказываю услугу, – ответила она. – Белки воровали орехи, и я их прогнала.

– Но я для того и выставляю орехи, Анни, чтобы белки их воровали. Раз в год. В свой день рождения я закрываю лавку, чтобы люди их не беспокоили.

– Ваш день рождения, Генри?

– Сегодня мне шестьдесят один.

– Вам никогда столько не дашь!

Конечно, он выглядел на свой возраст. Он знал это, и Анни знала. Но было приятно сделать ему комплимент.

Теперь белки сидели на другой стороне улицы, устремив взгляд на орехи. Одна, самая смелая, подскочила к мешку, с вызывающим видом взяла орех и убежала. Видя, что она вернулась невредимая, остальные осмелели и снова выстроились в очередь. «Смотрите!» – сказал Генри. Он взял орех, присел на корточки и вытянул руку. Одна из белок моментально выхватила у него орех. Анни последовала примеру Генри. Маленькая белочка присела на задние лапки, скрестив передние; ее нос дергался, а хвост дрожал. Наконец она схватила орех, сунула его за щеку и удрала. Анни была в восторге. Пока она угощала белок, Генри рассказывал, что устраивает им пир уже одиннадцать лет.

– С тех пор как мне исполнилось пятьдесят, – сказал он. – И только подумайте, Анни: они знают точно, в какой день приходить. И никогда не пропускают его. Когда-то их были сотни, но теперь осталось немного.

– Что же случилось с остальными, Генри?

– Когда город разросся и большие деревья вырубили, освобождая место для домов, большинство белок ушло в леса. С каждым годом их становится все меньше.

– Знаете что, Генри? Вы очень хороший человек.

– Нет. Просто я надеюсь, что кто-нибудь будет скучать по мне после моей смерти.

Он рассказал, что когда-то этот банкет для белок в его день рождения был широко известен. Газеты писали об этом и помещали фотографии. Одна публикация заняла с полстраницы. И там написали о его покойном сыне. О том, как он храбро сражался на войне. Генри сохранил эту газету.

– Мне бы так хотелось на нее взглянуть, – сказала Анни.

– Может быть, я покажу вам ее когда-нибудь. А может быть, и нет, – ответил он.

Анни улыбнулась.

В своем новом облике Анни чувствовала себя в кампусе непринужденнее. Она приходила туда к концу занятий. С книгами в руках смешивалась с толпой студентов, притворяясь, будто она одна из них. Однажды она с улыбкой сказала «Привет», ни к кому не обращаясь, и помахала. Какая-то студентка, очевидно, приняла Анни за кого-то из знакомых и помахала в ответ. Ободрившись, Анни сделала следующий шаг. Она присоединилась к группе студентов и вместе с ними вошла в Кэссон-Холл, как будто у нее были там занятия.

Наклонившись над фонтанчиком, она выпила воды. Ее удивило, что у этой воды такой же вкус, как у любой другой. Нахмурившись, с деловым видом она принялась изучать доску объявлений. Там было объявление о крайнем сроке для конкурса рассказа. Кто-то сдавал комнату, кто-то хотел продать камеру, слегка подержанную, а кто-то хотел купить дешевую пишущую машинку. Кто-то потерял галошу с левой ноги, мужскую. Кто-то нашел перчатку и прикрепил ее к доске канцелярской кнопкой. В уголке была личная записка: «Нэнси, давай встретимся в 3, в кондитерской у Лайва. Эд». Под ней было написано разными почерками: «Я там буду. Дуг Фэрбенкс». И ниже: «Я тоже. Уолт Уитмен». А третий написал: «Я там буду, Нэнси. Зиг Фрейд».

Поглощенная изучением доски объявлений, Анни не заметила, как студенты разошлись по своим аудиториям. Она была одна в пустом вестибюле. Направляясь к входной двери, она остановилась возле аудитории, чтобы послушать. Дверь была открыта, и она услышала:

– …натурализм – просто другое название реализма.

