Текст книги "Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)"

Вместе с тем К. Пац отметил в своем письме, что эти взгляды не нашли понимания у коронных сенаторов, преобладавших на совещании в Люблине. «Мы, – писал К. Пац своему корреспонденту, – не хотим позволить… отдать так много поветов, и хотим скорее вести переговоры о преемнике». Из этих слов видно, что польские политики уклонялись от решения вопроса о преемнике, предпочитая пожертвовать для заключения мира часть территорий Великого княжества Литовского. Литовские же магнаты и шляхта готовы были согласиться на избрание царевича, чтобы мирным путем вернуть себе утраченные в военных кампаниях 1654–1655 гг. земли.

Решение сенаторов было отправлено комиссарам 14 сентября н. ст. с сопроводительным письмом коронного канцлера. Комиссарам предписывалось отклонить предложение о избрании царя. Что касается избрания царевича, то король и Речь Посполитая не против этого, но к этому можно вернуться лишь после заключения почетного («ucziwego») мира. В том же письме был сформулирован и ряд условий, которые в этом случае будут предъявлены кандидату: принятие католической религии, отказ от наследственных прав на трон, возвращение всех утраченных Речью Посполитой земель, выплата огромных сумм из царской казны[522]522
  Ibid. S. 45–46; Wójcik Z. Polska a Rosja… S. 359–361.


[Закрыть]. Обосновывая такое решение, коронный канцлер С. Корыцинский (в дальнейшем выступавший как один из главных противников соглашения с Россией) дополнительно указывал, что в случае избрания царя Австрия откажется от заключения союза с Речью Посполитой и против нее выступят Крым и Османская империя[523]523
  Ibid. S. 392–393.


[Закрыть].

Отклоняя предложение об избрании царя (или царевича), комиссары одновременно должны были добиваться возвращения Речи Посполитой Украины и заключения союза против шведов на условиях, сформулированных в более ранних инструкциях. Очевидно, мир должен был быть заключен за счет уступок на территории Великого княжества Литовского, чего и опасались Пац и другие литовские политики. Характерно, что в своем письме коронный канцлер рекомендовал комиссарам ни в коем случае не разрывать переговоров, а в случае возникновения трудностей запросить новых инструкций[524]524
  Ibid. S. 393.


[Закрыть]. Очевидно, сами инициаторы такого решения не были уверены, что на основе их предложений удастся добиться заключения мира и союза с Россией. Вместе с тем одновременно с решением сенаторов король также отправил комиссарам письмо, в котором выражалось его согласие на переговоры об избрании царевича[525]525
  Ibid. S. 46–47.


[Закрыть]. И это письмо, и письмо Паца Бжостовскому показывают, что споры о направленности внешней политики Польско-Литовского государства отнюдь не считались законченными.

В этой обстановке споров через несколько дней после принятия решения сенаторов (14/24 сентября) в королевскую ставку прибыл русский гонец А.И. Нестеров, который был послан сообщить Яну Казимиру об успехах, достигнутых в походе против шведов. 27 сентября пристав сообщил гонцу, что король «кручинится» на канцлера Стефана Корыцинского и заявил ему: «не буду твоих слов слушать»[526]526
  Русская и украинская дипломатия… С. 219.


[Закрыть]. В происходивших спорах настроения сенаторов стали меняться. 23 сентября н. ст. К. Пац мог уже сообщить Бжостовскому, что и литовский канцлер А. Радзивилл, и архиепископ гнезненский А. Лещинский соглашаются на избрание царя и к ним готов присоединиться ряд других сенаторов[527]527
  Kubala L. Wojna brandenburska… S. 47–48.


[Закрыть]. В происходившие споры включился находившийся во Вроцлаве Ян Лещинский. В своих письмах архиепископу он доказывал, что именно после заключения соглашения с Россией Австрия станет оказывать помощь Речи Посполитой. Как и литовские политики, он был убежден, что с избранием царя Польско-Литовскому государству будут возвращены все утраченные земли на востоке. Правда, избрание царя создает опасность для судьбы польских «вольностей» в будущем, но гораздо важнее, что в настоящем страна избежит опасности раздела между враждебными соседями. «Кто любит отчизну, – писал он, – не должен и не может быть противником сукцессии московской»[528]528
  Ibid. S. 48, 288.


[Закрыть].

