Текст книги "Просто Маса"

– Компания набрала столько подрядов, что даже такому гиганту не хватает капитала, – продолжил майор. – Поэтому они взяли у АКБ ссуду в три миллиона долларов. Как выясняется, сакральный свиток был тайно передан банку в залог. Более надежного обеспечения нельзя и придумать. Если «Мицутомо» лишится своей – нет, общенациональной – святыни, им конец. Понимаете, в этой истории всё загадка. Во-первых, выкрасть свиток было совершенно невозможно, вы даже не представляете, какие там меры безопасности. А во-вторых, зачем похищать то, что невозможно сбыть? Реликвия слишком известна!

– Ну, на второй вопрос я могу ответить сразу, – уверенно заявил Маса. – Вор рассчитывает продать свиток самому концерну, который после этого сможет не возвращать три миллиона долларов. Не удивлюсь, если «Мицутомо» и организовал похищение. Им ведь наверняка показывали, где и как будут хранить их сокровище.

Версия была отменная, но Баба ее отверг.

– Вы очень долго жили за границей, сенсей, и отвыкли от японской действительности. То, что вы предполагаете, невообразимо. Как только банк публично объявит о краже и все узнают, что «Мицутомо» тайно передал священную реликвию иностранцам за презренные доллары, разразится невероятный скандал. Патриоты устроят концерну бойкот, заказы прекратятся, а какие-нибудь горячие головы еще и зарубят председателя мечом – вы знаете, как оно у нас бывает. Я, признаться, и сам был потрясен. Как такое возможно? В погоне за барышами капиталисты утрачивают всякое понятие о Кокусуе! Но позор постигнет не только жадных торгашей, он обрушится и на всю Японию. Банк ведь американский. Страшно вообразить, сколько грязи на нас выльет их бесконтрольная пресса! – От волнения майор даже оттянул воротник – ему было трудно дышать. – Вчера еле упросил мистера Брауна пока держать инцидент в тайне. Пообещал, что привлеку великого мастера детективных расследований, который обязательно найдет пропажу.

Тут полагалось запротестовать и сказать что-нибудь скромное, но Маса позволил себе проявить чудовищную вульгарность.

– Наверное, банк предлагает значительную награду?

– Мистер Браун сначала назвал сумму в пятьдесят тысяч долларов, потом повысил до ста, но я за вас, конечно, отказался. Не хватало еще, чтобы консультант японской полиции брал вознаграждение от иностранцев! Мы наградим вас по-своему, не сомневайтесь. Может быть, даже серебряной чаркой для сакэ с императорским гербом.

– Ну что вы, это уж будет чересчур, – кисло молвил Маса, но утешился тем, что дело обещает быть интересным. – Ладно. Рассказывайте про обстоятельства преступления.

Капитан взял со стола бумаги с какими-то записями и схемами, но тут в дверь постучал секретарь. Сказал, что прибыл Браун-сан.

– Чертовы иностранцы, никакого представления о пунктуальности! – воскликнул майор, глядя на часы (было без десяти десять). – То опаздывают, то приходят раньше времени!

А в дверь, не дожидаясь позволения, уже просунулась костистая неяпонская физиономия.

– Мэй ай кам ин?

Загадка на загадке

Маса и не представлял себе, до какой степени интересным окажется дело об украденном свитке.

– Это просто невозможно! Необъяснимо! – рассказывал мистер Браун. Он был носатый, рыжеволосый, узкогубый, с круглыми водянисто-голубыми глазами – по японским меркам жуткий урод. К тому же слабак – совершенно не умел сохранять выдержку в несчастье. Дрожал голосом и хрустел пальцами. – Когда наше прежнее помещение рассыпалось, как карточный домик, во время землетрясения, мы купили прочнейшее старинное здание, сложенное из огромных тесаных камней, которое нисколько не пострадало. Потратили полтора года и триста тысяч долларов на реконструкцию. Оборудовали всё по последнему слову науки. Даже на Манхэттене нет более надежного депозитария, чем наш! Достижения технического прогресса там соединены с живой охраной. Одно дополняет и контролирует другое. К центральному сейфу, где находился залог, без волшебства было даже не подойти!

– Про систему безопасности подробнее, пожалуйста, – велел Маса, делая вид, будто помечает что-то в тетрадочке. Американец разговаривал с ним, как пациент с медицинском светилом, последней своей надеждой. – И поверьте моему опыту, сэр. Волшебных краж не бывает. Бывают дырявые системы безопасности.

