Текст книги "Древняя музыка в соснах: в дзен разум внезапно останавливается"

В жаркой игре после двенадцатой лунки Смит и Джонс вынуждены были взобраться на холм, куда поднималось поле для гольфа. Когда они оказались на лужайке, они увидели траурную процессию, скорбно шествовавшую вдоль дороги.

И тут Смит остановился, снял шляпу, приложил ее к сердцу и так стоял, склонив голову, пока процессия не скрылась за поворотом.

Джонс был поражен, и после того, как Смит водрузил шляпу на место и вернулся к игре, он сказал: «Это было очень учтиво и вежливо с твоей стороны, Смит».

«Не сто́ит, – сказал Смит, – это меньшее, что я мог сделать. Как-никак, я был женат на этой женщине двадцать лет».

Жизнь стала поддельной, искусственной, формальной, потому что вы вынуждены делать то, что делаете. Разумеется, то, что необходимо делать, вы делаете против желания. Вы упускаете большую часть жизни, это естественно: жизнь возможна, только если вы живы, по-настоящему живы. Если ваше пламя покрывают формальности, обязанности и требования, которые вам приходится исполнять против воли, вам остается тащиться по жизни. Вы можете тащиться с комфортом, ваша жизнь может быть удобной жизнью, но она не может быть по-настоящему живой.

По-настоящему живая жизнь в некоторой степени хаотична. Я говорю «в некоторой степени», потому что у этого хаоса есть свой порядок. В нем нет правил, потому что он не нуждается в правилах. У него есть одно самое основное врожденное правило: он не нуждается ни в каких внешних правилах.

А теперь дзенская история:

Однажды зимой в двери храма Эйсая постучал самурай, лишившийся своего хозяина, и взмолился: «Я болен и беден, моя семья погибает от голода. Прошу тебя, мастер, помоги».

Полностью зависящий от подаяний, Эйсай жил очень аскетично, ему нечем было поделиться. Он уже собрался было прогнать самурая, как вспомнил про изваяние Якуси-Будды. Он подошел к нему, оторвал венец и протянул самураю со словами: «Продай его. Это поддержит тебя».

Ошеломленный, но доведенный до отчаяния самурай взял венец и ушел.

«Учитель! – воскликнул один из учеников. – Это святотатство! Как ты мог это сделать?!»

«Святотатство? Брось! Я всего лишь воплотил в жизнь сознание Будды, полное любви и сострадания. Несомненно, если бы он сам выслушал этого несчастного самурая, он бы отрезал руку для него».

Очень простая история, но очень показательная.

Даже если вам нечем поделиться, оглянитесь еще раз – всегда обнаружится что-то, что можно отдать. Даже если у вас ничего нет, вы всегда можете найти что-то, чтобы отдать. Это всего лишь вопрос отношения: если вы не можете ничего дать, вы можете хотя бы улыбнуться; если вы не можете ничего дать, вы можете сесть рядом и взять человека за руку. Это не вопрос давания чего-либо, это вопрос отдавания.

Этот Эйсай был бедным монахом, как все буддийские монахи. Его жизнь была в высшей степени аскетичной, ему нечего было отдать. На самом деле, это безусловное святотатство – снять венец с головы Будды и отдать его. Ни один так называемый религиозный человек не может и помыслить об этом, разве только тот, кто по-настоящему религиозен. Вот почему я говорю, что сострадание не знает никаких правил, сострадание вне любых правил. Оно дикое, оно не подчиняется никаким формальностям.

И вдруг мастер вспомнил об изваянии Будды. В Японии и Китае на голову Будде надевают золотой венец, чтобы изобразить сияние его ауры. И вдруг мастер вспоминает о нем – должно быть, он каждый день поклонялся этому изваянию.

Он подошел к нему, оторвал венец и протянул самураю со словами: «Продай его. Это поддержит тебя».

Ошеломленный, но доведенный до отчаяния самурай взял венец и ушел.

Даже самурай был ошеломлен. Он этого не ожидал. Даже он, должно быть, подумал, что это святотатство: «Что это за человек? Он последователь Будды, и он ломает его изваяние. Даже прикосновение к нему считается кощунством, а он сорвал венец!»