В спор включились и комиссары. В письме от 25 сентября н. ст. они подробно опровергали доводы коронного канцлера. Они утверждали, как и Ян Лещинский, что император Фердинанд III станет оказывать помощь Речи Посполитой только после заключения ею мира с Россией. Также, возражая против утверждения канцлера, они писали, что соединенные государства стали бы «страшны» для Османской империи и «еретиков». Они обращали внимание на то, что в царской ставке находятся курляндский и прусский послы, и если они добьются заключения мира между Россией и Швецией, Речи Посполитой придется плохо[529]529
  Wójcik Z. Polska a Rosja… S. 364–365.


[Закрыть].

Затронута была в письме и другая важная тема. Комиссары писали, что в Литве многие, в том числе и «великие имена», с нетерпением ждут завершения переговоров и не стесняются открыто заявлять комиссарам, что, если мир не будет заключен, «хотят принадлежать царю и находится под его властью» [530]530
  Kubala L. Wojna brandenburska… S. 50, 289. См. также в дневнике К.П. Бжостовского под 23 сентября н. ст. о получении «почты» из Бреста: «ужасные письма и вопли на то, что пренебрегают тамошним народом» (Сборник Муханова… С. 521).


[Закрыть]. Одно из таких «великих имен» может быть названо. 19 сентября первый сенатор Великого княжества Литовского, великий гетман и виленский воевода Павел Сапега сообщил через пристава ехавшему в королевскую ставку А.И. Нестерову, что, если мир не будет заключен, то «он, гетман Павел Сапега, хочет ехать служить к великому государю… со всею Литвою и со всеми городы Великого княжества Литовского»[531]531
  Русская и украинская дипломатия… С. 218.


[Закрыть].

Активизация сторонников соглашения с Россией привела к открытому выступлению главного противника соглашения – коронного канцлера Стефана Корыцинского. Канцлер выступил с официальной запиской, в которой развивал и дополнял выдвинутые ранее аргументы. Канцлер снова доказывал, что избрание царя (или его сына) приведет к ухудшению отношений с соседями: союз с татарами будет разорван, ухудшатся и отношения с возможными союзниками – Данией, Голландией и Австрией, которые (особенно Австрия) вовсе не заинтересованы в усилении «московского могущества». С Россией, – указывал канцлер, – Речь Посполитая сможет вести войну гораздо успешнее, чем со Швецией: «есть что у них взять; есть что и добыть». Кроме того, канцлер полагал, что надежды на мирное возвращение утраченных земель тщетны – царь ничего не уступит.

Доводы сторонников соглашения были подробно изложены в ответе на эту записку Яна Лещинского. Если, – писал он, – мы хотим военной силой взять верх над неприятелями, следует вступить в союз с таким государем, который помог бы этого добиться. Путь к заключению такого союза – избрание царевича, который, по мнению Я. Лещинского, «имеет с нами больше общего, чем другие еретики». Избрание царевича приведет не только к победе над шведами и возвращению Пруссии, которую шведы добровольно не отдадут. Речь Посполитая вернет себе без войны утраченные земли и добьется «успокоения» казаков. При получении таких выгод, по его мнению, не имеет значения, что избрание царевича «vivente rege» (при жизни правящего монарха) нарушает польские «вольности». Прямо отвечая на доводы канцлера, он писал, что объединение сил обоих государств обеспечит Польше защиту от татар. Что касается реакции возможных союзников, то желательно, конечно, сохранять с ними дружеские отношения, «но не следует нам погибать из уважения к ним»[532]532
  Подробный анализ обоих документов см.: Wójcik Z. Polska a Rosja… S. 361–363.


[Закрыть].

Для исхода происходившей в правящих кругах борьбы было существенно, что император снял возражения против выбора царя, лишь бы был заключен мир и соглашение о совместных действиях против шведов[533]533
  Об этом сообщал К. Пац К. Бжостовскому 4 октября н. ст. (Kubala L. Wojna brandenburska… S. 394), позднее и к австрийским посредникам прибыл от императора гонец, что император очень заинтересован в заключении мира, и посредники сняли свои возражения (Ibid. S. 56).


[Закрыть]. Тем самым подтверждалась правота тех, кто утверждал, что лишь после заключения такого соглашения император станет оказывать помощь Речи Посполитой. Аргументы канцлера теряли свою силу в условиях, когда выяснилось, что Карл Густав не намерен отдавать королевскую Пруссию, а других союзников в борьбе со шведами, кроме предпринявшего поход на Ригу Алексея Михайловича, не намечалось. В этих условиях в сознании польской правящей элиты все более утверждалось представление о возможности выхода из кризиса и восстановления государства в прежних границах при помощи и поддержке России. При этом политики стремились избежать (по крайней мере, в близкой перспективе) установления персональной унии между Речью Посполитой и Россией, чему должно было служить избрание не царя, а царевича преемником Яна Казимира. Впрочем, по этому вопросу можно было отступить под давлением обстоятельств.

