Текст книги "Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период (адаптирована под iPad)"

Враждебные отношения со шведами были намного острее, чем с норвежцами, и намного продолжительнее, чем с датчанами.

Это скандинавское королевство, не столь давно обратившееся в христианство, считало своей миссией распространение новой веры среди язычников, обитавших на территории современной Финляндии. Впрочем, в ту эпоху было трудно разобрать, где заканчивались идеалистические мотивы и начинались меркантильные: неся Христово слово, миссионеры заодно захватывали земли и обращали «спасенные» племена в подданство.

Ослабление Руси после монгольского нашествия побудило шведов к экспансии за счет традиционно русских зон влияния – в Карелии и в области реки Невы, то есть в непосредственной близости от новгородских владений.

Летом 1240 года шведский отряд высадился в устье Невы, очевидно рассчитывая там закрепиться. Однако надежды на то, что разбитое монголами великое княжество владимирское не сможет оказать новгородцам военную помощь, не оправдались. Сын великого князя юный Александр Ярославич нанес шведам поражение (более подробно я расскажу об этом в главе про Александра Невского), и флот отправился восвояси.

В дальнейшем все войны и конфликты между шведами и новгородцами почти всегда происходили по одному и тому же сценарию: то одна, то другая сторона пыталась утвердиться в зоне, расположенной между шведскими и русскими владениями. Это называлось правом «брать дань на кареле и ижоре».

При этом не следует полагать, будто Новгород был невинной овечкой, только и делавшей, что отбивавшейся от агрессора. Рейды и разбойные нападения были взаимными. Новгородские лихие люди, так называемые ушкуйники, иногда забирались далеко на шведскую территорию, грабя и предавая огню целые города. Той же монетой платили и шведские искатели добычи. Такие кровавые инциденты войнами не считались. Известно, что в 1339 году стороны договорились между собой без жалости истреблять подобные шайки и не считать это поводом для ссоры.

Попытки укрепиться на спорных землях всерьез, поставив там крепость, считались уже актом государственной агрессии и обычно влекли за собой войну.

Так, в 1293 году шведами был построен город Выборг, который новгородцы неоднократно пытались взять, но не смогли. Зато сильная крепость Ландскрона, поставленная на Охте, продержалась всего несколько лет; в конце концов русские ее захватили и сравняли с землей.

В 1310 году большая русская дружина под командованием смоленского князя Дмитрия Романовича переправилась через Финский залив и опустошила шведские владения, взяв большую добычу. Три года спустя шведы в отместку захватили и сожгли город Ладогу. Еще через пять лет новгородцы спалили город Або. И так продолжалось десятилетие за десятилетием, без какого-либо существенного результата. Правда, в 1323 году был заключен первый договор о границе по реке Сестре, но впоследствии он постоянно нарушался.

Лишь одна из этих бесчисленных небольших войн стоит особняком, поскольку со стороны Швеции она была попыткой не отбить кусок спорной земли, а завоевать весь Новгород.

Выборгская крепость в XIV веке. Реконструкция

«Отросшие бороды»

Эту авантюру затеял король Магнус Эриксон (1316–1374), оставивший по себе славу сумасброда. Монарх-идеалист, запретивший рабство и крепостную зависимость, он в то же время совершил за время своего правления немало глупостей. Одной из них стал крестовый поход против русских «схизматиков».

Сначала в Новгород прибыли шведские послы и объявили вечу, что король предлагает устроить религиозный диспут между католическими и православными «философами» – чья вера правильней. Если-де победят русские богословы, то Магнус со всем своим народом перейдет в православие, а если верх одержат шведские ученые мужи, то пусть новгородцы поголовно примут латинскую веру.

У новгородцев с учеными мужами, видимо, было не очень, поэтому они ответили уклончиво: мы-де люди маленькие, веру свою получили от византийцев, вот с их патриархом и дискутируйте, а если у шведов на нас какая обида, то скажите об этом прямо. Нет у меня на вас никакой обиды, ответил на это Магнус, но если не перейдете в католичество, двинусь на вас со всей своей силой.

