Текст книги "Просто Маса"

Последние слова сопровождались обворожительной улыбкой. Маса ответил гримасой. Он не был уверен, что этим комплиментом нужно гордиться. И совсем не хотел иметь дело с этой лисицей.

Но стало любопытно.

– Хорошо. Ты убедилась, что я ловок и что я сын Тацумасы. Но зачем я тебе так сильно понадобился? Из-за чего было устраивать весь этот мудреный спектакль?

Кицунэ наклонилась совсем близко и, обдав пряным запахом, шепнула прямо в ухо:

– Из-за золота.

第三幕
Действие третье
Белое золото

Любовь Кицунэ

– Какого еще золота?

– Белого. Ты почти русский. Стало быть, знаешь, что такое белое золото?

– Знаю, – подумав ответил Маса. – «Белым золотом» русские фабриканты, разбогатевшие на текстильной индустрии, прозвали хлопок. На что тебе хлопок?

Певица сердито шлепнула его по лбу.

– Не говори глупостей, сын Тацумасы. Какой к черту хлопок! «Белое золото» – это золото, которое белогвардейцы вывезли из России! Слушай. – Она погладила место, которое только что стукнула, и зашептала: – Между Токио и Иокогамой, в одном доме – из нашей с твоим папой тетрадки – когда-то жил богатый вассал сёгуна. Потом много лет усадьба пустовала. И вот недавно ее сдали жильцу, который сразу меня заинтересовал. Это беглый русский генерал по имени Сэмёнофу. У себя на родине он был очень важный начальник, дальневосточный сёгун. Наши газеты называют его «атаман». Наверное, это от слова «атама», «голова». Вроде главнокомандующего.

– Да, казачий атаман Семенов, слышал о таком, – кивнул Маса. – В Европе о нем тоже писали. Одни называли «белым рыцарем Желтороссии», другие «кровожадным чудовищем».

– А читал ты, что Семенов (теперь Мари повторила иностранное имя очень чисто) прибрал к рукам золотой запас России?

Сыщик припомнил, что в какой-то статье действительно рассказывали о «золотом эшелоне» – поезде, на котором белые увезли в Сибирь царскую казну.

– Сначала золото захватил белый верховный правитель Корутяку, но потом оно досталось атаману. Убегая с родины, Семенов не имел возможности взять с собой такой громоздкий груз и передал его на хранение своим союзникам-японцам. Наши военные перевезли золото через море, сдали в банк. Там оно и лежит. Сразу несколько белых генералов предъявили на него права. Наши этому обрадовались и не отдают золото никому, пока не закончится судебный процесс. Он всё длится и длится. Атаман сначала жил в Нагасаки, а теперь перебрался сюда, потому что начались финальные слушания.

– Ты собираешься проникнуть в банковское хранилище, где лежит белое золото? – недоверчиво спросил Маса.

– Нет, я же не сошла с ума. Атаман сдал не все золото, четыре ящика оставил себе – я это точно узнала. Собиралась пробраться по описанному в тетрадке лазу в семеновскую усадьбу и утащить один ящичек. Золото ведь тяжелое, много не унесешь. Только ничего не вышло. – Мари горько вздохнула. – Потайной ход обвалился. Чертово землетрясение разрушило весь мой бизнес!

Пленник позлорадствовал:

– Нет худа без добра.

– Да, – согласилась воровка. – Осложнения всегда способствуют эволюции и прогрессу. Я же говорила, жизнь заставила меня осваивать смежные специальности. У меня появились новые, более смелые идеи. Золото атамана Семенова не давало мне покоя. Я все думала, думала, как до него добраться… С одной стороны, задача непростая. Усадьбу днем и ночью охраняют казаки. Посторонних никого не пускают. Но прелесть в том, что золото ввезено в Японию нелегально. Это значит, что в полицию русские заявить не смогут…

Маса слушал, подозрительно щурясь.

– Я-то здесь при чем?

Снова хлопок по лбу.

– Не перебивай! Готовясь к визиту в американский банк и собирая сведения о майоре Бабе, я выяснила, что его отдел среди прочего занимается и русскими эмигрантами. В том числе атаманом Семеновым – в особенности после недавнего инцидента.

– Какого инцидента?

Теперь узкая ладонь легла сыщику на уста.