В этом и заключается разница между поистине религиозным и так называемым религиозным человеком. Так называемый религиозный человек всегда оглядывается на правила, всегда думает о том, что правильно и что нет. А истинно религиозный человек просто живет; для него нет ничего правильного или неправильного. Сострадание настолько правильно, что все, что бы вы ни делали из сострадания, автоматически становится правильным.

«Учитель! – воскликнул один из учеников. – Это святотатство! Как ты мог это сделать?!»

Даже ученик посчитал, что это неправильно. Было совершено нечто предосудительное.

«Святотатство? Брось! Я всего лишь воплотил в жизнь сознание Будды, полное любви и сострадания. Несомненно, если бы он сам выслушал этого несчастного самурая, он бы отрезал руку для него».

Понимать – это нечто иное, чем следовать. Когда вы следуете, вы становитесь практически слепым. И тогда нужны правила, чтобы их соблюдать. Когда вы понимаете, вы тоже следуете, но вы больше не слепы. Не существует незыблемых решений. Каждый момент решающий, каждый момент ваше сознание откликается, и что бы вы ни делали – все правильно.

Я знаю одну из самых красивых историй дзен о дзенском мастере, который зимней ночью попросился переночевать в храме. Он весь дрожал: ночь была холодной, и на улице шел снег. Конечно, храмовый священник сжалился над ним, но предупредил: «Ты можешь остаться, но только на одну ночь – это храм, а не сарай. Утром тебе придется уйти».

Посреди ночи священник проснулся от странного шума. Он выбежал из кельи и не поверил своим глазам: монах сидел у разведенного посреди храма костра – и одна из статуй Будды отсутствовала.

В Японии статуи Будды вырезают из дерева.

Священник спросил: «Где статуя?»

Монах указал на костер и сказал: «Очень холодно, и я весь дрожал».

Священник вскричал: «Да ты, кажется, сумасшедший! Ты не ведаешь, что творишь! Это была статуя Будды! Ты сжег Будду!»

Мастер посмотрел в догорающий огонь и поворошил угли палкой.

Священник спросил: «Что ты делаешь?»

Он ответил: «Я пытаюсь найти кости Будды».

Священник сказал: «Ты и правда сумасшедший. Это же деревянный Будда, у него нет костей».

Тогда монах сказал: «Впереди долгая ночь, становится все холоднее. Почему бы не принести еще парочку Будд?»

Естественно, его пришлось выдворить из храма немедленно – этот человек опасен!

Когда его выталкивали, он сказал: «Что ты делаешь? – выталкиваешь на улицу живого будду ради деревянного Будды? Живой будда столько страдал, я должен был проявить сострадание. Если бы Будда был жив, он сделал бы то же самое. Он бы сам отдал мне три своих статуи для костра. Я это знаю. Я знаю своим сердцем, что он сделал бы то же самое!»

Но кто слушал его? Его выкинули на снег, и двери за ним закрылись.

Утром, когда священник вышел из храма, он увидел мастера, сидящего перед дорожным столбом, на который были возложены полевые цветы, и молился ему. Священник подошел и спросил: «Что опять ты творишь? Поклоняешься столбу?»

Мастер ответил: «Когда наступает время для молитвы, я везде создаю собственных Будд, потому что они всегда рядом. Этот дорожный столб так же подходит, как и твои деревянные Будды в храме».

Это вопрос отношения. Когда вы смотрите боготворящими глазами, все становится божественным.

И помните: историю об Эйсае легко понять, потому что в ней сострадание проявляется по отношению к другому. Вторая история гораздо труднее и сложнее для понимания, потому что в ней сострадание проявляется к себе. Человек настоящего понимания не бывает жесток ни с собой, ни с другими, потому что это одна и та же энергия. Человек настоящего понимания не мазохист. Он не садист и не мазохист. Человек настоящего понимания просто понимает, что никакого разделения не существует: все, включая его самого, божественно – и он живет из этого понимания.