Банкир обиделся.

– Хорошо. Попробуйте обнаружить дыру, а я посмотрю! Само хранилище (это цокольное помещение) на ночь изолируется от внешнего мира автоматической стальной дверью[121]121
  Банковский депозитарий
  Эта фотография дает некоторое представление о том, как серьезно в двадцатые годы банки относились к защите своих депозитариев.


[Закрыть]. Она толщиной в два фута, весом в четыре тонны. Часовой механизм ни при каких обстоятельствах не даст замкам открыться до восьми часов утра. Охранник заперт внутри. Вдоль стен депозитария расположены банковские ячейки. Днем к ним имеют свободный доступ клиенты. Их у нас много, иногда внутри одновременно находится десять, даже пятнадцать человек. Но отсек максимальной безопасности, где хранился залог, представляет собой камеру внутри камеры. И туда без сопровождающего попасть невозможно. Это отдельный вход со стальной дверью.

– Она тоже автоматически запирается до утра?

– Нет, всё еще надежней. По инструкции раз в десять минут охранник делает круг по депозитарию, а потом должен, отперев дверь во внутренний отсек, произвести его визуальный осмотр. Камера площадью всего двадцать метров, и вся просматривается. Спрятаться там негде. Потом охранник снова запирает дверь и уходит. Это повторяется всю ночь, каждые десять минут. Отпирание и запирание регистрируется специальным устройством – чтобы дежурный не ленился.

– А после смены вы вашего охранника обыскиваете? – спросил Маса.

– Конечно. Очень тщательно. Перед дежурством он полностью переодевается в спецодежду, которую потом оставляет внутри. Нет, кражу совершил не охранник.

– Хм. Интере-е-есно… – В тетрадочке появился рисунок родового дракона, мудрость и везение которого Масе сейчас очень пригодились бы. – Значит, за десять минут кто-то проник сначала во внешнее хранилище, потом во внутреннее, вскрыл сейф, да еще тем же путем успел выбраться обратно. Через две стальные двери и часовой механизм?

– Все еще загадочней, – сказал Браун. – Преступник действовал в полной темноте.

– Откуда это известно? Кто бы помешал взломщику включить фонарик?

– Там внутри уникальная система сигнализации. Она реагирует на малейшее световое излучение.

– Что дактилоскопия? – повернулся Маса к полицейскому.

Тот помотал головой:

– Ничего.

– А ту штучку вы консультанту показали? – спросил банкир.

– Не успел еще. Вы пришли раньше назначенного времени. Вот что мы нашли там на полу около сейфа, сенсей. Нэцкэ.

Майор достал из стола маленькую костяную фигурку размером с брелок от ключей. Какой-то старичок с большой бородой.

– Почему вы решили, что это нэцкэ?

– Видите две маленькие дырочки? Они для тонкого шнурка. Для чего еще? Но отпечатков нет и здесь. Можете взять.

– Странно, – задумчиво произнес Маса, вертя безделушку. – Такой фантастически ловкий вор, а обронил улику? Да столь приметную? Может быть, не обронил? Знаете, в старинные времена знаменитые мастера ночного промысла иногда оставляли на месте преступления свой знак, вроде автографа. Мол, знайте, что это я – все равно не докажете.

– Это первое, что я подумал, сенсей. Послал запрос в главное управление уголовной полиции. Никто никогда таких нэцкэ на месте преступлений не обнаруживал. Это еще одна загадка.

Банкир опять противно захрустел суставами.

– Тут слишком много загадок! И если вы очень быстро не найдете для них отгадок, джентльмены, я буду вынужден предать дело гласности. Через центральные газеты, по радио. Назначим премию в сто, нет в двести тысяч. Гарантируем анонимность и безнаказанность. Или вы думаете «Мицутомо» заплатит похитителю больше? – забеспокоился Браун. – Майор, вы обязаны организовать слежку за «Мицутомо».

– Без тебя бы не догадался, – пробурчал Баба по-японски.

– Если они вступят в контакт с кем-то подозрительным, берите их с поличным! – брызгал слюной американец. – Я не допущу, чтобы наш банк надули на три миллиона! Подниму такой шум, что небу станет жарко!

Майор в панике смотрел на Масу. События развивались по самому худшему сценарию.

– Попробую найти вам отгадки, – лениво сказал консультант, пририсовав дракону пламя из пасти. – Двести тысяч мне не нужны, я работаю ради искусства. Но будут накладные расходы.