И двинулся. Папа позволил ему собрать специальный десятинный сбор на организацию благочестивого похода.

Снарядив на эти деньги армию, Магнус в 1348 году захватил русскую крепость Орешек. Пленных он велел перекрестить в католичество, а «православные» бороды им состричь, после чего, удовлетворив свой набожный пыл, вернулся домой.

Но, как написано в хронике, бороды у русских скоро отросли. Они отобрали крепость обратно и сурово наказали вероотступников.

На следующий год неугомонный Магнус приплыл снова, но теперь новгородцы были готовы к нападению. К тому же до Швеции докатилась страшная пандемия чумы, от которой страна потеряла треть населения. На этом злосчастья короля не закончились: налетевшая буря уничтожила много шведских кораблей.

Из затеи с завоеванием Новгорода ничего не вышло, и через некоторое время был заключен мир.

После этой эскапады вздорный Магнус прожил еще долгую, полную всяких нелепых приключений жизнь и в конце концов погиб при кораблекрушении. Память о странном шведе сохранилась у новгородцев надолго и запечатлилась в «Рукописании Магнуша», где злоключения короля описываются в назидательном ключе.

Автор повести пишет, что Магнус не утонул, а три дня носился по волнам на доске и осознал свои прегрешения: «А все то мене Бог казнил за мое высокоумие, что есмь наступал на Русь». Тогда Господь над ним смилостивился, прибил к русскому берегу, где Магнус принял православное имя Григорий и скончался схимником.

Магнус Эриксон. Шведская миниатюра XV в.

Этот колоритный эпизод никак не изменил общий рисунок шведско-новгородских отношений. Соперничество продолжалось и в XV веке, а впоследствии, с утратой Новгородом самостоятельности, обрело для возродившегося русского государства еще большую остроту, перейдя в борьбу за лидерство в балтийском регионе; эта борьба окончательно завершится лишь в начале XIX века.

Немцы

Эту главу, речь в которой пойдет о рыцарских орденах Прибалтики, я назвал «Немцы», хотя членами военно-монашеских организаций подобного типа могли стать дворяне и простолюдины любого происхождения – были бы католиками. И всё же подавляющее большинство «братьев» набирались в германских землях и были отпрысками немецких фамилий.

Соседи эти появились у русских рубежей незадолго до монгольского нашествия – и не по собственному произволу, а по приглашению, так что к категории «незваных гостей» их не отнесешь.

Пригласили их, правда, не русские.

В ту эпоху по южному берегу Балтийского моря обитали многочисленные языческие племена: эсты, ливы, латгалы, земгалы, курши, жемайты, аукштайты, литовцы, ятвяги, пруссы. Последние, самые западные из всех, в XIII веке соседствовали с северопольскими землями. Пруссы были довольно большим этносом, не имевшим своего государства и состоявшим из одиннадцати племен. Пока Польша была сильна, она беспрепятственно грабила и угнетала этот лесной народ, но, когда королевство распалось и ослабело, пруссы сами стали совершать набеги на польские владения.

Мазовецкий князь Конрад I (1187–1237), между прочим, женатый на внучке главного героя «Слова о полку Игореве», не мог справиться с грабителями собственными силами. Для того чтобы противостоять нападениям всех прусских племен, каждое из которых управлялось собственным вождем, пришлось бы содержать на границе постоянную армию, а это князю было не по средствам.

Тогда Конраду пришла в голову отличная идея: не отдать ли порубежье военно-монашескому ордену? Он будет теснить язычников, обращая их в Христову веру, и прусская проблема со временем разрешится.