– Помалкивай и слушай. И тут меня озарило сатори! Все сходится один к одному! – Она засмеялась. – Человек, который может быть сыном великого Тацумасы, мастер тайных операций, много лет прожил в России! Он хорошо знает трудный язык и трудных людей этой трудной страны! А еще ему доверяет майор Баба! Оставалось только проверить, насколько ты ловок. И я это проверила. Ты достойный сын своего отца. Ты подберешься к атаману с помощью майора Бабы и добудешь белое золото! Каково, а? – Мари просияла гордой улыбкой. – Теперь я расскажу, в чем состоит мой гениальный план.

Маса укусил ее за палец, а когда ладонь отдернулась, сказал:

– Не трудись. У русских детей есть игра «Сыщики и воры». Так вот – я в жизни играю за сыщиков. Я не совершаю преступлений, я их расследую. Это раз, как говаривал мой господин. А два: ты думаешь, что ты меня победила, но ты ошибаешься.

Он ведь не просто лежал беспомощной мясной тушей, внимая удивительным рассказам. Левая рука, которая у Масы, как у всякого правши, была чуть уже правой, все время работала: делала упражнение, которое Фандорин-доно называл «киселизация». Нужно несколько минут подвигать кистью, расслабляя мышцы и размягчая суставы. Тогда они становятся текучими, как кисель.

Высвободив из стального кольца одну руку, Маса выдернул из-за кроватного прута и другую. Наручники звонко брякнули. Сыщик качнулся вперед, в секунду разорвал веревку, которой были прикручены ноги.

Мари распрямилась, кинулась к двери, но разве может лисица убежать от разъяренного тигра?

Тигр ухватил лисицу за хвост, то есть за юбку, развернул, прижал к стене. Сильные пальцы стиснули тонкую шею.

Огромные черные глаза оказались совсем рядом. Широко раскрытые, они смотрели на Масу испуганно.

– Кицунэ, я тебя поймал! – прорычал он.

– Мы поймали друг друга, – тихо ответила она и вдруг улыбнулась. В глазах был не испуг, нет. Восхищение. – Да, я в тебе не ошиблась. Сын в отца! Ты – сын великого Тацумасы, я его последовательница. Мы созданы друг для друга…

С последним утверждением при всей его сомнительности спорить Масе не захотелось. И вообще – достойно ли благородного ронина держать за шею красивую женщину, которая не сопротивляется и так на тебя смотрит?

– Я не сын великого вора, я ученик великого детектива. Это раз, – буркнул Маса, разжимая пальцы, но не отодвигаясь. – Я раскрыл загадочное преступление за один день. И это два.

– Благородная кража – не преступление. Это, как ты говоришь, раз, – ответила Мари. – Ни одно из правил твоего великого отца не нарушено. Нельзя красть у своих, а я обокрала американцев. Нельзя красть у хороших людей, а где ты видел хороших банкиров? Наконец, нельзя красть у тех, у кого мало. Тут тоже все в порядке.

– Ты сказала «это раз». А что «два»?

– Ничего ты не раскрыл, ученик великого детектива. Я сама тебе все рассказала. – Мари подбоченилась, приняв очень неженственную, совершенно неяпонскую позу. – Никаких доказательств у тебя нет. И свитка тоже нет. Поэтому предлагаю сделку. Я верну тебе реликвию, все равно мне от нее никакого проку, а ты поможешь мне добыть белое золото.

– Нет!

– А еще, в качестве бонуса, я скажу тебе, где найти куртизанку Орин, и ты сможешь расспросить ее о родителях. Может быть, ради сына Тацумасы она нарушит обет молчания.

– Еще раз нет! Вором ты меня не сделаешь! Благородного воровства не бывает!

– Стыдно порочить память родного отца, достойнейшего из людей, – укорила его Мари. – Я не Орин, но я могу тебе рассказать про него одну историю. В детстве я много раз слышала ее от деда. Сядем?

Она взяла сердитого Масу за руку, усадила рядом с собой на кровать, прижала свое колено к его колену, и гнев сам собой утих.