Жить из понимания – это сострадание. Не старайтесь практиковать его, просто глубоко расслабьтесь в медитации. Будьте в состоянии отпускания в медитации, и вдруг вы сможете почувствовать аромат, который исходит из глубин вашего существа. Цветок распускается, и распространяется сострадание. Медитация – цветок, а сострадание – его аромат.

Достаточно на сегодня.

Глава 4
Будь светом самому себе

Первый вопрос:

Ошо, дзен – это путь сдачи? Тогда как получается, что основополагающее наставление Будды: «Будь светом самому себе»?

Самая важная сдача происходит внутри вас. Она не имеет никакого отношения к кому-либо снаружи вас. Основополагающая сдача – релаксация, доверие – пусть слово не вводит вас в заблуждение. С лингвистической точки зрения, сдача означает «сдаться кому-либо», но в религиозном плане она означает доверие, релаксацию. Это, скорее, отношение, а не действие: вы живете из доверия.

Позвольте мне объяснить. Вы плывете, вы заходите в реку и плывете. Что вы делаете? Вы доверяете воде. Хороший пловец доверяет настолько, что почти становится одним целым с рекой. Он не борется, не загребает воду, он не скованный, не напряженный. Если вы скованны и напряженны, вы утонете; если вы расслабленны, река позаботится о вас.

Вот почему, когда кто-либо тонет, его тело всплывает. Это удивительно. Невероятно! Живой человек тонет и умирает, мертвый же плавает на поверхности. Что случилось? Мертвый человек знает некую тайну реки, которая живому не известна. Живой человек боролся. Река была врагом. Он был напуган, он не мог доверять. А мертвый человек, не будучи здесь, разве может бороться? Мертвый тотально расслаблен, никакого напряжения: вдруг тело всплывает, река заботится о нем. Ни одна река не способна потопить мертвого человека.

Доверие означает, что вы не боретесь. Сдача означает, что вы думаете о жизни не как о враге, а как о друге. Как только вы доверились реке, вы начинаете наслаждаться. В вас поднимается неописуемый восторг: вы плещетесь, плаваете, просто лежите на поверхности воды или погружаетесь в глубину. Вы неотделимы от реки, вы сливаетесь, вы становитесь одним.

Сдаться означает жить в жизни так, как хороший пловец плавает в реке. Жизнь – это река: вы можете бороться, а можете пуститься в свободное плавание; вы можете отталкивать реку и плыть против течения, а можете плыть вместе с рекой и двигаться туда, куда она вас несет.

Сдача – это не кому-либо, это просто образ жизни. Бог не нужен, чтобы сдаться. Есть религии, которые верят в Бога; есть религии, которые не верят ни в какого Бога, но все религии верят в сдачу, поэтому сдача и есть настоящий Бог.

Даже само понятие Бога может быть отвергнуто. Буддизм не верит ни в какого Бога, джайнизм не верит ни в какого Бога, но они религии. Христианство верит в Бога, ислам верит в Бога, сикхизм верит в Бога; и они тоже религии. Христианство учит сдаче Богу: Бог – просто предлог, чтобы сдаться. Это помощь, потому что вам трудно будет сдаться, не имея объекта. Объект – это предлог, чтобы во имя Бога вы могли сдаться. Буддизм просто говорит: «Сдайся: Бога нет. Расслабься. Это не вопрос объекта, это вопрос твоей личной субъективности. Расслабься, не борись, принимай».

Вера в Бога не нужна. На самом деле, само слово вера уродливо: в нем нет доверия, в нем нет верования. Вера – практически полная противоположность верованию. Слово вера происходит от старого корня lief. Оно означает желать, хотеть. Теперь позвольте объяснить это вам. Вы говорите: «Я верю в Бога милосердного», – что вы конкретно говорите? Вы говорите: «Я хочу, чтобы Бог был милосердным». Каждый раз, когда вы говорите: «Я верю», вы на самом деле говорите: «Я страстно желаю», но вы не знаете.

Если вы знаете, вопрос веры не стоит. Вы верите в эти деревья? Вы верите в солнце, восходящее каждое утро? Вы верите в звезды? Это не вопрос веры. Вы знаете: вот оно солнце, вот деревья. Никто не верит в солнце, а если бы верил, вы бы сочли его сумасшедшим. Если бы кто-то пришел и сказал: «Я верю в солнце», – и попытался обратить в свою веру вас, вы бы сказали: «Да ты сошел с ума!»