Процесс выработки условий соглашения нашел отражение в нескольких документах, написанных в первых числах октября н. ст. 3-го числа Ян Казимир сообщил комиссарам, что для решения вопроса о его преемнике будет созван сейм. Речь должна была идти об избрании царя. Комиссарам поручалось обсудить с «великими» послами вопрос о вере будущего монарха, так как польский король должен быть «римской веры». При всей важности этого документа в нем еще не содержалось тех условий, которые Речь Посполитая должна была предъявить будущему правителю. Затрагивался лишь один, но очень важный пункт. Царь должен был выступить посредником при успокоении казаков, их возвращении под власть Речи Посполитой[534]534
  Ibid. S. 395–396.


[Закрыть]. Это еще раз показывает, что избрание царя должно было сопровождаться возвращением Польско-Литовскому государству утраченных территорий на востоке.

На следующий день, 4 октября, литовский подканцлер К. Пац сообщал К. Бжостовскому, что принципиальное решение о созыве сейма для избрания царя принято. Другого решения, писал он, быть не могло, так как нельзя допустить отделения от государства целых провинций и гибели «католических душ» под властью правителя-схизматика[535]535
  Ibid. S. 394.


[Закрыть]. Нельзя не признать показательными эти враждебные выпады литовского политика по адресу государя, избрания которого он так активно добивался.

Условия соглашения с Россией (т. н. «Resolutio categorica») были приняты на совещании с сенаторами 5 октября н. ст.[536]536
  Текст опубликован Кубалой (Ibid. S. 396–398).


[Закрыть].

Предусматривалось два варианта соглашения. Первый в случае заключения обычного мирного договора. В этом случае можно было дать согласие на переход к России земель Великого княжества Литовского на восток от Западной Двины[537]537
  Еще в письме комиссарам от 3 октября говорилось об уступке лишь Смоленской земли.


[Закрыть], но царь должен был одновременно признать права Речи Посполитой на Ливонию. Таким образом, выход к Западной Двине не должен был открывать для России выход к Балтийскому морю.

Принципиально иными должны были быть условия соглашения в случае избрания на трон члена династии Романовых. Комиссары должны были приложить все возможные усилия, чтобы добиться соглашения о избрании царевича, который должен был быть передан на воспитание королевским супругам в Польшу, когда ему исполнится 7 лет. Лишь в самом крайнем случае они могли согласиться на избрание самого Алексея Михайловича. Главным условием соглашения было «restitutio ablatorum», т. е. возвращение Речи Посполитой всех территорий, утраченных во время военных кампаний 1654–1655 гг., и восстановление ее верховной власти над Войском Запорожским. Отмечалось также, что царь должен принять католическую веру, «хотя бы по греческому обряду», но решение этого вопроса можно было бы отложить до коронации царя после смерти его предшественника. Обративший внимание на это условие Л. Кубала резонно полагал, что впоследствии, настаивая на его выполнении, правящие круги Речи Посполитой получили бы основания для отказа от принятых ими на себя обязательств[538]538
  Kubala L. Wojna brandenburska… S. 48.


[Закрыть].

Что же давало польским и литовским политикам основание рассчитывать, что ради проблематичного избрания на польский трон, которое к тому же могло бы быть реализовано лишь в более или менее отдаленном будущем, царь Алексей Михайлович откажется от своих многочисленных вполне реальных приобретений, в том числе и от протектората над Войском Запорожским. Инициатива царя, пожелавшего занять польский трон, вызвала в сознании представителей правящей элиты Речи Посполитой воспоминания о «бескоролевьях» второй половины XVI в., когда претенденты на польский трон, соперничая между собой, предлагали магнатам и шляхте различные выгоды. По аналогии полагали, что и царь пойдет на далеко идущие уступки, лишь бы добиться королевского трона.

Расчеты эти зиждились на неверном основании. Алексей Михайлович добивался избрания, чтобы ослабленная Речь Посполитая не подпала под нежелательное влияние кого-либо из соседей. При этом он вовсе не собирался отказываться ни от большей части своих завоеваний, ни от поиска выхода к Балтийскому морю на территории Ливонии. Царь и его советники были уверены, что ослабленная долголетней войной, неспособная вытеснить шведов со своей территории Речь Посполитая будет вынуждена принять выработанные в Москве условия мира, может быть, с небольшими уступками. Однако и они ошибались. Предпринятый ими шаг, как видим, привел совсем не к тем последствиям, на которые они рассчитывали. Тем самым новый этап переговоров обещал обеим сторонам новые неприятные неожиданности.