– Какие угодно! – вскричал директор. – Я немедленно выпишу вам открытый чек!

– Хорошо. Тогда встретимся через три часа в банке.

На месте версия, возникшая у сыщика, получила подтверждение. Маса, однако, продемонстрировал ее не сразу. Сначала обошел оба помещения, внешнее и внутреннее, как следует огляделся. Майор с директором, затаив дыхание, наблюдали.

Скорлупа у ореха была крепкая: массивные каменные стены, пол из старинных плит, плотно подогнанных одна к другой. При переоборудовании исторического здания под банк ничего менять тут не понадобилось – динамитом не взорвешь. Сейф, правда, был довольно заурядный, с цилиндрическим кодовым замком, комбинация из шести цифр. Для хорошего мастера с хорошим снаряжением пустяки. Дверь в камеру вообще запиралась на обычный ключ. Оно и понятно – иначе охранник замучился бы ее открывать-закрывать каждые десять минут. Да и зачем лишние сложности, если на ночь хранилище полностью изолируется?

В общем, Маса остался доволен.

– Покажу, как действовал ваш волшебник, – снисходительно сказал сыщик. – Положите в сейф что-нибудь, мистер Браун. Хоть ваши часы. Гасите лампы, включайте вашу светосигнализацию.

Американец вынул из жилетного кармашка золотой хронометр, звякнул им о стальную полку. Потом, заслонив собой замок, набрал комбинацию. Дверца с лязгом захлопнулась.

– Я клиент банка, – объявил Маса, когда все вышли в общий депозитарий. – Выбрал момент, когда в помещении с ячейками много посетителей, а потом сделал вот что. Отвернитесь, досчитайте до пяти и снова поворачивайтесь.

– What the hell! – раздался пять секунд спустя возглас банкира.

– Где вы, сенсей? – удивился и майор.

– Я здесь.

Маса высунулся сверху. Над самым высоким рядом ячеек было плоское пространство. Ловкий человек запросто мог, опираясь ногой на ручки стальных ящиков, вскарабкаться туда, прижаться к стене и распластаться.

– Я пролежал здесь до закрытия, а потом сделал вот что. Майор, вы будете охранник. Идите в обход и возвращайтесь ровно через десять минут.

Сняв ботинки, Маса бесшумно спрыгнул на пол. Вынул из кармана универсальную отмычку, кипсейк былых времен. Когда-то она принадлежала знаменитому медвежатнику Ле Кулевру, которого они с господином взяли в Париже во время Всемирной выставки 1900 года.

Дверной замок во внутреннюю камеру чудо-отмычка взяла за сорок секунд.

Проскользнув в кромешную тьму, Маса вынул из кармана новинку техники, рекламу которой недавно видел в газете. Три часа понадобилось не только для того, чтобы съездить домой за отмычкой, но еще и для визита в оптический магазин «Масунага».

По виду это были очки, только с необычно массивными дужками и толстыми стеклами. Назывались «иконоскоп», прибор для ночного видения[122]122
  «Иконоскоп»
  Первый электронно-оптический преобразователь, позволяющий видеть в темноте, был изобретен выдающимся венгерским физиком Кальманом Тиханьи (1897 – 1947) и выпущен компанией «Филлипс» только в середине двадцатых, так что знаменитый токийский оптический магазин «Масунага» был в авангарде технического прогресса.


[Закрыть]. По-научному «электронно-оптический преобразователь». Продукт славной компании «Филипс», триумф инженерной мысли. С одной стороны на стекла напылен фотокатод, с другой люминофор, в дужках источник питания, разгоняющий электроны. Жутко дорогой прибор, сто восемьдесят иен, но ведь банк выдал открытый чек.

В очках камера походила на сказочную пещеру. Наполнилась разноцветными контурами, ореолами, мерцаниями. Но любоваться было некогда. Маса вынул еще одну дорогую покупку, из магазина медицинского оборудования: сверхчувствительный фонендоскоп за тридцать пять иен.

Надел, приложил раструб к замку, стал поворачивать цилиндр. Правильные цифры должны были щелкнуть чуточку глуше, чем неправильные. При этом в зависимости от очередности звук получался на совсем уж микроскопическую толику громче или тише. Приснопамятный Ле Кулевр умел обходиться без хитрых фонендоскопов – просто прижимался ухом, и всё. У старика был феноменальный слух.