– Однажды к Тацумасе пришла юная гейша по имени Тоёхина. Ее так прозвали, потому что она была как две капли воды похожа на легендарную красавицу Тоёхину со знаменитого портрета Утамаро[131]131
  Красавица Тоёхина с портрета Утамаро
  Вот этот канонический портрет.
  По нему трудно судить, насколько прекрасной была реальная Томимото Тоёхина, знаменитая гейша конца восемнадцатого века, поскольку все красавицы Утамаро похожи друга на друга, как близнецы.


[Закрыть]. Просто одно лицо. Горько плача, девушка попросила благородного вора о спасении. Ее домогался ростовщик Ясука, известный своей извращенной чувственностью. Подлый кровосос тайком скупил все долговые обязательства заведения, где служила красавица, и потребовал либо отдать ее, либо немедленно расплатиться. Почтенному чайному дому, история которого насчитывала двести лет, грозило позорное банкротство. Орошая рукава кимоно слезами, хозяйка стала умолять Тоёхину отступиться от непреклонности. Тоёхина не знала, как ей быть. Она берегла девственность для какого-нибудь серьезного романтического приключения, но не смела и отказать своей благодетельнице. «Я даже не могу наложить на себя руки! – рыдала бедняжка. – Этот мерзкий паук все равно разорит наше заведение, и получится, что я подвела хозяйку, которой стольким обязана! Я, конечно, все равно покончу с собой, но сначала мне предстоит подвергнуться гнусному надругательству».

– А в чем заключалась извращенная чувственность Ясуки? – не удержался от вопроса Маса.

Мари обстоятельно ответила, спокойно глядя на него своими мерцающими глазами. Слушатель покраснел и закашлялся.

– Хорошо. Продолжай.

– Тацумаса пожалел девушку, пообещал ей выкрасть расписки. Но сделать это было непросто. Ясуку называли «Собачий Ростовщик», потому что, подобно Собачьему Сёгуну, псов он любил больше, чем людей. То есть, правильней сказать, Ясука не любил собак меньше, чем людей. Все ценные бумаги он хранил во дворе, на псарне, где безвылазно сидели десять огромных, злющих кобелей. Войти к ним не осмеливался никто кроме хозяина, и пищу они принимали только из его рук. Эта собачья охрана оберегала заветный шкаф лучше любых ниндзя. Что сделал Тацумаса? Он нарядился самураем, явился к ростовщику якобы за ссудой в десять рё и оставил в залог драгоценную гарду от меча. Попрощавшись, он вышел и спрятался за оградой. Тацумаса знал, что хозяин сразу же отправится на псарню – положить залог в шкаф. Но стоило Ясуке открыть дверь, как на него стали кидаться разом все кобели. Дело в том, что Тацумаса незаметно опрыскал ростовщику кимоно смазкой, которую суки выделяют во время течки. Бедные затворники-псы от этого волшебного запаха сошли с ума. Они повалили Ясуку, он на четвереньках пополз прочь, а они, толкаясь, на него громоздились. Так что пришлось ему испытать на себе, каково это, когда тебя домогаются кобели. Бедняга вскочил, пустился со всех ног – собаки за ним. Тогда Тацумаса спокойно перелез через ограду, вошел в пустую псарню и забрал все раписки – кроме тех, что были выданы нехорошими людьми. Ясука в тот же день свихнулся. То ли от жадности, то ли кобели добились от него, чего хотели. Тацумаса же вернул расписки не только чайному дому, но всем хорошим людям, и эдосцы полюбили благородного вора пуще прежнего. Тоёхина нанесла своему спасителю визит, чтобы отблагодарить его по-своему. Сказала, что вряд ли встретит кого-то, с кем было бы почетнее утратить девственность, и попросила Тацумасу принять этот скромный дар признательности. Но благородный вор учтиво отклонил подношение.

– Почему? – расстроился Маса.

– Потому что Тацумаса любил твою мать, – ответила рассказчица, укоризненно покачав головой. – Неужели ты бы поступил на его месте иначе?

– Не знаю. У меня никогда не было жены, – печально ответил Маса.

– Ты видишь, каким благородным человеком был твой родитель? Потому что воровство и благородство друг другу не помеха – если красть, не нарушая Трех Правил.

Выслушав поучительную историю, Маса заколебался. Генерал Семенов украл золото у белых, которые украли его у страны, которая умерла. То есть речь идет о том, чтобы обворовать вора, который обворовал воров, которые обворовали покойницу, не оставившую законных наследников. И наградой будет любовь фантастически интересной женщины. Неспроста же она рассказала историю о благодарной гейше?