В течение некоторого времени после отсылки «Resolutio categorica» комиссарам под Вильно при польском дворе рассчитывали, что задуманный план будет осуществлен. Отсюда любезный прием, который был оказан в королевской ставке русскому гонцу А.И. Нестерову. Польный гетман С. Ланцкоронский, пригласив его в свою карету, уверял гонца в том, что сенаторы желают избрать царя преемником Яна Казимира, чтобы между Россией и Речью Посполитой был заключен союз и чтобы «пошли все обще на свейского короля»[539]539
  Русская и украинская дипломатия… С. 219.


[Закрыть]. А К. Пац дал знать через пристава, что король и сенаторы не разделяют взглядов коронного канцлера[540]540
  Там же. С. 219–220.


[Закрыть]. Пристав, передавая гонцу слова короля, называл С. Корыцинского «хищником» и «волком», который «раздор чинит»[541]541
  Там же. С. 222.


[Закрыть]. Так через гонца царя и его советников хотели убедить в надежности обещаний относительно судьбы польского трона.

Вместе с тем у носителей высшей власти были свои планы, существенно отличавшиеся от планов сенаторов. Об этих планах они пытались известить царя через его гонца. Главную роль играла при этом королева Людовика Мария, а посредником между ней и гонцом выступал муж одной из ее придворных дам К. Пац. Он настоятельно советовал, когда будет собран сейм, который будет решать вопрос об избрании царя, чтобы русские «великие» послы специально обратились к королеве и просили ее о содействии. Она, – заверял подканцлер, – пользуется большим влиянием на сенаторов и сам Ян Казимир стал королем благодаря ее поддержке[542]542
  Там же. С. 221, 224.


[Закрыть]. На планы, которые связывала королева с соглашением с Алексеем Михайловичем, проливает свет другой разговор гонца с К. Пацем. Королева сообщала через К. Паца, что она готова быть царевичу вместо матери, когда после смерти Яна Казимира он станет в Речи Посполитой «дедичным» – наследственным государем[543]543
  Там же. С. 220.


[Закрыть]. Эта характерная деталь, как представляется, определенно указывает на то, какие планы королевская пара связывала с возможным избранием на польский трон царевича.

Ян Казимир подобных слов не говорил, но на тайной, ночной аудиенции, где кроме гонца присутствовал только К. Пац, он недвусмысленно предостерегал царя против собственных подданных: «в Коруне Польской люди вольные, ныне хотя то и учинят, что царское величество в Коруну Польскую оберут… а впредь того в вольностях своих не здержат»[544]544
  Там же. С. 224. От имени короля порицал польские «вольности» и пристав Рейнгольд Луковский: «при прежних королех в Коруне Польской почели быть вольности многие, не токмо что канцлер или сенатор и поветнои посол на сейму, на которое дело не позволит, и тем делам многие раскол чинят» (Там же. С. 222).


[Закрыть]. Следует, однако, отметить, что все эти сведения стали известны царю и его советникам не ранее начала декабря 1656 г., когда переговоры под Вильно давно закончились.

Пока обе стороны готовились к возобновлению переговоров, в развитии событий вокруг Риги обозначились неблагоприятные для планов русских политиков перемены. Миссия В. Унковского вопреки ожиданиям закончилась полной неудачей. Хотя и этого посланца в Митаве встречали с большим почетом (герцог прислал за ним собственную карету)[545]545
  РГАДА. Ф. 63.1656 г. № 8. Л. 28.


[Закрыть], но вести переговоры с рижанами герцог по существу отказался («к рижанам листа пронести от шведов не мочно и послать к ним от них никого нельзя»)[546]546
  Там же. Л. 44.


[Закрыть]. Отправляя Унковского, ему поручали выяснить, «есть ли на море корабли… датского короля и Галанских статов»[547]547
  Там же. Л. 19.


[Закрыть]. Полученные известия были неутешительны. Правда, выяснилось, что голландские корабли стоят под Гданьском, но они «с шведом не бьютца», голландские дипломаты пытаются выступать как посредники в мирных переговорах между Польско-Литовским государством и Швецией[548]548
  Там же. Л. 50.


[Закрыть]. Что же касается датского флота, то «датцких… воинских кораблей нигде не слыхать»[549]549
  Там же. Л. 52.


[Закрыть].