Цифры зашептали Масе свои секреты, у каждой был свой индивидуальный голос. На то, чтобы определить нужные, понадобилось не более полминуты. Но правильных цифр оказалось не шесть, а пять. Четверка была использована дважды, из-за чего шепот у нее был какой-то двусмысленный. В любом случае получалось 8-4-3-9-0-4.

Тяжелая дверца с приятным хрустом открылась. Золотые часы мистера Брауна в иконоскопе почему-то лучились зеленым сиянием.

– Держите ваш «Брегет», – сказал Маса остолбеневшему банкиру, возвращаясь на божий свет. – Понадобилось всего четыре с половиной минуты. Потом вор залез обратно наверх и оставался там до утра. А когда хранилище открылось, преспокойно спустился и вышел. Эй, Баба-сан! Хватит гулять, идите сюда. Дело сделано!

Зрители были потрясены, требовали разоблачения фокуса. Что ж, Маса интриговать их не стал – объяснил.

– На всякую хитрую технику найдется другая хитрая техника, – наставительно завершил он свой рассказ.

– Впечатляет, – вздохнул мистер Браун. – Только ничего этого произойти не могло.

И разнес убедительнейшую версию вдребезги.

– Видите ли, мистер Сибата, сейчас я, как вы велели, включил только световую сигнализацию. Очки ночного видения с нею справились. Но по ночам на входе во внутреннюю камеру задействуется еще одна система безопасности. Видите вот эти штуки? – Он показал небольшие черные коробочки, расположенные по обе стороны от дверного проема. – Это новейшая продукция компании «Фишер» – металлодетекторы. Они испускают лучи, улавливающие металл. Причем тут устройства двух типов, настроенные на разную частоту: для магнитных металлов и для цветных. Лучи направлены таким образом, что нельзя сделать и одного шага через порог. Какой там иконоскоп или фонендоскоп! Серебряные часы, золотая запонка, железная расческа, медный крючочек на брюках – любое, даже совсем маленькое количество металла будет моментально сдетектировано, и сработает сирена. Нет, сэр, ваша демонстрация очень эффектна, но она не дает отгадки. Придется все-таки давать объявление в газеты. Иного способа нет.

Маса молчал, совершенно сокрушенный. Попробовал потереть дракона – будто зачесался живот, но никакой подсказки от мудрого ящера не последовало.

– Подождите с объявлением! – попросил американца Баба. – Дайте нам с сенсеем еще времени. Банку такой скандал тоже на пользу не пойдет. Не выпускайте джинна из ящика!

От волнения майор смешал два иностранных мукасибанаси – про лампу Аладдина и про ящик Пандоры, но никто его не поправил.

– Сутки, – угрюмо молвил Браун. – Максимум. Иначе правление банка оторвет мне голову. Ведь это три миллиона!

Бородатая женщина без глазниц

Приступая к особенно мудреному, а тем более ограниченному по срокам расследованию, господин всегда начинал от противоположного: предельной простоты и абсолютной неспешности. Так же поступил и Маса.

Вернувшись домой, он сначала посидел в корыте с холодной водой, чтобы смыть суету и жар. Надел легкую юкату, выпил чаю и сел в позу «безмятежный камень». Мозг отключил, дух выпустил на волю – полетать орлом в облаках.

Двадцатый век внес в древнюю медитационную практику новшество: господин взял за правило еще и слушать музыку, способствующую озарению. Поставил эту магическую пластинку и ученик великого детектива. Называлась она «Восьмая симфония Малера».

Под торжественное пение хора орел выписывал в небесах медленные круги, зорко высматривая на дольних просторах белое пятнышко пасущейся овечки-Версии.

Итак, что же получается?

Некто, умеющий незаметно проникать в неприступные помещения и выбираться из них, прозирающий взглядом тьму, владеющий искусством медвежатника и не улавливаемый металлодетекторами, выкрал предмет, в приобретении которого могут быть заинтересованы только два покупателя: «АКБ» и «Мицутомо». Но такой гений воровства никак не может быть идиотом и отлично понимает, что грозная полиция станет бдительно следить и за банком, и за концерном…

Орел жалобно заклекотал. Овечки на лугу не было.

А может быть, играла неправильная музыка.

Поднявшись с пола, Маса заменил нудного Малера на хорошую пластинку «Мадам Лулу», всегда напоминавшую ему о России, уселся к письменному столу и принялся изучать маленькую фигурку, единственный след, оставленный таинственным преступником – если, конечно, нэцкэ обронил преступник.