Всё это очень похоже на старинную сказку «Любовь кицунэ». Про то, как лиса-оборотень полюбила самурая и ради своего избранника отказалась от лисьей природы, превратившись в обычную женщину.

Правда, возникло сомнение: не вышло бы наоборот? Пока что кицунэ предлагает тебе самому стать оборотнем. Но эта мысль не столько встревожила Масу, сколько взволновала. Должно быть, сказалась отцовская кровь…

Он все еще колебался. Но Мари вдруг поднялась с кровати, вынула что-то из тумбочки.

– Хорошо, никаких сделок. Держи.

– Что это?

Он с недоумением взял длинный парчовый футляр.

– Доказательство моего преступления. Теперь я в твоих руках. Поступай, как тебе велит твой внутренний кодекс.

В футляре лежал пожелтевший от старости бумажный свиток.

Теперь я ничего ей не сделаю, с замиранием сердца подумал благородный ронин. И она знает это. Поняла, что больше всего меня обезоруживает незащищенность. О, хитрая лисица! Вертит мною, словно своим рыжим хвостом. А хуже всего, что я, кажется, влюбился. И опять в такую женщину, которых любить ни в коем случае нельзя. Что за несчастная натура! Почему я не могу любить тех, кто готов в ответ щедро дарить мне свою любовь? Почему меня тянет к женщинам, которые оставляют любовь при себе или, хуже того, вообще любить не умеют? Надо поворачиваться и уходить без оглядки, пока не поздно.

Только было уже поздно. И зачем уходить от опасности, которая тебя манит? Ради чего? Чтобы потом сидеть одному в пустой комнате и радоваться, что колобок укатился от Лисы? А может, пусть лучше съела бы? Он представил, как Мари его ест своими пурпурными губами, кусает белыми зубками, облизывает острым язычком…

Чего бояться стареющему ронину? За что так уж цепляться в одинокой безрадостной жизни? За свою хваленую неуязвимость? Да черт с нею, надоела.

– Хорошо. Давай благородно обворуем атамана Семенова, – печально молвил Маса, покоряясь карме.

Коварная лисица бросилась к нему, обняла и слегка коснулась твердыми губами бедной щеки – ту словно ожгло. По этому верному признаку Маса понял, что принял решение хоть и глубоко ошибочное, но единственно правильное. Потому что есть ситуации, в которых лучше ошибиться, чем воздержаться от ошибки. Захотелось испытать ожог еще раз, и Колобок попробовал прижаться к Лисе, но она выскользнула.

– Нет. Такой любви у нас не будет. Если будет, то другая.

– Какая? – тяжело дыша спросил он.

– Потом покажу. Может быть. Если у нас всё… сложится. Это не то, чем занимаются обычные женщины и мужчины, но тебе понравится.

Конечно, с такой необычной женщиной и любовь будет необычная, сказал себе Маса. Просто эту ни на что не похожую любовь придется завоевать. Нежностями, вздохами и приятными словами тут не обойдешься. Если Мари Саяма кого-то и полюбит, то лишь победителя. Ну, держись, белый рыцарь Желтороссии.

Чтобы охладить голову и переместить туда энергию из нижней части тела, Маса сам отодвинулся от своей новообретенной соратницы. То есть подельницы. Изобразил хладнокровие, которого не испытывал.

– Гениальный план, говоришь? Какой?

Мари смотрела на него с интересом.

– Вот таким ты мне нравишься. Во-первых, ты вернешь этот дурацкий свиток. Не банку, а майору – чтобы он мог покрасоваться перед начальством. Баба ужасно обрадуется и спросит, чем тебя отблагодарить. Скажи, что ты очень соскучился по серьезным преступлениям, особенно по расследованию загадочных убийств. Тут сделай паузу, выжди, не предложит ли он сам тебе заняться смертью русского офицера. Если нет – спроси у него: что-де это за история с убийством русского белогвардейца?

– Это и есть инцидент, о котором ты говорила? Кого убили?