Я слышал…

Леди Льюис назначили послом Соединенных Штатов Америки в Италии. Она была новообращенным католиком, и, естественно, как и все новообращенные, была полна энтузиазма. Эта леди весьма докучала всем. Общаясь с кем-нибудь, она стремилась сделать из этого человека католика.

Как рассказывают, будучи направленной в качестве посла в Италию, она отправилась на аудиенцию к Папе. И разгорелась долгая дискуссия, которая все продолжалась и продолжалась. Один из репортеров придвигался все ближе и ближе, чтобы услышать, о чем они там говорят. Папа еще никому не уделял так много времени, а дискуссия, как казалось, была весьма ожесточенной и жаркой. Что-то должно было последовать. Когда Папа так долго беседует с послом самой богатой и самой сильной нации в мире, обязательно должны последовать какие-то новости.

Чтобы подслушать, репортер подбирался все ближе и ближе. Он смог разобрать только одно предложение. На ломаном английском Папа говорил: «Леди, вы не понимаете меня. Я уже католик!»

Она пыталась обратить Папу!

Если кто-нибудь подойдет к вам и скажет: «Поверь в солнце», – вы ответите: «Я уже католик. Я уже верю. Не волнуйся».

Однажды Шри Ауробиндо спросили: «Ты веришь в Бога?»

Он ответил: «Нет».

Разумеется, спросивший был потрясен. Он приехал издалека, из Германии, он был известным богоискателем и рассчитывал на серьезный ответ, а этот человек ответил просто «Нет». Затем он сказал: «Но я думал, что ты знаешь его».

Ауробиндо ответил: «Да, я знаю его, но не верю в него».

Если вы знаете, в чем смысл веры? Вера рождается в неведении. Если вы знаете, то вы знаете. И хорошо, если вы не знаете и знаете, что вы не знаете. Вера может ввести вас в заблуждение. Вера может породить в вашем уме такое недоразумение, что, не зная, вы начинаете думать, что вы знаете. Вера не есть доверие, и чем тверже вы заявляете о своей тотальной вере, тем больше вы опасаетесь внутренних сомнений.

Доверие не знает сомнений. Вера – это подавление сомнения; это желание. Когда вы говорите: «Я верю в Бога», вы заявляете: «Я не могу жить без Бога. Будет слишком трудно существовать во тьме, в окружении смерти, без понятия Бога». Это понятие спасительно. Вы не чувствуете себя одиноким, вы не чувствуете себя незащищенным, сомневающимся – отсюда вера.

Мартин Лютер писал: «Мой Бог – моя лучшая крепость». Эти слова не могут исходить от человека, который доверяет. «Мой Бог – моя лучшая крепость»? Похоже, Мартин Лютер обороняется от кого-то. Даже Бог стал крепостью, чтобы защитить вас, чтобы вы могли чувствовать себя в безопасности – это вера из страха. Представление «Бог – это моя лучшая крепость» рождается из страха, не из любви. Не из доверия. Глубоко внутри – сомнение и страх.

Доверять просто. Это как ребенок, доверяющий своей матери. Это не значит, что он верит, вера еще не проникла в него. Вы некогда были маленьким ребенком. Вы верили в свою мать или доверяли ей? Сомнения еще не появились, поэтому как можно говорить о вере? Вера приходит только тогда, когда появляются сомнения; сомнение приходит первым. Позже, чтобы подавить сомнения, вы цепляетесь за веру. Доверие есть, когда исчезают сомнения; доверие есть, когда нет сомнений.

Например, вы дышите. Вы вдыхаете, затем выдыхаете. Вы боитесь выдохнуть из-за того, что – а вдруг? – дыхание не возобновится? Вы доверяете. Вы доверяете, что оно вернется. Разумеется, оснований доверять ему нет. Какие основания? Почему оно должно возвращаться? В лучшем случае, вы можете сказать, что в прошлом происходило так, но это не гарантия. В будущем это может не случиться. Если вы будете бояться выдыхать, потому что дыхание может не вернуться, вы начнете задерживать его. Вот что значит верить – цепляться, задерживать. Но если вы задерживаете дыхание, ваше лицо багровеет, и вы начинаете задыхаться. Если будете продолжать – умрете.