Расселение прибалтийских племен в XIII веке. М. Руданов

Духовно-воинские братства возникли во время крестоносных походов и быстро вошли в силу. В большинстве европейских стран существовала майоратная система наследования, то есть все землевладение доставалось старшему сыну, а младшие оставались без средств к существованию – иначе феоды дробились бы до бесконечности. Поэтому множество молодых людей военного сословия охотно поступали в ордена – кто ради славы или карьеры, а кто просто ради пропитания. Таким образом, ряды «братьев» пополнялись сами собой, без дополнительных затрат, что должно было очень понравиться Конраду Мазовецкому.

Сначала он попробовал (в двадцатых годах XIII века) учредить из польских и немецких рыцарей свой собственный орден «Добжиньских братьев», но вскоре понял, что такими средствами проблемы не решить. Орден был нужен не доморощенный, а настоящий – с боевыми традициями и устоявшейся структурой.

Около 1225 года Конрад начал вести переговоры с одним из уже существовавших орденов – Тевтонским.

Тевтонские рыцари. Из «Мюнхенер Бильдербоген», иллюстрированного издания XIX в.

Бывшие братья милосердия

Тевтоны, как и более могущественные госпитальеры, поначалу были организацией сугубо мирной, богоугодной. «Тевтонская братия церкви Марии Иерусалимской» (так они назывались на первых порах) попечительствовала в Святой Земле над недужными и ранеными крестоносцами немецкого происхождения. Устав был строгий, почти монашеский. Братья жили коммуной, отказывались от личного имущества, вкушали скудную пищу, спали на жестких ложах. Поступающий в орден давал обеты бедности, целомудрия (с женщинами нельзя было даже разговаривать), а также беспрекословного послушания. Третий обет в конечном итоге оказался самым важным и, в отличие от прочих ограничений, сохранялся долго.

Скоро выяснилось, что большое количество суровых, физически крепких, обученных военному делу мужчин, которые не пьянствуют, не своевольничают, а без рассуждений повинуются начальству, представляет собой мощную силу, и ей грех не воспользоваться. Так тевтоны превратились в военно-монашеский, а затем и рыцарский орден. Дисциплинированные, привыкшие к общежитию и взаимовыручке, они в боевом отношении превосходили обычное рыцарское ополчение, где каждый маленький феодал был сам себе начальник.

Наряженные в белые плащи с черным крестом на плече, тевтоны вскоре перестали ухаживать за больными и превратились в военный контингент, помощью которого желали воспользоваться многие.

В 1209 году магистром тевтонов стал деятельный и честолюбивый Герман фон Зальца (1209–1239). Он видел, что господство крестоносцев в Палестине долго не продлится, и решил переместить деятельность ордена в Европу, где тоже имелись свои басурманы, притом менее опасные, чем сарацины. В десятых годах XIII века тевтоны, переправившись в Венгрию, помогали тамошнему королю Андрею II воевать с половцами. Действовали рыцари-монахи так успешно, что король и местные аристократы испугались этой военной силы, которая к тому же вела себя слишком независимо. Случился конфликт, и тевтонов вынудили покинуть Венгрию.

Как раз в это время тевтоны и получили приглашение мазовецкого князя. Оно пришлось как нельзя более кстати.

Тевтонскому ордену отвели часть польских земель и пообещали отдать все территории, которые будут завоеваны у пруссов и других язычников.

С 1230 года братья взялись за дело – и очень уверенно. В военном отношении они были много сильнее неорганизованных пруссов, которым пришлось пятиться дальше в леса или покоряться. Тевтоны двигались вперед, воздвигая в качестве опорных пунктов крепости. Со всей Германии прибывали пополнения – не только воины, но и колонисты, основывавшие города и селения. Пруссия быстро онемечивалась и христианизировалась.

Вероятно, Конрад Мазовецкий был очень доволен, но полякам последующих поколений придется горько пожалеть о том, что они променяли прусскую проблему на тевтонскую.

Северо-восточнее земли пруссов, ближе к русским владениям, в то время существовал еще один орден – Меченосцев (на плащах братьев был изображен алый меч), живший по уставу рыцарей-тамплиеров.