– Не того, кого собирались. Хотели Семенова. Две недели назад, когда он возвращался с очередного судебного заседания, на атамана напали какие-то люди. Сам он не пострадал, а его спутника, переводчика, прикончили. Дело ведет Иностранный отдел Токко, то есть Баба. Но не особенно старается. Белые русские – не американцы, они никому не интересны. И пресса ведет себя вяло. Журналисты привыкли, что с русскими эмигрантами вечно что-то случается. А ты скажешь майору, что это как раз по твоей части. Ты хорошо знаешь русских. Сможешь заняться расследованием изнутри.

– Как это «изнутри»?

– Наймешься к генералу в переводчики. Он пытается найти замену убитому среди японоязычных русских и русскоязычных японцев, но никто не хочет. Все боятся. Увидишь – майор ухватится за твое предложение. И ты попадешь туда, куда нам нужно. Как тебе мой план?

– Он безупречен, – ответил Маса, подумав: эта женщина еще умнее меня.

Почему-то мысль была не обидная, а приятная.

Настоящий русский медведь

С майором все вышло так, как предполагала пугающе умная женщина. Даже лучше.

Полицейский не поверил своему счастью, когда получил из рук консультанта похищенную реликвию. Горячо поблагодарил за то, что сенсей не передал свиток напрямую американцам, хотя те наверняка богато наградили бы своего спасителя.

Деликатный вопрос о личности преступника разрешился без осложнений.

Маса сообщил, что вор оказался человеком чести и вернул святыню добровольно, чтобы не пострадал престиж страны Ямато.

– Кто-нибудь вроде старинного «благородного вора» Сиракабы Тацумасы? – сам того не зная, попал прямо в точку Баба. – У нас в полицейской академии был спецкурс «Японские криминальные организации как носители национального духа». Там в основном рассказывали про историю якудзы, но была и потрясающе интересная лекция про Котодо, Путь Благородного Вора. Значит, это почтенное ремесло не угасло? Расскажите!

– Не могу, – сурово ответил Маса. – Дал слово.

– Понимаю. Что ж, пускай ваш благородный вор остается на свободе. Такой способный и патриотичный человек может пригодиться, не теряйте с ним контакт.

– Не потеряю, – пообещал сын «благородного вора», про которого, оказывается, читают лекции в академии. Таким отцом можно гордиться!

Вторая часть беседы сначала тоже шла по плану. Маса спросил про убийство белогвардейца, предложил поучаствовать в расследовании – и майор ничего странного в том не усмотрел. Но возникло затруднение.

Баба посопел, покряхтел, подергал пышный ус.

– …Понимаете, сенсей, я вообще-то не имею права говорить об этом с штатскими. Тут дело не уголовное – политическое, – наконец сказал он. – Поэтому я не мог попросить вас о помощи, хотя дело зашло в тупик. Русские невероятно утомительная нация. Они все время создают мне проблемы. Во-первых, есть белые русские и красные русские. Они мало того что враждуют между собой, так еще и внутри каждого лагеря идет борьба. Там черт ногу сломит! Есть белые, которые за принца Никораи, есть белые, которые за принца Кириру; есть белые, которые за барона Урангери, а есть которые сами за себя – вроде этого Сэмёнофу.

«Первые трое – великий князь Николай Николаевич, великий князь Кирилл Владимирович и барон Врангель», мысленно перевел Маса.

– … Друг друга они ненавидят и очень легко убивают – привыкли ни во что не ставить человеческую жизнь. Красные не лучше. У них две соперничающие группировки: одну возглавляет партийный вождь Сутарин, другую – победитель в гражданской войне Тороцуки. В министерстве иностранных дел тоже две фракции. Министр Титерин и его заместитель Ритубинофу воюют между собой. Каждый проводит свою линию, присылает своих ставленников. Посольство, как осиное гнездо! Наши шпионы вконец запутались, кто там за кого.

Баба явно говорил лишнее, но, видно, у человека наболело.

– А лично мое положение усложняется еще и тем, что кроме непосредственного начальства есть один большой человек там… – Полицейский показал на потолок. – Не могу вам назвать имя… Он очень интересуется русскими, а я многим ему обязан и должен считаться с его указаниями. О, как мне пригодилась бы ваша помощь в расследовании дела об убийстве русского переводчика! Но привлечь частного детектива я не могу.