Все вероисповедания душат, все вероисповедания не дают вам быть по-настоящему живыми. Они умерщвляют ваше существо.

Вы выдыхаете, вы доверяете жизни. Буддистское слово нирвана означает просто выдох, выдыхание, доверие. Доверие – это очень, очень невинное явление. Вера из головы, доверие из сердца. Просто доверяйте жизни, потому что вы из жизни, живете в жизни и однажды снова вернетесь к ее источнику. Страха нет. Вы родились, вы живете, вы умрете; в этом нет ничего страшного. Вы снова родитесь, снова будете жить, снова умрете; это круг. Та жизнь, которая дала жизнь вам, всегда может дать вам другую жизнь – чего бояться?

Зачем цепляться за веру? Вера создана человеком, доверие – Богом. Вера в любом проявлении философична, доверие не имеет ничего общего с философией. Доверие означает, что вы знаете, что такое любовь. Это не понятие Бога, сидящего где-то на небесах, управляющего и руководящего оттуда. Доверию не нужен Бог: этой беспредельной жизни, этой тотальности более чем достаточно. Когда вы доверяете, вы расслабляетесь. Расслабление – это сдача.

А теперь: «Дзен – это путь сдачи?» Да. Религия как таковая есть сдача, расслабление. Не надо ни за что цепляться. Это говорит о том, что вы не доверяете жизни.

Каждый вечер Магомет обычно раздавал все, что насобирал за день. Все! Ни единой крохи не должно было быть отложено на следующий день, потому что, как он говорил, «источник, который питал меня сегодня, даст мне и завтра. Если это случилось сегодня, почему нельзя довериться завтра? Зачем откладывать?»

Но когда он был при смерти, тяжело болен, его жена забеспокоилась. Возможно, ночью может понадобиться лекарь, и этим вечером она оставила пять рупий, пять динаров. Она переживала: «Кто знает… Ночью ему может стать еще хуже, понадобится лекарство. Куда я пойду посреди ночи? Может понадобиться доктор, и ему придется заплатить». Ничего не говоря Магомету, она оставила пять динаров.

Около полуночи Магомет открыл глаза и сказал: «Я чувствую недоверие вокруг. Мне кажется, что-то было отложено».

Жена очень испугалась и созналась: «Прости меня, я подумала, ночью нам может что-то понадобиться, и я оставила всего пять динаров».

Магомет сказал: «Пойди и отдай их кому-нибудь».

Она сказала: «Кто может быть на улице посреди ночи?»

Магомет сказал: «Просто послушай и дай мне умереть спокойно, иначе я буду чувствовать себя виноватым, виноватым перед моим Богом. Если он спросит меня, мне будет стыдно, что в последний момент я умер в глубоком недоверии. Ступай же!»

Жена вышла, естественно, не веря ему, но на улице стоял нищий.

Когда она вернулась, Магомет сказал ей: «Посмотри, ему хорошо, и если нам что-нибудь понадобится, за дверью будет стоять даритель. Не беспокойся».

Он поправил одеяло и сразу же умер. Он тотально расслабился.

Цепляние за что-либо, за что угодно, показывает недоверие. Если вы любите мужчину или женщину и цепляетесь, это означает, что вы не доверяете. Если вы любите женщину и спрашиваете: «Ты будешь любить меня завтра или нет?» – то вы не доверяете ей. Если вы идете в загс, вы не доверяете. Тогда вы больше доверяете суду, полиции, законам, чем любви. Вы готовитесь к завтрашнему дню. Если эта женщина или этот мужчина попробуют обмануть вас или бросят, вы сможете получить поддержку от суда, от полиции, и закон будет на вашей стороне, все общество будет поддерживать вас. Вы принимаете меры, потому что боитесь.

Но если вы действительно любите, любви достаточно, больше чем достаточно. Зачем волноваться о завтра? Но глубоко внутри живут сомнения. Даже когда вы думаете, что любите, сомнения остаются.