«Братья меча» должны были обращать в христианство литовские и финские племена, но особенными успехами на этом поприще похвастать не могли. К тому же они враждовали с русскими соседями, которые до монгольского нашествия были явно сильнее.

В 1234 году в ходе длительной войны с Орденом Ярослав Всеволодович Переяславльский, брат великого князя владимирского, пошел походом на захваченный немцами город Юрьев (Дорпат). Навстречу вышли меченосцы и были наголову разбиты, причем многие провалились под лед реки Омовжи и утонули. Восемь лет спустя в Ледовом побоище сын Ярослава одержит точь-в-точь такую же победу, но ей выпадет несравненно бо́льшая историческая слава.

В 1236 году злосчастные меченосцы потерпели еще худшее поражение от литовцев, причем пал магистр и погибли 48 рыцарей. Там же полегли и русские, на сей раз бившиеся вместе с немцами – псковский отряд в 200 человек. (Цифры потерь могут показаться несерьезными, но это не так. Просто на сей раз летописец обошелся без обычных преувеличений. О том, что разгром был тяжелейшим, можно судить, сравнивая с Ледовым побоищем, где Орден потерял 26 рыцарей.)

Литовцы воюют с рыцарями. Барельеф из замка Мариенвердер

После этих неудач последовало разбирательство. В Ливонию приехала инспекция от германского императора, обвинившая меченосцев во всевозможных прегрешениях. В 1237 году папа римский постановил включить меченосцев в состав Тевтонского ордена, добившегося столь блистательных результатов в борьбе с язычниками. Орден меченосцев утратил самостоятельность, стал называться Ливонским и получил статус ландмейстерства Тевтонского ордена.

В результате этих событий одновременно с монгольской агрессией у северо-западных рубежей Руси возникло сильное военное государство, очень хорошо организованное и враждебное по отношению к православным «схизматикам».

Мощь объединенного Ордена постепенно возрастала, подвластная ему территория увеличивалась. Рыцари покорили куршей и земгалов, а в 1346 году, как уже говорилось, выкупили у датской короны герцогство Эстония. Наибольшего могущества орден достиг в конце XIV века.

Отношения с восточным соседом всё время были плохие. В общей сложности между ливонскими немцами и русскими произошло больше тридцати войн, последняя из которых относится уже к эпохе Ивана Грозного, однако нет смысла утомлять читателя описанием всех этих однообразных и в историческом смысле непримечательных кровопролитий – за исключением двух самых ярких эпизодов, о которых будет рассказано позже.

Удачным для Руси было то обстоятельство, что Орден главным своим противником считал литовцев, а впоследствии поляков. На борьбу с ними он и тратил свои основные силы. Однако доставалось и русским – прежде всего слабому Пскову, для которого немецкая проблема стояла очень остро. Без посторонней помощи псковитянам с Орденом было не справиться. Но союзники находились: либо более сильный Новгород, либо приглашенные князья – чаще всего русские, но бывало, что и литовские.

Впрочем, в XIV–XV веках иногда было довольно трудно понять, какие княжества считать русскими, а какие литовскими. Тут и там жил, в общем, один народ, говоривший на русском языке и исповедовавший православие; литовские князья могли быть Рюрикова рода, а русские – Гедиминова; область могла несколько раз переходить от литовского великого князя к московскому и обратно.

Соперничество Руси с Литвой, бесчисленные войны и союзы, сближения и расхождения сыграли в русской истории гораздо бо́льшую роль, чем отношения со скандинавами или немцами.

Литва

Из чтения школьных учебников и царского, и советского, и постсоветского времени складывается ощущение, что основную угрозу с запада в ту эпоху представляли собой немцы – просто потому, что немцы были извечным врагом, а история у нас всегда считалась идеологической дисциплиной.