– А если я сам себя привлеку? – сказал тогда Маса. – Атаман никак не может найти нового переводчика. И тут появляюсь я, предлагаю свои услуги…

– В самом деле! – вскричал Баба. – Я совсем забыл, что вы долго жили в России! Подождите, сенсей, я позвоню начальнику отдела.

И всё быстро решилось. Частного детектива Масахиро Сибату подключили к расследованию в качестве внештатного агента Токко. Майор торжественно приколол новому коллеге под лацкан жетон сотрудника секретной полиции. Носитель грозного знака мог потребовать содействия от любых представителей власти, а при необходимости даже произвести арест.

Теперь Баба заговорил совершенно свободно и сообщил массу информации, в основном бесполезной. Описание бурной биографии генерал-лейтенанта «Гуригори-Михайробити Сэмёнофу», главнокомандующего Дальневосточной армии и «сёгуна Забайкальского казачьего войска», Маса в основном пропустил мимо ушей. Навострил уши, только когда начался рассказ о жизни Семенова в Японии.

В страну эмигранта пустили при условии, что он не будет заниматься политической деятельностью. Атаман ею и не занимался – все его усилия были направлены на то, чтобы получить назад замороженный в банке золотой запас, двести тонн благородного металла. На пригородной вилле Момидзихара белый сёгун проживал с семьей и с личной охраной из казаков.

– Мы знаем, что они вопреки закону вооружены до зубов, но смотрим на это сквозь пальцы, – говорил майор. – Единственное условие, что за территорию виллы никто из русских огнестрельного оружия не выносит – иначе немедленная депортация. Атаман был очень этим недоволен. Мы его успокаивали, объясняли, что Япония законопослушная страна, на улицах здесь не стреляют. Однако события показали, что не очень законопослушная. Две недели назад генерал возвращался из Токио со своим адъютантом и переводчиком Бура…Бураго… Черт знает, как это произнести.

Баба показал протокол, где значилась невообразимая для японца фамилия «Благовещенский».

– На пустыре на них напали трое неизвестных. Капитана убили, атамана повалили, но он расшвырял нападавших и убежал. Он мужчина вот такого роста, вот с такущими плечами и кулаками. Одним словом, богатырь и герой. Русский герой, – поправился полицейский. – Потому что японский герой, конечно, не стал бы убегать – предпочел бы погибнуть в неравном бою.

– А зачем его повалили? Почему просто не застрелили? – спросил Маса.

– Тут две версии, и мы не знаем, какая из них правильная. А может, обе неправильные. – Майор вздохнул. – Если на атамана напало ГПУ (это советская тайная полиция, вроде нашей Токко), то у их заграничной резидентуры теперь новая мода. Они не убивают вождей эмиграции, а выкрадывают их. Чтоб допросить или, если получится, перевербовать. Если же покушение устроили люди из белого лагеря, то у них просто могло не быть огнестрельного оружия. Вы знаете, как строго у нас карается нарушение этого закона. В общем, мы ни черта не знаем. Только – что нападавших было трое. Инцидент произошел поздно вечером, в темноте, лица преступников были закрыты масками. Атаман даже не разглядел, японцы они или нет. А может, разглядел, но не хочет нам говорить…

– Это всё, что вы можете мне сообщить? – спросил Маса, которому показалось, что Баба чего-то не договаривает.

– По обстоятельствам дела, увы, всё. Но… – Майор понизил голос. – Человек, имя которого я не буду называть, – (быстрый взгляд на потолок), – очень встревожен. Он имеет на атамана большие виды. Потому что Сэмёнофу – искренний друг нашей страны, ценный союзник. «Это настоящий русский медведь, послушный хозяину и грозный для врагов, – сказал мой покровитель. – Заиграешь музыку – пустится в пляс, а натравишь на неприятеля – задерет».

Наше правительство держит Семенова на цепи, чтобы грозить Советам белогвардейским мятежом на Дальнем Востоке, догадался Маса. Наверное, это полезно как аргумент в какой-нибудь закулисной торговле, однако к моему делу отношения не имеет.

Про политику он расспрашивать не стал, но нужно было выяснить кое-что существенное.

– Если Семенов так ценен, вы, должно быть, приставили к нему агентов Токко для охраны?