Известия эти отражали важные изменения в международной ситуации после прихода к Гданьску голландского флота. Карл Густав, оказавшийся в состоянии войны одновременно и с Речью Посполитой, и с Россией, не желал начинать и войну с Генеральными штатами. В итоге он пошел на уступки. Блокада Гданьска с моря была снята, было заключено соглашение, обеспечивавшее нейтралитет этого международного порта, и голландцы увели свои корабли[550]550
  Piwarski К. Rywalizacja francusko-austriacka o wpływy w Rzeczypospolitej w latach 1655–1660 // Poska w okresie drugiej wojny północnej 1655–1660. T. I. Warszawa, 1957. S. 394.


[Закрыть].

Позиция Голландии оказала влияние и на позицию Дании. В этом смог убедиться Д. Мышецкий, добравшийся до Копенгагена в начале сентября. На встрече, состоявшейся 19 сентября, когда посол добивался, чтобы датский король выступил против шведов, «не мотчав, нынешним летом», он получил ответ, что датского короля связывают союзные обязательства с Голландией, а она, по слухам, заключила соглашение с Карлом Густавом, и королю «не дождав» от голландцев «прямые вести» «подлинного ответу учинити не уметь»[551]551
  Русская и украинская дипломатия… С. 392–394.


[Закрыть]. 23 сентября посланцу вручили королевскую грамоту и «ответное письмо». В этих документах со ссылкой на действия голландцев, вступивших в мирные переговоры со шведами, подробно объяснялось, «для чего мы вскоре войны не зачнем»[552]552
  РГАДА. Ф. 53.1656 г. № 5. Л. 77-113.


[Закрыть]. Предпринятая Мышецким 29 сентября новая попытка добиться ответа оказалась безрезультатной[553]553
  Seines К. Russland und der Krieg im Norden // Scando-slavica. T. XI. Copenhagen, 1965. S. 268–269.


[Закрыть]. Таким образом, в сентябре 1656 г. ни голландский, ни датский флот не пришли к Риге, чтобы блокировать ее с моря. Шведские военачальники сохранили свободу действий на море, которой они и воспользовались.

В Митаве В. Унковскому сообщили, что Карл Густав проводит набор войск в Померании и получил помощь от саксонского курфюрста и намерен собранные войска отправить на помощь Риге «морем»[554]554
  РГАДА. Ф. 63.1656 r. № 8. Л. 51.


[Закрыть]. Тогда же стало известно, что такая попытка увенчалась успехом. Когда В. Унковский еще находился в Митаве, М. Фелькерзам передал ему письмо одного из своих «знакомцев» с рассказом об этом. Трехтысячный отряд солдат из Швеции вошел на судах в Западную Двину и, несмотря на огонь русской артиллерии, благополучно достиг города. Письмо «знакомца» содержало и важные сведения о письме Карла Густава Магнусу Делагарди, в котором сообщалось, что вслед за этим контингентом в Ригу должен прибыть «кораблями» отряд из 2 тыс. кавалеристов во главе с генералом Дугласом[555]555
  Там же. Л. 56–57.


[Закрыть]. В таких условиях трудно было ожидать мирной сдачи Риги, да и взятие города после прихода в него подкреплений становилось делом сомнительным.

Эти перемены наложили отпечаток на ход переговоров с послом курфюрста. Уже 18 сентября пристав сообщил И. Эйленбургу, что царь не только заключит договор с Бранденбургом, но и скрепит его собственноручной подписью[556]556
  Urkunden… Т. 8. S. 32.


[Закрыть]. 20 сентября текст соглашения был согласован обеими сторонами[557]557
  Ibid.


[Закрыть]. В условиях, когда успех под Ригой оказывался сомнительным, становилось ясно, что добиться каких-либо уступок в интересах русской стороны не удастся. Вместе с тем в сложившейся ситуации имело смысл лишить Карла Густава поддержки его бранденбургского союзника. Согласованный текст договора предусматривал обязательства Фридриха Вильгельма сохранять мир и дружеские отношения с царем и ни в какой форме не оказывать помощи его противникам. Аналогичные обязательства брал на себя и царь[558]558
  Публ. текстов договора см.: Полное собрание законов Российской империи. Собр. I. Т. 1. СПб., 1830. № 191.


[Закрыть]. Заключение такого соглашения позволяло надеяться, что в случае продолжения войны Бранденбург не примет в ней участия на стороне Швеции. На встрече Эйленбург обратил внимание своих русских собеседников на то, что он не получал ответа на свою просьбу о защите прав протестантов на переговорах под Вильно и на предложение курфюрста выступить посредником между царем и Карлом Густавом. По первому вопросу Эйленбургу ответили, что соответствующие указания отправлены «великим» послам[559]559
  В действительности это сделано не было.