Однако на самом деле главным, настоящим конкурентом Владимирской, а затем Московской Руси начиная с XIV века была Литва. Если бы исторические обстоятельства сложились немного иначе (об этом мы еще поговорим), очень возможно, что столица современного российского государства находилась бы сейчас в Вильнюсе. Именно российского, потому что в этом гипотетическом государстве русский культурно-этнический элемент наверняка возобладал бы над литовским.

Великое княжество Литовское сформировалось и окрепло прежде всего как русославянское государственное объединение и оставалось таковым вплоть до полонизации и католизации.

Рядом с «нашей» Русью, униженной и ослабленной иноземным завоеванием, долгое время существовала другая, альтернативная Русь – только называлась она не «Русью», а «Литвой».

Эта вторая Русь была больше и сильнее; в определенный исторический момент, в начале XVII века, она, соединившись с Польшей, ненадолго даже подчинила себе Москву, но в конце концов, в силу исторических причин, о которых мы поговорим в следующих томах, оказалась вынуждена сойти с исторической арены. Нынешняя страна Литва представляет собой лишь маленький осколок бывшей великой державы, чьи владения в период расцвета простирались от Балтийского до Черного морей.

Одновременно с тем, как в «монгольской» Руси собирало вокруг себя земли Московское княжество, на западе ту же работу производила Литва, создавшая свою собственную, «литовскую» Русь.

Казалось бы, роль собирателя русских областей, оставшихся вне зоны ордынской оккупации, должно было взять на себя Галицко-Волынское княжество, но потомки прославленного князя Даниила (о нем подробно рассказано в I томе) оказались слабыми правителями. Они не могли совладать с местной аристократией, вечной соперницей княжеской власти, и во второй половине XIII века богатый, густонаселенный край погрузился в междоусобные раздоры.

В Литве же тем временем шли процессы прямо противоположного свойства.

Поначалу в этом диком языческом краю не было ни государства, ни городов. Племена управлялись независимыми вождями и жили сами по себе. С активизацией колонизаторской деятельности Ордена литовцы должны были бы подвергнуться участи пруссов, но этого не произошло.

Миндовг. А. Гваньини

Мы уже говорили о том, что исторический естественный отбор определяется сочетанием случайных и неслучайных факторов, причем к числу последних относится своевременное явление сильной исторической личности. У пруссов таковой не нашлось; литовцам повезло.

Один из местных вождей по имени Миндовг (1195–1263) сумел сплотить литовские племена в подобие централизованного государства. Это произошло в сороковые годы XIII века. Примерно с этого времени Миндовг начинает именовать себя великим князем.

Правление основателя литовского государства было бурным. Оно прошло в постоянной борьбе – не только с тевтонами, но и с монголами, которые пытались вторгнуться в Литву с юга, причем помогали Орде русские полки Даниила Галицкого.

От внешних врагов Миндовг отбиться сумел, но не совладал с врагами внутренними. В конце концов первого литовского великого князя вместе с сыновьями убили заговорщики.

После этого в Литве на целых полвека воцарился хаос – междоусобные войны, частая смена правителей. Но государство тем не менее устояло и тем самым доказало свою жизнеспособность.

В этот смутный период Литва не просто сохранилась – она значительно расширила свою первоначальную территорию.

Началось это еще при Миндовге, присоединившем Черную Русь (часть современной Белоруссии). Постепенно и другие западнорусские земли, оказавшиеся между монголами и литовцами, стали выбирать из двух зол меньшее и переходить под покровительство Литвы. Удельные князьки Рюриковичи при этом обычно сохраняли свои владения, а бояре – свои вотчины.

Новые власти не покушались на установившиеся общественные институты, религию, обычаи – наоборот, сами приобщались к русославянской культуре. При великокняжеском дворе вошли в употребление русские чины и звания («боярин», «конюший», «тиун» и т. д.); в суде использовался русский язык и многие нормы «Русской правды».