«Ее изящной тайной окружает шуршанье шелка, ласковый угар. Что скрыто им кто угадает, тот знает тайну женских чар», – подпевал Маса, разглядывая нэцкэ в лупу.

Первый вывод был: это не нэцкэ. У костяного старика слишком буйная, определенно не японская борода. Похож на Карла Маркса или на анархиста Бакунина. Второе открытие: это не старик, а старушка, потому что с грудями. И еще одна странность: вместо глазниц у пожилой бородатой женщины было совершенно гладкое место.

А зачем дырочки? Повертел и так и этак. Даже дунул.

Вдруг раздался странный звук. Тихий, но пронзительной, высокой частоты. Свистулька, вот что это такое!

Надел другую лупу, ювелирную, для большого увеличения. Теперь разглядел снизу буковки. Греческие. Разобрал: Τειρεσίας. Тейресиас? Что-то античное.

Возможно, тратить драгоценное время на это и не следовало, но больше уцепиться все равно было не за что. Выяснять, кто такой или что такое «Тейресиас», Маса отправился в Уэно, в Императорскую библиотеку, где имелся отличнейший предметный каталог.

«Тейресиас» оказался Тиресием, персонажем древнегреческой мифологии. Вещий прорицатель, который несколько раз менял пол, становясь то мужчиной, то женщиной. (Ага, вот почему и борода, и груди). Чаще всего фигурирует в сюжете о споре между Зевсом и Герой: кто получает больше наслаждения от соития – мужчина или женщина. Спорщики обратились за консультацией к Тиресию. Руководствуясь своим уникальным опытом, эксперт сообщил, что экстаз женщины в девять раз сильнее. Проспорившая Гера разозлилась и лишила его глаз. (Вот почему у костяной фигурки такая странная физиономия).

Сравнительный анализ мужского и женского экстазов Масу очень заинтересовал, он на минутку даже отвлекся, однако расследованию познавательная информация помочь никак не могла.

Стал просматривать картотеку с указанием книг, где упоминается безглазая мужчиноженщина. Каталог почтенной библиотеки был составлен с истинно японской дотошностью.

Эсхил «Вызыватели душ»; Софокл «Царь Эдип» и «Антигона»; Гомер «Одиссея»; Овидий «Метаморфозы»; Данте «Ад»; Аполлинер (это кто-то из новых) «Груди Тиресия». Названия вместе с шифрами Маса аккуратно переписал. Придется всю эту бунгаку изучить, и прямо сейчас, до закрытия.

Уже собираясь задвинуть ящик, сыщик вдруг заметил, что есть еще одна карточка, прилепившаяся краешком к «Грудям Тиресия». Он ее чуть не пропустил.

Книжка оказалась такая, что заказывать ее не имело смысла: брошюра Японского общества слепых, напечатанная шрифтом Брайля. Название: «К десятилетнему юбилею клуба «Тиресий».

Сначала Маса захлопнул ящик, потом хлопнул еще раз – себя по лбу. Этот хлопок одной ладони прочистил ему мозги лучше всякого Малера.

Эврика! (Если уж окончательно переходить на греческий). Слепой! Вот кому не нужен свет! А еще у слепых бывает исключительно тонкий слух! Не хуже, чем у французского медвежатника Ле Кулевра!

Конечно, оставалась самая главная тайна: как слепой ворюга проник в хранилище, спрятанное внутри другого хранилища, а потом выбрался обратно. Но это уж он сам расскажет. Потому что теперь ясно, где его искать.

По пути в газетно-журнальный зал Маса исполнил на пустой лестнице небольшой греческий танец. Очень скоро, с помощью тематического указателя, он выяснил про клуб «Тиресий» всё, что возможно.

Любопытнейшее оказалось заведение.

Находилось оно в одном из укромных переулков района Гиндза. Работало только в ночное время. Славилось изысканной западной кухней и превосходной западной же музыкой, но насладиться всеми этими удовольствиями могли только члены. Клуб был закрытый. Принимали в него людей состоятельных (членский взнос – тысяча иен, ого!), притом только слепых. Зрячим вход строжайше воспрещался, да им там и нечего было делать. Писали, что свет в «Тиресии» никогда не включают, там всегда царит абсолютный мрак. Вся обслуга тоже из слепых. Повара на темной кухне готовят по звукам и ароматам, официанты разливают вино по бульканью, девушек-хостесс принимают на работу не за внешность, а за красивый голос.