– Какие мнения на этот счет? – В голосе преподавателя прозвучал вопрос. – Вы подняли руку, мистер Бойтон?

– Это две разные вещи.

– Объясните.

– Две разные вещи. Это всё.

– Мисс Декоу? Я вижу вашу руку.

– Ну, натурализм – это вываренный реализм.

– Вы хотите сказать, что это жалкие остатки реализма?

Студенты рассмеялись. Анни тоже засмеялась, прикрыв рот рукой. Не то чтобы ей было смешно – просто она жаждала быть причастной. И тут в беседу вмешался юноша с низким голосом:

– Реализм грубый и крутой. В нем полно убийств и секса.

Мальчик с тонким голосом сказал:

– В натурализме тоже есть секс. Может быть, секс скорее натурален, нежели реален. Но…

– Мы отступаем от темы, – заметил преподаватель.

– Можно мне сказать? – Это был голос девушки.

– Да, мисс Даунинг?

– Реализм – это короткие предложения и мало прилагательных. Натурализм – это длинные предложения. И там больше мыслей, чем действия. Но реализм легче читать.

– Это уже что-то, – сказал преподаватель.

Остаток часа говорил он, объясняя различие между натурализмом и реализмом. В конце занятия он порекомендовал книги для чтения. Анни была знакома с некоторыми из них. Она пожалела, что у нее нет блокнота и карандаша, чтобы записать такие иностранные имена, как Золя и Горький, а также какой-то Дуффиецки. Но она запомнила название его книги. Анни покинула вестибюль и взяла эту книгу в библиотеке.

Карл вернулся домой в обычное время. Анни не выбежала навстречу, чтобы поцеловать его. Она лежала на животе на кровати, увлекшись книгой.

Прежде чем поднять глаза, она перевернула страницу.

– Ты сегодня рано.

– В то же время, что и всегда. – Он сделал паузу. – Итак!

– Что такое?

– Я возвращаюсь домой после тяжелого дня на угольной шахте, и…

– О, Карл! – Она бросилась к нему, расстегнула пальто и обняла за талию. – Я не знала, что так поздно.

– Как зовут моего соперника?

– Что ты имеешь в виду, Карл?

– Что за книга заставила тебя забыть обо мне?

– О, это самый лучший детектив в мире. «Преступление и наказание».

На следующий день, вооружившись блокнотом и карандашом, Анни заняла позицию в Кэссон-Холл. Но в аудитории никого не было. Она чуть не заплакала от разочарования. Ведь она почти не спала в эту ночь, предвкушая, как будет, стоя в коридоре, слушать занятие. В тот же вечер она поделилась своим разочарованием с Карлом. Он объяснил, что некоторые семинары проводятся не каждый день. Поскольку этот семинар был в четверг, вероятно, его проводят по четвергам и вторникам.

И действительно, это занятие было в следующий вторник. Преподаватель дал задание к следующему разу: представить критическую статью в сто слов о любой книге, входившей в этот курс. Анни со всех ног понеслась домой. Ей не терпелось выполнить задание, хотя оно и не будет представлено. Она написала основательный разбор «Преступления и наказания», в котором было гораздо больше заданных двух сотен слов.

У Карла наконец состоялась беседа с деканом.

Она проходила в форме вопросов и ответов.

– Вы женаты. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Да, сэр.

– И вы сообщили своей семье?

– Да, сэр.

– Как они к этому отнеслись?

– Не очень хорошо.

– Полагаю, в таком случае вы не можете ожидать дальнейшей финансовой поддержки из этого источника.

– При данных обстоятельствах – нет.

– А ваша жена? Она нашла работу?

– Нет, сэр. Пока что нет.

Декан соединил кончики пальцев и слегка крутанул свое кресло. У Карла выступил пот под мышками. Черт возьми, какое дело декану до чувств его родителей и до работы Анни? Пока он платит за обучение и у него удовлетворительные оценки, декан не имеет права…

– Ваша жена окончила среднюю школу? – Этот вопрос застал Карла врасплох.