Князья и бояре обоих народов роднились между собой, причем в этом случае литовец или литовка часто принимали православие. Элита великого княжества состояла из обрусевших литовцев и из русских. Вот почему князья-литовцы будут с такой легкостью переходить на службу к Москве, а Рюриковичи отъезжать в Литву – в сущности, это было перемещением в пределах одного культурного, а в значительной степени и этнического пространства. Случалось, что русские города приглашали литовцев к себе на княжение – это не воспринималось как событие из ряда вон выходящее.

Хочется рассказать об одном из таких исторических деятелей, несправедливо забытом или полузабытом.

Довмонт и его супруга перед Богоматерью. Псковская икона

Литовский герой русской истории

Довмонта Псковского у нас мало вспоминают, потому что он был инородцем – одна из несправедливостей идеологизации исторической науки. В девятнадцатом веке, когда все в России увлекались отечественной историей и возникла сохранившаяся до нашего времени иерархия исторических личностей, казалось странным возвеличивать какого-то литовца, когда есть собственный Александр Невский. Довмонту не помогло то, что он тоже был православным и даже причислен к лику святых.

Слава главного защитника отечества от немцев досталась благоверному князю Александру Ярославичу, хотя победы Довмонта над немцами были и многочисленней, и масштабней.

Потеряв свой удел во внутрилитовской распре, наступившей после смерти Миндовга, Даумантас-Довмонт бежал в Псков и в 1266 году был там избран князем – республика нуждалась в военном руководителе. Перед этим он принял православное крещение и взял христианское имя Тимофей.

Иноплеменный князь оказался самым удачным правителем за всю историю Псковской автономии. Он правил целых 33 года. При нем маленькая республика стала сильной, фактически обрела независимость. Город – большая редкость для Руси XIII века – даже обзавелся каменной стеной, которая долго потом называлась Довмонтовой.

Но прославился Довмонт прежде всего как выдающийся полководец. Он не давал свое княжество в обиду ни Новгороду, ни великому князю владимирскому, ни бывшим соотечественникам-литовцам, а над могущественным Орденом одержал несколько впечатляющих побед.

Первая, самая крупная, произошла в 1268 году.

На этот раз агрессорами были русские. Союзное суздальско-переяславско-новгородско-псковское войско вторглось в Эстонию. Орден пришел на выручку датчанам («съвкупилася вся земля Немецьская», пишет летопись).

Возле Раковора (современный Раквере) произошла кровопролитная сеча.

Рыцари учли урок, полученный на льду Чудского озера, и в дополнение к обычной тактике, атаке «железной свиньей», применили фланговый удар вторым клином.

Поначалу казалось, что русские терпят поражение. Самые большие потери понесли новгородцы, оказавшиеся на острие атаки, в бою пал сам посадник. Но после того как погиб неприятельский командующий епископ Александр, ход боя переменился, и дело окончилось в пользу православной коалиции. Беглецов преследовали семь верст и убили столько, что «не мочи коневи ступити трупием». Раковорское сражение было гораздо крупнее возвеличенного нашими историками Ледового побоища. Принято считать, что с русской стороны в этой битве участвовали 30 000 воинов, а с ливонско-датской – 18 000.

Четыре года спустя Довмонт разбил уже самого ливонского магистра (Отто фон Роденштейна), пытавшегося захватить Псков. Князь сделал вылазку и застал врага врасплох. Немцы были уверены, что псковитяне не осмелятся вступить в бой до подхода новгородских подкреплений. Согласно преданию, Довмонт схватился с магистром и ранил его в лицо, что, впрочем, подозрительно похоже на рассказ о Невской битве, где Александр якобы тоже ударил копьем в лицо ярла Биргера.

Последнюю свою победу над ливонцами Довмонт одержал в 1299 году, когда немцы вновь осадили Псков – и отступили, потерпев поражение.

Вскоре после этого старый князь заболел и умер. В житии XIV века о нем сказано: «Страшен ратоборец быв, на мнозех бранях мужество свое показав и добрый нрав».

Так что давайте помнить русского литовца Довмонта Псковского.