В одной заметке упоминался и костяной лже-нэцкэ. Оказывается, каждому члену выдается свисток, который является своеобразным ключом или пропуском. Посвистишь – дверь в клуб отворится. А на обычный стук, сколько ни ломись, не откроют.

Но у Масы-то свисток имелся.

Ночь обещает быть интересной, сказал себе сыщик. Нужно пойти выспаться.

Поздним вечером новоиспеченный слепец шел по ярко освещенной улице Гиндза[123]123
  Гиндза
  Центральная улица Токио и прилегающие к ней кварталы. Самый оживленный район столицы.
  В двадцатые годы дневная и вечерняя Гиндза выглядела так:


[Закрыть]. Тренировался. Постукивая палочкой по асфальту, иногда зажмуривал глаза. Пытался представить, каково это – не видеть автомобилей, трамваев, электрических вывесок, горящих витрин, красивых женщин (они, как нарочно, попадались буквально через одну). Вселенная, состоящая из одних звуков и запахов, получалась решительно нехороша. Звуки – грохот, скрежет, шуршание, обрывки никчемных разговоров – были несимпатичны, запахи – бензин, резина, подгорелое масло, пропотевший дневной жарой воздух – активно неприятны. Все-таки правы буддийские вероучители: текучий мир – одна обманчивая видимость.

Свернул в переулок, после Гиндзы показавшийся темным, хоть здесь и светились фонари. Судя по номеру (вывески не было), клуб «Тиресий» располагался в скучном, странном здании с заложенными кирпичом окнами. Хотя на кой здешним посетителям вывеска и окна? Дверь была, но совершенно не импозантная, какую следовало бы иметь столь фешенебельному заведению. Удивительнее всего, что отсутствовала ручка. Как же открыть-то?

Но когда Маса дунул в костяного гермафродита, дверь открылась сама. За нею была чернота. Из нее донесся очень тихий и очень приятный голос:

– Добро пожаловать, дорогой гость.

Быстро нацепив хитрые очки, дорогой гость для убедительности постучал палочкой по земле и шагнул внутрь.

Где-то неблизко играла веселая музыка – модный танец чарльстон. В мерцающем сиянии иконоскопа маячил немолодой господин в смокинге и бабочке, с вежливой полуулыбкой на неподвижном, будто деревянном лице. Кончик тонкого носа чуть подергивался, как у принюхивающейся собаки, ноздри раздувались.

– Позвольте тросточку. И шляпу – если вы в шляпе.

Слева виднелась вешалка для головных уборов, справа подставка для тростей. Их тут было, как ружей в казарме.

– Вы у нас впервые. Должно быть, недавно вступили. Я метрдотель Хомэросу. Прошу любить и жаловать.

Нормальный японский метрдотель уже десять раз низко поклонился бы, а этот даже не шелохнулся. Но это была не самая большая странность. Даже совсем не странность, с учетом специфики клуба.

– Откуда вы знаете, что я здесь впервые?

Известно, что слепые иногда умеют распознавать тончайшие индивидуальные особенности голоса, но ведь Маса пока не произнес ни слова.

Улыбка Хомэросу стала чуть шире.

– У меня очень развито обоняние. Как у лягавой собаки или у полицейской ищейки. Раз вдохнув аромат, я запоминаю его навсегда. У каждого человека свой неповторимый букет. А уж ваш – такой интригующий, что ни с кем не спутаешь.

– И чем же я пахну? – насторожился Маса.

– Если не считать пиво «Асахи», суси с лососем и нежирным тунцом, маринованную редьку, салат из водорослей… – очень точно перечислил его обеденное меню метрдотель и слегка запнулся. – …Вы пахнете силой, храбростью, странствиями и мужественным одиночеством с привкусом тоски по тому, чего не вернуть.

Э, брат, да с тобой нужно держать ухо востро, подумал Маса. А гений обоняния продолжил:

– Как прикажете к вам обращаться? У нас многие выбирают особое клубное имя, позаимствовав его у кого-нибудь из великих предшественников.

«Каких предшественников?» – чуть не спросил Маса, но сообразил: наверное, великих слепцов. «Хомэросу» – это ведь Гомер.

– Лучше зовите меня… «мистер Чарльстон».

Оркестр наяривал так задорно, а сердце в предвкушении увлекательной ночи так азартно билось, что ноги пританцовывали сами собой.