– Она даже не начинала учиться в средней школе, – брякнул он. – Ее официальное образование закончилось, когда ей было четырнадцать лет.

У декана взлетели брови. Крутанув кресло в обратную сторону, он положил обе руки на стол. Казалось, он хочет подняться, давая понять, что беседа закончена.

– Но она вовсе не безграмотная, сэр, – сказал Карл. – У нее хорошая голова.

– Что она делает?

– Делает? – Карл не совсем понял.

– Я сформулирую вопрос иначе: чем она интересуется?

– Главным образом чтением. Она много читает. И немного пишет – пытается писать. Она как бы… не знаю, как это сказать… коллекционирует людей. И она балдеет от… извините, сэр, – наслаждается разными вещами. Например, часами или погодой… – Голос Карла оборвался. Он чувствовал, что выставляет Анни в невыгодном свете.

– И? – подсказал декан.

– Знаете, когда проводятся семинары по одному курсу в Кэссон-Холл, она весь час стоит в коридоре, слушает, записывает. А потом читает рекомендованные книги. Думаю, это курс по сравнительному литературоведению.

Декан взял карандаш и постучал по столу концом с ластиком. Казалось, он пытается найти ускользающее слово. Наконец он принял решение и, отбросив карандаш, поднялся.

– Приведите сюда вашу жену.

– Привести Анни сюда? – От удивления Карл повысил голос.

– Приведите сюда Анни, – сухо произнес декан.

– Но, сэр…

– Завтра в четыре.

Показывая, что беседа закончена, декан начал подписывать письма. Карл произнес обычные благодарственные слова. Декан продолжал подписывать, не поднимая глаз. Карл вышел.

Когда в тот вечер Карл сообщил Анни, что декан хочет ее видеть, она разволновалась, словно ее пригласили на вечеринку. Она объявила, что должна вымыть голову, чтобы произвести хорошее впечатление на декана. И нужно одолжить у хозяйки утюг и выгладить юбку, и…

Как было условлено, на следующий день они встретились без десяти четыре у здания юридического факультета. С легким беспокойством Анни спросила, хорошо ли она выглядит. Карл заверил, что она выглядит прекрасно.

– Тогда я готова – если готов мистер Декан.

– Его имя не Декан. Это мы зовем его Деканом. А его имя Дарвент.

– Тогда мистер Дарвент.

– Мы не называем его Дарвент.

– Как же вы его называете?

– Сэр. Мы используем слово «сэр» вместо имени. Например: «Сэр, можно ли мне задать вопрос?» Если ты что-нибудь не поймешь, то не спрашивай. Просто скажи «сэр» с вопросительной интонацией.

– «Сэр» это, «сэр» то! Он рыцарь старых времен или как? Предполагается, что я должна сделать перед ним ру-ви-ранс?

– Реверанс, – поправил Карл. – И не будь дерзкой.

– А кто дерзит?

– И еще: не пожимай ему руку, если он не подаст тебе руку первым.

– Ну-ну, поучи меня! – зловещим тоном произнесла Анни.

– Если он скажет, что рад с тобой познакомиться, не говори «взаимно».

– Я никогда так не говорю! Господи, Карл, ты что, стыдишься меня?

– Нет, Анни. Никогда, любимая! Просто…

– Тогда позволь мне быть такой, какая я есть. Не пытайся переделать меня за пять минут.

– Я и не собирался тебя переделывать. Просто я хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление на декана.

– А как насчет того, чтобы он произвел хорошее впечатление на меня?

– О, Анни, подставь мне плечо. Это же так важно!

– Карл, – сказала она мягко, – ты же не боишься декана, не так ли?

– Ужасно не хочется в этом признаваться, но боюсь.

– Не бойся. Он всего лишь человек. Карл, не беспокойся обо мне. Я буду следить за своими словами.

– Молодец. – Он заметил у нее в руках книгу. – Зачем книга?