[Закрыть]. На предложение о посредничестве послу ответили, что царь готов начать мирные переговоры со шведами, если с просьбой об этом к нему обратится сам шведский король и предложит «удовлетворение» (satisfaction)[560]560
  Urkunden… Т. 8. S. 52; Hirsch Т. Die ersten Anknüpfungen… S. TI.


[Закрыть]. Тем самым предложение о посредничестве было фактически отклонено. 23 сентября Эйленбург скрепил присягой текст договора, а 24-го состоялась прощальная аудиенция. Послу было пожаловано 4 сорока соболей[561]561
  РГАДА. Ф. 74. 1656 r. № 6. Л. 92–96. Подробный анализ русско-бранденбургских переговоров под Ригой и Рижского договора дан в третьей главе кандидатской диссертации П.И. Прудовского – Дипломатические отношения России и Бранденбургско-Прусского государства в середине XVII века. М., 2008.


[Закрыть].

Трудности, возникшие в ходе долгой и безуспешной осады Риги, заставили царя и его окружение изменить свое отношение к предложению курфюрста о посредничестве. 25 сентября уже после официального «отпуска» Эйленбурга посетили С.Л. Стрешнев и Л.Д. Лопухин, заявившие, что царь не желает кровопролития и при определенных условиях могут быть начаты переговоры, которые привели бы к заключению перемирия[562]562
  Urkunden… Т. 8. S. 32.


[Закрыть]. Но и этим дело не ограничилось. Когда на следующий день посол курфюрста готовился к переправе через Западную Двину, А.Л. Ордин-Нащокин предложил ему написать письмо Магнусу Делагарди с предложением начать переговоры о перемирии. Посол отправил гонца с письмом в Ригу, и 28 сентября он вернулся к Эйленбургу в Митаву с положительным ответом наместника. Тогда И. Эйленбург составил и отослал в царскую ставку проект соглашения о перемирии[563]563
  Текст проекта см.: Форстен Г.В. К внешней политике великого курфюрста // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1900. Июнь. С. 321–322.


[Закрыть]. В нем предусматривалось прекращение во время мирных переговоров военных действий между Россией и Швецией не только под Ригой, но также в Ливонии, Ингерманландии и Финляндии и освобождение пленных в течение месяца после заключения перемирия; жители осажденных городов должны были получить возможность свободно входить и выходить и вести торговлю[564]564
  Hirsch Т. Die ersten Anknüpfungen… S. 28.


[Закрыть]. Эти шаги показывают, как пессимистически оценивали теперь в царской ставке перспективы борьбы за Ригу. Из-под Вильно также приходили неутешительные известия.

Переговоры возобновились 20 сентября после возвращения Кирилла Пущина из царской ставки. Как отметил в своем дневнике К.П. Бжостовский, после этого «москвитяне… удивительно как веселы были»[565]565
  Сборник Муханова… С. 521.


[Закрыть]. По-видимому, «великие» послы решили, что после уступок, сделанных царем, они быстро и успешно закончат переговоры. Однако, когда на встрече они объявили новые условия мира, то получили ответ, что на таких условиях «миру статца нельзя, потому что у многих панов корунных, не токмо у литовских маетности в Княжестве Литовском и за Березою рекою в Белой России»[566]566
  Русская и украинская дипломатия… С. 167.


[Закрыть].

То же, по существу, повторилось и на встрече 24 сентября, которая состоялась втайне от австрийских посредников на «шляхетцком пустом дворе от Вильны в дву верстах»[567]567
  Там же. С. 170.


[Закрыть].

Комиссары сообщили, что в Варшаве собирается съезд сенаторов решить вопрос об избрании преемника Яна Казимира. Мнения у сенаторов разные, но они приняли бы нужное решение, если бы стало известно, что царь откажется от Белой России, «а о Малой России они способ искать учнут». Кроме того, комиссары предложили русской стороне выступить с кандидатурой не царя, а царевича. Как отмечено в записи К. Бжостовского, его «королева могла бы принять за сына, а Республика не отказала бы в издержках на воспитание, чтоб он с польским, так сказать, впитывал нравы и обычаи нашего отечества»[568]568
  Сборник Муханова… С. 526.


[Закрыть]. Более кратко и неясно составлена запись речи комиссаров в «статейном списке», но и здесь подчеркнута роль королевы, которая и убеждает Яна Казимира согласиться на избрание царевича, а после его смерти «царевич будет у ней, королевы, вместо сына, а она, королева, учнет его государское здоровье оберегать»[569]569
  Русская и украинская дипломатия… С. 170–171.