– Проводить вас к столику, Тярусутон-сан?

– Где вся публика, туда и ведите.

– Дайте руку. Я буду считать шаги вслух, – предупредил Хомэросу. – Впрочем, у нас тут всё устроено очень просто и удобно. Только один поворот.

Поскольку музыка звучала негромко, Маса ожидал, что зал находится на изрядном расстоянии либо впереди какие-то плотные двери, но через десять шагов, за первым же углом, засияла широкая арка, сразу за которой зеленели, розовели и голубели призрачные столики. Просто джаз-банд, оказывается, играл удивительно тихо. Должно быть, слишком резкий шум мучителен для слуха здешних завсегдатаев, догадался Маса.

Людей в зале было порядком. Многие сидели поодиночке, но были и компании. У стены, например, целая стайка молодых женщин.

– Предпочитаете посередине или у стены?

«Где получше обзор», – едва не ляпнул Маса.

– Посередине, чтобы всё слышать.

– Позвольте руку. Вот здесь приборы, здесь салфетки. Пепельница и спички. Хотя вы ведь не курите… А это наше меню.

В ладонь легла совершенно белая картонка, покрытая выпуклыми точками.

– Обратите внимание на третью позицию. Новинка от нашего шефа – пальчики оближете! Мэтр Араго – француз из Парижа. Потерял зрение на войне, а до того работал в знаменитом ресторане. Потом научился готовить заново, и лучше прежнего. Его блюда особенно славны своими изысканными ароматами. А имя мастер взял в память о великом путешественнике Жаке Араго[124]124
  Жак Араго
  Жак-Этьен-Виктор Араго (1790 – 1855) был неутомимым французским путешественником, объехавшим весь свет и оставившим весьма познавательные путевые записки. В сорок семь лет он ослеп, но продолжал странствовать и после этого. Так и пропутешествовал до самого последнего дня. Умер вдали от родины, в Бразилии. Автор книги «Воспоминания слепца».


[Закрыть], который даже ослепнув, продолжал исследовать мир.

Выслушав это любопытное, но бесполезное для расследования сообщение, Маса решил, что пора переходить к делу.

– Прошу вас впредь меня жаловать, – произнес он стандартную в такой ситуации формулу направленной в будущее благодарности. – Это вам.

Протянул купюру из средств, выделенных банком на расходы. Метр принял бумажку деликатно, двумя пальцами за уголок, и все равно моментально определил, что это десятка. Вряд ли он когда-либо получал столь щедрые чаевые.

– Ооо, безмерно благодарен! – (А все равно не поклонился). – Чем еще могу я вам помочь, Тярусутон-сама?

– Расскажите мне про гостей. Кто здесь сегодня? – для разбега спросил Маса.

Хомэросу наклонился к самому уху. Шептал еле-еле, пришлось напрячь слух. Еще и чертова музыка мешала. Она уже не казалась Масе тихой.

Рассказ был такой:

– За соседним на запад столиком – знаменитый массажист Иино-сенсей, который в клубе известен как Такэда Нобутика. Ну, помните по урокам истории: это слепой сын князя Такэды Сингэна, покончивший с собой, чтобы не попасть в плен к Оде Нобунаге.

– Как же, как же, – кивнул Маса, в своем трудном детстве учившийся только бандитским наукам.

– За столиком на северо-северо-западе… – (Там потягивал коктейль бриллиантиновый щеголь с хризантемой в петлице). – Сидит Эротосфен-сан, наследник торгового дома «Ёцукоси». Очень богатый и очень веселый господин, с экстравагантными манерами. Он учился за границей, поэтому иногда бывает груб. Заранее прошу за него извинения.

– Он что, увлекается математикой? – спросил Маса, знавший западную историю, особенно научную, лучше отечественной. – Ведь грек Эратосфен первый рассчитал окружность Земли.

– Нет, он эротоман, увлекается эросом… Обратите внимание на господина, который отсюда на юго-востоке, через два столика. Это Тиресий-сенсей, прославленный гадальщик. Вы, конечно, слышали про него. Один из отцов-основателей нашего клуба. Мы даже названы в его честь.

На седобородого отца-основателя Маса посмотрел с особым вниманием, хотя вообразить почтенного старца карабкающимся на банковские ячейки было затруднительно.