Говорят, когда Иисус воскрес после распятия, первым человеком, увидевшим его, была Мария Магдалина. Она безумно любила его. Она поспешила к нему. В Новом Завете написано, что Иисус сказал ей: «Не прикасайся ко мне».

Меня это несколько насторожило, потому что Иисус говорит: «Не прикасайся ко мне». Это не выглядит правдоподобным. Что-то здесь не так. Понятно, если Папа скажет: «Не прикасайся ко мне», – но Иисус, говорящий: «Не прикасайся ко мне»? Практически невозможно!

И я попытался найти оригинал. В оригинале употребляется греческое слово, которое означает и то, и другое – и прикасаться, и цепляться. Я нашел разгадку. Иисус говорит: «Не цепляйся за меня», он не говорит: «Не прикасайся ко мне». Но переводчики истолковали его слова как: «Не прикасайся ко мне». Переводчик привнес свой собственный ум. Иисус должен был сказать: «Не цепляйся за меня», потому что, если есть доверие, не нужно цепляться. Если есть любовь, не нужно цепляться. Вы просто делитесь, нисколько не цепляясь, вы делитесь в глубоком расслаблении.

Сдаться означает сдаться жизни, сдаться источнику, из которого вы пришли и куда однажды вернетесь. Вы как волна в океане: вы выходите из океана и возвращаетесь в океан. Сдаться означает довериться океану. Естественно, что кроме этого может сделать волна? Волна вынуждена доверять океану – доверяешь ты океану или нет, ты остаешься частью океана. Не доверяя, вы создаете беспокойство, только и всего. Ничто не изменится, только вы станете беспокойным, напряженным, отчаявшимся. Если вы доверяете, вы цветете, вы распускаетесь, вы празднуете, зная, что в глубине находится ваша мать, океан. Когда устанете, вы вернетесь и отдохнете внутри ее существа. Когда отдохнете, вы снова возвратитесь, чтобы ощутить вкус неба, солнечного света и звезд. Сдача – это доверие, и она не имеет ничего общего с понятием Бога, с истолкованием Бога. Это отношение.

Тогда вы сможете понять смысл последнего изречения Будды: «Будь светом самому себе». Когда он говорит стать светом самому себе, он имеет в виду следующее: если вы сдались жизни, вы стали светом самому себе. Теперь жизнь ведет вас. Вы живете в просветлении. Когда он говорит: «Будь светом самому себе», он говорит не следовать ни за кем, не цепляться ни за кого. Учитесь у всех, но не цепляйтесь ни за кого. Будьте открытым, восприимчивым, но оставайтесь собой, потому что в итоге религиозный опыт не может быть заимствованным опытом. Он должен быть экзистенциальным; он должен быть вашим личным. Только тогда он подлинный.

Если я что-то я говорю, а ты в это веришь, это не поможет. Если я что-то говорю, а ты ищешь, и сдаешься, и доверяешь, тогда ты испытываешь то же самое – тогда возникает свет внутри. Иначе мои слова останутся словами; в лучшем случае станут верой. Пока вы не ощутите их истинность, они не могут стать истиной, они не могут стать вашей личной истиной. Моя истина не может стать вашей, иначе она обесценится. Если бы моя истина могла стать вашей, не было бы никаких проблем.

В этом разница между научной истиной и истиной религиозной. Научная истина может быть позаимствована. Научная истина, однажды открытая, становится общественным достоянием. Альберт Эйнштейн открыл теорию относительности. Теперь не нужно открывать ее снова, и еще раз, и еще. Это было бы глупо. Однажды открытая, она стала общей. Теперь это теория всех и каждого. Однажды открытая, однажды доказанная, теперь она доступна для изучения даже школьнику. Гений больше не нужен: вам не нужно быть Альбертом Эйнштейном, достаточно среднего ума, достаточно обычного ума. Поймете ее – и она уже ваша. Как известно, Эйнштейну потребовались годы, прежде чем он смог открыть ее. Вам это не нужно. Если вы готовы разобраться, подумать над ней, вам хватит нескольких часов.