Это сильно осложнило бы кражу. Пожалуй, даже сделало бы ее невозможной.

– Нельзя. Официальная охрана эмигрантского предводителя вызвала бы протесты со стороны Москвы. А раздражать советское посольство мне запрещено. Сейчас идут очень важные переговоры о нефти и рыболовстве[132]132
  …очень важные переговоры о нефти и рыболовстве
  После Гражданской войны и японской интервенции между Советским Союзом и империей некоторое время не существовало дипломатических отношений. Японцы продолжали оккупировать северный Сахалин, а в Токио сидел старорежимный российский посол, никого уже не представлявший.
  Отношения восстановились только в январе 1925 года. И сразу же начались переговоры по экономическому сотрудничеству, имевшие для Японии огромное значение. Торг шел из-за рыбной ловли в советских территориальных водах и из-за концессий на добычу угля и нефти (у Советов после военной разрухи не было ресурсов, чтобы организовать собственное производство). Интерес тут был взаимный: Москва нуждалась в валюте, Токио – в источниках сырья.


[Закрыть].

– Соо ка, – протянул Маса. Это означало «в самом деле?» и при определенной интонации выражало вежливое недоверие. – Может быть, ваши агенты приглядывают за атаманом неофициально?

– Агенты в штатском тоже не задействованы. Это приказ моего непосредственного начальства, – твердо ответил Баба. – И я рад, что такой человек, как вы, окажется рядом с генералом. Будете ему дополнительной защитой.

Что ж, сказал себе Маса, препятствий для проведения операции «Белое золото», кажется, нет. Карма решительно ведет меня маршрутом, известным ей одной.

Сначала благородный помощник благородного мужа становится благородным ронином, потом превращается в благородного вора. Сколь же широки горизонты благородства!

Вилла с красивым названием Момидзихара, Долина Осенней Листвы, находилась в стороне от населенных кварталов, среди заливных рисовых полей. Ветхая, потрескавшаяся стена в два человеческих роста, над нею черепичные крыши нескольких приземистых построек. Во двор заглянуть не удалось. На стук в калитке открылась щель, в ней появились два глаза – не круглые, а нормальные, раскосо-карие. Маса удивился, что вход стережет японец, но голос с сильным русским акцентом настороженно спросил: «Нан-но ё?», «Чего надо?». Это был азиат, но не японец. Кажется среди забайкальских казаков много бурят.

– Добрый вечер, я по объявлению. Ищу место переводчика, – учтиво сказал Маса по-японски.

В «Japan Times» действительно из номера в номер печатали объявление: «В высокопоставленное европейское семейство требуется опытный русско-японский переводчик. Оплата по договоренности».

– Нихонго вакаранай, – ответила калитка.

Пришлось повторить то же самое по-русски.

Но и после этого дверь не отворилась.

– Его превосходительство уехали по делам, а во сколько вернутся, неизвестно. После приходите.

Щель захлопнулась. Подождать в доме визитеру не предложили.

За годы, проведенные вдали от любимой России, Маса немного отвык от простоты ее обычаев и испытал теплое, ностальгическое чувство. О, милая страна, где никто не притворяется приятным и где улыбаются лишь тем, кого искренне любят!

Делать нечего, придется подождать снаружи.

По насыпной дорожке, с обеих сторон от которой последним закатным отсветом розовела вода полей, Маса дошел до кустарников, что тянулись вдоль неширокого канала. На той стороне теснились одноэтажные домишки. Для сёгуна и владельца золотых ящиков странновато было селиться в столь неавантажном районе. Должно быть, выбирая резиденцию, атаман думал не о престиже, а о безопасности.

Масе пришла в голову отличная идея. Если засесть в кустах, можно посмотреть на Григория Михайловича Семенова, когда тот будет возвращаться домой, и составить о белом рыцаре, кровожадном чудовище и настоящем медведе предварительное впечатление.

В более молодые годы ждать, ничего не делая, для Масы было бы мукой, но возраст научил путника великой мудрости: праздность – одно из роскошеств жизни.