– На юг от вас господин Отани, главный специалист парфюмерной фабрики «Канэбо». Взял себе имя в честь Отани Ёсицугу – слепого самурая, который после разгрома при Сэкигахаре спросил: «Мне уже пора делать харакири? А то я не вижу»… Ах да, у стены на юго-юго-западе супружеская пара. Оба музыканты. Счастливо прожили вместе сорок восемь лет, состарились. Собираются прожить еще два года, а на золотой юбилей вместе уйти из жизни – красиво, на берегу моря, как герои пьесы «Самоубийство влюбленных на Острове Небесных Сетей»[125]125
  «Самоубийство влюбленных на Острове Небесных Сетей»
  Классическая пьеса, написанная великим Тикамацу Мондзаэмоном в начале восемнадцатого века для кукольного театра бунраку. «Японский Шекспир» очень любил сочинять сентиментальные драмы про синдзю – их у него десятка два, и во всех бедные влюбленные добровольно отправляются на тот свет, но «Небесные сети» самая знаменитая из этих суицидальных трагедий.
  Сюжет основан на реальном событии. Торговец Дзихэй и проститутка Кохару не могут соединиться, потому что молодому человеку не по карману выкупить девушку из борделя. Развязка предсказуема.
  Западные литературоведы часто называют эту пьесу японским вариантом «Ромео и Джульетты», но это сравнение неправомочно. Шекспировские герои убивают себя по недоразумению, у Тикамацу же они поступают совершенно сознательно и по-своему логично. Может быть, в следующей жизни повезет больше?
  Последние слова Дзихэя: «Пусть мы возродимся в лотосе одном! Хвала Будде Амида!».
  Есть повесть и печальнее на свете


[Закрыть]. И зовут их так же: Дзихэй и Кохару.

Маса поглядел на голубков с завистью. Есть же люди, которые заранее все планируют. Молодцы. Придумали, как обмануть одиночество.

– Советую вам потом подойти к большому столу на дальнем востоке, где всегда сидят наши красавицы. – Гомер говорил про молодых женщин, с самого начала привлекших внимание Масы. – Если какая-то из них вам придется по вкусу и обонянию (шутка сопровождалась хихиканьем), можно договориться за умеренную цену. У нас имеются отдельные кабинеты.

Здешние жрицы любви Масе красавицами не показались. Совсем наоборот. Но в этом мире несомненно существовали какие-то свои каноны красоты. Метрдотель подтвердил эту догадку:

– Такие чарующие голоса, такие волшебные пальцы, такая шелковая кожа! А какими они пользуются благовониями!

Если зажмуриться, то, возможно, будет интересно, подумал одинокий, но не отказавшийся от жизненных радостей ронин. Однако отвлекаться на жизненные радости сейчас было не время.

Пожалуй, пора брать быка за рога.

Тихий стук.

– Ах, я уронил свой свисток! – воскликнул Маса.

– Не беспокойтесь, я поищу.

Гомер присел на корточки, стал шарить по полу. Пальцы несколько раз чуть не коснулись костяного Тиресия, и Маса носком ботинка тихонько отодвинул фигурку подальше.

– Какой я неловкий. Скажите, а что делать члену клуба, если он потерял свой ключ?

– Ничего страшного. Просто постучите в дверь и назовите свое имя. А можно и не называть. Теперь я узнаю вас просто по голосу. Как и любого другого из членов… Не могу найти. Придется позвать официанта. У них есть специальные проволочные грабли на случай, если кто-то что-нибудь уронил.

– Вот он, нащупал! А кто-нибудь из членов клуба в последнее время терял Тиресия? – небрежным тоном поинтересовался Маса – и внутренне замер, как рыболов, готовый дернуть натянувшуюся леску.

– Нет.

Метр пыхтя поднялся.

Какое разочарование! Крючок пуст.

– …Из членов клуба никто. Но такие же брелки есть у всех, кто здесь работает. И наша джазовая певица Мари-сан позавчера пришла без ключа. Где-то обронила. Ничего, я ее впустил.

– У вас есть и джазовая певица? – сладко поинтересовался Маса. – Как это современно! Где же она?

– Вот-вот появится. Сейчас как раз без трех минут полночь. – У Гомера кроме уникального обоняния организм, кажется, был еще и оснащен встроенным хронометром. – Ровно в двенадцать она выйдет и споет одну песню. Всегда только одну, и никогда не исполняет на «бис». Некоторые специально приходят, только чтобы послушать этот номер. Мари-сан поразительно талантлива, она вам понравится!