Но то же самое неверно по отношению к религиозной истине. Будда открыл, Христос открыл, Нанак и Кабир открыли, но их открытия не могут стать вашими открытиями. Вам придется заново открывать их. Вам придется начинать с самого начала, вы не можете просто взять и поверить в них. Это не поможет. Но именно это делает человечество, принимая религиозную истину за научную. Это не научная истина, она не может стать общественным достоянием. Каждый должен прийти к ней сам, каждый должен приходить к ней снова и снова. Она не будет лежать в свободном доступе на рынке. Вам придется пройти через трудности; вам придется искать и исследовать; вам придется идти тем же путем. Срезать не получится. Вам придется пройти те же лишения, что прошел Будда; те же трудности; что и Будда; пережить то же отчаяние, что пережил Будда; вам придется преодолеть на пути те же препятствия, что преодолел Будда. И однажды, когда тучи рассеются, вы начнете танцевать и будете в таком же экстазе, в каком был и Будда.

Как известно, Архимед, сделав открытие, бегал по улицам нагишом и кричал: «Эврика! Я нашел!» Вы можете понять Архимеда за считанные минуты, за несколько секунд, но вы не испытаете того же восторга, иначе каждый школьник бегал бы нагишом по улицам и кричал: «Эврика!» Никто не делал этого со времен Архимеда. Это случилось только однажды. Для Архимеда это было открытием, а затем стало общественным достоянием.

Но это хорошо, что религиозную истину нельзя передать, иначе вы бы никогда не смогли достичь того же экстаза, что Будда, или Иисус, или Кришна, – никогда. Вы бы узнали об этом из школьных учебников. Любой дурак мог бы передать вам ее. И тогда целиком было бы упущено оргастическое переживание.

Хорошо, что религиозное переживание приходится испытывать лично. Никто не может привести вас к нему. Люди могут обозначить путь, но эти ориентиры весьма условны. Не понимайте их буквально. Будда сказал: «Будь светом самому себе». Он говорит: «Помни, моя истина не может быть твоей истиной; мой свет не может быть твоим светом. Вкуси от моего духа, пусть это распалит твою жажду. Пусть твой поиск будет напряженным, будь в нем тотально. Выучи мою молитву искателя истины, но истина, свет должны гореть внутри тебя. Ты должен разжечь их внутри себя».

Вы не можете позаимствовать истину. Ее нельзя передать, она не атрибут. Она очень тонкое переживание, которое невозможно выразить. Оно невыразимо. В лучшем случае, можно попробовать передать некоторые оттенки.

Вопрос второй:

Ошо, объясни, пожалуйста, природу таких явлений, которые мы называем «тоска» и «беспокойство».

Тоска и беспокойство тесно взаимосвязаны. Когда тебе тоскливо, ты чувствуешь беспокойство. Беспокойство – это побочный продукт тоски.

Попробуйте понять этот механизм. Когда вам тоскливо, вы хотите вырваться из этой ситуации. Когда кто-нибудь что-нибудь рассказывает и вам становится скучно, вы начинаете ерзать. Это тонкий намек, что вы хотите покинуть это место, этого человека, этот бессмысленный разговор. Ваше тело начинает двигаться. Конечно, из чувства вежливости вы подавляете его, но тело уже в движении, потому что тело искреннее, чем ум; тело честнее и откровеннее, чем ум. Ум старается быть вежливым, приятным. Вы говорите: «Какая прелесть!», – но про себя добавляете: «Какой ужас! Я столько раз это слышал, а он снова рассказывает об этом!»

Я слышал о жене Альберта Эйнштейна – о фрау Эйнштейн. К ним часто захаживал друг Эйнштейна, и ученый рассказывал анекдоты, сыпал шутками, и все смеялись. Но другу стало интересно вот что: каждый раз, когда Эйнштейн начинал рассказывать что-либо, его жена тут же начинала вязать или что-то делать. Почему вдруг?

Эйнштейн был евреем, а у евреев лучшие в мире анекдоты. Они так долго страдали, а шутки помогали им выживать. Они влачили такое жалкое существование, что им приходилось подбадривать себя, поэтому у них самые лучшие анекдоты. Ни одна страна, ни одна раса не может составить им конкуренцию. В Индии совсем нет хороших анекдотов: страна жила очень спокойно – себя не нужно было подбадривать. Юмор необходим, когда человек находится в постоянной опасности: человеку необходимо смеяться хоть над чем-нибудь, любой предлог вызывает смех.