Сидеть на траве под ветвями ивы, над тихо журчащей водой, любоваться затухающими красками дня было наслаждением. Засинели сумерки, принеся с собой прохладу. Очертания мира смягчились, окна и бумажные сёдзи домов наполнились теплым сиянием. Идиллический, вневременной пейзаж! Он выглядел точно таким же во времена, когда здесь прятался отец, приглядываясь к той же самой усадьбе и тоже прикидывая, как бы ее обчистить. Расчувствовавшись, Маса прошептал на разных языках слово, которого никогда в жизни не произносил: «Тити, daddy, padre, папа, батя-сан…». Покойный господин, взирая из иного мира на своего заблудшего соратника, должно быть, морщился, зато отец наверняка был горд и рад. Яблоко прикатилось назад к яблоне, с которой когда-то упало…

На мосту загорелся электрический фонарь, будто напоминая, что времена Тацумасы миновали, что ныне двадцатый век. От яркого, не по-японски вульгарного сияния мир утратил изысканную неопределенность, поделился на две части: освещенную и темную, очевидную и сокрытую. А минуту спустя донесся еще один звук, которого в эпоху Эдо быть не могло: шуршание резиновых шин.

По улице, мерно выбрасывая колени, топотал рикша в надвинутой на глаза соломенной шляпе. На сиденье развалился огромный человек в сдвинутой на затылок шляпе-канотье.

Не мой ли это едет, подумал Маса, приподнявшись. Словно в ответ седок взмахнул ручищей и громким, хмельным голосом, отчаянно фальшивя, запел: «По ди-и-ким степям Забайкалья-а-а, где зо-олото моют в гора-ах!». Ну конечно, что еще может петь атаман Забайкальского войска?

На него устраивают покушения, а он раскатывает в темноте один, без охраны и еще поет! Прав Баба – это настоящий герой. Или настоящий дурак. Хотя одно другому не мешает, а даже помогает. Вот предварительное впечатление, которое произвел на наблюдателя Григорий Михайлович Семенов.

С человеком подобного склада можно особенно не хитрить. Прямо сейчас и познакомимся, подумал Маса, поднимаясь на ноги.

Но выйти из кустов не успел.

На мосту случилось нечто поразительное. Коляска вдруг резко накренилась, массивная туша немелодичного певца вывалилась наземь, сверху на нее обрушилась двухколесная повозка. Самое удивительное, что неуклюжий рикша, умудрившийся опрокинуть свой нехитрый экипаж на ровном месте, не кинулся поднимать пассажира, а подбежал и с размаху двинул его ногой по голове. Канотье откатилась к перилам.

С того берега, из темноты, появились две быстро движущиеся фигуры. Один человек был в кепке, второй простоволосый, но у обоих лица обмотаны черными тряпками.

Опять покушение! Маса пригнулся, еще не решив, что делать.

Атаман приподнялся, держась за ушибленную голову, но на него навалились втроем: двое прижали к земле, у третьего в руке что-то блеснуло. Нож? Нет, шприц! Версия майора про то, что атамана хотят убрать белые, отпадает, хладнокровно отметил Маса. Напали красные. И это не убийство, а похищение.

– Суки! Не возьмете! – хрипло вопила по-русски жертва нападения.

– Держите крепче! Стукни его по башке, оглуши! – орала по-японски кепка. – Никак не попаду!

Надо было решить логическую задачу. Что выгоднее для операции «Белое золото»: спасти превосходительство или пусть его лучше заберут советские агенты, легче будет добраться до слитков?

Но самое интересное только начиналось. На мост выбежали еще двое. Эти были в кимоно, размахивали короткими мечами, только один держал вакидзаси в правой руке, а другой в левой.

Стало совсем шумно. Все кричали: и забайкальский сёгун, и те, кто на него напал, и те, которые напали на напавших. Помалкивал только Маса. Наблюдал, чья возьмет.

Те, что колошматили атамана, распрямились. Человек в кепке рванул что-то из-за пояса. Вспышка, выстрел. Первый меченосец упал, остался левша. Точным – пожалуй, даже элегантным – движением он ударил стрелявшего рукоятью в висок, клинок вонзил в грудь рикше, хотел выдернуть, но меч застрял. Тогда рубака выпустил оружие и схватился врукопашную с последним из предположительных красных. Замелькали руки, ноги. Противники осыпали друг друга быстрыми ударами. Левша был явно ловчее. Сочный удар. Простоволосый шмякнулся задницей о низкие перила, едва через них не перевалившись.