[Закрыть]. Очевидно, что избрание царевича должно было привести к его отъезду в Речь Посполитую на воспитание к польской королевской паре. В этих высказываниях комиссаров проявилась их связь с интересами Великого княжества (забота о возвращении в первую очередь «Белой России») и их связь с планами королевских супругов, которые и делегировали их для участия в переговорах.

И одно, и другое предложения были для царя и его советников совершенно неприемлемы. Получив сообщения от «великих» послов, царь предписал им руководствоваться прежними инструкциями[570]570
  Там же. С. 205–206.


[Закрыть]. Конечно, этот обмен мнениями носил предварительный характер, комиссары еще не имели новых инструкций, но царь и его советники в ставке под Ригой должны были отдавать себе отчет в том, что перспектива скорого и успешного окончания переговоров не просматривается.

После встречи 24 сентября в переговорах наступила пауза до 8 октября, когда комиссары Речи Посполитой получили новые инструкции. В эти дни решался вопрос о судьбе Риги.

Присланный И. Эйленбургом проект соглашения о перемирии в конце концов не был принят царем, и русские войска стали готовиться к штурму города, но еще до завершения подготовки к штурму М. Делагарди 2 октября атаковал русские войска под Ригой и нанес им ощутимые потери[571]571
  Андреев И.Л. Алексей Михайлович. М., 2003. С. 305.


[Закрыть]. 5 октября царь покинул свою ставку – «изволил… идти к Москве» и в тот же день последовал приказ войскам – «ис-под Риги из шанец и из городков отоитить»[572]572
  См. дневник похода царя Алексея Михайловича: РГАДА. Ф. 27. № 6. Ч. 3. Л. 246, 248.


[Закрыть]. По осенней распутице армия медленно двигалась по Западной Двине к Полоцку, куда Алексей Михайлович прибыл 28 октября[573]573
  Там же. Л. 257об.


[Закрыть].

Вскоре после отъезда царя из-под Риги с царского «стана» на дороге к курляндскому герцогу 7 октября был отправлен вернувшийся из Пруссии дьяк Григорий Богданов[574]574
  См. текст верительной грамоты: РГАДА. Ф. 63. 1656 г. № 13. Л. 1–2.


[Закрыть]. Поручение ему, вероятно, дано было устно, но с чем оно было связано, можно узнать из грамоты герцога Алексею Михайловичу. В ней герцог выражал удовлетворение, что царь хочет «войну утолить» «и к миру помыслить»[575]575
  Там же. Л. 6.


[Закрыть]. Речь шла, конечно, о мире со Швецией. Курляндский собеседник Г. Богданова канцлер М. Фелькерзам заверял его, что Карл Г устав «однолично миру хочет», и выражал пожелание, «чтоб перемирие взять и договоритца, где б вперед для мирного договору великими послами сьехатца». Г. Богданов в своем отчете царю высказал мнение, что герцог «в Ригу, чтоб перемирья учинить… говорить от себя пошлет»[576]576
  Там же. Л. 9-10.


[Закрыть].

Еще до возвращения Богданова из Митавы на пути в Полоцк был предпринят другой шаг в этом направлении. 12 октября командующий русской армией Я.К. Черкасский прямо обратился к М. Делагарди с предложением начать переговоры о перемирии[577]577
  Кобзарева Е.И. Дипломатическая борьба России за выход к Балтийскому морю в 1655–1661 годах. М., 1998. С. 143.


[Закрыть]. Эти шаги говорят, конечно, о стремлении хотя бы на время положить конец военным действиям, которые приняли неблагоприятный для русской стороны характер. В такой обстановке, существенно отличавшейся от той, когда русские войска начинали осаду Риги, возобновились переговоры под Вильно.

Новые указания о том, как вести переговоры, представители обеих сторон получили почти одновременно. 7 октября «великие» послы получили царскую грамоту с предписанием придерживаться прежних инструкций[578]578
  Русская и украинская дипломатия… С. 205.


[Закрыть]. К. Бжостовский отметил в своем дневнике, что приехавший гонец вручил грамоту Н.И. Одоевскому во время службы, и, прочтя ее, «они с Лобановым открыто плакали»[579]579
  Сборник Муханова… С. 530.


[Закрыть]. Ни эта грамота, ни другая, в которой послов извещали о заключении договора с курфюрстом[580]580
  Русская и украинская дипломатия… С. 206–207.


[Закрыть], вряд ли могли вызвать у «великих» послов подобную реакцию. Возможно, гонец привез известия о тяжелом положении русских войск под Ригой. На день позже, 8/18 октября, получили новые инструкции комиссары Речи Посполитой[581]581
  Там же. С. 172.