Эйнштейн расскажет какую-нибудь шутку, анекдот или историю – и они оба хохочут. Но друга терзало любопытство, и однажды он спросил фрау Эйнштейн: «Почему вы начинаете вязать в тот момент, когда Эйнштейн начинает что-нибудь рассказывать?»

Она ответила: «Если я не отвлекусь на что-нибудь, мне будет очень трудно сохранить спокойствие. Вы приходите иногда, а я всегда здесь. Когда кто-то приходит, он рассказывает одни и те же шутки. Если я срочно не займу чем-нибудь свои руки, я буду так нервничать, что это будет просто неприлично. Поэтому мне приходится что-то делать, чтобы претворить свое беспокойство в работу и спрятаться за ней».

Как только вы чувствуете тоску, вы чувствуете и беспокойство. Беспокойство – это намек вашего тела. Оно говорит: «Уходи отсюда. Иди куда-нибудь, но не оставайся здесь». Но ум продолжает улыбаться, глаза продолжают блестеть, и вы продолжаете говорить, что вы никогда не слышали ничего подобного. Ваш ум цивилизованный, а тело все еще дикое. Ум человеческий, а тело все еще звериное. Ум фальшивый, тело настоящее. Ум знает правила и нормы – как себя правильно вести, – так что, даже если вы встретите неприятного человека, вы скажете: «Я счастлив, я так рад тебя видеть!» А глубоко внутри вы бы убили его, если бы было можно. Он подталкивает вас к убийству. И вы начинаете нервничать, становитесь беспокойным.

Если вы прислушаетесь к телу и сбежите, беспокойство исчезнет. Попробуйте. Обязательно попробуйте! Если с вами кто-то невыносимо скучный, начните прыгать, бегать. Представьте себе: беспокойство исчезнет, потому что беспокойство всего лишь показывает, что ваша энергия не хочет здесь оставаться. Она уже на ходу, она уже покинула это место. Теперь вы следуйте за ней.

Поэтому важно понять тоску, а не беспокойство. Тоска – это очень, очень важное явление. Только человек испытывает это чувство, и ни одно другое животное. Вы не сможете заставить буйвола скучать – это невозможно! Только человеку становится скучно, потому что только человек сознателен. Сознательность – вот причина. Чем более вы чувствительны, тем более бдительны, тем более сознательны – тем более вы тоскуете. Вы будете тосковать все чаще. Средний ум не испытывает таких чувств. Он продолжает свой путь, он все принимает, для него все что ни есть – хорошо, он не настолько бдителен. Чем более бдительным вы становитесь, более свежим, тем острее вы чувствуете, что ситуация повторяется; что ситуация плохо влияет на вас, что ситуация избитая. Чем более вы чувствительны, тем более вы тоскуете.

Тоска – показатель чувствительности. Деревья не тоскуют, животные не тоскуют, скалы не тоскуют, потому что они недостаточно чувствительны. Это должно стать одним из основополагающих умозаключений касательно вашей скуки – вы чувствительны.

Но будды тоже не тоскуют. Вы не можете наскучить будде. Животные не тоскуют, и будды не тоскуют – скука существует как промежуточное явление между животным и буддой. Чтобы тосковать, нужно немного более чувствительности, чем дано животному. И если вы хотите подняться над ней, тогда вам надо стать тотально чувствительным – тогда тоска тоже исчезает. Она посередине. Либо вы становитесь подобны животному, и тогда тоска исчезает…

Вы можете видеть, что люди, живущие плотской жизнью, меньше тоскуют. Они едят, пьют, женятся и не слишком тоскуют, но они не чувствительные. Они живут по минимуму. У них столько сознания, сколько нужно на один-два дня монотонной жизни. А интеллектуалы, люди, думающие слишком много, тоскуют больше, потому что думают. И вследствие всех этих размышлений они начинают понимать, что их жизнь – череда банальных повторений.