[Закрыть].

На встрече, состоявшейся 9 октября, комиссары сообщили о принципиальном согласии короля и панов рады избрать Алексея Михайловича или его сына преемником Яна Казимира при условии, «будет великий государь его царское величество изволит поступитца х Коруне Полской и к Великому княжству Литовскому городов и земель по Поляновскому договору», т. е. царь должен был отказаться от всех земель, занятых русскими войсками во время военных кампаний 1654–1655 гг., и от протектората над Запорожским Войском. К тому же указывалось, что земли Великого княжества Литовского следовало «отдать… комиссаром ныне вскоре»[582]582
  Там же. С. 172.


[Закрыть]. Тайно встретившийся в тот же день с великими послами один из дворян литовского посольства Ян Корсак сообщил, что именно такие инструкции получили комиссары, «а болши, де, того поступатца отнюдь не велено»[583]583
  Там же. С. 173.


[Закрыть].

На следующий день, 10 октября, комиссары передали «великим» послам полный текст условий, на которых царь может быть избран будущим польским королем. Условия предусматривали, что царь при жизни Яна Казимира не должен вмешиваться во внутреннюю жизнь Речи Посполитой, что под властью царя в будущем должны сохраняться все традиционные институты и нормы права Польско-Литовского государства. На царя текст «статей» налагал следующие обязательства: «завоеванные поветы Речи Посполитой ныне тотчас уступить… как были перед войною», содействовать «успокоению» запорожских казаков, то есть их возвращению в состав Польско-Литовского государства, способствовать возвращению Ливонии в состав Речи Посполитой и вообще оказывать ей военную помощь против неприятелей[584]584
  Там же. С. 173–175.


[Закрыть].

Отчет о встречах 9 и 10 октября и текст «статей» «великие» послы немедленно отправили царю. Царь, находившийся в походе, получил эти сообщения 12 и 13 октября[585]585
  Там же. С. 207.


[Закрыть]. В сложившейся ситуации трудно было ожидать, что Речь Посполитая согласится принять русские условия мира, а средствами давления на нее русское правительство не располагало. Правда, царь и его советники предлагали «великим» послам, чтобы добиться своей цели, дать комиссарам крупную взятку («тысяч пятьдесят или шездесят и болши»), но, по-видимому, они сами слабо верили в успех такой попытки. В конечном итоге «великим» послам предписывалось, если не удастся договориться, заключить с комиссарами соглашение, которое предусматривало бы договоренность о прекращении военных действий («войне не быть») и обязательство обеих сторон не вести сепаратных переговоров о мире со Швецией. Что касается главного обсуждавшегося вопроса, царь предлагал направить в Варшаву «по зимнему пути» своих «великих» послов, чтобы в польской столице продолжить обсуждение условий избрания[586]586
  Там же.


[Закрыть].

После неудачи под Ригой перспективы дальнейшей войны со Швецией выглядели неясными. Нельзя было допустить втягивание страны в войну на два фронта. Этому должно было помешать заключение перемирия с Польско-Литовским государством. Вместе с тем для России был опасен и преждевременный выход Речи Посполитой из войны. Этому должно было помешать внесенное в соглашение обязательство сторон не заключать сепаратного мира. В сложившейся ситуации решение вопроса об условиях, на которых Алексей Михайлович мог бы занять польский трон, приходилось отложить в надежде на то, что обстоятельства в дальнейшем заставят польско-литовскую сторону принять русские предложения.

Пока подготавливались и были доставлены «великим» послам эти новые указания, под Вильно продолжались переговоры. Русская сторона полностью приняла предложения польско-литовской стороны о сохранении под властью царя всех традиционных институтов и норм, включая право свободной элекции[587]587
  Это отметил К. Бжостовский в дневнике переговоров в записи под 16/26 октября (Сборник Муханова… С. 535).


[Закрыть]. Предметом обсуждения стали вопросы о вероисповедании государя, о судьбе Брестской унии, о положении православных в Польско-Литовском государстве. В ответ на предложения русской стороны, изложенные в наказах и дополнительных инструкциях, комиссары Речи Посполитой предлагали, чтобы царь «по ссылке с папою и с патриархом» созвал собор «о соединении греческие и римские веры». В дальнейшем решение этих вопросов было отложено до рассмотрения на сейме[588]588
  Русская и украинская дипломатия… С. 181, 186. См. также записи К. Бжостовского (Сборник Муханова… С. 534–535).


[Закрыть].